Текст книги "Мама знает лучше (СИ)"
Автор книги: Ария Тес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Отлично.
Беру его, заглядываю внутрь – вода. Нюхаю – точно вода. Супер.
Беру немного на пальчики, обрызгиваю Сему – он тихо стонет.
Я нервно усмехаюсь.
– Давай, давай, принцесса. Приходи в себя.
Сема шумно выдыхает и морщится. Мне не нравится, что он такой бледный, поэтому я хмурюсь, но что делать – не знаю. Ждать?
– Скорую, наверно…
– Никто не приедет… – шепчет он.
Хмурюсь сильнее.
– В смысле?
Сема медленно открывает глаза, и я понимаю: мне не показалось. Он слишком бледный и слишком…слабый.
– Сема… – зову его одними губами. Голос моментально пропадает.
Что-то не так.
Сердце сжимают ледяные тиски, а между лопаток шершавым языком проходится…страх.
Медленно опускаю глаза туда, куда Сема заторможенно тянет руку, и вижу…что его кофта прямо на животе…влажная.
И она влажная не от воды.
Понимание приходит само собой. Будто ее облили киселем, но что-то мне подсказывает – это совсем другое…
Смотрю ему в глаза. Сто процентов сама бледнее мела, а он тихо усмехается.
– Я...тебя дождался...
– Сема? – голос ломает от слез.
– Хорошо, что ты опоздала…
– Я не…
В этот момент из его рта вместе с кашлем вырывается фонтан крови. От зрелища меня парализует самый настоящий, животный ужас.
Я не могу пошевелиться. Кажется, не могу дышать, хотя делаю это очень часто. Мой мир скачет. Мушки забивают глаза, будто я сейчас грохнусь в обморок, но самое ужасное – это запах.
Дико воняет железом.
Я потом пойму, что сразу его почувствовала, поэтому поняла, что дело плохо. Я пойму это, но не сейчас…
Сейчас я смотрю на него во все глаза, а Сема наводит их на меня и шепчет.
– Они…они приходили…кхр…блядь!…
Он громко стонет, трясущейся рукой прижимает мокрое пятно на своем животе. Меня колотит сильнее, но если бы не этот звук и острое осознание, что ему сейчас дико больно, я не знаю, как бы пришла в себя.
Резко подлетаю к нему, задираю кофту.
– Пиздец! – вырывается на панике.
В его боку не одна, а несколько проникающих ран, на которые надо…надо давить, да? Вроде бы надо давить. Я не знаю, правильно ли поступаю, но делаю: придавливаю к ранам одну руку, второй быстро достаю телефон. Напрочь игнорирую тот факт, что мои руки буквально по локоть в крови – это сейчас неважно. Неважно! Я заставляю себя сцепить зубы и действовать, хотя, по правде говоря, крови боюсь просто жуть.
Но это мой лучший друг…поэтому рвотные позывы удается купировать на время.
– Алло! Нам срочно нужна помощь! Помогите! – сбито, нервно ору в трубку, – Срочно! Моего друга ранили в живот!
Оператор говорит что-то еще, но я не могу отвечать: повторяю.
– НАМ НУЖНА ПОМОЩЬ! СРОЧНО! ПОМОГИТЕ, БЛЯДЬ! СРОЧНО!
– Адрес.
Называю.
– Ждите.
Сбрасываю.
Сема тихо смеется.
– Они не приедут, Аури…
– Что ты несешь?! Это скорая!
Тихо кашляет.
– Прости, что…так…
– Сема, твою мать! Все будет хорошо! Ты слышишь?! Будет хорошо!
– Я уже труп, мелкая.
Он снова кашляет, кажется, сильнее бледнеет.
– Никто не приедет.
Звучит снова, я рычу.
– Че ты несешь, мудак?! Не смей! Так! Говорить!
– Это правда. Им дали отмашку не приезжать…
– КТО?!
– Ты знаешь...кто.
Замираю. Сема медленно открывает глаза и улыбается.
– Они приходили за информацией, но отсосали. Я ее спрятал. В самом надежном месте спрятал флешку…
– Какую…
– Я все узнал, Аури. Я все знаю о них…
– Сема…
– Все хорошо. Я же борец с ветряными мельницами, помнишь?
Громко, уродливо всхлипываю. Пальцы скользят по его коже, железом пахнет еще сильнее.
Он очень слабо сжимает мое предплечье и улыбается.
– Прости меня. За то…за все прости…
– Блядь, не смей прощаться!
– Ты должна знать. Я жалел, что тогда так сделал, но…не знал, как это сказать.
– Сема…
– Я люблю тебя.
– Да пошел ты!
Резко отстраняюсь, оглядываюсь, нахожу глазами на вид чистое полотенце, срываюсь и хватаю его. Потом прижимаю к ране, сверху кладу его руку и киваю.
– Они не приедут?! Значит, мы поедем сами! Давай! Вставай, сука! Ты не сдохнешь здесь! Не сдохнешь!
Адреналин с новой сильной наполняет мою кровь, и я почти легко поднимаю Сему на ноги. Потом тяну его к машине. Тяжело, наверно, но я не чувствую.
Я ничего не чувствую, хотя сама больше похожа на оголенный нерв.
Мы доезжаем до больницы за десять минут. Никто не едет нам навстречу – значит, он был прав.
Им дали отмашку.
Сегодня мой лучший друг должен был умереть.
«Бонус на твоем уровне»
Аури
Здесь ужасно воняет.
Резкий запах лекарств, отвратительное освещение холодных ламп, тишина, как в морге.
Здесь по телу идет холод.
Здесь умирает и возрождается надежда. Буквально, сука, каждую секунду!
Здесь – это комната ожидания для родственников, которые отчаянно верят, что с их близкими все будет хорошо.
И я верю. Пытаюсь верить.
Смотрю на свои руки, меня немного трясет. На них уже нет крови, но я все равно ее вижу и чувствую.
Меня только что отпустили. Сотрудники полиции лениво провели опрос, но по их посылу я уже понимаю, что никакого расследования не будет. Дело просто замнут, потому что им тоже дали отмашку.
Я чувствую себя абсолютно беспомощной. Где-то вдалеке жужжит и тихо вибрирует уродская лампа, а я потеряна, напугана и одинока.
Как никогда в жизни.
Тихо дышу, стараясь не бередить внутренности, которые до сих пор не в порядке. Истерично тру пальцы. От них разит дешевым, отвратительно-химозным ароматизатором со вкусом клубники.
Ненавижу клубнику.
Теперь навсегда.
Быстрые шаги по пустому, глухому коридору отвлекают меня от страшных мыслей о Семене. Внутри все снова подбирается. Шаги становятся ближе, и страх лижет меня между лопаток.
Я знаю, кто это.
Мы не виделись столько лет, но я ее чувствую.
Это Алина.
Ей позвонила медсестра по просьбе главного хирурга, потому что не факт, что Сема доживет до утра. Нужен близкий родственник, который в случае чего сможет принять какие-то решения.
Не представляю, что она почувствовала, когда ей это все выдали холодным, я бы даже сказала, сухим тоном.
Такое ощущение, что у этих людей нет абсолютно никакого сочувствия! И все они точат вилы. Все они ждут приказа. Все они готовы броситься и растерзать, как когда-то растерзали и меня.
Я не знаю, как это описать, и, возможно, все дело в моей бурной фантазии, но я это чувствую и ничего не могу с собой поделать. Будто город берет и восстает против тех, кто неугоден их предводителям. Будто они действительно короли. Будто от их милости зависит жизнь каждого, даже второсортной медсестрички без каких-то перспектив и планов.
Очень хотелось спросить: какого черта ты-то себя так ведешь?! Если будешь помягче, то что?! Тебя на кол посадят?! Или твоя жизнь станет полным говном?
Хотя, может быть, и станет. В любом стаде ведь как? Хочешь удержаться, гаси со всеми, или сдохнешь в одиночестве. В своем доме, например, с заточкой под ребрами. Перспектива еще хуже, согласна. На своей шкуре это прочувствовала.
Алина заворачивает за угол, и через мгновение я вижу ее. Говорят иногда, что «ты так изменилась за все эти годы, что я бы тебя не узнала!». Это не про Алину. Она все такая же маленькая, только больше теперь похожа на Сему. У нее кучерявые волосы каштанового цвета и очень большие глаза. Голубые. Как у их мамы.
Я слабо улыбаюсь, когда вижу знакомое лицо. Оно, как спасательный круг в океане дерьма. Но улыбаюсь я рано. Стоит мне подняться на ноги, а ей еще приблизиться, то я вижу…как злость искажает ее милое личико.
И злость эта направлена на меня.
Даже ненависть. Густая, как кисель. И ядовитая, как самая опасная химическая формула.
Не понимаю.
Такая встреча вводит меня в еще больший ступор, поэтому я не успеваю сделать абсолютно ничего. Алина подскакивает ко мне, как дикая кошка, а потом со всего размаха дает звонкую, сильную пощечину.
Аж в голове потряхивает.
Но, знаете? Бодрит.
Я берусь за горящую щеку, медленно перевожу на нее взгляд и вижу, как ее грудная клетка ходит ходуном, а нижняя губа подрагивает. В глазах стоят слезы, страх и паника.
Хмыкаю.
– Я, конечно, тоже рада тебя видеть, но позволь не бить в ответ, окей?
Алина сужает глазки и делает на меня шаг.
– Шутишь?! Хватает наглости?!
Хмурюсь.
– Прости?
– Это твоя вина!
Я теряюсь окончательно. Весь разговор этой идиотки-медсестры и Алины я слышала, поэтому откуда девчонка берет этот бред, совершенно неясно. Нет, я понимаю. Когда тебе преподносят страшные новости, а новость «ваш брат, возможно, умрет утром» – это страшная новость, и в голове твоей мешается абсолютно все! Но не до такой же степени, алло!
– Это не я его пырнула, – оправдываюсь, на что получаю злобную усмешку и кивок.
– Ты не стала бы делать это сама!
– Ты в чем меня обвиняешь, дура?! Я понимаю, что ты боишься и волнуешься, но берега не путай!
– Я говорю правду, Аурелия! Если бы не ты, ничего бы этого не было! – Алина жестко разводит руки в стороны, а у меня кое-что все-таки сходится.
Она обвиняет меня не в том, что я его ранила. И даже не в том, что я его заказала. Алина точно знает, чьих рук это дело, но…что тогда имеет в виду эта истеричка?!
– В каком смысле?!
Сделав на меня последний шаг, становится вплотную и шипит.
– Если бы не ты, он бы не полез во все это дерьмо. Если бы ты, блядь, не пыталась прыгнуть выше головы и не крутила шашни с тем, кто тебе явно не по размерчику, то…ничего бы не было! Это твоя вина. Понятно?! Ты виновата! Он пытался тебя обелить, вытащить из задницы, и рыл-рыл-рыл…нравится?! Теперь ты довольна?!
Я не могу сказать ни одного слова. Онемела. Снова. Но Алине и не надо слышать моего ответа – она хмыкает зло, делает шаг назад и кивает.
– Когда он умрет – это будет на твоей совести, так и знай! Надеюсь, ты сгоришь в аду, сука!
– Давай-ка полегче, Алина! Я его не просила вести никакой войны и…
– Да глаза разуй! – орет она в голос, – Он любит тебя! Сэм влюблен в тебя, твою мать, уже не один год!
Шок. Что?...
– Удивлена?! – усмехается она криво, – Ну, конечно. Ты же не видишь дальше своего носа. Никогда. Чертова эгоистка!
– Я не…
– Не "что"?! Ты никогда не задумывалась, почему он не пришел на твою блядскую свадьбу, а?!
Хлопаю глазами. Нет…что за…бред? Этого быть не может! Я…
– Он бухал, как черт! Конечно. Куда тебе это увидеть, когда рядом принц на белом коне, а впереди маячат Мальдивы! Сука! Ты такая...ты тварь! Это все твоя вина! Лучше бы на его месте ты была! Так всем было бы проще! Убирайся! Вали! Ты уже достаточно сделала!
Меня снова обвиняют голословно. А может быть, на этот раз нет? Все эти годы Сема пытался меня оправдать в глазах общества. Она не говорит, но я знаю своего лучшего друга: он объявил негласную вендетту и вел информационную войну, которая…закончилась вот так трагически.
И все из-за меня.
Он не простил и не забыл. Он мстил. Из-за меня.
Нет сил, чтобы спорить. Я просто срываюсь с места и сбегаю, потому что знаю, что на этот раз…наверно, все-таки я виновата. Логика твердит, что нет. Она буквально в рупор орет, что моей вины здесь кот наплакал! Сема – взрослый мужик! Я не несу ответственности за его поступки, но почему тогда на душе настолько погано?!
Я не могу дышать.
Паника накрывает, и я ускоряюсь, а когда вылетаю на улицу – все становится еще хуже.
Чувствую, как печет легкие. Как горят теми самыми языками пламени остатки моей выдержки. Как все тлеет и порастает плесенью.
Мне плохо.
Меня преследует гарь и запах железа. А еще его слова:
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Прыгаю в машину.
Хочу сбежать подальше от этого здания, где сейчас в любой момент может оборваться жизнь моего лучшего друга. Я хочу сбежать от ситуации, от чувств, от его сестры, которая ненавидит меня всеми фибрами души.
И я еду.
Солнце заливает улицы. Сейчас раннее утро. И тот факт, что ничего не поменялось, меня просто до ручки доводит! Все, как и прежде. Лучи, проспект, город, который начинает потихоньку скидывать с себя морок сна.
Все как и прежде, а он умирает. Он умрет, и ничего не поменяется. При этом изменится абсолютно все. Для тех, кому он был дорог, по крайней мере…
Жмурюсь.
Машина рычит.
Он в меня влюблен. Влюблен? Поэтому у него нет семьи? Девушки? Поэтому он…господи! Я и правда не знала…
Резко торможу. Зад машины виляет, а потом она замирает как вкопанная.
Тяжело дышу. Сжимаю руль до белых пальцев и смотрю перед собой.
Внутри начинает гореть еще больше. Мне больно, страшно, а еще я злюсь, но больше всего мне жаль. Не того, что я не знала, а того…что когда-то я действительно была слишком глупой и поверила в «долго и счастливо» с мужчиной, который явно был не моей масти.
Я не королева. И мне ей никогда не стать, наверно. Да и хочу ли я? Нет, совершенно точно нет. Мне это не нужно и никогда нужно не было.
Наверное, стоило уйти от него еще тогда – это было бы правильно, но тогда не было бы Светика, а такого я себе представить уже не могу.
Это невозможно.
Без моего ребенка меня нет больше, а значит…как бы ни звучало, то все не зря. Хотя бы из-за него – не зря.
Пару раз моргаю и поднимаю глаза. Совпадение или нет, но меня занесло к садам. Точнее, на самую их окраину, где влюбленные когда-то вырезали свои имена на яблонях. И я чувствую, что должна. Это глупо, но мною движет что-то абсолютно иррациональное, когда я лезу в бардачок, достаю оттуда складной нож, который у меня забыл Лев «по чистой случайности» вместе с шокером и перцовкой, потом выхожу из машины и иду вглубь леса. По особой тропинке, которую знает каждый, кто здесь рос.
Иду недолго.
Иду на чистых эмоциях и порывах.
Прости, что не жалею о том, что когда-то вышла замуж и подумала, что это навсегда. Прости, я никогда и не буду жалеть из-за Светика. Но я чувствую, что хотя бы так могу тебе отдать должное.
Я ведь люблю. Очевидно, не так, как ты меня, но сильно. И я хочу, чтобы это сохранилось навсегда.
Не знаю зачем, но так будет правильно. Говорят ведь, что земля чувствует нас. По крайней мере, так всегда думала бабуля. Может быть, земля увидит твое имя и поймет, что тебе пока рано в портал. Ты еще не закончил свой уровень здесь, так что получишь бонус. От нее в виде силы.
Пожалуйста.
***
Я вырезаю его имя на дереве долго. Никогда не думала, что это так сложно, но я делаю. Упорно, с силой, с отчаянием и какой-то огромной…яростью. Не на него, конечно, а на всю эту ужасную ситуацию.
На то, что его ударили ножом.
На огонь, который специально разожгли, чтобы скрыть следы преступления. Я ведь не дура, все уже поняла.
Я злюсь, что мне пришлось вытаскивать его слабого на улицу.
Злюсь на эту слабость.
Что его таким сделали!
Я злюсь до ярких пятен перед глазами на то, что я видела и чувствовала его кровь на своих руках, которая как будто впиталась в мою кожу и пахнет-пахнет-пахнет.
А я злюсь-злюсь-злюсь. Накручиваю себя с каждым поворотом ножа, пока вокруг мирно переливаются птички.
Для меня они насмехаются!
И я злюсь, что нихрена не меняется! Мир не остановился, не потух. Он продолжает жить дальше.
Ненавижу!
Горячие, соленые слезы текут по щекам и разъедают кожу.
Я ненавижу всей душой этот паршивый город, где все так красиво, но только снаружи. Внутри – адский котел, лава, агония.
Я ненавижу это уродливое, королевское стадо, которое хозяева жизни хлещут хлыстом и направляют туда, куда им угодно!
И их. Их я просто презираю! За то, что они размениваются жизнями, как фишками в своей тупой игре в Монополию. Мы все – пешки. Они – решала. Властители. Короли, блядь!
Я их ненавижу!
И больше всего хочу, чтобы каждый из них захлебнулся в собственной желчи. За меня, за Сему, за всех-всех-всех, потому что я не верю, что мы с ним единственные.
Их было много.
Неугодных королям.
И где они теперь? Никто и никогда даже не слышал их имен. И не узнает их имен. Они стерты, потому что так было нужно. Не нам и не им, а Королям.
Справа ломается ветка. Хруст стоит такой, что он моментально оглушает, и я резко поворачиваю голову на звук, чтобы замереть.
Передо мной стоит Алексей.
Собственной, сука, персоной.
А у меня в руках нож. И больше всего на свете я хочу сделать то же самое, что вчера сделали с Семой по его наводке.
Надеюсь, что он – это просто мираж. Черт, я очень на это надеюсь…
«Выход»
Аурелия
Я пару раз моргаю. К сожалению, мое воображение и на этот раз ни при чем: как и когда-то в прошлом, я себе ничего не придумала. Алексей Антонинович стоит передо мной во плоти, так сказать, как и его рука совершенно натурально лежала на чужой заднице когда-то.
Хмыкаю и перевожу взгляд на яблоню, на которой теперь почти есть имя моего лучшего друга, вырезанное мной.
– Можешь вызывать охрану, но я не уйду, пока не закончу.
Алексей возвращает мне мой же хмык и делает шаг вперед.
– То есть, играть в незнакомцев мы больше не будем? Очень жаль. Это было почти интересно.
Почти интересно было бы воткнуть тебе этот нож под ребра, но я до такого не опущусь. Не-а. Убить тебя? Здесь? Ни за что! Я верю в карму, а значит, верю, что тебе когда-нибудь прилетит ответочка с вишенкой, малыш. И это будет гораздо хуже, чем обычная, жалкая смерть, захлебываясь собственной кровью. Нет. Ты захлебнешься своей грязью. Рано или поздно.
Я напрягаюсь. Мне не нравится чувствовать его близко – а десять шагов, которые нас разделяют – это слишком близко! Катастрофически рядом.
Не сокращай расстояние. Я себя сейчас плохо контролирую – держись как можно дальше.
Он моего внутреннего призыва не слышит, конечно же. Я не удивлена. Он не слышал, когда я говорила словами, так что мечтать о ментальной связи – дело пустое.
Еще сразу два шага. Резко замираю.
– Вали отсюда, Быков.
– Столько лет прошло…и это все, что ты мне скажешь?
Тихо цыкаю – продолжаю вырезать букву «м».
– Мы все уже друг другу сказали когда-то.
– Ты быстро сбежала.
Слышу укор в его голосе. Блядь, серьезно?!
– Ну, простите, что не осталась ждать, пока вы со своей конченой семейкой меня добьете.
– Зато на прием к врачу попасть времени тебе хватило.
На этот раз в нем бурлит злость и обида. А это уже смешно. Я прыскаю, потом медленно перевожу на него взгляд и саркастично поднимаю брови.
– А с какого перепуга ты следишь за моими приемами у врача? А? Ты мне кто?
– Снова – здарова?! Я…
Алексей осекается. Расстояния между нами стало еще меньше, но на этот раз я почти прошу его подойти ближе – так мечтаю ухватиться за основание разбить эту мерзкую, холеную рожу. Ну! Давай! Сука, дай мне только повод!
А он стоит.
Говорю же. У нас дисконнект по всем фронтам. Когда я мечтаю об одном, он делает противоположное. Стоит мне захотеть противоположное – делает то, о чем я просила. Либо он тупой гандон, который медленно соображает, либо…хотя нет, ограничимся этим обозначением.
Антонинович – тупой гандон. Точка.
А теперь за дело.
Отвожу взгляд, снова врезаюсь им в кору злосчастного дерева. Отвечать на этот бред не считаю необходимым. Игнор.
– Спрашивать, вырезаешь ли ты мое имя, наверно, глупо?
– У жены своей спроси.
Алексей усмехается.
– Забавно, что это говоришь ты.
– Почему? – спокойно жму плечами, – Я тебе никто. Мы развелись одним днем. Ты быстро расчистил место для той, кто действительно достойна твоей важной персоны, Алексей Антонинович.
– Алексей… – начинает он саркастично, но я не настроена более разговаривать.
– Слушай, вали, а? По-хорошему.
– Ты на моей земле.
– Мы оба знаем, что это место принадлежит городу.
«А» закончено, и я наконец-то опускаю руку. Пару мгновений любуюсь на свое творение, потом закрываю нож, спрыгиваю с небольшой кочки на землю и поворачиваюсь к Алесею.
– Ах да. Прости. Забыла. Этот город принадлежит вам.
Он не спорит. Только смотрит на меня пристально, со смешением все той же злости, обиды и…какого-то сожаления. О чем теперь жалеть-то? Все сделано.
Хмыкаю и иду на него, но благоразумно держу расстояние вытянутой руки. Я все. Мне здесь делать больше нечего, да и совсем не хочется. Смысл? Если кто-то думает, что я как та самая девчонка, которая врет отчаянно, что не страдает по бывшему, а втайне любит его всем сердцем – нет. Я не люблю. Я его презираю, и это далеко не шутка. Это не игра. И даже не заигрывание – истинное, сильное чувство.
Особенно сейчас.
Особенно когда я ощущаю кровь своего друга на своей коже. Из-за него.
Из-за, блядь, него.
Мысль ошпаривает.
Кости ломит.
Во рту сушит.
Такое ощущение, что на меня нападает припадок, когда я почти равняюсь с ним, и дай только повод – я запущу свои клыки в его глотку и вырву оттуда кусок. Чтобы увидеть эту густую кровь. Чтобы ее чувствовать. Чтобы получить возмездие.
Мне только нужен повод. Ну же, дорогой. Дай мне повод, я тебя прошу.
В этот момент происходит странное: наши планеты состыкуются. Звезды совпали. Случайности выстроились в ряд и ждут завершение ситуации, которую они же и выстроили. Камень за камушком.
Алексей резко хватает меня за руку и дергает на себя.
Это баста, карапузики.
У меня опускается забрало.
Не знаю. Может быть, я боялась попасться охране. А может быть, втайне надеялась именно на такой исход, но с собой я взяла шокер, который тут же использую.
Достаю моментально, еще до того, как этот мудак рот свой паршивый откроет, потом прикладываю и бью. Под ребра.
Наверно, его никогда не шарахали током. Ну, конечно, никогда. Кто по доброй воле отвергнет внимание нашего королька? Никто, вы верно мыслите, господа. Не в этом городе. Не-а. Ну, и, наверно, все дело в том, что заряд тут на самом деле мощный. Да, в этом тоже все-таки дело, ведь Алексей моментально становится похож на соляной столп. Он замирает, но его трясет, а потом он падает.
Я кровожадная, если получаю от этого удовольствие?
Скорее всего, да. И дело тут не в стрессе, который долбанул меня из-за случившегося. На самом деле, что-то подобное я себе представляла миллион раз, пока лежала и старалась не рыдать и не нервничать, вынашивая нашего ребенка. Пока он появлялся на светских раутах местного разлива с этой сукой под боком.
Да, я кровожадная. И жестокая. Но, сука, так обидно! Что ему даже вполовину не так больно, как было мне когда-то. Даже вполовину!
Резко присаживаюсь к Леше на корточки и еле сдерживаю порыв снова не шарахнуть его током, а вот слова сдержать не получается. Шиплю.
– Слушай меня сюда, ты, кусок упакованного в Армани дерьма, – шумно втягиваю воздух в грудь, не отводя глаз от ошарашенного бывшего, – Это была последняя капля, ты меня понял?! Последняя! И теперь…на вашем месте я бы бежала и пряталась, потому что я вас всех, блядь, уничтожу. Ты понятия не имеешь, с кем твоя ублюдская семейка связалась, но вы уже не развяжетесь! Готовься. Скоро я приду и отниму у вас все. Клянусь, чтоб мне сдохнуть на этом месте! Я. Вас. Уничтожу!
Также резко встаю. Адреналин бьет миром прямо в глаза, делая из него яркие, пиксельные вспышки. Поэтому я не могу сдержаться снова: пинаю его по бедру достаточно сильно, чтобы он взвыл, а потом быстро поворачиваюсь и также быстро сваливаю. Подальше.
В моем кармане все еще есть нож. И мне еще сильнее хочется его использовать…
***
Я не шутила. Все приколы закончились, и теперь только вперед.
Еду быстро. Нарушаю правила – плевать. Я мчу, как Безумный Макс. Под задницей рычит моя машина.
Это конец.
Я больше не могу терпеть.
Меня на помойку? Потом на дыбу? Бабулю довести и в могилу? А его в огонь, да? И так до бесконечности! Прав был Сема: один раз позволишь, эта Сансара никогда не порвется сама. Она будет крутиться до конца времен, пока ты будешь стоять и говорить: я ничего не могу сделать!
Но это не так. Я могу. И я сделаю.
Резко останавливаюсь у гостиницы и бегом мчу внутрь. Там до своего номера. Я знаю, что Григорий встает рано, поэтому не удивлена, что когда я попадаю в гостиную, то сразу вижу его могучую спину. Он пьет кофе и читает новости на планшете. Как всегда.
– Григорий!
Выпаливаю так скоро, что он вздрагивает всем телом. Потом открывает рот, чтобы, наверно, пошутить? Да? Он скажет сейчас: мол, Аури, можно меня не пугать? Ты сумасшедшая девчонка! Но почему-то не говорит ничего.
Его взгляд моментально становится серьезным и стальным. Большие брови падают на глаза. Смотрит пристально, но недолго, оббегает быстро мою одежду – все понимает. Я буквально вижу эту цепочку, которой требуется всего каких-то полминуты, чтобы сложиться воедино.
– Что случилось?!
Я рассказываю ему все: о пожаре, о ранении, о том, что здесь Семе никто не поможет. Я прошу его помочь. Он может. Он генерал. Не факт, конечно, что согласиться из-за неизвестного юноши напрягать свои связи, поэтому я убеждаю его, что все оплачу, но Григорий резко поднимает руку и цедит.
– Рот закрой.
Тушуюсь. Сжимаюсь. Закрываю.
Передо мной генерал во всей своей красе, который берет паузу на раздумья, но она снова короткая и быстрая.
Через пару мгновений он кивает.
– Я договорюсь в лучшей клинике и организую транспортировку.
– Правда? Спасибо-спасибо-спасибо!
Я нападаю на отчима с объятиями.
Черт.
Это у нас впервые, если не считать момента, когда мы только познакомились, но тогда было что-то нелепое и очень кособокое. Сейчас я отдаю всю свою душу, и, кажется, генерал тает.
Совсем немного, но я вижу, когда резко отстраняюсь и хочу извиниться за глупый порыв – его глаза теплеют.
– Не благодари, – отвечает он мягко, потом откашливается и восстанавливает голос до серьезного, – Но если все так, как ты сказала…Мы должны поехать в больницу и смотреть, чтобы твоему другу ничего не вкололи.
– Вкололи?...
– Если он еще не умер, а его смерть кому-то нужна, то они сделают все, чтобы ее получить.
Я резко расширяю глаза и столбенею. Честно? Об этом я совсем не подумала, и Григорий это понимает.
Он встает, кивает и говорит.
– Поехали.
– Ты…со мной?
– Естественно, я поеду с тобой! Хочешь, чтобы я отпустил тебя одну?! Даже не думай!
Ловлю что-то странное в его голосе, но понять не успеваю – ситуация слишком острая и опасная. Я концентрируюсь совсем на другом: на Семе.
Киваю.
– Поехали, там его сестра, но она ничего не сможет сделать, если что-то случится.
– Я смогу.
– Верю. И…все-таки спасибо.
– Не благодари. По пути позвоню своему старому другу и обо всем договорюсь.
– Стой, а как же мама?
– Когда она проснется – даст знать. Пошли.
Мы выходим из номера и быстро следуем до лифта, а потом и до холла. На парковку, где стоит его машина, и до больницы.
Идем по коридору рядом. Григорий все это время разговаривает по телефону, иногда что-то уточняет у меня. Я, как могу, стараюсь помочь, хотя по факту от меня здесь пользы мало. Я не врач и точно ничего не могу сказать.
А вот глаза у меня видят отлично, и я вижу. Сразу вижу и чувствую, что что-то не так.
В палате открыта дверь, а в ней собрался какой-то консилиум: один незнакомый, мужской голос. Второй – голос Алины. И глава – это Антонина Семеновна.
Ну, конечно.
Куда же без нее?
