Текст книги "Восьмая жена Синей Бороды (СИ)"

Автор книги: Ариша Дашковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– А куда потом деваются эти заключения?

– Доктор отдает их мне, чтобы я мог передать их души в руки Господа, а затем я отдаю их смотрителю кладбища для того, чтоб он мог захоронить тела.

– А мы можем на них взглянуть? Хоть одним глазком?

– Нет, Энни, это уже слишком. Кажется, я уже достаточно удовлетворил твое любопытство.

Дни тянулись своим чередом. До тех пор, пока дорога не превратилась в грязевую кашу, Энни бегала в лес на свое место.

Однажды в кустах что-то мелькнуло. Энни испугалась, что это волк, замерла на месте, не в силах пошевелиться, и вспомнила, как дышать, только тогда, когда увидела, что это собака.

– Хок! Хок! – радостно закричала она, обнимая огромную косматую голову.

– Где же твой хозяин? – она огляделась, но никого не увидела. – Или ты гуляешь один? Хороший мальчик! – Энни потрепала его за шерсть. – Будешь? – она достала из кармана половину кружка колбасы, завернутую в капустный лист, и отломала добрый кусок. – Угощайся.

Хок проглотил кусок в один прием и с жалобным видом наблюдал, как Энни поедает свою долю.

– Шама голодная, не дам, – пробубнила она с набитым ртом, и, проглотив, то, что было, спешно запихнула в рот остатки колбасы, чтоб не дразнить собаку.

Дожевав колбасу, она протянула собаке капустный лист, но та, принюхавшись, брезгливо отвернулась.

– Как хочешь, а съем, – пожала Энни плечами и сгрызла листочек, измазанный жирным колбасным соком.

– Все! – она вытерла руки о фартук, и Хок понял, что у нее больше ничего нет. Он все же посидел с ней немного для приличия, а потом ушел по своим собачьим делам.

С того дня она встречала Хока в лесу почти каждый раз, как туда приходила. Она приносила ему лакомства, а он с благодарностью их съедал, а потом они играли, гонялись друг за другом между деревьями или просто сидели у края обрыва.

С Хоком ей было не страшно. Она верила, что он справится с любым зверем. Еще бы! Ведь у него такие лапищи, зубы как ножи и когти как огромные рыболовные крючки. Причем Хок взял в привычку провожать Энни, доводя ее до кромки леса, считай до дороги.

Но ни разу Энни не встретилась с его хозяином. Уж она бы узнала у герцога, как ему стало известно, что смотритель не заменил засохшие ветви снежной ягоды и почему решил пощадить его в последний момент. Кроме того, нужно же было вернуть Дезмонду Уэйну его кольцо. Хотя, если честно признаться, с каждым днем она все больше привыкала к нему и не хотела с ним расставаться.

Однако, несмотря на то, что с самим герцогом она так и не встретилась, Энни знала, что он где-то рядом. Каждый раз на ветке орешника, что рос над обрывом, с которого она тогда скатилась, ееждали то нитка незатейливых бус, то шелковая лента, то зеркальце. И хотя подарки были пустяковые, Энни нравилось находить сюрпризы.

Так продолжалось до тех пор, пока осень окончательно не вступила в свои права, заливая Ольстен бесконечным дождем. А потом пришла зима. Зимой Энни в лес не ходила. У нее хватало дел неподалеку от дома – кататься по скованной льдом поверхности реки, лепить снеговиков, играть в снежки с ребятами. Энни ждала весну.

А весной случилось страшное – исчезла Гвенья, дочь водовоза.

Гвенью нашли.

Слух об этом распространился быстрее, чем телега с ее телом подъехала к дому доктора Норриса. Поэтому у забора его добротного дома уже толпились ротозеи, в числе которых была и Энни. Она протолкалась в первый ряд, орудуя локтями, чтобы ничего не пропустить. Первым, что увидела Энни, когда повозка завернула к воротам, были синие ноги, торчащие из-под мешковины. Вся мешковина местами была пропитана чем-то вишнево-красным.

Отец Гвеньи обвел хмурым взглядом толпу, спрыгнул с телеги.

– Любопытно, да? – с презрением выплюнул он. – Тогда смотрите! – и сдернул мешковину.

Энни оглушил бабий визг, раздавшийся сразу с нескольких сторон.

Больше Энни в лес не ходила.

Глава 5

Сезон дождей закончился, отшумели бураны, отзвенела капелью весна. Начиналось лето. Но от тетушки Маргарет не

было никаких вестей. Граф де Рени каждую субботу ходил на площадь встречать почтовый дилижанс, но уходил ни с чем. Наконец, он сам написал графине де Дамери, дескать, не пора ли забирать на воспитание Эниану. Через месяц пришел ответ.

Оказавшись дома, граф де Рени вскрыл ножом конверт, уселся в кресло, нацепив на нос очки, и приготовился читать. Шарль перечитал письмо два раза, но так ничего и не понял. Текст казался несуразным, а тон письма обвинительным.

Тогда он предположил, что могло произойти что-то, что осталось ему неизвестным.

Он позвал Энни и показал ей письмо. Энни залезла в кресло, подобрав ноги, и приняла самое невинное выражение. Пахло жареным – разбирательством и возможным наказанием. В то же время ей было интересно узнать, напишет ли тетушка Маргарет про найденную свирельку.

Граф де Рени поправил на носу очки, прокашлялся и начал читать, даже с некоторым подобием выражения:

– Дорогой, месье Шарль! Я расцениваю ваше письмо не иначе как издевательство над моей несчастной персоной. Пребывание в вашем доме обернулось настоящим кошмаром для меня. Мало того, что нашей семье не было оказано должное внимание, так еще меня обворовали, причем дважды. Я догадываюсь, что вы прекрасно знаете о совершенном в отношении меня злодеянии.

Если вы хотите сохранить добрые отношения между нашими семьями, вам надлежит вернуть то, что с вашего попустительства или с вашей подачи было у меня украдено. И только тогда я смогу взять на себя все заботы о вашей дурно воспитанной дочери.

В противном случае я предупрежу всех своих знакомых о том, что с вашим семейством дел иметь не стоит.

Надеюсь на ваше благоразумие.

– Не знаешь, что бы это могло значить? – граф де Рени испытующе посмотрел на дочь поверх очков.

Энни пожала плечами.

– Мне кажется, она считает, что ты у нее что-то украл. Но я-то тебя знаю. Ты очень благородный человек. Тетушка ошибается, – она подошла к отцу и обняла его. Граф де Рени обнял ее в ответ и добродушно улыбнулся.

Спустя пять лет

Говорят, лет пятьсот назад ярмарка в Сент-Клере была самой крупной в стране, на нее съезжались не только местные ремесленники, но и заморские купцы. Так было до тех пор, пока жив был дворянский род, положивший начало ей. Как только род зачах и последние его представители перестали топтать землю, зачахла и ярмарка. Несмотря на то, что ярмарка потеряла свое былое значение и размах, она оставалась самым значимым событием в году для всех близлежащих городов и селений.

Эниана была как-то на такой ярмарке в детстве. Это был единственный раз, когда отец согласился взять ее с собой. Граф де Рени боялся отпускать Эниану в такой дальний путь даже под присмотром хороших знакомых. Теперь же он решил, что его дочь достаточно повзрослела для таких путешествий. Кроме того он лелеял тайную надежду, что Эниана соблазнится большим городом и перестанет твердить о том, что хотела бы всю жизнь провести в тихом Ольстене на их ферме.

Дочь не разгадала его скрытого умысла и обрадовалась предложению отправиться в Сент-Клер в компании кузнеца, Франца и Жана. Естественно, граф де Рени взял с Якоба клятвенное обещание беречь Эниану как зеницу ока.

Ханна снабдила Эниану провизией на всю компанию, а граф дал ей кошель, набитый монетами. Пусть девочка ни в чем себе не отказывает, купит модных нарядов, шелковых лент и кружев, а то наденет простенькое платье и ходит по окрестностям как крестьянка. Говорит, что красоваться ей здесь не перед кем. Местные уже принимают ее за свою. А по соседним городам поползли слухи, что граф де Рени держит собственную дочь за прислугу. Шарль догадывался, кто стоит за этими сплетнями. Но на каждый роток не накинешь платок. С такой репутацией останется его девочка старой девой. Не такой судьбы он бы хотел для своей единственной дочери. Так что пусть посмотрит, что Ольстеном земля не ограничивается, что существуют не только грубоватые селяне, но и симпатичные, благородные молодые люди.

В путь выдвинулись на трех повозках. Первой была карета графа де Рени с Титом за кучера, две остальные – телеги Якоба, загруженные готовой продукцией, инструментами, заготовками, каркасом и тканью для торгового шатра. Телегами правили Жан и Франц, время от времени кого-нибудь сменял Якоб. Эниана вместо того, чтоб ехать с комфортом в карете, сидела рядом то с Францем, то с Жаном. Тит злился, что ему не с кем и словом перекинуться, и радовался, когда ему удавалось заманить Якоба к себе.

До Сент-Клера было три дня пути. Ночевали под открытым небом, съехав подальше от дороги. Благо, август выдался теплым и не дождливым. Якоб чурался постоялых дворов. На то было две причины – ему не хотелось расставаться с деньгами, и он не доверял хозяевам, полагая, что они, что-нибудь утянут из его товаров, пока он будет отдыхать в комнатах.

Когда наконец вдали показались разноцветные палатки торговцев, разбросанные словно горошины вдоль крепостной стены башни Сент-Клер, Эниана не смогла сдержать восторженного вздоха. Столько людей, кажущихся с высоты холма муравьями, она не видела на площади Ольстена даже в большие праздники. Она вытягивала шею, стараясь оценить масштабы мероприятия. По дороге им попадались такие же ремесленники, спешащие занять более выгодное место. Эниана махала им рукой и улыбалась, ощущая с ними единство.

4.2

Когда повозка выехала на площадь, Эниана зажмурилась. Ей показалось, что лошади резво вклинившись в толпу, непременно кого-то задавят. Ее оглушил разноголосый шум, а от буйства красок зарябило в глазах. С крепостной стены, с деревьевсвешивались разноцветные длинные флаги, которые радостно трепал теплый ветер. В узких проходах между торговыми рядами толпились нарядно одетые люди. И Эниана подумала, как хорошо, что она в телеге, иначе ее бы здесь просто затоптали.

Жан и Франц бывали здесь каждый год, поэтому на их лицах не было ни следа восторженности.

Якоб был недоволен. Обычно он приезжал за несколько дней до открытия ярмарки, занимал лучшее место и никуда не торопясь обустраивал его. Эта ярмарка длилась уже вторую неделю, и теперь мало того, что ему придется ставить палатку на отшибе, да еще не было уверенности, что горожане не успели скупить нужное у конкурентов.

В этот раз ему пришлось выгрызать место чуть ли не с боем. Выбор стоял между плохим и самым худшим, в низине, куда, если б начался дождь, стекала бы вся вода. Гончару, заприметившему то же место, что и Якоб пришлось умерить свой пыл. Гончар был с женой, а за спиной Якоба стояли весьма крепкие Франц, Жан и Тит. Поэтому все закончилось словесной перепалкой и безоговорочной победой Якоба.

Однако, то, что Якоб занял место в конце ряда, давало и некоторые преимущества. Можно было оставить телеги неподалеку и не переживать, что кто-нибудь стащит добро или сведет коней. Этим себя Якоб и успокаивал.

Кроме того, свободное пространство позволяло разместить походную кузницу и подзаработать не только на продаже готовых изделий, но и на мелком ремонте.

Эниана стояла в стороне, пока Якоб, Франц и Жан сгружали на землю материалы для устройства палатки. На нее не обращали никакого внимания и тогда, когда стали вбивать в землю колья, натягивать на них ткань и закреплять ее бечевкой. На этом этапе к ним присоединился Тит.

– Может, где-то что-то подвязать? Может, поддержать? – то и дело спрашивала Эниана.

Якоба ее реплики выводили из себя.

– Пойди прогуляйся лучше, – но увидев, с какой радостью она рванула в гущу толпы, поспешно крикнул: – С Жаном иди!

Жана возможность слинять только обрадовала. Уж если Якоб припашет, то припашет, а заплатит гроши. Ведь Жан помогает по дружбе. А Эниана расстроилась. Ей бы хотелось, чтоб рядом с ней был Франц. Тогда можно было бы представлять, что у них свидание. Детская влюбленность никуда не делась. Ей нравилось в нем все – и темные курчавые волосы, и пронзительно синие, как ясное зимнее небо глаза, и его бесшабашность, и даже едкие замечания в ее адрес, на которые она всегда отвечала не менее язвительно.

Чтобы не потеряться в людском потоке Эниана и Жан взялись за руки. Им пришлось протискиваться сквозь толпу, их толкали локтями, им наступали на ноги. Но Энни счастливо смеялась. А глядя на нее, начинал улыбаться и Жан. Энни таскала его от лавки к лавке. Она ничего не покупала, но зато нахваливала и примеряла все подряд. При этом Жан не стоял с видом великого мученика, а включался в ее игру. У прилавка тут же образовывалась очередь. Торгаши, очарованные непосредственностью юной девушки, предлагали ей хорошие скидки, а когда она отказывалась, дарили небольшие подарки. Энни рассыпалась в благодарностях и, смеясь, принимала брошки, искусственные букетики для волос, заколки, ленты, даже сладкие булки. Последним Жан был искренне рад. Гуляя с Энни, он порядком проголодался.

Эниана же не чувствовала ни голода, ни усталости. Нагулявшись по торговым рядам, она потянула Жана в ту сторону ярмарки, откуда доносились звуки музыки. Петляя по рядам, они вскоре вышли на площадку, окруженную деревьями. Там, в их тени, стояли длинные столы и лавки. Те, кому не хватило места за столом, сидели прямо на траве, попивали вино и ели запеченное мясо. Далеко за едой им ходить не было нужды. Здесь же на вертелах жарили свиные туши. Варили в больших котлах похлебку. В палатках продавали вино, коньяк и сидр. Повсюду сновали дети, держа в руках, яблоки в меде, насаженные на заостренные палочки.

Жан сглотнул голодную слюну, посматривая в сторону столов, но Эниана увлекла его в круг зевак, наблюдающих за танцами. Музыканты играли простенький веселый мотивчик, как раз под такой ноги сами срываются в пляс. Энни отдала Жану корзинку с надаренными мелочами и влилась в группу танцующих. Не зря в Ольстене считали, что перетанцевать Энни невозможно. Вскоре Жан услышал одобрительные хлопки, свист и выкрики: «во дает девка!». После такого Жан не мог стоять спокойно на месте. Он сунул корзину в руки стоявшего рядом бородача и присоединился к Энни. Пусть видят, что он тоже не пальцем деланый.

Они кружились, прыгали, скакали, хлопали в ладоши. Они не замечали никого вокруг и смотрят только друг на друга, ловя каждое движение. Это был необъявленный поединок. И зрители это почувствовали – и парень, и девушка настроены серьезно и сдаваться не собираются. Лучшим может стать только один. То и дело раздавались выкрики в поддержку то одного, то другого. Те, кто плясал на пятачке в тот момент, когда пришла Энни, давно присоединились к зрителям, освободив место для маневров неугомонной парочки. В какой-то момент Жан подхватил ее как пушинку и приподнял за талию. Когда он опускал ее на землю, то невольно засмотрелся на ее разгоряченное лицо, на сверкающие от азарта глаза, на приоткрытые губы, которые сейчас так близко, что можно запросто…

– Да целуй ты ее уже! – выкрикнул кто-то из толпы.

Это отрезвило Жана. Он улыбнулся, чтобы скрыть неловкость. Убрал ладони с ее талии, взял Энни за руку и потянул ее с танцевальной площадки.

– Пойдем отсюда. Натанцевались, – хриплым голосом буркнул он ей.

Эниана не поняла, отчего с Жаном произошла такая перемена. Только сейчас ему было весело, как и ей, а теперь идет с каменным лицом, глядя прямо перед собой.

Она потянула его за рукав:

– Жан, не стоит переживать. Ты из-за того, что кричали эти дурачки?

– Мы забыли твою корзину.

– И бог с ней. Мне ничего не нужно из того, что там было. Я брала только для того, чтобы не расстраивать торговцев отказом. Но ты ведь не из-за этого расстроился?

– Я просто устал.

– Так давай посидим. Купим чего-нибудь вкусного.

Эниана остановилась у лотка с колбасками и взяла две порции с тушеной капустой. После того, как Жан расправился с тем, что было на его тарелке, и съел половину колбаски подруги, его настроение улучшилось. Эниана вернула пустую посуду усатому, добродушному торгашу и получила назад ее стоимость. Потом потащила Жана туда, где собралась большая толпа. Оттуда периодически доносились взрывы хохота. Может, так Жан взбодрится.

– Там весело, – тянула она его за рукав. – Что это?

– Какое-то представление.

Протиснувшись сквозь толпу, Эниана увидела большой деревянный посмост. На помосте стояли ящики с гнилыми яблоками. Человек в алом костюме, пошитом на старинный манер, раздавал яблоки за монеты.

– Пять яблок за один денье, налетай, разбирай! – выкрикивал он. Но и без того торговля шла бойко. К нему со всех сторон тянулись руки с медяками, и он едва успевал отоваривать желающих. Только когда ящики опустели, галдеж и давка прекратились. Однако покупатели не собирались уходить. Они застыли у помоста и чего-то ждали, держа яблоки кто в руках, кто в подоле рубахи, кто в шапке.

– Достопочтенные сеньоры! – крикнул человек в алом костюме. – А теперь пришла пора посоревноваться в меткости.

Из-за серой замусоленной ширмы вышел человечек в зеленом блестящем трико и узкой зеленой рубахе. Эниане он чем-то напомнил маленькую пугливую ящерку – он так же вертел головой и озирался по сторонам. При этом человечек глупо улыбался.

Когда в него полетело первое яблоко, он увернулся и при этом улыбнулся виновато. Когда увернулся от второго, то показал язык. И в тот же миг яблоко прилетело прямо в его голову. Он вскрикнул, схватился за ушибленное место и запрыгал на месте. Толпа разразилась хохотом. Теперь в человечка полетел град яблок. Человечек вертелся, отскакивал, бегал по помосту. Каких-то попаданий ему удавалось избежать, а когда яблоко достигало цели, он корчил грустные рожи и причитал на все лады. В конце концов он споткнулся на яблоке и растянулся на сцене. От его безрезультатных попыток подняться, люди хватались за животы и вытирали выступившие слезы.

Энни встревоженно взглянула на Жана. Почему-то она боялась, что увидит на его лице улыбку. Но его лицо было непроницаемо.

– Ему же больно, – прошептала Эниана.

– Это его заработок, Энни.

– Почему они все смеются? – Эниана окинула негодующим взглядом толпу.

– Они заплатили за развлечение. Имеют право.

Когда человек-ящерка уполз за ширму, перед зрителями снова предстал человек в алом.

– А теперь, драгоценные дамы и господа, вашему вниманию случай из жизни, – объявил он. – Отбор у короля.

На сцену вышел разряженный толстяк в деревянной короне и в залатанной накидке, изображающей мантию. Он шел величественно и надменно, что совершенно не вязалось с его образом. Массовка, изображающая придворных, в числе которых была и ящерка из прошлого номера, при приближении короля жмурилась и прикрывала глаза руками.

– Солнце! Солнце! – восторженно перешептывались они.

Король остановился, и сразу перед ним в ряд выстроились девушки.

– Кто? – грозно рыкнул король.

– Мы претендентки в фаворитки, – пискнули они.

Спустя мгновение раздался топот ног, такой, что казалось – доски помоста треснут. В конец строя с лету вписался высокий толстый мужчина с густой косматой бородой. Тем не менее, он был облачен в дамское платье, треснувшее под мышками.

– А ты кто? – король изобразил удивление.

– А, я это… Фаворитка я.

– Кто ж тебя пустил сюда такую?

– Меня никто и не задерживал. Кстати, вам предстоит ремонт ограды и стены дворца. Теперь у вас там дыры с мой рост.

– И чем же ты лучше остальных? – задумчиво произнес король.

– О, вы посмотрите на моих соседок, они плоски как сельди, а я рельефна, – актер провел рукой по накладным грудям.

– Да, вижу две горы и холм огромный.

– Огромный, да еще какой, подушка, что всегда с тобой, – перешел на рифму бородач.

– Но борода твоя…

– От дедушки досталась. Я вся в него.

Внезапно обстановка на сцене перестала быть фривольной. Девушки-фаворитки изменились в лице и бросились в рассыпную. На помост поднялись несколько человек в мундирах. Первым повязали короля, ему заломили руки и потащили вниз. Бородач не давался, он убегал от представителей закона, активно лягался, задирая юбку и сверкая голыми волосатыми ногами. Но и его тоже скрутили, хотя он продолжал сопротивляться. Даже оказавшись полностью скрученным, он выражал свой протест, смачно харкаясь.

Эниана с ужасом смотрела по сторонам. Люди продолжали смеяться. Для них это было продолжением представления, этакой импровизацией.

Среди скалящихся лиц она заметила одно, не похожее на остальные. Мрачное, хищное. Птичий профиль показался ей смутно знакомым. Да нет, не может быть. Ему здесь просто нечего делать.

Между тем началась сумятица. «Мундиры» прочесывали толпу, не церемонясь с теми, кто попадал под руку. То тут, то там раздавались крики и ругань. Жан схватил хлопающую глазами Эниану за руку и потащил прочь.

– Что это было? – спросила она, когда они удалились на безопасное расстояние.

– Не знаю, может эти ребята в трико когда-то успели набедокурить или выступление не понравилось.

– На месте короля я бы тоже обиделась.

– Актерам такая обида дорого обойдется.

– Пойдем к нашим, а то скоро стемнеет.

– Тебе не терпится начать работать? Думаю, они втроем в лавке и без нас управятся. Давай еще прогуляемся. В Ольстене такого не увидишь.

Они медленно побрели по площади, переговариваясь.

– Знаешь, мне показалось, что я заметила здесь герцога Уэйна.

– И что?

– Что он здесь забыл?

– Думаешь, он сидит как сыч в своем замке? Приехал человек развеяться. Может жену с собой взял. А может, наоборот сбежал от нее.

Несмотря на то, что день клонился к закату, людей на ярмарке меньше не становилось. Наоборот, народ стекался потоками по всем тропинкам и дорогам, словно реки в бурлящий океан. Скорее всего, горожане и селяне успели справиться со своими делами и решили провести остаток дня на гуляниях.

Вскоре Энни заметила небольшой балаганчик, возле входа в который собралась приличная очередь. В основном это были богато одетые женщины средних лет и совсем юные особы. Все ожидающие дамы заметно нервничали, теребили в руках платочки, закусывали нижнюю губу, обмахивались веером. Мужчины, заложив руки за спину, мерили шагами пространство перед балаганом. Выходили же из шатра либо с мечтательным видом, либо с воодушевленным выражением лица. Энни, прищурившись, прочитала надпись над входом: мадам де Руж, потомственная гадалка.

– Жан, пойдем!

– Вот еще!

– Смотри сколько людей. Там точно что-то интересное происходит.

– Ага, обман за ваши же денюжки.

– Я никогда не была у гадалок, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

Жан сдался. Втайне он надеялся, что непоседливая Эниана не выдержит стояния в очереди, и они скоро уйдут отсюда. Сначала Эниана особо не скучала, разглядывая господ. Но когда она, закрыв глаза, могла сказать, какого цвета башмаки у сеньора в сером парике, и сколько жемчужин в ожерелье полной дамы, стоять ей стало невмоготу. Она последовала примеру мужчин и стала бродить кругами и зигзагами, смущая своим поведением благовоспитанных дам.

Но на предложения Жана бросить все, она упрямо качала головой. Одно хорошо, очередь перед ней таяла, а за ней росла, и она тешила себя мыслью, что тем, кто занял за ней, стоять еще долго.

Наконец вышел мужчина, за которым занимала Эниана. Он улыбался глупо и широко. Но как только Энни оттянула полог, в щель протиснулся неизвестно откуда взявшийся Жан.

– Ты куда? – зашипела Энни.

– Туда! Думаешь, я тебя пущу, не зная, что там происходит? Посмотри, эти люди явно не в себе. А ты и так у меня дурочка!

Энни плюнула с досады на землю. Дамы поморщились и осуждающе покачали головой. Энни демонстративно развернулась к ним спиной, чтобы не видеть их постных рож. Жаль, что она не могла заткнуть уши, потому что до нее сразу же долетели нелестные комментарии, произнесенные нарочито громким шепотом.

Жан вышел быстро:

– Она шарлатанка, – хмуро заключил он. – Может, не стоит тратить целый су?

Энни дернула плечом, не позволяя Жану прикоснуться к себе, и скрылась внутри.

Первое что увидела Энни, был стол, на котором хаотично располагались черепа животных и птиц вперемежку с павлиньими перьями и амулетами из разноцветных камней. Над всем эти великолепием возвышалась женщина в ярком тюрбане и восточном халате из золотой парчи.

Повинуясь жесту хозяйки шатра, Эниана села на краешек стула. Стул был гораздо меньшего размера, чем тот, на котором царственно восседала мадам де Руж. К тому же, одна из его ножек была короче остальных, и сидящему стоило больших усилий сохранять равновесие.

«Как все продумано», – похвалила про себя сообразительность гадалки Эниана.

– Что привело тебя, дитя? – раздался скрипящий, прокуренный голос.

– Хочу узнать, что меня ждет, – ответила Эниана и удивилась тому, как слабо и робко прозвучал ее ответ.

Мадам де Руж положила обе ладони на лошадиный череп и прикрыла глаза.

– Вижу, любит тебя человек один. Из твоего окружения.

Эниана заметила, что гадалка слегка откидывает голову назад, чтобы наблюдать за ее реакцией из-под опущенных ресниц.

– Любит? – переспросила Эниана.

– Любит, любит. Правда, признаться не может тебе, мается, боится, что ты отвергнешь его. Не признавался же еще?

– Нет.

– Значит, жди. Признается. Свадьба будет у вас. Вижу. Деток много. Один, два, три четыре. Два мальчика и две девочки. Красивые такие, прямо, как ты. Хорошо будете жить, в ладу. Ругаться будете, конечно, но как без этого. Так же быстро и мириться будете.

– Благодарю, – улыбнулась Эниана.

– С тебя один су, деточка. Не мне платишь, судьбу задабриваешь, чтоб все так, как я сказала, получилось.

Эниана достала из кошелька один су и вложила в протянутую ладонь гадалки. Как только пальцы Энианы коснулись горячей и сухой кожи провидицы, между их ладонями словно проскочил разряд молнии. Эниана отдернула руку, но мадам де Руж вцепилась в нее мертвой хваткой, сжимая до боли. Лицо провидицы исказила страшная гримаса, ярко накрашенный рот искривился, голова затряслась так, что тюрбан слетел на пол, а по плечам женщины рассыпались седые, плохо прочесанные волосы. Глаза мадам де Руж закатились, и на Эниану уставились пугающие белки.

– Зверь идет за тобой. Он знает каждый твой шаг. Он тебя не отпустит. Погубишь ты всех, кто тебя любит. Сама не спасешься. А может и спасешься. От тебя зависит.

Эниана изо всех сил пыталась вырвать свою руку из костлявой лапы старухи. Старуха тянула ее на себя. Тело провидицы затрясло крупной дрожью, а изо рта потекла слюна. Пальцы ее разжались, и она рухнула на пол со страшным грохотом. Падая, она зацепила несколько черепов, которые весело поскакали по полу.

Энни выбежала из шатра ни жива ни мертва. В руке она сжимала свой су.

– На сегодня сеанс окончен. Можно расходиться, – срывающимся голосом объявила она и, махнув рукой Жану, поспешила убраться подальше от балагана мадам де Руж.

Глава 6

Жан с удивлением смотрел на побледневшую Энни. Она шла в быстром темпе, будто боялась погони. Крылья ее носа часто раздувались, она с шумом втягивала воздух, тщетно пытаясь успокоиться.

– Что она тебе наговорила?

– Ерунду какую-то. А потом ее затрясло, и она упала.

– Ты доконала бабку, – вздохнул Жан и потер переносицу.

– Да нет же! Я и рта не раскрыла! Она сама… доконалась.

– Твои навыки совершенствуются. Ты уже научилась доводить людей до могилы, не раскрывая рта, – рассмеялся Жан.

– Ну почему сразу до могилы? – буркнула Энни. – Она просто упала. А я не стала ей помогать, потому что очень испугалась ее. Этот загробный голос, глаза… Вот, полюбуйся, – она показала Жану свежий синяк на запястье.

– Может, и хорошо, что ты ей не помогла. Так вероятность больше, что с ней все будет в порядке.

– Дурак.

– Лягушка.

– Лучше скажи, что же сказала тебе гадалка, что ты назвал ее шарлатанкой.

– Как и тебе. Ерунду какую-то.

– Ну скажи, а.

– Ладно, – нехотя согласился Жан. – Сказала она, что мне нравится девушка. Что мы поженимся и будем жить долго и счастливо.

– И что? Хорошее же предсказание. Почему сразу шарлотанка? Все женятся рано или поздно. Так что это предсказание точно сбудется.

– Не сбудется, – угрюмо ответил он.

– Почему?

– Потому что эта девушка никогда на меня не посмотрит.

– Это почему же? – возмутилась Энни. – Знал бы ты, какой ты красивый, видный, веселый, сильный, ты бы такое не говорил! И что это за цаца от тебя нос воротит? Дочка пекаря Анхелика? А может, Мирта? Или Вивьен? – Эниана перебрала всех, кого считала красавицами, потом миловидных и уже дошла до дурнушек, но Жан качал головой и улыбался.

– Не старайся, я тебе все равно не скажу.

– Хоть намекни. А она красивая?

– Очень.

– Значит, точно Анхелика. Или Вивьен. Почему же они тебе не отвечают взаимностью? Радоваться должны, что нравятся тебе. Или? – Эниану осенила догадка. – Или эта девушка просто не знает, что нравится тебе?

– Да.

– Ну вот! Я же говорила, что знаю толк в этих делах, – Эниана широко улыбнулась.

– Ты? – Жан скептически поднял бровь. – Откуда?

– Да я столько книг о любви прочла! Так что можешь смело консультироваться у меня. Послушаешь моих советов, и уже к следующему лету обзаведешься женой.

– И что ты мне посоветуешь?

Эниана так увлеклась идеей позаботиться о счастье Жана, что не заметила в его глазах смешливых искорок.

– Ну, для начала нужно как можно больше времени проводить на глазах у объекта любви. Иначе когда же твоя избранница сможет хорошенько тебя рассмотреть, если ты все свободное время торчишь рядом со мной?

– Ты права.

– Запоминай. Когда ты будешь неподалеку от нее, нужно смотреть на нее так, чтоб она мучилась догадками, смотришь ты на нее или нет.

Жан потянул ее за рукав и заглянул в лицо:

– Так, что ли? – его левый глаз скосился к переносице, а правый закатился вниз.

– Ого! Как это у тебя получается? – восхитилась Энни.

– Так ты одобряешь?

– Если ты будешь так смотреть на возлюбленную, то до смерти останешься холостяком.

– Хорошо. Какие еще будут советы?

Энни задумалась.

– Тебе нужно быть или томным страдальцем, вздыхать и смотреть долгим взглядом в Ее сторону или, наоборот, дерзким, самоуверенным, немного надменным.

– А обычным быть нельзя?

– Обычным будешь тогда, когда начнется «они жили долго и счастливо». Какая романтика может быть с обычным?

За болтовней Энни не заметила, что они добрались до палатки Якоба. Покупателей уже не было и довольно давно, судя по тому, что мужчины и их недавний враг-гончар расслабленно делили трапезу, расположившись в стороне у телеги. Видимо, как только наступили сумерки, люди из торговых рядов переместились на площадки с танцами, представлениями, едой и питьем. Даже сюда доносились звуки музыки и редкие выкрики.

– Нагулялись? – поинтересовался Якоб. – Садитесь есть.

Энни скользнула взглядом по Францу. Устал, бедненький.

– Я не голодна. Я бы уже легла спать.

– А я поем, – Жан присел к костерку, рядом с которым на камнях стоял котелок с жидкой кашей.

Якоб неохотно поднялся и проводил Эниану в палатку.