Текст книги "Вечерний круг"

Автор книги: Аркадий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Глава 5
КАКОЙ-ТО НЕПОНЯТНЫЙ «СТАНОК»

Они просидели на затерявшейся скамеечке в дальнем, сейчас совсем безлюдном конце парка, пока не начало темнеть. Оба были так возбуждены всем случившимся, особенно, конечно, Славка, что ни о чём другом говорить не могли. Виталию пришлось хоть немного рассказать о странной слежке, которую за ним устроили. И Славку нестерпимо заинтриговала эта история.

Виталий коротко проинструктировал друга, как себя вести. Никаких задач он перед ним не ставил. Славка должен был только аккуратно выйти из игры, чтобы не скомпрометировать Виталия.

Они прошли пустынными, еле видными в сгустившейся темноте тропинками и вышли на освещённые, людные аллеи. Здесь они чуть поубавили шаг и уже неторопливо, гуляючи побрели в потоке людей к набережной, где находились аттракционы. В этой части парка было по-прежнему душно, воздух был напоён тяжёлым запахом цветов и пылью от тысяч ног.

Вскоре друзья добрались до цели.

Вокруг аттракционов, на ярко освещённой площадке, по-прежнему толпился народ. Со свистом и лязгом носились по сложным, головокружительным спиралям и петлям лёгкие, пёстрые кабинки, временами исчезая в полутёмной утробе сложных металлических конструкций, и тогда раздавался испуганный женский визг.

– Смотри-ка, – удивился Слава. – Ещё работают. А пока мы шли, другие уже закрылись, аттракционы-то. Ну, трудяги.

– План гонят, – равнодушно пояснил Виталий и добавил: – Ты смотри этого парня. Помнишь его?

– Ясное дело. Только темно уже.

– Он тоже тебя небось высматривает. Так что давай на свету держаться.

Они стали прогуливаться по площадке, обходя длинные очереди. Из-за грохота работающих аттракционов трудно было разговаривать.

Неожиданно из толпы вынырнул знакомый парень. Теперь Виталий смог рассмотреть его получше. Светловолосый, гибкий, щеголеватый, с лукавым, толстогубым лицом. И Виталий вспомнил. Это был тот самый парень, с фотографии, висящей на шкафу в спаленке Витьки Короткова, тот самый Гопа или Гоша? Стоп, стоп! Ну конечно, это о нём рассказал Шухмин. Этот парень шёл за ним вместе с Витькой и удрал. А потом попался на драке с Володькой-Дачником.

Это открытие меняло всё дело.

А парень между тем уже весело болтал:

– Имею право на личную жизнь. И всегда готовы в приятной компании, какой разговор! А обстановка есть, вон рядом качается. Пошли?

Он махнул рукой в сторону реки, где у причала стоял ресторанчик-поплавок «Альбатрос». Оттуда время от времени долетала музыка.

– Ну что, Славик, отметим мировую или как? – спросил Виталий.

– Двинули, братцы, – энергично ответил Славка, обхватив за плечи Гошку и Виталия. – Для хороших людей ничего не жалко. Тем более без тебя, – обратился он к Гошке, – я бы эту сотнягу в гробу видел.

– Тоже мне деньги, – солидно усмехнулся Гошка. – Да я ещё две, если надо, добавлю.

И они втроём направились к ресторану.

Дверь, выходящая к широкому, застеленному красной дорожкой трапу, оказалась, однако, закрытой. За стеклом висела красивая табличка, изготовленная солидно и, видимо, надолго: «Мест нет».

– Эх… – огорчённо вздохнул Виталий.

– Айн момент, – торжественно объявил Гошка, подтягивая рукава своей фасонистой, приталенной рубашки, словно собираясь показать фокус.

Впрочем, фокус и в самом деле состоялся. Гошка энергично забарабанил в дверь, и, когда появился толстый, усатый швейцар в фуражке с золотым околышком, он ему сделал какой-то приветственный знак рукой, и дверь мгновенно распахнулась. Швейцар с поклоном пропустил их.

В душном, переполненном зале свободных мест не было видно.

– Цвай момент, – с шутовской важностью объявил Гошка.

Он поманил кого-то к себе из зала, и через секунду перед ними оказался молоденький официант в белой, не первой свежести курточке, с салфеткой на согнутой руке.

– Распорядись-ка, – сказал ему Гошка.

– Ваш свободен. Прошу.

– За мной, – скомандовал Гошка.

Они гуськом прошли между столиками и расположились возле открытого круглого окошка, выходящего на реку. Лучший в зале столик словно ждал их.

Гошка принялся делать длинный заказ склонившемуся над ним официанту. Когда он кончил и официант исчез, Виталий сказал:

– Ты кто тут есть, министр или бог?

– Кое-чего получше, – ухмыльнулся Гошка. – Своё тут царство.

– А царь где? – в тон ему поинтересовался Виталий.

– Царь? Увидишь.

Удивительно быстро возник вдруг официант с полным подносом всяких закусок и бутылок. Всё это мгновенно перешло на стол, и официант, пожелав приятного аппетита, исчез.

– Ну, братцы, – плотоядно потирая руки, произнёс Гошка, – приступили. С первой жрать не принято, грех великий. Так что вы кладите себе, а я разолью.

За оживлённой болтовнёй, не затрагивавшей ни одного серьёзного вопроса, прошло с полчаса. Однако прошли они не зря. Виталий нащупал в Гошке ту струнку, на которой можно было дальше сыграть. Гошка оказался чрезвычайно самолюбив и хвастлив. Виталий рассказал пару лихих историй, где выглядел весьма героически. Славка ему изо всех сил подыгрывал. И Гошка завёлся. Изрядно уже выпив, он пьяно замахал руками и, вытирая рукавом рубашки мокрые губы, заявил:

– Всё это до хари, понял? Ты у меня учись. Вот, допустим, мы сегодня с Жорой за тобой потопали, у меня уже полсотни в кармане, у Жоры четвертной.

– Почему четвертной? – возмутился Виталий. – Раз тебе…

– Засохни, – махнул рукой Гошка. – Понимать надо, кто я и кто Жорка против меня. Ему больше и не положено.

– А кто клал, кто? – продолжал возмущаться Виталий.

– Кто? – загадочно переспросил Гошка. – Это я тебе сейчас покажу. Глазелки свои только не таращь, начальство этого не любит, понял?

– Понял. Я погляжу, никто не заметит. Куда глядеть-то?

– Значит, так. Раз, два… четвёртый столик у стены, в углу, видишь?

– Ага. Трое там. Соли-идные дяди.

– А то. Вон весёлый такой, чернобровый, в сером, с галстуком. Это Вадим Саныч, главный из главных. С самим министром за руку. А бабы у него какие…

– На таких баб денег не наберёшься, – авторитетно заявил Виталий.

– Ты за Вадика не бойся. Своих не хватит, у Бороды возьмёт.

– Это вот справа который, бородатенький?

– Точно. Главный инженер наш. Хотя теперь не очень-то у него возьмёшь. Малость пообщипали его, гада, – злорадно заключил Гошка.

– Свои?

– Не наше дело кто. Только мало ещё общипали, добавить бы.

– А звать как его?

– Илюша. А короче – Борода.

– Илюша? – насторожился Виталий. – У нас такой работал.

– Это где же?

– В Сокольниках.

– Не, он там отродясь не работал.

– Ну как? Илья Викторович?

– Не. Илья Васильевич. А фамилия Потехин.

Вот это и было главным открытием вечера.

– А третий кто там с ними? – спросил Виталий, еле заметно кивнув на столик в углу.

– Третий? – небрежно переспросил Гошка. – Их подтирала. Горох. Отдел кадров.

Гошка расхохотался и тут же натужно раскашлялся, поперхнувшись табачным дымом. Отдышавшись и вытерев проступившие слёзы, он сказал:

– Ох, братцы, и хорошо мне с вами сидеть, ей-богу! Не уходил бы.

– А кто тебя гонит? – поинтересовался Слава.

– Да рано я тут с вами засел. Пока «станок» крутится и я должен крутиться.

– Какой такой «станок»? – удивлённо спросил Виталий.

– Есть один такой.

– Нет такого, – с пьяным упрямством заявил Виталий, словно это имело для него принципиальное значение. – Станки сами не крутятся, понял? У них там чего-то крутится, а сами они стоят на месте.

– А вот наш весь крутится, – ухмыльнулся Гошка, развалясь на стуле.

– Гош, а ты за кого болеешь? – спросил Виталий благодушно.

– Я? За «Торпедо», – ответил Гошка, сытно отвалившись от стола.

– Это почему?

– А у меня братан на автозаводе. За кого же мне болеть?

– Кем он там?

– Электрик. Наивысший разряд. Таких там раз-два – и обчёлся, – принялся, как всегда, хвастать Гошка. – Начальство его под ручку водит, на доску вешает. И всегда он у них в президиуме сидит.

– Подумаешь, президиум! Ты его научи хрусты зарабатывать.

– Не. Ему нельзя. Он сознательный.

– Ха! Если сознательный, то, выходит, ничего ему такого не надо? – спросил Славка.

– Ладно, ша! – зло оборвал его Гошка.

И Виталий в который раз уже насторожился.

В этот момент к их столику подошёл какой-то парень и хмуро сказал Гошке, смерив его собутыльников подозрительным взглядом:

– Велено, чтоб сматывал.

– Ага, сейчас, – засуетился Гошка. – Момент.

Парень исчез.

– Слышь, ребята, – сказал Гошка, наклоняясь к столу. – Часок ещё здесь покантуетесь? Я прибегу. Сговорено?

– Прибегай, прибегай, – ответил Слава. – Обождём.

– И предложение деловое будет, – добавил Виталий. – Обрадуешься.

– Ну да? Какое? – загорелся Гошка и снова опустился на стул.

– Давай дуй, раз велено, – строго сказал Виталий. – Вернёшься, потолкуем.

– Сговорено. Буду как штык, – с воодушевлением объявил Гошка.

Он вскочил со стула, махнул рукой и торопливо двинулся между столиками к выходу. Виталий заметил, как бородатый Потехин из-за своего столика проводил Гошку взглядом.

Он посмотрел в сторону углового столика и увидел, что теперь уже все трое сидевших за ним людей поглядывают на него и Славу. И взгляды эти были какие-то холодные, испытующие, недоверчивые.

– Давай-ка, Слава, собираться, – досадливо сказал Виталий. – Не нравится мне тут ситуация.

– А Гошка? Ведь обещали.

– Мы его там, на набережной, посторожим.

Они подозвали официанта, рассчитались и, лавируя среди столиков, направились к выходу. За спиной у них, после короткого перерыва, снова загремел джаз, на свободном пятачке перед ним лениво закружились пары.

На набережной было всё же прохладнее, чем в ресторане. Друзья отошли в сторону и, облокотившись на каменный парапет, стали наблюдать за входившими в ресторан людьми. Гошки среди них пока что не было.

Постепенно площадка вокруг аттракционов пустела, очереди иссякали. Неожиданно невидимый репродуктор объявил, что через пятнадцать минут работа аттракционов прекращается. И людей вокруг стало ещё меньше.

А вскоре грохот, свист и скрежет замолкли. Воцарилась тишина. Последние любители острых ощущений покинули площадку. Стало и вовсе пустынно.

Вот тут-то и появился Гошка. Он шёл в самом лучшем настроении, направляясь ко входу в ресторан, сунул руки в карманы брюк и весело посвистывал, то и дело норовя поддать носком ботинка какой-нибудь камушек или скомканную бумажку.

– Гошка! – позвал Виталий.

Гошка остановился, повертел головой и, увидев друзей, двинулся к ним.

– Чего это вы, гаврики, вытряхнулись раньше времени? – недовольно спросил он, подходя.

Видно, Гошку всё это время, пока он отсутствовал, грела мысль о предстоящей попойке.

– Начальство твоё недовольно было, я уж видел, – ответил Виталий. – Решили глаза ему не мозолить.

– Эх, хорошо посидеть могли! – досадливо вздохнул Гошка и спросил, пытливо глядя на Виталия: – Ты насчёт делового предложения чего трепанул?

– Есть одно, Гоша. Если ты, конечно, парень стоящий. Выгодное одно предложение. В жизни ты ещё такого не получал. Но… Надо ещё поглядеть, подойдёшь ли?

– Э-э, Маня, ты мне шарики не вкручивай, – лукаво улыбаясь, пошевелил пальцами в воздухе Гошка. – Не таких встречали – и хватали. Чего от меня требуется, говори?

– Да ничего особого.

– Врёшь. Знаю. Я с такими вот деловыми недавно уже нагрелся. Сначала вроде тоже ничего им не надо, а потом я им – наколочку, а они мне – фиг.

– Ладно, учту, что фиг ты не любишь, – засмеялся Виталий и совсем по-дружески потрепал Гошку по плечу.

– Это уж я сам учту, – многозначительно пообещал Гошка, стряхивая с плеча его руку.

– Всё же свидимся или как? – поинтересовался Виталий. – Я теперь ставлю.

– А когда?

– Сегодня у нас среда? В пятницу. Здесь же. Но только в другое место завалимся. Понял? Здесь больно дует. – Виталий подмигнул.

– А куда? – полюбопытствовал Гошка.

– Есть одно. Моё дело. Тебя встречают тут, а меня там. Ну как?

– Сговорено. Будь спок. Гошкино слово. Спроси кого хочешь.

– Эх, Гоша, чует моя душа, мы с тобой кое-какие дела всё же сотворим.

– Господу нашему помолимся-я… – гнусаво протянул Гошка и расхохотался.

Виталий приветственно махнул в ответ рукой.

Так они и расстались. Гошка тут же исчез.

– Двинулись на ночёвку, Славик, – сказал Виталий устало. – Сейчас я тебя представлю супруге и моей любимой тёще.

Они зашагали по широкой, людной аллее к выходу из парка. Вокруг вовсю разгоралось вечернее гулянье. Сверкали, кружились огни, били, переливались струи гигантского фонтана.

На следующий день Виталий пунктуальнейшим образом всё доложил Фёдору Кузьмичу.

Как всегда, молча выслушав его и в последний раз подравняв выложенные по росту остро отточенные карандаши, Фёдор Кузьмич задумчиво сказал:

– М-да… К чему-то, милый мой, ты, кажись, подобрался интересному. Ишь ты, «станок». Уж не деньги ли они на нём печатают?

– В переносном смысле.

– Ясное дело. Но какие-то деньги к ним, я вижу, плывут. Большие деньги… Вот что, милый мой. Полагаю, пора наших друзей оттуда потихоньку подключать. – Он указал пальцем на потолок. – По их это части, кажись. Ну, а сам ты копай, как наметил. Витька твой вроде бы перспективен. А вот Гришка – не знаю, не уверен. По всему видать, большой он прохвост. – И поднял руку, не давая на этот раз Виталию заспорить. – Ладно, ладно. Попробуй. Я же не запрещаю. Даже советую. У тебя, Лосев, вырабатывается свой почерк в работе. Это хорошо. И почерк сам мне нравится, я от тебя не скрою. Ты всегда от человека идёшь. Не улика, а человек у тебя на первом месте, когда ты поиск ведёшь… И в этом, между прочим, твоя сила, но и слабость. Помни. Хотя тебе и трудно это всегда помнить. Ты, Лосев, человек увлекающийся.

– Знаю, – вздохнул Виталий.

– За нами убийство висит, кроме драк там. Поэтому путь надо выбирать деловой, кратчайший. А план твой одобряю. Давай действуй.

И Виталий по длиннейшему коридору отправился к себе.

Прежде всего он позвонил наверх, в управление БХСС, своему другу Эдику Албаняну, и убедился, что того, как всегда, нет на месте. После чего он позвонил ещё в несколько мест и, в двух из них условившись о встрече, бодро поднялся из-за стола.

Первая встреча, на которую он спешил, должна была состояться в Центре, недалеко от ГУМа, где по другую сторону улицы тянулись причудливые, старинные, на века, казалось, поставленные, бывшие торговые лабазы и конторы, где в наши дни разместились десятки различных мелких организаций и учреждений.

Виталий не сразу нашёл среди половодья вывесок самую, пожалуй, скромную: «Спортобщество „Сокол“, городской комитет, 2-й этаж, к. 247».

Виталий проследовал на второй этаж и в конце концов обнаружил там нужную ему комнату. В ней оказалось много людей, большинство из них были молоды, подтянуты и энергичны. Все весело и бодро переговаривались, и в воздухе стоял гул голосов. Обстановка указывала, что Виталий в своих поисках не ошибся.

К нему сразу же протолкался невысокий, моложавый, румяный человек, хотя и с лысиной уже и седоватыми висками, но весьма энергичный, в полосатой тенниске, и, снизу вверх посмотрев на Виталия, деловито осведомился:

– Вы из баскетбольной? – и тут же категорически распорядился: – Тогда прошу…

Но его перебил другой человек, тоже седоватый, но худощавый и не столь энергичный.

– Погоди, Лёва. Этот товарищ, кажется, ко мне, – и, обращаясь к Виталию, представился: – Соколов Василий Павлович. А вы товарищ Лосев?

– Так точно, – кивнул Виталий, улыбаясь.

И раздосадованный баскетбольный тренер отстал от них.

– Где бы нам спокойно побеседовать? – спросил Виталий.

– Идёмте в кабинет председателя, его сейчас нет, – предложил Соколов. – А секретаря я предупредил. Такая фирма, как ваша, пользуется уважением.

Соколов понравился Виталию, спокоен, рассудителен, держится с достоинством.

Просторный кабинет был увешан всякими таблицами, вымпелами, афишами и фотографиями, в застеклённых шкафах мерцали металлические кубки и фигурки спортсменов, а на столе посредине комнаты был установлен большой макет какого-то стадиона.

Виталий и Соколов уселись на диван, и Виталий, попросив разрешения, закурил.

– Вообще-то у нас не курят, – сдержанно улыбнулся Соколов.

– Даже у нас бросают, – согласился Виталий. – Я из последних. А теперь вот что меня интересует, Василий Павлович. Как ваша команда закончила прошлый сезон? И много ли ребят из позапрошлогоднего состава в ней сохранилось?

– Как видно, вы интересуетесь именно позапрошлогодним составом?

– Вы угадали.

– А кем именно?

– Знаете, мне хотелось бы, чтобы вы мне сначала, так сказать, на равных охарактеризовали весь тот состав. Можете вспомнить?

– Конечно. Этим составом мы впервые завоевали кубок городского совета общества. Это большой успех.

– А на следующий год состав изменился?

– Да. Многие ушли. По разным причинам.

– И кубок ушёл?

– И кубок, – огорчённо кивнул Соколов. – Переходы, переманивания. Я протестовал, писал всюду, выступал. Безнадёжное это дело. Заработал врагов и ничего не добился. В результате потеряли очень перспективную команду, в которую я столько вложил. – Соколов безнадёжно махнул рукой.

– Да. Бывает, – сочувственно согласился Виталий. – Так назовите мне игроков. А я буду записывать, если это вам не помешает.

– Ну что вы! Итак, я начну с вратарей. И пойду по линиям. Устроит?

– Как угодно.

Соколов принялся перечислять игроков. Виталий внимательно слушал, изредка делая какие-то бессмысленные пометки, только чтобы не дать понять, кем именно из ребят он интересуется.

– У кого-то я видел фотографию всей команды возле кубка и вашу подпись на обороте, – сказал Виталий.

– Да-да, – подхватил Соколов с горькой усмешкой. – Отлично мы тогда поиграли, и отличные были ребята. – Но тут же, словно спохватившись, добавил: – Не все, конечно.

– Вот и давайте продолжим, – сказал Виталий. – Мы до средней линии дошли.

– Давайте, – согласился Соколов. – Про Левина я вам уже сказал. Теперь Коротков, Виктор. Способный парень был, старательный. Больше скажу – даже фанатик был. Домой палкой прогонял каждый раз. – Он сдержанно усмехнулся своим воспоминаниям. – После того как кубок взяли, пятерым из команды первый разряд присвоили. И ему тоже. Товарищ хороший. Любили его в команде.

Соколов, видимо, ничего плохого говорить о Витьке не хотел, в том числе и об его уходе из команды, скандальном, видимо, уходе. И тогда Виталий сделал какую-то пометочку у себя в книжке. И Соколов тут же поспешно добавил:

– Но неуравновешенный был. Из-за одного инцидента пришлось отчислить.

– Какого инцидента?

– Драка. Избил двоих игроков команды.

– Ого! За что же?

Виталий не уследил за своим тоном, и вопрос прозвучал излишне требовательно.

– Если хотите знать, то за дело, – неожиданно с вызовом ответил Соколов. – Я бы сказал, за предательство. А официально если, то за их неспортивный поступок. Игру сдали противнику. Сами в ту команду перебежать собрались.

– Это было доказано?

– Нет, конечно. Спокойно перешли туда. Хотя все кругом знали.

– А что было с Коротковым?

– Отчислили, как я сказал. Ушёл и пропал.

– И вы его не искали?

– Искал. Только не сразу. Это была последняя календарная игра. Меня отправили на курсы переподготовки. Потом всякая суета, сын болел, зимой тёща умерла. – Соколов досадливо махнул рукой. – Знаете, как бывает.

– А потом?

– Потом вспомнил. Разыскал. Парень опустился, запил. Играть отказался.

– И вот потеряли не только хорошего игрока, но и хорошего человека, – с горечью сказал Виталий. – И теперь ему грозит суд.

– Так вы из-за него пришли? – понимающе усмехнулся Соколов.

– Именно.

– Что же он выкинул?

– Ничего особенного. Только бросился с ножом на человека.

– Вот чёрт! Между прочим, это на него похоже. Он и раньше…

– Знаю. Вы всё это замечали, только не было времени заняться. Так вот в отличие от вас мы такое время выкраиваем, чтобы не только отыскать, но и спасти человека, если ещё можно. Хотя заняты не меньше вашего, и работа у нас куда более нервная, можете мне поверить.

– Поздно вы его, однако, спасать-то взялись, – язвительно произнёс Соколов. – Сами говорите, ему уже суд грозит.

– А раньше только вы могли. И вам он верил, между прочим. Лично вам, Василий Павлович. Но теперь уж давайте не перекладывать друг на друга ответственность. Я не для этого к вам пришёл. Давайте подумаем, что сейчас ещё можно сделать. Очень важно, с какими мыслями он пойдёт на суд, как себя там поведёт, с какими мыслями уйдёт в колонию. Я убеждён, это не потерянный парень. Вообще таких почти не бывает. А Виктор тем более. Вы согласны?

Запальчивые слова Виталия словно застали Соколова врасплох. Он нервно потёр руки, с раздражением, но решительно спросил:

– Что от меня требуется?

Виталий помедлил, внимательно посмотрел на тренера и подчёркнуто холодно ответил:

– Ничего. Если у вас самого нет желания вмешаться.

– Вы меня просто не поняли.

– Очень рад. Поясните в таком случае.

– Я готов для Короткова сделать всё, поверьте. Но что можно сейчас сделать?

– Можно… увидеть Виктора.

– Увидеть? – растерялся Соколов.

– Да. И сказать ему, что вы его помните, что он, по вашему твёрдому убеждению, способный футболист и хороший товарищ. Так вы говорили?

– Так.

– Ну вот. Сказать, что вы в него верите и будете его ждать. Да вы сами найдёте, что ему сказать, вы только подумайте о нём, Василий Павлович.

– Да-да. Всё это можно сказать, безусловно, можно, – заволновался Соколов. – При этом я даже не покривлю душой, уверяю вас. Это так и есть… так и есть… И я в самом деле буду его ждать. Только… сколько он просидит, как вы думаете?

– Не много. Он, слава богу, не успел пырнуть ножом человека. Да и на суде вы, надеюсь, выступите. Личность подсудимого многое определяет в приговоре.

– Выступлю, – с воодушевлением объявил Соколов. – Непременно. Вы не думайте, ребята мне… – Он чуть запнулся и, стесняясь, закончил: – Они мне дороги. И… вообще спасибо. Хорошо, что вы пришли, честное слово. Надо думать шире, чувствовать шире. Не только о сиюминутном, не только о своём. Ведь если честно, то мы всё время думаем о себе или в связи с собой. Нельзя так. Вот вы мне помогли в этом смысле. Так когда я могу его увидеть?

– Хоть завтра.

– Прекрасно. Завтра.

Они обо всём условились, и Виталий ушёл.

Он неторопливо двигался по оживлённой, залитой солнцем улице, и на душе у него было необычайно светло и радостно. Нет, всё-таки всегда можно что-то сделать для человека, даже самого плохого, чтобы он стал чуть лучше. Для начала хоть самую малость лучше. Только бы зацепиться за то светлое, что осталось в его душе. А в Витькиной душе жила ещё и Лялька. Славная девчушка. Пока. И всё-таки бедная мать у неё. Надо для начала вызвать будет Веру Игнатьевну, найти к ней подход, помочь ей и… Ляльке тоже. Нельзя же их оставить вот так.

Да, даже самый плохой человек и то… Впрочем, самым плохим сейчас был Гошка. И в первую очередь теперь предстояло заняться им. Гошка – это не только ещё один и, кажется, наиболее верный путь к цели, путь к той загадочной троице за вчерашним угловым столиком. Нет, Гошка – это прежде всего судьба и характер, которые предстоит переломить, и только тогда откроется дорога к решению главной задачи. Можно, конечно, его обмануть или запугать. Во имя, так сказать, высокой цели чего не сделаешь, кажется! Но это означает потерять человека, возможно, окончательно потерять. Обманутый и запуганный никогда не союзник, это будущий противник, будущий враг.

Нет, Гошку не следовало обманывать и запугивать, его надо победить, переломить по-другому. Не перевоспитывать, конечно, это дело долгое и сложное, оно впереди, далеко впереди. А сейчас надо вызвать у него какую-то чистую вспышку чувств. И что-то Виталий вроде бы нащупал. Конечно, это может быть ошибкой, может быть осечкой. Но надо попробовать.

Итак, Сёмкин. Гошка Сёмкин. Георгий. И есть ещё Михаил Сёмкин. Действительно, работает электриком на автозаводе. Действительно, передовик, член комсомольского бюро, замсекретаря, кандидат в члены партии. Установить это было несложно. За вчерашний день всё это проделали ребята из местного отделения милиции и передали в МУР. И вот теперь Виталию предстоит встреча с Михаилом. Через полчаса. Прямо на заводе, в цеху.

И снова гудящий поезд метро, полупустые в середине дня вагоны, длиннейшие эскалаторы, суетливые и всё же многолюдные пересадки, и вот наконец последний из эскалаторов аккуратно вынес Виталия на поверхность. Перед ним были длинные заводские корпуса за высокой глухой оградой.

Миновав просторное бюро пропусков и проходную, Виталий оказался на огромном, в деревьях и кустах, заводском дворе и, расспрашивая то одного, то другого из встречных, добрался наконец до нужного цеха.

У входа его уже ждал высокий, худощавый парень с копной вьющихся пшеничных волос и живыми серыми глазами на узком лице с пухлыми губами и тонким, хрящеватым носом. «Похожи братцы, – отметил про себя Виталий. – Здорово внешне похожи». На парне была модная джинсовая куртка и щеголеватые, с чуть заметным клёшем, брюки.

– Сёмкин, – представился он. – Михаил. Точно вы приходите.

– Нет времени опаздывать, – улыбнулся Виталий. – Где нам потолковать?

– Пойдём в сад. – Михаил махнул рукой. – Вон скамейка свободная.

Виталий отметил про себя, что он сказал «сад», а не «двор». «И в самом деле, сад», – подумал он, сноба бросив взгляд на бесконечные аллеи, посыпанные песком дорожки, клумбы и ряды подстриженных кустарников.

Они уселись на скамье, полускрытой за пушистой стеной кустарника, и Виталий самым безмятежным тоном спросил, жмурясь от солнечных лучей, вдруг пробившихся из-за облака:

– Слушай, ты Георгия давно видел?

– Гошку? А что? – сразу насторожился Михаил.

– Да заблудился твой братан.

– То есть как это заблудился? – возмущённо переспросил Михаил, и в лице его появилась какая-то жестокость. – Он просто спился, подлец. Опустился. Вот и всё.

– Всё?

– Ясное дело. Я, если хотите знать, давно уже ничего общего с ним не имею. Прошу это учесть.

– Та-ак… – протянул Виталий. – Учтём, конечно. А родители ваши где?

– Померли родители.

– Как так?

– А так. Пожар случился. Мать отца бросилась спасать. Он спал. Ну и вместе с ним, героически…

– Давно?

– Три года назад. С тех пор Гошка и покатился.

– Ты же не покатился?

– Я в мать и отца, а он чёрт его знает в кого уродился. Вот и поставил я на нём крест.

– Так ведь брат же!

– Ну и что! Я считаю, друг дороже любого родственника. Друга как-никак выбираешь. А родственник сам объявляется. И какой он ни есть, любить его прикажешь? Ни фига! Вон братца судьба подкинула. Нужен мне такой, думаешь? Спасибочко. Как увидел, какой он стал, так крест на нём и поставил.

– А он на тебе?

– Он ещё на мне будет ставить! – раздражённо воскликнул Михаил. – Чего не хватало! Пусть он сначала добьётся с моё.

– А ты женат?

– Женат. И сын растёт. Всё как у людей. Скоро, между прочим, депутатом стану. Есть такой план. В парткоме намечают. И бригадиром тоже. Передовой бригады.

– Да, добиться с твоё непросто.

– Пусть попробует.

– А ты помоги. Он вроде тебя уважает.

– Меня все уважают.

– Вот и помоги. Хотя бы как будущий депутат.

– Я только по нашему району пойду, – широко улыбнулся вдруг Михаил. – А вообще, чего это ты о Гошке заговорил?

Они как-то совсем незаметно перешли на «ты».

– Сам говоришь, «покатился», «опустился». А нам с такими приходится дело иметь. Именно с такими, к сожалению.

– Вот и давай действуй. А у меня и кроме Гошки забот полон рот.

– И всё же брат он тебе.

– Какой он брат? Брат другом, помощником должен быть, а этот…

– Вот что, Михаил, – задумчиво произнёс Виталий. – Либо ты примешься за своего братца, либо я в твою партийную организацию пойду. И не быть тебе тогда ни депутатом, ни бригадиром, ни передовиком. Один позор будет, учти. Такого эгоизма и бездушия я в тебе даже не ожидал.

– Да что ты! Я же всей душой рад! – всполошился Михаил, и на красивом лице его отразилось искреннее отчаяние. – Но с какой стороны за него приняться, ты скажи?

– Вот это уже другой разговор. Если ты станешь моим союзником, то вдвоём мы авось чего-нибудь и придумаем. Не одно, так другое, но что-то должно подействовать. Терпение тут нужно, упорство. Случай с Гошкой, как говорят, запущенный. Так что, Миша, не пожалей сил. Спасёшь брата – об этом даже в газету можно написать. Представляешь? – усмехнулся Виталий. – Так что давай думать.

– Всё хорошо, только думай сам, – пожал плечами Михаил. – Я отказываюсь. Я просто не знаю. Придумаешь – я твой союзник. Что скажешь, то сделаю.

– Так ты же его лучше меня знаешь.

– Я его вообще знать не желаю, если уж на то пошло, – снова озлившись, отрезал Михаил. – Вообще! Он мне, сукин сын, всю биографию портит. Сколько я из-за него пережил, ты бы знал. А теперь, гад такой, ещё в тюрьму вот-вот угодит. Так ведь я понимаю? Тогда совсем биографию мне искорёжит.

– Надо стараться, чтобы этого не случилось. Ты правильно понимаешь. На пути он туда.

– Ну вот! – в глазах Михаила мелькнул испуг. – Что же теперь делать?

– Во-первых, встретиться с ним. Лучше всего сегодня же вечером.

– Его ещё разыскать надо.

– Разыщешь. Дружески встретиться надо, по-братски. За что-то он тебя, между прочим, любит, как ни странно.

– Чего ж ему меня не любить, слава богу…

– Ладно, ладно. Тебя, конечно, все любят.

– А ты не смейся.

– Какой же тут смех! Так вот. Встретишься с Гошкой сегодня же. Уговори его всё бросить, чем он сейчас занимается. Скажи, милиция за тобой уже смотрит, уже на след твой вышла. Если боится открыто рвать, пусть тихо отходит в сторону, пусть исчезнет. Обещай его на завод к себе устроить, в свою бригаду взять.

– Ты что? На кой нам чёрт такой в бригаде? – вскипел Михаил. – Мне первенство надо вырвать в этом квартале, хоть умри. Тогда бригадиром стану. Уж замётано.

– Не вытянешь Гошку – позор тебе будет на весь завод, – сказал Виталий.

– Хорошо, хорошо, – примирительно ответил Михаил. – И откуда ты только свалился на мою голову?

– Спасибо скажи. И помни, я узнаю о вашем сегодняшнем разговоре. Если у Гошки сомнения в башке не появятся, значит, не от души ты с ним говорил, не поверил он тебе. А он должен поверить, понял? Он должен испугаться, должен обрадоваться твоей помощи, начать отход. Начать – вот что главное. Понял ты?

– Понял, понял.

– И гляди, Михаил. От этого и твоя блестящая биография будет зависеть. Уж я постараюсь. И теперь с тебя не слезу, запомни.

– Сам вижу, – тоскливо произнёс Михаил. – Только мне, понимаешь, делов было… Ну ладно, ладно, – сам себя оборвал он, заметив движение Виталия. – Всё. Решено и подписано. Если уж я слово даю, то будь спок.

– И не забудь. Сегодня же разыщи.

– Я же сказал.

– Дай-ка мне твой телефон и, на всякий случай, запиши мой.

Вскоре они расстались. При этом оба испытали немалое облегчение.

Эдик Албанян оказался на месте, ибо так он обещал ещё утром. Это был поразительной точности человек.