Текст книги "Король смеха"
Автор книги: Аркадий Аверченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 50 страниц)
Несколько времени тому назад во всех газетах была напечатана статья советского знатока по финансам т. Ларина – о том, что в Москве на миллион жителей приходится около 120 000 советских барышень, служащих в советских учреждениях, а среди массы этих учреждений есть одно – под названием «Мурка»…
– Что это за учреждение и что оно обслуживает, – признается откровенно Ларин, – я так и не мог ни у кого добиться…
* * *
Есть в Москве Мурка, а что такое Мурка – и сам Ларин не знает.
А я недавно узнал. Один беженец из Москвы сжалился над моим мучительным недоумением и объяснил мне все.
– Что же такое, наконец, Мурка? – спросил я со стоном. – Спать она не дает мне, проклятая!
– Ах, Мурка?! Можете представить, никто этого не знает, а я знаю. И совершенно случайно узнал…
– Не тяните! Что есть – Мурка?!
– Мурка? Это Мурашовская комиссия. Сокращенно.
– А что такое – Мурашов?
– Мой дядя.
– А кто ваш дядя?
– Судебный следователь.
– А какая это комиссия?
– Комиссия названа по имени дяди. Он был председателем комиссии по расследованию хищений на Курском вокзале.
– Расследовал?
– Не успел. На половине расследования его расстреляли по обвинению в сношениях с Антантой.
– А Мурка?
– Чего Мурка?
– Почему Мурка осталась?
– Мурка осталась потому, что тогда еще дело не было закончено. Потом оно закончилось несколько неожиданно: всех заподозренных в хищении расстреляли по подозрению в организации покушения на Володарского.
– А Мурка?
– А Мурка существует.
– Я не понимаю – что ж она делает, если и родоначальника ее расстреляли?..
– Теперь Мурка окрепла и живет самостоятельно. Здоровая сделалась – поперек себя шире.
– Я вас не понимаю.
– Видите ли: когда моего дядю Мурашова назначили на расследование, он сказал, что ему нужен секретарь. Дали. Жили они себе вдвоем, поживали, вели следствие, вдруг секретарь говорит: нужна мне машинистка. Нужна тебе машинистка? На тебе машинистку. Машинистка говорит: без сторожа нельзя. На тебе сторожа. Взяли сторожа. А дядя мой предобрый был. Одна дама просит: возьмите дочку – пусть у вас бумаги подшивает, – совсем ей есть нечего. Взяли дочку. И стала Мурка расти, пухнуть и раздвигаться влево, вправо, вверх, вниз, вкривь и вкось…
Однажды захожу я, вижу – Муркой весь дом занят… Всюду на дверях дощечки. «Продовольственный отдел», «Просветительный отдел»…
– Позвольте… Неужели Мурка сама кормила и просвещала этих вокзальных хищников?!
– Что вы? Их к тому времени уже расстреляли… Для себя Мурка завела и продовольственный, и просветительный отдел, и топливный… к тому времени уже служило в Мурке около 70 барышень, а когда для этой оравы понадобились все эти отделы – пригласили в каждый отдел новый штат, и число служащих, вместе с транспортным и библиотечным, возросло до 124.
– Что ж… все они так и сидели сложа руки?
– Почему?
– Да ведь и дядю расстреляли и вокзальных воров расстреляли… Ведь Мурке, значит, уже нечего было делать?
– Как нечего? Что вы! Целый день работа кипела, сотни людей носились с бумагами вверх и вниз, телефон звенел, пишущие машинки щелкали… Не забывайте, что к тому времени всякий отдел обслуживало уже около полутораста служащих в Мурке.
– А Мурка кого обслуживала?
– Служащих.
– Значит, Мурка обслуживала служащих, а служащие Мурку?
– Ну конечно. И все были сыты.
– А не приходило когда-нибудь начальству в голову выяснить: на кой черт нужна эта Мурка и чем она занимается?
– Приходило. Явился один такой хват из ревизоров, спрашивает: «Что это за учреждение?» Ему барышня резонно отвечает: «Мурка». – «А что это такое – Мурка?». Та еще резоннее: «А черт его знает. Я всего семь месяцев служу. Все говорят – Мурка, и я говорю – Мурка!» – «Ну вот, например, что вы лично делаете?» – «Я? В отпускном отделе». – «Какие же вы товары отпускаете?» – «Не товары, а служащих в отпуск. Регулирую отпуски». – «И для этого целый отдел?!» – «Помилуйте, у нас до 300 человек служащих?!» – «А это что за комната?» – «Продовольственный отдел. Служащих кормим». – «А это ряд комнат?» – «Топливный, просветительный, агитационный, кульминационный – работы по горло». – «И все для служащих?» – «А как же! У нас их с будущего месяца будет около 500. Прямо не успеваешь». – «Так, значит, так-таки и не знаете, что такое Мурка?» – «Аллах его ведает. Был тут у нас секретарь, сторожил, тот, говорят, знал, да его еще в прошлом году за сношение якобы с Деникиным по ветру пустили». – «Ну а вы сами как лично думаете, что значит: «Мурка?» – «Гм… Разное можно думать. Может быть – морская канализация?» – «Ну что вы? Тогда была бы Морка или Мурская канализация?.. И потом, какая канализация может быть на море?» – Постоял еще, постоял, плюнул, надел шапку и ушел. И до сих пор Мурка растет, ширится. Говорят, скоро под Сестрорецком две колонии открывает: для служащих инвалидов и для детей служащих.
Помолчали мы.
– Вы помните, – спросил я, – песенку «Мурочка-Манюрочка»?
– Еще бы. Сабинин пел.
– Так вот там есть слова:
Стала Мурка – содержанка
Заправилы банка…
– Ну?
– Так разница в том, что заправила банка содержал Мурку на свои деньги, а Советская Россия содержит сотни Мурок – на народные!..
Люди-братьяИх было трое: бывший шулер, бывший артист императорских театров – знаменитый актер и третий – бывший полицейский пристав 2-го участка Александро-Невской части.
Сначала было так: бывший шулер сидел за столиком в ресторане на Приморском бульваре и ел жареную кефаль, а актер и пристав порознь бродили между публикой, занявшей все столы, и искали себе свободного местечка. Наконец бывший пристав не выдержал: подошел к бывшему шулеру и, вежливо поклонившись, спросил:
– Не разрешите ли подсесть к вашему столику? Верите, ни одного свободного места!
– Скажите! – сочувственно покачал головой бывший шулер. – Сделайте одолжение, садитесь! Буду очень рад. Только не заказывайте кефали: жестковата.
При этом бывший шулер вздохнул:
– Эх, как у Донона жарили судачков обернуар!
Лицо бывшего пристава вдруг озарилось тихой радостью.
– Позвольте! Да вы разве петербуржец?!
– Я-то?.. Да вы знаете, мне даже ваше лицо знакомо. Если не ошибаюсь, вы однажды составляли на меня протокол по поводу какого-то недоразумения в Экономическом клубе?..
– Да господи ж! Конечно. Знаете, я сейчас чуть не плачу от радости!.. Словно родного встретил. Да позвольте вас просто по-русски…
Знаменитый актер, бывший артист императорских театров, увидев, что два человека целуются, смело подошел и сказал:
– А не уделите ли вы и мне местечка за вашим столом?
– Вам?! – радостно вскочил бывший шулер. – Да вам самое почтеннейшее место надо уступить. Здравствуйте, Василий Николаевич!
– Виноват… Почему вы меня знаете? Вы разве петербуржец?
– Да как же, господи! И господин бывший пристав петербуржец из Александро-Невской части, и я петербуржец из Экономического клуба, и вы.
– Позвольте… Мне лицо ваше знакомо!!!
– Еще бы! По клубу же. Вы меня еще – дело прошлое – били сломанной спинкой от стула за якобы накладку.
– Стойте! – восторженно крикнул пристав. – Да ведь я же по этому поводу и протокол составлял!!
– Ну конечно! Вы меня еще выслали из столицы на два года без права въезда! Чудесные времена были!
– Да ведь и я вас, господин пристав, припоминаю, – обрадовался актер. – Вы меня целую ночь в участке продержали!!
– А вы помните, за что? – засмеялся пристав.
– А черт его упомнит! Я, признаться, так часто попадал в участки, что все эти отдельные случаи слились в один яркий сверкающий круг.
– Вы тогда на пари разделись голым и полезли на памятник Александра III на Знаменской площади.
– Господи! – простонал актер, схватившись за голову. – Слова-то какие: Александр III, участок, Знаменская площадь, Экономический клуб… А позвольте вас, милые петербуржцы…
Все трое обнялись и, сверкая слезинками на покрасневших от волнения глазах, расцеловались.
– О боже, боже, – свесил голову на грудь бывший шулер, – какие воспоминания!.. Сколько было тогда веселой, чисто столичной, суматохи, когда вы меня били… Где-то теперь спинка от стула, которой вы?.. Я, чай, теперь от тех стульев и помина не осталось.
– Да, – вздохнул бывший пристав. – Все растащили, все погубили, мерзавцы… А мой участок помните?
– Это второй-то? – усмехнулся актер. – Как отчий дом помню: 18 ступенек в 2 марша, длинный коридор, налево ваш кабинет. Портрет государя висел. Ведь вот было такое время: вы полицейский пристав, я голый, пьяный актер, снятый с царского памятника, а ведь мы уважали друг друга. Вы ко мне вежливо, с объяснением… Помню, папироску мне предложили и искренно огорчились, что я слабых не курю…
– А помните шулера Афонькина? – спросил бывший шулер. – Очень хороший был человек.
– Помню, как же. Замечательный. Я ведь и его бил тоже.
– Пресимпатичная личность. В карты, бывало, не садись играть – зверь, а вне карт – он тебе и особенный салат-омар состряпает, и «Сильву» на рояле изобразит, и наизусть лермонтовского «Демона» продекламирует.
– Помню, – кивнул головой пристав. – Я и его высылал. Его в Приказчичьем сильно тогда подсвечниками обработали.
– Милые подсвечники, – прошептал лирически актер, – где-то вы теперь?.. Разворовали вас новые вандалы! Ведь вот времена были: и электричество горело, а около играющих всегда подсвечники ставили.
– Традиция, – задумчиво сказал бывший шулер, разглаживая шрам на лбу… – А позвольте, дорогие друзья, почествовать вас бутылочкой «Абрашки»… [37]37
Шампанское «Абрау-Дюрсо». ( Прим. автора.)
[Закрыть]
Радостные, пили «Абрау». Пожимали друг другу руки и любовно, без слов, смотрели друг другу в глаза.
* * *
Перед закрытием ресторана бывший шулер с бывшим приставом выпили на «ты».
Они лежали друг у друга в объятиях и плакали, а знаменитый актер простирал над ними руки и утешал:
– Петербуржцы! Не плачьте! И для нас когда-нибудь небо будет в алмазах! И мы вернемся на свои места!.. Ибо все мы, вместе взятые, – тот ансамбль, без которого немыслима живая жизнь!!
История двух чемодановВ уютной кают-компании английского броненосца, куда любезные англичане пригласили нас, нескольких русских, на чашку чаю, камин горел чрезвычайно приветливо…
Мы – хозяева и гости – сгрудились около него и, прихлебывая из стаканчиков старый херес, повели тихие разговоры, вспоминая разные курьезные, смешные и страшные истории, случившиеся с каждым из нас.
– А то еще был факт… – начал старый, видавший виды моряк-англичанин, отворачивая от красных углей камина свое красное обветренное лицо.
– Расскажите, расскажите!..
– А вы даете мне честное слово, что поверите всему рассказанному?..
– Ого, какое странное предисловие! Действительно, история обещает быть из ряду вон выходящей… Но мы поверим – даем слово!
– Эта история – одна из самых таинственных и страшных в моей жизни… Семь лет тому назад я отправил из Дублина в Лондон багажом чемодан со своими вещами… И что же!
– И что же?!
– Он до сих пор не дошел до Лондона: пропал в пути!
– Ну, ну?
– Что – «ну»?
– Где же ваша удивительная и странная история?
– Да вот она и есть вся. Понимаете: чемодан потерялся в пути! Шуму эта история наделала страшного: кое-кто из низшего железнодорожного начальства слетел, высшее начальство рвало на себе волосы… Бум был огромный!
Видя, что мы, русские, не удивляемся, а сидим молча, понурившись, старый морской волк, оглядев нас удивленным взглядом, осекся и замолчал.
– А то еще был факт… – начал русский, мой коллега по газете, отличавшийся тем, что он все знал. – Англичане, может быть, и поверят этой правдивой истории, а насчет русских – «сумлеваюсь штоп»…
– Это – факт?
– Заверяю честным словом – факт! И случилась эта история с одним бывшим министром. И потому, что это факт, – фамилии министра я не назову.
– Не тяните!
– Не тяну. Другой бы тянул, а я нет. Не такой я человек, чтобы тянуть. Другой бы… Ой, вы кажется придавили мою ногу? Так вот: в сентябре 1918 года этот министр, собираясь ехать в Крым, уложил в чемодан все, что было у него ценного: романовские деньги, золото, бриллианты, меха – по тому времени тысяч на 60, а по нынешнему – триллионов на 120. И отправил он сдуру этот чемодан по железной дороге до Севастополя – багажом.
– Неужели тоже пропал? – подскочил, как от электрического тока, старый морской волк.
– В том-то и дело, что в январе 1920 года чемодан дошел до места в целости и сохранности. Понимаете, был Скоропадский, его сверг Петлюра, потом были большевики, Махно, добровольцы, опять большевики, города горели, переходили из рук в руки, вокзалы разрушались до основания, багаж на железнодорожных складах разворовывался почти дочиста, чемоданы и корзины опоражнивались и набивались кирпичами, а министерский чемодан все полз себе и полз, как трудолюбивый муравей, и через полтора года таки дополз до конечной станции в полной целости и сохранности!.. Так верите ли, когда экс-министр в присутствии багажных хранителей открыл свой чемодан, все рвали на себе волосы… кое-кто слетел даже с места! Багажный приемщик на станции Взломовка, когда узнал, на собственных подтяжках повесился, два багажных грузчика запили мертвую… Вообще, бум – на весь юг России!
Эта история произвела на русских впечатление разорвавшейся бомбы.
Англичане же остались совершенно покойны и только переводили свои недоумевающие взоры с одного из нас на другого…
А мы, русские, смеялись, смеялись до слез.
И когда одна из моих слез капнула в стаканчик с английским хересом, мне показалось, что весь херес сделался горько-соленым.
Новая русская хрестоматия( Для сознательных комдеток)
Рекомендуется при помощи «маузера» во все неучебные заведения.
У одного середнячка был пудель. Они очень любили друг друга, но благодаря кулацким элементам продналог не удался и потому животы у них были пустые, как голова социал-соглашателя.
Однажды сидел хозяин пуделя у камина и ковырял ногой холодную золу. Пудель сидел тут же. Как вдруг он подполз к хозяйской ноге и любовно вцепился зубами в икру.
– Это тебе не паюсная! – воскликнул хозяин, перегрызая горло собаки.
И что же! Бедная собака кормила хозяина три дня, не считая шкуры шерстью вверх, из которой вышли меховые сапоги.
Так отблагодарил добрый пудель своего любящего хозяина за все его заботы.
Хороши у Трошки сережки. Вырывай сережки с мясом – будешь есть окрошку с квасом. За сокрытые излишки вынули у Тришки кишки. За морем телушка полушка, а у нас крысенок – миллион стоит. Я буду есть пирог с грибами, а ты держи язык за зубами.
Мне уже 13 с гаком…
На свободных пять минут
Окручусь скорее браком,
Через часик – разведут.
Реквизировал папа у одного агента Антанты десяток слив. Принес домой, положил на стол, ан глядь – через минуту их уже 9 штук.
– Дети, кто сливу съел? – спрашивает папа. Все дети сказали: «Мы не брали», и маленький Ваня тоже сказал: «Не я».
Папа, будучи опытным чекистом, пустился на провокацию:
– Сливы мне не жалко, но если кто съел ее с косточкой – можно умереть.
– Нет, я косточку выплюнул, – испуганно сказал Ваня.
– Ага, попался. Становись к стенке! – И все засмеялись, а Ваня заплакал:
– Эх, засыпался я!
Нива моя, нива,
Нива золотая,
Зреешь ты на солнце,
Колос наливая…
А когда нальешься
До краев ты, колос, —
«Подавай излишки!» —
Я услышу голос.
С мужика – штанишки, армии – излишки, мужику в живот – пулю, населению вместо хлеба – дулю.
Везли два хохла на телегах продовольствие. Вдруг у одного ломается ось, у другого чека.
– Продай мне одну чеку, у тебя две.
– Изволь, за пять миллиардов продам. – Услыхали чекисты, что идет такая спекуляция, и забрали хохлов в чрезвычайку.
И когда стали хохлы у стенки, сказали друг другу сокрушенно:
– Ось тебе и чека.
Если будешь начеку, чеком ты смягчишь чеку.
Навозну кучу разрывая,
Петух нашел жемчужное зерно.
Вдруг – свист!
Чекист!!
Петуху в ухо,
Петуха себе в брюхо,
Зерно – в лапу.
И давай драпу!
Была у мужика курица, а теперь одна горелая изба курится. Рыбу с чужого воза за пазуху – на завтра запас уху. «Что в вымени тебе моем?» – сказала хозяйке корова, возвратясь с выжженного поля.
Древний человек Поликрат так был счастлив, что даже испугался. Чтобы умилостивить богов, он бросил в море любимый перстень. Пошел однажды на базар, купил на обед рыбу, нес домой, вдруг навстречу председатель исполкома. «Стой! Что несешь? Отдавай трудящемуся народу».
И унес. А был ли в этой рыбе перстень – черт его знает. К исполкомщику что попадет, то как в прорву.
Рассказ, который противно читать
«Дети, знайте, что шишки с ели —
Очень пригодны для топливной цели», —
Учил учитель деток раз…
Внимал ему притихший класс.
Набрали дети шишек с ели,
Зажарили учителя и – съели!
Один пожилой, солидный господин совсем недавно возвращался домой.
Дело было вечером, на даче, идти пришлось через небольшой лесок.
Вдруг – «стой!» – загремело у него над ухом. Из-за кустов выскочил разбойник, навел на мирного господина «браунинг» и прохрипел грубым, страшным голосом:
– Руки вверх!..
– Н… не могу, голубчик, – пролепетал мирный господин бледными трясущимися губами.
– Убью, как собаку! Почему не можешь?
– У меня ревматизм. Рукой пошевелить трудно.
– Ревматизм, – угрюмо пробурчал разбойник… – ревматизм! Раз ревматизм – лечиться нужно, а не затруднять зря занятых людей ожиданием, пока там тебе заблагорассудится поднять руки.
– Я не знаю, право, чем его лечить, этот ревматизм…
– Здравствуйте! Я же тебе должен и советы давать. Натирай руки муравьиным спиртом – вот и все.
– Что вы, голубчик! Где ж его теперь купишь – муравьиный спирт. Ни в одной аптеке нет.
– На руках кое у кого найдется – поищи.
– Да если бы я знал – где! Я бы хоть сто килограммов купил. Хорошо можно заработать.
Свирепое лицо разбойника приняло сразу деловой вид:
– Сколько дадите? У меня есть пятьдесят килограммов.
– Цена 450, франко моя квартира.
– Сделано. Я и задаточек возьму; все равно уж бумажник у вас вытащил.
– Пойдем в таком случае в кафе – условьице напишем.
– Где ж его тут найдешь в лесу, кафе это?
– Ну, пойдем ко мне домой, разбужу жену, она кофейку сварит.
– Ладно! Айда.
* * *
Как противны эти расчетливые, рассудительные зрелые годы – все бы только спекуляция, все бы только нажива.
Не лучше ли нам окунуться в мир беззаботной, прекрасной золотой молодости – поры сладких грез и безумных, пышных надежд.
Вот – двое на скамейке. Он и она…
Молодая, цветущая пара.
– Катя! Ты знаешь, что за тебя я готов отдать всю свою кровь по каплям! Прикажи – луну стащу с небосклона… Катя!.. А ты меня любишь? Скажи только одно крохотное словечко: «да».
– Глупый! Ты же знаешь… Ты же видишь…
– О, какое безмерное счастье! Я задушу тебя в объятиях. Значит, ты согласна быть моею женой?..
– Да, милый.
– Я хочу, чтобы свадьба была как можно скорее! Можно через неделю?
– Что ты, чудак! У меня и платья венчального нет.
– Сделаем! Из чего делается платье?
– Ну… муслин, шифон, атлас…
– Есть! Могу предложить муслин по 28 000 аршин, франко портниха.
– Хватил! А моя подруга на прошлой неделе брала по 23 000.
– Как угодно. Не хочешь, и не надо. Найдем другую покупательницу. Вашего-то брата теперь, невест, как собак нерезаных.
– Молодой человек! Куда же вы? Постойте!..
– Ну?..
– Фрачными сорочками, шелковыми носками не интересуетесь? Вернитесь – дешево, франко квартира…
* * *
Нет, вон отсюда! Подальше от этой жадной, захлебывающейся в своекорыстных расчетах молодости…
Дайте мне светлую, розовую юность, дайте мне прикоснуться к ароматному детству.
Вот по улице важно шествует, посвистывая, десятилетний мальчуган. Куда это он, птенчик? Гм! Стучится в дверь закопченной, полуразрушенной хижины.
– Эй! Кто есть живой человек? Не тут ли живет жулье, которое детей ворует?
– Тут, тут. Пожалуйте.
– Слушайте вы, рвань! Есть фарт [38]38
На воровском языке – удача. ( Прим. автора).
[Закрыть]. Можно большую деньгу зацепить!
– Чего еще?!
– Уворуйте меня нынче вечером. Родители хороший выкуп дадут.
– А тебе, пузырь, что за расчет?
– Я из 50% работаю. Тысяч шестьдесят сдерем – вам тридцать, мне тридцать.
– Эко хватил – 50%! У нас и риск, и хлопоты, а у тебя…
– А зато я письмо пожалостливее составлю. Другого мальчика еще выкупят или нет – вопрос, а меня родители так любят, что последнее с себя стащат, да отдадут.
– Мало 50%! Нам еще делиться надо.
– А мне делиться не надо?! 15% сестренке обещал за то, что перед родителями в истерику хлопнется. Не беспокойтесь, у нас тоже своя контора…
* * *
Как?! Неужели тлетворная бацилла спекуляции отравила и розовую юность… О боже! В таком случае, что же остается нетронутым? Неужели только младенчество?..
Вот в колыбельке лежит розовый, толстый бутуз, светлые глазки глядят в потолок вдумчиво, внимательно, неподвижно.
Любящие родители склонили над ним свои головы… любуются первенцем.
– Не знаю, что и делать, – печально говорит жена. – Как же его кормить, если у меня молоко пропало?! Придется нанять мамку.
– Конечно, найми, – кивает головой муж. – Дорого, да что же делать.
Младенец переводит на них светлый, вдумчивый взгляд и вдруг… лукаво подмигивает:
– Есть комбинация, – говорит он, хихикнув. – Сколько будете платить мамке за молоко? Тысяч 60, франко мой рот…? Да прокормить ее будет стоить вдвое дороже. Итого – 180 тысяч. А мы сделаем так: покупайте мне в день по бутылке молока, – это не больше 500 обойдется. В месяц всего – 15 000. А экономию в 165 000 разделим пополам. Отец! Запиши сделку…
* * *
Охо-хо… Так вот и живут у нас.
Скорей бы уж конец мира, что ли…
