Текст книги "Операция 'Кеннеди'"

Автор книги: Аркан Карив

Соавторы: Антон Носик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

XXXVIII

– Матвею повезло, что его в тот момент в пансионе не было. Но после этого эпизода он уже лег на дно весьма основательно. Манекенщица, о которой ты читал в начале репортажа, спрятала Матвея у своих друзей в университетском общежитии на Новых Территориях, и там он написал все то, что ты перевел. Классный перевод, кстати.

– Спасибо... – тут я вдруг осекся. – Постойте, а откуда вы знаете, какой я сделал перевод?

– Оттуда же, откуда это знает БАМАД. На следующий день после покушения их люди включили подслушивающие устройства в редакциях всех газет и информационных агентств, в квартирах всех популярных корреспондентов телевидения и радио, чтобы засечь любую возможную утечку информации. Именно так они засекли Маркмана. Нам пришлось поставить на все их линии прослушивания отводы и ретрансляторы, чтобы иметь ту же информацию одновременно с ними. Можешь себе представить, сколько красных лампочек позажигал твой разговор с Шайке Алоном сегодня утром...

– Так вот почему БАМАД и ваши люди попали в "Мевасер" почти одновременно...

– Наши попали туда даже раньше. Но они же не знали, что у тебя во дворе стоит машина. Они ждали снаружи, на проходной, а люди Джибли заехали с заднего двора.

То есть люди Джибли успели выяснить номер моей машины, а ЯМ не успел, отметил я про себя. Силы добра отличаются в этой истории еще большим раздолбайством, чем их противники. А жаль, иначе б рожа моя целее была. Но все же они пока выиграли – по крайней мере, тот раунд, который прошел в гарнизонной тюрьме Шнеллер... Так что жаловаться грех. Вслух я этого, конечно же, не сказал.

– Почему вы выбрали для этого репортажа именно Матвея, – спросил я, попивая еще не остывший кофе и понимая, как сильно мне не хочется обсуждать наши дальнейшие действия, – почему не обратились в ивритскую прессу?

– Я же уже объяснил, – с некоторой досадой сказал Биньямин, – во-первых, слежка за ивритскими изданиями сейчас такая, что любое наше обращение вызвало бы ответную реакцию в тот же день. Во-вторых, мы – не Авив Гефен, мы не можем вильнуть жопой и вызвать сенсацию. Нашу информацию любая ивритская газета отправилась бы перепроверять в том же самом БАМАДе. Если бы кто-нибудь из них вообще решился на подобную публикацию. Ты же говорил с Алоном и видел сам, что эта сенсация оказалась ему не по зубам. Истеблишмент – это страшная сила, он может засекретить все, что ему неудобно. Русская пресса в определенной степени – вне истеблишмента. Помнишь список депутатов кнессета, которые получали деньги от КГБ?

Я кивнул. Еще бы: мы с Матвеем специально напрягали всех своих московских друзей-журналистов, чтобы они в рассекреченных архивах Лубянки и Старой площади нашли все упоминания о помощи израильским товарищам. Выяснилось, что Советы руками агентов КГБ в Тель-Авиве много лет финансировали политическую деятельность весьма известных в Израиле лиц. Нам прислали из Москвы нотаризованные копии расписок этих политиков в получении денег – с суммами, датами и подписями... Материал появился на обложке "Вестника", там стояли наши имена, но перевод, который я накануне публикации отправил в "Мевасер", так никогда и не был там напечатан. Когда я попытался выяснить его судьбу, Шайке Алон сперва стал мне что-то рассказывать о том, что материал пропал в компьютерной системе "Мевасера", а потом, когда я его прислал снова, несколько раз уходил от разговора, ссылаясь на страшную занятость. Я, наконец, понял намек и оставил Алона в покое. А теперь выясняется, что, несмотря на отказ "Мевасера", у той нашей публикации оказалась все же пара-тройка ивритских читателей...

– Данные, которые вы тогда опубликовали, нам были давно и хорошо известны, – продолжал Биньямин. – Юридический советник правительства, когда ознакомился с ними, сказал, что привлекать никого к ответственности нельзя, зато стоит предать эти факты гласности. Ему виднее. Но все наши попытки подбросить эти сведения ивритской прессе натыкались на заговор молчания. Не потому, что тут действовала рука Москвы, как написал один русский журналист. Просто, когда дело касается слишком сильных потрясений в обществе, истеблишмент спешит себя оградить. Свое спокойствие он ценит гораздо выше газетных сенсаций. Это, как ни парадоксально, касается даже главных редакторов конкурирующих изданий...

– Но бывают же исключения!

– Очень редко. Случай с Гранотом был уникальным. ШинБету просто повезло тогда с этими сведениями. Но смею тебя заверить: если бы в 1977 году русская пресса в Израиле была такая, как сейчас, – информацию о валютных счетах Леи Рабин без размышлений передали бы какому-нибудь русскому журналисту, чтобы он опубликовал ее в "Вестнике" или "Нашей родине"... Так что мы не рисковали, обратившись к Матвею.

– А почему вы выбрали именно его?

– Мы его очень давно взяли на заметку. Помнишь его поездку в Югославию? Официально группу составлял МИД, но на самом деле это было наше мероприятие. В группе были два наших вербовщика и психолог. Матвея мы включили потому, что стоял вопрос о его приеме к нам на работу...

– Если я правильно понял из его текста, он об этом так и не узнал. Он же там пишет про вас: некий мистер Би из Тель-Авива, неизвестный мне ЯМ... Если б вы его наняли, то он, наверное, был бы связан подпиской, и никакого ЯМа в статье бы не оказалось... Да и вы мне только что сказали, что о существовании ЯМа Матвей впервые услышал от Первого номера.

Я не знаю, зачем я строил перед Биньямином эти умозаключения, вместо того чтобы выслушать его собственную версию событий. Наверное, мне просто очень не хотелось сейчас узнать из первых рук о двойной жизни моего ближайшего друга, о том, что он три года после поездки в Югославию скрывал от меня такую деталь собственной биографии. Наверное, мне в какой-то момент стало даже страшно от такой мысли.

– Мы его не наняли тогда, – рассеял мои сомнения Биньямин. – Психолог дал заключение, что твой друг слишком падок на противоположный пол, излишне общителен и является слишком большим индивидуалистом для государственной службы...

Я вздохнул с облегчением.

– Но мы все равно держали его на примете, – продолжал Биньямин, – и когда встал вопрос о том, кого нам послать в Гонконг встречаться с Первым номером, выбор естественно пал на него. И он нас не подвел.

– Зато вы его подвели, – сказал я, – БАМАД послал в Гонконг своих людей, чтобы убить Матвея, а вы не смогли его защитить...

– Мы сделали, что смогли, – отозвался Биньямин пасмурно. – Если ты думаешь, что мне безразлична судьба твоего друга, напрасно ты так думаешь... Мы не забываем своих сотрудников. Даже внештатных. Именно поэтому ты здесь, а не в руках БАМАДа. Операция "Кеннеди" должна быть остановлена. Иначе БАМАД через пару месяцев превратится в военную хунту. Убирать будут всех, кто знал, кто мог знать и кто может узнать. Уже сейчас они потеряли всякие тормоза и действуют по логике паранойи. Самый простой способ остановить их – опубликовать репортаж Матвея. Тогда война БАМАДа станет бессмысленной. Но если нам почему-нибудь не удастся напечатать статью, то придется приступить к операции "Освальд". Хотелось бы, конечно, этого избежать. Поэтому нам нужен текст статьи. Во что бы то ни стало.

– Ваша контора подключена к Интернету? – спросил я.

XXXIX

В компьютерном зале на верхнем этаже штаба полиции было прохладно. Меня посадили за стол у окна. Терминал был незнакомой мне конструкции, хоть я и слышал от Матвея такие слова, как «Силикон», «двадцатый Спарк» и «Иксы». Пресловутые «Иксы» оказались довольной простой в обращении графической средой, вопреки моим традиционным представлениям о ЮНИКСе. Я без труда зашел на свой счет в Датасерве и запустил почтовую программу. Биньямин, стоя за моим плечом, смотрел на экран, не отрываясь.

"Открыт ящик входящей почты с 0 писем", – сообщила программа Pine. Интересное кино. Еще в субботу этих писем там было 60, и я ни одного не стирал... Я вышел в борновскую оболочку и попросил список файлов в своей домашней директории. Файлов не было. Вообще никаких, включая портрет Алины работы одного ее сокурсника, который хранился на моем датасервовском счету последние полгода.

– А ты как думал? – спросил Биньямин прежде, чем я успел отдать себе отчет в происходящем. – Они стерли все твои файлы и почту. При этом не ликвидировали сам счет и не сменили пароль, чтобы ты мог оценить их возможности. Я думаю, что на счету Матвея они сделали то же самое.

Я просмотрел еще раз сообщения о том, кто и откуда последний раз заходил на мой счет. Биньямин был прав: около одиннадцати часов дня, как раз когда я разбирался с БАМАДом напротив старой автобусной станции, на моем счету побывал пользователь с незнакомым мне адресом hd36-129.compuserve.com. Я проверил данные незваного гостя в ИнтерНИКе, и мне сообщили, что адрес соответствует одной из машин американского коммерческого провайдера "Компьюсерв"...

Биньямин собирался что-то сказать, как вдруг на моем столе зазвонил телефон. Мы переглянулись. Биньямин снял трубку, потом медленно передал мне... Выражение лица у него было гробовое.

– Илья, они меня забрали, – Алина говорила почти спокойно, но я чувствовал, что нервы у нее на пределе. – Они обещают, что отпустят меня, если... если ты отдашь им дискету со статьей.

– Они убьют ее все равно, – одними губами сказал Биньямин. Потом, решив, что я его не понял, он написал на бумаге: "Они убьют и ее, и тебя". Я кивнул, едва взглянув на его записку.

– Не бойся их, ничего не бойся, все будет хорошо, – соврал я в трубку, по возможности стараясь звучать уверенно. – Что я должен делать в данный момент?

– Поговори с ними, они скажут. Они обещают, что оставят нас в покое, если ты будешь делать, как они велят.

– Передай им трубку.

Биньямин, не сводя с меня глаз, подошел к соседнему столу, нажал кнопку на селекторном пульте и, наклонившись к микрофону, быстро стал отдавать какие-то распоряжения вполголоса. Я не мог расслышать его слов; прижав к уху трубку, я ждал. На другом конце провода наступила гробовая тишина: кто-то, видимо, нажал на hold. Я начал бояться, что связь прервалась, как вдруг в динамике раздался низкий мужской голос.

– Господин Соболь? Далет на проводе...

– Ашер Джибли, – громким шепотом произнес Биньямин.

– Ашер Джибли? – повторил я в трубку.

– Для тебя Далет, – нелюбезно сказал Джибли.

– Да хоть Заин, – вырвалось у меня, – Чего вы хотите?

– Ты знаешь, чего мы от тебя хотим.

– Я этого не знаю, иначе бы не спрашивал.

Мне надо было выиграть время, хотя сам я не понимал, что это мне даст. Компьютерный зал тем временем быстро наполнялся людьми. Собравшись возле Биньямина, они о чем-то шептались. Я посмотрел на них, ожидая помощи, но они отвели глаза. Явно они ничем не могли мне сейчас помочь. Я был один на один с Джибли. Биньямину, конечно, хотелось, чтобы я послал главу БАМАДа куда подальше, но он понимал, что это мою любимую женщину БАМАД держит заложницей, так что решение сейчас принимает не он.

– Мы хотим от тебя дискету со статьей, – просто сказал Джибли, – странно, что ты этого еще не понял.

– А разве у вас нет своего экземпляра? По моим подсчетам, вы уже собрали их штуки три по меньшей мере: один у Ковалева, один у Алона, один на Датасерве...

– Еще один в компьютере у тебя дома, – вставил Джибли. – Но нам нужен последний экземпляр. Тот, который находится сейчас у тебя в кармане.

– Расслабься, Далет, – сказал я, – расслабься и получай удовольствие. У меня нет ни одного экземпляра. Ваши люди все стерли: и письмо, и файл. Так что, у меня ничего нет.

– Ничего нет? – эхом откликнулся Джибли на другом конце провода. Он мне, разумеется, не поверил. Я выдержал паузу и продолжал.

– Зря, конечно, ваши люди не покопались на моем счету перед тем, как все оттуда стирать. Они бы много нового, интересного узнали о том, куда отправлены копии этой статьи. Часть информации была записана в файле .forward на моем счету в Датасерве, другая часть – в каталоге отправленной почты в моей домашней директории. Но теперь, когда ваши умельцы все стерли, я уже сам не припомню всех адресов. А дискету ты, конечно, получишь, Далет. Я специально приду к тебе в тюрьму на свидание, чтобы передать дискету. Она скрасит тебе остаток дней за решеткой. Хочешь, я запишу на нее Тетрис?

– Оставь свои шутки, идиот, – сказал Джибли ледяным голосом. – Твоя женщина умрет и ты тоже умрешь, если сегодня же не будут уничтожены все копии файла с репортажем Станевича. Слышишь, все копии, которые ты успел сделать. Если ты выполнишь наши требования, она будет жить... и ты тоже.

Я глотнул воздух. Страха во мне больше не было. Одна ненависть, большая белая ненависть, застящая глаза, пульсирующая в висках, заставляющая кулаки сжиматься, а зубы – скрипеть. Кажется, я понял, что такое безумие отчаяния. Я не боялся его.

– Тут рядом со мной находится один твой ученый коллега, Джиб, – сказал я. – Он тебя на две буквы главней, его зовут Бет. Он думает, что как только я сотру все копии файла, ты убьешь и мою женщину, и меня. И я тоже так думаю. Я неправ?

– Ты будешь жить и твоя женщина будет жить, – глухо повторил Джибли.

– Ты даешь мне честное слово убийцы?

– Я даю тебе честное слово главы БАМАДа.

– Джиб, это пустой и бессмысленный разговор. Если ты хочешь серьезно обсуждать со мной этот вопрос, то привези Алину сюда, и мы поговорим – все вчетвером. Втроем, если тебе не хочется видеть Биньямина. Ты где сейчас находишься?

– Я в Иерусалиме, – сказал Джибли, – и я даю тебе время до полуночи. До этого времени ты должен уничтожить все копии репортажа. А потом позвони мне, – он назвал номер мобильного телефона, который я записал, – отдай нам дискету с последней копией, а мы отдадим тебе твою женщину.

– Позови ее к телефону, – сказал я.

– Ты сможешь с ней поговорить, когда выполнишь все наши требования.

Джибли повесил трубку.

XL

Около часа я провел один, за столом у терминала в компьютерном зале, обхватив голову руками и стараясь не думать вообще ни о чем. Это, кстати, получалось: сознание настойчиво отгораживалось от всех мыслей об Алине, БАМАДе, ЯМе, репортаже Матвея и о будущем. В голове стоял туман, как в храме Императора Темных Небес... Биньямин и его люди разошлись, оставив меня в компьютерном зале наедине с мыслями, которых у меня не было. Как не было, конечно же, и никакого экземпляра матвеевской статьи. Джибли думал иначе – наверное, потому, что прослушал мой разговор с Гариком. В любом случае, вся эта заваруха со статьей упиралась в одно обстоятельство: пока живы те, кто знает настоящую историю операции «Кеннеди», для Джибли не будет покоя. Даже если все экземпляры файла уничтожены, я могу сейчас сесть и написать репортаж Матвея заново, на любом из доступных мне языков – русском, английском, иврите, испанском... В эту секунду Джибли больше всего волнует файл, который уже существует, ибо он понимает: завтра утром статья может появиться в какой-нибудь газете – например, в любой из тех, куда писал Матвей, в Москве или в Нью-Йорке. Поэтому Джибли сейчас должен меня запугать, помешать мне сделать то, что я, возможно, собирался сделать с файлом. Для этого ему нужна Алина. А для того, чтобы такая статья не появилась в печати никогда, ему все равно придется убрать всех, кто может ее написать. И меня, и Алину, и Гарика, и Леню Комара, а может быть, и Шайке Алона, и его секретаршу Ривку, и Амоса Нойбаха... Помешать ему может либо смерть, либо публикация статьи Матвея уже сегодня. Но что он сделает с Алиной?

На столе передо мной зазвонил телефон. Я снял трубку, морально готовясь к очередному разговору с Джибли, но на сей раз звонил Биньямин.

– Что-то сдвинулось, – сказал он, – спускайся на четвертый этаж.

– Иду.

При выходе из лифта меня ждал Ури – тот парень в очках, который приносил кофе в кабинет Биньямина. Он проводил меня в помещение, напоминающее центральный блок какой-нибудь дорогостоящей студии звукозаписи. Стены здесь были уставлены звуковой аппаратурой, на бесчисленных дисплеях светились красные и зеленые индикаторы, а посреди комнаты за широким черным пультом сидел радист в больших наушниках, подключенных к одному из настенных усилителей. Из динамиков, установленных под потолком, доносились звуки разговора. Я вздрогнул, узнав голос покойного главы правительства. Голос звучал печально, устало и приглушенно – сигнал явно шел издалека.

– Я давно уже для себя решил, – говорил он, – еще когда ко мне приехал этот русский парень из "Мевасера". Обеспечение секретности операции "Кеннеди" было ее самым большим провалом. Мне надо было просто подать в отставку в свое время и не городить этот огород. Я сто раз говорил об этом, Шмулик. Ничего не поделаешь, нужно сейчас все остановить.

– Мне еще не совсем понятна техническая сторона дела, – сказал нынешний премьер-министр Израиля, голос которого нам в комнате было слышно гораздо отчетливей, чем его далекого собеседника, – никто не подумал о том, как нам следует действовать, если операция "Кеннеди" будет раскрыта...

– Биньямин, наверное, подумал, – сказал бывший глава правительства, – спроси у него.

– Его рекомендации у меня на столе. Я тебе отправлю копию факсом. Но он, как всегда, совершенно не учитывает политическую сторону дела...

В этот момент разговор был прерван громким шипением и гулом в динамиках; радист за пультом щелкнул тумблером и отключил звук.

– Глушат, – заметил Ури, – а может, наводки. Слишком много слушателей для одного конфиденциального разговора.

Биньямин усмехнулся.

– Шмулик что-то затевает, – сказал он мне. – Какую-то свою игру. Но, похоже, операция "Кеннеди" окончена. Так или иначе, сегодня все должно решиться... Мы засекли место, где люди Джибли держат твою Алину. Это особняк в Баке. Там сейчас блокированы все подступы, установлено сплошное наружное наблюдение. Я уверен, что штурма не понадобится, но мало ли, как отреагирует Джибли, когда узнает решение Шмулика...

– Я еду туда, – сказал я, – дай мне адрес.

– Ты не доедешь, – махнул рукой Биньямин, – тебя сейчас сторожат прямо у выхода из этого здания. Потерпи, скоро все кончится, – он повернулся к радисту:

– Не стало слышно, что там говорят?

– Я думаю, это управляемое глушение, – отозвался радист, покачав головой. – Они специально дают нам знать то, что сами считают нужным.

– Я тоже так думаю, – сказал Биньямин с мрачной улыбкой. – Тройная игра... И трижды проигранная.

Мне очень хотелось в тот момент, чтобы он оказался прав.

– Разговор прервался, – сообщил радист.

Спустя несколько минут Биньямина позвали к телефону.

– Шмулик, – одними губами сказал он мне и вышел в коридор. В помещении наступила тишина.

XLI

На следующий день я проснулся поздно – от омерзительной трели телефонного звонка. Открыв глаза, я увидел, что Алина уже хлопочет у плиты, готовя омлет с помидорами или что-то другое, но с тем же запахом. Вчера вечером, после того как информация о самоубийстве Джибли была подтверждена, люди Биньямина освободили ее из особняка на улице Иегуда, в двухстах метрах от Хевронской дороги. Мне разрешили участвовать в штурме, но, к моему большому облегчению (хотя отчасти я был, наверное, этим разочарован), никакого штурма не понадобилось. Четверо молодых БАМАДников, стороживших Алину, вышли из здания с руками, заложенными за голову, сразу после того, как командующий операцией оперативник из отдела по борьбе с террором через мегафон предложил им сдаться. Среди них не было никого из моих утренних знакомых.

Алину мы нашли внутри, в одной из дальних комнат этого просторного арабского дома. Она держалась прекрасно и уверяла, что люди Джибли вели себя с ней вполне по-джентльменски. "Я даже не думала, что у БАМАДников бывают такие человеческие манеры", – призналась она одному из коммандос, который стал допытываться, как с ней обращались. Услышав такой отзыв, десантник хмыкнул и пожал плечами. Он явно был удивлен не меньше Алины. Но, в отличие от нее, наверное, разочарован.

Биньямина с нами не было. Вскоре после разговора с премьер-министром, еще не получив подтверждения первым слухам о самоубийстве Джибли, он вылетел в Гонконг. Звал меня с собой, но я отказался. Как я мог оставить Алину у этих горилл и лететь на другой конец света? Биньямин заверил меня (и оказался прав), что Алина вот-вот будет освобождена, но настаивать не стал. Ему теперь было не до меня: судьба операции "Кеннеди" решалась уже в совсем иных сферах. Он приглашал меня широким жестом триумфатора, которому не западло прокатить пыльного и полудохлого легионера в своей золотой колеснице. Отказывась от этого приглашения, я был уверен, что никогда уже не увижу Биньямина, дороги наши не пересекутся снова. И вот с утра меня разбудил его телефонный звонок.

– Илья, это Биньямин, – послышался из трубки его далекий голос, – звоню из автомата в Каулуне. Шмулик нас всех перехитрил. На Длинном острове никого не оказалось. Усадьба пуста. Никаких следов, ничего...

– С новым годом тебя, Биньямин, – сказал я, потягиваясь. – С новым счастьем.

Он не понял.

– Что ты собираешься делать? – спросил Биньямин напряженно.

– Завтракать, пить Алка-Зельцер, принимать душ... У тебя есть другие предложения?

– Ты будешь публиковать статью?

– Это не телефонный разговор, – ответил я и повесил трубку. Больше Биньямин мне не перезванивал.

– Так ты будешь публиковать статью? – спросила вдруг Алина, снимая сковородку с огня. Вот ведь, действительно, ведьма...

– А ты сама как думаешь?

– Я не думаю, я знаю, – сказала она, продолжая стоять ко мне спиной. – Сейчас сварится кофе, и я тебе все объясню...

Я ждал.

– Ты хочешь жить со мной? – спросила, наконец, Алина.

– Да.

– Тогда никакой статьи ты печатать не будешь.

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ