355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Арсений Тишков » Дзержинский » Текст книги (страница 18)
Дзержинский
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 00:13

Текст книги "Дзержинский"


Автор книги: Арсений Тишков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

– По-моему, – забасил Лацис, – последнюю часть, где говорится, против кого будут приняты суровые меры, можно объединить с первым абзацем, а все эти «во имя» и прочая лирика и сантименты вовсе не нужны.

– Вероятно, вы, Мартин Янович, не поняли смысл нашего обращения, – взволновался Дзержинский, – это не «лирика и сантименты», а, если хотите, морально-политическое кредо ВЧК. Народ должен знать, что террор и жестокость – не наш метод, знать, во имя чего мы принуждены прибегать к суровым мерам. Именно это и есть главное в обращении.

Большинство поддержало Дзержинского. Утром кучки людей, толпившихся у свежих, расклеенных на афишных тумбах и стенах газет, читали обращение ВЧК, подписанное Дзержинским. Одни со злобой и страхом, другие с удовлетворением и надеждой.

Прошло около двух месяцев. Дзержинского вызвал Ленин.

Феликс Эдмундович вошел в кабинет через «будку» – так называли сотрудники Совнаркома комнату за кабинетом Ленина, где размещался коммутатор Кремля и телеграфные аппараты, по которым Владимир Ильич мог в любую минуту связаться с командующими фронтами или губернскими властями. Правом прохода через «будку», минуя приемную Совнаркома и обязательный доклад секретаря, пользовались только Свердлов и Дзержинский. Аппаратная напоминала о том, что нет уже дорогого друга и товарища Якова Михайловича. Он умер 16 марта от крупозного воспаления легких.

Владимир Ильич стоял у открытого окна и, казалось, наслаждался ароматом майской зелени. Но когда он обернулся и Дзержинский увидел его усталое, озабоченное лицо, стало ясно, что Ильичу сейчас не до красот природы и что мысли его были где-то далеко от Кремля.

Поздоровались. И Ленин увлек Дзержинского к большой, висевшей на стене карте. На ней синими и красными флажками было отмечено наложение советских и белогвардейских войск. Взгляд Владимира Ильича остановился у Петрограда, где синие флажки были воткнуты в точки с обозначениями: 15 мая – Гдов, 17 мая – Ямбург, 25 мая – Псков.

– Вся обстановка белогвардейского наступления на Петроград заставляет предполагать наличие в нашем тылу, а может быть, и на самом фронте организованного предательства, – говорил Владимир Ильич, указывая на карту, – я уж написал об этом в Питер, Сталину, и попросил его принять экстренные меры для раскрытия заговоров, но ему нужно помочь. Прошу вас, Феликс Эдмундович, командировать туда, и как можно быстрее, опытных и энергичных ответственных товарищей из ВЧК.

– Я уже направил туда товарища Петерса. Завтра же командирую Кедрова с группой работников Особого отдела. Петерс, как мой заместитель, будет координировать работу чекистских органов в армии, в губернии, на транспорте и руководить всеми операциями.

Ленин просил Дзержинского взять работу петроградских чекистов и направленных из Москвы товарищей под свой личный контроль и предложил вместе подписать обращение к населению.

Воззвание начиналось энергичным «Смерть шпионам!», затем краткое, по-военному, изложение обстановки и задачи. Дзержинскому особенно врезалась в память концовка: «Все сознательные рабочие и крестьяне должны встать грудью на защиту Советской власти, должны подняться на борьбу с шпионами и белогвардейскими предателями. Каждый пусть будет на сторожевом посту – в непрерывной, по-военному организованной связи с комитетами партии, с ЧК, с надежнейшими и опытнейшими товарищами из советских работников» [46]46
  См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. т.38, с.399


[Закрыть]
.

Феликс Эдмундович взял ручку и молча подписался. Он не хотел изменять ни одной ленинской строки.

Предвидение Ленина о наличии в Петрограде контрреволюционного заговора вскоре подтвердилось. 13 июня 1919 года в фортах Красная Горка, Серая Лошадь и Обручев вспыхнул мятеж. Быстрыми и решительными ударами с моря и с суши в ночь на 16 июня мятеж был подавлен.

По плану заговорщиков мятеж на Красной Горке должен был послужить сигналом к восстанию в Кронштадтской крепости и в самом Петрограде. Но агенты Антанты просчитались. Чекисты, руководимые Петерсом и Кедровым, сумели в короткий срок выявить и взять под свой контроль нити заговора и в ночь на 14 июня нанесли упреждающий удар. Были арестованы главари заговора в Кронштадте и на кораблях Балтийского флота, а при массовых обысках и облавах, проведенных совместно с отрядами рабочих в буржуазных кварталах Петрограда, удалось изъять 7 тысяч винтовок, более 140 тысяч патронов, 600 револьверов и много другого оружия, уже вынесенного из тайных складов и подготовленного к действию. Одновременно оказались под арестом и многие контрреволюционеры.

Очищенная от заговорщиков и шпионов, пополненная свежими войсками, коммунистами, комсомольцами и тысячами рабочих, прибывших из Петрограда и других городов, 7-я Красная Армия 21 июня перешла в наступление и отбросила белогвардейцев от Петрограда.

События в Петрограде, наступление Деникина на юге и контрреволюционные мятежи в других, местах вынуждали партию и Советское правительство принимать решительные меры для поддержания порядка в тылу Красной Армии и, в частности, все шире распространять военное положение.

22 июня 1919 года ВЦИК опубликовал декрет «Об изъятии из общей подсудности в местностях, объявленных на военном положении», в подготовке которого деятельное участие принимал Дзержинский. В декрете перечислялись наиболее опасные преступления (принадлежность к контрреволюционной организации и участие в заговоре против Советской власти, государственная измена, шпионаж, диверсии, бандитизм и др.), изымавшиеся из общей подсудности. Чрезвычайным комиссиям предоставлялось «право непосредственной расправы (вплоть до расстрела)» за перечисленные в декрете «доказанные преступные деяния».

На следующий день Дзержинский разослал приказ всем губчека.

«…С изданием настоящего декрета, – писал он, – на ЧК возложены более чем когда-либо тяжелые задачи – очистка Советской республики от всех врагов рабоче-крестьянской России… Все явные и скрытые враги Советской России должны быть на учете ЧК и при малейшей попытке повредить революции должны быть наказаны суровой рукой…

Вместе с этим ВЧК считает нужным указать, что суровое наказание ждет всех тех, кто вздумает злоупотреблять предоставленными ЧК правами. За применение прилагаемого декрета к каким-либо лицам в корыстных целях виновные будут расстреливаться. Ответственность за правильность проведения приложенного декрета возлагается на местные коллегии ЧК в целом и на председателей в частности».

4

Дзержинский разбирал утреннюю почту. В письме, присланном из Петрограда, говорилось о том, что член коллегии губчека Д. Я. Чудин вступил в интимную связь с некой Свободиной-Сидоровой. За «любовь» приходилось платить. И Чудин по ходатайствам Свободиной-Сидоровой освободил из-под ареста ее сожителя спекулянта Дрейцера, а затем спекулянтов Эменбекова, Баршанского, Розенберга, с которых Свободина-Сидорова получила за свое заступничество перед ЧК крупные взятки.

Дзержинский пригласил Петерса:

– Яков Христофорович, вы недавно вернулись из Петрограда. Что вы можете сказать о Чудине?

– Коммунист, хороший работник, отлично действовал, когда мы проводили массовые операции в Петрограде в период мятежа на Красной Горке.

– Прочтите это. – Дзержинский передал Петерсу письмо.

– Невероятно! – воскликнул Петерс, ознакомившись с его содержанием. – А вы не допускаете, Феликс Эдмундович, что это клевета?

– К сожалению, похоже на правду. Много конкретных данных, которые легко проверить. Клеветники так не поступают.

И Дзержинский отправился в Петроград, чтобы лично разобраться с этим делом.

Чудин молча сел на предложенный стул, прочел письмо, взглянул в глаза Дзержинскому и сразу отвел свои.

Феликс Эдмундович испытующе смотрел на Чудина. Готовясь к этой встрече, он все еще надеялся, что Чудин возмутится и опровергнет обвинения, но в его мимолетном взгляде Дзержинский не прочел ничего, кроме тоски.

– Правда?

– Правда, – ответил Чудин.

– Оружие на стол!

Чудин покорно снял ремень с кобурой, положил перед Дзержинским.

Феликс Эдмундович почувствовал отвращение к этому человеку с посеревшим лицом и опустившимися плечами. Начинала душить тяжелая волна гнева. Но вспылить, разрядиться гневом нельзя. Перед ним сидел арестованный, и служебный долг повелевал быть с ним «гораздо вежливее, чем даже с близким человеком» (Дзержинский помнил свои инструкции).

Усилием воли Дзержинский заставил себя продолжать допрос.

Пока Дзержинский допрашивал Чудина, были арестованы Свободина-Сидорова и освобожденные Чудиным спекулянты. Показаниями обвиняемых и всеми обстоятельствами дела вина Чудина была установлена с полной несомненностью. Комиссия в составе трех членов ВЧК и трех членов Петроградской губчека под председательством Дзержинского единогласно постановила: Д. Я. Чудина расстрелять.

В приговоре Дзержинский записал: «…вина Чудина усугубляется еще тем, что он, состоявший несколько лет в рядах Коммунистической партии и занимавший такой ответственный пост, как пост члена Чрезвычайной комиссии, не мог не понимать, как предательски он нарушает интересы партии и злоупотребляет доверием своих товарищей по ЧК».

Приговор подписан и объявлен обвиняемому. Увели Чудина, разошлись по своим делам члены комиссии. Дзержинский остался один.

Тяжело подписывать смертный приговор, брать на себя ответственность за лишение человека жизни. Вдвойне тяжело приговорить к высшей мере наказания того, кто еще вчера был твоим товарищем по партии, по работе…

Да, трудна и опасна работа чекистов, и соблазны встречаются перед ними на каждом шагу. Тогда, когда они, сами голодные, находят при обыске запрятанное продовольствие или драгоценности, или когда контрреволюционеры и спекулянты сулят им крупные взятки, или, наконец, вот так, как получилось у Чудина. Надо бы написать по этому поводу хорошее письмо всем чрезвычайным комиссиям.

И Дзержинский тут же, пока не прошла острота мыслей, набрасывает черновик:

«…Чтобы чекист мог выполнить свои обязанности и оставаться твердым и честным на своем пути, для этого необходима постоянная товарищеская поддержка и защита со стороны председателя, членов коллегии, заведующих отделами и т. п. Чекист может только тогда быть борцом за дело пролетарское, когда он чувствует на каждом шагу себе поддержку со стороны партии и ответственных перед партией руководителей. Но, с другой стороны, слабые на искушения товарищи не должны работать в ЧК…

Чтобы выполнять свои обязанности для революции, чтобы быть в состоянии защищать и оказывать поддержку своим сотрудникам в их тяжелой борьбе, для этого ЧК должна беспощадно и неуклонно отбрасывать от себя слабых и наказывать жестоко совершивших преступление».

В Москве надо будет обязательно посоветоваться с Ксенофонтовым. Иван Ксенофонтович человек большой души, пусть он первый из членов коллегии скажет свое слово. И на документе Дзержинский приписал: «Тов. Ксенофонтову. Ваше заключение, нужен ли такой циркуляр. Ф. Д.».

Под утро пришел комендант, доложил об исполнении приговора. Вместе с Чудиным были расстреляны соучастники его преступлений Свободина-Сидорова и Дрейцер.

5

Перед Дзержинским лежало дело «Национального центра». Сегодня ночью ВЧК приступит к ликвидации этой контрреволюционной организации, и Феликс Эдмундович еще раз изучает материалы; надо все заранее взвесить и предусмотреть, чтобы в ходе операции не дать врагу ускользнуть или уничтожить улики.

Вошел секретарь.

– Феликс Эдмундович, в бюро пропусков Жилин Иван Яковлевич, просится к вам.

«Жилин. Что-то очень знакомое». И вдруг вспомнилось: Нолинск, «среды» в светелке у Николевой.

– Пусть пройдет!

Через несколько минут Дзержинский шел навстречу старому товарищу по первой своей ссылке. Обнялись, расцеловались. Феликс Эдмундович усадил Жилина у стола, сам сел напротив.

Как изменился Иван Яковлевич! Постарел, похудел, вид болезненный. Встретил бы на улице, вероятно, не узнал бы этого удалого гитариста и запевалу.

– Я к тебе за помощью, – взволнованно заговорил Жилин, – помнишь, с чего начинается письмо ЦК «Все на борьбу с Деникиным!»? Там написано: «Наступил один из самых критических, по всей вероятности, даже самый критический момент социалистической революции» [47]47
  См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. т.39, с.44


[Закрыть]
. Это Ильич написал, нам-то с тобой известно, что он автор этого письма.

Дзержинский вопросительно посмотрел на Жилина, силясь понять, какой помощи ждет от него Иван Яковлевич и при чем тут письмо ЦК.

– Так вот, – продолжал Жилин, – в этот критический момент меня не хотят взять в армию. Врачи, видите ли, признают негодным к военной службе! Это в то время, когда деникинцы топчут мою родную воронежскую землю!

– Но я же не доктор, – возразил Дзержинский. – Может быть, тебе и в самом деле нельзя на фронт.

– Чепуха! Работать могу, значит, и воевать тоже сумею не хуже других. Да я здесь скорее помру, а там если и погибну, так с музыкой! – И Дзержинский увидел, как по-молодому озорно сверкнули глаза Жилина.

Феликсу Эдмундовичу было близко и понятно стремление старого подпольщика. Дела на Южном фронте были пока плохи, и партия напрягала все силы, чтобы остановить врага, рвущегося к Москве.

– Так ты, Иван Яковлевич, говоришь, что сам из Воронежа?

– А как же! Всю молодость там провел. И в партию там вступил, и в ссылку в девяносто восьмом оттуда пошел, – отвечал Жилин.

– Нам как раз нужен начальник особого отдела в 8-ю армию, она действует на Воронежском направлении. Пойдешь?

– В 8-ю армию с удовольствием. Но почему так сразу начальником? У меня же никакой подготовки к вашей работе нет.

– Ну это ты брось. Мы с тобой, Иван Яковлевич, одну школу проходили – тюрьмы и ссылки. Могу тебе по секрету признаться, подготовка неплохая. По своему опыту знаю.

– А кто же будет моим непосредственным начальником? – поинтересовался Жилин.

– Я, – ответил Дзержинский. – Вот только что перед твоим приходом фельдъегерь привез.

И Феликс Эдмундович передал Жилину приказ Реввоенсовета республики от 27 августа 1919 года о своем назначении председателем Особого отдела ВЧК.

– После прорыва фронта 14-й армии и выхода в наши тылы казачьего корпуса генерала Мамонтова Центральный Комитет признал необходимым, чтобы я, как член ЦК и председатель ВЧК, возглавил и Особый отдел, – пояснил Дзержинский.

– Ну в таком случае согласен! – Жилин шутливо развел руками. Дзержинский снова заметил озорные искорки в его глазах и узнал прежнего, нолинского Жилина.

– Прекрасно! Сегодня же постараюсь провести твое назначение через Оргбюро.

– Последний вопрос, и я не буду больше отнимать твое драгоценное время, – сказал Иван Яковлевич, поглядывая на висевший за спиной у Дзержинского плакат: «Дорога каждая минута». – Когда ехать и у кого я могу получить инструктаж о своих задачах и организации работы?

– Задачи в общей форме определены в том же письме ЦК, с которого ты сам начал наш разговор. – Дзержинский взял лежавший на столе четвертый номер «Известий ЦК РКП (б)», нашел нужную страницу и прочел: – «Наше дело – ставить вопрос прямо. Что лучше? Выловить ли и посадить в тюрьму, иногда даже расстрелять сотни изменников из кадетов, беспартийных, меньшевиков, эсеров, «выступающих» (кто с оружием, кто с заговором, кто с агитацией против мобилизации, как печатники или железнодорожники из меньшевиков и т. п.) против Советской власти, то есть за Деникина? Или довести дело до того, чтобы позволить Колчаку и Деникину перебить, перестрелять, перепороть до смерти десятки тысяч рабочих и крестьян? Выбор не труден.

Вопрос стоит так и только так»[48]48
  См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. т.39, с.61


[Закрыть]
.

Ну а подробный инструктаж получишь перед отъездом. Кстати, – продолжал Дзержинский, – Особый отдел ВЧК собирается сегодня ночью навестить одного кадета. Приходи сюда к 10 часам вечера, поедем вместе. Вот и получишь первый наглядный инструктаж.

В половине десятого Иван Яковлевич был уже в приемной председателя ВЧК. Решил, что лучше подождать, чем опоздать.

– Садитесь, товарищ Жилин, – приветливо встретил его секретарь. – Феликс Эдмундович на заседании коллегии Народного комиссариата внутренних дел, но к 10 часам обещал обязательно приехать.

Секретарь, видимо, был предупрежден Дзержинским о приходе Жилина.

– Достается вашему председателю, – говорил Жилин, устраиваясь на диване, – член Центрального Комитета и Оргбюро, член Президиума ВЦИК, народный комиссар внутренних дел, председатель ВЧК, а теперь еще и председатель Особого отдела. Как только успевает!

– Прибавьте еще: председатель Московской губернской чрезвычайной комиссии, участие в работе Совнаркома, Совета Обороны, ЦИК польских групп и в различных комиссиях. И, представьте, успевает, – улыбнулся секретарь.

Разговор был прерван появлением Дзержинского. Он быстрым шагом прошел в кабинет, пригласив с собой Жилина.

– А мы только что говорили о твоих многочисленных обязанностях, – сказал Жилин.

– В ближайшие дни к ним прибавится еще одна: член Комитета обороны города Москвы и Московского укрепрайона, – ответил Дзержинский. – А как я с ними справляюсь, – предвосхищая вопрос, продолжал он, – так ведь я не один работаю. У меня много прекрасных помощников, надо только их правильно использовать. Взять, к примеру, членов коллегии ВЧК. Петерс умница, хороший организатор, волевой человек. Он у нас ударная бригада ЧК, если хочешь, пожарная команда, бросаем туда, где горит – то в Киев, то в Петроград. В Москве он возглавляет объединенный штаб по борьбе с контрреволюцией, а сейчас, вероятно, придется направить в Тульский укрепрайон; второй мой зам Ксенофонтов, человек исключительного трудолюбия, исполнителен до педантичности. Мне часто приходится отсутствовать, то в отъездах, то на различных заседаниях; Ксенофонтов всегда на месте, все нити от различных звеньев аппарата ВЧК сходятся к нему. Он подлинный начальник штаба ВЧК, любой вопрос, который ему поручишь, разработает досконально; Лацис – этого медведя посылаем туда, где нужна твердая рука. Владимир Ильич считает Лациса надежнейшим и преданнейшим товарищем; по его предложению Лацис в прошлом году был назначен председателем ЧК на чехословацком фронте, а сейчас мы его послали на Украину, там, как вы знаете, кишмя кишат банды. Лацис может иногда перегнуть палку, но, если вовремя поправить, прекрасный работник, – добавил, немного подумав, Дзержинский.

– Или вот Уралов, один из самых молодых членов коллегии. Энергичный, грамотный работник. Колчака мы бьем и гоним. В ближайшее время освободим Урал и Сибирь. Там предстоит огромная работа по организации местных ЧК и вылавливанию остатков белогвардейщины. Вот и пошлем туда уполномоченным ВЧК Уралова и дадим ему широкие права, не может же он оттуда по всякому вопросу испрашивать санкцию ВЧК.

Раздался телефонный звонок. Из телефонной трубки донеслось: «Гость пришел».

– Пора! – сказал Дзержинский.

Через несколько минут автомобиль остановился в начале Трубного переулка, а Дзержинский и Жилин, встреченные чекистами, направились к дому на углу Трубного и Неопалимого переулков.

Хозяин дома (и еще многих домов) Николай Николаевич Щепкин, или «дядя Кока», как его называли в своей конспиративной переписке белогвардейцы, видный деятель кадетской партии, бывший член Государственной думы, а ныне председатель контрреволюционной организации «Национальный центр», принимал Павла Марковича Мартынова, игравшего роль связного между ним и курьером, прибывшим из Екатеринодара[49]49
  Ныне Краснодар.


[Закрыть]
от Деникина.

Когда в доме неожиданно появились чекисты, Щепкин еще не успел извлечь из тайника материалы, подготовленные для отправки в штаб белых. По заведенному порядку Мартынов сначала докладывал «дяде Коке» о том, как прошла предыдущая передача.

Увидев Дзержинского, Щепкин вначале побелел от испуга, но, вспомнив, что улик в доме нет никаких, а тайник надежный, пришел в себя и не без злорадства наблюдал за ходом обыска.

И действительно, тщательный обыск в доме и личный обыск Щепкина и Мартынова ничего не дали. Дзержинский нервничал. Почта должна быть здесь, об этом косвенно свидетельствует и появление Мартынова, роль которого чекистам была известна, а найти не могут. Шло время, Щепкин держался все более самоуверенно, разыгрывал оскорбленную невинность, а Мартынов, если бы и хотел, не мог ничего сказать, так как действительно не знал, где хранятся документы.

Феликс Эдмундович, взяв с собой двух сотрудников, вышел во двор. Вышел за ним и Жилин. Осмотрели все карнизы, наличники и подоконники, заглянули под крыльцо и тоже ничего не нашли. И тогда взгляд Дзержинского задержался на поленнице дров. Поленница как поленница, по краям дрова сложены в клетку, посередине лежат ровно и плотно до самого верха. Видно, что из этой поленницы дров не берут, заботливый хозяин приготовил эти дрова к зиме. Но почему в таком случае на траве угадывается еле заметная стежка-тропочка, ведущая к правой стороне поленницы? Дзержинский подошел к дровам, к тому месту, куда подвели следы, дернул за полено, и… оно оказалось значительно короче других.

– Разобрать! – приказал Дзержинский.

Не прошло и минуты, как из устроенного в дровах тайника была извлечена железная шкатулка с документами.

Увидев Дзержинского со шкатулкой в руках, «дядя Кока» опустил голову. Самоуверенность куда-то улетучилась, и он без препирательств подписал протокол обыска.

На Лубянке Дзержинского и Жилина дожидались Варлаам Александрович Аванесов и сотрудник Особого отдела ВЧК Федор Тимофеевич Фомин. Они только что прибыли с обыска у другого главаря «Национального центра», А. Д. Алферова.

– Вот, Феликс Эдмундович, наши трофеи, – докладывал Аванесов, – это список, по-видимому, членов организации. Я обнаружил его внутри пресс-папье, между крышкой и корпусом. А это товарищ Фомин нашел в старых брюках Алферова. – С этими словами Аванесов передал Дзержинскому записную книжку арестованного. – А какой фокус в ней содержится, пусть Фомин сам расскажет.

– Взгляните, Феликс Эдмундович, в книжке среди других попадаются такие записи: «Виктор Иванович – 452 руб. 73 коп.», «Владимир Павлович – 435 руб. 53 коп.» и другие в том же духе. Не то Алферов им должен, не то они ему должны. Странным мне показались эти кредитные операции, да и фамилий почему-то нет, на код похоже.

Тут Фомин приостановился, осмотрел всех и выложил свой «фокус»:

– Для проверки я взял да отбросил все рубли и копейки и попросил телефонистку соединить меня с номером 4-52-73. Отзывается Виктор Иванович, прошу его срочно приехать к Алексею Даниловичу. Приехал. Остальных решили пока не трогать.

Феликс Эдмундович внимательно рассмотрел маленький листок тонкой бумаги, на котором мелкими буквами были написаны фамилии и инициалы, увидел среди них несколько уже знакомых ему по материалам ВЧК, полистал записную книжку, и лицо его просияло:

– Теперь они все в наших руках!

Содержание шкатулки, найденной у Щепкина, тоже представляло большой интерес. Там были письма, полученные от членов «Национального центра» Н. И. Астрова, В. Степанова и князя Долгорукова, состоявших при штабе Деникина, и ответные письма Щепкина, касающиеся состояния организации и планов заговорщиков в Москве, Найденные в шкатулке свежие сведения о составе, дислокации, вооружении Красной Армии и стратегических планах советского командования, подготовленные к отправке в штаб Деникина, Дзержинский распорядился направить на заключение в Реввоенсовет.

Вскоре пришел ответ. В своем заключении член Реввоенсовета республики Сергей Иванович Гусев подтвердил большую точность сведений, собранных белогвардейскими шпионами. Сведения о состоянии артиллерии Южного фронта расходились со сводкой, имевшейся в Реввоенсовете, всего на четыре орудия да немного не совпадали по калибрам. Но еще «неизвестно, чьи сведения ближе к истине», писал Гусев, официальные советские или шпионские.

Сергей Иванович Гусев, работавший вместе с Дзержинским в Московском комитете обороны, не ограничился направлением в Особый отдел ВЧК официального заключения. Он поздравил Феликса Эдмундовича с крупной победой.

– Трудно себе представить все ужасные последствия, – говорил он, – если бы эти сведения попали к Деникину!

Аресты и материалы, изъятые у членов «Национального центра», повели к раскрытию связанной с ним крупной военной контрреволюционной организации – «Штаба добровольческой армии Московского района». Члены военной организации «Национального центра» работали на руководящих постах во Всероссийском Главном штабе Красной Армии и во многих военных, учреждениях и школах.

Кроме снабжения Деникина шпионскими сведениями, заговорщики ставили своей целью поднять восстание и открыть фронт Деникину.

– Они надеялись захватить Москву хотя бы на несколько часов, завладеть радио и телеграфом, оповестить фронты о падении Советской власти и вызвать, таким образом, панику и разложение в армии, – докладывал Дзержинский Московской городской конференции РКП (б) 24 сентября 1919 года.

– Они предполагали начать выступления в Вешняках, Волоколамске и Кунцеве, отвлечь туда силы, а затем уже поднять восстание в самом городе… Они были настолько уверены в победе, что заготовили даже целый ряд воззваний и приказов…

Указав далее на недочеты в работе советского аппарата, выявленные следствием, Феликс Эдмундович закончил доклад словами:

– Успешность нашей борьбы с заговорами возможна, если все намеченные меры встретят поддержку со стороны каждого партийного товарища в повседневной жизни.

Конференция подтвердила все постановления Комитета обороны и одобрила его политику. «Вместе с тем, – говорилось в резолюции, – конференция приветствует ВЧК за ее энергичную деятельность в деле уничтожения контрреволюционных гнезд в сердце революции».

Веселый и оживленный вернулся Дзержинский с конференции. Рассказал товарищам о новой высокой оценке деятельности ВЧК. Радовало и письмо с фронта, полученное от Жилина. Иван Яковлевич писал о том, что разгром белогвардейцев в Москве в момент, когда деникинцы ведут наступление на Орел и Воронеж, нашел живой отклик на фронте: прекратились панические разговоры о предательстве в штабах, те из военспецов, которые чуть ли не в открытую занимались саботажем, опустили хвосты, стараются изо всех сил, доказывая свою лояльность; политработники используют газетные сообщения о ликвидированных ВЧК заговорах для поднятия боевого духа и дисциплины в войсках.

Жилину особенно понравилось одно место в опубликованном в газетах обращении ВЧК «Ко всем гражданам Советской России»: «Рабочие! Посмотрите на этих людей! Кто собрался вас продать и предать? Тут и кадетские домовладельцы, и «благородные» педагоги со шпионским клеймом на лбу, офицеры и генералы, инженеры и бывшие князья, бароны и захудалые правые меньшевики. Князь Андронников, друг Распутина и Николая, обвинявшийся в германском шпионаже, кадет Щепкин, председатель «Национального центра», генерал Махов, барон Штремберг и меньшевик Розанов, попавший в засаду на квартире истинно русского шпиона Вильгельма Штейнингера, – все смешалось в отвратительную кучу разбойников, шпионов, предателей, продажных слуг английского банка…»

«Узнаю твою руку, дорогой Феликс Эдмундович. Это ведь прямо поэма в прозе, а ты еще в Нолинске слыл поэтом» – так Иван Яковлевич заканчивал свое письмо.

6

Огромной силы взрыв разрушил особняк графини Уваровой в Леонтьевском переулке, где помещался Московский комитет Российской Коммунистической партии. Бомба была брошена прямо в зал заседаний, где в тот момент проходило собрание партийного актива, лекторов и агитаторов.

Дзержинский с группой чекистов прибыл к месту взрыва одним из первых. Пожарные уже тушили пламя. Поднятая по тревоге дежурная часть батальона ВЧК устанавливала оцепление, оттесняла толпу зевак.

Феликс Эдмундович обошел здание. Фасад со стороны Леонтьевского пострадал сравнительно мало, но зато от половины дома, выходившей на Чернышевский переулок, почти ничего не осталось. В полу зала заседаний зияла огромная брешь, две толстые балки переломаны, железная крыша сорвана и отброшена в сад, туда же вывалилась вся задняя стена дома.

Прервав заседание, прибежали в Леонтьевский депутаты пленума Моссовета и включились в спасательные работы.

Мимо Дзержинского несли убитых и раненых. Мелькнули знакомые черты. Феликс Эдмундович остановил носилки. Сомнений не было, на них лежал изуродованный труп секретаря Московского комитета партии Загорского. Еще один товарищ пал от руки врага. Дзержинский особенно сдружился с Загорским за время совместной работы в Комитете обороны. Только вчера Владимир Михайлович выступал на конференции с обзором деятельности Московского комитета обороны, а сегодня…

Чекисты осматривали место происшествия, пытаясь по следам и опросу очевидцев установить картину преступления и приметы террористов. Дзержинский тяжело вздохнул и направился к ним.

В стороне длинный скорбный ряд жертв. Рядом с Загорским лежат: сотрудница губернского комитета РКП(б) Волкова Мария; командир полка 1-й Московской дивизии Титов Григорий Васильевич, рабочий-маляр, коммунист с 1912 года; бывший политкаторжанин Сафонов Александр, член Реввоенсовета 12-й армии; секретарь железнодорожного райкома РКП (б) Николаева Анфиса Федоровна. Всего 12 убитых.

Пятьдесят пять раненых были отправлены в больницы или получили помощь на месте. Среди них Е. М. Ярославский, А. Ф. Мясников, М. С. Ольминский, Ю. М. Стеклов, М. Н. Покровский и другие видные партийные и советские работники.

Никто не сказал Дзержинскому ни слова упрека. Но ему-то казалось, что и мертвые и живые смотрят на него с немым укором. Опять, как и год назад, после покушения на Ильича, его гложет мысль: «Недоглядели, прозевали». Вспомнил, что на этом собрании должен был выступать Владимир Ильич… Сердце похолодело от мысли, что могло бы произойти, если бы Ленин не задержался случайно в Моссовете.

Но предаваться горю и заниматься самобичеванием не было времени. Дзержинский все силы МЧК бросил на розыск преступников. Вскоре выяснилось, что взрыв подготовлен и осуществлен контрреволюционной организацией, именующей себя «Всероссийским повстанческим комитетом революционных партизан», в который входили «анархисты подполья» и группа левых эсеров, возглавляемая Донатом Черепановым, более известным в «комитете» под кличкой «Черепок». Во главе «комитета», или «штаба», как он иначе именовался, стоял анархист Казимир Ковалевич, хорошо известный чекистам по делу ограбления «Центротекстиля» и другим крупным «эксам»[50]50
  «Экс», экспроприация – так называли анархисты грабежи советских учреждений.


[Закрыть]
.

МЧК выявила в Москве несколько конспиративных квартир, принадлежавших анархистам. За квартирами установили наблюдение, а затем организовали там засады. На квартире в Глинищевском переулке удалось задержать одиннадцать человек, и среди них Гречанинова (он же Гречанников, он же Гречаник) и Цинципера, непосредственных участников взрыва. На квартире по Рязанскому шоссе попалось еще семь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache