Текст книги "Личный досмотр. Последний бизнес"

Автор книги: Аркадий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Спал Засохо в дальней комнате, поменьше. Единственное окно выходило на двор.

В первый день своего приезда Засохо до вечера без сил валялся на постели, временами забываясь в дремоте, но тут же со стоном пробуждаясь. Он неотступно видел перед собой окровавленное лицо Евгения Ивановича и слышал его мычание, а то вдруг появлялся Афоня. Засохо видел оскал на его багровом лице и воздушно-седой хохолок. Афоня визжал: «Так его!.. Ничего, ничего, потом подотрем, бей!»

Засохо со стоном открывал глаза и в страхе озирался по сторонам. Потом он щупал карман. Там лежал пистолет Евгения Ивановича. И тяжелый, холодный предмет этот успокаивал его.

– Пусть только попробуют… Пусть только сунутся… – вслух бормотал он.

На второй день он твердо решил написать в Москву. Не жене пока, нет – Афоне, и не домой, конечно, а до востребования. Засохо мучила неизвестность. Он сбежал из Москвы так стремительно, что сейчас ему было даже стыдно вспоминать об этом.

Хотя в то же время какое-то предчувствие говорило ему, что он поступил правильно.

На первое время Засохо решил скрыться у единственного человека, в преданности которого не сомневался. Здесь он чувствовал себя в относительной безопасности.

Больше всего его пугало то, что Евгений Иванович остался жив. Это таило в себе угрозу в сто раз большую, чем арест, чем разоблачение и суд. Потом еще эта история с Павлушей. Что за сумасшедший парень! Но, может быть, он все-таки остался жив? Это тоже следовало проверить.

В конце дня Засохо, наблюдая из окна большой комнаты за улицей, заметил вышедшего из-за угла человека, удивительно напоминавшего ему кого-то. Когда человек приблизился, Засохо чуть не вскрикнул. Это был Павлуша. Он шел задумавшись, лицо его было озабоченным. Внезапно сосредоточенный взгляд Павлуши на миг скользнул по окну, за которым притаился Засохо, и Артур Филиппович почувствовал, как от волнения и страха ладони у него стали мокрыми от пота.

В ту ночь Засохо не сомкнул глаз. Он беспокойно ходил из угла в угол по маленькой комнате – пять шагов туда, пять – обратно, – и вдруг начинало казаться, что он ходит по тюремной камере и ему уже вечно предстоит так ходить. От этих жутких мыслей лоб покрывался испариной и сердце вдруг начинало то суматошно метаться в груди, то замирало леденея. Засохо подбегал к столику, капал лекарство, потом валился на постель и со страхом ждал чего-то.

Так прошла ночь. А наутро Засохо твердо решил уезжать. И какая только нелегкая занесла его в этот проклятый город! Не-ет, больше он тут не появится. Все. Хватит. И никому не посоветует.

Когда он вышел из своей комнаты, Полина Борисовна всплеснула руками:

– Милый ты мой! Да на кого же ты похож?!

Засохо подвинулся к зеркалу. В нем отразилось желтое, измятое лицо с фиолетовыми мешками под глазами, а в измученных глазах стояла такая тоска, что хотелось кричать. «Черт знает что, – подумал Засохо, – надо взять себя в руки».

– Ну, ну, сейчас вы меня не узнаете, – с наигранной бодростью ответил Засохо. – Вот умоюсь, побреюсь…

Во время бритья Засохо торопливо соображал, как ему лучше уехать, куда и каким поездом. Днем уезжать было опасно. А вечером, он знал, уходили два поезда: в десять часов – на Ленинград, в одиннадцать – на Киев. Пожалуй, надо ехать в Киев, там по крайней мере есть у кого остановиться.

Засохо продолжал обдумывать свой отъезд и за завтраком. Его беспокоило, что еще целый день он будет вынужден провести здесь.

– Что с Надькой делать? – спросила Клепикова. – Задумываться баба начала.

– Плевал я на нее.

– Легко тебе плевать. А мне здесь жить. О господи! Неужто не кончится это никогда?

– Это что же?

– Да власть эта проклятая. Ведь как раньше-то на контрабанде жилось! Вспоминать силушки нет. Выть хочется.

– Вой. Может, легче будет.

– Только и остается. Зубов уж нет, кусать не могу, – и с досадой закончила: – а Надька вот задумывается, стерва.

Засохо подумал об Огородниковой. Неужели она стала «задумываться»? Все идет вверх дном, все надо бросать. Забиться куда-то, выждать. Деньги есть. Ну, а потом… потом обстановка подскажет, где вынырнуть. Во всяком случае, «задумываться» он не собирается, не на такого напали. Пусть перевоспитывают мальчиков и девочек, а его поздно. И он злобно подумал: «Страна… Деньги есть – скрывай, голова на плечах есть – тоже скрывай… У-у, проклятая…» И он почему-то снова ощутил тяжесть холодного металла в кармане.

– Вот что, – сказал после завтрака Засохо. – За билетиком надо сходить.

– Неужто уезжать надумал?

– Именно. Но скоро вернусь, – на всякий случай добавил он.

Когда Клепикова ушла, Засохо долго ходил по квартире, тяжело сутулясь, заложив руки за спину и шлепая спадавшими с ног старыми туфлями. Иногда он подходил к окну и, стараясь быть незамеченным, смотрел на улицу.

В каждом прохожем Засохо искал теперь врага и заранее ненавидел его. Кто бы ни шел по улице – мужчины или женщины, старые или молодые, все сейчас казались ему врагами, и он, прищурясь, внимательно наблюдал за каждым их движением, за каждым взглядом.

Потом вернулась с билетом Клепикова, и Засохо стал подробно расспрашивать ее, кого она встретила возле дома, на улице и на вокзале. Клепикова отвечала односложно. Она тоже была встревожена.

День тянулся изматывающе долго. Наконец сумерки сгустились, зажглись уличные фонари. Но это было еще только начало вечера, до поезда оставалась уйма времени, часа четыре. А Засохо решил появиться на вокзале за полминуты до отхода поезда, не раньше.

Внезапно в передней позвонили.

Засохо стремглав выскочил из своей комнаты, сорвал с вешалки пальто, шапку и устремился к задней двери, около кухни.

– Теперь открывайте, – шепнул он оттуда Клепиковой, прижимаясь к стене и нащупывая в кармане пистолет. «В случае чего выстрелю! – в смятении подумал Засохо. – Но не дамся! Пусть только попробуют! Выстрелю!»

Старуха между тем зажгла тусклую лампочку в коридоре и, подойдя к двери, громко осведомилась:

– Кого надо?

– Вас, Полина Борисовна, – раздался чей-то молодой голос из-за двери. – Это Сережа. Трубы проверить надо. У Сапожниковых течет.

Сережа был слесарь домоуправления, Клепикова его хорошо знала. Тем не менее она, не снимая цепочки, приоткрыла дверь и, убедившись, что перед ней действительно Сережа, проворчала:

– Ну, сейчас, сейчас. Нашел время…

Весело посвистывая, Сережа, щуплый паренек лет девятнадцати, в измазанном полушубке, осмотрел батареи в большой комнате, потом перешел в маленькую. Полина Борисовна неотступно следовала за ним. Войдя в маленькую комнату, она сразу же увидела саквояж Засохо, стоявший у постели. От испуга Полина Борисовна почувствовала на миг дурноту и оперлась рукой о стол. Но она тут же пришла в себя и ворчливо сказала:

– Вон там, там погляди…

Она заставила Сережу протиснуться между окном и столом и, пока он там копался, ногой далеко задвинула саквояж под кровать.

Вскоре Сережа ушел.

Однако не успел Засохо выбраться из своего угла, как в передней снова позвонили.

На этот раз оказалось, что пришел управдом. В знакомом его голосе Клепиковой послышались какие-то необычные, напряженные нотки. Но разбираться было некогда, и она открыла дверь.

В прихожую быстро вошел, оттесняя низенького управдома, высокий, худой парень в кожаном пальто и сухо спросил:

– Где ваш жилец? Поговорить надо.

– Какой еще жилец? – громко переспросила Клепикова.

Парень усмехнулся.

– Вы, мамаша, можете не кричать. Он и так нас слышит. Скворцов! – позвал он, не оглядываясь.

Клепикова услышала, как в дальнем конце квартиры раздался легкий шум. «Дверь открывает», – догадалась она и, чтобы протянуть время, сказала:

– Верно, был у меня жилец. Только съехал. А недавно…

– А ну, тихо, – вдруг остановил ее парень и прислушался. Потом крикнул своему помощнику: – Там он, Толик! Быстро!

Оттолкнув Клепикову, он сам первым бросился по коридору к кухне.

И тут вдруг грохнул выстрел. Пуля с визгом чиркнула где-то под потолком. Клепикова слабо взвизгнула, побледнел и прижался к стене управдом.

В конце темного коридора грохнул еще один выстрел, потом еще… Стукнула дверь, затрещала лестница под какой-то стремительной тяжестью. Потом, уже глухо, трахнул еще один выстрел; кто-то крикнул: «Стой!.. Стой, сволочь!..» И в квартире воцарилась тишина.

Клепикова и управдом испуганно переглянулись.

Управдом сказал:

– Ну, знаете ли, гражданка Клепикова… Это мы так не оставим… Общественность, знаете ли…

Между тем во дворе, около сараев, Ржавин, прижимая ладонь к виску, возбужденно говорил двум сотрудникам:

– Ну, как он ушел, я спрашиваю? Ведь кругом сараи.

– Здесь вот щель, – виновато ответил один из сотрудников. – В другой двор ведет.

– Щель?! Да как же ты днем смотрел?.. О черт!..

Последнее восклицание относилось к ране, которую Ржавин прижимал ладонью. Пуля содрала кожу на виске, и кровь текла ручьем, Ржавин уже не мог с ней справиться.

– Ладно, – сказал он досадливо. – Далеко этот гад все равно не уйдет. Первым делом надо закрыть выходы из города. Особенно вокзал. Давай в машину.

…А Засохо чуть не бежал по темному переулку, пробираясь к вокзалу. В каком-то дворе он выбросил в помойку пистолет. Теперь для Засохо главное было – выскочить из города как угодно, на любом поезде. Именно на поезде, смешавшись с сотнями пассажиров. Это безопаснее всего. А потом он сойдет на первой же станции. Только бы выбраться из города, пока не поднялась тревога.

На плохо освещенной привокзальной площади среди суетящихся людей Засохо почувствовал себя в относительной безопасности. Он отдышался и стал приглядываться к окружающим, соображая, у кого бы спросить, когда и куда отходит ближайший поезд. Лучше всего было отыскать носильщика или любого другого служащего. Но никого из них поблизости Засохо не видел, а идти ради этого на вокзал он боялся.

Но вот Засохо различил в толпе невысокого, плотного паренька в форме таможенника. «Этот должен знать», – решил он. И когда паренек поравнялся с ним, Засохо спросил:

– Не скажете, какой сейчас поезд отходит?

– Какой поезд? – переспросил парень, останавливаясь. Потом он взглянул на свои часы. – Девять пятнадцать… Через пятнадцать минут отходит вюнсдорфский, на Москву. А вам какой нужен-то?

– Мне… – Засохо помедлил соображая. – Мне… на Ленинград.

– А-а… Этот еще не скоро. Почти час ждать. В это время где-то рядом раздался возглас:

– Дубинин! Ну, что же ты?

– Да вот товарищ спрашивает… – ответил парень, оглядываясь.

За ним невольно оглянулся и Засохо. К ним подходил Андрей Шмелев. И Засохо вдруг встретился с его удивленным взглядом.

– Это вы? – спросил Андрей.

– А это вы?.. – натянуто улыбнулся Засохо.

– Постойте, постойте. Но ведь вы же должны быть в Москве?

Засохо усмехнулся.

– Почему вы так решили?

– Ну как же, – заволновался Андрей, – вы же… мне… мне Надя говорила.

– Мало ли, что она скажет. – Засохо небрежно махнул рукой и добавил: – Ну, не смею задерживать.

Андрей, помедлив, вдруг решительно сказал:

– Извините, но нам надо поговорить.

– В другой раз. Сейчас спешу. Привет Наде. Засохо повернулся, чтобы уйти, но Андрей взял его за рукав пальто.

– Да погодите же….

Засохо резко выдернул руку и раздраженно сказал:

– Говорю вам, мне некогда. И не хватайте! Андрей угрюмо преградил ему дорогу.

– Пойдемте и поговорим. Я вас прошу.

– Да что вы ко мне пристали! Хулиган!.. Смотрите, граждане!.. Да что же это такое!

Засохо кричал скандальным, плачущим голосом. Вокруг начала собираться толпа.

– А я вас прошу… – твердил Андрей, не зная, на что решиться.

Из толпы раздались негодующие возгласы:

– Чего хулиганишь!..

– Да пьяный он!

– Смотри, к какому солидному пристал…

– А ну, разойдись!

Дубинин еще не успел сообразить, в чем дело, и вмешаться, когда увидел, что Андрей оттолкнул от себя каких-то двух мужчин и, развернувшись, вдруг с силой ударил незнакомца. Тот повалился на землю.

Толпа отхлынула, и Валька рванулся вперед.

– Андрей, что ты делаешь?!

Тяжело дыша, Андрей навалился на своего противника и крикнул Вальке:

– Милицию зови! Скорее!

При этом возгласе толпа онемела от изумления, и уже никто не решился вмешаться в непонятную драку.

А потом в комнате милиции появился Ржавин. Он грубовато обнял Андрея и сказал с обычной своей иронией:

– Не ожидал, старик, такого хулиганства. Оказывается, характер у тебя – дай боже.

– Все нормально, – заметил Валька. – Эта гнида запомнит наш Брест. И другим расскажет. Чтобы повадно не было.

Андрей вдруг увидел под шапкой у Ржавина узкую полоску бинта.

– Это еще что такое? Опять?

– А! – махнул рукой Ржавин. – Не налажена у нас еще охрана труда.

Друзья переглянулись, и Валька сказал: – Есть предложение. Раз уж встретились…

– Вечером соберемся у Шмелева? После всех переживаний? – весело осведомился Ржавин. – Что ж, старики, дело. Там и поужинаем. Сбор через час, а? Голоден я, как зверь.

– Успеем, – согласился Андрей, прикинув в уме, откуда быстрее можно позвонить Светлане.

Последний «бизнес»

Глава I
ЗАПИСКА

Под высокие застекленные своды вокзала врывались паровозные гудки, то резкие и короткие, как удар хлыста, то длинные, тоскливые, как вой зверя. Ворвавшись, гудки, даже самые могучие, мгновенно растворялись в напряженном и, кажется, никогда не затихающем вокзальном гуле.

Дальние дороги, встречи и расставания, тревоги, волнения, заботы, обостренные последними минутами перед неизбежным рывком вдаль, заставляют людей особенно громко смеяться, иной раз плакать и всегда волноваться в накаленной сутолоке перрона, вдоль которого протянулись зеленые вагоны поезда.

Впрочем, Бориса Нискина, худого долговязого парня в ковбойке с закатанными рукавами и соломенной шляпе, все это не касалось. Его никто не провожал, за него никто не волновался. Он даже несколько свысока, независимо поглядывал сквозь стекла своих очков на окружающих, спокойно прогуливаясь по перрону. В руке у него был небольшой спортивный чемоданчик. Что еще надо для командировки на три дня?

Между прочим, больше всего места в чемоданчике занимали драгоценные четырехгранные пластинки к незатачиваемым резцам, ради которых Борис и приехал сюда в командировку. В его городе таких не оказалось. После невообразимого шума, поднятого бригадой токарей, Госплан республики выделил, наконец, им эти пластинки. И бригадир послал за ними Бориса. Здесь тоже пришлось побегать. Но все же Борис побывал и в театре и даже на стадионе: что делать, если сюда приехала любимая футбольная команда.

Борис разгуливал по платформе, рассеянно поглядывая по сторонам. Кругом шумели, суетились люди – до отхода поезда оставалось несколько минут.

Борис подумал, что можно, пожалуй, зайти в вагон, но в этот момент кто-то подбежал к нему сзади и закрыл ладонями глаза.

– Попался! Ну, теперь угадай, кто это? – прозвучал за его спиной веселый девичий голос.

Ладони были нежные, легкие и едва уловимо пахли какими-то духами, а голос был чертовски знаком.

– Ну, не знаю, не знаю. Сдаюсь, – снисходительно пробасил Борис, не пытаясь, однако, отвести от глаз девичьи ладони.

– Эх, ты!

Девушка рассмеялась, и в тот же миг Борис увидел перед собой Аню Артамонову. Вот так встреча!

Красивая девушка эта Аня, стройная, с пышной копной золотистых волос, небрежно собранных на затылке, и темными, веселыми, горячими глазами. На Ане было легкое красное в белых горошках платье, на загорелых ногах сандалии.

Аня была в Москве и возвращалась переполненная впечатлениями. Борис еле сумел пробиться сквозь поток ее восторженных слов и со сдержанной, чисто мужской солидностью сообщить о своей командировке.

– Знаю, – кивнула головой Аня. – Читала вашу «молнию», да и в райкоме у нас вы много шумели. Только я думала, что Николай сам поедет или…

– …или пошлет Тарана?

Борис постарался вложить в эти слова весь сарказм, на какой был способен. Но Аня лишь с улыбкой махнула рукой:

– Что ты! Его нельзя, он легкомысленный.

Но тут, покрывая гул человеческих голосов на перроне, раздался удар колокола.

– Ой, сейчас отходит! Бежим! – воскликнула Аня, хватая Бориса за руку. – У тебя какой вагон?

– Четвертый.

– Мой! Вот здорово! Бежим!

Оказывается, увлекшись разговором, они довольно далеко отошли от своего вагона.

Поезд уже тронулся, и полная симпатичная проводница шутливо погрозила им свернутым в трубочку желтым флажком.

Задыхаясь от бега, они вошли в узкий коридорчик купированного вагона.

– Приходи ко мне, слышишь? – сказала Аня.

Борис кивнул головой.

В купе оказалось всего два пассажира. Пожилой тучный человек, читавший книгу и поминутно вытиравший пот с разгоряченного, красного лица, не поднял головы, когда Борис вошел. Зато второй пассажир, паренек в черной с серебряной полоской нейлоновой рубашке, заправленной в узкие кремовые брюки, необычайно обрадовался его появлению.

– Ого! Какая радость! Вас само небо послало.

На подвижном лице его блестели черные, чуть навыкате глаза. Иссиня-черные волосы были гладко зачесаны назад. Тонкая ниточка усов и длинные, косо побритые виски придавали ему фатоватый вид.

Молодые люди познакомились.

– Жора Наседкин, студент, – представился паренек.

Потом Борис спросил:

– А почему меня к вам небо послало?

Жора быстро придвинулся к нему и, слегка понизив голос, горячо ответил:

– Конечно, небо! Я всю дорогу ломаю себе голову, как познакомиться с этой девушкой, и вдруг вижу тебя сначала с ней на перроне, а потом у себя в купе. – Жора легко и свободно перешел на доверительное «ты». – А чем она занимается?

– Инструктор райкома комсомола.

– Ого! – Жора даже присвистнул. – Серьезный товарищ. Но все равно. Познакомишь?

Борис ощутил некоторую неловкость. С одной стороны, для отказа вроде бы и нет никаких оснований, но с другой… Василий Таран, лучший друг, ухаживает за Аней.

Борис пробормотал сначала что-то неопределенное, вроде «как-нибудь потом», «если будет случай», но потом ему вдруг стали противны эти уловки, и он сказал, как всегда, прямо и серьезно:

– У нее уже есть избранник. Кстати, мой друг. Так что не стоит и знакомить.

Правда, насчет «избранника» Борис явно преувеличил, но ситуация в целом была изложена предельно четко, хотя и пристрастно. Борис ожидал обиды, но Жора оказался парнем миролюбивым и оптимистичным.

– Чепуха! – решительно ответил он. – Избранник еще не муж, это раз. А друг – это тоже не причина. Все равно от знакомства ты ее не убережешь, слишком красивая. А так по крайней мере у тебя на глазах…

Жора добродушно подмигнул. Но Борис не принял шутки. Давая понять, что он не намерен продолжать этот разговор, он демонстративно вынул из кармана дорожные шахматы и углубился в решение какого-то этюда.

Толстяк объявил, что идет в ресторан.

Не успела дверь закрыться за ним, как снова порывисто откатилась в сторону, и на пороге появилась Аня.

– Ну конечно, – смеясь, произнесла она. – Его ждешь, а он – пожалуйста, играет себе. Невозможный человек!

– Понимаешь, – смущенно ответил Борис, засовывая шахматы обратно в карман. – Я тут… в общем уже собрался…

– Вы его накажите, – посоветовал Жора. – А то он и сам не идет и других не пускает. Высшая степень эгоизма!

Аня улыбнулась.

– Кого же это он не пускает?

– Меня! Знаете, как рвался?

– Чуть поводок не оборвал, – иронически заметил Борис.

Жора в ответ свирепо оскалился и смешно завращал глазами.

– Можно, я его разорву на части? – осведомился он у Ани. – Тогда давайте сообщим суду имена поручителей. Как вас зовут?

Девушка охотно поддержала шутку.

– Милуем и берем на поруки.

– Согласен, – важно кивнул головой Жора. – Так непринужденно и весело состоялось знакомство. Только Борис продолжал хмуриться.

Между тем Жора достал из кармана сигарету, необычно длинную, с фильтром, и прикурил от изящной зажигалки, зажав ее пальцами так, что видна была только ее верхняя часть с фитилем.

– Жора, дайте посмотреть, – заинтересовалась Аня.

– Для дам у меня другая, – ответил тот и вынул из кармана другую зажигалку.

– Нет, я хочу ту, – возразила Аня.

– А эта, Анечка, для мужчин. Не могу.

– Вот как? Не ожидала.

Все это время Борис неприязненно молчал. Теперь замолчала и Аня. Жора, как видно, почувствовал неловкость положения. Он обвел взглядом купе и, что-то вспомнив, с наигранной веселостью сказал Борису:

– Ты, кажется, шахматный мыслитель. Сыграем? У меня это получается неплохо, предупреждаю.

– Можно, – буркнул в ответ Борис.

Жора ему не нравился, но отказаться от партии в шахматы было выше его сил.

– Только не в твои бирюльки, – сказал Жора, вставая. Я возьму у проводника настоящие.

Когда он вышел, Борис сказал:

– Дался тебе этот пижон.

Аня улыбнулась.

– По-моему, ты с ним собираешься играть в шахматы, а не я.

– Надо изучать людей, – назидательно возразил Борис. Если хочешь узнать характер человека, сыграй с ним партию. Если такой нахальный субъект только соображает в шахматах.

– По-моему, ты преувеличиваешь насчет этого парня, заметила Аня.

Борис насмешливо возразил:

– Я и не знал, что тебе так легко понравиться, и кое-кто тоже об этом не догадывается.

Аня нахмурилась.

– Без глупых намеков, пожалуйста. А понравиться мне, между прочим, не так просто.

В дверях купе появился Жора с большой коробкой шахмат. Ослепительно улыбаясь, он объявил:

– Матч на первенство скорого поезда № 13 объявляем открытым. Приз – бутылка коньяка в вагоне-ресторане. Согласны?

Они расставили фигуры. Борису достались белые.

– «Готовые к бою орудья стоят, на солнце зловеще сверкая», – продекламировал Жора.

Аня встала.

– Как говорят, желаю победы сильнейшему.

– Вы уходите? Кто же нас будет вдохновлять?

– Бутылка коньяка.

– Я предпочел бы вас.

– А я не приз. Меня выиграть нельзя.

– К сожалению. Не та эпоха. Вот, например, раньше хорошеньких женщин выигрывали на рыцарских турнирах. Красиво и просто! А теперь надо зарабатывать отличную трудовую характеристику, получать рекомендацию общественных организаций.

– Ничего. Мы лично эпохой довольны, – процедил Борис.

Аня молча вышла из купе.

Борис нетерпеливо посмотрел на Жору.

– Может быть, все-таки начнем?

– Прошу, маэстро, ваш первый ход.

Борис двинул пешку. «Проверим для начала его теоретический багаж», – решил он. Жора безукоризненно разыграл дебют. Борис остался доволен: противник вполне приличный, играть будет интересно.

Что ж, теперь надо готовить атаку.

Последующие несколько ходов показали, что Жора, пренебрегая сгущающимися тучами на ферзевом фланге, готовит атаку на королевском фланге, готовит лихорадочно и не очень точно.

Борис задумался. Противник до конца еще не ясен, в таком положении опасно рисковать. А что, если?.. Это опасный для черных маневр, и тут надо иметь крепкие нервы, чтобы не растеряться. Что ж, проверили теоретическую подготовку, теперь проверим его нервы. И Борис начал атаку.

Первые удары не смутили Жору.

– Так. «Смешались в кучу кони, люди», – задумчиво произнес он, пощипывая усики. – Что ж, посмотрим, «что день грядущий нам готовит».

Борис нетерпеливо ждал хода противника. Начнет обороняться или пойдет на жертву, но не изменит своего плана? Жора сделал ход. Нет, он наращивает силы для атаки, бросает вперед все резервы, пожалуй, даже слишком далеко вперед. Однако азартен!

Если следующим ходом он начнет атаку, это будет типичная авантюра.

Что такое? Жора сделал странный ход. Это и не оборона и не начало атаки. Он лишь толкает, соблазняет Бориса взять «за здорово живешь» пешку… Ах, вот в чем дело! Ну, это уже не корректно. Пропустить дорогой сейчас ход, чтобы поймать противника в элементарную ловушку. Вот это уже действительно пижонство. За такие дела надо наказывать. Борис рассердился. Противник не вызывал уважения.

Вперед! Теперь Борис выводил атакующие силы обходным маневром на королевский фланг, в тыл противника.

Жора нетерпеливым движением стряхнул пепел с сигареты и жадно затянулся.

– Ходы назад не берем?

– Кто как. Я, например, не беру, – иронически ответил Борис.

– Это лишь в порядке уточнения.

Жора, так и не начав атаки, стал торопливо перебрасывать силы на другой фланг. «Нервишки-то, оказывается, не того, шалят», – удовлетворенно констатировал Борис.

Атака белых нарастала. Борис хладнокровно забрал вторую, затем третью пешку и к тому моменту, когда черные фигуры появились, наконец, на месте боя, он давно рассчитанным ударом перенес сражение на королевский фланг. «Такого не видеть», – с презрением подумал Борис.

Силы черных снова шарахнулись на королевский фланг. Растерянность переходила в панику. А для паники, по мнению Бориса, оснований еще не было.

Положение черных было трудным, но далеко не безнадежным. Здесь требовалось мобилизовать волю, а противник от первой неудачи пал духом, больше того, он начал попросту терять голову и делал один слабый ход за другим.

– Что-то я сегодня не в форме, – Жора предпринял слабую попытку спасти свой престиж. Борис не ответил. Он играл с нарастающим ожесточением: противник не вызывал у него теперь даже жалости.

– По-моему, черные могут сдаться, – спустя некоторое время заметил он.

– А мы подождем, – с наигранной бодростью возразил Жора. – Есть кое-какие скрытые шансы.

«Пижон, – с презрением подумал Борис. – Просто рассчитывает на мой зевок».

В купе заглянула Аня.

– Битва еще продолжается?

– «Ни сна, ни отдыха измученной душе», – откликнулся Жора. – Берут на измор.

Через десять минут все было кончено.

Жора с неизменной улыбкой направился в купе, где, как он заметил, ехала Аня.

В коридорчике около этого купе стоял высокий светловолосый человек в сером костюме и курил, глядя в окно. Когда Жора подошел, человек слегка посторонился, бросив на него рассеянный взгляд.

Аня читала, забравшись с ногами под одеяло.

В купе больше никого не было.

– Видите, Анечка, – весело сказал Жора, – что значит вас не было. Проиграл! Опозорен! Как у Горького: «Ни сказок о вас не расскажут, ни песен о вас не споют». Представляете?

– Представляю. Борис, кажется, сильный игрок.

– Ничуть. Просто я торопился.

– Куда?

– К вам! Неужели трудно догадаться? – Большие выразительные глаза Жоры смотрели томно и грустно. – Я теперь «без вас не мыслю дня прожить».

– Боже мой, Жора! Вы начинены цитатами.

– Ничего не поделаешь. Так сказать, по долгу службы. Я ведь с филфака. Четыре года уже трублю.

– Любите литературу?

– В меру… Анечка, – вдруг проникновенным тоном сказал Жора. – Можно в память о нашей встрече сделать вам маленький подарок?

Жора достал из кармана коробочку. В ней оказалась красивая, из крокодиловой кожи пудреница.

– Прошу вас. Париж. Мировая фирма «Коти».

– Что вы, Жора! Не надо! Спасибо.

– Вы меня обидите. Ведь я от чистого сердца. Клянусь!

– От чистого сердца спасибо. Но не надо, – покачала головой Аня. – Это очень дорого.

Но сама помимо воли залюбовалась. «Какая прелесть! И откуда только у него такие вещи?»

– Анечка, возьмите! Хотя я понимаю. Инструктору райкома обязан носить такую пудреницу. Все-таки вы себе выбрали странную профессию.

– Во-первых, это не профессия. Профессия у меня еще будет. А во-вторых, почему странная? Я люблю это дело.

– Все-таки такая девушка, как вы… А что у вас будет за профессия?

– На вечернем учусь, в педагогическом.

– Вот это уже понятно. Ну, хорошо! Тогда я вам подарю косынку. Индийскую! Можно? – И он жестом фокусника вытащил из кармана пеструю нейлоновую косынку. – Вы только взгляните на эту экзотическую красоту, на эти сюжеты!

Но Аня сердито ответила:

– Я все равно ничего не возьму. Спасибо.

– Какая вы… – Жора с огорчением бросил косынку на столик рядом с пудреницей. – Но по крайней мере можно, я запишу ваш телефон? Мы должны еще увидеться!

– Должны? – невольно улыбнулась Аня. – Почему должны?

В купе зашел Борис.

– Ты, кажется, уже что-то должна? – спросил он, подозрительно взглянув на косынку и пудреницу. – Только этого не хватало.

– Ничего я не должна. Успокойся. И вообще, что ты взялся меня опекать?

– Анечка, вы не цените дружеского отношения, – вмешался Жора. – А теперь вот что. Есть предложение отправиться в вагон-ресторан. За мной долг чести. Анечка, умоляю не отказываться.

– Я и не отказываюсь. Но коньяк пить не буду.

Выходя из купе, Аня обратилась к высокому человеку в сером костюме, курившему у окна.

– Алексей Иванович, не хотите с нами в вагон-ресторан?

– Ну, что вы! – махнул рукой тот. – Я уж по-стариковски тут один постою, помолчу, покурю.

…Огнев посмотрел вслед удаляющимся молодым людям. «Милая у меня соседка попалась, очень даже милая. Вон пареньки как вокруг хлопочут». Он усмехнулся. Будь здесь его старший, Виктор, тоже небось мимо не прошел бы. Между прочим, действительно не плохо было бы выпить бутылочку пива похолоднее. Очень уж жарко сегодня. Но как-то неудобно, отказавшись от приглашения, сразу вслед за ними появиться в ресторане. Придется маленько обождать.

Огнев вновь повернулся к окну.

Незаметно сгустились сумерки. Подкрался вечер.

Начал накрапывать дождь, и на стекле появились косые полоски.

…Проходя из вагона в вагон, минуя жутковато лязгающие под ногами переходы, Жора галантно подавал Ане руку и торопливо поддерживал ее, когда вагон неожиданно наклонялся.

Улучив момент, Борис недовольно буркнул Ане:

– Тебе, кажется, нравится, что этот пижон…

Он не успел закончить. Шедший впереди Жора раскрыл перед Аней дверь вагона-ресторана.

В обоих застекленных отсеках столики оказались занятыми. Пришлось подождать.

Борис рассеянно наблюдал, как за высокой буфетной стойкой суетилась полная женщина в белом халате, как перебегала от столика к столику с подносом в руках молоденькая официантка.

Здесь, в вагоне-ресторане, Бориса охватило какое-то странное ощущение необычайности происходящего. Казалось бы, вот сейчас он удобно сидит за уютным столиком, выбирает себе закуску в коротком, но все же ресторанном меню, кругом люди спокойно едят, разговаривают, смеются. Но в это же время и он, и эти люди вокруг, и столики, за которыми они сидят, и хорошенькая официантка безостановочно несутся в вечерней тьме, сквозь ветер и дождь. И дробный стук колес под полом, мерное раскачивание вагона, гудки паровоза все время напоминают о стремительности этого движения.

Тем временем Жора уже сделал заказ, и за столиком завязался разговор.

– Смотрите-ка, – сказала вдруг Аня, с улыбкой кивнув на дверь вагона и шутливо погрозив пальцем. – Пришел все-таки мой сосед.

Огнев, усаживаясь за столик, добродушно кивнул ей в ответ.

В это время в противоположном конце вагона, за стеклянной перегородкой, при взгляде на Огнева неожиданно насторожился плотный, средних лет человек в хорошо сшитом летнем костюме. Несколько секунд он сидел неподвижно, низко опустив над тарелкой голову. Потом на грубоватом, сильно обветренном лице его мелькнула пьяная усмешка.

Привычным движением он потер пальцем за ухом, где начиналась и уходила под ворот пестрой рубахи тонкая полоска шрама. Потом, очевидно захваченный какой-то дерзкой мыслью, человек этот поспешно ощупал карманы, достал огрызок карандаша и, вынув из стакана бумажную салфетку, принялся что-то быстро писать на ней. Затем он сложил салфетку, надписал сверху и подозвал официантку: