Текст книги "Час ночи"

Автор книги: Аркадий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

А вот тут, в деятельности Виталия, без такой неприятной работы иной раз не обойдёшься. И делать подобную работу надо чистыми руками.

Это означает, как не раз повторял им Кузьмич, что нужно понимать: такова жизнь, так иной раз складываются обстоятельства, человеку порой свойственны слабости и ошибки, он может на чём-то неожиданно споткнуться и потом долго казнить себя и страдать. А потому необходимо снисхождение и сочувствие, а ни в коем случае не злорадство, не насмешка. И, наконец, это означает, что сведения будут сохранены в абсолютной тайне, так что и сам тот человек никогда не узнает, что его секрет раскрыт и уж подавно ничего не будут знать его близкие, друзья и дальние знакомые; больше того, ничего не должны знать и свои же сотрудники, не имеющие отношения к расследуемому делу, как бы ни подмывало рассказать друзьям иной раз действительно редкий или смешной случай, ставший известным именно таким путём.

За нарушение хоть одной из этих заповедей Кузьмич наказывал с необычайной суровостью.

Все эти заповеди соблюдались не только в отношении случайно попавшего в поле зрения или даже в чём-то заподозренного человека, но и в отношении преступника. Кузьмич объяснял так: «Полученные сведения могут помочь вам понять его характер, правильно построить допрос, изобличить в совершённом преступлении. Но впрямую использовать против него подобные сведения означает глубоко задеть, даже оскорбить человека. Это не только восстановит его против вас и помешает работе, но и вообще несправедливо, недостойно, и уронит вас в глазах людей, а следовательно, уронит престиж власти, которую вы представляете. Кроме того, такая практика и вас самих делает всё более морально нетребовательными и в конце концов может привести к несчастью».

Вот так непрестанно говорил им Кузьмич. И постепенно это стало их собственным образом мыслей, их нравственным законом.

И потому сейчас Виталий не боялся и не стыдился необходимости тайком познакомиться с личной, семейной жизнью неведомого ему ещё Владимира Сергеевича и легко преодолел первое естественное ощущение неловкости. Ну а чем такие сведения помогут ему в работе, что вообще может знать Галя, выяснится в ходе беседы. А побеседовать им придётся, тут уж ничего не поделаешь.

К этому последнему выводу Виталий пришёл, когда уже пересекал просторный, залитый неоновым светом вестибюль больницы.

Светка поджидала его в коридоре, у входа в палату.

– Погоди, туда сейчас нельзя, – сказала она.

– Как мама?

– Лучше. Знаешь, гораздо лучше.

Виталий подумал, что он мог бы об этом даже не спрашивать, достаточно было поглядеть на Светку. Какое-то сразу стало у неё отдохнувшее лицо, и лёгкий румянец появился на запавших щеках, и мягкий, успокоенный взгляд.

– И поела? – снова спросил Виталий.

– И поела, – подтвердила Светка. – И тебя ждёт. Она уже так хорошо говорит. Ты обедал?

– Конечно. А ты?

– Да. И знаешь, мама сегодня сама ела. А мне завтра уже надо на работу. Но теперь я спокойна. И маму тут все так любят. Тут вообще очень хорошие люди. А Галя просто прелесть что за девочка! Да, Витик, ты что-нибудь сделал с её заявлением?

– Забыл, – виновато признался Виталий. – Так эти дни закрутился, ты не представляешь.

Светка не ответила, только в глазах у неё мелькнул укор.

– Я сделаю, – поспешно добавил Виталий. – Обязательно. А Галя сейчас здесь?

– Да. Дежурит.

– Мне надо у неё кое-что уточнить.

– Я сейчас её позову. Но ты правда ей поможешь?

– Обязательно. Тем более…

Но Светка, не дослушав, энергично махнула кому-то за его спиной. Виталий оглянулся. К ним по коридору спешила Галя, держа в руке папку с какими-то бумагами.

В это время из палаты вышла другая сестра и за ней нянечка.

– Теперь можно, – торопливо сказала Светка. – Я пошла. А ты поговори с Галей сначала. Вот она идёт.

Светка скрылась за дверью. А Виталий отозвал подошедшую и сразу смутившуюся при виде его Галю к окну.

– Ой, мне так неловко! – сказала она.

– Пустяки! Мне только надо узнать подробнее причину вашей просьбы о прописке бабушки.

– Ну как же ещё подробнее? Ей там плохо. Они каждый кусок считают, который она съест. И заставляют работать, а бабушке трудно. Всё-таки семьдесят шестой год.

¦– Уж так каждый кусок и считают? – усомнился Виталий. – Они же обеспеченные люди.

– Ой, они лопаются от денег! Вы бы посмотрели, сколько у Софьи тряпок, и шуб целых четыре, и чего только из украшений нет! А чем только квартира не набита! Одних картин сколько! И машина! А дачу какую строят!.. Вот эту дачу паршивую они на бабушку хотят записать.

– Это зачем?

– А как же? Дача-то за сто километров. Это уже область. Ну, и надо выписываться из Москвы, чтобы там прописаться. Конечно, никто из них московской прописки терять не хочет. А бабушку и не спрашивают.

– Из кого же состоит их семья?

– Дядя Володя, бабушка, Софья и Лиза, их дочка.

– Всё?

– Ну ещё у Софьи брат есть младший, Гоша. Он тоже у них живёт, но прописан где-то ещё. У бывшей жены, кажется. Тунеядец и пьяница. И как юбку увидит, так вяжется. Прохода от него нет.

– А ещё кто-нибудь из родственников есть?

– Больше никого нет.

– А можно сказать, что бабушке там неспокойно жить? Что гости часто, шум, музыка?

– Конечно! Каждый день гости. И приезжают к ним всё время. Из разных городов. Я даже всех не знаю.

– Ну кого-нибудь всё-таки знаете?

– Да. Вот Илья Спиридонович из Куйбышева. Ой, какие он подарки привозит! Глаз не оторвёшь.

– Что же он такое привёз, например? – усмехнулся Виталий.

– Ну вот кольцо. Софья его не снимает. Большой бриллиант на чёрном агате, и такие лучи из осколков отходят. Представляете?

– Приблизительно.

– Ну это неважно. Потом кто ещё? Семён Трифонович, толстый такой. Сколько он анекдотов знает! Обсмеёшься! Забыла только… Ах да! Он из Свердловска. Потом Махмуд Алиевич из Баку. Тоже заваливает всех подарками. Он такой кинжал дяде Володе подарил, из серебра. Очень древний. И даже мне, – Галя рассмеялась, – колечко хотел всучить. Знаете, как в «Горе от ума» этот… ну как его?.. Мы учили… «Собаке дворника, чтоб ласкова была»… Противный дядька. Да все они… – Галя махнула рукой. – Возьмите хоть Зойку, подружку Софьину. Это ж такая спекулянтка…

Да, как и следовало ожидать, Галя ничего не знала о подпольной деятельности Владимира Сергеевича. Но жизнь его дома, её уклад, царившая там нравственная атмосфера были теперь Виталию ясны. И конечно, названные Галей имена он постарался запомнить накрепко.

На следующее утро у Виталия состоялся серьёзный разговор с Виктором Анатольевичем Исаевым, в производстве у которого и было дело по убийству Николая Павлова.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Исаев. – Мне тоже не верится, что этот Владимир Сергеевич причастен к убийству. И, следовательно, к ограблению. Не решится он так глупо разорвать выгодные деловые связи. Невозможно это допустить.

– Тогда он, наверное, заинтересован найти убийцу, – предположил Виталий. – Хотя бы для того, чтобы оправдаться перед сообщниками. В этом случае он поможет даже милиции.

– Ну это навряд ли, – покачал головой Исаев. – Рыльце-то у него сильно в пушку, как я подозреваю.

– Не то слово. Он преступник.

– Мы этого ещё не доказали. Но в любом случае он на контакт с милицией не пойдёт. Хотя бы из чувства самосохранения. Даже при условии, что он захочет доказать кому-то свою непричастность к убийству.

– А почему не попробовать? – упорствовал Виталий. – Не пойдёт на контакт – не надо. Придумаем тогда что-то новое.

– Но ты уже засветишься.

– Подключим другого. Откаленко, например. Впрочем… – Виталий задумчиво потёр подбородок, совершенно машинально повторяя при этом жест Цветкова. – Впрочем, мне не хочется выходить из этого дела.

– Ну вот. Тем более. Можно, конечно, действовать иначе. Допустим, в открытую пойдёт Откаленко. Если этот Владимир Сергеевич сочтёт для себя выгодным помочь нам, он может дать неоценимые сведения. Но, повторяю, сомнительно всё это, весьма сомнительно.

– Тут главное – его не спугнуть. Надо попробовать объяснить, как мы на него вдруг вышли. От самого Николая и привезённого им товара нельзя. Напугаем.

– Можно от Николая, но без товара, – предложил Исаев. – Надо только пофантазировать. Допустим, на трупе нашли записку или вот записную книжку, ту самую, и в ней адрес Владимира Сергеевича. Мы поняли, что это кто-то знакомый. И пришли. Только и всего.

– А что? Вполне подходит, по-моему, – обрадовался Виталий. – Очень даже правдоподобно. Давайте, Виктор Анатольевич, организуем такой визит, а? Ну в конце концов, чем мы рискуем, действительно? Тут, если хотите знать, может даже получиться совсем наоборот. Этот Владимир Сергеевич обрадуется возможности приобрести знакомство в милиции.

– Ну-ну, не увлекайся, – усмехнулся Исаев. – Не такой уж он наивный. И ситуация не та, между прочим.

– Да нет же! Всё зависит от того, как себя повести.

– Это уже дело второе. Значит, ты предлагаешь, чтобы пошёл Откаленко, так?

– Конечно.

– Давай-ка это обсудим с Фёдором Кузьмичом.

Исаев потянулся к телефону.

Поскольку разговор происходил в комнате Виталия, то перейти в кабинет Цветкова много времени не заняло, а Фёдор Кузьмич, к счастью, оказался на месте. Он внимательно выслушал сообщение о новых идеях и в сомнении потёр подбородок, точь-в-точь как это недавно сделал Виталий. Кузьмич только ещё вздохнул при этом. Потом, что-то продолжая соображать про себя, он полез в ящик стола за сигаретами, но на полпути остановился и исподлобья посмотрел поверх очков на Исаева, а потом на Виталия.

– Есть тут один рискованный момент, милые мои, – сказал он. – Мы же не знаем характера их отношений – Николая с этим самым Владимиром Сергеевичем. А может быть, Владимир Сергеевич специально предупредил Николая, чтобы тот не записывал его адреса, почём вы знаете? Или вообще не сообщил ему свой адрес? Да и сами посудите: зачем сообщать-то? Он же домой к себе товар не примет. Вот адрес магазина…

Цветков, видимо, раздумал доставать сигареты и поудобнее уселся в кресле. В тот же момент на столе у него зазвонил телефон, и Фёдор Кузьмич, сняв трубку, углубился в разговор с каким-то неведомым собеседником, которого по имени упорно не называл и вообще отделывался короткими междометиями, а больше угрюмо и сосредоточенно слушал.

Тем временем Виталий встревоженно посмотрел на Исаева, взглядом призывая его спасать их блестящий замысел, и тот в ответ ободряюще усмехнулся.

Но тут Цветков, простившись, положил трубку, снял очки и, словно и не было никакого перерыва в их разговоре, сказал:

– А могло и адреса магазина у Николая не быть. Зачем ему вообще-то этот адрес? – Кузьмич покрутил в руках очки и положил их перед собой на стол. – Вспомните-ка. Николаю ведь какой-то парень помог забрать товар из камеры хранения. Вот этот парень и знал, где магазин находится. А Николай… Он раньше-то в Москве бывал, не знаешь? – повернулся Цветков к Виталию.

– Нет, первый раз, – ответил тот.

– Ну вот. Тем более.

– Но Владимир Сергеевич мог Николая просто в гости к себе пригласить, – сказал Виталий. – Как же тогда адреса не дать?

Цветков пренебрежительно махнул рукой:

– Как раз! Будет он тебе его в гости приглашать и адрес давать! Шавка он для него, мелочь пузатая. И вообще это же гадание. Позвал или не позвал, дал адрес или нет… Несерьёзно.

– Ну хорошо. А телефон? – не сдавался Виталий. – У Николая мог быть записан его телефон. Допустим, тот же Губин ему дал. А милиции ничего не стоит, расследуя убийство, установить, чей телефон был записан.

Цветков отрицательно покачал головой:

– По той же причине не годится. Сам посуди. А вдруг Владимир Сергеевич знает, был записан телефон или не был? Разве можно так рисковать? Я тебя просто не узнаю, милый мой. Да если у Николая номера телефона быть не могло, ты представляешь, как этот гусь Владимир Сергеевич насторожится? Мы так всю последующую работу сорвать можем. А вокруг него, видимо, предстоит немало поработать. Возможно, даже не нам. Тут, милый мой, как минимум, спекуляцией пахнет.

– Что-то побольше, мне кажется, – покачал головой Исаев. – Обычно в таких случаях сами товар возят. А тут, видите ли, специальный возчик. Ни в чём больше не замешанный. Да ещё завербован с помощью шантажа. Служи, а то сообщим о твоём преступлении…

– Тут даже тоньше, – поправил Цветков. – Вот, мол, какие мы тебе друзья. Выручаем в тяжёлую минуту, спасаем, можно сказать. Да ещё крупно заработать даём.

– Да, так вернее, – не стал спорить Исаев. – И это кое о чём говорит. Добавьте ещё явочную квартиру, этот хитрый телефон, трюк с камерами хранения. Словом, отлично организованное дело, умные и ловкие дельцы. Всё продумано у них, всё рассчитано. Я тебе ручаюсь, задержи мы этого Николая, он бы ничего не смог нам сказать: ни что везёт, ни кому везёт. И даже у кого получил товар, тоже толком, наверное, не знал. Словом, согласен. Я бы отменил этот опасный визит.

– Фёдор Кузьмич, есть предложение, – сказал Виталий и даже поднял руку, как на собрании. – Предлагаю посоветоваться с коллегами. Албанян, например…

– Что ж, вполне резонно, – усмехнулся Цветков и повернулся к Исаеву: – Дружок его. В БХСС работает.

– Но ведь мастер! – горячо воскликнул Виталий. – Вы же не будете это отрицать, Фёдор Кузьмич?

Цветков спокойно согласился:

– Хороший работник.

– Да, я его знаю, – ответил Исаев. – В прошлом году он нам очень помог. Помните дело по самоубийству Веры Топилиной? Из министерства?

– Ну конечно, – подтвердил Цветков и добавил, обращаясь к Виталию: – Словом, давай обсуди этот вопрос с Албаняном. Он этот контингент лучше знает. Как, не возражаешь, Виктор Анатольевич?

– Наоборот, приветствую, – улыбнулся Исаев.

На том и порешили.

А среди дня Виталий встретился с Эдиком Албаняном. Это было далеко не лёгким делом, учитывая динамичную и неугомонную натуру Эдика, которого обычно искало пол-Москвы, и, как правило, безрезультатно.

Эдик примчался к нему запыхавшийся, возбуждённый и устало повалился на диван.

– Замотался, – отдуваясь, сообщил он и вытер со лба пот. – И ещё эта дикая жара. В Ереване такой не бывает, честное слово. Верблюд не выдержит.

Он вскочил, подбежал к тумбочке, где стоял графин с водой, налил себе полный стакан и одним духом осушил его. Потом снова в изнеможении кинулся на диван, ещё раз вытер мокрым платком пот со лба и шеи, затем закурил и после этого, успокоившись, предложил Виталию:

– Ну, излагай, зачем я тебе понадобился? Ты же так просто на коктейль не позовёшь, знаю я тебя, жлоба! Так что докладывай, не стесняйся.

– Я тебя не только на коктейль, я тебя на чашку чая и то никогда больше не приглашу. Молчал бы уж, – со зверским видом ответил Виталий. – Ты ко мне на свадьбу пришёл?

– Дорогой! – воскликнул Эдик. – Ты же знаешь! Я шёл! Я даже мчался! С подарком! Я ведь тебе его потом вручил, и ты принял, помнишь или нет?

– Да. Чтобы тебя не обидеть.

– Врёшь! Ты меня простил! Ты меня понял! Этот тип был в бегах полгода. Мы же с ног сбились. И вдруг… Мог я его не задержать? Ты бы мог, скажи честно, дорогой? Чёрта с два! Ты бы не только на свадьбу друга, ты бы на собственную не явился, что я, тебя не знаю, думаешь?

– Ну ладно, – махнул рукой Виталий. – Это я только в ответ на твой упрёк насчёт коктейля. А в целом претензий нет. Ну, теперь слушай.

Виталий во всех подробностях изложил Эдику возникшую ситуацию.

– Ты понимаешь? – заключил он. – Нам надо получить от него всё, что возможно, по этому убийству. Сам-то он, конечно, не замешан, но кое-что подсказать, я уверен, может. Особенно если его в этом заинтересовать. Но как это сделать, вот в чём вопрос.

– Гм… – глубокомысленно произнёс Эдик, глядя в потолок и посасывая сигарету. – Не знаю, дорогой, что тут главнее: убийство или… Понимаешь, вся эта компания мне что-то очень уж не нравится. Устроить такую комбинацию с телефоном – это не всякий додумается, уверяю тебя. У меня, например, в практике это первый случай, клянусь. Поэтому что тут главнее…

– Главнее всего человеческая жизнь, – покачал головой Виталий. – И потому страшнее убийства ничего нет. Это, если хочешь знать, аксиома.

– Не скажи! – многозначительно заметил Эдик. – Хищения в особо крупных размерах, как и некоторые другие опасные экономические преступления, тоже, как тебе известно, предусматривают смертную казнь.

– Дело не в смертной казни, – резко возразил Виталий. – Это вообще не лучший способ наказания. И устрашения тоже.

– Ничего большего человечество для устрашения не придумало, – возразил Эдик и добавил: – Если не считать пыток. А кого нельзя убедить, того надо устрашить.

– Величайшее заблуждение! На жестокость нельзя отвечать жестокостью, как ты не понимаешь! Наоборот! Надо из поколения в поколение воспитывать людей в представлении, что человеческая жизнь неприкосновенна. Природа дала, природа и может взять. Я думаю, что это самый верный путь воспитания нравственности.

– Но если жуткий преступник, садист, убийца? Ты же видел таких! – с негодованием воскликнул Эдик. – Их тоже прикажешь жалеть?

– Это не жалость. Это… ну, если хочешь, забота. О всех других людях, об их нравственном здоровье. А для тех, кого ты назвал, для таких вот нечеловеков, я ввёл бы пожизненное заключение. Как у врачей, ты знаешь? Даже смертельно больного они не вправе лишить жизни, даже спасая при этом от лишних страданий. Почему, ты думаешь?

– Совсем другая материя, дорогой! Дать такое право – могут быть ошибки.

– Но если на то пошло, то и со смертной казнью могут быть ошибки. Разве не бывает судебных ошибок? И ещё ошибка в том смысле, что кто-то из казнённых вдруг когда-нибудь смог бы исправиться! Но дело не только в этом. Запрет убивать даже, казалось бы, обречённых больных толкает врача на борьбу за эту жизнь до последней минуты, а главное, воспитывает в нём чувство неприкосновенности, святости человеческой жизни.

– Вай, как говорит! – схватился за голову Эдик, но тут же с ожесточением отрезал: – Ты забываешь только, дорогой, что умирающий больной уносит лишь свою жизнь, а закоренелый убийца уносит чужие и опасен для всех.

– Потому-то больной лежит в больнице, а убийца сидит в тюрьме.

– Да, чувствуется, дорогой, что ты из семьи врачей.

– Это упрёк?

– Нет! Что ты! Это… Как тебе сказать, дорогой… Это восхищение, вот что. И в принципе, теоретически, ты, наверное, прав насчёт человеческой жизни. Но ты спустись на землю. Время-то какое? А суровое время требует и суровых решений.

– Но мудрых.

– Конечно. Но можно ли сейчас думать на сто лет вперёд о нравственности?

– Надо. Вот отец мне как-то процитировал Гернета. Выдающийся психолог и криминолог. Так ведь?

– Не спорю. И советское время прихватил.

– Ну, тем более, – улыбнулся Виталий. – Так вот этот самый Гернет писал, что воспитание ребёнка начинается за сто лет до его рождения. Вот почему сейчас надо думать на сто лет вперёд. Вот почему это мудро.

– М-да. Хорошо иметь такого образованного папу, – усмехнулся Эдик и предложил, взглянув на часы. – Но давай вернёмся к нашим баранам.

– Скорее, волкам.

– Ну, у нас среди клиентов всякой твари по паре. Баранов тоже хватает, не сомневайся.

– Бараны такую комбинацию с телефоном не придумали бы, ты сам отметил. Так что на баранов тут не рассчитывай, – погрозил пальцем Виталий и повторил вопрос: – Что же можно придумать, Эдик, а? Как подобраться к этому Владимиру Сергеевичу, не вызвав никаких подозрений и опасений? Как заставить рассказать то, что ему известно? Понимаешь, адрес, записанный якобы у Николая…

– Нет-нет! – перебил его Эдик и замахал рукой. – Отпадает, вы правы, дорогой. И записанный телефон тоже… – Он неожиданно умолк на полуслове, потом щёлкнул пальцами и лукаво посмотрел на Виталия: – А знаешь, пожалуй, телефон – это идея. Момент! Ай как интересно! Давай соображать, дорогой. Значит, ты у кого, говоришь, получил его телефон?

– Чей?

– Ну этого самого Владимира Сергеевича.

– А-а. Мне его выдали Борис Иванович Губин с супругой Евдокией Петровной. Выжиги. За копейку удушатся.

– Вот-вот! – Эдик привскочил на своём диване и азартно ткнул пальцем в сторону Виталия. – Это в данный момент самая ценная их черта. Ах как здорово! Расскажи подробнее – что ты знаешь об этой паре?

Виталий добросовестно передал Эдику все известные ему факты из нехитрой и подлой жизни Губина.

– И ты думаешь, что его используют втёмную?

– Уверен. Уж больно глуп.

– Ну и ты его так используй. Понял меня? Вот и подберёшься к этому Вове, и узнаешь его, это точно. А что он расскажет, будет видно.

– Ха! Вот это мысль! – обрадовался Виталий. – Ну, милый друг, с меня причитается.

– Ещё бы! – самодовольно заявил Эдик, развалившись на диване. – Когда профессора приглашают на консультацию…

– Кстати, – перебил его Виталий, – я ведь обещал Борису Ивановичу с телефончиком-то помочь.

– Это как же? – Эдик удивлённо склонил голову набок и прищурился.

– Очень просто, профессор, – засмеялся Виталий, радуясь, что вспомнил такую немаловажную деталь. – Пожалел, понимаешь, старичков. В душу они мне вошли. С какой стати, в самом деле, им-то, бедным, за чужие дела расплачиваться?

– Бедным!.. – насмешливо фыркнул Эдик и заключил: – Но идея плодотворная, согласен.

– А раз согласен, то теперь давай её помнём. – Виталий взглянул на часы. – Время у нас ещё есть. Давай.

Он от удовольствия даже потёр руки.

«Мять» пришлось недолго, идея действительно была плодотворной и сулила успех. Надо было только рассчитать, на каких фактах следует сделать ударение, какие вообще опустить, а какие оставить про запас.

В душной, накуренной комнате, несмотря на распахнутое окно, плавали под потолком белёсые слои дыма, не ощущалось даже самого лёгкого дуновения воздуха.

Эдик наконец поднялся с дивана и потянулся:

– Всё, дорогой. Счастливо тебе.

– Будет исполнено в лучшем виде, – заверил его Виталий. – Завтра я тебе доложу. Тронулись.

Они вместе вышли на улицу и там простились.

День клонился к вечеру. Безоблачно-голубое небо, став пепельно-золотым на западе, постепенно превращалось в густо-синее на востоке. Жара не спадала, душная, тягостная. На улице было труднее дышать, чем в комнате.

К Губиным Виталий приехал, когда уже лёгкие, как дымок, сумерки опустились на город. В большом зелёном дворе с заметно пожухлыми деревьями и кустарником чувствовалась предвечерняя свежесть. Разгорячённое лицо ощущало даже еле заметное движение воздуха.

Во дворе за столом «для культурно-массовой работы» гомонили не очень трезвые мужские голоса. Вслушиваясь в бессвязные и азартные выкрики, долетавшие из-за кустов, Виталий пришёл к выводу, что Бориса Ивановича там на этот раз почему-то нет, и даже забеспокоился, направляясь к знакомому подъезду.

В дверь пришлось позвонить трижды, прежде чем Виталий услышал наконец знакомый тяжёлый перестук палки и протеза. Дверь открыл сам Борис Иванович, абсолютно трезвый и чем-то, видимо, не на шутку встревоженный.

Увидев Виталия, он обрадованно стукнул палкой по дверному косяку и на всю площадку рявкнул:

– Вот он, туды-сюды!.. А она!.. А я ей, туды-сюды, говорю!.. Эх, дура баба!.. Ну вот!..

Виталий поспешил войти и прикрыть за собой дверь.

– Я к вам по делу, Борис Иванович, – сказал он серьёзно.

– Ну чего там… Ясно, туды-сюды!.. А она всё!.. – продолжал бессвязно выкрикивать старик, поминутно вытирая мокрый рот тыльной стороной руки.

Из кухни неслышно появилась старуха, и Виталию даже показалось, что вначале высунулась в переднюю только её вытянутая рыбья голова с тонким носом и белыми, навыкате глазами. Вытирая руки о передник, старуха засуетилась:

– О господи! Вот радость-то! Пришли, значит. Не бросили стариков. Заходите, заходите. Уж так мы рады…

Виталий прошёл в комнату, за ним последовали хозяева. Они были чем-то явно встревожены, хотя одновременно и обрадованы его приходом и как будто чего-то ожидали. Все эти чувства нетрудно было уловить на их лицах.

Когда все трое расселись вокруг стола, Виталий сказал:

– Так вот насчёт телефона, граждане. Дело в том…

– Не-не!.. Не позволю, туды-сюды!.. Я знаешь куда пойду?.. Да я если что… – перебив его, злобно и бестолково забормотал старик.

– Погоди ты! – сердито прикрикнула на него жена. – Дай человеку сказать, ирод!

И старик послушно умолк, опираясь на палку и обиженно оттопырив нижнюю губу.

– Так вот, – как можно доброжелательнее продолжал Виталий, словно и не заметив злобных стариковских выкриков. – Люди вы пожилые, живёте скромно, и, ясное дело, любой вас может обидеть, обмануть, у кого совести нет.

– Я дам!.. Я дам, туды-сюды!.. – снова вмешался старик, брызжа слюной. – Да я им!..

– Цыц ты! – грозно оборвала его жена и уже совсем другим тоном, жалобно и покорно, сказала, обращаясь к Виталию: – Ваша правда. Ваша. Ну форменно: кто хочет, обидит. Это он с виду такой, – кивнула она на старика. – А по себе котёнок, сущий котёнок, ей-богу.

– Вот-вот, и я так думаю, – весело подтвердил Виталий, чувствуя, однако, что этой весёлости хватит ему ненадолго, и продолжал: – Я за вас вступлюсь, граждане. Вот так я решил, понимаете. Я не позволю, чтобы ни за что ни про что вас вдруг под суд или там штраф рублей, думаю, в сто, не меньше.

– Сто?! – ахнула старуха, всплеснув руками.

– Да я!.. – привскочил с места Губин, и лицо его налилось бурой краской. – Да они, туды-сюды… увидят!.. Да я их!.. – Он поднял палку, словно собираясь ударить кого-то.

– Ничего такого не надо, – поспешно остановил его Виталий. – Без крика, без скандала. А то хуже будет. Если желаете, я берусь сам всё уладить. Как специалист. Желаете?

– Ой, да ради Христа! – запричитала старуха. – Уж пожалейте двух убогих. Бог наградит, бог!.. Всё он видит…

– Тогда договорились, – энергично заключил Виталий, не давая старику начать что-то горячее и бестолковое. – Я так Владимиру Сергеевичу и скажу, что вы попросили меня всё насчёт платы за телефон у него выяснить. Вы же мне для этого и его номер телефона дали, так ведь?

– Истинно так! Истинно! Христом-богом просим, – подвывая, закивала головой старуха. – Уж заступись, родимый! Не бросай двух стариков. Нет у нас заступников больше. Вот взял человек и обманул нас. Истинно обманул!

– А Николай-то у него дома был? – как бы между прочим осведомился Виталий.

– Был, милый, был. Сам говорил. Они из магазина поехали, обедали там. Сытый он вернулся, – торопливо, но обстоятельно принялась излагать старуха, словно это должно было пригодиться Виталию в его хлопотах за них.

А Виталий, решив развить успех, поспешно задал новый вопрос, ещё более неосторожный:

– Что ж он всё-таки привёз-то, Николай?

– Не ведаем, милый, – извиняющимся тоном ответила старуха, но в белых глазах её мелькнул испуг. – Не касаемо это нас.

«Стоп! – торопливо скомандовал сам себе Виталий. – Не зарываться только». И вслух сказал как будто даже удовлетворённо:

– Ну и ладно. К телефону это не относится. – И всё же осторожно спросил: – Как думаете, насчёт Николая-то он знает, Владимир Сергеевич, что случилось?

– А то! – кивнула старуха. – Упредили мы его. К нему, чай, приехал парень. Уж он разохался! Ну прямо чуть не плакал, ей-богу. В самый телефон.

Больше Виталий задавать вопросов не решился. Он и так в тот вечер узнал больше, чем рассчитывал. И намеченный план выполнил.

Назавтра его ждал визит куда более трудный и ответственный.

Софья Георгиевна разливала кофе уже в три чашечки. Оживлённый, со скрытым кокетством и туманными намёками, остроумный разговор журчал и переливался за уютным столиком.

Молодой человек всё больше нравился обеим дамам. «Ах, какой муж для Лизы! – умилённо думала Софья Георгиевна. – А впрочем… Я и сама ещё могу волновать…» Дальше мысли её путались в какой-то розовой дымке, и не было времени в них разбираться. Больше всего Софье Георгиевне хотелось сейчас выяснить два обстоятельства: кто такой этот молодой человек и какое у него дело к Владимиру Сергеевичу. Впрочем, с первым вопросом особых затруднений не возникло, и ни к каким ухищрениям прибегать не пришлась. Гость не делал из этого секрета.

– Тружусь на телефонном узле в качестве техника, – охотно сообщил Виталий и скромно добавил: – Мечта, правда, у меня была другая – гуманитарный факультет кончить. Но этим сейчас не прокормишься. А я, – он тонко усмехнулся, – каюсь, люблю поесть.

– Ах, это так понятно! – подхватила Софья Георгиевна. – Это так естественно! В наше время духовная сфера способна доставлять лишь эстетическое наслаждение и то лишь для возвышенных, тонких натур. Литература, например, живопись, музыка – я всё это обожаю. Я не пропускаю ни одного вернисажа. – Последнее слово она произнесла протяжно и чуть в нос и была очень довольна почтительной реакцией гостя.

– Да-да, – томно поддержала её Зоя Васильевна, допивая свою чашечку. – Сегодня молодые художники такие ищущие.

– Но мужчина, – решительно объявила Софья Георгиевна, – должен действовать в сфере материальных ценностей. Истинный мужчина, конечно.

– О да! – Виталий многозначительно улыбнулся. – Пищу духовную добыть нетрудно, а вот хорошие вещи приходится добывать с боем.

– Представляете, как это тяжело одинокой женщине? – вздохнула Зоя Васильевна. – Некоторые это не хотят понимать. – И она бросила взгляд в сторону Софьи Георгиевны.

– Но что может дать деловому человеку ваша область? – с любопытством спросила Софья Георгиевна, делая вид, что не заметила брошенного в её адрес упрёка.

– Моя область? – усмехнулся Виталий. – Это смотря как подойти и как взяться, уверяю вас.

– Ну если взяться трезво, – игриво улыбнулась в ответ Софья Георгиевна. – Я воспитана в трезвости.

– О, это скучно. И даже опасно. – Виталий рассмеялся. – Кто вас так воспитал? Владимир Сергеевич?

– Это выдающийся человек, – поспешно вставила Зоя Васильевна, решив как-то сгладить недавнюю свою вспышку, которая ничего, кроме вреда, принести ей не могла.

– Я в этом тоже убеждён, – немедленно согласился Виталий. – Конечно, в своей области. Впрочем, универсальные гении принадлежат прошлому, вроде Ломоносова или Вольтера.

– Ах, это уж слишком! – воскликнула довольная Софья Георгиевна. – Такие имена! Но Вова действительно… Ему в институте пророчили большую будущность.

– Это он тебе сам говорил? – со скрытым ехидством спросила, не утерпев, Зоя Васильевна.

И Виталий мысленно поблагодарил её за такой своевременный вопрос.

– Почему же сам? – с лёгкой обидой возразила Софья Георгиевна. – Ты же знаешь, как он скромен. Все говорили. Представляешь, чего бы Вова достиг, если такой тупица, как Миша Пивоваров, стал директором? Это его товарищ по институту, – добавила она, обращаясь к Виталию.

– Это директор семнадцатой фабрики? – с невинным видом спросил Виталий.

– Нет, что вы! Миша не в Москве, он в… – И Софья Георгиевна назвала город, где совсем недавно побывал Владимир Сергеевич, а вслед за ним и сам Виталий.