Текст книги "Мама знает лучше (СИ)"
Автор книги: Ария Тес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
– Скажи, ты подписала бы бумаги? – спрашиваю, ласково проведя по ее волосам, – Только честно.
– Ни за что. Не знаю, чтобы я делала, если б ты не появилась, но…не подписала бы ни за что. Ни за что!
– Я так и знала. Вот видишь? Разве это ничего не значит? Пошли. Нам пора ехать.
Мы выходим из дома, стараясь не смотреть на уродливое пятно на полу. Линка по-быстрому закрывает замок, а до машины идет, не поднимая головы. Чтобы не видеть. Ни цветов, ни садика своего, теплиц, ничего. Так проще. И я это знаю.
Когда я гружу в машину две легонькие сумки, она уже залезает внутрь, а я…мне почему-то хочется окинуть взглядом деревню. При свете дня все осталось почти таким же, и это почти ностальгия. Без горького привкуса. Всего на мгновение, но я вижу теплоту в дороге, заборах и домах.
Потом смотрю на наш с бабушкой дом.
Я тебя никогда не забывала, правда. И я бы, возможно, хотела снова здесь поселиться, но это для меня слишком. Прости.
«Они приходили за информацией, но отсосали. Я ее спрятал. В самом надежном месте спрятал флешку…»
Слова Сэма проносятся передо мной горящей красной строкой. Я на мгновение замираю, вглядываясь в темные окна бабушкиного дома, который…который будто манит меня. Приглашает. Шепчет.
Давай, малыш. Иди сюда. Ты же знаешь…уже знаешь…уже поняла.
Не уверена я в вибрациях, конечно, но…вдруг? Чем черт не шутит?
– Лин, не против, если я сбегаю до нашего дома? – спрашиваю, наклонившись к своему окну, – Хочу забрать кое-какие вещи бабушки. На память.
– Конечно, нет.
– Супер. Посидишь?
– Хорошо.
Киваю и медленно разгибаюсь, нахмурив брови.
Иду.
По хорошо знакомому маршруту, и, кажется, наперегонки с призраками прошлого – иду. Медленно пробираясь через бурьян, потом открываю дверь. Захожу. Десять шагов вперед, потом направо, на лестницу до второго этажа. Там еще три шага, первая дверь. Толкаю ее. Меня встречает бедный, но вполне себе уютный интерьер. Небольшой диванчик в углу, стол у окна, полка с книгами. Здесь когда-то жил Сэм. В тот период, когда его родители бухали сильно, и я помню…помню, как мы переговаривались с ним через розетку. А еще я помню его слова одной, особенно темной ночью:
– Это самое безопасное место, Аури.
Меня обдает токовый разряд. Я перевожу взгляд на книжную полку и вижу, что его любимый сборник Агаты Кристи сдвинут. А еще на пыли отпечатки. Новые. Большие. Взрослые.
Выдыхаю резко, изнутри начинает трясти.
Я подхожу медленно, как будто во сне, а когда беру книгу, то из ее корешка сразу выпадает флешка. Именно до размеров одной флешки у меня и сужается весь мир.
Нашла.
Я нашла информацию…
«Знакомый до мурашек»
Аури; две недели спустя
Я очень хорошо знаю этот подъезд. Хорошо знаю стальные двери темного цвета, подъезд с плиткой под светлый мрамор, высокими сводами и будкой консьержа. Отлично помню, как с утра спускалась и проверяла один из этих почтовых ящиков, которые ровным рядом черно-белых прямоугольников висят на белых стенах. Я даже не забыла, что до лифта от двери двадцать пять шагов, и, конечно же, я отлично помню, где там расположена кнопка нужного мне этажа.
Каково это – нажимать ее и чувствовать под подушечкой пальца выпуклый кружок с пятью отметками на краях, я помню еще лучше.
Вот так.
Я ничего не забыла.
Очень хотелось бы заявить обратное, но, увы и ах, некоторые вещи из своей памяти так просто не вычеркнешь.
Ухмыляюсь. Бросаю взгляд на свое отражение, поправляю волосы, потом поднимаю полупустую бутылку вина, делаю глоток и морщусь. Неприятно. Возможно, кто-то скажет, что я веду себя, как идиотка. Возможно, это так и есть. Но мне плевать, честно.
Вываливаюсь из лифта, пошатываясь, подхожу к первой двери, преодолев ее, иду до второй. До нужной. Очень-очень нужной. Я ее одновременно ненавижу и жажду. И то, что будет дальше – тоже.
Звонюсь.
Сама встаю напротив, упираю руки в колени и тяжело дышу. Шатаюсь. Жмурюсь. Ярко здесь светят лампы, слишком ярко. Черт.
Через мгновение слышу шаги, немного напрягаюсь, но потом сразу же расслабляюсь.
Он не спрашивает: кто?
Он знает, что я приду.
А я знаю, что он будет один.
Можно было бы предположить, что нет. Это вполне допустимо в нашей ситуации, но я знаю. Не-а. Он будет один. Сто процентов.
Наконец, замок проворачивается пару раз, и дверь открывается настежь, а я медленно поднимаю глаза и усмехаюсь.
Стоит.
В спортивных штанах. И все.
На Леше больше нет никакой одежды, разве что взгляд хмурый. Ну и что? Чего уставился?
Ухмыляюсь криво, отталкиваюсь от стены, не забывая о своей бутылочке, а потом прохожу внутрь. Он тоже ничего не говорит. Молча закрывает за мной, погружая нас в темноту его квартиры.
Нашей когда-то, но нет – все-таки его.
Я не осматриваюсь по сторонам: это глупо. Очень-очень глупо притворяться, будто я забыла что-то, раз так детально помню подъезд и путь до него. К чему эта игра? Показаться гордой? Не то кино, не то пальто. По крайней мере, не сейчас. Хмыкаю, разуваюсь и прохожу в гостиную, откуда виден весь наш город.
Помню, как я впервые оказалась тут. Как дыхание захватило, как мурашки побежали по телу, стоило Леше оказаться за моей спиной. А когда он обнял меня…
Черт.
Знаете? Тогда мне казалось, что нет ничего на свете более правильного, чем это. Думаю ли я так сейчас? Да, но только из-за Света. Мы с ним, как показала практика, это полная катастрофа.
– Ну и? – говорю тихо, когда ощущаю его взгляд, направленный мне между лопаток.
Конечно, уже не такой, как прежде. Он больше похож на острый кинжал, да и атмосфера вокруг не горит больше, а душит.
Катастрофа…говорю же.
Хмыкаю и делаю небольшой глоток вина.
– Чего ты хочешь, Алексей?
– Я хочу знать, что за ребенок был с тобой две недели назад, и почему он называл тебя мамой.
Бам!
Прикрываю глаза и тихо выдыхаю.
Вот так…
Две недели назад
Мы с Алиной приезжаем к больнице быстро, но стоит нам заехать на парковку, как обе тут же застываем.
Я открываю рот. Она, спорю на что угодно, тоже.
Ох-ре-не-ть.
Все огорожено. Перед больницей убрали все машины, чтобы…было куда посадить настоящий вертолет! Вы представляете?! ВЕР-ТО-ЛЕТ!
Это, конечно, выглядит совсем как сон. Я настолько залипаю, что чуть не врезаюсь в небольшой столбик, но Линка вовремя кричит:
– Аури! Аккуратно!
Резко торможу в миллиметре от нового бампера, потом перевожу на нее взгляд. Пару раз шокировано моргаю и шепчу:
– Ты тоже его видишь?
– Ну…да.
– Охренеть…
– Это точно.
Огромная махина стоит прямо перед входом. Лопасти активно вращаются, так что поднимают ветер. Какие-то люди ходят вокруг в больших наушниках и оранжевых жилетах, а потом вижу, как из больницы выбегает целая команда врачей. Они катят Сэма, окутанного в провода, а рядом быстро идет Григорий. Он о чем-то переговаривается с, насколько я поняла, тем самым другом, а потом резко смотрит на меня.
Ну, не на меня конкретно, а на машину.
Это длится секунду, после которой он снова смотрит на мужчину, кивает ему и быстрым шагом направляется к нам.
– Нам надо выйти?
Без понятия, честно. Я никогда раньше не видела, как перевозят тяжело больных людей, и для меня все это тоже в новинку. Для Григория – нет. Он абсолютно спокоен, разве что взвинчен немного и немного зол. Конечно, после стычки с Антониной Суковой я тоже была бы злой, но…
В памяти снова возникает ее странная реакция. И взгляд. Очень-очень странный взгляд, о чем я, к сожалению, не успеваю подумать. Придется отложить на потом.
Григорий наклоняется к моему стеклу и пару раз стучит, а когда я открываю, он говорит Линке.
– Ты можешь поехать с Ником и Аури или полететь с братом. В последнем нет необходимости, он сразу поедет на еще одну операцию, так что в принципе…
– Я полечу с братом.
– Хорошо, тогда пошли.
Григорий дарит мне легкую улыбку, но я не успеваю ничего спросить. Он разгибается и отходит от машины, а Линка выскакивает следом, бросив короткое:
– Спасибо.
Я еще недолго наблюдаю, как моего лучшего друга детства грузят в вертолет, как за ним залезает Линка. Она напугана, бросает на меня взгляд через плечо, и я слегка киваю ей.
Давай, ты сильная.
Надеюсь, она прочитала эти слова поддержки в моих глазах, а может, просто взяла себя в руки, но вижу, как Линка подбирается, несмело улыбается другу Григория и принимает из его рук наушники.
Ну, что ж. Теперь дело за малым.
Я вылезаю из машины, заметив маму со Светиком и Ником в стороне, иду к ним. Сын вовсю крутится, чтобы разглядеть самолетик, про который говорит неустанно, тыкая пальчиком прямо в кабину.
Улыбаюсь.
Для него это все – веселое приключение, и я рада. Рада, что он не понимает, как серьезно обстоят дела. Все-таки хорошо, что он еще малыш…
– А там…вон как! Вжух-вжух-вжух! Мамуля!
Звонко засмеявшись, Светик выкручивается на руках у мамы и тянет ко мне ручки. Я его сразу перехватываю, улыбаюсь сильнее и прижимаю к себе тесно-тесно.
– Мама! Погоди! Там же самолетик!
Ребенок хохочет в моих руках, извивается, ловко уворачиваясь от щекотки, а я киваю.
– Да, родной. Самолетик.
– Бабушка Эмма сказала, что он лечебный. Потому что с крестиком. Вон, смотри!
Перевожу взгляд на кабину, которая медленно поднимается над городом, и сердце мое замирает. Я очень хочу верить, что все пройдет хорошо, но внутри долбит противное «а если…». Стоп! История не терпит сослагательного наклонения, Аури. Не надо. Не накручивай себя раньше времени: Сэм справится. Он сильный.
– Доченька, – шепчет мама, мягко обняв меня за плечи, будто читает все мои мысли, – Все будет хорошо.
Бросаю на нее взгляд и слегка киваю, а она ласково проводит по моей щеке и добавляет.
– Мне очень жаль, что так произошло, но я тобой горжусь. Гриша рассказал, что ты притащила Сэма в больницу буквально на себе!
Коротко смотрю на Ника, который все это время не отводит от меня восторженных глаз. Господи! Только этого мне не хватало.
Тушуюсь, отворачиваюсь, краснею, как дурочка, а потом решаю резко сменить тему, когда концентрируюсь на Григории.
Он все еще стоит ближе к больнице и смотрит в небо.
– Мам, а можно вопрос? – начинаю аккуратно, она, конечно же, кивает, – А Григорий…он…знает Антонину Алексеевну?
Светик резко выкручивается, перетягивая на себя все внимание, но я успеваю вырвать это – взгляд напуганных маминых глаз. Будто я спросила что-то не то.
Хмурюсь. Ставлю сына на землю, и он тут же срывается в сторону с криками:
– Деда! Деда! Самолетик улетел!
Пристально смотрю ему вслед, но как только Григорий подхватывает ребенка, тут же успокаиваюсь и резко перевожу взгляд на маму.
– Мам?
Она кусает губы. Странно кусает, будто хочет что-то сказать! Но не решается. Вместо этого смотрит на Никиту.
– Что за переглядки?! – моментально выхожу из себя и хмурюсь сильнее, – Что происходит?!
– Скажи ей, Эмма, – тихо отвечает Ник, потом отрывается от своего места и идет к отцу со словами, – Я вас оставлю.
Так. Мне совсем не нравится то, куда идет эта ситуация.
Смотрю на маму жестко. Чувствую, что она что-то скрывает от меня! И если раньше такие вот импульсы можно было списать на мои нервы и боль от предстательства любимого мужа, то теперь…уже не получается.
Здесь явно что-то есть. Скрытое от меня. Но что? Господи! Что?! Что…
– Да, они знакомы, – наконец, мама выдыхает.
Ага. Интересно.
– И как они познакомились?
Я спрашиваю аккуратно, но у меня почему-то сердце начинает бешено биться в груди. Волнуюсь. Сама не понимаю почему, но я дико волнуюсь и…
– Мама, господи, да не молчи ты!
– Ее бывший муж – старый друг Григория!
Что?...
Судя по всему, мое смятение отражается на лице, поэтому мама вздыхает и делает на меня шаг, а потом тихо объясняет.
– Они служили вместе когда-то, общались иногда, ну и…вот. Знают друг друга.
– Почему ты не сказала сразу?
– Аури, – мама вздыхает и аккуратно убирает мои волосы за спину, – Когда мне было говорить? Ты приехала почти убитая, а потом все так закрутилось…Я вообще предпочла бы, чтобы ты не узнала никогда, но…
– Маму-у-у-у-уля!
Светик истошно кричит, и я реагирую моментально. Оборачиваюсь, а он, как обезьянка виснет на Григории, который смотрит на меня…слишком пристально. Будто готов вот-вот сорваться и начать что-то объяснять.
Надо ли оно? Я не думаю. В конце концов, наверно, правильно, что они не сказали. Я тогда реагировала слишком остро на все, что связано с бывшей свекровью и мужем. А так…какой смысл мне переживать? Ну, были они знакомы с ее...Стоп, муж…это значит…отец Леши? Я на мгновение хмурюсь, бросаю взгляд на маму, но потом стучу себе по рукам.
Я не хочу об этом думать. Какая мне разница до жизни бывшего? Пусть разбирается сам.
Улыбаюсь, делаю к ним шаг и снимаю сына с рук отчима.
– А деда обещал, что покатает меня на самолетике! – тараторит сынок, обнимая меня за шею, – Только не на лечебном! На военном! Ву-у-у-у! Большом!
Я глажу его по спинке и киваю Григорию, одними губами говоря:
– Спасибо.
За все. И за то, что он так терпим ко мне, за то, как ласков к моему сыну, и за то, что он организовал ТАКОЕ! ради чужого человека, по сути своей.
Наверно…быть его дочерью – это классно. И возможно, моя жизнь сложилась бы иначе, если бы я была его дочерью. Видя перед глазами такой образец мужчины, ты никогда не посмотришь на кого-то вроде Алексея. Он ведь недотягивает. Он вообще недотягивает до адекватного уровня, а тем более до кого-то, вроде Григория.
– Ладно, – вздыхаю и передаю сына маме, – Давайте рассаживаться, да? Ехать пора. Домой.
Естественно, я не собираюсь вести ребенка в своей машине. Мне надежней, чтобы он был под защитой Григория, даже если садиться за руль я не собираюсь. Не спала, устала, и это вообще не вариант – кидаю ключи Никите. Он понимает без слов и идет в сторону моей малышки, а я смотрю на маму и тихо прошу:
– Он пока поедет к вам, окей? Я очень устала.
– Конечно, малышка. Отдохни сегодня, а завтра вместе съездим к Сэму.
– Да, хорошо.
Смотрю на Светика в детском кресле, обнимаю его и оставляю нежный поцелуй на обоих щечках.
– Малыш, ты сегодня к бабуле и дедуля поедешь, хорошо? Маме нужно поработать.
– Хорошо! Я посажу рябину, а ты приедешь и посмотришь!
– Договорились.
С легким сердцем я разворачиваюсь и иду следом за Никитой, но прежде чем скрыться в салоне своей машины, вдруг торможу.
Потому что чувствую.
Я чувствую этот взгляд, который слишком хорошо помню.
Медленно поворачиваю голову и сразу сталкиваюсь с фигурой в отдалении. Это он. Стоит, сцепив руки на груди, рядом с Давидом, который тоже дырявит меня взглядом. Отвечаю, если бы была возможность, он бы с радостью им меня и убил.
Внутри разливается нехорошее предчувствие, но я не поддаюсь. Не сейчас. Все потом.
Сажусь, и мы медленно выезжаем с больничной парковки, а я закрываю глаза и погружаюсь в дрему.
***
Меня будет звонок. Настойчивая трель рядом бесит, гудит, отдается в голове эхом. Вырубаю звонок, переворачиваюсь на другой бок и смотрю в окно. Я уже дома, сейчас ночь на дворе. Дни выдались тяжелыми, и как только я зашла в квартиру, то сразу увалилась спать. Конечно, пару раз просыпалась. Сначала Никита написал, что забрал Линку и отвез к родителям, потом написала Линка. Сказала, что операция Сэма прошла успешно, и пока он не пришел в себя, но прогнозы очень хорошие. Благодарила…
Я слегка улыбаюсь и прикрываю глаза, надеясь от всего сердца, что мне снова удастся погрузиться в сон. Завтра – большой день. Я еще не смотрела, что есть на флешке, но я это непременно сделаю. А пока…
Мой телефон снова начинает трезвонить, лишая любой возможности заснуть. Хмурюсь, громко цыкаю, а когда смотрю на экран и вижу незнакомый номер, у меня внутри сжимается пружина.
Потому что я знаю, что это он.
Без понятия откуда…но это сто процентов Быков. Проигнорировать? Ответить? Что ему надо, господи?!
– Да?! – рявкаю и сразу покрываюсь мурашками, когда слышу усталый и не совсем трезвый, тихий вздох.
– Взяла все-таки…
В голосе стоит неприятная, кривая усмешка.
Прикрываю глаза, переворачиваюсь на спину и цежу.
– Откуда у тебя мой номер?!
– Вопросы я тебе задавать буду!
– Я вешаю трубку! Проспись! Больной…
– Я видел ребенка! – перебивает меня резко, и я застываю.
Ну, конечно…конечно! Вот в чем дело…
– И что? – выдавливаю из себя, стараясь сохранять хладнокровие, на что Леша снова усмехается криво.
– Думаю, ты прекрасно понимаешь. Он похож на меня.
– Нет.
– Да! Ничего не хочешь…
– Тебя не касается моя жизнь! Все, давай! И не…
– Если ты сейчас кинешь трубку, я приеду в Москву через три часа! – рычит он, – Но я, блядь, получу свои ответы, Аурелия! Я…
– Не надо никуда приезжать!
– Тогда ответь мне, – его голос падает до хриплого шепота, – Аури, скажи мне правду. Хотя бы, сука, раз в жизни! Это…это мой сын, да?
БЛЯДЬ!!!
Я жмурюсь, сердце стучит, по телу пробегает холодок. Совсем не то, чего я хотела! это совсем не то! Не то, что нужно в данной ситуации! А тем более, я не хочу испытывать стыд! Какого черта?! Как он все понял всего за мгновение, как видел Светика?! Почему ему хватило всего секунды сейчас, но когда-то не хватило всех тех лет, что мы провели вместе, чтобы поверить мне! А не в какой-то бред! Господи!…
– Аури? Не молчи. Я...
– Я приеду через две недели, тогда и поговорим.
Сбрасываю и откидываю телефон подальше, делая большой, тяжелый вздох. Тру глаза.
Чтоб тебя…
Надо будет все обдумать. Надо все обдумать…прежде чем ехать обратно.
А я поеду.
Я знаю, что поеду.
Флешка Сэма лежит на моем столе, и когда я смотрю ее, то понимаю: не выдержу. Да и какой смысл оттягивать? Тем более, спать я все равно не смогу. Значит, время начать разбираться во всем, что здесь происходит…
«О слабостях»
Аури
– …Ну? Ты так и будешь молчать?
Голос Леши звучит тихо. А еще хрипло и низко, но меня это только забавляет.
Медленно поворачиваюсь и поднимаю брови.
– Это мой сын. Очевидно, по-моему.
В тот же момент, как слова слетают с языка, Леша шумно выдыхает, а потом резко наклоняется вперед, закрыв руками рот.
Не могу сдержать смешка, на который он реагирует тут же, моментально поднимая на меня глаза.
– Вау, – не скрывая сарказма и яда, подхожу к подоконнику, на котором когда-то любила сидеть, запрыгиваю и снова делаю глоток, – Потрясающая актерская игра. Ты так переживаешь, что у меня почти дрожит сердечко. Веришь?
Ему требуется мгновение, чтобы переварить услышанное. А может быть, еще зачем-то? В принципе, это неважно. Через мгновение Быков подскакивает ко мне и выбивает из рук бутылку. Та с грохотом отлетает до ближайшей стены и разбивается вдребезги, щедро орошая стены.
– Завязывай бухать, блядь!
Хочется повторить снова, но не буду же я, в самом деле, такой предсказуемый, правда? Тем более, заезженной пластинкой. Зачем? Я многое могу сказать. У меня накопилось.
– А ты, прости, кто, чтобы мне запрещать? – бросаю меланхолично, потом смотрю на вино и снова на него, – Кстати, это вино стоит пять тысяч за бутылку. Верни бабки, раз уж…
– Заткнись, Аури, – хрипит он, схватив меня за щеки, – Я серьезно сейчас. Завали. Для своего же блага.
Я его не боюсь вообще. Может быть, когда-то боялась, но уже нет. Во-первых, за моей спиной генерал, который прекрасно знает, куда меня понесло и зачем. Во-вторых, во мне нет ребенка, которого я так отчаянно хотела защитить.
Во мне больше вообще нет ничего светлого. Честно? Мне даже плевать, если он меня ударит. Правда. Я в своем безумии дошла до очень серьезной границы, а потом на нее наплевала и пошла еще дальше!
Машину мести уже не остановишь, если ее разогрели и пустили по накатанной. Тормозов у такой махины нет и не будет. И у меня их тоже нет.
Их правда нет.
Ухмыляюсь.
– Или что? Ударишь меня? Как твой отец бил твою паскуду-мать?
Охо-хо…вот это взрыв. В его глазах отражается симбиоз дикой ярости и ненависти. Это почти бешенство! Но только чуточку больше. А знаете, что я еще вижу? То, на что, в принципе, и рассчитывала.
Он не просто так подошел ко мне и смотрел своими глазищами.
Он не просто так поперся за мной в сад.
А главное. Он не просто так не женился.
Я не дура. Я все прекрасно понимаю.
Все, ясно? Абсолютно, сука, все.
Ты еще. Да, ты все еще. Думаешь, конечно, не на самом деле. Потому что на самом деле ты не умеешь, но об этом я знаю, а тебе необязательно.
– Помнишь, как мы трахались на этом подоконнике? – шепчу тихо, пока он хлестко, тяжело дышит.
Помнишь. Я по глазам вижу, что помнишь.
Слегка приоткрываю рот и касаюсь его ладони языком. Всего чуть-чуть, но Лешу дергает, как будто я снова его током ударила.
Это забавно.
Тихо усмехаюсь и медленно веду по его бедру ногой, а потом толкаю вперед. Вжимаю в себя. Чтобы моментально почувствовать подтверждение: его каменная эрекция упирается в меня, а Леша гулко, тяжело выдыхает.
Я иду дальше.
Поднимаю руку и касаюсь его груди, где сразу чувствую, как сильно, бешено колотится его сердце. Оно отбивает дикий ритм, и я это помню. Оно всегда так стучало, когда я рядом была…
Почему же тогда так? Ну, почему, Леш? Как же ты мог поверить?
Нет, стоп, нельзя! Я слегка трясу головой и прогоняю совершенно дурную сентиментальность. Она больше не имеет никакого значения.
Мне все равно.
Точнее, не так. Я тебя ненавижу, сука, но не люблю.
Я тебя не люблю, и это главный мой плюс, как бы сказал Лепс, и сука, в кои-то веки он оказался прав.
Не отрываюсь от его глаз, веду ладонью по телу дальше. Наслаждаюсь тем, как его слабость начинает завладевать разумом. Интересно, сколько ты знал, что я тебе "изменяю", и делал со мной то же самое? Смотрел вот так, как я на тебя сейчас смотрю. Играл. Ты же не понимаешь, да? И я тогда не понимала. Все это чувства. Точнее, то, что ты выдаешь за свои чувства, потому что это нелюбовь. Так не любят.
Быков отпускает мое лицо, перекладывает руки на бедра и жестко дергает на себя, чтобы быть еще ближе. Думаю, в тебе сейчас идет жесткая борьба: ненависть и нелюбовь. Ведь ты же все еще веришь, я это чувствую. При этом сомневаешься. Я это тоже чувствую и знаю. Если бы все было так складно, околачивал бы мои пороги? Тогда? Три года назад? Ты ведь сомневался, Леша. Но тебе не хватило смелости это признать и разобраться. Проще было свалить все на меня, найти правильную невесту и шагать вперед с ней. А меня можно и на помойку. В утиль, так сказать.
Но сейчас уже неважно.
Ты не можешь это контролировать, мне ли не знать. Еще лучше, чем твой подъезд, я помню, каково это – не контролировать то, что ты чувствуешь, и изводить себя снова и снова.
Тихо усмехаюсь, медленно иду по его коже еще ниже.
– Я тебя ненавижу, мажорчик. Маменькин сынок.
Он громко проглатывает слюну и шепчет низко.
– Я тебя еще больше, подлая предательница.
Резко замираю, дойдя до резинки его спортивных брюк. Кажется, в этот момент даже сердце останавливается. Что сердце? Весь мир! А потом взрывается с новой силой.
Леша резко подается на меня, я на него, и мы врезаемся друг в друга в жестком, диком танце. Потому что это нихрена не поцелуй – это смертельное танго. Я кусаю его, он отвечает мне тем же. Наши зубы бьются и отвратительно постукивают, а дыхание набирает обороты.
Он рычит.
Такое с нами тоже было. В смысле, в постели у нас никогда не было проблем, потому что секс всегда был разным. Под настроение. От этого, наверно, меня шпарит обидой еще больше: как после всего, кем я для него была, он мог поверить?! После всего, что между нами было?! Где было! Если кто-то думает, что это была одна миссионерская поза – пошли вы! Нахер миссионерскую позицию. Каждый раз – феерия, взрыв. Иногда нежность, но всегда переходящая во что-то звериное и дикое!
Тогда как! Какого черта ты поверил?!
Я позволяю себе расслабиться, когда оказываюсь сверху на огромном диване, где у нас тоже было! Миллион раз! Леша рвет мою одежду, пока стаскивает ее, как зверь. Футболка, лифчик – все летит в стороны.
Выгибаю спину, отбрасывая свои огненные волосы назад, когда он хватает мою грудь, грубо сдавливает ее и сразу втягивает в рот сосок.
Как остро.
Меня пронзает насквозь.
Стон. За ним еще один. И еще.
Я вонзаю ногти ему в плечи, Быков шипит, но тут же резко переворачивает меня на спину так быстро, что я даже понять не успеваю. А уже и штаны улетают, а за ними и трусики.
– Не противно? – усмехаюсь, продолжая его провоцировать, – После своей-то охраны? И водителей? И…
– Блядь! Заткнись!
Быков жестко хватает меня за щеки, одним движением стаскивает с себя штаны и резко входит до упора.
Я кричу до боли в связках. И отпускаю тугую пружину внутри себя еще больше, а когда он сгребает меня в охапку, шепчу.
– Надеюсь, что ты чистый? А то вдруг. Ты же явно неравнодушен к шлюхам…
Блефую. Леша – педантичный до мозга костей. А еще дико мнительный и брезгливый. Вряд ли он позволяет себе заниматься сексом без защиты с кем-то, даже со своей Настюшей долбаной.
Это очень и очень маловероятно. Видимо, у меня какой-то карт-бланш, несмотря на мое распутство.
От этой мысли я тихо смеюсь, а Быков жестко толкается в меня и шипит на ухо.
– Клянусь Богом, Аури. Завались, или я тебя убью!
Я смеюсь еще громче, а потом заглядываю ему в глаза и шепчу.
– Нет. Не убьешь. Ты меня любишь. Ты все еще меня любишь, а вот твоя Настюша, похоже, какой бы правильной ни была – в пролете.
Он ничего мне не отвечает. Просто смотрит. Дышит тяжело. Злится. Потом зарывается в волосы носом и ускоряет темп до безумного.
Но мне не больно. Если честно, то мне дико хорошо, и это проблема. В смысле, у меня, само собой, не возникает резких перемен на сердце. Я его ненавижу и буду всегда презирать за все, что он со мной сделал, но…черт! Это же так несправедливо! Когда ты так идеально совпадаешь с кем-то в постели, а у вас не получаются отношения! Или еще хуже: как в нашем случае, между вами ложится целая пропасть из боли, которую даже при хорошем разгоне не перепрыгнешь! И это дерьмо, понимаете? С идеалом очень сложно тягаться. До него почти невозможно допрыгнуть. А жить и перебиваться крохами? Вот что остается.
Это как сначала попробовать самый сладкий десерт, а потом сесть на пожизненную диету с хлебом и солью. И даже если предположить, что однажды ты найдешь еще один десерт, это все равно не то будет. И не так сладко, и не так вкусно, и вообще…В этом проблема идеалов.
Ха! Прикиньте? Дура я, дура. Каждая женщина мечтает встретить идеального мужчину: чтобы и умным был, и хорошо образованным, и красивым, а еще в постели…боже, чтобы кости плавились! Да! Именно так! Заверните, я возьму сразу двоих, но фига тебе с маслом, дорогая. На деле идеал – это тот еще капкан, особенно если он с радостью вырвет твое сердце и перемолотит внутренности.
Такое нельзя забыть.
Вот и я маюсь, но надеюсь. Черт, я очень надеюсь, что однажды я снова встречу мужчину. Он будет хорош собой, образован и подарит мне кучу мощных оргазмов, а пока… пока я распадаюсь на части от того, который мне дает мой самый страшный кошмар. Мой предатель.
Леша пьет его до последней капли, жадно держит меня, когда я пытаюсь оттолкнуть в сторону, входит в меня медленно. Мучает.
Это сводит с ума.
Я выгибаю спину и больше всего на свете хочу его скинуть! Прекратить! Но еще больше всего хочу, чтобы он продолжал.
– Я тебя ненавижу, – шепчу еле слышно, но в ответ слышу возвращенный, мой же смешок.
Леша резко переворачивает меня на живот, подтягивает за бедра и снова входит до упора, а потом накручивает волосы на кулак и тянет на себя.
Выгибаюсь.
Это будто снова я. Та самая малышка-Аури, которая когда-то врезалась в мужчину своей мечты и готова была за ним в ад спуститься.
А я была готова, правда.
Одному Богу известно, как сильно я любила этого мужчину. Все в нем любила! Недостатков как будто бы и не существовало вовсе…но они были. У всех есть недостатки. Может быть, жаль, что я не видела их раньше, потому что тогда мне бы не пришлось выстраивать себя заново. По кирпичикам. И может быть, тогда я не стала бы такой злобной сукой.
Но эта сука сейчас в Москве.
А здесь…я снова другая. Тянусь к нему, всего на мгновение, но я снова прогибаюсь и хочу быть ближе, а сердце в груди так отчаянно стучит и вовсе замирает, когда я слышу тихий шепот.
– Нет, малышка. Не ненавидишь. Любишь. Ты все еще меня любишь, – толчок, от которого я бессовестно стону и жмурюсь, а он добавляет, – Перекрасила мои любимые волосы, сучка. Но знаешь? Ты все еще самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.
Финиш.
***
Я помню, когда мне было лет семь примерно, мама Сэма и Линки пришла к нам поздно вечером. До этого она привела детей, и они мирно спали по своим кроваткам, а я…мне приспичило попить воды. Я тогда заболела сильно, весь день температурила, и вот…впервые встала с постели.
Они сидели на кухне.
Да, я хорошо это помню, потому что почувствовала запах сладковатой бабушкиной настойки. Она ее очень редко доставала, ведь в нашем доме алкоголь был под запретом. Так меня растили. Можно сказать, в отвращении к высокому градусу. А в ту ночь все было иначе.
Я помню, как подкралась к кухне и услышала тихий плач тети Лены. Потом бабушка также тихо вздохнула и прошептала.
– Не реви! Не будь дурой! Будто ты не знаешь. Мужики – слабые. Они чертовски слабые, Лен. Да и головой своей не думают, а вот головкой – за милую душу! Если будешь оплакивать так горько, никакой души тебе не хватит.
– Я все равно не понимаю…он…когда-то он был таким хорошим, а теперь что? Пьет? Теперь еще и женщин водит…теть! Прям на нашей постели, ты представляешь?
– Эх, что ж делается…давно тебе уходить надо было, внучка. Совсем он у тебя обезумел. Плохо все кончится…
– Не могу, люблю его, дурака. А если и захочу, куда мне идти?
– У нас живи!
– Да вы не понимаете, что ли?
– Я? – бабуля горько усмехнулась, – Я и не понимаю? Ты очень сильно заблуждаешься, внучка. Все я понимаю. И не такое проходили, но знаешь что? Мужики любят характерных. И чем гаже характер, тем сильнее забыть и отпустить не могут! Это аксиома.
– Но как же? А скромность? А хозяйственность?
– Да…они-то говорят одно, а на деле вон как получается. Будешь тряпкой половой, так зачем тебя греть в постели? Тобой пол вытирать будут, Лен. До конца дней твоих, если позволишь! Ясно?! Так что, бери себя в руки и уходи! Авось и он одумается. От бутылки отлипнет, да делать что-то начнет! Сколько можно уже…
Я это на всю жизнь запомнила. Честно. Особенно про слабость мужскую. Этим я как раз и пользуюсь, за что мне вообще не стыдно.
Медленно встаю и оборачиваюсь. Пришлось лежать и притворяться долго, но Леша наконец-то уснул, а это значит, что его и танк не разбудит.
Где-то вдалеке пищит мусоросборник.
Утро.
Не надо, а я смотрю. Красивый ты, Быков. Как ангел, но душа твоя чернее ночи. Мне ли не знать. А самое главное не это. Какая любовь у нас была, если ты не знаешь, что я вообще не пью? Разве что очень и очень редко. Или, может быть, ты думал, что ради разговора с тобой я накачаюсь?
