Текст книги "Час ночи"

Автор книги: Аркадий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Виталий потом не раз убеждался в его правоте, иногда даже наблюдая за самим собой. Это было, пожалуй, самое интересное. Хотя не всегда ему самому было понятно, как он ищет путь к другому человеку, как ему удаётся или почему не удаётся такой путь найти. Размышления над этим со временем стали заметно помогать ему в работе, в новых поисках и даже привели к маленьким открытиям.

Виталий, например, подметил у Цветкова умение всегда входить в состояние собеседника, кем бы тот ни был, умение создать наиболее подходящие для того человека, привычные для него условия, при которых только и возможен откровенный разговор. И один важный вывод сделал для себя Виталий. В любом таком разговоре его собеседник должен ощутить, а следовательно, у самого Виталия должно возникнуть искреннее стремление помочь этому человеку.

При мысли о том, за кого только ему не приходилось себя выдавать, Виталий невольно начинал улыбаться – чуть смущённо, надо сказать. Вот чего не подметил в нём отец – нечто вроде актёрского дара, что ли. А ведь настоящее актёрство не притворство: это вхождение в образ, подлинное перевоплощение в другого человека. Чтобы так сыграть не на сцене, а в жизни, нужно ещё, наверное, и некое особое свойство характера, кроме твёрдого сознания необходимости такого перевоплощения.

Вот и в этом деле Виталию приходилось время от времени играть роль недалёкого, нагловатого и оборотистого «левака»-техника с телефонного узла – играть и у стариков Губиных, и у хитрющего, коварнейшего Владимира Сергеевича, и вот здесь, в этом городе, когда он встретится с неведомым ему Михаилом.

Но пока что перед Виталием стояла совсем иная задача. Следовало провести разговор с неким Витькой, участником той самой драки, после которой скрылся Николай. Что знает об этом Витька? И как заставить его рассказать то, что он знает? Как правильно построить разговор с ним? Что этот Витька из себя представляет?.. Эх, его, конечно, знала Валя… Но сейчас думать об этом бесполезно. Валя далеко. Сейчас невозможно заранее наметить план будущего разговора. Надо постараться уловить сразу, в самом начале Витькин характер, его отношения к интересующим Виталия событиям и людям. Иначе всё можно испортить.

Виталий прошёл в отведённый ему небольшой темноватый кабинет и принялся в задумчивости вышагивать от окна к двери и обратно по узкому проходу между двумя письменными столами.

Но вот в кабинет постучали, и конвойный милиционер ввёл высокого рыхлого парня с вьющимися белокурыми волосами, падавшими на плечи. На нём был, несмотря на жару, глухой и толстый вязаный свитер грязно-зелёного, болотного цвета и серые потёртые брюки. Полное губастое лицо его блестело от пота.

Когда конвойный вышел, парень устало откинулся на спинку стула, посмотрел через стол на Виталия и неожиданно высоким голосом сказал:

– Полжизни за сигарету, товарищ начальник. А потом любые вопросы из личной жизни. Принимается?

Виталий кивнул, достал сигареты и, когда оба закурили, спросил:

– Давно десятилетку закончил?

– О! – поднял грязный палец Витька. – В яблочко попали. Точно. Имею аттестат. Средняя – четыре и одна. Принимается?

– Неплохо, – согласился Виталий. – Совсем неплохо, Витя. В институт поступал?

– Ещё раз в яблочко, – торжествующе объявил парень. – Очко недобрал. Сейчас бы на втором курсе трубил.

Виталий вздохнул:

– Эх, Витёк! Теперь уже в другом месте трубить придётся. Наломал ты дров. А двести шестая – статья строгая.

– А! – небрежно махнул рукой тот. – Всюду живут, товарищ начальник. Поживу и я. Авось не рассыплюсь.

Но за внешней его бравадой Виталий уловил растерянность.

– Что случилось, Витя? Из-за чего драка-то была?

– Девиц не поделили. Дефицитный товар. Каждому первый сорт нужен. Ну а одна там была экстра-класса.

– Да-а. Нерасчётливо ты поступил, – огорчённо покачал головой Виталий. – По мне, так свобода дороже любой девицы. Разве не так?

Витька первый раз вздохнул и с жадностью затянулся, докуривая сигарету до самого фильтра, потом аккуратно размял его в пепельнице и только после этого ответил:

– Точно. По мне тоже. Но кто мог знать, что так кончится маленький спор среди друзей? И вот адью, пакеда, родная сторона. Иду к медведям.

– Всех задержали или кто ушёл?

Витька откинул назад волосы и иронически прищурился:

– Это в том смысле, чтобы на кого-то настучать? Так у меня не те гены, предупреждаю.

– Да нет, – махнул рукой Виталий. – Просто не так спросил. Я же знаю, что все, кроме одного, задержаны, кто участвовал в драке.

– Во! Снова в яблочко! Но кто ушёл, товарищ начальник, тот ушёл. Согласны?

– С чем же тут соглашаться? – засмеялся Виталий.

– С фактом.

Витька всё больше осваивался с обстановкой и чувствовал себя с Виталием всё свободнее.

– Могу пояснить, – предложил он. – Но для этого требуется ещё одна сигарета. Принимается?

– Принимается.

Закурив, Витька сказал:

– Ушёл человек, и всё. Не будем его называть.

– Я тебе потом кое-что скажу на этот счёт, – доверительно произнёс Виталий. – А пока ты мне вот что скажи: кем тебе был Николай – другом или врагом? Это ты мне, надеюсь, можешь сказать?

Витька удивлённо посмотрел на Виталия и, видно что-то нешуточное уловив в его глазах, нахмурился.

– Ради истины скажу, – нехотя произнёс он. – Из-за девки мы с ним разошлись. А до того крепко корешились.

– Из-за Вали?

– Ха! Опять в яблочко! Точно. Из-за неё. – Витька вздохнул. – Хотя теперь, на досуге, кое-что я, конечно, раскумекал.

– Что именно?

– А то, – снова вздохнул Витька и затянулся сигаретой. – Нельзя им было мешать, вот что.

– Да-а. Только поздно ты это понял, – медленно произнёс Виталий.

И Витька почему-то невольно насторожился и на миг даже забыл о сигарете.

– Это почему же? – спросил он.

Теперь вздохнул и Виталий:

– В память старой вашей дружбы скажу тебе: не имей больше зла на Николая. Нет его. Убит твой бывший кореш.

– Чего?! – недоверчиво воскликнул Витька, подавшись вперёд, и ошалелыми глазами уставился на Виталия.

– Что слышишь. Вот гляди. Узнаёшь или нет?

Виталий достал из внутреннего кармана пиджака чёрный большой конверт, вытянул оттуда фотографию и, нагнувшись, передал её через стол Витьке.

По мере того как Витька смотрел на фотографию, толстое потное лицо его всё больше серело, губастый рот безвольно приоткрылся. Витька не мог оторвать глаз от фотографии. И наконец сдавленно прошептал:

– Он… Он самый… Это что ж такое, а?.. Кто ж это его?.. Где?.. А, товарищ начальник?..

И медленно перевёл взгляд на Виталия.

– Пока неизвестно, – ответил тот. – Ищем. И поэтому вспоминай, Витёк, изо всех сил вспоминай. Помоги нам… Ты это, по-моему, можешь знать. Ведь Николай скрылся через два дня после драки, а тебя арестовали через три дня. Так вот, куда мог спрятаться Николай, тебе неизвестно? А точнее, кто его спрятал? Понимаешь, кто спрятал, тот и убил, вот как я думаю.

Витька, опустив голову, грузно сидел на стуле и молчал.

– Неужели ты хочешь, чтобы остался на воле этот человек? – с сожалением спросил Виталий. – А может быть, ты ему даже благодарен, а?

Витька закусил губу и сжал толстые кулаки так, что вдруг бросился в глаза дешёвенький, из жёлтого металла, перстень на одном из побелевших пальцев.

– Думаете, я уже последняя падаль? – И зло блеснули щёлки глаз между припухших век. – Попадись, – убил бы! Ей-богу, убил бы эту суку. Не верите?

– Ещё в древности Библия учила – не убий, – покачал головой Виталий. – Этого даже в мыслях никогда не держи.

– Ничего! – угрожающе возразил Витька. – Сколько людей поубивали, даже без войны. Кого за дело, того жалеть нечего. Вот Николая – да. Его я пожалею. И… и Валентину тоже. – Он отвернулся.

Они минуту помолчали. Потом Витька, не поворачиваясь, глухо спросил:

– Вы чего-то узнать хотели?..

– Постарайся вспомнить, ты не слышал, где прятался Николай целую неделю, у кого?

– Ага. Принимается. Кто-то вроде мне трепал… – Витька задумчиво поскрёб мокрую от пота щеку. – Сейчас законтачит, – пообещал он. – Только конец найдём. Кто же это мне трепал?.. Кольку видел… А-а, Гришка! Ну точно! – Витька обрадованно посмотрел на Виталия. – В каком-то доме он его увидел, в окне. Он ему махнул, чтоб вышел. А тот спрятался. Гришки испугался. У них счёты были. А потом какая-то старуха занавеску задёрнула.

– Где ж это было?

– Это Гришка знает. У него спрашивайте. Только псих он сильнейший. Упрётся – палкой не выбьешь.

– Больной?

– Не. Злости в нём много. Его все ребята опасаются.

– Откуда же столько злости?

– В детдоме его ребята дразнили. Сам говорил. Он по ночам постель мочил. Ну, нервная болезнь такая была. Вот его и изводили.

– А родителей он знал?

– Знал. Его отобрали. Алкоголики они оба. Уже в ящик сыграли. – Витька махнул рукой и с внезапной злостью добавил: – Вот Гришка, тот обрадуется, что Николая убили, точно!

– Ну да?

– Ага. Это гад последний. Вот его бы заместо Николая – в самый раз было бы.

Виталий только покачал головой, но спорить не стал.

Оба некоторое время молчали. Потом Виталий, вздохнув, сказал:

– Ладно, Витёк. Спасибо тебе. Буду дальше копать. Ну а ты поправляйся. Тебе ещё долго жить. И запомни: погиб твой дружок из-за собственной дурости. Пошёл не по той дороге и не с теми людьми. Вот тебе урок.

– Принимается, – угрюмо кивнул Витька и отёр грязной ладонью со лба обильно выступивший пот. – Всю проводку менять надо. Что ж я, чурка, по-вашему, не понимаю? Николая жалко. Всё. Не вернёшь теперь. А Гришку вы прижмите. Авось пролает чего надо.

Спустя час в тот же небольшой сумрачный кабинетик привели Гришку.

Ничего хорошего не ждал Виталий от предстоящего разговора. Рассчитывать на этого парня, видимо, не приходилось, Тут надо было действовать совсем по-другому. Если только окажется верной характеристика, которую дал Витька… Это следовало сразу же проверить.

Гришка был невысок, широк в плечах, с длинными мускулистыми руками. Голова у него была непропорционально крупная, неправильная, с оттопыренными ушами; маленькие, чёрные глаза глубоко запали и смотрели угрюмо, враждебно, и как-то становилось не по себе от этого взгляда. Короткие глянцево-чёрные волосы казались приклеенными. На Гришке была красная рубашка с закатанными рукавами и узкие старые брюки на кривых ногах.

– Рассказывай, – сухо предложил Виталий. – С чего драка началась, чем кончилась.

– Сто раз рассказывал.

– Давай сто первый. Авось что-нибудь новое добавишь.

– Нечего мне добавлять. Думал, отвязались уже.

– А всё помнишь?

– Может, чего и забыл.

– Кончилась она тем, что все разбежались, – сказал Виталий. – Кроме одного, которого ты…

– Не я!

– Ты, Гриша.

– Говорю, не я!

Лицо его потемнело, задёргались уголки рта.

– Может, ты скажешь, что Николай? – усмехнулся Виталий.

– Скажу!

– Сказать можно. Тем более что Николая на суде не будет.

– Так дерьмово работаете, – скривил губы Гришка.

– Выходит, хорошо запрятался. Остальных-то нашли.

– Знаем, как запрятался!

– Он тебе, выходит, доложил?

– Он меня как увидит, трясётся, сука.

– Ну и не свисти тогда, что чего-то знаешь. Докладывать он тебе, выходит, не станет. Ты лучше на него с себя не перетягивай.

– Выйду – всё равно придушу, – закусил губу Гришка.

– Не скоро выйдешь.

– Убегу.

– Ещё того хуже.

– Всё равно убегу. Пусть хуже. Зато дотянусь.

– Нет. Его уже у той старухи не будет.

Гришка насторожённо и чуть озадаченно посмотрел на Виталия, потом вдруг злобно ощерился:

– Знаете? И не берёте? Может, он, сука, всех нас и заложил? – Гришка хохотнул. – Трепанул, начальник. Сам его там небось и спрятал, а?

– Где это «там»? – недовольно спросил Виталий таким тоном, словно хотел лишь проверить, знает ли сам Гришка тот адрес.

– Знаю, где там. На Гоголевской.

– Ну, – усмехнулся Виталий не очень уверенно и даже слегка встревоженно. – А дальше что?

– А дальше… – Гришка впился в него смеющимися глазами и медленно, с издёвкой сказал: – Красный домик… Номер семь, что ли… во дворе… второй этаж… третье окно от угла… Вот где твоя старуха. Всё в цвет, начальник, а?..

Виталий неопределённо пожал плечами.

А дальше уже не составляло труда выяснить, что за старуха живёт по адресу, который указал Гришка. Ею оказалась мать директора меховой фабрики Михаила Прокофьевича Пивоварова.

Круг замкнулся.

Открытие, к которому пришли работники уголовного розыска, совпало с другим.

Эдик Албанян обнаружил среди материалов местного БХСС два сигнала с меховой фабрики, казавшиеся в отрыве от других данных вовсе не заслуживающими внимания, даже клеветническими. Но этими другими данными теперь были, очевидно, преступные московские связи директора, а также возможная причастность его к убийству Николая Павлова!

После длительного совещания с местными товарищами и разговора по телефону с Цветковым было решено продолжить начатую в Москве игру с учётом, естественно, некоторых новых обстоятельств.

И вот на следующий день развязный и лукавый техник московского телефонного узла, оказавшийся здесь в служебной командировке, позвонил утром Михаилу Прокофьевичу на работу и загадочно, но весьма твёрдо сказал ему:

– Из Москвы вам привет и письмо привёз. Разрешите явиться.

– От кого? – не очень дружелюбно спросил Михаил Прокофьевич.

– От знакомого вашего, Губина Бориса Ивановича, – может, помните? Без ноги как-никак человек, и возраст соответствующий.

– А вы кто такой? – продолжал осторожничать Михаил Прокофьевич, которому не понравился развязный тон молодого человека, так неожиданно и неприятно свалившегося вдруг на его голову.

– Я вам, уважаемый товарищ, всё это доложу, и даже ещё больше, когда увидимся и вы прочтёте письмецо, – строго сказал Виталий. – Телефон для этого не приспособлен, это я вам как специалист говорю.

– Ну хорошо, – не без внутренней борьбы согласился наконец Михаил Прокофьевич. – Запомните адрес. Жду вас ровно в три.

И он, к удивлению Виталия, продиктовал ему уже знакомый адрес на Гоголевской.

Видимо, по этому адресу Михаил Прокофьевич проводил всякого рода конфиденциальные и деловые встречи, когда требовалась особая осторожность и конспирация. Да и Николая он там скрывал весьма успешно. В условиях города отдельная квартира вполне обеспечивала в случае необходимости скрытность и безопасность.

Вообще с появлением отдельных квартир, которые всё, больше становились нормой жизни каждой семьи, – истинное счастье, конечно, для большинства людей – изменился как бы общественный климат, распались многие, чаще всего вынужденные связи, исчезла этакая бытовая распахнутость, обнажённость. Жизнь людей целиком или во многом укрылась в стенах собственной квартиры. И это весьма отрадное обстоятельство, позволившее людям наконец освободиться от нервного стресса коммуналок, неожиданно и серьёзно осложнило работу милиции. Теперь узнать или что-то проверить в подозрительной, а то и очевидно преступной деятельности того или иного прохвоста стало вдруг намного труднее, чем раньше. Однако люди стали гораздо свободнее и легче вступать в разговор, откликаться на просьбу о помощи, стали спокойнее, доброжелательнее и общительнее. Это объяснялось, конечно, многими переменами, но и наличие отдельных квартир было тоже здесь не последней причиной.

Обо всём этом и размышлял Виталий, направляясь на свидание с Пивоваровым. В данном случае наличие у его матери отдельной квартиры оборачивалось своей отрицательной стороной. Что-либо узнать и проверить о встречах здесь и неких временных жильцах представлялось весьма затруднительным.

Михаил Прокофьевич сам открыл дверь неожиданному гостю. Старуха даже не выглянула из своей комнатки.

Виталий увидел перед собой невысокого полного человека с седоватыми бачками и глубокими залысинами на лбу. Чёрные живые глаза из-под припухших век зорко оглядели гостя, на мясистом, в грубых складках лице не дрогнул ни один мускул. «Вовсе не дурак», – подумал Виталий.

В свою очередь Михаил Прокофьевич тоже внимательно оглядел представшего перед ним молодого человека, этакую светловолосую пижонистую жердь с хитрыми глазами и довольно нахальной улыбкой. Он решил при первом же удобном случае поставить его на место, хотя неведомые пока причины появления этого типа вызывали у него не столько любопытство, сколько беспокойство.

Он молча кивнул и сделал приглашающий жест рукой в сторону одной из комнат, выходящих в переднюю. Проведя туда гостя, Михаил Прокофьевич плотно прикрыл за собой дверь и сухо спросил, остановившись возле круглого полированного стола:

– Чем обязан?

Виталий, усмехнувшись, достал письмо:

– Прошу для начала ознакомиться. И разрешите присесть. Курить здесь можно?

– Да-да. Прошу, – рассеянно ответил Михаил Прокофьевич, изучая письмо.

Его он прочёл дважды, вглядываясь в каждое слово, и чем-то это письмо ему не понравилось. Что это вообще за неожиданная манера писать письма? Никогда этот Губин себе такого не позволял. Тут не его голова сработала. Затем: как можно передавать письмо через незнакомого человека, пусть даже и племянника? Да и как этот племянник его нашёл? Губин ведь не знал, где работает Михаил Прокофьевич. Неужели что-то рассказал Николай? Как нехорошо! Этак он мог и ещё что-то рассказать. И потом почему Губин вдруг жалуется ему на Вову? Ну да это сейчас станет ясно.

Михаил Прокофьевич перевёл взгляд на спокойно расположившегося на диване возле стола Виталия, который, покуривая, с любопытством оглядывал комнату.

– Не думал, что у Бориса Ивановича такой племянник, – проскрипел Михаил Прокофьевич, с некоторым опозданием тоже опускаясь на стул по другую сторону стола.

– Мало похожи? – улыбнулся Виталий.

– Именно. Хотя и не в том смысле. Впрочем, не имеет значения. Вы здесь какими судьбами?

– В командировке. На завод телефонного оборудования, – беспечным тоном сообщил Виталий. – Да вот, любуйтесь, если хотите.

Он вытащил из кармана пиджака бумажник и достал из него сложенный вдвое бланк. Михаил Прокофьевич внимательно его изучил, не найдя нужным как-то оправдать своё очевидное недоверие, даже как бы подчёркивая его.

– Понятно, – произнёс он, возвращая командировочное удостоверение. – И каким же путём, интересно знать, вы меня отыскали? Дядюшка подсказал?

Но гость легко обошёл незамысловатую ловушку, а возможно, даже не заметил её.

– Дядюшка – человек пожилой, – строго сказал он. – Ему это не под силу. Сам я кое-что сопоставил, с вашего разрешения.

– Что же именно?

– А я вам всё по порядку доложу. У меня от вас, Михаил Прокофьевич, никаких секретов нет и быть не может. Дядя ведь у вас помощи просит.

– Тэк-с, – кивнул Михаил Прокофьевич. – Ну ладно. Давайте по порядку. Согласен.

– Значит, познакомился я у дяди с одним парнем, – повествовательным тоном начал Виталий. – Звали его Николаем. Ну, выпили мы в тот вечер, надо сказать, солидно. Уж что было, то было, чего там!

– Слышал, что Борис Иванович этим делом злоупотребляет, – осуждающе вставил Михаил Прокофьевич, несколько встревоженный началом разговора.

Виталий сердито ответил:

– Давайте я вам сначала ногу отрежу, а потом вы будете других осуждать. А то легко, знаете…

– Ладно, ладно, – движением руки пригасил его вспышку Михаил Прокофьевич. – Вы ближе к делу.

– Ну так вот. До этого мы, значит, встретили Николая на вокзале. Я помог товар в камеры хранения убрать.

Михаил Прокофьевич досадливо поморщился, но ничего, однако, не сказал.

– На другой день, – продолжал, как ни в чём не бывало, Виталий, – мы, значит, с Николаем тоже свиделись, посидели на прощание. Проводить я его хотел в аэропорт, да развезло меня крепко. Вот чего простить себе не могу. Уж при мне бы никто Николая пальцем не тронул. А тут вот, как вышел, так и убили, прямо во дворе – надо же!

– И кто – не слышали?

Виталий отметил про себя, что его собеседник не считает нужным отрицать своё знакомство ни с Владимиром Сергеевичем, ни с Николаем. Значит, подозрения Виталий у него пока, очевидно, не вызвал.

– Кто убил? – переспросил ом. – Вот тут и закавыка. Мы уж с дядей Борей всё обсосали. У Николая большие деньги в портфеле были, так ведь?

– Ну допустим.

– Чего уж тут допускать, когда он сам сказал, – ухмыльнулся Виталий. – Так вот. Спрашивается, кто про это знал? Отвечаю: мы с дядей Борей и Владимир Сергеевич. Так?

На этот раз Михаил Прокофьевич лишь напряжённо кивнул головой.

– Теперь глядите, – продолжал Виталий. – Случайная драка отпадает. Мы бы услышали. Окна были раскрыты. Жара. А кухонное как раз во двор выходит. Значит, что? Значит, ждали его там, Николая, вот что. И тихо сзади хлопнули.

– Это вы сами додумались? – подозрительно осведомился Михаил Прокофьевич. – Или милиция?

Виталий самодовольно усмехнулся:

– Милиция сама по себе, а мы сами по себе. Тоже не чурки, если хотите знать. Так вот, спрашивается: кто мог Николая ждать во дворе? А тот, я вам скажу, кто знал про деньги. Больше некому. Николай первый раз в Москве, никто его не знает, никого он не знает.

«А ведь логично, прохвост, рассуждает, – подумал Михаил Прокофьевич. – Но с другой стороны, Вова не мог на это пойти, ему связь со мной дороже. А копейку он считает получше меня». Но тут Михаил Прокофьевич вдруг вспомнил странный разговор свой с Владимиром Сергеевичем, когда тот последний раз приезжал к нему. Он сообщил, будто что-то придумал, и Миша скоро это увидит. Да, Вова выдумщик, и выдумщик… опасный. Но подозрительнее всего была его уступка пяти процентов от своей доли. Пять процентов! Неслыханно! Очень тогда удивился Михаил Прокофьевич. Может быть, ему попался необычайно выгодный покупатель? Но Вова имеет дело только с посредниками. Тогда посредник? На всю партию? Нет, тут что-то не то…

– Я был дома у Владимира Сергеевича, – беспечно продолжал Виталий. – Дядя посылал…

«Тоже странно», – подумал в этот момент Михаил Прокофьевич.

– С супругой знаком, Софьей Георгиевной, с Гошей. Он при мне у Владимира Сергеевича деньги выцыганивал. – Виталий рассмеялся. – Потеха! Дай, и всё! Прямо с ножом к горлу. Ну а тот – пожалуйста, мол, бери, гуляй. Надо же!

– Дал ему деньги?! – не смог сдержать изумление Михаил Прокофьевич. – Этому бандиту?

«Нет, – подумал он, – решительно Вова ведёт себя странно. Впрочем, это даже не то слово. Он ведёт себя подозрительно».

– Так-так, – задумчиво произнёс Михаил Прокофьевич и неожиданно спросил: – А как вы, собственно, попали домой к Владимиру Сергеевичу?

– Вот! – запальчиво воскликнул Виталий. – О том и речь. О том и письмо дяди Бори. Через этого Владимира Сергеевича дяде Боре теперь судебное дело грозит. Или огромный штраф.

И Виталий рассказал слегка изменённый применительно к данному случаю вариант истории с незаконным телефоном.

– Это как называется? – грозно спросил он.

– Это ерундой называется. – И Михаил Прокофьевич рассеянно махнул рукой.

Вдруг у него в голове мелькнула неожиданная мысль, от которой даже испарина выступила на лбу. «Но если это так, – подумал он, – пусть пеняет на себя. Я церемониться не стану! Ай-ай-ай! Какого маху я в тот раз, оказывается, дал! Но как можно было предположить? Всё надо обдумать. Всё взвесить. И этот парень может пригодиться».

Михаил Прокофьевич испытующе посмотрел на Виталия:

– Сколько вы тут ещё пробудете?

– Дня два, я полагаю.

– Где остановились?

– В «Центральной», – секунду помедлив, ответил Виталий.

– Приехали один?

– Конечно, один.

– Прекрасно. Завтра в это время я вас снова жду здесь, – непререкаемым тоном распорядился Михаил Прокофьевич и с ударением прибавил: – Кое-что попрошу передать Борису Ивановичу, а кое-что, наверное, попрошу сделать вас. Не возражаете?

Виталий хитро поглядел на него через стол:

– Расходы, надеюсь, оплатите?

– Не беспокойтесь. Будете довольны.

– Всё! Я уже доволен.

Виталий даже не подозревал, какой неожиданный и опасный оборот приняла вдруг вся ситуация, пока его не было в Москве. Не подозревал об этом, конечно, и Михаил Прокофьевич.