Текст книги "Битая карта (сборник)"
Автор книги: Ариф Сапаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
– Ну что ж, похоже, что вы меня убедили, – сказал он на прощание. – Попытаюсь встретиться с господином Тужиковым…
Сплошные вопросительные знаки
Еще немного хроники. – Пан Пшедворский согласен постараться. – Задаточек в тридцать тысяч рублей. – Головоломки решенные и нерешенные
Жаркое лето мало-помалу клонилось к осени.
Трудовой Петроград по зову партийных ячеек единодушно выходил на многолюдные коммунистические субботники в Уткину Заводь, на ускоренную достройку электростанции мощностью в десять тысяч киловатт.
Задумана была эта электростанция почти десятилетие назад, в довоенном 1913 году, при долевом участии иностранного капитала. Война помешала строительству, и теперь, в интересах быстрейшего восстановления петроградской промышленности, требовалось ввести ее в строй к пятой годовщине Советской власти. Известно было и название будущей станции, работающей на дешевом торфяном топливе, – «Красный Октябрь», с энтузиазмом одобренное на рабочих собраниях. Газеты уже подсчитывали, что за год работы Уткина Заводь будет экономить до двух миллионов пудов каменного угля.
В Кронштадте, на стоянках боевых кораблей Балтфлота, до позднего вечера свистели авральные боцманские дудки: эскадра балтийцев готовилась к первому после длительного перерыва заграничному походу. Намечались официальные заходы эскадры в Ревель и Гельсингфорс, надо было блеснуть традиционным у русских моряков порядком и чистотой.
Москва уверенно вышла в большой эфир, открыв мощную радиостанцию имени Коминтерна, способную соперничать с крупнейшими станциями европейских столиц. И сразу увеличился спрос на детекторные приемники, молниеносно учтенный изворотливыми кустарями. За простенький детектор, напоминающий кремневую зажигалку, на Мальцевском рынке запрашивали двадцать пять рублей.
В августе город хоронил на Марсовом поле Дмитрия Николаевича Аврова, одного из славнейших героев обороны Красного Питера, бывшего организатора и коменданта Петроградского укрепрайона.
После гражданской войны Дмитрий Авров, подобно тысячам других коммунистов, был переброшен партией на хозяйственный фронт. Работал, не щадя себя, недоедал, недосыпал и свалился не от белогвардейской пули – от катастрофического истощения нервной системы. Свалился в неполные свои тридцать два года, в расцвете жизненных сил. На похороны Аврова вышли многолюдные колонны трудящихся со всех районов Петрограда.
Даже нестерпимая духота в залах кинематографов не отпугивала любителей иностранных кинобоевиков, в великом изобилии хлынувших на экраны.
В «Паризиане» с неизменными аншлагами демонстрировался «Желтый билет» при участии известной голливудской звезды Полы Негри. В «Форуме», на Васильевском острове, месяц подряд крутили головокружительно лихие «Тайны Нью-Йорка», а огромные рекламные щиты «Солейля» зазывали на «Отца Сергия» с любимцем публики Мозжухиным в заглавной роли.
В конце сентября петроградские газеты вышли с сенсационной новостью. Схвачен был Ленька Пантелеев, неуловимый налетчик и убийца. Вместе с ним попались и главные его помощники, составлявшие костяк дерзкой шайки. Упорнейшая работа особой оперативной бригады чекистов наконец-то увенчалась заслуженным успехом.
Через две недели грянула новая сенсация. Преданный суду ревтрибунала и уже успевший признаться в многочисленных преступлениях, Ленька Пантелеев бежал из тюрьмы. Все было как в американском кинобоевике: подкупленный надзиратель, веревочная лестница, таинственные записки. Понадобилось еще несколько недель кропотливого труда чекистов, прежде чем в воровском притоне на Можайской улице нашел свою бесславную гибель этот кровавый бандит.
Осень – время хлопотливое, время итогов и размышлений.
Немало хлопот доставила осень и Александру Ивановичу Ланге, возглавлявшему расследование по делу о бандитских налетах на Холм и Демянск. Изучение обстоятельств этого дела, как часто бывает в следственной практике, с каждым днем приобретало все более углубленный характер. И почти каждый день приносил новые факты и подробности, которых чувствительно не хватало в начальном периоде.
Крупной удачей закончилась командировка Печатника в Белоруссию, к тетке Михалине, содержавшей конспиративную квартиру савинковцев неподалеку от государственной границы.
На ловца, как говорится, и зверь бежит. Не успел Александр Иванович приехать в Полоцк и толком обсудить ситуацию с местными чекистами, как стало известно о новом визитере, нашедшем приют у тетки Михалины.
Пожаловал зарубежный гость около полуночи и, судя по некоторым признакам, рассчитывал до рассвета покинуть явочную квартиру. Еще было известно, что вооружен и, по-видимому, окажет сопротивление при аресте.
Некогда было связываться с Мессингом. Не входило в расчеты Александра Ивановича и затевать стрельбу, привлекая тем самым внимание к железнодорожной будке скромной стрелочницы, – тогда наверняка окажется бесполезной засада, необходимая на случай появления новых визитеров.
Во втором часу ночи к будке тетки Михалины подъехала моторная дрезина начальника околотка службы пути. Не доезжая метров пятидесяти, с нее соскочили и быстро рассыпались в кустах оперативные работники, выделенные в группу оцепления.
– Эй, тетка Михалина, где ты запропала! – требовательно кричал начальник околотка, нажимая на грушу автомобильного гудка. – Разоспалась, чертова перечница! А ну открывай, да поживее! Долго ли тебя ждать!
Вышла стрелочница не сразу, и видно было, что изрядно напугана приездом начальства, а дверь за собой прикрывает с слишком заметной старательностью.
– Ну, чего надобно?
В ту же минуту с дрезины соскочил коренастый плотный мужчина в коротенькой кожаной куртке, подпоясанной командирским ремнем. Пробежав мимо обомлевшей стрелочницы, он резким ударом сапога распахнул дверь будки. Вслед за тем послышалось чье-то глухое проклятье, кто-то захрипел, точно ему сдавливали горло, и все стихло.
Расчет Александра Ивановича был математически точным. За дверью, почуяв опасность, стоял с маузером наготове зарубежный гость тетки Михалины. Сильный удар дверью оглушил его на какое-то мгновение, оружие выпало из руки, а все остальное для Печатника оказалось довольно обыкновенным делом, требующим лишь мгновенной реакции и недюжинной физической силы.
Ночным посетителем тетки Михалины, как и надеялся Александр Иванович, был Вацлав, сотрудник польской дефензивы, всего месяц назад сопровождавший через границу Геннадия Урядова.
Вацлавом этого нахального и трусоватого господина числили лишь в экспозитуре № 2, квартирующей в местечке Глубокое, неподалеку от советской пограничной заставы, снабдив соответствующим документом на имя Вацлава Вацлавовича Масальского. Другие фамилии и клички проводника оставались пока неизвестными.
Установил их Александр Иванович без особых затруднений. В результате выяснилось, что бывший фуражир лейб-гвардии драгунского полка Люциан Сигизмундович Пшедворский относится к тому сословию разведчиков-двойников, которые служат многим хозяевам одновременно. Польская дефензива, где он был Вацлавом, французское секретное бюро (кличка Месье Пашон) и савинковская организация (Шляхтич) платили ему за услуги, частенько даже не зная, что покупают уже проданный товар.
Соответствующим оказалось и поведение этого бойкого субъекта. Амплитуда колебаний шла у него по нисходящей – от наглых угроз и циничного предложения услуг до безоговорочной капитуляции на милость победителя. Примерно так же вели себя и Колчак, и Афоня, и другие пойманные агенты врага. Это у них было своеобразной нормой «применительно к подлости».
– Опасаюсь, господин комиссар, как бы вы не нажили из-за меня неприятностей, – озабоченно заявил агент-двойник на первом же допросе. – Вполне возможен серьезный дипломатический скандал, потому что Варшава не потерпит столь грубого обращения с польским гражданином…
– А вы не беспокойтесь за нас, пан Пшедворский, – усмехнулся Александр Иванович. – По дипломатической линии мы как-нибудь сами все уладим. К тому же схватили вас с поличным и совсем не на польской территории…
Сорвалось с запугиванием, и сразу была пущена в ход другая тактика.
– Между прочим, господин комиссар, просил бы учесть некоторую весьма важную деталь. Дело в том, что я могу оказать кое-какие услуги руководству ГПУ… Не бесплатно, разумеется, за приличный гонорар, о размерах которого мы могли бы сговориться. Альтруизм в наше время, сами понимаете, встречается редко…
Клин, говорят, положено вышибать клином. Да и самоуверенного этого господина пора привести в чувство. Пусть знает, что шутить с ним не будут.
– На затраты мы, пожалуй, согласны, – сказал Александр Иванович.
– Вот и прекрасно! Любопытно бы узнать, сколько вы ассигнуете для этой цели?
– Всего одну пулю, Люциан Сигизмундович! Всего одну! В том, понятно, случае, если ревтрибунал не обнаружит в вашем деле смягчающих вину обстоятельств. Но загадывать не в моих привычках, будущее само покажет…
Так они выясняли отношения в следственной камере полоцкого домзака. Отрезвляющий холодный душ пришелся как нельзя кстати, и Люциан Сигизмундович быстренько сообразил, что нужно не мешкая зарабатывать эти самые смягчающие вину обстоятельства.
Прислали его нынче со специальной задачей, непохожей на прежние. И гонорар соответственно назначен повышенный – пятнадцать тысяч злотых.
Где-то на территории Псковской или Новгородской губернии скрывается группа террористов Бориса Савинкова. Связь с ней утрачена вот уже две недели, хотя, по имеющимся в Варшаве сведениям, группой осуществлено несколько экспроприаций и смелых налетов. Его обязанность, в общем-то, техническая. Приказано разыскать этих людей и помочь вернуться в Польшу. Если же переправа через границу в настоящий момент неосуществима, он обязан доставить в Варшаву пакет, который вручит ему руководитель группы.
– Адреса имеете?
– О, конечно, господин комиссар! И адреса, и пароль. Помимо того, мне было сказано, что нужно проявить находчивость в поисках, так как группа, возможно, в плачевном состоянии…
– Возглавляет ее Колчак?
– Совершенно правильно, господин комиссар! Выходит, вы полностью осведомлены?
– Давайте без лишних слов, пан Пшедворский! – поморщился Александр Иванович. – Кстати, обязанности остаются обязанностями, и отменять их мы с вами не будем… Съездите по указанным адресам, займетесь своими розысками… Короче говоря, все остается в силе…
– Вы предлагаете мне сотрудничество?
– Нет, Люциан Сигизмундович, просто мне хотелось бы, чтобы у вас, когда вы предстанете перед ревтрибуналом, имелись кое-какие шансы… Надеюсь, вы меня понимаете?
– Понимаю, господин комиссар. Я буду стараться… Можете быть уверены в моей глубокой преданности…
Не было никакого смысла задерживаться в Полоцке. Сговорившись с местными товарищами о наблюдении за явочной квартирой у тетки Михалины и прихватив с собой готового к услугам Люциана Сигизмундовича, Печатник выехал в Петроград.
Почти одновременно Афоня и недовольный введением нэпа коммунист Тужиков с огромным удовольствием сбросили с себя изрядно поднадоевшие обличья.
Успех их поездки превзошел самые смелые ожидания Мессинга.
Наглядным доказательством тому служили две тугие пачки червонцев, запросто полученные от скромного маркера «Пале-Рояля», живущего на даровых хозяйских харчах.
Нельзя было не воздать должное этому Федьке Безлошадному. Встречу с «крупной штабной шишкой» организовал он и ловко, и напористо, так что подыгрывать ему не пришлось. Зазвал в ресторан, не теряя даром времени, настроил разговор в нужном направлении и, учуяв благодатную почву, с ходу взял быка за рога.
– Осмелюсь предложить вам небольшую сумму, достопочтенный Андрей Андреевич. Так сказать, взаимообразно или, если угодно, в задаточек…
– Ну что вы, – попробовал возразить Карусь, изображая смущение. – Мне, право же, неловко брать в займы от незнакомого человека, хотя, должен сознаться, действительно испытываю некоторые затруднения…
– Пустое! – решительно напирал Федька Безлошадный. – Какие могут быть церемонии между своими? Пишите лучше расписочку, дорогой, и дело с концом… Здесь ровно тридцать тысяч рублей, прошу вас, пожалуйста… Расписочку можете подписать, если желаете, только инициалами… И впредь прошу без стеснений, поскольку сотрудничество наше обещает быть полезным…
Словом, приманка сработала наилучшим образом. Но главная удача лужской поездки заключалась не только в этом саморазоблачении Федьки Безлошадного.
Еще в пансионате мадам Девяткиной, заказав с помощью напарника срочную экспертизу, Петр Адамович Карусь сделал весьма важное открытие.
Новгородская губернская контора Госбанка, куда напарник отправил с фельдъегерем полученный у маркера «задаточек», официально засвидетельствовала, что обе пачки червонцев из числа украденных бандитами в демянском финотделе. Таким образом, от шайки Колчака тянулась прямая ниточка в бильярдную «Пале-Рояля», и тут было о чем поразмышлять.
Результаты обеих командировок обсуждались у Мессинга.
Выслушав коротенькие доклады вернувшихся товарищей и сдержанно отметив достигнутые успехи, Мессинг сразу перевел разговор на нерешенные задачи следствия.
Увы, их было еще очень много, этих нерешенных головоломок, которые ждут срочных и, главное, безошибочных ответов. Такова уж природа чекистского поиска, почти с неизбежной закономерностью выдвигающего все новые и новые загадки. Ты идешь вперед по верному, казалось бы, пути, ты радуешься своим открытиям и находкам, а перед тобой на каждом шагу возникают еще более туго завязанные хитросплетения вражеских интриг. И не вздумай отчаиваться, устало склонив голову перед трудностями, с удвоенной энергией продолжай поиск, потому что враг не дремлет и слишком многое поставлено в зависимость от результатов твоего бессонного труда.
Саморазоблачение Федьки Безлошадного было, понятно, плюсом следствия, исключающим напрасные блуждания по ошибочному следу. Огромное значение имела и справка новгородской конторы Госбанка, связывающая воедино, казалось бы, разрозненные явления.
– Надо хорошенько провентилировать личность маркера, – сказал Мессинг. – Тут у нас явная слабина…
Со свойственной ему проницательностью Мессинг ухватился за главное звено. Ясно было, что под личиной маркера «Пале-Рояля» скрывается резидент, имеющий собственную агентуру и связь, что случайная вербовка подвернувшегося под руку «штабного деятеля» всего лишь эпизод в его деятельности.
На этом, однако, вся ясность и заканчивалась. Далее шли сплошные вопросительные знаки и многоточия.
Ежели Федька Безлошадный и Федор Семенович Заклинский его псевдонимы – а в этом сомнений нет, – то кто же он в действительности? И через какие каналы поддерживает контакты со своими хозяевами? И что общего нашел с конокрадской шайкой Кувырка, усиленно разыскиваемого угрозыском? И наконец, если и в самом деле является петроградским резидентом Бориса Савинкова, для безопасности окопавшимся в Луге, то чем же объяснить содержимое капсулы, которая была ввинчена в каблук Афони? Неужто и замысловатая «собачка на поводке», и двойная перестраховка с шифром ровным счетом ничего не значат?
Вопросов было с избытком. Один непременно тянул за собой целую вереницу других, столь же сложных, и все они выстраивались в удручающе неприятную шеренгу, сигнализируя об очевидных огрехах следствия.
– Допустим на минутку, что с Геннадием Урядовым вышла у них какая-то осечка, – размышлял Петр Адамович Карусь, предлагая на рассмотрение товарищей очередную гипотезу. – Мало ли что может случиться…
– Ты давай конкретнее…
– Пожалуйста. Получили, допустим, сигнал об опасности, подстерегающей их агента в Петрограде, или засомневались в способности Афони к самостоятельной работе. Возможно это? Думаю, что вполне возможно. В таком случае они должны ограничиться комбинацией с Демьяном Изотовичем и даже потребовать ее ускорения. Как говорится, пойти на аферу, в надежде на счастливый шанс. Дескать, выйдет – прекрасно, раздобудем шифр Красной Армии, а коли сорвется – пожертвуем Афоней, ничего страшного. В Гепеу обрадуются, будут праздновать победу, а настоящий резидент останется в тени…
– Допускай что угодно, только не во вред здравому смыслу, – сердито отозвался Александр Иванович. – Пожертвовать Афоней они, конечно, способны, это в духе господина Савинкова, никогда не щадившего своих сотрудников. И накрутить всякой чертовщины вроде двойной перестраховки тоже способны. Но для чего же тогда связывать заведомо обреченного агента с Федькой Безлошадным? Ты об этом подумал? Где тут элементарная логика?
– Да, логики маловато…
– Вот то-то и оно! Афоню они приносят в жертву и сами же подставляют под удар своего резидента… Согласись, что одно с другим плохо вяжется…
– Хорошо, согласен. Ну, а что ты думаешь насчет Беглого Муженька? Как-никак, ходил человек в важных персонах, считаться с этим положено. Мы объявили розыск по всей республике, а он, сучий сын, окопался где-нибудь в Петрограде и спокойненько дирижирует всей ихней музыкой…
– Беглого Муженька в Питере нет, – уверенно возразил Александр Иванович. – Человек не иголка, бесследно пропасть ему нельзя, а руководить чьими-то действиями и, следовательно, быть связанным со многими людьми тем более… И вообще, дорогой Петр Адамович, не лучше ли приберечь нашу фантазию до другого раза? Вот разберемся маленько, подтянем хвосты, тогда и пофантазируем сколько захочется.
– Разумные речи приятно и слушать! – поддержал Александра Ивановича Мессинг, ценивший деловитость во всех ее проявлениях. – Работы у нас невпроворот, так что давайте условимся об очередных заданиях…
Клубок распутывается до конца
Поездка по конспиративным квартирам. – Возмездие настигло Алешку-психа. – Страничка из жизни генеральши Дашковой. – Ликвидация банды. – Кладоискатель на Захарьевской улице. – Несколько разъяснений в финале
Следствие продолжалось полным ходом, и работы было действительно невпроворот.
Александру Ивановичу пришлось вновь пригласить на допрос Колчака. Вожак банды явно утаивал многие подробности, хотя и старался доказать, будто разоружился на все сто процентов. Уж что-что, а адресок «Пале-Рояля» должен был знать. Просто не мог не знать, поскольку деньги, украденные в Демянске, очутились у Федьки Безлошадного.
– Враньем вы изрядно осложнили свое положение, – сказал Александр Иванович. – И, похоже, не собираетесь исправляться…
– Вам с горы видней, гражданин Ланге. Совесть моя чиста: все, что знал, все сообщил без остатка. Хотите милуйте, хотите ставьте к стенке – воля ваша.
– Насчет совести, Михей Григорьевич, пока воздержимся рассуждать, тут у нас понятия неодинаковые, а сообщили вы следствию далеко не все. И придется вам хорошенько подумать. Это, кстати, в ваших же интересах.
– Опоздал я, видать, с думаньем. Судьба моя так и так пропащая.
– Разуверять вас не стану, а подумать все же необходимо. И прежде всего об адресах, данных вам варшавским начальством…
– Каких еще адресах?
– Мало ли каких, Михей Григорьевич. К примеру, в ресторанчике «Пале-Рояль»… Есть где-то такой ресторанчик…
– Ах вот вы о чем! – Чувствовалось, что Колчак растерян, старательно изображает простака, запамятовавшего сущий пустячок. – Так это же, гражданин Ланге, значения не имеет… Сказано было на всякий случай, можно, дескать, обратиться за содействием в Лугу, если вдруг окажемся в тех местах.
– К кому обратиться?
– Человечек там имеется, маркером служит в «Пале-Рояле»…
– Федька Безлошадный?
– Вот-вот, он самый.
– Это что, резидент Савинкова?
– Не могу знать, гражданин Ланге. Просто сказали, что в бильярдной крутится, а кто он такой – неизвестно.
– Пароль был?
– Был вроде и пароль. Как же это, дай бог памяти?
– Не валяйте дурака, Михей Григорьевич.
– Велено было спросить: «Не знаете ли, где живет доктор Гедеонов?», а он должен был ответить: «Доктор Гедеонов принимает по воскресеньям»…
– Почему же вы скрыли это от следствия?
– Из головы выскочило, гражданин Ланге! Да и не надеялись мы в Лугу попасть, далековато нам, не с руки…
Дополнительный допрос Колчака мало что добавил к уже известному, но все же кое-чем помог… Теперь можно было отправляться в объезд явочных квартир савинковской банды.
Запасшись удостоверениями заготовителей кожсырья на себя и на пана Пшедворского, Александр Иванович купил билеты на старорусский поезд.
Перед выездом из Петрограда Люциан Сигизмундович получил весьма недвусмысленные разъяснения о возможных последствиях двойной игры и, следует воздать ему по заслугам, вел себя с отменным усердием. Охотно выбегал на станциях за кипяточком, упоенно сражался с Александром Ивановичем в шахматы, сокрушаясь по поводу своих частых зевков, даже пытался рассказывать анекдоты. Соседям по вагону было бы нелегко вообразить, что этот словоохотливый дядечка, говорящий по-русски с едва заметным акцентом, вовсе не заготовитель кожсырья, а профессиональный разведчик-двойник.
Начало объезда было неудачным.
Добравшись до Старой Руссы, они отправились на базар и наняли подводчика. Долгий путь до водяной мельницы, расположенной верстах в пятнадцати от города, оказался напрасным. Явка была пустой и, что особенно скверно, бесперспективной.
Напуганный мельник встретил их неприветливо. О банде ничего толкового сообщить не мог. Побывали у него на мельнице четверо молодцов, давненько уж, дней с десяток назад, велели зарезать барана, забрали четверть самогонки и ночью ускакали своей дорогой. После них житья нет от местных властей. Обыск устроили, перевернули весь дом, засаду держали на мельнице почти полную неделю и вообще цепляются к каждой мелочи.
Округа вся поднята в ружье, всюду шныряют чоновские отряды, и лучше бы господам хорошим уезжать скорей подобру-поздорову, а не то, упаси господь, нагрянут опять с новым обыском.
– Ты нам не указывай, мы сами знаем, что делать! – сердито огрызнулся Александр Иванович, раздосадованный доверительным тоном содержателя бандитской явки. – Чем труса праздновать, свяжись побыстрей с отрядом, помоги нам…
– Да как же с ними свяжешься, мил человек, когда нету их в нашей местности? Русским языком объясняю: уехали они, скрылись.
– Куда уехали?
– Кто ж тебе скажет про это? Секретность у них, никому не говорят. Слушок был, будто в Псковскую губернию, поближе к границе, а может, и врут люди…
Волей-неволей пришлось возвращаться в Старую Руссу, а оттуда ехать в Псков.
И следующая бандитская явка встретила их неудачей. Вернее, это была, конечно, удача, причем решающая и заметно ускорившая исход всей операции, но поначалу выглядела она как досадное осложнение.
В Порховском уезде на Псковщине, неподалеку от деревни Стрелицы, где прославился когда-то Колчак чудовищным братоубийством, за несколько часов до их приезда разыгрались драматические события.
Комитет бедноты деревни Яблоновка получил сведения, что у местного богатея, а он-то и являлся хозяином явочной квартиры бандитов, нашли убежище какие-то вооруженные люди. Докладывать об этом в уезд было некогда, пришельцы могли уйти, и, посовещавшись в избе у председателя, члены комбеда решили действовать на свой риск, благо многие из них совсем недавно сняли красноармейские шинели.
Вооружившись кто чем смог, комбедовцы окружили сарай с сеном, где скрывались неизвестные, приказали выходить по одному, с поднятыми вверх руками, а не то пустят красного петуха и спалят всех заживо.
В ответ из сарая защелкали выстрелы. Началась перестрелка, дело пахло длительной осадой, и тут кто-то из комбедовцев изловчился швырнуть в сарай ручную английскую гранату, сохраненную еще с гражданской войны.
Грохнул оглушительный взрыв, вожака бандитов свалило наповал, а остальные, выпрыгнув в слуховое окно и яростно отстреливаясь, успели скрыться. По направлению к ближнему лесочку тянулся за ними кровавый след. Видно было, что волокли раненого, но до лесочка не дотащили, прикончив выстрелом в упор.
Александр Иванович вместе с паном Пшедворским подоспел в Яблоновку как раз в тот момент, когда комбедовцы собрались везти уездным властям трупы убитых бандитов.
– Обыскали? – спросил Александр Иванович председателя комбеда, щуплого мужичка с деревяшкой вместо ноги, который распоряжался у подводы.
– А чего с них возьмешь? – удивился председатель. – Мертвяки, дорогой товарищ, они завсегда остаются мертвяками. Жалко, не всех ухлопали, всего их было шестеро.
Но председатель комбеда ошибался: иногда и с мертвого можно взять больше, чем с живого. В убитом взрывом гранаты Александр Иванович без труда опознал бывшего адъютанта штаба лейб-гвардии Семеновского полка графа Алексея Строганова, более известного под несколько странноватой для своего родовитого происхождения кличкой Алешка-псих.
Кличку эту граф заслужил не зря. Алешка-псих был, пожалуй, наиболее омерзительным экземпляром в собранной Александром Ивановичем коллекции негодяев из ближайшего окружения Бориса Савинкова. Даже Афоня и тот в сравнении с ним выглядел дилетантом палаческого ремесла.
На счету Алешки-психа, поистине ненасытного маньяка, числились многие сотни расстрелянных, повешенных и замученных в страшных пытках советских людей. Занимался он душегубством у барона Врангеля, перекочевал после этого к Булак-Балаховичу, а затем к Борису Викторовичу Савинкову. В минуты отдыха к тому же сочинял стишки в изысканно-декадентской манере, хвастаясь ими перед собутыльниками. Стихотворные опыты этого палача, равно как и прочие материалы, характеризующие Алешку-психа, хранились у Александра Ивановича в особой папке с лаконичной надписью на обложке: «Чрезвычайно опасен».
И вот заслуженное возмездие обрушилось на голову высокородного бандита, погибшего от руки комбедовца. И Александр Иванович, как всякий нравственно здоровый человек, мог считать себя удовлетворенным, хотя и предпочел бы прежде встретиться с ним с глазу на глаз для выяснения некоторых интересующих его вопросов.
Впрочем, нет худа без добра. Несостоявшуюся личную беседу с Алешкой-психом с лихвой компенсировала маленькая записная книжечка в сафьяновом переплете, найденная в кармане убитого разбойника.
Бегло перелистав книжечку, Александр Иванович едва поверил своим глазам. На ее страницах содержались подробнейшие данные о местонахождении всех уцелевших бандитов и их укрывателей. По-видимому, Ллешка-псих, оставшись после ареста Колчака за распорядителя в банде, решил обходиться без обычных предосторожностей. Рядом с адресами, кличками и паролями, на тех же страницах, записывал он и свои вирши. Стихи были подражательные, неинтересные.
– Важное что или ерундовина? – недоверчиво спросил председатель комбеда, заметив, как впился в книжечку бандита приезжий чекист.
– Очень важное, дорогой товарищ! – ответил Александр Иванович. – И спасибо вам за то, что ухлопали именно этого прохвоста!
Даже несложной проверки оказалось достаточно, чтобы убедиться в достоверности записей Алешки-психа. Отпадала, таким образом, необходимость в дальнейшем объезде бандитских явок, точно так же, как и в услугах пана Пшедворского, уже привыкшего разыгрывать роль «заготовителя». Следовало без промедлений ехать в Псков, договариваться по телефону с Мессингом и, тщательно все подготовив, начинать ликвидацию банды.
Мессинг одобрил предложенный план. В помощь Александру Ивановичу из Петрограда выехала бригада опытных оперативников.
Аресты удалось осуществить аккуратно и без излишней шумихи. Брали вооруженных до зубов бандитов на отдаленных кулацких хуторах, в лесных землянках, в черных деревенских баньках и даже в залах ожидания железнодорожных станций, причем брали сноровисто, быстро, с обдуманной неожиданностью, не оставляя ни малейшей возможности для бегства или сопротивления. Лишь один из савинковцев, вздумавший отстреливаться на станции Чихачево и уже успевший вскочить на подножку вагона проходящего товарного поезда, был убит наповал метким выстрелом Александра Ивановича.
Банда Колчака была ликвидирована. Немногим больше двух месяцев продержалась она на советской земле, да и то в глухом подполье, загнанная чекистами в конспиративные норы.
Секретных документов, выкраденных из сейфа демянского военкомата, у арестованных бандитов не обнаружили. Не нашли у них и украденных денег. На допросах они долго петляли и запирались, связанные круговой порукой, но в конце концов тайное стало явным.
Добычу отвезли в Лугу Минай Левицкий по прозвищу Черт и Георгий Попенко, состоящий в родстве с самим Колчаком. В Луге, при бильярдной ресторана «Пале-Рояль», имеется надежный человек, который и должен распорядиться добычей. Следы вели, таким образом, к Федьке Безлошадному.
«Вентилированием» личности маркера по поручению Мессинга занимался Петр Адамович Карусь. Дело у него продвигалось вперед не блестяще, имея явную тенденцию к застою и потере драгоценного времени. Кое-что, правда, разъяснилось, многое встало на свои места, и все же главные вопросы, интересующие следствие, оставались нерешенными.
Понятно, что дни и ночи Федьки Безлошадного были взяты под неослабный контроль чекистов. Но, как нарочно, не обнаруживалось в них ничего заслуживающего внимания – ни тайных свиданий, ни попыток переправить за границу доставшуюся ему добычу.
Маркер «Пале-Рояля» вел себя тихо и совершенно безупречно, точно догадывался, что любой его неосторожный шаг будет взят на заметку. Высиживал свои часы на службе, подолгу и с видимой охотой играл в «американку», поражая безошибочной кладкой уверенного бильярдиста, после чего шел к себе на чердак и не выходил до утра.
Можно бы, вероятно, действовать посмелее. Прийти, допустим, к Федьке Безлошадному, воспользоваться паролем, затеять сложную комбинацию для выявления его связей и сообщников. Можно было просто арестовать маркера, предъявив ему обвинение в принадлежности к контрреволюционной организации.
Оба эти варианта Мессинг решительно забраковал, посоветовав Петру Адамовичу набраться терпения и выдержки. Слишком многое ставилось на карту, чтобы рисковать без крайней нужды.
В лужском угрозыске тем временем завершились последние приготовления к новой облаве на Кувырка и его банду. На этот раз товарищи из угрозыска предусмотрели каждую мелочь, и никакой каприз фортуны не спас бы больше главаря конокрадов от скамьи подсудимых.
Облаву Петр Адамович отложил на неопределенный срок, дипломатично уклонившись от объяснения причин. Ликвидация шайки Кувырка наверняка должна была всполошить Федьку Безлошадного. Кроме того, маркер, в случае надобности, имел возможность прибегнуть к помощи конокрадов. Это был лишний шанс, и пренебрегать им не следовало.
Примерно по таким же соображениям Мессинг распорядился обождать с ликвидацией конспиративной ночлежки савинковцев на Екатерининском канале, в квартире генеральской вдовы Дашковой.
