Текст книги "Дзержинский"

Автор книги: Арсений Тишков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Когда все высказались, со своего места поднялся Дзержинский. Свет, падавший от настольной лампы с зеленым абажуром, делал еще более бледным его лицо. Тени резче обозначали складки вокруг рта и глубокие морщины на лбу.

– Я вижу, как вы все устали, как измучила вас непрерывная работа и оторванность от семей. И знаю, что многие из вас хотели бы поскорее вернуться домой. Поверьте, что и у меня такое же стремление. Это так естественно… Но позвольте напомнить, что Москва ожидает не нас, а хлеб от нас. От выполнения этой задачи зависит и наше возвращение.

И я хочу обратить ваше внимание на то, что сибирский хлеб и семена для весеннего сева – это не только наше спасение, но и наша опора в Генуе. На предстоящей Генуэзской конференции империалисты, безусловно, попытаются использовать наши хозяйственные затруднения, чтобы навязать Советской России кабальные условия соглашения. Чем успешнее мы с вами выполним свою задачу, тем увереннее и тверже будет позиция нашей делегации…

Феликс Эдмундович с удовлетворением наблюдал, как после этого совещания участники экспедиции заработали с новой энергией, самоотверженно. Даже старые специалисты напрягли все силы, не хотели отставать от коммунистов.

Вернулся Дзержинский в Москву только тогда, когда все семенные и мясные погрузки были полностью выполнены, а погрузка хлеба достигла размеров, не вызывающих опасения за выполнение плана перевозок.

Теперь он уже не был «желторотым». Пребывание и работа в Сибири, по собственному признанию Дзержинского, научили его больше, чем весь предшествующий год.

Он знал, что делать. Введение платности услуг и хозрасчета вывело транспорт из положения «иждивенца» государства в отрасль, приносящую доход. Аппарат НКПС был сокращен в пять раз, упразднен бюрократический аппарат линейных отделов, и вместо них созданы правления дорог, кровно заинтересованные в их хозяйственной деятельности. Это дало возможность направить непосредственно на линию большое количество специалистов, сидевших ранее в канцеляриях наркомата. За счет сокращения излишней рабочей силы была повышена заработная плата транспортников и их материальная заинтересованность. Упразднен изживший себя институт комиссаров и укреплено единоначалие. Развитие транспорта увязано с нуждами промышленности и сельского хозяйства; транспорт перестал быть «извозчиком», который возит кого угодно и куда угодно…

Все эти реформы не так-то легко было осуществить. Приходилось преодолевать косность, непонимание, неумение и нежелание работать по-новому. Даже в Коллегии НКПС Дзержинский встретил сопротивление многим своим проектам. Зато его начинания были поддержаны Центральным Комитетом партии.

Наступил январь 1924 года. XIII партийная конференция записала в своих решениях: «Транспорт находится в таком состоянии, когда он без особых затруднений способен удовлетворять все предъявляемые к нему народным хозяйством требования»[77]77
  «КПСС в резолюциях…», ч. 1, с. 789.


[Закрыть].

На поздравления товарищей Дзержинский, отвечал:

– Основой нашего возрождения является сознательное и организованное участие рабочих транспорта.

5

– Здравствуйте, товарищ председатель Главного политического управления! – приветствовал Дзержинского Уншлихт, когда Феликс Эдмундович, только что приехавший из своей сибирской экспедиции, появился на перроне.

Дзержинский, разумеется, знал о постановлении ВЦИК от 6 февраля 1922 года. Всероссийская чрезвычайная комиссия упразднена, а при Народном комиссариате внутренних дел образовано Государственное политическое управление (ГПУ). Знал и о своем назначении председателем ГПУ, а все же с непривычки как-то не сразу дошло, что эти слова относятся именно к нему; на миг даже возникло желание оглянуться, посмотреть, кто это председатель ГПУ?

– Когда готовился проект постановления, я предлагал ограничить функции ВЧК борьбой с контрреволюционными деяниями, но оставить прежнее название и карательные функции Владимир Ильич не согласился, – говорил Уншлихт, рассказывая уже в кабинете на Лубянке о прошедшей реорганизации.

Дзержинскому вспомнился IX Всероссийский съезд Советов, Ленин на трибуне и его слова:

«Чем больше мы входим в условия, которые являются условиями прочной и твердой власти, чем дальше идет развитие гражданского оборота, тем настоятельнее необходимо выдвинуть твердый лозунг осуществления большей революционной законности, и тем уже становится сфера учреждения, которое ответным ударом отвечает на всякий удар заговорщиков» [78]78
  Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 44, с. 329.


[Закрыть].

Ленин предложил подвергнуть ВЧК реформе, ограничив ее работу задачами политическими.

И, как бы продолжая свои мысли, Феликс Эдмундович ответил Уншлихту:

– Ильич, безусловно, прав. В новых, мирных условиях чрезвычайные права должны быть отменены, а значит, и само название «чрезвычайная комиссия» уже не подходит.

И еще вспомнил Дзержинский, что съезд Советов, приняв решение сузить круг деятельности ВЧК, отметил «героическую работу, выполненную органами Всероссийской чрезвычайной комиссии в самые острые моменты гражданской войны», и ее громадные заслуги в деле укрепления и охраны завоеваний Октябрьской революции.

– ГПУ должно стать достойным преемником славных дел и традиций ВЧК! – подвел итог беседе Дзержинский.

Свою работу в качестве председателя Главного политического управления Дзержинский начал с сокращения штатов.

– Поймите, товарищи, – терпеливо убеждал товарищей по коллегии Дзержинский, – сократив штаты, мы избавимся от людей, от которых и так пользы мало, сделаем наш аппарат более гибким и более качественным, не говоря уже о том, что поможем государству сократить расходы и бросить дополнительные средства в сферу производства.

– Да, но сокращение может породить волокиту, центр не сможет быстро отвечать на запросы с мест, – раздавались голоса сомневающихся.

– Значит, надо сократить бумажную переписку. Введем повсеместно институт полномочных представителей ГПУ, скажем, в пределах сложившихся экономических районов, и дадим им широкие полномочия. Пусть руководят аппаратами ГПУ ряда губерний и координируют их деятельность с учетом местных условий.

Предложения Дзержинского были приняты, и жизнь доказала, что прав был он, а не защитники разбухших штатов. Год спустя Совнарком назначит Дзержинского председателем Комиссии по пересмотру структуры всех ведомств СССР и сокращению их штатов.

Одним из первых крупных дел, проведенных ГПУ, было дело ЦК партии правых эсеров. ГПУ удалось захватить архив ЦК правых эсеров. Дзержинский сам наметил меры, как использовать документы архива для разоблачения преступной деятельности этой партии.

Пятьдесят дней продолжался открытый судебный процесс. Защищать подсудимых прибыли из-за границы известные деятели II и II½-го Интернационалов Э. Вандервельде, Т. Либкнехт, К. Розенфельд. Защиту подсудимых членов ЦК партии правых эсеров взяли на себя также и «зубры» дореволюционной адвокатуры Н. Муравьев, А. Тагор и др. Но, как они ни изощрялись, на какие провокации вместе со своими подзащитными ни пускались, ничего не вышло.

Верховный революционный трибунал установил, что ЦК правых эсеров блокировался против Советской власти с самыми реакционными элементами, организовывал шпионаж в пользу белогвардейцев, направлял членов своей партии в Красную Армию в целях ее дезорганизации, организовывал кулацкие восстания и мятежи в деревне.

Наиболее гнусным из всех преступлений, лежавших на совести ЦК ПСР, был террор против вождей революции, убийство Володарского и покушение на Ленина.

Советский суд сорвал «социалистическую» маску с отъявленных контрреволюционеров. И хотя органам ГПУ и впредь приходилось вести борьбу с эсеровским подпольем, процесс правых эсеров означал политическую смерть этой партии.

Огромное значение для дальнейшей деятельности Государственного политического управления имела резолюция XII Всероссийской конференции РКП(б) «Об антисоветских партиях и течениях».

– Теперь нам нужно особенно зорко присматриваться к антисоветским течениям и группировкам, – говорил чекистам Дзержинский. – Конференция указала нам, что «антисоветские партии и течения еще не раздавлены. Они меняют тактику и, приспособляясь к новым условиям, стремятся, опираясь на европейскую капиталистическую реакцию, обойти Советскую власть с тыла». Партия наметила целую систему мер, направленных на ускорение начавшегося процесса разложения антисоветских партий и групп, но в резолюции конференции имеется и такой пункт: «Вместе с тем нельзя отказаться и от применения репрессий не только по отношению к эсерам и меньшевикам, но и по отношению к политиканствующим верхушкам мнимобеспартийной, буржуазно-демократической интеллигенции, которая в своих контрреволюционных целях злоупотребляет коренными интересами целых корпораций и для которых подлинные интересы науки, техники, педагогики, кооперации и т. д. являются только пустым словом, политическим прикрытием».

Дзержинский остановился.

– Этот пункт, товарищи, относится непосредственно к нам, – сказал Уншлихт, поблескивая стеклышками пенсне.

– Ясно. Надо изолировать всех известных нам меньшевиков и эсеров, – предложил Самсонов.

Дзержинский внимательно посмотрел на него.

– Да, активно действующих, конечно. И особое внимание, товарищ Самсонов, обратите на меньшевиков. Они сейчас ведут широкую антисоветскую пропаганду среди рабочих, призывают к забастовкам. Но давайте при этом не забывать и другого указания конференции – о дифференцированном подходе.

И Дзержинский предложил тактическую линию ГПУ: сокрушительный удар по меньшевиствующей интеллигенции и метод убеждения по отношению к рабочим; уничтожение связей меньшевиков с заграницей и их печатной техники; чистка от меньшевиков государственного аппарата и высылка активных меньшевиков из пролетарских центров.

– Вся эта работа, – подчеркивал он, – должна проводиться совместно с партийными организациями и хозорганами.

Феликс Эдмундович упомянул хозорганы не случайно. И раньше, в письме к донецким чекистам, и теперь, когда коллегия ГПУ под его предводительством утверждала положение об экономическом управлении ГПУ, он настойчиво проводил мысль: органы ГПУ должны оказывать содействие экономическим наркоматам в выявлении и устранении дефектов в их работе.

– К борьбе с должностными преступлениями надо прежде всего привлечь самих хозяйственников. Когда надо, ГПУ должно пресекать преступления, но самая важная функция ГПУ – это информация, – говорил он.

Наступил декабрь. Чекисты готовились встретить пятилетний юбилей ВЧК – ГПУ. Позвонила из «Правды» Мария Ильинична Ульянова, попросила дать интервью. 17 декабря 1922 года запись беседы Дзержинского с корреспондентом «Правды» появилась в печати.

Феликс Эдмундович сделал краткий обзор деятельности ВЧК – ГПУ за пять лет, отметил, что только доверие рабочих и крестьян дало силы ВЧК и затем ГПУ выполнить возложенные на них задачи, и в заключение беседы заявил: «Нынешнее ГПУ и сейчас с той же энергией и преданностью делу рабочей революций и коммунизму будет добиваться доверия рабочих и крестьян для окончательной Победы над происками мировой контрреволюции и для обеспечения победы советским республикам на мирном фронте восстановления разрушенного хозяйства».

В тот же день на Красной площади Дзержинский принимал парад войск ГПУ. Феликс Эдмундович остался очень доволен. Бойцы и командиры продемонстрировали отличную строевую выучку и дисциплину. Неизвестный фотограф запечатлел его сразу после парада: Феликс Эдмундович стоит в толпе чекистов рядом с Уншлихтом, и оба улыбаются.

А вечером в Большом театре состоялось торжественное заседание коллегии ГПУ. Огромный зал был заполнен до отказа. Сотрудники Государственного политического управления, представители партийных, профсоюзных организаций, комсомольцы, зарубежные гости.

С приветственной речью выступает Председатель ВЦИК Калинин:

– Затрудняюсь говорить о роли и значении органов ВЧК, это ясно каждому рабочему и крестьянину. Органы ВЧК основательно поработали в борьбе с контрреволюцией, и не только русские рабочие и крестьяне, но и все человечество должно сказать спасибо русской ВЧК!

Слова Михаила Ивановича тут же находят подтверждение в горячих речах представителей Германской и Итальянской коммунистических партий. ВЧК – ГПУ приветствуют представители Высшего Совета Народного Хозяйства, Красной Армии. Все они отмечают выдающиеся заслуги Феликса Эдмундовича в борьбе с контрреволюцией.

Софья Сигизмундовна из зала видит, как смущен и подавлен обилием похвал ее Феликс.

– ВЧК – ГПУ своими заслугами обязаны не мне, а работе и борьбе всех чекистов! – говорит Дзержинский в ответном слове. Он снова подчеркивает значение доверия рабочих и крестьян в чекистской работе. – Это доверие пришлось завоевать долгой, упорной, самоотверженной, полной жертв борьбой, в результате которой ВЧК стала грозной защитницей рабоче-крестьянской власти!

А потом Софья Сигизмундовна услышала его слова, обращенные к чекистам:

– Кто из вас очерствел, чье сердце уже не может чутко и внимательно относиться к арестованным, то уходите из этого учреждения. Тут больше, чем где бы то ни было, надо иметь доброе и чуткое к страданиям других сердце.

Ее обрадовало, что даже в столь торжественный момент, когда все хвалят ВЧК – ГПУ за беспощадность к врагам революции, он не забывает напомнить о чуткости и гуманности.

В ознаменование пятилетия ВЧК – ГПУ был введен знак «Почетный чекист». Коллегия постановила знаком № 1 наградить Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Несколько дней спустя I съезд Советов СССР избрал Дзержинского членом Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР. Было образовано Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при Совете Народных Комиссаров СCCP. Председателем ОГПУ назначен Дзержинский, его заместителем В. Р. Менжинский.

6

Шли последние дни 1923 года. Троцкий все еще член Политбюро ЦК, народный комиссар по военно-морским делам и председатель Революционного военного совета республики. Однако делами, обуславливаемыми своими высокими партийными и советскими постами, он почти не занимался: был поглощен политическими интригами и фракционной деятельностью. Долгие годы боролся он с Лениным, пытаясь навязать партии троцкизм вместо ленинизма. И вот решил, что наконец его время настало. Ленин тяжело болен, и, по-видимому, неизлечимо. Самый подходящий момент, чтобы попытаться захватить руководство партией в свои руки.

В начале октября Троцкий обратился в Центральный Комитет с заявлением, в котором оклеветал работу Политбюро, ЦК и ЦКК. Затем последовало «заявление 46», подписанное уже не только троцкистами, но и участниками оппозиционных групп «демократического централизма», «левых коммунистов» и «рабочей оппозиции». Всех этих давно и неоднократно осужденных партией оппозиционеров объединил вокруг себя Троцкий и повел в бой против большинства Центрального Комитета, проводившего ленинскую политику.

Оппозиционеры, поставившие свои подписи под «заявлением 46», пытались натравить рядовых коммунистов на партийный аппарат, требовали свободы фракций и группировок, запрещенных X съездом партии. Письмо Троцкого и «заявление 46» троцкисты через голову ЦК стали распространять в местных партийных организациях, навязав партии новую дискуссию в столь тяжелый момент.

Положение, сложившееся в партии, 25–27 октября 1923 года обсудил объединенный Пленум Центрального Комитета и Центральной Контрольной Комиссии совместо с представителями от десяти крупнейших партийных организаций. Дзержинский возглавил комиссию по подготовке резолюции. Пленум признал выступление Троцкого глубокой политической ошибкой. Дзержинский предлагал включить в проект резолюции следующие слова: «революционным долгом всех активных работников партии является обеспечить Центральному Комитету в это трудное время полное доверие и непоколебимую поддержку».

Но и после Пленума троцкисты не унялись. Троцкий выпустил брошюру «Новый курс», в которой обвинил партийное руководство в перерождении. Его сторонники стали выступать на собраниях низовых организаций с обвинениями против ЦК. В фабрично-заводских ячейках троцкисты обычно терпели провал, но лестью и обманом («учащаяся молодежь – барометр партии») им удалось склонить на свою сторону часть вузовских организаций и членов некоторых ячеек совучреждений.

Троцкисты сделали попытку внести раскол и в парторганизацию ОГПУ.

В декабре 1923 года на собрании в партийной ячейке ОГПУ обсуждалось положение в партии. После основного докладчика слово для содоклада от оппозиции дали Преображенскому. Он демагогически призвал к единству партии, но высказался «за свободу фракций и группировок».

Большевики-чекисты дали ему дружный отпор. В конце собрания с резкой отповедью троцкистам выступил Дзержинский. Он назвал их врагами партии и заявил: «Троцкистам нет места в ОГПУ».

Троцкисты пытались найти способ дезорганизовать работу ОГПУ, коль скоро нельзя овладеть им. Шла работа над сметами всех ведомств на 1924/25 бюджетный год. Вот они и решили воспользоваться этим. Троцкист Сокольников, в то время нарком финансов, срезал смету ОГПУ на 21 процент.

Дзержинский ответил письмом в Политбюро. Напоминая о проведенном им уже сокращении аппарата и сметы ОГПУ на 20 миллионов рублей, он писал: «Тов. Сокольников, требуя сокращения сметы нашей… безусловно, подходит сейчас к вопросу политически, желая ГПУ ослабить и свести на нет, считая, что этот орган уже свое время изживает. Между тем такой уклон чреват колоссальными опасностями. Сдача позиций и отступление по линии ГПУ… безусловно, означает дальнейшее отступление… и разоружение революции».

В свое время в «Экономической газете» троцкисты приписали Дзержинскому идею сокращения металлопромышленности, закрытия ряда заводов. Он опроверг это на страницах «Правды». Однако ведь можно в рамках общего плана по созданию в стране политического кризиса закрыть несколько заводов. Тогда опровержение Дзержинского будет взято под сомнение. Закрытие заводов вызовет раздражение среди рабочих и вообще, и против Дзержинского в частности. За это взялся заместитель Председателя ВСНХ Пятаков.

С вопросом о свертывании металлопромышленности Дзержинскому еще предстояло встретиться.

7

Софья Сигизмундовна пришла с работы, проверила уроки Ясика, поужинала вместе с сыном, уложила спать и принялась приводить в порядок его одежду. Мальчик есть мальчик – то придет с оторванными пуговицами, то пятно где-нибудь посадит.

Около полуночи пришел Феликс. На нем лица не было. Молча опустился на стул, даже фуражку не снял и замер, словно окаменел.

Софья Сигизмундовна испугалась. Что с ним? Никогда еще она не видела своего мужа в таком угнетенном состоянии.

– Феликс, что с тобой?

– Владимир Ильич умер, – ответил Феликс Эдмундович, не меняя позы.

– Что ты говоришь, Феликс?

– Ленин умер, – глухо повторил Дзержинский.

Софья Сигизмундовна заплакала.

Ночью экстренно собрался Пленум ЦК. Он принял обращение ЦК РКП (б) «К партии. Ко всем трудящимся». Президиум ЦИК СССР образовал комиссию по организации похорон Владимира Ильича Ленина. Председателем комиссии назначил Дзержинского.

Шесть суток непрерывного действия. Поток делегаций в Горки, траурный поезд с телом Ильича из Горок в Москву, девятьсот тысяч людей, прошедших перед гробом Ленина в Доме союзов, подготовка Мавзолея и сами похороны – все требовало глубоко продуманной организации, четкого выполнения принятых решений.

27 января в 16 часов по московскому времени соратники Владимира Ильича внесли его останки в Мавзолей. По стране раскатились залпы артиллерийского салюта. Траурные гудки фабрик и заводов разорвали морозный воздух, на пять минут приостановилась работа на всех предприятиях и в учреждениях, замерло движение на дорогах.

Вся страна в глубоком горе и трауре провожала в последний пусть своего учителя и вождя.

Советское правительство приняло решение о бальзамировании тела Владимира Ильича Ленина. Бальзамирование было поручено группе ученых во главе с академиком В. П. Воробьевым. Впоследствии профессор Б. И. Збарский, принимавший в этом участие, издал брошюру «Мавзолей Ленина» и рассказал там, в частности, о том, какую большую моральную поддержку получили они от Феликса Эдмундовича Дзержинского, как он заботился и помогал им. «Он это выполнял с такой чуткостью, – писал Збарский, – с таким тактом, что удачными результатами нашей работы мы во многом обязаны ему».

Партия дала клятву продолжать дело Ленина. И на этом сосредоточены теперь все помыслы Дзержинского. На это направлена вся энергия.

– Мне поручают ВСНХ, – сообщил Дзержинский жене, возвратившись домой с заседания Политбюро.

– Боже мой! Еще и ВСНХ! – воскликнула Софья Сигизмундовна с неподдельным ужасом: она серьезно опасалась за здоровье мужа.

Феликс Эдмундович рассмеялся.

– Успокойся, Зосенька, от путей сообщения меня освободили.

– Но почему все-таки тебя?

– Не знаю. Во всяком случае, известную роль сыграло то, что, работая на транспорте, я, как ты знаешь, много занимался вопросами топлива и металла. Генсек вспомнил мою докладную записку в СТО о металлопромышленности и сказал, что никто якобы не знает лучше меня этот вопрос, а металлопромышленность сейчас главное в работе ВСНХ.

Софья Сигизмундовна прекрасно знала всю историю этой докладной. Железнодорожный и водный транспорт – один из главных потребителей топлива и продукции металлопромышленности. Дзержинского как наркома путей сообщения волновало, что именно эти отрасли в своем развитии значительно отставали от других отраслей промышленности. По поручению Центрального Комитета партии он принимал личное участие в восстановлении Донецкого угольного бассейна, а за изучение состояния металлопромышленности засел по собственной инициативе.

И как ни протестовала Софья Сигизмундовна, как ни возражали врачи, а весь отпуск Феликс Эдмундович посвятил изучению этого вопроса. Свою докладную записку в Совет Труда и Обороны Дзержинский направил 20 ноября 1923 года.

2 февраля 1924 года состоялось постановление Центрального Исполнительного Комитета СССР о назначении Дзержинского Председателем Высшего Совета Народного Хозяйства СССР. Одновременно он оставался председателем ОГПУ.

К этому времени страна уже добилась крупных успехов в восстановлении промышленности и сельского хозяйства. Были преодолены продовольственный, топливный и транспортный кризисы. С 1921 по 1923 год валовая продукция крупной промышленности выросла вдвое. Это радовало. Но наряду с успехами нового Председателя ВСНХ со всех сторон теснили трудности и нерешенные проблемы. Прежде всего его беспокоило отставание темпов роста металлопромышленности от других отраслей: выплавка чугуна составляла только семь, а стали – около семнадцати процентов от довоенного уровня. Одни эти цифры могли привести в уныние, а тут еще кризис сбыта из-за «ножниц» – непомерно высоких цен на промышленные товары и низких на сельскохозяйственные, стремительное обесценение бумажных денег («совзнаков»), тяжело отражавшееся на работе промышленности.

Собственно, ничего неожиданного в том, с чем пришлось столкнуться Дзержинскому, для него не было. Общее состояние промышленности, особенно тяжелое положение металлопромышленности, он знал как член ЦК и правительства. А как председатель ОГПУ получал еще и сведения от экономического управления. Но одно дело знать, а другое – нести непосредственную ответственность за правильный рост и развитие народного хозяйства огромной страны. Да, нелегко вопросы ставить, но куда труднее их разрешать!

Состояние работы аппарата ВСНХ тоже огорчало. Собственно, ВСНХ как единого штаба, руководящего народным хозяйством, проводящего единую политику, не было. Был какой-то сложный конгломерат отделов, главков, трестов и синдикатов с запутанными взаимоотношениями и неясными правами. Каждый трест и синдикат работал сам по себе. И каждый норовил все свое «счастье» использовать для себя, а «несчастье» переложить на государство, требуя дотаций, субсидий, кредитов, высоких цен.

Феликс Эдмундович поделился своими впечатлениями с начальником объединения «Грознефть» И. Косиором. В начале письма шло несколько деловых соображений и советов по работе «Грознефти», а затем: «Я мечтаю о том, – писал Дзержинский, – чтобы все наши руководители основных трестов, каждый будучи на своем посту, представляли единое целое – единую государственную линию, единую государственную цель, единый блок во главе со мной, раз я назначен Председателем ВСНХ».

В этом же письме Дзержинский просил Косиора посылать ему оценку центрального аппарата ВСНХ, «как он Вам виден по своей работе, по «Грознефти», ибо «смотреть глазами своего аппарата – это гибель для руководителя».

Косиор несколько раз перечитал письмо. Такое начальство не часто встретишь. Не грозит, не требует, а советует, подсказывает, а главное – небывалая вещь! – просит у нижестоящего звена оценки деятельности руководимого им самим аппарата. Необыкновенный все-таки человек Дзержинский!

Утром Феликс Эдмундович прошел к себе в кабинет. Сотрудники секретариата ВСНХ переглянулись и дружно вынули часы. Они привыкли сверять их по Дзержинскому. Как бы поздно он ни ушел накануне, а ровно в девять появлялся в ВСНХ. Чайванов – после Сибири Дзержинский назначил его управляющим делами ГПУ, а теперь взял с собой в ВСНХ – прошел за ним в кабинет и вскоре вернулся с пачкой записок в руках. Это были «ночные» записки с запросами и поручениями разным работникам ВСНХ, составленные Дзержинским ночью в ОГПУ. «Дневные», к работникам ВСНХ или ОГПУ, писались здесь, в ВСНХ, или в Кремле на заседании Совнаркома или СТО. Поэтому эти записки-задания чекисты получали зачастую на бланках ВСНХ, и, наоборот, хозяйственники – на листочках блокнота со штампом ОГПУ.

– Возьмите на контроль, – неизменно говорил он Чайванову, передавая ему очередную партию «ночных».

– Будет сделано, – отвечал Чайванов. – А это оправки, которые вы требовали к сегодняшнему дню. Невыполненных заданий нет. – И Чайванов передавал папку с документами Дзержинскому.

Бывали случаи и невыполненных заданий. Тогда Чайванов докладывал, по чьей вине и по какой причине поручение Дзержинского оказалось не выполненным к указанному сроку. Впрочем, такие случаи встречались редко. Требовательность, точность и пунктуальность нового Председателя ВСНХ были известны всем.

К работе в ВСНХ он приступил 11 февраля после сдачи дел по НКПС новому наркому путей сообщения, старому товарищу по каторге Яну Эрнестовичу Рудзутаку. Все время, пока шла передача дел, Дзержинский думал о предстоящей работе. И чем больше думал, тем яснее для него становилось, что главное, за что надо взяться в первую очередь, это политика цен. Владимир Ильич завещал крепить смычку рабочего класса и крестьянства как основу диктатуры пролетариата. Высокие цены на промышленные товары и низкие на продукты сельскохозяйственного производства подрывают союз рабочего класса и крестьянства. Эти так называемые «ножницы» есть не что иное, как выражение линии Троцкого на индустриализацию за счет разорения крестьянства. Разумеется, большинство хозяйственников вовсе не были троцкистами; вздувая цены, они преследовали свои узковедомственные интересы, не умели взглянуть на дело в общегосударственном масштабе.

Через три дня на заседании Президиума ВСНХ рассматривался план на 1924/25 год. Дзержинский, к удивлению многих, большую часть своей речи посвятил не плану, а политике цен, убеждая присутствующих в необходимости снижения отпускных цен в промышленности.

– А рентабельность?! – раздалась реплика.

– Ваша рентабельность бумажная. Она только в ваших отчетах. А на деле товары лежат нереализованными, по нескольку месяцев не можете выплатить зарплату рабочим, и кое-где дело доходит уже до забастовок. Я не говорю уже о том, что крестьянин не в состоянии купить вещи, в которых он крайне нуждается. Кому нужна такая «рентабельность»? – резко ответил Дзержинский.

Теперь это уже пройденный этап. Потребовались, правда, новые решения партии и правительства, но цены на промышленные товары были резко снижены, затоваривание, больно ударившее по самой промышленности, ликвидировано. Все же приходится держать цены под пристальным контролем. Эта капризная экономическая категория все время проявляет нездоровую тенденцию к росту.

Государству удалось наконец ввести новую твердую денежную систему. Исчезли «лимончики», как народ презрительно окрестил денежные знаки с обозначением на них миллионов рублей, и на смену им пришел червонный рубль, базирующийся на золотом обеспечении.

При проведении денежной реформы произошел такой случай.

Дзержинскому доложили, что в стране не хватает меди для изготовления разменной монеты. Так выходило по разным сведениям и сводкам. Тогда по его приказу на базы, склады и предприятия, всюду, где могла оказаться медь, направились уполномоченные экономического управления ОГПУ. Медь была найдена. Даже более того, чем требовалось.

А сейчас разгорелась битва за металл, точнее, за восстановление и развитие металлургии и машиностроения.

Дзержинский раскрыл свою заветную тетрадь, где были выписаны высказывания Ленина и выдержки из партийных решений по промышленности, и прочел: «…без спасения тяжелой промышленности, без ее восстановления мы не сможем построить никакой промышленности, а без нее мы вообще погибнем, как самостоятельная страна…

Тяжелая индустрия нуждается в государственных субсидиях. Если мы их не найдем, то мы, как цивилизованное государство, – я уже не говорю, как социалистическое, – погибли» [79]79
  Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.45, с. 287–288.


[Закрыть].

Впрочем, к тетради Дзержинский мог бы и не прибегать. Эту цитату из речи Ленина на IV конгрессе Коммунистического Интернационала он знал наизусть. Но величайшее уважение к памяти Ильича заставляло его всякий раз, когда он обращался к нему, не доверять своей памяти, а вновь и вновь вчитываться в ленинские строки. Кроме того, Дзержинскому казалось, что так ему легче удастся проникнуть в глубины ленинской мысли.

Партия неуклонно следовала ленинским курсом. XIII партийная конференция выдвинула вопрос о металлопромышленности на первый план. XIII съезд партии, подтвердив решения конференции, признал поднятие металлургии «важнейшей задачей наступающего периода». «Наладить производство средств производства внутри Союза означает создать действительно прочную базу для социалистического хозяйства и в значительной степени освободить себя от необходимости передачи больших заказов за границу». И еще: «…сделать все возможное для проведения в жизнь всего плана электрификационных работ[80]80
  Речь идет о плане ГОЭЛРО – генеральном плане электрификации России, принятом при жизни В. И. Ленина.


[Закрыть], имеющих такое громадное значение для упрочения нашего хозяйства и тем самым – для упрочения социализма»[81]81
  «КПСС в резолюциях…», изд. 7-е, ч. 1, с. 819.


[Закрыть].