Текст книги "Исследование истории. Том I. Возникновение, рост и распад цивилизаций"

Автор книги: Арнольд Джозеф Тойнби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)

VII. Вызов окружающей среды

1. Стимул суровых стран

Границы исследования

Теперь мы, возможно, установили ту истину, что легкие условия неблагоприятны для цивилизации. Можем ли мы сделать дальнейший шаг? Можем ли мы с уверенностью сказать, что стимул к развитию цивилизации становится тем сильнее, чем тяжелее условия окружающей среды? Давайте взвесим доказательства в пользу этого утверждения, а затем – доказательства против него и посмотрим, какой получается вывод. Доказательство в пользу того, что суровость окружающей среды и стимул [к развитию], вероятно, возрастают pari passu [197]197
  В одинаковой мере, одновременно (лат.).


[Закрыть],привести несложно. Скорее наоборот, возможно, нас приведет в замешательство обилие приходящих на ум примеров. Большинство из них предстает в форме сравнений. Начнем с разделения наших примеров на две группы, где пункты, по которым проводится сравнение, относятся соответственно к природной и к человеческой среде. Рассмотрим сначала группу, относящуюся к природной среде. Она подразделяется на два разряда. К первому принадлежат сравнения между соответствующими стимулирующими воздействиями природной среды, представляющими различные уровни сложности, ко второму – сравнения между соответствующими стимулирующими воздействиями старой и новой земли, независимо от свойственного местности характера.

* * * 

Хуанхэ и Янцзы

Давайте в качестве первого примера рассмотрим различные уровни сложности, представленные низовьями двух великих китайских рек. По-видимому, когда человек впервые овладел водным хаосом низовьев Желтой реки (Хуанхэ), она ни в один из сезонов не была судоходной. Зимой она либо замерзала, либо была запружена плавающими льдами, а таяние этих льдов каждой весной приводило к опустошительным наводнениям, которые неоднократно изменяли течение реки, вырывая новые русла, в то время как старые превращались в заросшие болота. Даже сегодня, спустя три или четыре тысячелетия, в течение которых люди прилагали все усилия для осушения болот и ограничения реки набережными, опустошающее воздействие наводнений не устранено. Не далее как в 1852 г. русло Нижней Хуанхэ полностью изменилось, и ее выход в море переместился с южной стороны полуострова Шаньдун на северную на расстояние более 100 миль. С другой стороны, Янцзы, должно быть, всегда была судоходной, а ее разливы, хотя порой и достигают опустошительных размеров, менее часты, чем разливы Хуанхэ. Кроме того, в долине Янцзы менее суровые зимы. Однако китайская цивилизация зародилась не на Янцзы, а на Хуанхэ.

* * * 

Аттика и Беотия

Всякий путешественник, въезжающий в Грецию или покидающий ее не по морю, а через северную границу с континентом, не может не поразиться тому факту, что родина эллинской цивилизации более скалиста, «костиста» и «тяжела», чем земли к северу, которые никогда не породили собственной цивилизации. Подобные контрасты, тем не менее, можно наблюдать в пределах самой территории Эгеи.

Например, если ехать на поезде из Афин по железной дороге, в конечном счете приводящей – через Салоники – в Центральную Европу, то на первом же этапе путешествия вы пересечете местность, которая оставляет у путешественника из Западной или Центральной Европы первое впечатление хорошо знакомого пейзажа. После того как поезд медленно, в течение нескольких часов огибал восточные склоны горы Парнас среди типично эгейского пейзажа с низкорослыми пиниями и известняковыми зубчатыми скалами, путешественник изумляется, обнаружив, что мчится по равнинной местности со слегка холмистыми плодородными пашнями. Конечно, этот пейзаж не более чем «курьез». Путешественник больше не увидит ничего подобного, пока позади не останется Ниш и он не спустится к Мораве, двигаясь по направлению к Среднему Дунаю. Как же называлась эта исключительная часть страны во времена эллинской цивилизации? Она называлась Беотией, и для эллинского сознания слово «беотиец» имело вполне определенный смысл. Оно означало неотесанный, флегматичный, лишенный воображения и грубый этос – этос, дисгармонировавший с господствующим гением эллинской культуры. Этот диссонанс подчеркивался тем фактом, что как раз за горной цепью Киферона, вокруг одного из отрогов Парнаса, где в наши дни железная дорога делает поворот, расположена Аттика, «Эллада Эллады». Страна, этос которой явился квинтэссенцией эллинизма, расположена бок о бок со страной, этос которой воздействовал на чувствительность обычного грека, как диссонирующий звук. Этот контраст резюмировали в остроумных выражениях: «беотийская свинья» и «аттическая соль».

Момент, интересный с точки зрения нашего исследования, заключается в том, что данный культурный контраст географически совпадал с одинаково поразительным контрастом в природной среде. Ибо Аттика – «Эллада Эллады» не только душевно, но и физически. К другим странам Эгеи она находится в таком же отношении, в каком они находятся к землям за ее пределами. Если вы будете приближаться к Греции [морем] с запада и проходить через Коринфский залив, то почувствуете, что ваш глаз уже привык к греческому ландшафту – прекрасному, но одновременно неприступному – перед тем, как вид загородят скалистые берега глубоко изрезанного Коринфского канала. Но когда ваш пароход появится в Сароническом заливе, вы будете вновь шокированы суровостью ландшафта, к которой вы совсем не были подготовлены пейзажем на другой стороне Истма. Эта суровость особенно ярко выражена, когда вы огибаете Саламин и видите Аттику. В Аттике с ее чрезмерно легкой и каменистой почвой процесс, называемый обнажением – смыванием в море «мяса» с горных «костей», процесс, которого Беотия избежала вплоть до наших дней, завершился еще во времена Платона, как свидетельствует его красочное описание в «Критии» [198]198
  «Вся она (Аттика. – К. К.)тянется от материка далеко в море, как мыс, и со всех сторон погружена в глубокий сосуд пучины. Поскольку же за девять тысяч лет случилось много великих наводнений… земля, во время подобных бедствий уносимая водой с высот, не встречала, как в других местах, сколько-нибудь значительной преграды, но отовсюду омывалась волнами и потом исчезала в пучине. И вот остался, как бывает с малыми островами, сравнительно с прежним состоянием лишь скелет истощенного недугом тела, когда вся мягкая и тучная земля оказалась смытой и только один остов еще перед нами» («Критий», 11 lab).


[Закрыть].

Что же сделали афиняне со своей бедной страной? Мы знаем, что в результате их деятельности Афины стали «школой Эллады». Когда пастбища Аттики высохли, а пахотные земли истощились, ее жители обратились от скотоводства и хлеборобства – основных занятий в Греции того времени – к способам, которые были характерны только для них: выращиванию олив и использованию подпочвы. Это милостивое дерево Афины [199]199
  Согласно легенде, оливковое дерево было даровано афинскому народу богиней Афиной во время спора с Посейдоном за господство над Аттикой. Олива считалась священным деревом Афины, «деревом судьбы».


[Закрыть]способно не только выживать, но и пышно расти на голых скалах. Однако человек не может питаться одним лишь оливковым маслом. Чтобы жить за счет своих оливковых рощ, афинянин должен был обменивать свое аттическое масло на скифское зерно. Чтобы выставить свое масло на скифский рынок, он должен был разлить его в кувшины и перевезти по морю – деятельность, которая привела к появлению аттической керамики и аттической морской торговли, а также (поскольку торговля требует валюты) аттических серебряных мин.

Но эти богатства были лишь экономической основой той политической, художественной и духовной культуры, которая сделала Афины «школой Эллады» и «аттической солью» в противоположность беотийской животности. В политическом плане результатом явилось создание Афинской империи. В художественном плане расцвет гончарного ремесла предоставил аттическим вазописцам возможность создания новых форм прекрасного, которые спустя два тысячелетия приводили в восторг английского поэта Китса [200]200
  Имеется в виду знаменитая «Ода греческой вазе» великого английского поэта эпохи романтизма Джона Китса (1795-1821).


[Закрыть]. В то же время исчезновение аттических лесов заставило афинских архитекторов работать не с деревом, а с камнем и тем самым привело к созданию Парфенона.

* * * 

Византии и Халкедон [201]201
  Калхедон(Халкедон) – город на южном берегу Пропонтиды у входа в Босфор Фракийский. Основан жителями Мегары приблизительно за 20 лет до основания Византия (680 г. до н. э.). Калхедон возник как важный торговый центр, контролировавший перевоз хлеба через Босфор. Выгодно расположенный, Калхедон имел также стратегическое значение и поэтому вел войны со Спартой, Афинами, Персией, Македонией, Галатией. В 74 г. до н. э. его захватили римляне.


[Закрыть]

Процесс расширения территории эллинского мира, о причине которого мы упоминали в первой главе (см. с. 41), предлагает нашему вниманию еще одну эллинскую иллюстрацию к данной теме: контраст между двумя греческими колониями – Халкедоном и Византием, первая из которых была основана на азиатской, а вторая – на европейской стороне выхода из Мраморного моря в Босфорский пролив.

Геродот рассказывает нам, что приблизительно через столетие после основания двух этих городов персидский сатрап Мегабаз «навеки оставил о себе память среди геллеспонтийцев следующим замечанием. В Византии Мегабаз как-то узнал, что калхедоняне поселились в этой стране на семнадцать лет раньше византийцев. Услышав об этом, он сказал, что халкедоняне тогда были слепцами. Ведь не будь они слепы, они не нашли бы худшего места для своего города, когда у них перед глазами было лучшее» ^{43}.

Но легко быть мудрым после случившегося, и во времена Мегабаза (к моменту персидского вторжения в Грецию) последующие судьбы двух городов уже говорили сами за себя. Халкедон все еще был тем, чем его считали всегда, – обычной земледельческой колонией, причем, с земледельческой точки зрения, его сторона была и остается несравненно лучшей по сравнению с византийской стороной. Жители Византия пришли позднее и довольствовались остатками. В качестве земледельческой общины они потерпели неудачу, главным образом из-за непрерывных набегов фракийских варваров. Но в своей гавани – Золотом Роге – они неожиданно наткнулись на «золотое дно», ибо течение, которое впадает в Босфор, благоприятно для всякого судна, пытающегося приблизиться к Золотому Рогу с какой бы то ни было стороны [202]202
  Иную версию предлагает Страбон: «Рог – это залив, примыкающий к стене византийцев приблизительно в западном направлении на 60 стадий подобно оленьему рогу. Он разветвляется на множество маленьких бухт, как бы на ветви. Сюда попадают пеламиды (род тунца. – К. К.), ловля которых облегчается их огромной массой, сильным течением, сгоняющим рыбу в кучу, и узостью заливов; в этой тесноте их можно ловить даже голыми руками. Эта рыба нерестится в болотах Меотиды, а когда немного подрастет и окрепнет, то косяками устремляется через устье и идет вдоль азиатского берега до Трапезунта и Фарнакии… Всякий раз, когда рыба достигает Кианеев и проходит мимо них, какая-то белая скала, выступающая со стороны халкедонского берега, так сильно пугает ее, что она тотчас же поворачивает к противоположному берегу. Ее подхватывает здешнее течение; но поскольку эта местность от природы благоприятствует повороту морского течения к Византию и к лежащему у него Рогу, то, естественно, рыба направляется сюда и доставляет византийцам и народу римскому значительный доход. Халкедонцы же, хотя и живут поблизости на противоположном берегу, не имеют доли в этом богатстве, так как пеламида не подходит к их гаваням. Отсюда рассказ о том, как после основания Халкедона мегарцами Аполлон повелел тем, кто вопрошали оракул, желая потом основать Византии, “заложить поселение напротив слепцов”; бог назвал халкедонцев слепыми за то, что они, хотя и приплывали прежде в эти места на кораблях, упустили возможность занять столь богатую область на другом берегу и выбрали более бедную страну» («География». VII, VI, 2).


[Закрыть]. Полибий, творивший во II в. до н. э. (примерно через пять веков после основания этой греческой колонии и примерно за пять веков до ее возвышения до уровня столицы ойкумены под названием Константинополя), говорит:

«Византийцы занимают удобнейшую со стороны моря местность в отношении безопасности и благосостояния жителей и самую неудобную в том и другом отношении со стороны суши. С моря местность прилегает к устью Понта и господствует над ним, так что ни одно торговое судно не может без соизволения византийцев ни войти в Понт, ни выйти из него» ^{44}.

Однако Мегабаз, который благодаря своему mot [203]203
  Слово, острота (фр.).


[Закрыть]сохранил репутацию человека проницательного, возможно, вряд ли ее заслуживает. Не может быть никакого сомнения в том, что если бы колонисты, занявшие Византии, прибыли на двадцать лет раньше, то они выбрали бы свободный берег Халкедона. Также вполне вероятно, что если бы их земледельческим усилиям меньше препятствовали фракийские набеги, то они были бы менее расположены к развитию торговых возможностей своего берега.

* * * 

Израильтяне, финикийцы и филистимляне

Если мы обратимся теперь от эллинской истории к сирийской, то обнаружим, что разнообразные элементы, вошедшие в состав населения Сирии или уже находившиеся там ко времени постминойского Völkerwanderung [переселения народов], отделились друг от друга сравнительно поздно в прямом соответствии со сложностью природной среды тех или иных районов, где им случилось поселиться. Инициативу в развитии сирийской цивилизации взяли на себя не арамеи «Аваны и Фарфара, рек дамасских» [204]204
  «Разве Авана и Фарфар, реки Дамасские, не лучше всех вод Израильских?» – говорит сирийский военачальник Нееман (4 Цар.5, 12). Авана– название реки в Сирии, орошающей город Дамаск; Фарфаротождествляют с потоком Авадж, протекающим по Дамасской долине с южной ее стороны и впадающим на восточной стороне в озеро Хиджан. Реки эти изобиловали прекрасной, чистой и прозрачной водой.


[Закрыть], не другие арамейские племена, осевшие на Оронте задолго до того, как греческая династия Селевкидов основала там столичный город Антиохию [205]205
  Антиохия– одна из столиц царства Селевкидов на реке Оронт. Город был основан в 300 г. до н. э. Селевком I наряду с другими одноименными городами в честь своего отца Антиоха. Являлась крупнейшим экономическим и культурным центром Ближнего Востока. В период расцвета город насчитывал свыше полумиллиона жителей.


[Закрыть], и не те племена Израиля, которые остановились на востоке от Иордана, чтобы откормить своих «тельцов васанских» [206]206
  «Множество тельцов обступили меня; тучные Васанские окружили меня…» (Пс.21, 13). Васан– холмистая область на восток от Иордана, между горами Ермоном на севере и Галаадскими к югу. Область эта в древности славилась огромными дубами, богатыми пастбищами и прекрасными породами скота.


[Закрыть]на прекрасных пастбищах Галаада [207]207
  Галаад– так называется гористая страна за Иорданом от горы Ермон до реки Арнона. В Библии не раз указывается на богатство и плодородие земли Галаад. Несмотря на то что Галаад считался каменистой страной, там было множество водных источников, обширных пастбищ и тенистых лесов и рощ.


[Закрыть]. Замечательнее всего, что первенство сирийского мира не поддерживалось и теми беженцами из Эгеи, которые пришли в Сирию не как варвары, но как наследники минойской цивилизации, и завладели гаванями и долинами к югу от Кармеля [208]208
  Кармель(Кармил) – гора в Палестине. Она составляет одну из высочайших вершин цепи гор, носящих то же название и берущих свое начало в долине Ездрилонской. Почва этой горы славилась некогда своим плодородием. Гора Кармель служила местопребыванием пророков Илии и Елисея.


[Закрыть], – филистимлянами. Имя этого народа приобрело такой же презрительный оттенок, какой имя беотийцев имело среди греков. Даже если допустить, что ни беотийцы, ни филистимляне, быть может, никогда не были столь плохи, как их изображают, и что источник наших знаний о них – почти исключительно свидетельства их противников, разве мы можем что-либо возразить против того факта, что их противники опередили их и добились за их счет уважительного внимания потомства?

Три достижения делают честь сирийской цивилизации. Она ввела алфавит, открыла Атлантический океан и пришла к особой концепции Бога, общей для иудаизма, зороастризма, христианства и ислама, но чуждой египетскому, шумерскому, индскому и эллинскому направлениям религиозной мысли. Каким же сирийским общинам принадлежат эти достижения?

Что касается алфавита, то как было в действительности – мы не знаем. Хотя его изобретение традиционно приписывают финикийцам, он могбыть передан в элементарной форме и филистимлянами из минойского мира. Так что при нынешнем состоянии наших знаний алфавиту не следует доверять. Перейдем к двум оставшимся [достижениям].

Кем были сирийские мореплаватели, рискнувшие проплыть все Средиземное море вплоть до Геркулесовых столпов и даже за их пределы? Ими не были филистимляне, несмотря на их минойскую кровь. Последние отвернулись от моря и вели борьбу, обреченную на неудачу, за плодородные равнины Ездрилон и Шефель [209]209
  Ездрилон– обширная равнина в нижней части Галилеи, простирающаяся к югу и юго-западу от горы Фавор и Назарета. Замечательна своей обширностью, красотой и плодородием. В древности на ней происходило множество кровавых битв, в том числе между царем Саулом и филистимлянами ( I Цар.29, 1). Шефель —приморская равнина к западу от Иудейского нагорья.


[Закрыть]с противниками более сильными, чем они сами, израильтянами холмистой страны, занятой коленами Ефрема [210]210
  Ефрем– младший сын Иосифа, родоначальник колена, которое занимало одну из лучших и плодородных частей земли Обетованной. Границами его были: к западу – Средиземное море, к востоку – река Иордан, к северу – часть колена Манасиина, а к югу – часть колен Данова и Манасиина.


[Закрыть]и Иуды [211]211
  Иуда– сын Иакова. При разделе земли Обетованной получил наиболее обширную и важную ее часть – от Средиземного моря до Мертвого и от потока Египетского до пределов Ефрема.


[Закрыть]. Первооткрывателями Атлантики стали финикийцы Тира и Сидона.

Эти финикийцы были остатками хананеев – народа, населявшего эту местность еще до прихода филистимлян и евреев. Этот факт в виде генеалогии выражен в одной из первых глав Книги Бытия, где мы читаем, что от Ханаана (сына Хама, сына Ноева) «родился Сидон, первенец его» ^{45}. Они выжили благодаря тому, что их жилища, расположенные вдоль центральной части сирийского побережья, не был и достаточно привлекательными для захватчиков. Финикия, которую филистимляне оставили в стороне, являет собой замечательный контраст Шефелю, где поселились они сами. В этой части побережья нет плодородных равнин. Цепь Ливанских гор поднимается отвесно от моря – столь отвесно, что там с трудом можно найти место для обычной или железной дороги. Финикийские города не могли сообщаться легко даже друг с другом, за исключением морского пути, и Тир, наиболее известный из них, расположен, подобно гнезду чайки, на скалистом острове. Таким образом, в то время как филистимляне паслись как овцы в клевере, финикийцы (чей морской горизонт ограничивался до сих пор небольшим пространством каботажного сообщения между Библом и Египтом) пустились, на минойский манер, в открытое море и основали вторую родину для собственного извода сирийской цивилизации вдоль африканского и испанского побережий Западного Средиземноморья. Карфаген, имперский город этого заморского финикийского мира, обогнал филистимлян даже в области военного дела, которому они отдавали предпочтение. Известнейшим ратоборцем среди филистимлян был Голиаф из Гефа. Рядом с финикийцем Ганнибалом он кажется жалкой фигурой.

Но духовное открытие монотеизма как проявление человеческой доблести превзошло физическое открытие Атлантики. Оно явилось подвигом сирийской общины, выброшенной на берег [потоком] Völkerwanderung [переселения народов] в природную среду – даже еще менее привлекательную, чем финикийский берег, – на холмистую местность колен Ефрема и Иуды. Вероятно, этот покрытый лесами худосочный холмистый клочок оставался незанятым до тех пор, пока его не заселил авангард еврейских кочевников, переместившихся на окраины Сирии из Северо-Аравийской степи в XIV в. до н. э. и позднее, на протяжении междуцарствия, последовавшего за закатом Нового царства в Египте. Здесь из скотоводов-кочевников они превратились в оседлых земледельцев, обрабатывавших каменистую почву, и здесь они жили в безвестности до тех пор, пока не наступил зенит сирийской цивилизации. Уже в V в. до н. э., в эпоху, когда все великие пророки сказали свое слово, само название «Израиль» было неизвестно Геродоту, а земля Израиля в геродотовской панораме сирийского мира была еще заслонена землей Палестины. Он пишет о «земле филистимлян» ^{{46} ,} [212]212
  У Геродота, собственно, ή Συρία Παλαιστινη – «Сирия палестинская».


[Закрыть]– и Филистиимом, или Палестиной, она остается до наших дней.

Сирийская притча рассказывает нам о том, как Бог Израиля некогда подверг израильского царя сильнейшему из испытаний, каким только Бог может подвергнуть смертного.

«Явился Господь Соломону во сне ночью, и сказал Бог: “Проси, что дать тебе”. И сказал Соломон: “…Даруй же рабу Твоему сердце разумное…” И благоугодно было Господу, что Соломон просил этого. И сказал ему Бог: “За то, что ты просил этого и не просил себе долгой жизни, не просил себе богатства, не просил себе душ врагов твоих, но просил себе разума, чтоб уметь судить, – вот, Я сделаю по слову твоему: вот, Я даю тебе сердце мудрое и разумное, так что подобного тебе не было прежде тебя, и после тебя не восстанет подобный тебе; и то, чего ты не просил, Я даю тебе, и богатство и славу, так что не будет подобного тебе между царями во все дни твои”» ^{47}.

Притча о Соломоновом выборе является иносказанием истории избранного народа. В силу своего духовного понимания израильтяне превзошли военную доблесть филистимлян и морскую доблесть финикийцев. Они не обрели того, что искали язычники, но впервые обрели Царство Божие. И все остальные вещи приложились к нему. Что касается жизни их врагов, то филистимляне были отданы в руки Израиля. Что касается богатства, то евреи унаследовали Тиру и Карфагену, ведя сделки на уровне, далеко превосходившем все финикийские мечты, на континентах, о которых финикийцы даже не подозревали. Относительно долгой жизни можно сказать, что евреи дожили – как особый народ – до наших дней, на много веков пережив то время, когда финикийцы и филистимляне утратили свою [национальную] идентификацию. Их древние соседи в сирийском обществе подверглись коренному изменению и были перечеканены, подобно монетам с новыми изображениями и новыми надписями, тогда как Израиль оказался непроницаемым для подобной алхимии, которую История проводила в тиглях универсальных государств, Вселенских церквей и переселений народов и жертвой которой стали, в свою очередь, все мы, неевреи.

* * * 

Бранденбург и Рейнская область

Может показаться, что Аттику и Израиль от Бранденбурга отделяют большое расстояние и крутой спуск. Однако на своем уровне Бранденбург являет нам пример того же самого закона. Если вы будете проезжать через не производящую сильного впечатления местность, которая образовывала первоначальное владение Фридриха Великого [213]213
  Фридрих Великий —Фридрих II (1712-1786) – прусский король с 1740 г. из династии Гогенцоллернов, крупный полководец. В результате его завоевательной политики (Силезские войны 1740-1742 и 1744-1745 гг., участие в Семилетней войне 1756-1763 гг., в первом разделе Польши в 1772 г.) территория Пруссии почти удвоилась.


[Закрыть], – Бранденбург, Померанию и Восточную Пруссию с их истощенными сосновыми насаждениями и песчаными полями, вам может показаться, что вы пересекаете одну из отдаленных частей Евразийской степи. В каком бы направлении вы ни отправились отсюда – к пастбищам и буковым рощам Дании, к чернозему Литвы или виноградникам Рейнской области, вы попадете в более легкую и более приятную местность. Однако потомки тех средневековых колонистов, которые заняли эти «бесплодные земли», сыграли исключительную роль в истории западного общества. Не только потому, что в XIX столетии они подчинили себе всю Германию, а в XX привели немцев к энергичной попытке навязать нашему обществу свое универсальное государство. Пруссак научил также своих соседей, как заставить песок плодоносить, удобрив его искусственными удобрениями, как поднять народонаселение до уровня беспрецедентной социальной продуктивности при помощи системы обязательного обучения и до уровня беспрецедентной социальной защиты при помощи системы обязательного здравоохранения и страхования на случай безработицы. Он может нам не нравиться, однако отрицать, что мы научились его важным и ценным урокам, мы не можем.

* * * 

Шотландия и Англия

Нет нужды обсуждать то, что шотландская земля «тяжелее» английской, или же подробно проводить и без того хорошо известное различие в темпераментах типичного шотландца – серьезного, бережливого, пунктуального, настойчивого, предусмотрительного, честного и хорошо образованного, и типичного англичанина – поверхностного, экстравагантного, рассеянного, порывистого, беззаботного, свободного, легкого и плохо умеющего читать. Англичане могут отнестись к этому традиционному сравнению не более чем как к шутке. Они вообще большинство вещей рассматривают не более чем как шутку. Иное дело шотландцы. Джонсон [214]214
  ДжонсонСэмюэл (1709-1784) – английский писатель и лексикограф. Составитель «Словаря английского языка» (1755), автор философской повести «Расселас, принц Абиссинский» (1759), морально-дидактических эссе, литературно-критического «Жизнеописания наиболее выдающихся английских поэтов» (1779-1781).


[Закрыть]любил подшучивать над Босуэллом [215]215
  Босуэлл(Босвелл) Джеймс (1740-1795) – шотландский писатель, автор биографической книги «Жизнь Сэмюэла Джонсона» (1791), считающейся одним из лучших образцов мемуаристики. Неутомимость Босуэлла в добывании мельчайших подробностей биографии своего героя и друга при жизни последнего и его безграничное восхищение личностью доктора Джонсона стали притчей во языцех.


[Закрыть], по-видимому, неоднократно повторяя mot(остроту), что лучшая перспектива, которую видит перед собой шотландец, – это дорога в Англию. А еще до рождения Джонсона остряк времен королевы Анны [216]216
  Анна(1665-1714) – королева Великобритании и Ирландии с 1702 по 1714 г., дочь Якова II. Последняя представительница династии Стюартов на английском престоле.


[Закрыть]сказал, что если бы Каин был шотландцем, то его наказание переменилось бы: вместо того, чтобы быть осужденным на скитание по земле, его приговорили бы к тому, чтобы он сидел дома. Общераспространенное впечатление, будто шотландцы сыграли несоразмерную своей численности роль в создании Британской империи и в занятии высших мест в церкви и государстве, несомненно, имеет под собой серьезные основания. Классический парламентский конфликт в викторианской Англии произошел между чистокровным шотландцем и чистокровным евреем [217]217
  Имеются в виду Уильям Стюарт Гладстон (1809-1898) и Бенджамин Дизраэли (1804-1881). Гладстон был премьер-министром Великобритании в 1868-1874, 1880-1885, 1886, 1892-1894 гг., Дизраэли – в 1868 и 1874-1880 гг. Шотландец Гладстон возглавлял Либеральную, а еврей Дизраэли – Консервативную партию.


[Закрыть], и среди преемников Гладстона на посту премьер-министра Соединенного Королевства вплоть до наших дней приблизительно половина были шотландцами [218]218
  Розбери, Бальфур, Кэмпбелл-Баннерман и Макдональд; можно добавить сюда Бонара Лоу – из шотландско-ирландской семьи, который родился в Канаде, но мать которого была чистокровной шотландкой, а сам он поселился в Глазго. Таким образом, пять. Нешотландцев было семеро (Прим. Д. Ч. Сомервелла).


[Закрыть].

* * * 

Борьба за Северную Америку

Классическим примером данной нашей темы в западной истории является исход соперничества между полудюжиной различных групп колонистов за господство над Северной Америкой. Победителями из этого соревнования вышли жители Новой Англии, и в предыдущей главе мы уже отмечали необыкновенно сложные местные условия, которые выпали на долю последних хозяев континента. Давайте теперь сравним эту окружающую среду жителей Новой Англии, ярким образчиком которой является местоположение Таун-Хилла, с американской средой их ранее пришедших соперников: голландцев, французов, испанцев и других английских колонистов, которые осели вдоль южной части Атлантического побережья и в Виргинии [219]219
  Виргиния– первая английская колония в Северной Америке (с 1776 г. – штат США), названная так ее основателем сэром Уолтером Рэли в честь «королевы-девственницы» (Virgin Queen) Елизаветы I. Первая попытка колонизации была неудачной, и колония просуществовала лишь с 1584 по 1587 г., окончательно же закрепиться в Америке англичане смогли только в 1607 г., который и считается годом основания Виргинии.


[Закрыть].

В середине XVII столетия, когда все эти группы впервые ступили на берега Американского материка, нетрудно было предсказать, что между ними произойдет конфликт за обладание внутренними районами страны, но даже наиболее дальновидный из живших в то время наблюдателей вряд ли попал бы в цель, если бы его в 1650 г. попросили определить будущего победителя. Он мог бы проницательно исключить испанцев, несмотря на их два очевидных преимущества: обладание Мексикой, единственным североамериканским регионом, куда проникла предшествующая цивилизация, и репутацию, которой тогда еще пользовалась Испания среди европейских держав, но которая уже была незаслуженной. Мексику он мог бы не принимать в расчет по причине ее удаленного положения, а испанский престиж – учитывая испанские неудачи в европейской (Тридцатилетней) войне [220]220
  Тридцатилетняя война– первая общеевропейская война (1618-1648) между большими группировками держав: стремившимся к господству над всем христианским миром габсбургским блоком (испанские и австрийские Габсбурги), поддержанным папством, католическими князьями Германии и Польско-Литовским государством, и противодействовавшими этому блоку национальными государствами – Францией, Швецией, Голландией, Данией, Россией, в известной мере – Англией, образовавшими антигабсбургскую коалицию. Последняя в истории Европы большая религиозная война.


[Закрыть], к тому времени уже закончившейся. «Франция, – мог бы сказать он, – унаследует военное первенство Испании в Европе, Голландия и Англия – ее первенство в области флота и торговли на море. Состязание за Северную Америку будет происходить между Голландией, Францией и Англией. При беглом осмотре шансы Голландии кажутся наиболее многообещающими. Она превосходит на море и Англию, и Францию, а в Америке она владеет отличными водными воротами во внутренние районы страны – долиной реки Гудзон. Но при внимательном рассмотрении Франция кажется более вероятной победительницей. Она владеет еще лучшими водными воротами – рекой Святого Лаврентия, и в ее власти истощить и сковать голландцев, используя против их родины свою превосходящую военную силу. Но обе английские группы, – добавил бы он, – я могу с уверенностью исключить. Возможно, южные английские колонисты с их относительно плодородной почвой и мягким климатом выживут как анклав, отрезанный от внутренних территорий французами или голландцами, – в зависимости от того, кто из них завоюет долину Миссисипи. Однако одно несомненно: маленькая группка поселений в суровой и бесплодной Новой Англии обречена на исчезновение, будучи, так сказать, отрезанной от своих родственников голландцами на Гудзоне, в то время как французы будут оказывать на нее давление со стороны реки Святого Лаврентия».

Предположим, что наш воображаемый наблюдатель дожил до нового столетия. В 1701 г. он поздравил бы себя с тем, что оценил перспективы французов выше перспектив голландцев, поскольку эти последние покорно сдали свои позиции на Гудзоне английским конкурентам в 1664 г. А тем временем французы продвинулись от реки Святого Лаврентия к Великим озерам и добились господства над перевозками в бассейне Миссисипи.

Ла Салль протянулся вдоль реки вплоть до ее устья. Там было основано новое французское поселение Луизиана, и ее порт Новый Орлеан, несомненно, имел великое будущее. Что касается Франции и Англии, то наш наблюдатель не нашел бы причины вносить изменения в свой прогноз. Жители Новой Англии спаслись от вымирания, возможно, благодаря приобретению Нью-Йорка, но лишь затем, чтобы довольствоваться столь же скромными перспективами на будущее, что и их южные родственники. Будущее континента фактически казалось решенным – победителями должны были стать французы.

Не одарить ли нам нашего наблюдателя сверхчеловеческой долготой жизни, чтобы он мог посмотреть на ситуацию еще раз в 1803 г.? Если мы сохраним его в живых до этого времени, он будет вынужден признать, что его разум не заслуживает его долголетия. К концу 1803 г. французский флаг совершенно исчез с политической карты Северной Америки. В течение предшествующих сорока лет Канада стала владением британской короны, а Луизиана, после того как Франция уступила ее Испании и вновь получила обратно, была продана Наполеоном Соединенным Штатам – новой великой державе, возникшей из тринадцати британских колоний.

В этом 1803 г. континент уже в руках Соединенных Штатов, и границы пророчества сужаются. Остается только предсказать, какая из частей Соединенных Штатов завладеет большей долей этого огромного имения. И здесь, несомненно, ошибиться нельзя. Южные штаты – явные хозяева Союза. Посмотрите, как они лидируют в финальном раунде состязания в межамериканской гонке за покорение Запада. Не кто иной, как обитатели лесной глуши из Виргинии основали Кентукки – первый новый штат, учрежденный в западном направлении от тех горных цепей, которые столь долгое время «сговаривались» с французами, чтобы предотвратить проникновение английских поселенцев в глубь страны. Кентукки расположен вдоль реки Огайо, а Огайо течет к Миссисипи. Тем временем новые хлопкопрядильные фабрики Ланкастера обеспечили южанам постоянно расширяющийся рынок хлопка, который способны были производить их почва и климат.

«Наши родственники янки [221]221
  Янки– здесь: уроженцы или жители Новой Англии.


[Закрыть], – отмечает наблюдатель-южанин в 1807 г., – изобрели пароход, который будет плавать по нашей реке Миссисипи, и машину для чесания и очистки хлопковых коробочек. “Изобретения янки” более выгодны для нас, чем для самих изобретателей».

Если наш престарелый неудавшийся пророк считает, что будущее за южанами (а это тогда не вызывало сомнений и некоторое время спустя являлось собственной оценкой южан), то он, должно быть, в самом деле уже впал в детство. Ибо в этом последнем раунде состязания южанину суждено было встретиться со столь же быстрым и сокрушительным поражением, с каким уже столкнулись голландцы и французы.

В 1865 г. ситуация уже изменилась до неузнаваемости по сравнению с тем, что было в 1807 г. В деле покорения Запада южный плантатор оказался превзойденным и обойденным своим северным конкурентом. Почти достигнув пути к Великим озерам через Индиану и заключив выгодную сделку по Миссури (1821), он потерпел решительное поражение в Канзасе (1854-1860) и так никогда и не достиг Тихого океана. Жители Новой Англии были теперь хозяевами Тихоокеанского побережья на всем протяжении от Сиэтла до Лос-Анджелеса. Южане рассчитывали с помощью своих пароходов, ходивших по Миссисипи, вовлечь весь Запад в южную систему экономических и политических отношений. Но «изобретения янки» на этом не остановились. За пароходом последовал железнодорожный локомотив, который отнял у южанина больше, чем некогда дал ему пароход, ибо потенциальная ценность долины реки Гудзон и Нью-Йорка в качестве главных ворот из Атлантики на Запад была наконец реализована в век железных дорог. Железнодорожное сообщение от Чикаго до Нью-Йорка превосходило речное сообщение от Сент-Луиса до Нового Орлеана. Линии сообщения внутри континента были переведены из вертикального направления в горизонтальное. Северо-Запад отделился от Юга и соединился с Северо-Востоком «по любви и расчету».

В самом деле, житель восточной части, некогда подаривший Югу речной пароход и волокноотделитель, теперь завоевал сердце жителя Северо-Запада при помощи двух даров. Он пришел к нему с локомотивом в одной руке и с жатвенной машиной – в другой и тем самым обеспечил решение сразу двух его проблем: транспорта и труда. Два эти «изобретения янки» предопределили преданность Северо-Запада, и Гражданская война была проиграна Югом еще до его [фактического] поражения. Взявшись за оружие в надежде возместить свои экономические неудачи при помощи военного контрудара, Юг просто довел до конца debacle [222]222
  Разгром (фр.).


[Закрыть],который уже был неизбежен.

Можно сказать, что всем этим разнообразным группам колонистов в Северной Америке пришлось столкнуться с суровыми вызовами окружающей среды. В Канаде французы встретились с почти арктическими зимами, а в Луизиане – с капризами реки, почти столь же вероломной и разрушительной, как Хуанхэ в Китае, на которую мы обратили внимание раньше других в данном ряду сравнений. Однако, рассмотрев все факторы – почву, климат, транспортные возможности и прочее, невозможно отрицать, что первоначальная колониальная родина жителей Новой Англии была наиболее трудной из всех. Таким образом, история Северной Америки говорит в пользу следующего предположения: чем больше трудность, тем сильнее стимул.