Текст книги "Операция 'Кеннеди'"

Автор книги: Аркан Карив

Соавторы: Антон Носик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

XXVIII

– Так это был он? – пикантная деталь явно позабавила премьер-министра. – Ну да, это, наверное, было как раз одно из его шести покушений. Пару раз полиция его даже задерживала, но БАМАД вызволял под разными невинными предлогами. Короче, у них уже готов был план покушения, и они мне предложили такой вариант: в меня будут стрелять холостыми пулями, после этого я смогу уехать из страны на пару лет, отдохнуть, попутешествовать, а потом, может быть, даже вернуться. Если доживу, конечно.

Детективный сюжет разворачивался передо мной в таких подробностях, от которых голова шла кругом. Слушая повесть премьер-министра, я должен был все время убеждать себя, что весь этот разговор действительно происходит, и действительно – с моим участием. Это не умещалось в сознании. Если бы то же самое интервью я прочитал напечатанным в «Мевасере» за подписью какого-нибудь их ведущего журналиста, то смог бы и поверить в реальность такой истории и даже позавидовать автору. И наверняка подумал бы о том, что при другом расположении планет мне, а не ему выпало бы брать сенсационное интервью... Но вот небо услышало меня и дало мне в руки козырь – такой, который выпадает раз в жизни. А я сижу, пускаю слюни, как Наташа Ростова, и отказываюсь верить... Очнись, Матвей Станевич, проснись и пой! Победить можно только тогда, когда ты весел и хорошо владеешь автоматическим оружием! Подбодрившись этой лихой цитатой из Аксенова, я залез двумя пальцами в пачку премьерского стомиллиметрового «Кента», достал оттуда сигарету и быстро ее раскурил.

Бывший глава правительства, похоже, не обратил никакого внимания на мое смятение. Начав рассказывать историю собственной гибели, он все больше увлекался повествованием, речь его становилась быстрей, и из нее исчезли все интонации дипломатической осторожности, совсем недавно задававшие тон всей нашей беседы. Я подозревал, что моим собеседником движет прежде всего желание выговориться, дать выход чувствам и воспоминаниям, от которых ему нечем было отгородиться в атмосфере вынужденной праздности и бездействия последних трех месяцев. Его рассказ был вовсе не похож на интервью – скорее, то была исповедь, в которой важен не собеседник, а возможность излить душу.

– Когда они предложили мне сыграть в покушение, я был возмущен. Я сказал, что не играю в такие игры, а им всем после подобных предложений стоит задуматься о своем служебном соответствии. Но назавтра мне принесли результаты очередного опроса общественного мнения, по которому меня поддерживало на прямых выборах 38%, а мирный процесс одобряло 46%. И какой-то раввин в Америке выдал галахическое постановление, что меня можно уничтожить как предателя Земли Израиля. Тут мое терпение лопнуло. А тот человек, который все придумал, он же и принес мне обе эти сводки в тот день, сказал: подумай, босс. Ты будешь святым. Весь мир будет рыдать и славить твое имя. Поддержка нашей партии и мирного процесса подскочит минимум вдвое. А всех этих старых пердунов, которые хотят нашей крови, мы выстроим в одну большую всемирную очередь за бесплатным супом для безработных.

– Вы действительно верили, что сможете вернуться в Израиль?

– О, планов возвращения было предостаточно. Рассматривался даже вариант, при котором меня не убьют, а сделают «растением». То есть под видом меня какого-нибудь бродягу с проломленным черепом будут держать в бессознательном состоянии на аппаратном дыхании несколько месяцев, а потом объявят о медицинском чуде, и я снова обрету сознание... Подобрали даже кандидатов: в различных клиниках Израиля посмотрели нескольких больных-одиночек с погибшей мозговой корой. Но этот вариант пришлось забраковать из-за сложностей с сохранением секретности. В результате был реализован план убийства, который разработал этот «Коктейль». Вот и все...

– А как прошли для вас эти три месяца? – спросил я осторожно. – Вы не раскаиваетесь в том, что сделали?

– Честно говоря, это трудный философский вопрос, – ответил премьер-министр, употребив слово, чуждое его обычному военно-колхозному лексикону. Я тут же невольно вспомнил, как после нескольких неудачных попыток взять штурмом слово «фундаменталистский», во время речи в кнессете пару лет назад, он махнул рукой и буркнул себе под нос: «Ну не получается у меня, не получается»... – Трудный вопрос. Непонятно, что хуже: то, что этот план реализован, или то, что он не сработал. Проблема в том, что этот заговор не мог сработать до конца. Сейчас он раскроется, если ты, конечно, не передумаешь о нем писать... Кстати, ты еще не передумал?

– Почему я должен передумать?

– Чтобы спасти мирный процесс, например... Если тебе близки наши цели, то ты можешь принести свой материал в жертву мирному процессу...

– Мне дорог мирный процесс, – сказал я, – но я уже жил однажды в обществе, где власть держалась на лжи и коллективной истерике. Я не хочу никому помогать строить такое общество в Израиле. Как бы сильно мне ни хотелось, чтоб наших мальчиков перевели из Хеврона в Тальпиот на время милуим... Так что я свое дело сделаю так, как я его вижу. Простите меня, если сможете.

– Ладно, это дело твое. Так вот, сложная философская дилемма тут такая: если бы этот заговор мог увенчаться полным успехом – то есть его никогда бы не раскрыли – тогда я мог бы убедить себя, что поступил совершенно правильно. Невинная кровь не пролилась. Людей, которых осудили бы за мое убийство, БАМАД всех знает. Тех из них, которые думают, что они действительно убили премьер-министра Израиля, наказали бы совершенно заслуженно. А тех, которые знали, что пули холостые, вынули бы из тюрьмы назавтра. Освободить из тюрьмы нужного человека для БАМАДа не проблема. Вынули же этого, Салаха Маруни...

Я стал вспоминать. Салаха Маруни взял БАМАД с полгода тому назад. Он был судим и получил пожизненное заключение за убийство трех арабов – теракт, ответственность за который взяла на себя организация «Эйтан». Когда вскоре после стрельбы на площади Царей Израиля выяснилось, что создатель «Эйтана», Авигдор Хавив, является агентом БАМАДа, пошли разговоры о том, что именно Хавив сдал Маруни властям. И назавтра после того, как газеты об этом написали, из тюрьмы «Ашморет» пришло сообщение: сосед по камере проломил Салаху Маруни череп. Позже информация о его судьбе исчезла таинственным образом с газетных страниц, не без участия военной цензуры.

– Разве его вынули? Ему же наоборот проломили череп...

– Это для тебя ему проломили череп. А для Авигдора Хавива, который сдал Маруни в свое время БАМАДу, этот человек с якобы проломленной башкой – источник постоянной угрозы, живое напоминание о том, кто пойдет по его следу, если он что-нибудь не то вякнет на суде и следствии... Шлепнуть Хавива БАМАД сейчас не может, потому что ЯМ его круглосуточно сторожит. Поэтому его пугают, и довольно успешно.

– А что это за ЯМ, который играет один против всех?

– О, это очень интересная организация. Я думаю, что структура ее составляет гораздо большую государственную тайну, чем мой гонконгский адрес. Так что подробности, если захочешь, можешь получить у человека, который тебя сюда послал. Скажу только, что ЯМ – это организация гораздо более влиятельная, чем БAMАД. Межведомственная структура со своими представителями во всех ветвях наших секретных служб. И БАМАД в последние восемь лет из кожи вон лезет, чтобы добиться ее расформирования. Глава ЯМ был у меня с докладом после того, как я принял решение запустить операцию «Кеннеди»...

– Остроумное название, – невольно вставил я.

– Да, оно всем понравилось, – усмехнулся премьер, – так вот, начальник ЯМа принес мне отчет, в котором говорилось: обеспечение успеха операции «Кеннеди» невозможно без профилактической ликвидации всех ее участников и свидетелей в ранге ниже генерала спецслужбы. Всех телохранителей, врачей, медсестер, бортпроводников, пилотов, поваров, уличных зевак, которые окажутся на пути операции «Кеннеди» в ходе ее осуществления, придется ликвидировать, даже не выясняя, видели они что-нибудь подозрительное или нет. Начальник ЯМа просил меня подумать, готов ли я пойти на устранение десятков людей, – в том числе ком-мандос из числа моих собственных охранни-ков – для того, чтобы сохранить в тайне мое бегство. Я, естественно, ответил, что не готов. Тогда он показал мне какие-то статистические таблицы и диаграммы, из которых следовало, что без этих мер вероятность сохранения всей истории в тайне составляет процентов 65 в ночь покушения, и убывает примерно на 5-6% в неделю. Я не помню точно всей математики, но звучало это так: либо перестреляй всех вокруг, либо твой отпуск не превысит трех месяцев...

– И что же вы решили?

– Я вызвал к себе начальника БАМАДа, и велел главе ЯМа повторить при нем все эти выкладки. Далет их выслушал и заверил меня, что все это неправда и что у него есть свои математики, которые вычислили всю траекторию, и убирать никого не надо. Он назвал мне пять операций, проведенных нашими спецслужбами в Израиле за последние годы, и ни одна из них до сих пор не стала достоянием гласности. Хотя для обеспечения секретности этих операций не понадобилось практически никого убивать. Мои ближайшие советники были этим объяснением удовлетворены. А глава ЯМа поставил мне довольно любопытный ультиматум. «Давай, – сказал он, – ты отдашь мне распоряжение прекратить операцию „Кеннеди“, если число ее жертв превысит три человека». «В каком смысле ее жертв, – удивился я, – БАМАД же не собирается никого убивать, ты сам слышал». «Я много слышал разного от БАМАДа, – сказал мне Бет, – я практически все слышал от БАМАДа, кроме правды. Я не верю ему ни на грош. Тебя вывезут из страны, а тут начнутся загадочные исчезновения людей, автомобильные катастрофы на ровном месте, необъяснимый арабский террор в самых неподходящих местах... Если ты веришь, что всего этого не будет, то тебе ничего не стоит отдать мне такое распоряжение. А если не веришь, то скажи прямо, что ты готов уйти на почетную пенсию ценой любого количества человеческих жизней. Тогда я сейчас же покину и твой кабинет и свой, и Бог тебе судья».

– Вы подписали распоряжение? – спросил я, затаив дыхание.

– Да. Начальник БАМАДа сказал, что он не возражает против этого.

– Но ведь распоряжение может быть отменено новым главой правительства?

– ЯМ потребовал весьма серьезных гарантий того, что такое не случится. И он их получил. Бет понимал, что если новое правительство захочет сохранить операцию «Кеннеди» в силе любой ценой, то первая необъяснимая катастрофа случится именно с его автомобилем. Поэтому он не только взял письменные гарантии с меня и Шмулика, но также принял свои меры. Если Бет приступил к исполнению распоряжения, значит операция «Кеннеди» действительно отменена.

– Вы считаете, что меня прислали сюда, чтобы я исполнил это ваше распоряжение?

– По всей видимости, да,

– Так вы возвращаетесь в Тель-Авив? – весело спросил я. – Может, полетим одним рейсом?

Тут в нашей оживленной беседе наступила зловещая пауза. Он посмотрел на меня так, словно только что обнаружил мое присутствие рядом с собой, и это открытие было для него в высшей степени неприятным. Я понял, что исповедь окончена.

– Скажите, господин премьер-министр, – задал я последний вопрос своего интервью, – меня сейчас убьют?

XXIX

Шайке Алон сидел в своем кресле неподвижно, уставившись в одну точку где-то за моим плечом. Скурив уже полторы пачки «Тайма» с момента нашей встречи, он жевал фильтр очередной сигареты, потухшей на середине. Если бы не шум автомобилей, доносящийся с улицы Петах-Тиква за зашторенным окном, тишина в кабинете могла бы с полным основанием называться гробовой.

– И его убили, – прошептал Шайке Алон.

– Не в этом тексте, – заметил я, – в тексте убили всех остальных: Хонга, его матросов, хозяйку пансиона, где Матвей скрывался в Каулуне. Обстоятельства гибели Матвея нам известны только из телеграммы.

– В любом случае его убили в Гонконге... Вернее, он погиб в автомобильной катастрофе...

– Нет, вернее первое.

– Мы не можем этого знать, – отрезал Шайке Алон, и снова в его кабинете воцарилось тяжелое молчание. Спустя несколько минут Шайке Алон затушил очередную сигарету и посмотрел на меня оценивающе.

– Ты веришь тому, что здесь написано?

– Я бы с удовольствием этому не поверил, – сказал я, – если бы мне дали еще возможность не поверить в гибель моего друга. Но такой возможности у меня нет.

– Это бред, бред, бред, – сказал Шайке Алон, – этого не может быть.

– Я сам хотел бы так считать.

– Скажи мне вот что, – заговорил он вкрадчивым тоном, – как ты думаешь, почему этот Бет из ЯМа воспользовался помощью твоего друга, которого он совсем не знал? Почему он не пришел ко мне или к Пирхия? Почему он действовал аки тать в нощи, если у него было разрешение самого премьер-министра на разглашение этой истории?

– Не знаю. Я даже не знаю, что за организация ЯМ, так что я не могу судить о ее мотивах. Кстати, вы могли бы мне что-нибудь рассказать об этих людях?

– Такой организации нет. Разбуди меня в три часа ночи, спроси меня на операционном столе под наркозом, что такое ЯМ, и я скажу тебе, что такой организации нет.

– Тогда как вы мне предлагаете судить о ее логике?

– Исходя из здравого смысла.

– Исходя из здравого смысла, эту историю понять невозможно. С первой секунды и до последней.

– И все-таки, – настаивал Шайке Алон.

– Скажите мне лучше прямо, на что вы пытаетесь намекнуть.

Алон опешил. Потом взял и закурил новую сигарету. Явно он собирался сказать нечто такое, что имело слабый шанс встретить мое одобрение или даже понимание, а потому хотел максимально растянуть вступительную часть. Но мне не хотелось играть с ним в кошки-мышки. И я не считал себя обязанным.

– Молодой господин Соболь, – сказал Шайке Алон официальным тоном, – совершенно очевидно, что это сочинение является чудовищной, нелепой выдумкой, поклепом на БАМАД и оскорблением памяти покойного премьер-министра. Ничего подобного не могло произойти в Государстве Израиль. Этот текст, который ты мне принес – вымысел, подлог, фикция...

Он увидел, вероятно, что я сейчас его ударю, и чуть ли не крикнул:

– Дослушай меня!

Я расслабился и приготовился слушать его до конца, а потом ударить.

– Я небольшой специалист в электронной почте, – сознался Шайке Алон, – но у меня есть свой компьютерный счет во внутренней редакционной системе, она подключена к Интернету. И мне известно: для того, чтобы написать и отправить сообщение от имени какого-нибудь пользователя, достаточно знать название его счета и пароль. Написать статью и послать ее тебе от имени твоего погибшего друга мог любой человек, владеющий русским языком и способный угадать его пароль. Если же мы говорим не об одном человеке, а о целой организации, такой, например, как газета "Аелет аШахар", то там в штате есть и десятки журналистов, знающих русский язык, и немало блестящих компьютерных специалистов, способных взломать любой электронный почтовый ящик. Так что в тексте, который ты мне принес, не содержится ни одного доказательства не только правдивости содержащейся там информации, но и подлинности самого документа. Ты готов обсуждать этот вопрос?

Я кивнул, скорее машинально, чем обдуманно. Алон нажал кнопку селектора и попросил пригласить в его кабинет Амоса. Дверь тотчас же открылась, и к нам присоединился высокий рыжий мужчина лет сорока, которого я знал с первых дней работы в "Мевасере" – начальник компьютерного отдела Амос Нойбах. Мы поздоровались.

– Скажи мне, Амос, – обратился к нему Шайке Алон, – какой электронный адрес Билла Клинтона?

– Президент штрудель уайтхаус точка гов, – ответил Амос не задумываясь. Впрочем, ответ на этот вопрос я и сам знал из статей Матвея.

– А какой электронный адрес депутата кнессета Шмуэля Грейднера из партии Труда?

– Сгрейднер штрудель кнессет точка гов точка ил, – ответил Амос.

– Что тебе нужно для того, чтобы послать письмо Клинтону от имени Грейднера?

– Нужно знать адреса обоих.

– А пароли?

– Никаких паролей, только адреса. Программа SENDMAIL, используемая для отправки электронной почты в операционной системе UNIX, подключается к любому почтовому серверу в мире протоколом SMTP, в котором идентификация с помощью пароля не предусмотрена. Можно подключиться к тому почтовому серверу, через который отправляет всю свою почту депутат Грейднер, и с помощью этого сервера отправить по любому адресу письмо, подписанное именем этого пользователя.

– А что нужно для того, чтобы послать Грейднеру письмо от Клинтона?

– То же самое: подключиться к почтовому серверу Клинтона...

– Он тоже не защищен паролем?

– Паролем не защищен протокол SMTP, и он в этом смысле одинаков везде, где он установлен. В Белом доме, в Кнессете, в Кремле... В любой компьютерной почтовой программе пользователь сам выбирает себе и имя, и обратный адрес, который будет посылаться адресату в качестве заголовка отправляемой корреспонденции.

– То есть любой человек может послать электронную почту от имени любого?

– Именно.

Похоже, на такой ответ не рассчитывал даже Шайке Алон, хотя вся цель приглашения Амоса состояла как раз в том, чтобы доказать мне легкость подделки. Я уже понял, о чем говорит начальник компьютерного отдела, но Шайке теперь не мог унять своего изумления.

– Почему тогда весь Интернет не переполнился подметными письмами?

– А какой в этом смысл? – просто спросил Амос Нойбах. – У большинства авторов писем в Интернете цель – заявить о себе так или иначе. Зачем же отдавать лавры авторства другому пользователю, тем более если этот другой – не псевдоним, а реально существующий человек? Кроме того, когда пишешь письма с чужого адреса, то и ответы пойдут на чужой адрес.

– Ну а если это делается с мошеннической целью?

– В принципе, если совершено правонарушение, то можно проследить, с какого почтового сервера отправлено письмо. Можно затребовать протоколы этого сервера и узнать, с какого счета через него отправляли почту в тот конкретный момент. А дальше уже придется обращаться к системному администратору того электронного адреса, откуда было обращение к серверу... Но все это расследование можно проводить только если есть законные основания. Иначе никто нам не покажет системные протоколы, они защищены во всем мире законом о секретности информационных баз.

XXX

Я был подавлен этим бессмысленным разговором. Мне стало уже понятно, что по той или иной причине Шайке Алон не желает печатать репортаж Матвея. Может быть, действительно из недоверия к подлинности текста, из страха перед ответственностью, или из каких-либо других соображений. Но зачем тут агитировать меня? Я же знаю, кто написал статью Матвея, мне для этого не нужно с Амосом Нойбахом консультироваться. Если бы у них в самом деле были сомнения в подлинности этого материала, – можно же очень просто проверить, назначить экспертизу, посмотреть, кто и откуда последний раз заходил на матвеевский счет в сети NetVision... Я же это проверял, когда делал «фингер» от Гарика. Явно адрес dialup.hongkong.org, откуда Матвей заходил последний раз на свой счет, чтобы отправить мне письмо и файл со статьей, – это не компьютер газеты «Аелет аШахар». Но стоит ли спорить, когда явно твой собеседник свое решение уже принял...

– Так что, как видишь, статью эту мог написать кто угодно, – сказал Шайке Алон, – скорее всего, ее написали наши конкуренты, чтобы нас подставить.

– А в Гонконг его послали тоже наши конкуренты? – спросил я.

– Не знаю, кто посылал его в Гонконг, – ответил Алон раздраженно, – явно, что не мы, и не "Вестник". Возможно, будет еще расследование обстоятельств его гибели, и мы все узнаем. Но, во всяком случае, печатать этот материал ни "Мевасер", ни "Вестник" не имеют права, так как не доказано его авторство, и с этим тоже могут возникнуть юридические проблемы...

Это уже была непристойная чушь. Ежедневно и в "Мевасере", и в "Вестнике" публикуются десятки статей, присланных со всех концов земли по каналам модемной связи, и любую из них можно точно так же подделать, но никого и никогда это не удерживало от публикации. Спорить тут было бесполезно.

– Я понял вас, господин Алон, – сказал я, насколько мог, спокойно и сухо. – Что ж, вам придется перепечатывать этот материал из других изданий. Извините за отнятое время.

С этими словами я поднялся и, еле сдерживая переполнявшее меня бешенство, направился к выходу.

– Его нельзя печатать! – воскликнул мне вслед Шайке Алон с нотой истерического от чаяния в голосе. – Слышишь, нельзя! Это фальшивка!.. У тебя договор об эксклюзиве! Тебя уволят.

– Это не моя статья, а Матвея, – ответил я, не оборачиваясь. – Пусть его уволят. Статья, которая стоила ему жизни, будет напечатана. Не в израильской прессе, так в иностранной. Даже если вы предпочитаете остаться при своих уютных мифах. Извините еще раз за беспокойство.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ