Текст книги "Исследование истории. Том I. Возникновение, рост и распад цивилизаций"

Автор книги: Арнольд Джозеф Тойнби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 38 страниц)

Что касается несторианской и монофизитской реакций, то они явились альтернативными попытками обратить против эллинизма оружие, которое вторгшаяся цивилизация выковала для себя из смеси эллинского и сирийского металлов. В синкретической религии первоначального христианства сущность сирийского религиозного духа эллинизировалась до такой степени, что стала конгениальна эллинской и чужда сирийской душе. Несторианская и монофизитская «ереси» обе явились попытками деэллинизации христианства и обе потерпели неудачу в качестве ответов на эллинское вторжение. Несториан-ство было с позором вытеснено на восток за Евфрат. Монофизитство удержало позиции в Сирии, Египте и Армении, завоевав сердца крестьян, которые никогда не подвергались эллинизации. Но оно никогда не было способно отвлечь от Православия и эллинизма правящее меньшинство в городских стенах.

Греческий современник императора Ираклия [337]337
  Ираклий(575-641) – византийский император с 610 г. Сын карфагенского экзарха, Ираклий низложил Фоку и занял византийский престол. Отразил в 626 г. нашествие авар и славян на Константинополь. В 627-628 гг. вернул земли, отнятые персами на востоке Империи, но не смог отстоять их от захвата арабами в 630-х гг.


[Закрыть], явившийся свидетелем победы Восточной Римской империи в последнем поединке с персидскими Сасанидами и победы православно-христианской иерархии в последнем поединке с несторианскими и монофизитскими еретиками, обманулся бы около 630 г. христианской эры, благодаря Бога за то, что Тот сделал земную троицу Рима, Вселенской церкви и эллинизма непобедимой. Как раз к этому самому моменту надвигалась пятая сирийская реакция против эллинизма. Самому императору Ираклию не суждено было ощутить запах смерти, пока он не увидел, как Омар, наследник пророка Мухаммеда, входит в его царство, чтобы уничтожить – полностью и навсегда – дело рук всех эллинизаторов сирийских владений, начиная с Александра. Ибо ислам достиг цели там, где его предшественники потерпели неудачу. Он завершил изгнание эллинизма из сирийского мира. Он вновь объединил в Арабском халифате сирийское универсальное государство, чье развитие безжалостно прервал Александр еще до завершения своей миссии, победив персидских Ахеменидов. Наконец, ислам даровал сирийскому обществу местную Вселенскую церковь и тем самым облегчил ему возможность после столетий временно приостановленной жизни окончательно испустить дух с уверенностью, что оно теперь не уйдет, не оставив потомков. Ибо исламская церковь стала той куколкой, из которой впоследствии должны были возникнуть новые арабская и иранская цивилизации.

Упомянутые выше примеры показывают, что мы еще не нашли правильного метода решения стоящей перед нами проблемы, для которой надо найти недвусмысленный пример того случая, когда вызов оказывается чрезмерным. Мы должны подойти к проблеме на иных основаниях.

2. Сравнение по трем элементам

Новый подход к проблеме

Можем ли мы найти альтернативный метод исследования, который пообещает нам лучшие результаты? Давайте подвергнем испытанию предварительный результат нашего исследования с другой стороны. До сих пор мы начинали с вызова, который побеждал отвечавшего. Давайте теперь начнем с примеров, где вызов давал эффективный стимул и побуждал к успешному ответу. В различных параграфах предыдущей главы мы рассматривали множество примеров подобного рода и сравнивали пример успешного ответа с параллельными случаями, в которых аналогичная (или сопоставимая) группа отвечала с меньшим успехом на аналогичный (или сопоставимый) вызов, когда вызов был менее суровым. Давайте теперь пересмотрим некоторые из этих сравнений между двумя терминами и выясним, не можем ли мы увеличить число наших терминов до трех.

Давайте поищем в каждом из случаев некоторую третью историческую ситуацию, где вызов был не менее, а более суровым, чем в ситуации, с которой мы начали. Если мы достигнем успеха в поиске третьего термина этого рода, то тогда ситуация, с которой мы начали, – ситуация успешного ответа – станет средним термином между двумя крайними. В двух этих крайних членах пропорции суровость вызова соответственно будет меньшей или большей, чем в середине. Что можно сказать об успешном ответе? В ситуации, где вызов был меньшим, как мы уже обнаружили, и ответ был меньшим. Но что можно сказать по поводу третьей ситуации, которую теперь мы представляем впервые? Здесь, где суровость вызова достигает своей высшей точки, сможем ли мы найти также и наиболее успешный ответ? Предположим, мы обнаружили, что увеличение суровости вызова выше среднего уровня не сопровождается увеличением успешности ответа, а наоборот, ответ ослабевает. Если это окажется так, то мы обнаружим, что взаимодействие вызова и ответа подчиняется «закону уменьшения отдачи». Мы придем к выводу, что существует средний уровень суровости, на котором стимул является наивысшим, и назовем этот уровень оптимумом в противоположность максимуму.

* * * 

Норвегия– Исландия– Гренландия

Мы уже обнаружили, что именно в Исландии, а не в Норвегии, Швеции или Дании, недоразвившаяся скандинавская цивилизация достигла своего высочайшего триумфа как в литературе, так и в политике. Эти достижения явились ответом на двойной стимул – стимул заморской миграции и стимул более холодной и более бесплодной страны, чем та, которую скандинавские мореплаватели оставили позади себя. Давайте предположим, что тот же самый вызов повторится с удвоенной суровостью. Допустим, что древние скандинавы проплыли еще пятьсот миль и поселились в стране настолько же более холодной, чем Исландия, насколько Исландия была холоднее Норвегии. Породила ли бы эта Туле [338]338
  Туле– самый северный остров, который удалось посетить греческому географу и исследователю европейского Северо-Запада и Севера Пифею, жившему во времена Александра Македонского. Пифей, в частности, упоминает в связи с Туле о коротких летних ночах. Туле толковали по-разному: как один из Шетландских островов, Норвегию или Исландию (последнее значение обычно для средневековья).


[Закрыть]за пределами Туле скандинавскую общину, вдвое более выдающуюся в литературе и политике, чем община в Исландии? Вопрос отнюдь не является гипотетическим, ибо требуемые нами условия на самом деле осуществились, когда скандинавские мореплаватели достигли Гренландии. И ответ на данный вопрос не вызывает сомнений. Гренландская колонизация оказалась неудачной. Гораздо менее чем через полтысячелетия гренландцы постепенно потерпели поражение в трагической, заранее проигранной битве с природным окружением, которое было слишком суровым даже для них.

* * * 

Дикси– Массачусетс– Мэн

Мы уже производили сравнение природного вызова, брошенного суровым климатом и каменистой почвой Новой Англии, с менее суровым вызовом, брошенным Виргинией и Каролиной англо-американским колонистам, и показали, как в борьбе за власть над континентом именно жители Новой Англии перегнали своих соперников. Несомненно, южной границе области оптимального вызова приблизительно соответствует линия Мэйсон – Диксон. Теперь мы должны задаться вопросом, есть ли у этой области высочайшего климатического стимула другая граница, с северной стороны, и поскольку мы смогли сформулировать этот вопрос словесно, то отдаем себе полный отчет в том, что ответ будет явно утвердительным.

Северная граница оптимальной климатической области фактически разделяет Новую Англию на части. Когда мы говорим о Новой Англии и о той роли, которую она играла в американской истории, мы в действительности думаем только о трех из пяти небольших штатов – Массачусетсе, Коннектикуте и Род-Айленде, но не о Нью-Хэмпшире и Мэне. Массачусетс всегда являлся одной из ведущих англоязычных общин Североамериканского континента. В XVIII столетии он играл ведущую роль в сопротивлении британскому колониальному режиму и, несмотря на огромный с того времени рост Соединенных Штатов, Массачусетс удержал свои позиции в интеллектуальной сфере, а до некоторой степени также и в промышленной, и коммерческой сферах. С другой стороны, Мэн, хотя фактически являлся частью Массачусетса до своего выделения в самостоятельный штат в 1820 г., всегда играл роль незначительную и сохранился до наших дней как род музейного экспоната – реликт Новой Англии XVII столетия, населенной лесниками, лодочниками и охотниками. Теперь эти дети суровой страны восполняют свои скудные жизненные средства, служа «гидами» для праздной публики, приезжающей из городов Северной Америки провести свои выходные в этом «аркадском» штате как раз потому, что Мэн все еще остается таким, каким он был, когда многие из этих североамериканских городов еще не начали выходить из дикости. Мэн сегодня одновременно и один из самых давно заселенных регионов Американского союза, и один из наименее урбанизированных и изощренных.

Как объяснить этот контраст между Мэном и Массачусетсом? Казалось бы, суровость окружающей среды в Новой Англии, достигающая своего оптимума в Массачусетсе, в Мэне увеличена до той степени, когда приводит к «уменьшению отдачи» человеческого ответа. И если мы перенесем наше исследование далее на север, то эта догадка подтвердится. Нью-Брансуик, Новая Шотландия и Принс-Эдуард Айленд – наименее процветающие и наименее развитые провинции доминиона Канада. Далее на севере, Ньюфаундленд за последние годы принужден был прекратить неравную борьбу за самостоятельность и принять в тонко завуалированной форме колониальное правление короны в обмен на помощь Великобритании. Еще далее на север, на полуострове Лабрадор мы попадаем в те же условия, с какими столкнулись древнескандинавские поселенцы в Гренландии, – максимальный вызов, который, будучи весьма далеким от оптимума, правильнее будет назвать «пессимумом». [339]339
  От латинского «pessimum» – наихудший.


[Закрыть]

* * * 

Бразилия– Ла-Плата– Патагония

Атлантическое побережье Южной Америки очевидным образом представляет собой параллельное явление. Например, в Бразилии большая часть национального богатства, оборудования, населения и энергии сконцентрирована на небольшом отрезке этой обширной территории, расположенном к югу от параллели 20° южной широты. Более того, Южная Бразилия стоит на более низком уровне развития цивилизации, чем районы, удаленные к югу и расположенные с другой стороны эстуария Ла-Плата, – республика Уругвай и аргентинский штат Буэнос-Айрес. Очевидно, что на Южноамериканском побережье Атлантики экваториальный сектор является не стимулирующим, а, безусловно, расслабляющим. Однако в равной мере очевидно, что в большей степени стимулирующий умеренный климат эстуария Рио-де-Ла-Платы является оптимумом. Ибо если мы последуем вдоль побережья далее на юг, то вновь обнаружим не только несомненное увеличение «давления», но и ослабление ответа, как только пересечем холодное плато Патагония. Если мы решим двигаться дальше, то ситуация ухудшится еще больше, ибо мы окажемся среди окоченевших и голодных дикарей, которые едва выживают среди морозов и снегов Огненной Земли.

* * * 

Голлоуэй– Ольстер– Аппалачи

Давайте следующим рассмотрим пример, в котором вызов является не исключительно природным, а отчасти природным, отчасти человеческим.

В настоящее время существует известный контраст между Ольстером и всей остальной Ирландией. В то время как Южная Ирландия является скорее старомодной сельскохозяйственной страной, Ольстер – одна из деятельнейших мастерских западного мира. Белфаст стоит на одном уровне с Глазго, Ньюкаслом, Гамбургом и Детройтом, а современный ольстерец имеет устойчивую репутацию настолько же квалифицированного, насколько и неуступчивого человека.

В ответ на какой вызов ольстерец стал тем, кем является сейчас? Он отвечал на двойной вызов заморской миграции из Шотландии и – после прибытия в Ирландию – на вызов борьбы с местными ирландскими жителями, которые владели этой землей и которых он начал вытеснять. Это двойное испытание имело стимулирующее воздействие, которое можно измерить лишь сравнив силу и богатство нынешнего Ольстера с относительно скромными условиями, существующими в тех районах на шотландской стороне границы между Англией и Шотландией и вдоль Лоулендской окраины «линии Хайленда», откуда пополнялись ряды первоначальных шотландских поселенцев в Ольстере в начале XVII столетия [340]340
  Возможно, термин «Голлоуэй», используемый нами в заголовке параграфа, не полностью соответствует описанию той местности, из которой вышли ольстерские колонисты (Прим. Д. Ч. Сомервелла).


[Закрыть].

Однако современные ольстерцы – не единственные сохранившиеся заморские представители этого семейства. Шотландские первопроходцы, переселившиеся в Ольстер, породили еще «шотландско-ирландских» потомков, которые, в свою очередь, переселились в XVIII в. из Ольстера в Северную Америку и продолжают существовать до наших дней в цитаделях Аппалачских гор – высокогорной зоны, простирающейся на полудюжину штатов Американского союза от Пенсильвании до Джорджии. Каков был эффект этой второй пересадки? В XVII в. подданные короля Якова пересекли пролив святого Георга и начали борьбу с дикими ирландцами вместо прежней борьбы с дикими шотландскими горцами. В XVIII в. их праправнуки пересекли Атлантику, чтобы стать «истребителями индейцев» в американской лесной глуши. Очевидно, этот американский вызов был гораздо сильнее ирландского в обоих его аспектах – природном и человеческом. Привело ли усиление вызова к усилению ответа? Если мы сравним ольстерца с сегодняшним жителем Аппалачей через два столетия после того, как они прервали связь между собой, то обнаружим, что ответ снова будет отрицательным. Современный житель Аппалачей не только не стал совершеннее ольстерца. Ему не удалось удержать свои позиции, и он скатился вниз самым жалким образом. Фактически аппалачские «горные люди» сегодня ничем не лучше варваров. Они впали в безграмотность и увлечение колдовством. Они страдают от нужды, грязи и болезней. Они являются американскими двойниками современных белых варваров Старого Света – рифов [341]341
  Рифы– народ, живущий в горной области Риф (на севере Марокко), говорящий на берберском языке. Этот народ стал широко известен в связи с героической национально-освободительной войной, которую он вел в 1920-х гг. против испанских и французских колонизаторов. В 1924 г. повстанцы создали Свободную Республику Риф, которая, однако, была вскоре уничтожена колонизаторами.


[Закрыть], албанцев, курдов, патанов [342]342
  Патаны– другое название афганцев, принадлежащих к иранской группе индоевропейской семьи.


[Закрыть]и волосатых айнов. Однако если эти последние – лишь поздние остатки древнего варварства, то жители Аппалачей являют собой печальное зрелище народа, который некогда достиг цивилизации, а затем ее утратил.

* * * 

Реакции на разрушительное действие войны

В случае Ольстера и Аппалачей вызов был и природным, и человеческим, но действие «закона уменьшения отдачи» кажется вполне очевидным и в других случаях, когда вызов присутствует исключительно в человеческой сфере. Рассмотрим, например, последствия вызова, брошенного опустошительным действием войны. Мы уже отметили два случая, в которых суровые вызовы подобного рода получали победоносные ответы: Афины ответили на персидское вторжение, став «школой Эллады», а Пруссия ответила на наполеоновское вторжение, став бисмарковской Германией. Можем ли мы найти вызов подобного рода, оказавшийся чрезмерно суровым, опустошением, оставившим раны, которые [долгое время] гноились и в конечном счете оказались смертельными? Да, можем.

Опустошение Италии Ганнибалом, подобно другим, менее жестоким испытаниям, не исключало того, чтобы обернуться благодеянием [для римлян]. Опустошенные пахотные земли Южной Италии частично превратились в пастбища, частично – в виноградники и оливковые рощи, а новая аграрная экономика – как земледелие, так и скотоводство – стала обслуживаться рабским трудом вместо свободного крестьянства, некогда возделывавшего почву, еще до того, как солдаты Ганнибала сожгли крестьянские хижины, а сорняки и колючки заполонили разоренные поля. Этот революционный переход от натурального хозяйства к товарному и от землепашества к применению рабской рабочей силы, несомненно, на время увеличил денежную стоимость сельскохозяйственной продукции. Однако его с лихвой возместило то социальное зло, которое он повлек за собой, – уменьшение численности населения в сельской местности и скопление в городах нищего пролетариата из бывших крестьян. Попытка задержать это зло при помощи законодательства, предпринятая Гракхами [343]343
  Гракхи,братья – Тиберий (162-133 гг. до н. э.), римский народный трибун в 133 г. до н. э., и Гай (153-121 гг. до н. э.), римский народный трибун в 123 и 122 гг. до н. э. Происходили из знатного плебейского рода. Пытались проведением демократических земельных реформ приостановить разорение крестьянства. Гаем был предложен также закон о предоставлении прав римского гражданства италийским союзникам. Погибли в борьбе с сенатской знатью за осуществление своих реформ.


[Закрыть]в третьем поколении после эвакуации Ганнибала из Италии, лишь обострила смуту в Римской республике, ускорив политическую революцию и не остановив революцию экономическую. Политическая борьба вылилась в гражданскую войну, и через сто лет после трибуната Тиберия Гракха римляне согласились на установление постоянной диктатуры Августа в качестве сильнодействующего лекарства в отчаянном положении дел. Таким образом, опустошение Италии Ганнибалом (весьма далекое от того, чтобы стимулировать римский народ, как некогда разорение Аттики Ксерксом стимулировало афинян) фактически нанесло римлянам удар, от которого они так никогда и не оправились. Кара опустошения, будучи нанесенной персидской силой, оказала стимулирующее воздействие, и явилась смертельной, когда была нанесена силой пунической.

* * * 

Китайская реакция на вызов эмиграции

Мы уже сравнили воздействие различных уровней природного вызова на разные группы британских эмигрантов. Давайте рассмотрим теперь реакцию китайских эмигрантов на различные уровни вызова человеческого. Когда китайский кули [344]344
  Кули (тамильск.– «заработки») – название низкооплачиваемых неквалифицированных рабочих в Китае, Индии и ряде других стран.


[Закрыть]эмигрирует в Британскую Малайю или в Голландскую Ост-Индию, он, вероятно, будет вознагражден за свою предприимчивость. Оказавшись вне своего привычного дома в чуждом социальном окружении, он меняет экономическую среду, в которой пребывал в расслабленном состоянии по причине вековых социальных традиций, на ту, которая дает ему стимул к улучшению своего положения, и нередко делает себе состояние. Однако предположим, что мы усиливаем социальное испытание, которое является ценой экономической возможности. Предположим, что вместо того, чтобы посылать его в Малайю или Индонезию, мы пошлем его в Австралию или Калифорнию. В этих «странах белых людей» наш предприимчивый кули (если он вообще получит туда доступ) подвергнется испытанию гораздо большей суровости. Вместо того чтобы просто чувствовать себя иностранцем в чужой стране, ему придется выносить преднамеренное ущемление, в котором сам закон будет его дискриминировать, а не приходить на помощь, как в Малайе, где благожелательной колониальной администрацией назначается официальный «протектор китайцев». Приведет ли этот более суровый вызов к пропорциональному ему по силе экономическому ответу? Нет, как мы можем увидеть, сравнив уровень благосостояния, достигнутый китайцами в Малайе и Индонезии, с уровнем, достигнутым иммигрантами столь же одаренной расы в Австралии и Калифорнии.

* * *

Славяне– Ахейцы– Тевтоны– Кельты

Теперь давайте рассмотрим вызов, который бросает варварству цивилизация, [то есть] вызов, каким в последовательно сменявшие друг друга периоды времени для следовавших друг за другом слоев варваров явилось в Европе излучение, исходившее от различных цивилизаций во внутренние области этого некогда темного континента.

Когда мы изучаем эту драму, наше внимание привлекает один пример, в котором за вызовом следует необыкновенно блестящий ответ. Эллинская цивилизация, возможно, прекраснейший из когда-либо распускавшихся цветов этого рода, была порождена европейскими варварами в ответ на вызов со стороны минойской цивилизации. Когда морская минойская цивилизация утвердилась на Греческом полуострове, ахейские варвары, жившие в глубь от прибрежной полосы, не были ни истреблены, ни подчинены, ни ассимилированы. Вместо всего этого они сумели сохранить свою индивидуальность в качестве внешнего пролетариата минойской талассократии, наверняка научившись искусствам у той цивилизации, которую держали в страхе. Должным образом они привыкли к морю, превзошли талассократов в их собственной стихии и стали впоследствии отцами эллинской цивилизации. Ахейская претензия на отцовство по отношению к эллинской цивилизации доказывается, как мы уже видели, с помощью религиозной проверки, ибо боги олимпийского пантеона явно демонстрируют в своих чертах происхождение от ахейского варварства, тогда как те следы в эллинской церкви, которые происходят из минойского мира, можно найти единственно в «приделах» и «криптах» храма эллинской религии – в некоторых местных культах, тайных мистериях и эзотерических вероучениях.

О мере стимула в данном случае говорит блеск эллинизма. Однако мы можем измерить этот стимул и иным образом, сравнив судьбу ахейского слоя варваров с судьбой другого слоя, который оказался настолько удаленным и скрытым, что фактически остался невосприимчивым к излучению любой цивилизации, существовавшей в течение двух тысячелетий после того, как ахейцы получили минойский вызов и дали на него блестящий ответ. Следующим варварским слоем были славяне, укрывшиеся в Припятских болотах, когда эти остатки [Европейского] континента отдал человеку отступающий ледяной покров. Здесь они продолжали жить примитивной жизнью европейских варваров век за веком, а когда тевтонское Völkerwanderung положило конец долгой эллинской драме, начатой ахейским Völkerwanderung, славяне оставались еще там.

В этот последний час европейского варварства славяне были, наконец, вырваны из своей цитадели аварскими кочевниками, соблазнившимися на скитания за пределами своей родной Евразийской степи, чтобы поучаствовать в тевтонской игре по разграблению и разрушению Римской империи. В чуждом окружении земледельческого мира эти потерянные дети степи стремились приспособить свой прежний образ жизни к новым обстоятельствам. В степи авары добывали себе средства к существованию, пася скот. На обработанных землях, куда они вторглись, эти скотоводы обнаружили, что подходящим домашним скотом в местных условиях будут крестьяне, и поэтому они начали, вполне осознанно, превращаться в пастухов человеческих существ. Так же как раньше они совершали набеги на стада своих соседей-кочевников, чтобы снабдить скотом недавно завоеванные пастбища, теперь они рыскали вокруг в поисках человеческого стада, чтобы пополнить запасы обезлюдевших провинций Римской империи, которая попала в их руки. Они нашли тех, кого искали, в славянах, которых собрали в стадо и разместили широким кольцом вокруг Венгерской равнины, где расположили свой лагерь. Это, по всей видимости, был процесс, в ходе которого западный авангард славянского воинства – предки нынешних чехов, словаков и югославов – сыграл свой запоздалый и унизительный дебют в истории.

Этот контраст между ахейцами и славянами показывает, что для примитивного общества полная свобода от вызова столкновений с цивилизациями является весьма серьезным препятствием. Он показывает, по сути, что подобный вызов имеет стимулирующее воздействие, когда его суровость достигает определенного уровня. Но предположим, что мы усиливаем вызов. Предположим, что мы увеличиваем силу той энергии, которую излучала минойская цивилизация, до крайней степени. Вызовем ли мы тем самым ответ, еще более блистательный, чем ответ ахейских отцов эллинизма, или снова начнет действовать «закон уменьшения отдачи»? На этот счет нам не приходится рассуждать в пустоте, поскольку между ахейцами и славянами лежало несколько других слоев варваров, в разной степени подвергшихся воздействию излучения различных цивилизаций. Что стало с ними?

Один пример, в котором европейские варвары стали жертвой излучения разрушительной силы, нам уже известен. Мы видели, как кельты были в конечном счете или истреблены, или подчинены, или ассимилированы после мгновенной вспышки энергии в ответ на стимул, который они получили через посредство этрусков. Мы сопоставили конечную неудачу кельтов в противостоянии эллинскому воздействию с относительным успехом тевтонов. Мы заметили, что тевтонский слой европейского варварства, в отличие от кельтского, сопротивлялся разрушительному воздействию эллинизма настолько эффективно, что тевтоны были способны занять место внешнего пролетариата эллинского мира и нанести эллинскому обществу во время его смертельной агонии coup de grace.По сравнению с кельтским debacle(разгромом), эта тевтонская реакция была успешной. Однако если мы сравним тевтонские достижения с ахейскими, то вспомним, что тевтоны одержали не что иное, как пиррову победу. Они пришли к смертному одру эллинского общества лишь за тем, чтобы самим немедленно получить смертельный удар от соперников – пролетарских наследников умершего общества. Победителем в этом сражении оказался не тевтонский вооруженный отряд, а Римско-Католическая церковь, в которой воплотился внутренний пролетариат эллинского общества. К концу VII в. христианской эры каждый из тех арианских или языческих тевтонских вооруженных отрядов, рискнувших посягнуть на римскую землю, был или обращен в католичество, или уничтожен. Новая цивилизация, дочерняя эллинской, была связана со своей предшественницей через внутренний, а не через внешний пролетариат. Западно-христианский мир был, в сущности, творением Католической церкви – в противоположность эллинизму, который явился творением ахейских варваров.

Давайте теперь выстроим имеющийся у нас ряд вызовов в порядке увеличивающейся суровости. Славяне долгое время были всецело свободны от вызова и явно страдали от отсутствия стимула. Ахейцы (судя по их ответу) получили то, что можно рассматривать как оптимальный вызов. Тевтоны выстояли перед вызовом эллинской цивилизации, но впоследствии потерпели поражение от вызова католицизма. Кельты, которые столкнулись с эллинским обществом в период его расцвета (в отличие от тевтонов, столкнувшихся с ним в период его упадка), потерпели от него сокрушительное поражение. Славяне и кельты знали по опыту две крайности: с одной стороны, безжизненную невосприимчивость, а с другой – сокрушительную «бомбардировку». Ахейцы и тевтоны занимают «средние» позиции в нашем сравнении, которое в данном случае состоит из четырех, а не из трех элементов. Но серединой, в смысле оптимального опыта, был опыт ахейцев.