Текст книги "Операция 'Кеннеди'"

Автор книги: Аркан Карив

Соавторы: Антон Носик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

XXI

Шайке Алон собрался было рассвирепеть, но по здравом размышлении передумал и попросил меня читать дальше. Я решил больше не испытывать терпение старого сиониста. В конце концов я оказался в его кабинете не для того, чтобы напомнить ему про «два мира два детства». Моя задача скромней: взорвать к едрени матери весь его лживый и лицемерный, сопливый и кровавый мирок, используя его же собственную газету в качестве бикфордова шнура. Динамит у меня в руках, и надо только дать заряду взорваться.

– А разве на сенсорную клавишу нельзя нажать случайно, по ошибке?

– Конечно, нельзя, – ответил Хонг By, – потому что клавиша эта программируемая. Она не включается от случайных прикосновений, трений или давления. Только от заранее запрограммированного числа последовательных нажатий. Например, три нажатия в течение секунды для включения и три – для выключения. Так оно, кстати, и запрограммировано сейчас. Впрочем, там есть инструкция на русском языке.

– ???

– Эта камера смонтирована по заказу русских, – просто объяснил Хонг. – Группа инженеров с одного оборонного предприятия в Шанхае мастерила такие штуки для китайской военной разведки, а потом их бюро приватизировалось, и теперь они работают на нас...

– А кто это «мы»? – не удержался я от неизбежного вопроса, хотя ответ на него явно не обещал улучшить мне настроение. Не говоря уже о том, что мы уже битых десять минут сидели в нескольких шагах от парадных дверей гостиницы «Пенинсула», и на самом деле пора было заканчивать этот затянувшийся диалог. Мой многоречивый спутник давно уже заглушил двигатель, а кассета с тайваньскими шлягерами, застрявшая в порочном кругу автореверса, пошла на третий оборот со времени моего прилета.

– Эти инженеры теперь работают на наше, гонконгское предприятие, – неубедительно объяснил Хонг By. – Коммерческая фирма обслуживает любого заказчика безотносительно к идеологии. Триады, русские, израильтяне, палестинцы, американцы, югославы... Всем нужна хорошая техника. И никому не отказывают. Кроме, конечно же, континентальных китайцев.

«Потому что они сопрут технологию и станут делать свое такое же», – догадался я и не стал задавать вопрос, которого ждал мой собеседник. Вместо этого я спросил его о том, что, по моему расчету, должно было вернуть господина Хонга в его недавнее немногословное состояние:

– Какая охрана у человека, с которым я встречаюсь? Попытается ли она меня остановить? И станут ли меня преследовать, если я их все-таки обойду?

– Человек, с которым вы хотите встретиться, скрывается от всего мира, – объяснил Хонг. – Его охраняет отряд хорошо обученных военных. В основном это ваши, израильские десантники, причем не только бывшие: некоторые находятся даже сейчас при исполнении. Есть человек пять наших, боевики из триад, один немец и еще какой-то русский... Неважно. Короче говоря, если вы придете к этим ребятам и скажете, что хотели бы встретиться с их подопечным, они разорвут вас в мелкие клочья на месте. Собственноручно. Акулам не доверят. Но есть брешь в этой системе безопасности. Эта брешь – сам охраняемый. Он очень общительный человек, и добровольная изоляция в последние два месяца его потихоньку сводит с ума. Когда он все это планировал, то явно чего-то не рассчитал. И наверное, он сегодня уже вовсе не так уверен, что его бегство от мира было правильным шагом... То есть у него есть некоторые соображения, о которых не знает его охрана.

– Он узник своих телохранителей? Я должен его освободить?

– Нет, нет, что вы, – замахал руками Хонг By, – он, конечно же, начальник над своими людьми. Но он не решился выйти из укрытия. Пока. И может никогда не решиться. Возможно, его подтолкнет к этому встреча с вами. В любом случае после вашей встречи его тайна будет раскрыта. Вот, собственно говоря, что от вас требуется.

– Так как же я к нему доберусь? Раскидаю их всех, пока они будут решать, какую часть меня сожрать самим, а какую – оставить акулам?

– Ценю вашу иронию, – хмуро сказал мой собеседник, – приберегите ее для статьи. Ваш человек в последнее время стал появляться без охраны в таком месте, где его можно подстеречь. Это общественное место. Стрелять там никто не станет. У вас будет, по меньшей мере, час-полтора на встречу с ним в районе полудня. После этого вам придется очень быстро бежать – и с Длинного острова, и из Гонконга. У меня есть для вас паспорт на имя Стенли Маттуэя и билет до Тель-Авива через Токио и Москву на то же имя. Кстати, на него же арендован ваш номер в гостинице. Подробности я сообщу завтра. Я заеду около девяти часов утра, так что не слишком увлекайтесь достопримечательностями ночного города, мистер Маттуэй.

С этими словами господин Хонг вручил мне ключ от моего номера. В ту же минуту соткавшийся из вечернего воздуха гостиничный служащий в красной ливрее открыл заднюю дверь «воксхолла» и достал оттуда мою сумку.

– Осторожнее, там компьютер! – воскликнул я.

– Не беспокойтесь, эти ребята знают свое дело, – насмешливо сказал Хонг, заводя мотор. Мне хотелось задать ему тысячу новых вопросов, но вместо этого я вылез из машины и последовал за носильщиком наверх по мраморному крыльцу, в отделанный золотыми пластинами громадный холл "Пенинсулы. Следом за ним я зашел в роскошный викторианский лифт с ковром, зеркалами и ливрейным служащим на стуле в углу. Мы поднялись на третий этаж, и в триста тринадцатом номере носильщик оставил меня наедине с моей сумкой, шпионской камерой и сумбурным потоком мыслей. Ни горячий душ в викторианской ванной, ни тревожный полуторачасовой сон, которым я забылся, едва накинув махровый гостиничный халат, не могли остудить бурлящую в моем сознании вулканическую лаву вопросов. Проснулся я в девять вечера и обнаружил, что вопросов этих за время сна ничуть не убавилось.

XXII

– Красиво пишет, – заметил Шайке Алон, – ты думаешь, он в самом деле мог вплоть до этого места не понять, о ком идет речь?

– Я думаю, что я бы догадался, – признался я. – Сейчас мне кажется, что когда я читал первый раз, то догадался где-то примерно на этой сцене. Но все-таки я не уверен, что это так легко. Ведь одно дело – мелькнувшая догадка, а другое дело – уверенность.

– Наверное, ты прав, – сказал Шайке Алон после некоторого раздумья. – Если относиться к этому тексту как к политическому детективу, в котором все возможно, то тут бы и ребенок догадался. Но если допустить, что это все – описание действительных событий, то я просто не могу себе представить, что бы я на его месте думал. Я бы, наверное, подумал про какого-нибудь крупного арабского лидера. Некто, скрывший себя от мира два месяца тому назад. Наверняка я бы подумал на Фатхи Шкаки: руководитель Исламского Джихада, который инсценировал собственную смерть от рук израильских агентов, чтобы вести какую-нибудь двойную игру... Помнишь обстоятельства этого дела? Неизвестный сириец, прибывший из Ливии по поддельному паспорту, гибнет на Мальте по пути в Дамаск, а потом его заочно опознают друзья и соратники доктора Шкаки. Они же сообщники. Да, скорее всего, я бы так и решил, что речь идет о воскресшем Фатхи Шкаки.

После этой неожиданно длинной тирады Алон замолк, видимо, довольный стройностью собственной логики. Мне зачем-то захотелось развалить его красивую конструкцию, и я легко уступил соблазну.

– Никто, кроме его же собственных ближайших соратников, не мог опознать Фатхи Шкаки, живого или мертвого, – напомнил я ему. – Как же эти загадочные тель-авивские заказчики могли рассчитывать, что Матвей его узнает первым, причем даже не представляя себе заранее, кого именно ему надо узнать и о чем с ним разговаривать? Нет, тут приходится думать на человека, известного Матвею. На человека, с которым Матвей найдет тему для разговора. Явно это не Фатхи Шкаки. Кроме того, совершенно необъяснимы мотивы людей, затевающих в Тель-Авиве всю эту сложную операцию с участием незнакомого им Матвея, просто чтобы сообщить израильскому читателю, что доктор Шкаки был двойным агентом. Это, конечно, был бы скуп, и не маленький, но единственным заказчиком подобного скупа могла выступить местная газета. А газета – даже тот же "Мевасер", в системе которого Матвей работал, – явно послала бы туда своего штатного корреспондента.

При слове "газета" Алон пару раз кивнул – убежденно и, наверное, помимо собственной воли. Видимо, он легко проиграл в голове эту ситуацию: как ему или главному его конкуренту, Шмуэлю Пирхия из ежедневной "Аелет аШахар", на стол ложится информация, что доктор Шкаки жив и скрывается в Гонконге. Конечно, и он, и Пирхия сделали бы все возможное, чтобы превратить это сообщение в центральный репортаж для своей пятничной обложки. Но ни он, ни Пирхия не обратились бы за помощью к какому-то Матвею Станевичу из эмигрантской газеты. Уж, наверное, нашли бы, кого послать из своих.

– Арабские разведки, – после паузы сказал Шайке.

– Те же яйца, только в профиль. Арабские разведки могли хотеть доктора Фатхи Шкаки, но они не могли хотеть Матвея Станевича. Даже если допустить на минуту, что арабские разведки решили воспользоваться услугами израильской прессы для своих разоблачений, то все равно их выбор не пал бы на Матвея. Они обратились бы к Иешаягу Алону и Шмуэлю Пирхия, прислали бы вам пакет документов Федеральным Экспрессом, прямо из Дамаска, и дальше спали бы спокойно, потому что вы бы дали этим документам ход...

– Правильно, – Шайке Алон снова решительно кивнул, – Фатхи Шкаки отпадает... Скажи, а что там дальше, в этом тексте?

– В каком смысле? – опешил я.

– Ну, там ведь, наверное, опять страниц десять туристических заметок, ночной Гонконг, пабы, дискотеки, злачные места...

– А как же!

– Много он их успел посетить за ночь? – спросил Алон не то насмешливо, не то с уважением.

– Достаточно. Успел даже подцепить какую-то фотомодель в дискотеке на Пике Виктория и поехал с ней кататься на джонке вокруг Королевской гавани... Ты что, не хочешь про это слушать?

– На данный момент я бы пропустил эту часть, – признался Шайке Алон. – Давай начнем сразу с девяти утра. Я потом прочту остальное глазами. Мы и так с тобой уже полтора часа сидим над этим текстом, а главный экшн еще не начался.

С сожалением я перелистнул несколько страниц довольно лихого повествования, выдержанного в лучших традициях матвеевских путевых заметок. "Сильный материал", как выразился бы Гарик. В свое время именно такие тексты – репортажи о поездках в Югославию, Россию и Египет – сделали Матвея одним из самых популярных русских журналистов Израиля. Это было до того, как он в очередной раз свихнулся на компьютерах. Компьютерное сумасшествие Матвея, положившее конец его неимоверной популярности среди авторов русской прессы, никогда не было мне до конца понятно. Одно дело – пользоваться такими благами цивилизации, как электронная почта, виртуальные энциклопедии и файловые архивы американской армии, для своих повседневных нужд, а совсем другое – превращать это техническое подспорье в основное содержание собственной жизни и единственный предмет для разговоров и статей. Впрочем, кондовую актуальную журналистику Матвей так никогда и не забросил. По мере того, как в израильской прессе его статьи на общеинтересные темы исчезли практически начисто, уступив место малопонятным обзорам Интернета, в России и Америке его израильские репортажи все активнее печатали редакторы международных разделов. Для редакторов "Сегодня", "Коммерсанта", "Иностранца", "Вечерки", "Русской мысли", радиостанций "Свобода" и "Эхо Москвы" Матвей оставался "лучшим и талантливейшим" русскоязычным израильским журналистом, и они охотно публиковали любой его актуальный материал (являвшийся, хоть они об этом и не подозревали, исправленным и дополненным переводом из сегодняшней компьютерной сводки новостей интернетовского информационного агентства Shomron News Service).

Даже в этих занятиях, как я подозреваю, Матвея более всего привлекала не журналистская слава и не гонорары (довольно, кстати сказать, приличные, по израильским меркам), а возможность делать всю свою работу в рамках милого его сердцу Интернета. С изданиями, настаивавшими на получении материалов по телефону или факсу, Матвей на контакты не шел, несмотря на все обещания оплатить любой телефонный счет, представленный хоть на иврите, хоть на санскрите... Откашлявшись, я продолжал чтение.

XXIII

К девяти часам утра я чувствовал себя вполне бодро. Джоггинг по утренней набережной, почти безлюдной в рассветные часы, контрастный душ и музыка Леонарда Коэна из портативного плейера вернули мне силы, порастраченные в ночных гуляньях по Сентралу и Ванчаю. Когда в две минуты десятого в дверь номера позвонил господин Хонг, я встретил его в состоянии боевой готовности номер один.

– Катер ждет нас у терминала «Стар», – бодрым голосом сообщил он, хотя выглядел мой радушный гонконгский хозяин, не в пример мне, потрепанно и уныло. Я поборол соблазн спросить его, много ли вагонов он успел разгрузить за время нашей недолгой разлуки, и вместо этого предложил выпить кофе.

– Времени нет, – сказал Хонг, – нам надо добраться до Длинного острова не позже половины одиннадцатого. Кофе нам сделают на катере.

– В гостиницу я больше не вернусь?

– Неизвестно, – ответил Хонг, – на всякий случай возьмите вещи с собой.

Похоже было, что он хочет мне что-то сообщить, но колеблется. На сей раз я решил все же дожать скрытного китайца.

– Что-то случилось? У нас непредвиденные сложности?

Хонг с удивлением на меня взглянул, что-то прикидывая в уме. Потом пожал плечами.

– Я думаю, вам стоит мне рассказать, – настаивал я, – особенно, если от этих новостей зависит успех нашего предприятия... Обещаю сразу: даже если это плохие новости, я не передумаю.

Хонг посмотрел на меня оценивающе, потом помедлил и произнес тихо:

– Двое наших людей погибли вчера вечером при попытке проникнуть в поместье на Длинном острове.

– А что они, извиняюсь, там забыли? – спросил я после приличествующей случаю паузы. – Если я вас вчера правильно понял, поместье хорошо охраняется. И мне не придется туда прорываться...

– Конечно, нет, – быстро сказал Хонг, – ваша встреча произойдет в общественном месте. Но нам независимо от вашей миссии нужно установить слежку за поместьем. Таково требование мистера Би. Эти люди должны были установить на окнах и дверях главного здания прослушивающие устройства. Но им не удалось добраться даже до центрального корпуса... Последний раз они выходили на радиосвязь, находясь в нескольких метрах от ворот усадьбы.

Меня посетила неприятная мысль. Зачем Хонг рассказывает мне об этом? Ведь через несколько часов я могу попасть в руки тех самых людей, которые минувшей ночью ликвидировали двух его товарищей. Они, конечно же, станут меня допрашивать. И я смогу рассказать им, что вчера ночью друзья некоего Хонга By, разъезжающего на «воксхолле» стального цвета, пытались установить в поместье прослушивающие устройства по заданию господина Би из Тель-Авива... Что-то здесь явно не так. И я даже, кажется, понимаю, что именно. На самом деле покойным диверсантам удалось сделать то, что они замышляли. Установили прослушивающие устройства, скажем, на крыше или в подвале. Заложили взрывчатку. Отравили продукты на кухне. Распрограммировали АТС местной связи. Неважно. Если я попадусь в руки охране моего неизвестного подопечного, то под пытками выдам им заведомую дезу. Хитро придумано, господин Хонг By! Я кисло усмехнулся.

– Вы мне не доверяете? – вдруг быстро спросил он, пристально глядя мне в глаза из-под полупрозрачных стекол своих «хамелеонов». И я сразу понял, зачем он об этом спрашивает. Видимо, события вчерашней ночи серьезно встревожили моего спутника, и он был бы рад теперь доложить в Тель-Авив, что я отказался исполнять задание. Господин Хонг боится... Что ж, если история с двумя его погибшими людьми не выдумка, то он имеет все основания для этих опасений. Но я пойду до конца. Не могу же я уехать из Гонконга, так и не узнав, что за человек боится и ищет встречи со мной? Я не испугаюсь. И господину Хонгу придется доставить меня к половине одиннадцатого на Длинный остров.

– Я доверяю вам, By, – сказал я, насколько мог, тепло и сердечно, – все будет о'кей. К вечеру мы будем снова в Гонконге... Или где мы, по вашим планам, должны оказаться к вечеру?..

– В Токио или в Москве, – сказал Хонг.

– Тоже неплохо. Идемте, катер ждет. Мы спустились по широкой мраморной лестнице, не дожидаясь прибытия имперского лифта. Вышли на набережную, знакомую мне по ночным гуляньям и утренним пробежкам, направляясь под палящими лучами тропического декабрьского солнца к терминалу «Стар», откуда вчера я начал свое путешествие на ночной остров Гонконг. Правда, вчера я пересекал залив на пароме вместе с сотней других пассажиров, а теперь в моем распоряжении будет собственный катер. Жаль, конечно, что не парусная джонка, изображение которой служит в колонии эмблемой решительно всего, на чем ни красуется корона Ее Величества. Но пусть будет катер. Он все-таки с мотором и может делать пятьдесят узлов, как сообщил мне Хонг по дороге. Я подумал, что быстроходность нам может пригодиться, если верить только что услышанной истории о погибших диверсантах. О том, что снаряд Ар-Пи-Джи, выпущенный с берега, движется со скоростью выше 50 узлов, я в тот момент почему-то не подумал.

XXIV

Катер оказался внушительных размеров судном с экипажем из трех немногословных молодых китайцев, похожих друг на друга, как однояйцевые близнецы. Хонг отдал им несколько распоряжений, и двое скрылись в трюме, а третий начал отвязывать канат от береговых шконцев. Управился он с этим молниеносно – я даже не успел заметить, как он распустил главный узел, а катер уже отошел, пеня лазурную воду, от причала. Наш путь лежал на юго-запад, мимо берегов острова Гонконг, мимо Ламмы, в сторону Лантау. Длинный остров – Чунг Чау, как он называется на кантонском диалекте, на самом деле не такой уж длинный, если учесть, что общая его протяженность не достигает двух с половиной километров. Он расположен в полутора часах плавания от пристаней Каулуна, если по совету, вычитанному мной в брошюре туристической ассоциации, преодолевать это расстояние на трехпалубном городском пароме. Но наш катер, как сообщил Хонг, доберется туда за сорок минут. Мне, объяснил он, предстоит сойти с катера на старинной заброшенной верфи, к северо-востоку от залива Тун Ван, где причаливает паром. Оттуда мой путь лежит к даосскому храму Пак Тай, выстроенному здесь отшельниками в конце восемнадцатого столетия в честь Императора Темных Небес.

– При храме, – объяснил мне Хонг, – есть вегетарианская столовая. Не Бог весть какая кухня, да и народу не слишком много в это время года: фестиваль на острове начнется только весной. Но ваш человек бывает там каждый день около полудня. Он пьет чай с цветами пизанга, ест плоды личи и кантонские вафли и общается с монахами. Одним из которых сегодня станете вы.

– Мне придется переодеться в даоса? – удивился я неожиданному повороту сюжета.

– Разумеется, – сказал господин Хонг, – вам же не хочется, чтобы охрана вас вычислила раньше времени? Вы наденете монашеский халат, зайдете в храм Императора Темных Небес, подожжете у внутреннего алтаря пару палочек с благовониями, помедитируете минут пятнадцать над умной книжкой, а потом пойдете в столовую – она находится во дворе, позади храма, и займете там столик в углу, под деревянной галереей.

– А где я возьму даосский халат и умную книжку?

Усмехнувшись, господин Хонг протянул мне пластиковый пакет, в котором я нашел легкий шелковый халат темно-коричневого цвета с белым плетеным льняным поясом и тонкую брошюрку, принадлежащую, как не трудно было догадаться заранее, перу Лао Цзы. Я раскрыл ее наугад на пятидесятой главе:

 
Человек вливается в жизнь
и выливается в смерть.
иные исполнены жизни;
иные опустошены смертью;
иные цепляются за жизнь и от этого гибнут,
Ибо жизнь есть абстракция.
Те, кто исполнены жизни,
Да не убоятся тигра и носорога в чаще,
Да не оденут щита и кольчуги в битве;
Носорог не найдет на них места,
чтобы воткнуть свой рог,
Тигр не найдет места своим когтям,
А воин – оружию своему,
Ибо смерть не находит в них себе места.
 

Подходящая цитата, ничего не скажешь. Хонг, суеверный как всякий порядочный житель Гонконга, резко отшатнулся от меня, когда увидел, на какой странице открылась мне священная книга Дао. Я рассмеялся.

– А книгу И Чинь вы с собой не возите? – спросил я, – а то б погадали сейчас на Книге Перемен...

Мое веселье почему-то не оказалось заразительным. Впрочем, Хонг довольно быстро совладал с собой и придал лицу строгое, непроницаемое выражение. А я подумал вдруг, что в юношеские дни моих собственных астрологических упражнений знамения слепой судьбы не вызывали у меня таких всплесков иронии. Правда, астрология – это не простое гадание, основанное на случайно выпавших цифрах. Кости можно бросить десять раз подряд и десять раз получить разные картины будущего. И книгу И Чинь можно открывать на разных местах, обесценивая тем самым достоверность предыдущей находки. А натальный и прогрессивный гороскоп для каждого отдельного человека в каждый отдельный момент времени остаются прежними, сколько раз их ни составляй. Можно, конечно, спорить о том, насколько они при этом достоверны, вернее, о достоверности каждой отдельной интерпретации, которую мы им даем. Я пожалел, что забросил в свое время астрологию.

Катер меж тем все больше удалялся от берегов Каулуна, огибая с востока побережье острова Гонконг. Поросшие тропическим лесом горы, перечеркнутые во многих местах серыми нитями автострад, скрыли от нас сгрудившиеся (вокруг главной гавани небоскребы Сентрала и виллы, обступившие пик Виктории... Кое-где из сплошных зеленых зарослей торчали, причудливо чередуясь, одинокие пагоды и опоры линий электропередач. По правому борту вдали в утренней дымке угадывались ломаные очертания берегов Лантау. Впереди Смутным пятном обозначился остров Ламма, который нам предстояло пройти левым бортом. Судя по карте, до Длинного острова оставалось не более семи километров.

– А что мне делать с моей сумкой? Оставить на катере?

– Нет, конечно, возьмите ее с собой, – сказал Хонг. – Мало ли что...

– Странное это, наверное, будет зрелище. Даос с кудрявой головой, в джинсах и кроссовках, да еще и с израильской армейской вещевой сумкой через плечо, – заметил я. – На месте любой охраны я бы из пулемета косил таких даосов. Причем еще на рейде...

– Там и не таких видали, – заверил меня Хонг, – есть негры, есть русские, американцы, поляки... Кто с сумкой, кто с рюкзаком, а кто и с палаткой... Если всех косить на рейде, в гавань потом не войдешь.

– Ладно, прорвемся. А что такое этот ваш «всякий случай», о котором я все время слышу?

– Не хочу гадать, – искренне ответил Хонг, – но всякое может случиться.

– Например, вы меня высадите и уплывете?

– Например, нас засекут и обстреляют с берега.

– И что мне в этом случае делать?

– Поступайте по обстоятельствам. Если останетесь один, старайтесь все время держаться на людях. Избегайте пустых переулков и безлюдных мест. От храма довольно оживленная дорога ведет к главной пристани, оттуда вы можете паромом добраться до Каулуна, Сентрала, Лантау или Абердина. В крайнем случае, есть еще один паром до острова Пен Чау. Это, конечно, худший вариант. Но если нас засекут раньше времени, то главная задача будет скрыться с Длинного острова. Куда угодно. И как угодно.

– А что мне делать на острове Пен Чау?

– Бежать дальше. Пересесть на кайдо, такой небольшой местный паром, который идет до монастыря молчальников на острове Лантау.

– А на Лантау что?

– Оттуда каждые полчаса паром до Каулуна.

– Вы что, серьезно собираетесь меня бросить на Длинном острове? – спросил я.

– Нет, мы собираемся вас забрать. С той же верфи, на которой высадим. Но стоит предусмотреть все возможные варианты. Вот, возьмите.

Хонг By протянул мне плотный бежевый конверт маниловой бумаги. Я вывалил его содержимое себе на колени. Там был австралийский паспорт на имя Стенли Маттуэя – с моей цветной фотографией! – билет до Тель-Авива через Токио и Москву, брошюра гонконгской туристической ассоциации «Острова Гонконга» и две тысячи местных долларов сотенными бумажками. «Там немного, но на похороны хватит», – пробормотал я себе под нос. Господин Хонг вопросительно на меня посмотрел.

– Поэзия, мистер Хонг, великая русская поэзия, – пояснил я, распихивая содержимое конверта по отделениям своего бездонного (остатки прежней роскоши), а потому пустующего (дань нынешним реалиям) сен-лорановского бумажника.

– О да, поэзия, – рассеянно кивнул он и вдруг указал на приближающуюся полоску берега. – Вот он, Длинный остров. Мы подойдем к нему с западной стороны. Скоро будем проплывать напротив поместья. Правда, с моря его не очень хорошо видно.