Текст книги "Ложная девятка. Пятый том (СИ)"

Автор книги: Аристарх Риддер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 17

Новый 1986 год я встретил, можно сказать, в семейном кругу. Были только мы, Сергеевы, Катя с родителями и новый молодой человек Оли. И на его фигуре стоит остановиться отдельно, потому что неожиданно для меня во Мценске я встретил Олега Протасова.

Да, моего вечного напарника и партнера по атакующей линии сборной Советского Союза, главную ударную силу днепропетровского «Днепра» и нового парня моей ветреной сестрицы.

Надо сказать, что Олег на нее влиял очень положительно. Потому что если до этого взгляды Ольги на мужчин были в большей степени потребительскими – этим она существенно опередила свое время, и такие, как она, скорее характерны для середины XXI века, а не для конца XX-го – то сейчас, будучи парой с Протасовым, моя старшая сестрица, наоборот, всячески старалась поддерживать реноме будущей хранительницы домашнего очага.

И в связи с этим у меня тут же возникла шальная мысль. А ну как получится переманить Протасова в Москву? И само собой, в «Торпедо». С таким острием торпедовское копье будет еще более смертоносным для соперников.

Ведь если говорить о тандеме форвардов, то такой, как у нас с Олегом, можно сказать, что идеален. Протасов – чистый центрфорвард, а я в роли оттянутого форварда, фантазиста, игрока, который передвигается по всему фронту атаки. В теории это очень и очень перспективно.

Вопрос только, насколько у них все серьезно и кто за кем потянется – Олег за Ольгой или Ольга за Олегом. Да, имена созвучные, что выглядит достаточно забавно. Но смотрят они друг на друга так, что действительно складывается впечатление, что что-то может и получиться.

Ну а если говорить о самом торжестве, то все было достаточно тихо и мирно. Мы послушали выступление нового генерального секретаря ЦК. Товарищ Романов оказался хорошим оратором и несколько минут рассказывал советскому народу о том, как он жил и как он будет жить.

Что меня удивило в этой речи, так это то, что очень много времени генсек посвятил ограниченному контингенту советских войск в Афганистане. Вообще тема афганской войны в советском обществе как будто бы даже табуирована. Война есть, все ее знают, но она где-то там, где-то за этими южными горами. Там что-то, наверное важное, но кроме редких похорон – причем совершенно обычных, без каких-либо воинских почестей, флагов или еще чего-то – по большому счету ничего не происходит. Такая странная двойственность.

И товарищ Романов показал этой речью, что с этой двойственностью покончено. И что отныне советское правительство берет новый курс на большую гласность. Это слово было мне знакомо. С него вроде как перестройка началась, но смысл вроде как совсем другой. Романов говорил о том, что пора партии говорить с народом о том, что ему действительно важно, говорить о прошлом, о будущем, уметь признавать свои ошибки. Но при этом не рубить с плеча и не отказываться от исторического прошлого. И наоборот, использовать опыт всех 60 лет советской власти как фундамент, на котором в итоге и будет построено светлое советское будущее.

И, как сказал отец, вот эта новогодняя речь, которая формально была поздравительной, очень напоминала какую-то заготовку для программной речи Романова на следующем съезде коммунистической партии.

Мама же добавила, что вроде как говорят о том, что впервые за очень долгий срок все материалы грядущего съезда могут быть в открытом доступе. И что в воздухе пахнет переменами. И перемены эти могут быть такие, что нас ждет коренное изменение лица страны.

Все эти разговоры звучали лично для меня очень тревожно. За то время, что я пробыл в Советском Союзе – за два с половиной года – я понял, что эта страна мне при всех ее недостатках очень нравится. И мне бы не хотелось, чтобы все опять закончилось 1991 годом, а потом и расстрелянным зданием Верховного Совета. Кто-то говорил об объективных законах и тенденциях исторического развития. И о том, что роль личности не так уж и важна. Но неужели и в этот раз все закончится этим? Очень хотелось, чтобы, наоборот, Советский Союз сохранился и избежал так называемых «святых девяностых», во время которых весь бывший советский блок – не только саму страну, но и тех, кто вращался в ее орбите – буквально трясло, и в этой тряске погибли, не побоюсь этого слова, миллионы.

Странные для главного советского праздника мысли заставили меня погрузиться в какую-то рефлексию. И все собравшиеся заметили изменение моего настроения. И, само собой, выводы были сделаны неправильные.

Отчего-то все решили, что я вспомнил мой сорвавшийся переход в «Ювентус», и чуть ли не хором и наперегонки принялись меня утешать. Пришлось накинуть на себя более веселую личину и активно разубеждать как старшее поколение, так и молодых. Говорить, что нет, все в порядке и они ошибаются. Тем более что они действительно ошибались.

Потом традиционная горка, елка. А завершилось все лично для меня тем, что мы с Катей отправились в гостиницу, которую моя девушка сняла заранее. Она ни в какую не соглашалась продолжать вечер, вернее, ночь в квартире моих родителей. Поэтому мы и уехали. Но, в принципе, я не возражал. Мне и самому было немного не по себе.

Сестрица с Протасовым, кстати, сделали то же самое. Так что в нашей старой квартире напротив центральной площади остались только мои родители и родители Кати.

* * *

Следующие пару дней во Мценске я провел, общаясь со своими школьными друзьями. Само собой, речь шла о тех, кто не проходил службу в рядах непобедимой и легендарной. Ну а потом мы с Олегом сели на поезд «Симферополь – Москва» и отправились в столицу где собиралась сборная Советского Союза, которая должна была полететь на Канарские острова для того, чтобы принять участие в третьем международном турнире в Маспаломасе.

* * *

Мы, сборная Советского Союза, действующий чемпион Европы, считаемся – да и на самом деле являемся – одной из сильнейших команд мира и входим в число главных претендентов на победу на грядущем чемпионате мира в Мексике.

Поэтому организаторы канарского турнира приложили достаточно много усилий для того, чтобы заманить нас к себе, и сделали они это самым простым, но при этом самым эффективным и очень приятным для нас, советских футболистов, способом – а именно большими призовыми, которые составили по 1000 долларов для каждого футболиста в заявке вне зависимости от исхода матча. Плюс 500 сверху за выход на поле, еще 500 за победу и еще 500 за каждый забитый мяч.

Так что мы с Протасовым, как одни из главных голеадоров сборной, ехали с предвкушением того, что нам удастся неплохо заработать на Канарских островах. Тем более что именно сборная Советского Союза была командой самого высокого уровня на этом турнире. О чем говорить, если в нашей группе А, помимо сборной Советского Союза, был еще «Саарбрюккен» из ФРГ и «Байер-04» оттуда же. И если последний еще мог побороться с нами, то «Саарбрюккен» представлялся легким соперником, который будет очень удобным для того, чтобы набить побольше очков, голов и, соответственно, заработать.

Но у Эдуарда Васильевича и Валентина Козьмича были на этот турнир совершенно другие планы. В Испанию полетела большая группа футболистов, которых ранее не призывали под знамена сборной. Матчи с западногерманскими командами наши тренеры рассматривали главным образом как способ проверить новичков.

Для московского «Торпедо» это означало то, что старые проверенные бойцы, которые прошли с командой Малофеева чемпионат Европы и отборочный турнир к чемпионату мира, остались дома. Само собой, речь шла о Васе Жупикове и о Вите Круглове. А вот молодая и голодная до больших побед молодежь, наоборот, получила шанс проявить себя. И речь шла сразу о четырех моих партнерах по клубу: о Диме Харине, Игоре Добровольском и о двух братьях – о Коле и о Юре Савичевых.

Были я, Сашка Заваров – основной плеймейкер – и также вызов получил Буряк. Зачем сборной возрастной Леня в таких играх, я не очень понимал. Буряк известен нашим тренерам вдоль и поперек, его уровень понятен, и что там проверять с ним все кристально ясно. Но тренерам виднее.

Зато дома остался Юра Суслопаров, который на чемпионате Европы полтора года назад играл достаточно важную роль в сборной. И хоть и не был однозначным игроком основы, но все равно провел достаточно много игрового времени на поле и внес свой вклад, будучи очень надежным вариантом для усиления игры по ходу матча.

Но надо быть откровенным. Суслопаров последний год немного сдал. И о чем говорить, если концовку триумфального для «Торпедо» чемпионата мы прошли с парой центральных полузащитников Буряк – Добровольский. После появления Игоря в составе Юра, в принципе, место в нем потерял. Так что его отсутствие в сборной более чем логично.

Ну а если говорить об остальных, то состав сборной плюс-минус предсказуемый. Есть новички, но есть и те футболисты, которые, скорее всего, сыграют на чемпионате мира.

* * *

Если говорить о Канарских островах, куда мы прилетели 4 января, то они без всякого сомнения произвели на нас приятное впечатление. Перелет из заснеженной Москвы в солнечный Лас-Пальмас занял всего четыре с половиной часа, но казалось, что мы переместились в совершенно другой мир.

Самолет приземлился в международном аэропорту поздним вечером, и уже при выходе из самолета нас встретил теплый океанический воздух. Не жарко – градусов восемнадцать-девятнадцать – но после московских морозов это казалось раем. Пальмы, покачивающиеся на легком ветру, запах соли и какой-то экзотической растительности – все это создавало ощущение настоящих каникул.

Отель «Сантамария» встретил нас роскошно. Трехэтажное здание в колониальном стиле, окруженное тропическим садом. В фойе пахло жасмином и морем. Номера были просторными – у каждого балкон с видом либо на океан, либо на горы. Мне досталась комната на втором этаже с панорамным видом на Атлантику. С балкона было видно, как волны накатывают на темный вулканический песок пляжа Лас-Кантерас.

– Ну и красота! – восхитился Протасов, заглянув ко мне в номер. – Шикарный вид

Олег был прав. Океан простирался до самого горизонта, меняя цвет от темно-синего у берега до почти черного вдали. По вечерам солнце садилось прямо в воду, окрашивая небо в невероятные оттенки оранжевого и розового.

Да, здесь не очень жарко. Столбик термометра за все время нашего пребывания здесь не поднимался выше 20 градусов, а ночи, да и в принципе темное время суток можно даже назвать прохладным – 7–8, максимум 11 градусов по Цельсию. Это не то, что ожидаешь от тропического острова, пусть даже и зимой. Но по сравнению с Москвой это все равно казалось раем.

Местные жители объяснили нам, что январь – это их «стужа», когда дуют пассаты и приносят прохладу с океана. Но для нас, советских футболистов, привыкших к настоящей зиме, эта «прохлада» была просто подарком судьбы.

При том мы, игроки сборной Советского Союза, не отказались себе в удовольствии еще и купаться в январском океане, чем вызывали недоуменные, а иногда даже испуганные взгляды местных жителей и немногочисленных туристов. Как сказали нам переводчики и сотрудники отеля, где мы остановились, для местных 18 градусов, а именно такой температуры была вода, это очень холодно. И зимой здесь никто не купается в океане, предпочитая просто прогулки по местным пляжам.

Но для нас такая температура воды проблемой совершенно не была. Да и вообще для молодого здорового организма это приятно. Первым в воду полез Дима Харин, наш вратарь оказался еще и отличным пловцом. За ним потянулись остальные.

– Мужики, это же океан! – кричал Добровольский, ныряя в накатывающую волну. – Атлантический океан! Когда еще такая возможность будет?

И он был прав. Ощущения от купания в океане кардинально отличается от любого моря или озера. Вода плотнее, солонее, а волны – мощнее и ритмичнее. Каждая волна поднимает тебя вверх, а потом мягко опускала вниз. Это почти гипнотически. Такая вода, океанская, мне всегда нравилась.

Местные рыбаки, чинившие сети на берегу, смотрели на нас как на сумасшедших. Один из них, пожилой канарец с кожей цвета красного дерева, подошел к нашему переводчику и что-то быстро заговорил по-испански.

– Он говорит, что видел много иностранцев за свою жизнь, но таких сумасшедших – никогда, – перевел наш сопровождающий. – Спрашивает, откуда мы – с Северного полюса?

Мы рассмеялись, а дедушка-рыбак покачал головой и пошел дальше, бормоча что-то себе под нос.

Поэтому сборная Советского Союза вместе с тренировками, которые проходили в очень комфортных условиях, устроила себе и небольшой пляжный отпуск. И, к слову, не только футболисты купались-загорали, но и тренерский штаб, администраторы, врачи. Малофеев и Иванов, правда, в воду не лезли, но загорали с удовольствием. Особенно забавно выглядел наш массажист Петр Иванович – пожилой мужчина с брюшком, который лежал на шезлонге в плавках советского производства и панаме, читая «Советский спорт» недельной давности.

И, в общем, испанского солнышка хватало на всех. Даже в январе здесь можно было получить вполне приличный загар. К концу недели мы все походили скорее на отдыхающих в Сочи, чем на футболистов сборной СССР.

Тренировочная база в тоже произвела впечатление. Два идеальных поля с натуральным покрытием, современные раздевалки, тренажерный зал с видом на океан. Все оборудование было новым, европейского качества. Руководство турнира явно не скупилось на организацию.

– Вот где бы нам такую базу в Подмосковье, – мечтательно вздыхал Буряк после первой тренировки. – А то в Новогорске хорошо, но не настолько.

Тренировки проходили в первой половине дня, когда еще не было сильного солнца. Малофеев не давал большой нагрузки – все-таки это был полу восстановительный сбор после новогодних праздников. Легкий бег по песку, работа с мячом, игровые упражнения в удовольствие.

Особенно нравилось бегать по кромке прибоя. Мягкий вулканический песок давал дополнительную нагрузку на мышцы, а океанский бриз охлаждал разгоряченные тела. Иногда приходилось останавливаться и дожидаться, пока пройдет очередная волна покрупнее.

– Это лучше любого тренажерного зала, – говорил Харин, отряхивая песок с ног. – Природа сама тебя тренирует.

Вечерами мы гуляли по набережным. Город оказался удивительно уютным Старые кварталы с узкими улочками и балконами, увитыми бугенвиллией. Порт с рыбацкими лодками и яхтами. Рынок, где торговали экзотическими фруктами – платано, папайей, манго.

Кухня тоже стала приятным открытием. В отеле нас кормили превосходно, но особенно запомнились походы в местные ресторанчики. Свежая рыба, приготовленная на гриле прямо при тебе. Паэлья с морепродуктами. Местное вино – белое, легкое, с привкусом моря. Канарские бананы, которые оказались совсем не похожими на те, что мы видели в советских магазинах – маленькие, сладкие, с насыщенным вкусом.

– Мужики, а может, не возвращаться? – шутил Заваров за ужином в рыбном ресторанчике на берегу. – Здесь ведь тоже футбол есть. Будем играть за местную команду, жить у океана.

Все смеялись, но в глубине души каждый понимал – жизнь здесь действительно кажется более расслабленной, размеренной. Люди неспешно прогуливаются по набережной, рыбаки чинят сети, не торопясь никуда. Совсем другой ритм жизни.

Но постепенно мысли все равно возвращались к футболу. Ведь мы приехали сюда не только отдыхать, но и играть. И первый матч уже не за горами.

Ну а если говорить о футболе, то… 7-го мы сыграли укороченную двустороннюю игру, а 8-го на переполненном местном стадионе Масаломас, собственно, в честь которого и назван турнир, сыграли с «Саарбрюккеном».

И эта игра запомнилась прежде всего тем, что в ней в футболках национальной сборной дебютировали как раз молодые торпедовцы. Харин сыгралпроявил себя с лучшей стороны. Добровольский провел на поле 70 минут и показал отличную игру в центре поля. Оба брата Савичевых тоже получили игровое время.

Правда, ни один из них не отыграл все 90 минут. Диму во втором тайме сменил Миша Михайлов из киевского «Динамо», Добровольского заменил Балтача, а вместо братьев вышли Родионов и Кондратьев.

Наши же планы с Олегом выйти на поле были тренерским штабом проигнорированы. И вместо того чтобы немного заработать денег – ну или хотя бы попытаться это сделать – мы занимались моральной поддержкой остальных игроков сборной Советского Союза.

О самом матче с «Саарбрюккеном» сказать особо нечего. Заваров открыл счет на 30-й минуте красивым ударом с двадцати метров. На 70-й Саня Бубнов с углового удвоил преимущество нашей команды. А на 81-й минуте Дитер Мюллер сократил отрыв, реализовав пенальти. Итог – 2:1 в пользу сборной Советского Союза.

Матч получился вялым, без особого накала. Немцы играли осторожно, больше думая об обороне. Мы контролировали ход игры, но особо не напрягались. Все-таки товарищеский турнир в январе – это не то мероприятие, где стоит выкладываться на сто процентов.

– Неплохо для разминки, – подытожил Малофеев в раздевалке. – Новички показали себя хорошо. Харин уверенно, Добровольский толково. Савичевы тоже молодцы.

И действительно, для молодых торпедовцев этот матч стал важным шагом. Дебют в сборной – всегда особенное событие. Особенно когда все проходит гладко и без эксцессов.

В общем, начали мы сбор очень хорошо и у всех была уверенность что он так и продолжится.

Глава 18

Следующий матч с леверкузенским «Байером» в принципе мало чем отличался от игры с «Саарбрюккеном». Так же, как и в первой встрече на Канарах, Малофеев дал сыграть футболистам, которые либо ранее не привлекались в состав сборной, либо дебютировали только здесь, на островах.

В частности, если с «Саарбрюккеном» Дима Харин сыграл только первый тайм, то уже со следующей командой из Бундеслиги мой одноклубник провел все девяносто минут. И так получилось, что именно Харин стал главным героем встречи с командой из Леверкузена.

Сама игра завершилась со счетом 2:2. «Байер» оказался куда более серьезным соперником, чем «Саарбрюккен». Немцы начали агрессивно, создавали реальные моменты. Их центральная пара Патцке-Древс контролировала середину поля, а крайние полузащитники постоянно подключались к атакам.

Мы открыли счет на двадцать второй минуте. Родионов получил мяч от Литовченко на левом фланге, обыграл защитника и прострелил в штрафную. Блохин, несмотря на свои тридцать четыре года, вовремя подставил ногу и переправил мяч в сетку ворот Фолльборна.

Но немцы быстро сравняли. Уже на тридцать первой минуте Ваас воспользовался ошибкой Балтачи в обороне и точным ударом с двенадцати метров восстановил равновесие.

Во втором тайме я вышел на поле вместо Литовченко. К тому моменту счет уже стал 2:1 в пользу немцев – Цехель реализовал подачу с углового. Команда нуждалась в свежих силах и том, чтобы кто-то взял игру на себя.

На семидесятой минуте мне удалось сравнять счет. Получив мяч от Пасулько на левом фланге, я обыграл Хёрстера финтом влево-вправо, ворвался в штрафную и пробил в дальний угол. Фолльборн прыгнул, но не дотянулся.

На восемьдесят пятой минуте я мог оформить дубль, но удар с границы штрафной прошел чуть выше перекладины. До конца основного времени счет не изменился – 2:2.

Сразу же после финального свистка, не проводя дополнительное время, тренеры решили пробить серию послематчевых пенальти. И именно здесь Харин показал себя с самой лучшей стороны.

Дима сделал эту серию очень короткой – нам даже четвертый удар не понадобился. Первый одиннадцатиметровый реализовал я. Затем Харин отбил удар Томаса Хёрстера, который пробил слишком слабо и точно в руки вратарю.

Витя Пасулько развел по разным сторонам ворот мяч и голкипера. Гюнтер Древс ударил сильно, но точно в Харина, который остался по центру ворот. Родионов реализовал третий удар для нас, а потом Харин третий же отбил.

Именно этот сейв получился у моего одноклубника наиболее красивым. Кристиан Шрайер ударил в принципе достаточно качественно – попал сильно и в угол, но Дима угадал направление удара. Прыгнул, может быть, даже чуть раньше, чем нужно, но как раз так, чтобы отбить мяч кончиками пальцев.

В результате 3:0 в серии пенальти, и сборная Советского Союза ожидаемо вышла в финал этого неофициального турнира, который должен был пройти уже на следующий день. Нашим соперником в финальном матче должен был стать шведский «Гётеборг».

После этого мы не отправлялись домой, потому что уже через десять дней здесь же на Канарах, только на другом стадионе – на стадионе «Инсулар», а не на городском стадионе Маспаломаса – нас ждал матч совершенно другого уровня. А именно игра Испания – СССР.

Учитывая это обстоятельство, Эдуард Васильевич принял абсолютно логичное решение не дергаться, не лететь обратно в Москву, а в спокойном режиме провести большой сбор в Испании на Канарских островах и сыграть в финале этого сбора с испанцами.

Практически три недели отдыха на островах. Полноценные каникулы или смена в пионерском лагере. Учитывая то, что сейчас на Канарах пионеротряд Стрельцова находился в полном составе – Харин, Добровольский, оба Савичевых и я, плюс примкнувший к нам Заваров, который недалеко от нас ушел по возрасту – это действительно напоминало пионерский лагерь. Шуток по этому поводу в сборной было достаточно.

После матча с «Байером» у нас был выходной день.

* * *

На следующий день я проснулся очень рано. И не потому, что мне не спалось, а потому, что мы договорились с Катей, что я ей позвоню в субботу утром.

Моя умница-красавица сегодня собиралась на внеочередном комсомольском собрании своей группы «пропесочить» парочку морально нестойких студенток, которых застукали за неподобающим советским девушкам занятием. Вопрос был важный, и Кате нужна была моя моральная поддержка.

Я встал с кровати, натянул спортивные штаны и футболку и вышел на балкон. Было еще темно. Атлантический океан простирался до горизонта и почти сливался с темным небом. Только легкое фосфоресцирование прибойной полосы выдавало границу между водой и сушей. Воздух пах солью и экзотическими для нас, но привычными для Канарских островов цветами из разбитого внизу сада при отеле.

Мысли крутились вокруг будущего разговора с Катей и о том, что причина, по которой она встала ни свет ни заря в Москве в субботу утром и меня подняла на другом конце света, на самом деле достаточно глупая. Вроде бы восемьдесят шестой год на дворе, и что такого в том, что две девчонки не поделили одного парня и устроили драку? Дело молодое, и подключать к этому общественность, раздувать из мухи слона, тем более не давать спать людям в пять утра – полнейшая глупость.

Но почему-то моей Катюше, новоявленному секретарю комсомольской организации курса, потребовалось именно сегодня утром устроить это судилище. Да еще и меня к этому делу подключить, чтобы я ее настроил и подсказал нужные слова.

На мой взгляд, нужные слова в этой ситуации только одни: сами разберутся, чего лезть. Но это я, может быть, действительно что-то не понимаю, и на самом деле все куда серьезнее. Неважно. Главное, что я проснулся и, потягиваясь и зевая, спустился в холл отеля.

Заспанный ночной портье удивленно посмотрел на меня.

– Что-то случилось? – спросил он на ломаном русском.

В этот момент я в очередной раз удивился тому, что принимающая сторона, испанцы, так хорошо подготовились к нашему визиту. Персонал этой гостиницы говорил в том числе и на русском. Насколько я понимаю, сейчас в середине восьмидесятых никакого потока туристов из Советского Союза нет. И зачем сотрудникам гостиничного бизнеса на Канарах учить русский язык, непонятно. Но факт остается фактом – этот худощавый загорелый канарец лет пятидесяти действительно по-русски говорил.

– Можно воспользоваться телефоном? – спросил я, оглядываясь по сторонам.

– Да, конечно, конечно! – откликнулся он. – Позвольте уточнить, куда вы собираетесь звонить?

– В Советский Союз. В Москву, если быть точным.

– Понятно. Вам нужна помощь с набором номера?

– Да, если не сложно.

Вот примета времени. Раньше или позже, смотря как посмотреть, мне позвонить из одной страны в другую не составляло вообще никакой проблемы. Мобильные телефоны есть у всех, набрал номер, и через несколько секунд можешь слышать родной голос в трубке. Здесь же – международный код, потом код страны, потом Москвы. Целая история.

Но все получилось. После нескольких попыток дозвона в трубке наконец-то послышались длинные гудки московской АТС, а затем гудки сменил бодрый и ясный голос Кати.

– Алло?

– Ярик, это ты?

– Да, привет, Катюш! Ну что, готова молниями кидаться в своих одногруппниц?

Следующие десять минут мы разговаривали. И я понял, что повод-то у моей ненаглядной был надуманный. Ей просто хотелось, чтобы я позвонил ей в эту субботу. Но я на самом деле ничего против не имел, потому что с Катей я был готов разговаривать часами – и днем, и вечером, и утром, и ночью, когда угодно. Все-таки я всерьез планировал связать с ней свою жизнь.

А потом в наш разговор буквально ворвались крики на арабском языке, в которых я отчетливо разбирал хорошо известное людям будущего «Аллаху акбар!» и выстрелы.

Через главный вход в отель ворвались сразу почти десяток до зубов вооруженных людей в черной одежде с замотанными какими-то тряпками лицами. Администратор отеля вскочил со своего кресла и тут же упал, буквально разорванный автоматной очередью. Еще один работник гостиницы, который выбежал в холл откуда-то сбоку, через пару секунд присоединился к первому. Террористы – это очевидно были они – не пощадили и его.

Я в этот момент инстинктивно пригнулся за стойку и прижал трубку к уху.

– Катя! Катя! Ты слышишь меня?

– Да… что… что там за шум? Что происходит?

– Немедленно звони в КГБ! – закричал я ей. – На нас напали террористы! Скажи, что на сборную СССР на Канарских островах напали террористы!

– Слава, что?..

– Отель «Бая Фелис», Лас-Пальмас! Звони в КГБ! – в очередной раз сказал я, не обращая внимания на крики из трубки: «Слава, слава, что это значит, что происходит?»

Я рванул к панорамному окну в нескольких метрах от себя. Автоматная очередь прошила воздух над моей головой, а затем еще одна ударила куда-то в стену за мной. Я только чудом избежал смерти в этот момент.

Закрыл голову руками, прикрыл глаза и всем телом врезался в стекло, вылетел на улицу и тут же вскочил на ноги, прыгнул за угол. Очень вовремя, потому что буквально через какие-то считанные мгновения в несчастный розовый куст, в который я прыгнул из окна, влепили сразу несколько автоматных очередей.

А потом, когда я уже был за углом, даже раздался взрыв. Видимо, какой-то ублюдок в черном решил добавить гранату.

Что делать дальше, я понимал очень отчетливо. В гостинице – десяток до зубов вооруженных головорезов, которые, едва ворвавшись внутрь, начали убивать. Так что изображать из себя Рэмбо я не собирался. Тут нужно только одно – как можно быстрее добраться до местного полицейского участка и молиться, чтобы Катя все поняла правильно и смогла быстро дозвониться в Москву.

И вот ведь гадство какое – в столице субботнее утро, наверняка больших начальников нет в их кабинетах. Так что со скоростью передачи информации могут быть проблемы.

* * *

– Слава! Слава! Слава! – кричала в трубку Катя после того, как голос ее любимого человека прекратил звучать на том конце телефонного провода.

Вместо него она слышала только какие-то крики, стрельбу и взрывы, а затем короткие гудки. В голове все еще звучал голос Славы и его крик: «Звони в КГБ! На нас напали террористы!»

Но девушка впала в какой-то ступор и не знала, что делать. Само собой, ни о каком звонке в КГБ речи не шло – она просто не знала номера. А потом в голову пришла спасительная мысль: нужно звонить хотя бы в милицию, хотя бы туда, там точно помогут, не могут не помочь.

Она схватила телефон и принялась лихорадочно крутить диск, набирая номер раз за разом, но ответом были только короткие гудки. Все произошедшее так на нее повлияло, что она даже совершила какую-то детскую, непростительную ошибку, которую не может совершить человек, знающий, что такое телефон. Она, прежде чем звонить в милицию, не положила трубку на рычаг и не сняла ее заново.

В телефоне звучали все те же самые ужасные короткие гудки, а она набирала номер. Так неожиданно отреагировало ее сознание, такая была реакция организма.

А следом начались слезы и истерика от того, что она не понимала, что происходит. Да еще и она была одна дома. И в этот момент, наверное самый тяжелый момент в ее жизни, наконец-то пришла спасительная мысль: надо бежать к Оле, к сестре Славы, которая, как знала Катя, сейчас была не у себя в общежитии, а в квартире Сергеевых в соседнем подъезде.

Катя выбежала из квартиры в подъезд, а затем и на улицу в одном халате и даже без домашних тапочек. Какие там зимние сапоги с пальто! Снег обжег ее босые ноги, но девушка в этот момент ничего не чувствовала.

Она пробежала те пару десятков метров, что отделяли один подъезд от другого, споткнулась, упала, разбила колено в кровь, падая еще и повредила руку, как оказалось позднее, но вскочила и забежала в подъезд, где была квартира Сергеевых. Забегая в него, она еще и оттолкнула выходившую на улицу пожилую женщину, от чего в спину Кате неслись отборные проклятия – старушка оказалась очень острой на язык.

Потом еще и лифт застрял на последнем этаже, и Кате пришлось бежать наверх по лестнице. Но наконец она оказалась перед дверью квартиры Сергеевых и начала сначала звонить, а потом что есть силы колотить кулаками по входной двери.

– Оля! – закричала Катя, когда дверь наконец открылась, и со слезами буквально рухнула на сестру Славы.

– Что случилось? Почему в таком виде? – воскликнула старшая сестра ее парня. – Катя, что случилось? – повторила Оля и встряхнула девушку, чтобы привести ту в чувство.

А потом еще раз и еще раз, так как Катя практически никак не реагировала на ее слова и только плакала.

Наконец, когда Ольга уже собиралась отвесить своей будущей невестке хорошую пощечину просто для того, чтобы привести ее в чувство, Катя смогла выдавить из себя несколько членораздельных слов:

– Слава звонил… мы с ним только что разговаривали, и я слышала выстрелы, Оль! И он кричал что-то про террористов и про КГБ!

– Слава звонил? Он же в Испании!

– Да! Мы с ним разговаривали, он звонил мне из гостиницы!

– Какие террористы? Ты что, Катя, что за ерунда?

– Террористы! – прокричала девушка. – Он говорил, что на их гостиницу напали террористы и что нужно сообщить в КГБ!

В отличие от девушки своего брата, Ольга не была настолько впечатлительной, и ее реакция оказалась намного более рациональной. Если Катя впала в ступор и с ней произошла настоящая истерика, то будущий советский доктор действовал наоборот очень рассудочно.