Текст книги "Личный досмотр. Последний бизнес"

Автор книги: Аркадий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

– Получи-ка с меня, красавица.

Девушка улыбнулась и быстро подсчитала столбик цифр в своем блокнотике. Человек протянул деньги, но сдачу не принял.

– Лучше ты мне окажи услугу, – доверительно понизив голос, сказал он. – Видишь, во-он сидит один в сером костюме?

Девушка проследила за его взглядом и кивнула головой.

– Вот ему передай-ка эту писульку.

Человек протянул записку и, как только официантка отошла, грузно поднялся со стула, задев рукавом пустой графин из-под водки.

В ожидании заказа Огнев проглядывал газету.

– Вам просили передать, – услышал он над собой голос официантки.

Огнев быстро поднял голову и, не разворачивая записки, сказал:

– Кто?

– Гражданин какой-то. Вон там сидит… нет, ушел уже.

Огнев развернул записку. Неровным, размашистым почерком, местами разрывая тонкую бумагу, там было написано: «Крестник твой вернулся. Соскучился. Так что жди подарочек».

Минуту Огнев размышлял о чем-то, вертя в руках записку, потом снова подозвал официантку.

Девушка отвечала бойко, уверенно, с той особой, чисто профессиональной памятью на людей, которой отличаются официанты.

Спустя некоторое время Огнев вновь перечел записку и уже собрался было сунуть ее в карман, когда заметил, что соседка его по купе и ее спутники, расплатившись, поднялись со своих мест и направляются к выходу. Встретившись с веселым Аниным взглядом, он снова дружески улыбнулся ей. А девушка, проходя мимо, шутливо погрозила ему пальцем.

– Говорите, «по-стариковски постою один, подумаю», а сами записочки получаете? Мы все видели.

– Ничто человеческое нам не чуждо, – лукаво подмигнул Жора.

Огнев в ответ лишь усмехнулся и махнул рукой.

– Э, чего там! Разве это записка? Так… – он на секунду умолк, нахмурившись, потом решительно закончил: – Можно считать, что записки этой не было.

Ребята удивленно переглянулись.

Глава II
«ЧТОБ Я НЕ РОДИЛСЯ!»

Пронзительный звонок оповестил цех об обеденном перерыве. Один за другим, урча, затихали станки.

Коля Маленький, худощавый, вихрастый паренек с большими, цвета морской воды, плутовскими глазами и лихо вздернутым веснушчатым носом, шумно вздохнул и выпрямился, потирая затекшую спину. Он был в полосатой тельняшке с закатанными рукавами и в старых, промасленных брюках. Заботливо смахнув со станка стружки и вытерев капли масла на зеркально блестящих полозьях станины, он одобрительно похлопал станок.

– Силен, зверюга!

Работавший за соседним станком Николай Вехов усмехнулся.

– Одобряешь?

– Точность выдерживает астрономическую. А уж скорость можно дать – будь здоров! Как космическая ракета. Я так и хочу его назвать – «Ракета».

– У него, брат, другое название: «Один к шестьдесят одному».

Николай отличался рассудительностью и, как бригадир, не без оснований опасался полета фантазии у Коли Маленького.

В ответ тот небрежно махнул рукой.

– Не звучит! Скучное название.

– Ты только смотри, чтоб на твоей «Ракете» резцы не полетели.

– Все на высшем техническом уровне, – шутливо ответил Коля Маленький. – Консультант – трижды лауреат, заводской премии товарищ Куклевг Вот они, кстати, сами. В масштабе один к одному.

К друзьям подошел Илья Куклев, невысокий, широченный в плечах парень, на могучей шее – круглая, под короткий бобрик подстриженная голова.

И лицо у него было круглое, румяное, с широким носом и толстыми губами. Куклев был страстный рационализатор, «мозговой трест» бригады, как его окрестил Коля Маленький.

– Все треплешься? – добродушно, но без улыбки спросил он.

– Что вы, доктор! – все тем же шутливым тоном откликнулся Коля Маленький. – Просто характеризую вашу личность.

– Ладно уж. Пошли обедать. Где остальные?

Был тот редкий случай, когда вся бригада Николая Вехова работала в одну смену.

О чем-то споря, подошли долговязый Борис Нискин и Василий Таран. Василий, стройный чернобровый красавец в берете, пестрой тенниске и щеголеватых узких брюках, беззаботно и весело говорил:

– Красивая девочка, глаз не оторвешь. А как взглянула, ты бы видел. Все отдать – и мало!

– С Аней, значит, уже покончено? – сурово спросил Борис.

– Тихо, не касайся! Это тайная рана в моем сердце, – с напускной беспечностью возразил Василий. – Она меня только воспитывает.

– Бесполезное дело, – вмешался Коля Маленький.

Николай сердито посмотрел на него. Уж кто-кто, а этот молчал бы насчет воспитания. Вчера опять не явился на занятия по техминимуму. Переутомился, видите ли! А сам потом полночи не гасил свет в комнате, читал очередную книжку про шпионов. Это, мол, воспитывает бдительность! А то Кольке больше нечего воспитывать в себе, кроме бдительности.

Но главное его увлечение, от которого нет покоя. – космос. Сначала это были ракеты. Старший брат Коли Маленького, офицерракетчик, приехав однажды в отпуск, объяснил ему принцип их устройства, от самых простых вплоть до будущих фотонных межгалактических ракет. Коля Маленький самозабвенно увлекался ими до тех пор, пока окончательно не запутался и не запутал всех ребят в дебрях относительности времени и пространства.

А недавно он где-то прочел, что существа из других миров, побывали на Земле, и помешался. Ищет доказательства!

Николай уже в который раз с беспокойством подумал, что взбредет в голову Коле Маленькому после этого.

И, как бы отвечая на его мысли, Коля Маленький таинственным голосом произнес:

– Хлопцы, есть потрясающая новость! Вы думаете, только мы запустили спутники?

– Почему же? – небрежно возразил Борис Нискин, поправляя очки. – Американцы тоже запустили… Пытаются нажить политический капитал перед совещанием в Женеве. И, конечно, в глазах союзников. В Европе…

Борис был политик. Это очень шло к его красивым роговым очкам – такие очки ребята называли «дипломатическими». Следует учесть к тому же, что Борис выступал за первую сборную завода по волейболуэто было, кстати, неудивительно при его росте. Но главным его увлечением были шахматы.

Здесь он достиг выдающихся результатов: первый приз на областной олимпиаде – учебник дебютов с автографом самого автора (для чего книгу специально посылали в Москву от имени шахматной секции). Этот автограф любой член бригады Вехова мог в нужный момент процитировать наизусть.

При стольких талантах Борис Нискин в любой другой бригаде был бы ее украшением и кумиром.

Но бригада Николая Вехова блистала целым созвездием талантов. И Коля Маленький со своими захватывающими историями о шпионах (они воспитывают бдительность!) и особенно с космонавтикой занимал в этом созвездии достойное место.

Но и на звездах, вероятно, есть пятна, раз они есть на Солнце. Таким пятном у Коли Маленького был его второй разряд, единственный второй разряд в бригаде. А Илья Куклев, например, имел даже пятый, высший у токарей, разряд. В сочетании с тремя крупными рационализаторскими предложениями и постом заместителя председателя комиссии по смотру технической грамотности молодых рабочих такой разряд уже принес бы Куклеву славу отнюдь не меньшую, чем у других членов бригады Вехова. Но ведь, кроме того, медлительный и на вид неуклюжий Илья был второй боксерской перчаткой завода, а по мнению ребят из его бригады – даже первой!

При всем том, как убежденно рассуждал Коля Маленький, разве нет у Куклева недостатков? Есть, а как же? И у Бориса Нискина они тоже есть. А у Василия Тарана их, пожалуй, даже больше, чем достоинств. Не говоря уже о шестом члене бригады – Степе Шарунине, у того вообще нет никаких достоинств, кроме разве одного: удивительной способности первым узнавать самые потрясающие новости, а также слухи и сплетни и держать, таким образом, бригаду в курсе всех последних событий.

Наконец, даже у самого Николая Вехова, их бригадира, тоже, если присмотреться как следует, недостатки, наверное, обнаружатся. Посему Коля Маленький с неизменным хладнокровием относился к своему второму разряду, хотя во всем другом он был человеком с крайне беспокойным нравом. Когда же речь заходила о космосе, как, например, сейчас, в этот обеденный перерыв, Коля Маленький начинал горячиться уже не на шутку.

– Какие там американцы! – возбужденно воскликнул он, когда Борис Нискин упомянул о запущенных ими спутниках. Тоже мне! Чтоб вы знали, вокруг Марса искусственные спутники летают! Понятно?

– Ты что, спятил? – изумился Борис.

А Таран с сочувственной издевкой добавил:

– Милый, ты бы в поликлинику сходил, что ли.

– А-а, в поликлинику? Ну, глядите!

Коля Маленький с торжеством вытянул из кармана смятую «Комсомолку», развернул ее и ткнул пальцем.

– Вот! Пишет доктор физико-математических наук. Так и называется: «Искусственные спутники Марса». Фебос и Деймос. Это в переводе – Страх и Ужас. Видали, что делается?

Все склонились над газетой. А Коля Маленький принялся читать вслух, захлебываясь от волнения и путая строчки.

– Да-а… – произнес, наконец, Василий Таран. – Это же надо! Голова идет кругом, как подумаешь.

– Надо иметь крепкую голову, – язвительно ответил Коля Маленький и важно объявил: – Я лично тоже решил понаблюдать за этими спутниками. Вот только где у нас в городе телескоп, а? Кто знает?

При этих словах Николай сразу пришел в себя.

Еще не хватало, чтобы Коля Маленький занялся астрономией!

– Ты за собой лучше понаблюдай, – строго сказал он. Здесь, кстати, и без телескопа все видно. Последний раз предупреждаю: или ты сдашь, наконец, на третий разряд, или выкинем из бригады.

При этих словах лицо Коли Маленького приобрело вдруг выражение полнейшего равнодушия, и только в глубине глаз, как свет в дверной щелке, затаилось лукавство.

– Что значит «выкинем»? – невинным тоном возразил он. Это, знаете, проще всего. А людей воспитывать надо, убеждением действовать.

Борис Нискин возмущенно блеснул очками.

– Это уже чистая демагогия, вот что!

– Еще какая! – подхватил Таран. – Сам иногда этим грешу… Видал, но такого!..

Он с Колей Маленьким – два остряка и задиры – не упускали случая поддеть друг друга.

– Мы когда-нибудь в столовку пойдем? – не вытерпел Илья.

– Идем, – откликнулся Николай. – Вот только Степка Шарунин куда-то потерялся.

Наконец появился и Шарунин, щуплый паренек в замасленной серой рубашке. Степка был чем-то явно взволнован.

– Слыхали новость? – возбужденно спросил он. – Жуков Валька говорил. Ух, что будет!..

– Вот это новость! – весело отозвался Коля Маленький. Самого Вальку Жукова удалось послушать! Секретаря комитета комсомола! Надо же, такое счастье.

– И что теперь только будет? – подхватил Таран.

Степа Шарунин обиделся.

– Я могу и не рассказывать.

– Ладно, пошли уж, – скомандовал Николай.

Ребята гурьбой направились к выходу из цеха.

Очутившись во дворе, все невольно зажмурились: в глаза ударили нестерпимо яркие солнечные лучи.

Здесь было еще жарче, чем в цехе, только легкий ветер со стороны моря приятно обдувал разгоряченные лица.

По тенистой аллее заводского сада, над которой смыкались ветви могучих акаций и кленов, вышли к низкому зданию столовой.

Коля Маленький быстро встал в очередь в кассу, Таран и Куклев, взяв подносы, – в другую очередь, за оплаченными уже порциями, а Николай, Борис Нискин и Степа Шарунин направились занимать столик на шестерых.

Через десять минут вся бригада уже с аппетитом уплетала обед, и, только Степа, упиваясь всеобщим вниманием, рассказывал:

– Значит, на весь завод – дружина. Конечно, добровольная. Со штабом. Порядок охранять на улицах…

К его рассказу прислушивались обедавшие вокруг рабочие.

– И это по всей стране, во всех городах, – не то с удивлением, не то с опаской продолжал Степа. – Теперь и до нас докатилось.

Илья Куклев одобрительно кивнул головой.

– Давно пора. В газетах уж сколько об этом пишут.

Кто-то за соседним столиком скептически произнес:

– Выходит, еще одна милиция на нашу голову?

– И вообще, – подхватил Степа. – Вон недавно в газетах писали – одного дружинника убили. Ну, кто это захочет подставлять свою шкуру за здорово живешь?

– Нет, а по-моему, что ни говорите, красиво, мечтательно произнес. Василий Таран. – Форму какую-нибудь придумают, пистолет дадут. Девчата с ума сходить будут.

– Чушь городишь, милый! – вмешался сидевший неподалеку старый мастер из первого цеха Григорий Анисимович Проскуряков, член цехового партбюро. – Пистолет ему подавай! Форму придумывай! Правительство наше и ЦК только и мечтают, чтобы Василий Таран неотразимым кавалером стал…

По столикам прошел сдержанный смешок.

– Или вон Кириллов Иван Степанович говорит: «еще одна милиция на нашу голову», – продолжал неторопливо Проскуряков, поглаживая седые, с табачными подпалинами усы. – Я бы на твоем месте, Степаныч, на милицию не обижался. Ведь, гляди, после каждой получки она тебя целым и невредимым домой доставляет. Ну, со штрафом, конечно. Не без этого. Потому нрав у тебя становится буйный.

Кругом уже откровенно смеялись. Разговор принимал явно интересный оборот.

– А ты, дядя Григорий, сам-то в дружину не собираешься? – поинтересовался кто-то.

– Почему не собираюсь? – степенно ответил Проскуряков. – Вот такие орлы пойдут, – он кивнул на столик, где сидела бригада Вехова, – и я за ними. – Взгляд его остановился на Шарунине. – А ты, сынок, чего испугался? Мы же с тобой рабочий класс, основа основ государства. Это понимать надо! Царя прогнали, беляков передушили! Страну из разрухи подняли. Кто? Все мы, рабочий класс.

В голосе старика звучала такая неподдельная гордость, такая хозяйская уверенность в своих силах, в своей правоте, что окружающим невольно передалось это чувство.

– Гитлеру шею свернули, – прибавил рабочий, сидевший рядом с Проскуряковым.

– Верно, – согласился тот. – Так неужто дома у себя порядок не наведем?

– Эх, чтоб я не родился! – . задорно воскликнул Коля Маленький. – Будет порядочек!

Кругом засмеялись.

– В корень смотрит парень… Раз родился, то надо воевать!..

– Непременно надо! – вмешался в разговор подошедший инженер Рогов, технолог цеха.

Это был полный, розовощекий, с седыми висками человек.

– В чем же дело? Записывайтесь, Дмитрий Александрович, – задорно предложил Таран.

Рогов улыбнулся.

– Я, видите ли, готов. Но есть условие. Чтобы супруга не узнала…

Веселый смех заглушил на минуту его слова.

– …А так скажу: мол, совещание или собрание. И все тут, – шутливо продолжал Рогов, но вдруг с неожиданной суровостью добавил: – Я не зря сказал, что воевать непременно надо. Вот сегодня на работу сверловщица наша не вышла, Назарова. Почему? Потому, что в больнице возле сына сидит. Студент он, на одном курсе с Андрюшкой моим учится.

Нашлись подлецы, ножом его ранили.

– Это как же так? – спросил Николай.

– А вот так. У них при доме красный уголок есть. Вечер там был, танцевали. В это время хулиганы нагрянули. Назаровой сын вздумал было вмешаться, да один оказался. Ну, они его…

Николай нахмурился. Ох, до чего же ясно вспомнил он в эту минуту, как недавно они с Машей сидели вечером в парке, как окружили их скамейку подвыпившие парни. Николай тогда тоже оказался один, но те были потрусливей, и у них не было ножей.

А Маша, как она тогда испугалась!..

– Это что же получается, хлопцы? – тихо, с угрозой спросил он, оглядывая товарищей. – Выходит, наших бьют?!

Коля Маленький вскочил со стула и запальчиво воскликнул:

– Факт, бьют! А мы должны прощать, да? Мы что, христосики?

Разговор неожиданно принял новый, всех взволновавший оборот. Посыпались возмущенные реплики:

– Распустили!..

– Сажать их всех надо! Довоспитались!..

– Милиция куда смотрит?..

– Что милиция? Сами мы куда смотрим?..

А Коля Маленький с прежней горячностью добавил:

– Это дело так оставить нельзя!

– Есть конкретное предложение! – объявил Василий Таран. – Прошу внимания! Знаменитая бригада Николая Вехова целиком вступает в эту самую дружину. Ибо в такую эпоху, как наша…

– Даешь! – на всю столовую заорал Коля Маленький.

Николай махнул рукой.

– Ладно вам, «эпоха…», «даешь…»! Просто интересно с этим красным уголком разобраться, вот и все.

– Разберемся, – многозначительно пообещал Илья. – Не на бобиков напали. Найдем и так разберемся, что родная мать потом не узнает, душа с них винтом!

При этих словах старик Проскуряков нахмурился и погрозил пальцем.

– Ты, Куклев, не того… С них пример не бери. По-нашему разобраться надо, по-рабочему. Ясно?

– Это он не в том смысле, дядя Григорий, – лукаво усмехнулся Таран, – а в смысле перевоспитания.

– Я ваше перевоспитание знаю.

– Не. Мы еще сами его не знаем. Учимся.

– Вот я погляжу, как вы учитесь.

– Прежде всего, – вмешался Борис Нискин, – план надо составить.

На том пока и порешили.

И только Степа Шарунин вдруг со страхом вспомнил, что красный уголок, где ранили студента, находится от него по соседству и он знает тех, кто там бесчинствовал вчера.

Вспомнил, облился холодным липким потом и промолчал.

Вечером зной спадал. Погружались во мрак широченные тротуары: свет фонарей над мостовой не мог пробиться сквозь густую листву кленов и акаций.

И жизнь южного приморского города с шумом, весело выливалась из домов наружу: настежь распахивались окна, откидывалась легкая кисея с дверей, выходивших прямо на улицу, у подъездов домов и у ворот на длинных скамьях, а то и просто на вынесенных стульях отдыхали, наслаждались прохладой люди постарше. Они громко и оживленно переговаривались между собой, то споря, то сердясь, то сыпя шутками и остротами. А по тротуару говорливыми компаниями и парами растекалась молодежь.

В воздухе стоял терпкий запах цветущей акации и кружился белыми снежинками тополиный пух.

Ранняя и небывало жаркая весна стояла в городе.

– Это так же похоже на весну, как я не знаю что, вздохнула полная женщина, сидевшая на длинной скамье у ворот, за которыми тонул во мраке большой пустынный двор.

– И не говори, – подхватила другая женщина. – Днем чувствуешь себя, как скумбрия на берегу: нечем дышать абсолютно!

На другом конце скамьи пожилая, скромно одетая женщина, грустно перебирая в пальцах оборки платка, накинутого на плечи, говорила соседке:

– Не могу я этого понять, Вера. Ночи не сплю, все слезы выплакала. Вот у тебя сын как сын, человеком стал. А мой? И ведь жили мы с тобой вроде одинаково, обе вдовы-солдатки, обе последнее для сыновей от себя отрывали. И двор один, и школа одна. Ну отчего мой Коська таким получился, отчего?

– Себя ты, Катерина, не блюла.

– Себя… Так и норовишь уколоть. В двадцать пять лет вдовой осталась. Что же, и жизни конец? И полюбить нельзя?

– Смотря кого…

– А ей, любви-то, не прикажешь. Полюбила, и все тут. Красивая я была, веселая. От зависти это ты, Вера.

– Из нее платья не сошьешь и обед не сваришь.

– А я думаю, через характер Коська мой свихнулся. Вылитый отец. Ужас какой неуравновешенный! То тоска на него находит, то такое веселье, что удержу ни в чем нет. А другой раз прямо бешеный какой-то ходит, словно укусили его. Веришь, такая злоба в глазах, аж сердце у меня холодеет, думаю, убьет сейчас. Вот такой и отец был, просто копия фотографическая, – она вдруг уткнулась лицом в платок и, всхлипнув, прошептала: – С таким характером только в тюрьме сидеть.

– Будет тебе! Далеко еще до этого.

Не отнимая платка от лица, женщина горестно покачала головой.

– Ой, чует мое сердце, недалеко. Такой у него приятель завелся, что с ним только туда и дорога. Одно имя-то чего стоит – «Уксусом» они его зовут.

– Уголовный, видно, раз кличку имеет.

– Они и твоего «Петухом» зовут, – откликнулась полная женщина.

– А ты молчи!.. Молчи, змея!.. – вдруг пронзительно закричала женщина в платке, сверкая полными слез глазами.

– Ты мне не указывай!.. Я тебе не граммофон, пластинки выбирать! Что хочу, то и говорю!..

– Я тебе поговорю еще!..

– Катерина, уймись, – потянула женщину за рукав соседка. – Коська твой, кажись, во дворе, услышит. Каково ему будет?

И женщина вдруг так же внезапно, как закричала, безвольно обмякла, припав щекой к плечу подруги.

– Ой, нервы мои, нервы! – простонала она. – Вот так я и с Коськой психую.

К воротам подошел Илья Куклев и Степа Шарунин. Степа с опаской заглянул во двор и сказал:

– Ну что, зайдешь? Или давай подожди, я тебе ее сейчас вынесу.

– Это зачем еще? Сам заберу, не больной.

– Да нет, – замялся Степа, продолжая тревожно оглядываться. – Для быстроты это я предлагаю.

– Для быстроты!.. Тоже мне чемпион на короткие дистанции. Пошли!

Илья усмехнулся и направился к веротам. Степа поспешил за ним.

Друзья дошли уже до середины двора, когда откуда-то сбоку возникли неясные очертания людей и чей-то резкий голос окликнул:

– Эй, Степка, ты, что ли? А ну, топай сюда!

– Некогда мне, – чуть дрогнувшим голосом ответил Степа в темноту. – Товарищ пришел, книгу дать надо.

– Хо-хо-хо!.. – раздался иронический хохот. – Ученые господа за книгами идут!.. Стой! Хоть раз на живого ученого поглазеть охота!

К друзьям подошел из темноты длинный кадыкастый парень в мятой, расстегнутой на груди ковбойке и с нахальным любопытством оглядел Илью. За ним подошло еще трое парней.

– Глянь, Петух, – длинный кивнул на Илью. – Выходит, буйволы тожа наукой интересуются. Ну и… – он грязно выругался.

– Отодвинься, парень, – спокойно ответил Илья. – А то уроню – не встанешь.

Он сжал громадные кулаки и вобрал круглую голову в широченные, литые плечи, готовясь к удару.

– Эх, времени у меня сейчас нет, – все так же нахально усмехнулся длинный, – а то мы бы тебе… – он снова выругался, – кишки на сук намотали. Может, займемся, Петух, а?

Парень сунул руку в карман и зажал там что-то в кулак.

– Пусть он катится к… – лениво ответил другой.

Илья оценил обстановку и пришел к выводу, что самому открывать боевые действия невыгодно. Перепуганный Степка в расчет не шел, а соотношение один к четырем, да если у них ножи, не сулило победы… «Наших бы сюда», – с сожалением подумал он.

– Так, – с хрипотцой произнес Илья, не меняя позы. Значит, расходимся, как в море корабли? Или что?

– Давай, чеши отсюда, буйвол ученый, – зло ответил длинный. – А другой раз попадешься – шкуру попортим. Я нахальства не прощаю.

– А я тоже не бобик. И в другой раз один вот с этим, Илья небрежно кивнул на Степку, – к вам сюда не завалюсь.

– Степка!.. – вдруг дико заорал длинный, выхватив руку из кармана, в которой тускло блеснуло узкое лезвие ножа. Уведи гада!.. За себя не ручаюсь!.. Убью!..

Степка судорожно ухватил Илью за рукав и умоляющим голосом произнес:

– Пошли, Илья! Пошли! Он не тронет.

Илья секунду колебался, потом двинулся вслед за Степкой к стоявшему в глубине двора домику. При этом он ощутил неприятный холодок в спине, представив, что этот псих все-таки не удержится и ударит его сзади ножом.

Оба отдышались только в Степкиной комнате.

Отца и матери Степки дома не оказалось, и Илья почувствовал себя свободнее.

– У тебя тут телефон есть? – хмуро спросил он.

– Нету, – нервно ответил Степка и, в свою очередь, спросил: – Зачем он тебе?

– Может, кого из наших бы застал. Тогда другой разговор получится, душа с них винтом!

– Нету телефона! – У Степы задрожали губы. – И потом, тебе хорошо; пришел и ушел. А меня поймают и… все. Как того.

– Кого еще «того»?

– Ну, что Рогов сегодня рассказывал. В красном уголке… Сейчас я тебе книгу дам, – засуетился Степа.

Он подбежал к этажерке, торопливо перебрал лежавшие там книги и схватил одну из них.

– Вот, держи! Отец велел через три дня вернуть. Библиотечная.

– Ладно. Я только схему оттуда перерисую. Ну пока!

– Да я тебя провожу.

– Это еще зачем?

– Гляну, – понизив голос, сказал Степа, – ушли или нет.

– Защитник тоже мне, – усмехнулся Илья. – Ну пошли!

Они беспрепятственно пересекли двор и у ворот простились.

Оставшись один, Степа огляделся и робко двинулся в обратный путь.

Не успел он сделать и нескольких шагов, как раздался окрик:

– Эй, ходи сюда!

Степа вздрогнул от неожиданности и покорно свернул в темноту.

– Ну, вша матросская, – сказал длинный, появляясь перед Степой, – кого приводил? И насчет книги мне не лепи, понятно? Мы, брат, тоже не лыком шиты и не травкой биты, понимаем, откуда ветер дует.

– Чего молчишь? Ждешь, когда отвесим? – грубо спросил его коренастый рыжеватый парень с подергивающейся щекой, которого длинный назвал Петухом.

– Так он, честное слово, за книгой приходил.

В голосе Степы было столько искреннего отчаяния, что длинный заколебался.

– И кто он такой будет, откуда?

– С завода, из бригады нашей, токарь, – торопливо ответил Степа.

– А почему он сразу стойку боксерскую принял? – недоверчиво спросил Петух.

– В секции обучается.

– В секции?

К длинному вернулись все его подозрения.

– А ну, дай ему, Блоха!

Паренек лет четырнадцати без особой охоты подошел к Степе и неумело ткнул его в бок.

– Разве так дают?! – остервенился длинный.

Он развернулся, и Степа от страшного удара в переносицу пошатнулся и, не удержавшись, упал. Вставал он медленно, дрожащей рукой вытирая липкую жидкость под носом.

– А будешь водить сюда свою секцию, перо в бок получишь, – прошипел длинный. – Одному такому активному мы вчера уже крылышки подрезали.

– Не… не буду, – с шумом втягивая разбитым носом воздух, чтобы не разреветься, ответил Степа.

– Эх, и цирк же вчера был, – мечтательно произнес Петух и с залихватским присвистом пропел.

 
Помнить буду, не забуду
Зрелище такое.
Пойду беленькой добуду,
Закачу другое.
 

Длинный усмехнулся, покусывая тонкие губы.

– Погоди, Петух, не то еще закатим.

Он поглядел на Степку и неожиданно спросил:

– А про дружину у вас на заводе треп еще не идет?

– Идет.

– Так… Ну, об этом у нас с тобой особый разговор будет. А пока топай до дому. И чтоб ни одна душа… Ясно?

Степа в ответ только кивнул головой.

– Может, добавить ему на дорогу? – предложил Петух.

– Не надо. Задаток уже получил. – И когда Степа отошел, длинный тихо прибавил: – Парень этот еще пригодиться может. Есть один планчик.

– Ох, и головастый ты мужик, Уксус! – с восхищением произнес Петух.

– Со мной не пропадешь, – хвастливо ответил длинный и, понизив голос, сообщил: – Сегодня нежданно-негаданно встреча у меня случилась. Один корешок с того света раньше срока вернулся. Знаменитая личность! Давать гастроль приехал. Скоро весь город ахнет.

– Это кто ж такой?

– Помолчим, – многозначительно ответил длинный. – Я еще жить хочу…

В ту ночь Степа Шарунин долго не мог уснуть.

Больше, чем разбитое лицо, мучила его мысль об оеобом разговоре, который еще предстоит ему с длинным парнем по кличке «Уксус».