Текст книги "Исследование истории. Том I. Возникновение, рост и распад цивилизаций"

Автор книги: Арнольд Джозеф Тойнби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)

Наконец, давайте взглянем на контрастное положение послевоенной Австрии и послевоенной Турции. После окончания войны 1914-1918 гг. обе они появились в качестве республик и обе перестали быть империями, что некогда сделало их соседями и противниками. Но на этом сходство заканчивается. Австрийцы одновременно и получили самый тяжелый удар, и приняли его наиболее покорно из пяти народов, оказавшихся на побежденной стороне. Они приняли новый порядок пассивно, с величайшим смирением и с величайшей горестью. Наоборот, турки были единственным из пяти народов, который снова взялся за оружие менее чем через год после прекращения боевых действий, выступив против победивших держав и успешно настояв на решительном пересмотре мирного договора, который хотели навязать им победители. Поступив подобным образом, турки возродили свою молодость и изменили свою судьбу. Теперь уже они сражались не под началом упадочной Оттоманской династии с целью сохранить ту или иную провинцию покинутой владельцами империи. Оставленные своей династией, они вновь продолжили пограничную войну и последовали за своим вождем, избранным за его заслуги, подобно их первому султану Осману, – не для того, чтобы расширить границы своей родины, но для того, чтобы их сохранить. Поле при Инёню [291]291
  У Инёню 10 января и 31 марта 1921 г. турецкие войска нанесли поражение превосходящим по численности и техническому оснащению греческим войскам, что во многом решило исход греко-турецкой войны 1919-1922 гг.


[Закрыть], на котором произошло решающее сражение греко-турецкой войны 1919-1922 гг., находится в пределах тех первоначальных наследственных земель, которые последний из Сельджукидов закрепил за первым из Османов шестьсот лет назад. Колесо совершило полный круг.

* * * 

Западный мир на своих западных границах

В ранний период своей истории западное общество испытывало давление не только со стороны своей восточной границы, но и на трех фронтах на западе: давление так называемой кельтской окраины на Британских островах и в Британии, давление скандинавских викингов на Британских островах и вдоль Атлантического побережья континентальной Европы и давление сирийской цивилизации, оказанное ранними мусульманскими завоевателями на Иберийском полуострове. Первым мы рассмотрим давление «кельтской окраины».

Как могло случиться, что борьба за существование между примитивными и эфемерными варварскими княжествами так называемой Гептархии [292]292
  «Гептархия»(от греч.έπτά – «семь» и άρχή – «власть, царство», то есть «семицарствие») – обозначение в исторической литературе (с XVI в.) периода истории Англии, отмеченного отсутствием государственного единства (с конца VI – начала VII до IX в.; по семи наиболее известным англосаксонским королевствам: Кент, Уэссекс, Суссекс, Эссекс, Нортумбрия, Мерсия и Восточная Англия). Это название достаточно условно, поскольку королевства периодически объединялись, распадались и в действительности их количество редко когда равнялось семи.


[Закрыть]привела к возникновению двух передовых и долговечных государств западной политической системы? Если мы бегло посмотрим на процесс, в ходе которого королевства Англия и Шотландия заняли место «Гептархии», то обнаружим, что определяющим фактором на каждой ступени являлся ответ на некий вызов, порожденный внешним давлением. Происхождение королевства Шотландия можно возвести к вызову, брошенному пиктами [293]293
  Пикты– группа племен, составлявших древнее население Шотландии. В IX в. были завоеваны скоттами и смешались с ними.


[Закрыть]и скоттами англосаксонскому княжеству Нортумбрия. Нынешняя столица Шотландии была основана Эдвином Нортумбрийским (чье имя носит до сих пор [294]294
  Эдинбург, т. е. «город Эдвина».


[Закрыть]) в качестве пограничной крепости Нортумбрии против живших по ту сторону залива Ферт-оф-Форт пиктов и бриттов долины реки Клайд. Вызов был брошен, когда пикты и скотты завоевали Эдинбург в 954 г., а впоследствии заставили Нортумбрию уступить им весь Лотиан [295]295
  Лотиан– район Шотландии между реками Твид и Клайд и заливом Ферт-оф-Форт. Главный город – Эдинбург.


[Закрыть]. Данная уступка вызвала следующий вопрос: будет ли эта утраченная граница западного христианства сохранять свою западно-христианскую культуру, несмотря на смену политического режима, или подчинится чуждой «дальнезападнои» культуре своих кельтских завоевателей? Будучи весьма далек от того, чтобы подчиниться, Лотиан ответил на вызов, «взяв в плен» своих завоевателей, как завоеванная Греция некогда «пленила» Рим.

Культура завоеванной территории оказалась настолько привлекательной для королей скоттов, что они сделали Эдинбург своей столицей и стали себя чувствовать и вести так, словно Лотиан был их родиной, а Хайлендз [296]296
  Хайлендз (англ.the Highlands – буквально: «горная страна») – север и северо-запад Шотландии.


[Закрыть]– отдаленной и чуждой частью их владений. В результате восточное побережье Шотландии вплоть до залива Мори-Ферт было колонизовано, а «линия Хайленда» отодвинута назад поселенцами английского происхождения из Лотиана под покровительством кельтских правителей в ущерб кельтскому населению, чьими родственниками изначально являлись короли скоттов. По логически последовательному и при этом не менее парадоксальному переносу имен «шотландский язык» стал означать английский диалект, на котором говорили в Лотиане, вместо того, чтобы означать гэльский диалект, на котором говорили первоначальные скотты. Конечным следствием завоевания Лотиана скоттами и пиктами явилось то, что северо-западная граница западного христианства от залива Ферт-оф-Форт до реки Твид не была удержана и продвинулась еще дальше, пока не охватила весь остров Великобритания.

Так завоеванная часть одного из княжеств английской «Гептархии» фактически стала ядром нынешнего королевства Шотландия, и следует заметить, что та часть Нортумбрии, которая совершила этот подвиг, была границей между Твидом и Хамбером [297]297
  Хамбер– эстуарий рек Трент и Уз на востоке острова Великобритания.


[Закрыть]. Если бы какой-либо просвещенный путешественник посетил Нортумбрию в X в., накануне передачи Лотиана скоттам и пиктам, то он бы наверняка сказал, что у Эдинбурга не будет большого будущего и что если какой-то город и станет постоянной столицей «цивилизованного» государства, то это будет Йорк. Расположенный посреди обширной пахотной равнины в Северной Британии, Йорк уже являлся военным центром римской провинции и центром церковного архиепископства и совсем недавно сделался столицей эфемерного скандинавского королевства, в котором действовали «датские законы» [298]298
  «Датские законы»(Danelaw) – были установлены в северо-восточной Британии в X в. нападавшими на Английское королевство скандинавскими викингами, которых в Англии называли датчанами.


[Закрыть]. Но в 920 г. датское королевство Йорка подчинилось королю Уэссекса, впоследствии Йорк опустился до уровня английского провинциального города, а в наши дни ничто, кроме необычайных размеров Йоркшира среди всех английских графств, не напоминает о том факте, что некогда для него была приуготована великая судьба.

Какое же из княжеств «Гептархии» на юг от Хамбера могло взять на себя инициативу и образовать ядро будущего королевства Англия? Мы замечаем, что к VIII в. христианской эры ведущими соперниками были не ближайшие к континенту княжества, но Мерсия и Уэссекс, оба подвергшиеся воздействию пограничного стимула со стороны непокоренных кельтов Уэльса и Корнуолла. Мы также замечаем, что в первом раунде этого соревнования Мерсия вырвалась вперед. Король Мерсии Оффа [299]299
  Оффа(ум. 796) – король Мерсии (с 757 г.). Разбил кентцев в 775 г., подчинил восточных саксов и захватил Лондон. В битве при Бенсингтоне в 779 г. разбил западных саксов. Отвоевал территорию по ту сторону Северна у Уэльса. Получил от папы Адриана I титул короля англичан.


[Закрыть]имел в своем распоряжении огромную силу, большую, чем любой из королей Уэссекса в его время, ибо давление Уэльса на Мерсию было сильнее, чем давление Корнуолла на Уэссекс. Хотя сопротивление «западных валлийцев» в Корнуолле оставило бессмертный отголосок в легенде о короле Артуре, оно, тем не менее, по-видимому, сравнительно легко было сломлено западными саксами. С другой стороны, суровость давления на Мерсию филологически подтверждается самим ее названием (преимущественно «граница» – the March), а археологически – остатками величественных земляных укреплений, протянувшихся от эстуария Ди до эстуария Северна, который носит название Рва [короля] Оффы (Offa's Dyke). На этой стадии казалось, что будущее не за Уэссексом, но за Мерсией. Однако в IX столетии, когда вызов со стороны «кельтской окраины» превзошел новый, гораздо более страшный вызов со стороны Скандинавии, эти надежды были обмануты. На этот раз Мерсии не удалось ответить, тогда как Уэссекс под водительством короля Альфреда ответил [на вызов] победой и, таким образом, стал ядром исторического королевства Англия.

Скандинавское давление на океанское побережье западно-христианского мира привело не только к объединению княжеств «Гептархии» в королевство Англия под властью дома Кердика [300]300
  Кердик(ум. 534) – основатель Западно-Саксонского королевства. Саксонский эрл, Кердик вторгся в Англию в 495 г. и в результате длительной борьбы постепенно расширил свои владения, основав королевство Уэссекс около 519 г. Явился родоначальником Саксонского королевского дома в Англии, из которого происходил Альфред Великий.


[Закрыть], но также и к объединению под властью дома Капета [301]301
  КапетГуго (ок. 940-996) – основатель династии Капетингов. После смерти отца получил в 956 г. герцогство Францию с графствами Парижем и Орлеаном. При королях из династии Каролингов Хлотаре II и Людовике V, опекуном которых он был, сосредоточил в своих руках всю власть. После смерти последнего был выбран собранием крупных вассалов в короли и в 987 г. коронован.


[Закрыть]заброшенных обломков западной части империи Карла Великого в королевство Франция. Перед лицом этого давления Англия обрела свою столицу не в Уинчестере, предыдущей столице Уэссекса, расположенной в пределах области обитания западных валлийцев и сравнительно удаленной от скандинавской опасности, но в Лондоне, мужественно выдерживавшем удары судьбы и взявшем на себя всю тяжесть того дня в 895 г., когда [этот город] придал продолжительному сражению, возможно, решающий поворот, отразив попытку датской армады подняться вверх по Темзе. Подобным же образом и Франция обрела свою столицу не в Лане, который являлся местопребыванием последнего Каролинга, но в Париже, который принял на себя главный удар при отце первого короля из династии Капетингов и вынудил викингов остановить свое продвижение вверх по Сене.

Так ответ западной цивилизации на заморский вызов Скандинавии дал рождение новым королевствам Англия и Франция. В дальнейшем, в процессе приобретения господства над своими противниками, французский и английский народы выковали мощный военный и социальный инструмент феодальной системы, причем англичане еще сумели дать художественное выражение эмоциональному опыту этого сурового испытания в новой вспышке эпической поэзии, фрагмент которой сохранился в «Песни о битве при Молдоне» [302]302
  «Песнь о Молдонской битве»– староанглийская поэма, посвященная знаменитому сражению уэссексцев с датскими захватчиками в 991 г. у города Молдон (Эссекс), закончившемуся победой датчан.


[Закрыть].

Мы должны также заметить, что Франция повторила в Нормандии подвиг англичан в Лотиане, заполучив скандинавских завоевателей Нормандии в качестве рекрутов завоеванной цивилизации. Менее чем через столетие Ролло и его спутники заключили с Каролингом Карлом Простым пакт, обеспечивавший им постоянное поселение на атлантическом берегу Франции (912 г.). Их потомки расширили границы западно-христианского мира в Средиземноморье в ущерб Православию и исламу и распространяли яркий свет западной цивилизации, который теперь воссиял во Франции, в островных королевствах Англии и Шотландии, в то время еще лежавших в полумраке. С физиологической точки зрения, норманнское завоевание Англии можно было бы рассматривать как окончательное достижение ранее сорванных целей варваров-викингов, но с точки зрения культурной, такая интерпретация – просто нонсенс. Норманны отказались от своего скандинавского языческого прошлого, начав не уничтожать закон западного христианства в Англии, а исполнять его. В битве при Гастингсе [303]303
  Гастингс– город в Великобритании (графство Восточный Суссекс), около которого 14 октября 1066 г. войска герцога Нормандии Вильгельма, высадившиеся в Англии, разгромили войска англосаксонского короля Гарольда II. Гарольд пал в бою, и Вильгельм стал английским королем (Вильгельм I Завоеватель).


[Закрыть], когда норманнский воин-менестрель Тайлефер скакал по полю сражения впереди норманнских рыцарей, он пел не на норвежском, а на французском языке, и не «Сагу о Сигурде», а «Песнь о Роланде». Когда западно-христианская цивилизация «пленила» подобным образом скандинавских захватчиков своих владений, было неудивительно, что она стала способна закрепить свою победу, заняв место недоразвитой скандинавской цивилизации в самой Скандинавии.

Нам осталось еще рассмотреть последнее пограничное давление, которое по времени было первым, превзойдя все остальные по своей интенсивности, и казалось поразительным по своей мощи, если сравнить его с явно ничтожными силами нашей цивилизации в ее колыбели. В самом деле, по мнению Гиббона, оно едва не занесло западное общество в список недоразвившихся цивилизаций [304]304
  «В своем победоносном наступлении сарацины прошли более тысячи миль от Гибралтарского утеса до берегов Луары; если бы они еще прошли такое же пространство, они достигли бы пределов Польши и гористой части Шотландии… Если бы это случилось, то в настоящее время, быть может, преподавали бы в оксфордских школах Коран и с высоты их кафедр доказывали бы исполнившему обряд обрезания народу, как свято и истинно откровение Мухаммеда» (Гиббон Э.История упадка и разрушения Великой Римской империи: Закат и падение Римской империи: В 7 т. Т. 6. М., 1997. С. 138).


[Закрыть]. Арабское нападение на младенческую цивилизацию Запада было эпизодом в последнем сирийском ответе на продолжительное эллинское вторжение в сирийские владения. Поставив перед собой задачу усиления ислама, арабы не успокоились, пока не восстановили сирийское общество в границах бывших владений в период его наибольшего распространения. Не удовольствовавшись воссозданием в качестве Арабской империи сирийского универсального государства, первоначально воплощенного в Персидской империи Ахеменидов, арабы продолжили отвоевывать древние финикийские владения Карфагена в Африке и Испании. В этом последнем направлении они пересекли в 713 г., по стопам Гамилькара и Ганнибала, не только Гибралтарский пролив, но также и Пиренеи. Впоследствии, хотя и не стремясь превзойти ганнибаловский переход через Рону и Альпы, они проложили новые пути, которыми Ганнибал не ступал никогда, и привели свои военные силы на Луару.

Поражение, нанесенное арабам франками под водительством деда Карла Великого в битве при Туре в 732 г., явилось, несомненно, одним из решающих событий в истории. Западная ответная реакция на сирийское давление, которое о себе заявило, оставалась в силе и все более увеличивалась на этом фронте, пока примерно семь или восемь веков спустя его импульс не перенес португальский авангард западно-христианского мира прямо с Иберийского полуострова за море, вокруг Африки, в Гоа, Малакку и Макао, а кастильский авангард – через Атлантику в Мексику и через Тихий океан – в Манилу. Эти иберийские первопроходцы сослужили беспримерную службу западно-христианскому миру. Они расширили горизонт и тем самым потенциальные владения общества, представителями которого были, пока он не охватил все обитаемые земли и годные для плавания моря земного шара. В первую очередь именно благодаря иберийской энергии западно-христианский мир вырос, подобно горчичному зерну из притчи, в «великое общество» – дерево, в ветвях которого поселились все нации Земли.

Пробуждение энергии иберийского христианства под воздействием стимула давления со стороны мавров подтверждается тем фактом, что эта энергия иссякла, как только маврское давление прекратилось. В XVII столетии португальцы и кастильцы были вытеснены в открытом ими Новом Свете любителями вмешиваться в чужие дела – голландцами, англичанами и французами – из транспиренейских частей западно-христианского мира, и это поражение за морем по времени совпало с устранением исторического стимула на родине в результате массового истребления, изгнания или насильственного обращения в христианство оставшихся на полуострове «морисков». [305]305
  Мориски (исп.moriscos, от того – мавр) – мусульманское население, оставшееся на Пиренейском полуострове после падения Гранадского эмирата (1492 г.) и насильственно обращенное в христианство. Мориски, большей частью тайно исповедовавшие ислам, преследовались инквизицией. В 1609-1610 гг. были изгнаны из Испании.


[Закрыть]

По-видимому, отношение иберийских пограничных земель к маврам схоже с отношением дунайской Габсбургской монархии к османам. Каждый из них был силен до тех пор, пока сильно было давление. Как только давление слабело, и Испания, и Португалия, и Австрия начинали ослабевать и терять лидерство среди конкурирующих держав западного мира.

5. Стимул ущемления

Хромые кузнецы и слепые поэты

Если живой организм ущемлен по сравнению с другими представителями данного вида и потерял возможность пользоваться неким отдельным органом или способностью, он, вероятно, ответит на этот вызов специализацией другого органа или способности, пока не получит преимущество над своими собратьями в этой второй сфере деятельности, компенсировав свою ущербность в первой. Например, слепой человек склонен развивать чувство осязания более тонкое, чем то, которым обычно обладают люди, пользующиеся зрением. Подобным образом мы находим, что и в социальном организме группа или класс, являющиеся социально ущемленными – или в результате какого-то несчастья, или по собственной вине, или по вине других членов общества, в котором они живут, – вероятно, ответят на вызов затруднений в некоторых сферах деятельности или всецелого исключения из этих сфер, сконцентрировав свою энергию в других сферах и достигнув превосходство там.

Быть может, уместнее начать с простейшего случая – с ситуации, в которой некие физические недостатки препятствуют занятию отдельных индивидуумов деятельностью, обычной в том обществе, членами которого они являются. Давайте, например, вспомним затруднительное положение, в котором слепой или хромой человек оказывается в варварском обществе, где обычный мужчина является воином. Как реагирует хромой варвар? Хотя ноги и не могут вести его в сражение, его руки могут ковать оружие и доспехи для его товарищей, и он приобретает умение в ремесле, которое делает их столь же зависимыми от него, как и он зависим от них. Он становится повседневным прототипом хромого Гефеста (Вулкана) или хромого Вёлунда (Виланда-Кузнеца) в мировой мифологии. А как реагирует слепой варвар? Его удел хуже, ибо он не может использовать свои руки в кузнечном деле. Однако он может использовать их для игры на арфе в сочетании со своим голосом, а также использовать свои умственные способности для создания поэзии, воспевающей те деяния, которые сам совершить не может, но о которых узнает из вторых рук из безыскусных воинских рассказов своих товарищей. Он становится средством достижения того бессмертия славы, которого жаждет варварский воин.

 
Немало храбрых до Агамемнона
На свете жило, вечный, однако, мрак
Гнетет их всех, без слез, в забвеньи:
Вещего не дал им рок поэта ^{56}.
 

* * *

Рабство

Среди тех видов ущемления, причиной которых является не врожденное несчастье, а дело человеческих рук, наиболее явным, наиболее универсальным и наиболее суровым является рабство. Возьмем, к примеру, факты, касающиеся огромного притока иммигрантов, которых свозили в Италию в качестве рабов со всех стран Средиземноморья в течение двух ужасающих веков между войной с Ганнибалом и установлением мира при Августе. Ущербность, под воздействием которой эти рабы-иммигранты начинали свою новую жизнь, почти невозможно вообразить. Некоторые из них были наследниками культурной традиции эллинской цивилизации и явились свидетелями того, как рушился весь их духовный и материальный универсум, как грабили их города и уводили на рабский рынок их сограждан. Другие, происходившие из восточного «внутреннего пролетариата» эллинского общества, хотя уже и утратили свое социальное наследие, однако не утратили способности переживать мучительные личные страдания, которые причиняет рабство. Существовала древнегреческая поговорка: «день рабства лишает человека половины его человечности». Эта поговорка находила ужасающее подтверждение в падении происходившего из рабов римского городского пролетариата, который жил не хлебом единым, но «хлебом и зрелищами» (partem et circences)со II столетия до христианской эры по VI столетие христианской эры, пока материальное благополучие не закончилось и народ не исчез с лица земли. Эта затянувшаяся «жизнь-в-смерти» была воздаянием за неудавшийся ответ на вызов рабства, и нет сомнения в том, что широкая дорога к гибели была протоптана большинством тех человеческих существ самого различного происхождения и с самым различным прошлым, которые были обращены в рабство en masseв самый злой век эллинской истории. Однако были и такие, кто ответил на этот вызов и преуспел в «делании добра» тем или иным образом.

Некоторые, прислуживая своим господам, возвышались до того, что становились ответственными администраторами больших поместий. Поместьем самого цезаря, когда оно выросло до размеров универсального государства эллинского мира, продолжали управлять императорские вольноотпущенники. Другие, занимавшиеся по велению своих господ мелким предпринимательством, покупали свободу за счет тех сбережений, которые их господа позволяли им сохранять, и в конечном счете достигали богатства и высокого положения в мире римских предпринимателей [306]306
  Кроме освобождения по воле своих господ, для рабов, особенно в поздние времена, существовала возможность выкупить себя на собственные сбережения. В Риме при известных обстоятельствах они поднимались до высоких постов в государстве (в императорском управлении и придворной службе, особенно при императоре Клавдии). Сыновья вольноотпущенников во времена империи могли стать всадниками и даже императорами (Пертинакс и Диоклетиан), но в основном они принадлежали к классу мелких производителей и были доверенными лицами своих патронов в деловых и политических предприятиях. Многие вольноотпущенники были банкирами, врачами, учителями.


[Закрыть]. Другие оставались рабами в этом мире, чтобы стать философами-царями или отцами Церкви в мире ином, и истинный римлянин, который мог справедливо презирать незаконную власть какого-нибудь Нарцисса [307]307
  Нарцисс(I в. н. э.) – вольноотпущенник и фаворит римского императора Клавдия. Управляя одной из императорских канцелярий, некоторое время являлся фактическим правителем империи.


[Закрыть]или бахвальство какого-нибудь нувориша Трималхиона [308]308
  Трималхион– один из персонажей романа римского писателя Петрония «Сатирикон». Разбогатевший вольноотпущенник, чье чванство, необразованность и безвкусие высмеивает с позиций аристократа и эстета Петроний.


[Закрыть], относился с почтением к спокойной мудрости хромого раба Эпиктета [309]309
  Эпиктет(ок. 50 – ок. 140) – римский философ-стоик. Был рабом одного из фаворитов императора Нерона, позднее отпущен на волю. «Беседы» Эпиктета, содержащие моральную проповедь, записаны его учеником Флавием Аррианом. Центральная тема «Бесед» – выработка и сохранение такой нравственной позиции, при которой человек в любых условиях богатства или нищеты, власти или рабства сохраняет внутреннюю независимость от этих условий и духовную свободу.


[Закрыть]и не мог не удивляться энтузиазму безымянного множества рабов и вольноотпущенников, чья вера сдвигала горы. На протяжении пяти столетий между войной с Ганнибалом и обращением в христианство императора Константина [310]310
  При римском императоре Константине I Великом (272-337 гг., правил с 306 г.) была признана христианская Церковь и сделаны первые шаги на пути превращения христианства в государственную религию (Миланский эдикт 313 г. признал христианство равноправной религией). В 325 г. Константин I созвал в Никее I Вселенский собор, всемерно поощряя деятельность Церкви по распространению христианства. В 321 г. объявил воскресенье «днем покоя». Возведением Латеранской церкви положил начало монументальной церковной архитектуры. Православная Церковь чтит его память как святого и равноапостольного.


[Закрыть]римские власти были свидетелями явления и повторения этого чуда рабской веры – вопреки своим попыткам остановить его при помощи физической силы, – пока наконец сами ему не поддались. Ибо рабы-иммигранты, утратившие свою родину, семью и имущество, продолжали хранить свою веру. Греки принесли с собой вакханалии, анатолийцы – культ Кибелы («Дианы Эфесской», хеттской богини, намного пережившей то общество, в котором она появилась), египтяне – культ Исиды, вавилоняне – звездный культ, иранцы – культ Митры, сирийцы – христианство. «Но ведь давно уж Оронт сирийский стал Тибра притоком» ^{57}, – писал Ювенал [311]311
  ЮвеналДецим Юний (ок. 60 – ок. 127) – римский поэт-сатирик. Известен как классик «суровой сатиры». Проникнутые пафосом сатиры Ювенала, написанные в форме философской диатрибы, направлены против различных слоев римского общества – от низов до придворных.


[Закрыть]во II столетии христианской эры. Слияние этих вод привело к наводнению, которое обнажило всю недостаточность подчинения раба своему хозяину.

Результатом явилось то, что иммигрантская религия внутреннего пролетариата затопила местные религии правящего меньшинства эллинского общества. Когда воды однажды встретились, было уже невозможно предотвратить их смешение, а когда они смешались, уже оставалось мало сомнений в том, какое из течений одержит верх, если только природе не будет противодействовать искусство или сила. Ибо боги-хранители эллинского мира утратили то интимное живое единство, которое соединяло их со своими верующими, тогда как Бог пролетариата оказался для своих верующих «прибежищем и силой, скорым помощником в бедах» ^{58}. Перед лицом подобных перспектив римские власти колебались в течение пяти столетий между двумя мнениями. Следовало ли им перейти в наступление против чужеземных религий или принять их близко к сердцу? Каждый новый бог привлекал какую-то определенную часть римского правящего класса: Митра – солдат, Исида – женщин, небесные тела – интеллектуалов, Дионис – филэллинов, а Кибела – сторонников фетишизма. В 205 г. до н. э., во время кризиса, вызванного войной с Ганнибалом, римский сенат предвосхитил принятие христианства Константином более чем на пять веков, приняв с официальными почестями волшебный камень, или метеорит, упавший с неба, который римляне приписали божественности Кибелы и вывезли в качестве талисмана из анатолийского Пессинунта. Через двадцать лет римский сенат предвосхитил диоклетиановские преследования христиан, запретив эллинские вакханалии. Продолжительная «битва богов» явилась двойником земного соперничества между рабами-иммигрантами и их римскими господами, и в этом двойном соперничестве рабы и их боги одержали победу.

Стимул ущемления можно также проиллюстрировать расовой дискриминацией, примером которой является кастовая система индусского общества. Здесь мы видим, как расы, или касты, не допущенные для занятий одним ремеслом или профессией, добивались успеха в другом. Негритянский раб-иммигрант в современной Северной Америке подвергся процессу двойного ущемления – расовой дискриминации и узаконенного рабства, и в наши дни, через восемьдесят лет после того, как второй из факторов был устранен, первый отягощает цветного вольноотпущенника как никогда. Здесь нет необходимости распространяться о тех ужасных несправедливостях, которые были причинены работорговцами и рабовладельцами западного мира негритянской расе. Для нас интереснее будет отметить (и после исследования эллинской параллели мы отмечаем это без всякого удивления), как американские негры, обнаружив, что чаша весов, по всей видимости, в подавляющем большинстве случаев постоянно склоняется не в их пользу в этом мире, обратились за утешением к миру иному.

Негр, по-видимому, дает на наш ужасающий вызов религиозный ответ, и в конечном итоге (когда на этот ответ можно будет взглянуть ретроспективно) может оказаться так, что он выдержит сравнение с ответом Востока на вызов древнеримских господ. В самом деле, негр не принес с собой какой-либо собственной наследственной религии из Африки, которая была бы способна пленить сердца его белых сограждан в Америке. Его примитивное социальное наследие было столь хрупким по своей структуре, что, сохранив лишь несколько лоскутков, было рассеяно по ветру под воздействием западной цивилизации. Таким образом, он прибыл в Америку как духовно, так и физически нагим, и прикрыть свою наготу он мог лишь обносками своего поработителя. Негр приспособился к новому социальному окружению, по-новому открыв в христианстве некие первоначальные смыслы и ценности, которые западно-христианский мир в течение долгого времени игнорировал. Обращая свой наивный и впечатлительный ум к Евангелиям, он открыл для себя, что Иисус был пророком, пришедшим в мир не утверждать сильных на их престолах, но возносить бедных и смиренных [312]312
  «Низложил сильных с престолов, и вознес смиренных» (Лк. 1, 52).


[Закрыть]. Сирийские рабы-иммигранты, которые некогда принесли христианство в римскую Италию, явили чудо утверждения новой живой религии, занявшей место старой, уже мертвой. Возможно, негритянские рабы-иммигранты, открывшие христианство в Америке, смогут явить еще большее чудо воскрешения мертвого к жизни. Со своей детской духовной интуицией и со своей гениальной способностью давать спонтанное эстетическое выражение эмоциональному религиозному опыту они, возможно, будут способны раздуть холодную золу христианства, переданную им нами, чтобы в их сердцах божественный огонь запылал вновь. Таким образом, возможно (если только это вообще возможно), что христианство во второй раз станет живой верой умирающей цивилизации. Если американская негритянская церковь действительно совершит это чудо, то оно явится самым динамичным ответом, который когда-либо давал человек на вызов социального ущемления.

* * * 

Фанариоты, казанские татары и левантинцы

Социальное ущемление религиозных меньшинств внутри единой или же разнородной общины – факт настолько знакомый, что вряд ли нуждается в примерах. Всякий знает о том мощном ответе на подобный вызов, который был дан английскими пуританами в XVII столетии, о том, как те пуритане, что остались на родине, сначала посредством Палаты общин, а затем – конницы Кромвеля вывернули английскую конституцию наизнанку и обеспечили окончательный успех нашему эксперименту в парламентском правлении, а также о том, как те пуритане, что отправились за море, заложили основание Соединенных Штатов. Еще интереснее исследовать несколько менее известных примеров, в которых привилегированное и ущемленное вероисповедания принадлежали к разным цивилизациям, хотя были включены в единое государственное образование под воздействием той force majeure [313]313
  Непреодолимая сила (фр.).


[Закрыть],которую прилагала доминирующая партия.

В Оттоманской империи главным силам Православия захватчики с чуждой верой и культурой навязали универсальное государство, без которого православно-христианское общество не могло обойтись, но которое оказалось неспособным установить самостоятельно. И православным христианам пришлось платить за свою социальную несостоятельность тем, что они перестали быть хозяевами в своем собственном доме. Мусульманские завоеватели, образовавшие и поддерживавшие Pax Ottomanica [314]314
  Оттоманский мир (лат.).


[Закрыть]в православно-христианском мире, взыскивали плату в форме религиозной дискриминации за ту политическую услугу, которую они оказали своим христианским подданным. Здесь, так же как и повсюду, приверженцы ущемленного вероисповедания отвечали на вызов, становясь специалистами в тех занятиях, которыми теперь насильственно ограничивали их деятельность.

В старой Оттоманской империи никто не мог управлять или носить оружие, кроме османов, и на широких просторах империи даже собственность на землю и возможность ее обработки перешла от христиан в руки их мусульманских господ. При таких обстоятельствах некоторые православные народы пришли – в первый и последний раз в своей истории – к необщепризнанному и, возможно, даже сознательно спланированному, однако от этого не менее эффективному, взаимопониманию. Теперь они не могли ни далее позволять себе заниматься своим любимым делом – братоубийственными войнами, ни браться за свободные профессии, так что они молча разделили между собой более скромные ремесла и в качестве ремесленников постепенно снова встали на ноги в стенах имперской столицы, из которой их осмотрительно всем скопом выселил Мехмед Завоеватель. Валахи с Румелийских нагорий [315]315
  Румелия– общее название завоеванных в XIV-XVI вв. турками-османами балканских стран. С конца XVI до XIX в. название турецкой провинции с центром в Софии (включая Болгарию, Сербию, Герцеговину, Албанию, Македонию, Эпир и Фессалию).


[Закрыть]утвердились в городах как бакалейщики, грекоязычные греки Архипелага и туркоязычные греки закрытого анатолийского Карамана открыли свой бизнес в более амбициозном масштабе: албанцы стали каменщиками, черногорцы – швейцарами и комиссионерами, даже буколические болгары обосновались в предместьях как конюхи и торговцы овощами.

Среди православных христиан, вновь занявших Константинополь, была одна греческая группа, так называемые фанариоты, которых вызов ущемления стимулировал до такой степени, что они стали фактическими партнерами и потенциальными соперниками самих османов в управлении и контроле над империей. Фанар, от которого эта клика целеустремленных греческих семей получила свое название, был северо-западным районом Стамбула, который оттоманское правительство оставило своим православным подданным, проживающим в столице, в качестве эквивалента гетто. Туда переехал Вселенский патриарх после того, как храм Святой Софии был превращен в мечеть, и в этом на первый взгляд не обещающем ничего хорошего уединении, патриархия стала сборным пунктом и инструментом греческих православных христиан, процветавших в торговле. Эти фанариоты развили в себе два особых достоинства. В качестве торговцев высокого уровня они вошли в торговые отношения с западным миром и приобрели знание западных манер, обычаев и языков. В качестве управляющих делами патриархии они приобрели широкую практику и близкое знакомство с оттоманской администрацией, поскольку при старой оттоманской системе патриарх являлся официальным политическим посредником между оттоманским правительством и всеми православными подданными, на каком бы языке они ни говорили и в какой бы ни жили провинции. Два этих достоинства принесли фанариотам состояние, когда в ходе векового конфликта между Оттоманской империей и западным миром события определенно обернулись против османов после второй безуспешной осады Вены в 1682-1683 гг.

Эта перемена военной удачи внесла страшную путаницу в оттоманские государственные дела. До своего поражения в 1683 г. османы всегда могли рассчитывать на то, что решат свои отношения с западными державами при помощи простого применения силы. Закат военной мощи османов поставил их перед лицом двух новых проблем. Теперь им пришлось сидеть за столом переговоров с западными державами, которые османы не смогли победить на поле битвы, и им пришлось считаться с чувствами своих христианских подданных, которых они более не могли уверенно удерживать в подчинении. Другими словами, османы не могли более обойтись без искусных дипломатов и умелых администраторов. А тем необходимым запасом подобного опыта, которого сами османы были лишены, среди всех их подданных обладали лишь фанариоты. В результате османы были вынуждены пренебречь прецедентами и исказить принципы своего собственного режима, даровав компетентным фанариотам монополию на четыре высокие государственные должности, которые являлись ключевыми в новой политической ситуации, сложившейся в Оттоманской империи. Таким образом, на протяжении XVIII столетия христианской эры политическая власть фанариотов постепенно усиливалась, и казалось, будто результат западного давления смог одарить империю новым правящим классом, составленным из жертв векового расового и религиозного ущемления.

В конечном счете фанариотам не удалось достичь своей «несомненной судьбы» [316]316
  «Несомненная судьба»(manifest destiny) – идиома, используемая Тойнби по аналогии с распространенной в XIX столетии в США доктриной или даже верой в то, что Соединенные Штаты являются «избранной землей», самим Богом предназначенной для господства над всем Североамериканским континентом.


[Закрыть], поскольку к концу XVIII столетия западное давление на оттоманскую социальную систему достигло той степени интенсивности, на которой ее природа подверглась неожиданной трансформации. Греки, первыми среди подданных Оттоманской империи вступившие в тесные отношения с Западом, явились также и первыми, кто был заражен новым западным вирусом национализма – последствием потрясения, вызванного Французской революцией. Между вспышкой Французской революции и Греческой войной за независимость греки находились под чарами двух несовместимых стремлений. Они не хотели отказаться от фанариотской амбиции овладеть всем наследием османов и сохранить Оттоманскую империю нетронутой как «процветающее предприятие» под греческим управлением. Но в то же самое время у них появилась амбиция учредить свое собственное суверенное, независимое, национальное государство – Грецию, которая была бы греческой, как Франция – французской. Несовместимость двух этих стремлений окончательно была продемонстрирована в 1821 г., когда греки попытались реализовать их одновременно.