Текст книги "Битая карта (сборник)"
Автор книги: Ариф Сапаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
– Быстроногий ты парень, сообразительный, – засмеялся Петр Адамович, крепко пожимая ему руку. – Замотал меня, как бог черепаху. До сих пор не могу отдышаться!
– Своя своих не познаша, – резюмировал Александр Иванович, стараясь не замечать его смущения. – Бывает и такое иногда. Особенно если идешь на первое свое задание.
– А мне разве еще придется?
– Непременно, Демьян Изотович! И не позднее, как завтра, часов этак в десять, с утра пораньше. Отправишься на Екатерининский канал, дом номер семьдесят четыре, квартира двадцать третья, спросишь генеральскую вдову Дашкову. Галантно так представишься, ручку поцелуешь и попросишь приютить на время…
– Это для чего же?
– Как для чего? А связной что тебе сказал? Смывайся, дескать, с документами и отсидись до понедельника у генеральши…
– Так нет же документов!
– Будут, дорогой товарищ Афоня! – весело сказал Александр Иванович. – Все будет, дай только срок!
Ход конем
Метаморфоза Петра Каруся. – Скандальный эмигрантский стриптиз. – Акция возмездия и устрашения в Берлине. – На кого работает шайка конокрадов? – Федька Безлошадный схватил приманку
Пансионат мадам Девяткиной был заведением в некотором роде подпольным.
Само собой разумеется, был он как бы вовсе несуществующим лишь для фининспектора, потому что все прочее в этом заведении существовало вполне реально – и просторный дом с застекленной верандой, и прилегающий к нему фруктовый сад, и удобные покои для гостей, обставленные изящной летней мебелью, и уж, конечно, буржуйский благодатный рацион, которым хозяйка чрезвычайно гордилась, полагая, что никто из ее конкурентов не в силах соперничать с ней в приготовлении телячьих отбивных и аппетитных окрошек.
Еще осязаемее была плата, взимаемая мадам Девяткиной с постояльцев. Прикинув в уме, что на месячное свое жалованье оперуполномоченного КРО продержался бы он в этом нэпманском раю всего неделю, Петр Адамович невесело усмехнулся.
Но справедливость требует уточнить, что здесь он был совсем не Петром Адамовичем Карусем и, следовательно, меркантильные соображения не могли его беспокоить. Правда, не был он и взбесившимся от шальных денег дельцом, как прочие гости пансионата.
Своеобразие рабочей легенды, подсказанной ему Мессингом, состояло в некоей половинчатости, и с ним, с этим своеобразием своего нового облика, он должен был считаться, придерживаясь достаточно убедительной линии поведения. Нельзя было, к примеру, отказываться от знакомств, от совместных прогулок в лесу и даже от вечерней партии в преферанс, но и слишком броская настырность в контактах с соседями по пансионату никак не соответствовала характеру. Товарищ Андрей Андреевич Тужиков, он был теперь Тужиковым, видным работником штаба Петроградского военного округа, приехавшим в Лугу на кратковременный отдых, по своим умонастроениям находился где-то на полпути между идеалами убежденного революционера и торгашеской беспринципностью ловкого хапуги.
Кстати, именно Мессинг настоял на пансионате мадам Девяткиной, хотя имелись решения попроще.
– Подходящее местечко, – сказал Мессинг, оценивающе глянув на заношенный его форменный френчик. – Вполне в духе товарища Тужикова, мечтающего жить не хуже нэпманов. Одежонку подбери себе другую, посолиднее, а самое главное – быстрей вживайся в роль…
Таким вот манером заделался он «ушибленным» новой экономической политикой коммунистом Тужиковым, временно отключившись от непосредственных своих обязанностей. В ту пору подобные члены партии встречались нередко. Не понимая железной закономерности перехода партии к нэпу, они рассматривали введение частной торговли как прямую измену делу Октября, причем иные из них, наиболее бесшабашные и горластые, сами того не подозревая, оказывались в поле зрения иностранных разведок.
Причиной же крутой метаморфозы, происшедшей с Петром Адамовичем, была нежданная осечка в Луге, внесшая осложнения в предстоящую операцию с Афоней. Не будь ее – и не понадобился бы весь этот ход конем с пансионатом мадам Девяткиной. Сидел бы он по-прежнему у себя в отделе, зубрил бы французский язык, усердно оттачивая произношение, занимался бы текущими делами, со свойственной ему обстоятельностью изучая своих противников.
А противники эти, так же как и зловещие их намерения, были достаточно опасны для молодой Советской власти. Они требовали неослабного внимания и, главное, квалифицированного отбора фактов. Без такого отбора затруднительно было отделить шелуху поверхностных явлений от более серьезных противоречий белоэмигрантской действительности.
Информация из Парижа, Белграда, Гельсингфорса и других зарубежных центров русской эмиграции, которой располагал Петр Адамович, свидетельствовала не только о всеобщем увлечении гороскопами. Бесчисленные скандалы бывших хозяев России в изгнании – вот что было еще заметнее потока предсказаний.
С завидным усердием уничтожали друг друга, обвиняя в узурпаторстве и самозванстве, великие князья Николай Николаевич и Кирилл Владимирович, ожесточенно соперничавшие претенденты на российский престол.
Отчаянно грызлись бывшие командиры, опальные царедворцы, отставные министры, беглые сочинители и беглые актеры. Уж на что склонны к профессиональной молчаливости заплечных дел мастера, а и те принялись за выпуск мемуаров, наполненных злобными выпадами по адресу конкурентов в палаческом ремесле. Вешатели и душегубы из контрразведки адмирала Колчака с серьезным видом обвиняли в мягкосердечии и либерализме не менее кровавых своих коллег из секретных служб барона Врангеля.
Перед охочим до бесплатных развлечений европейским обывателем разыгрывался сенсационный эмигрантский стриптиз. С неизъяснимым удовольствием публично копались в грязном белье совсем еще недавно обожаемых особ, охотно и, казалось бы, без всякой надобности демонстрировали тайное тайных, скрываемое обычно от посторонних взоров.
Нетрудно было раскусить природу этого постыдного трагикомического зрелища. Провалилась – и теперь уж бесспорно – козырная ставка на интервенцию, на возрождение прежних порядков с помощью меча и огня. Еще существовал, правда, «Российский общевоинский союз», еще устраивались время от времени торжественные смотры добровольческих полков битой белой гвардии, но и самые оголтелые изгнанники успели сообразить, что прошлого не воротишь и вряд ли увенчаются успехом новые походы на Москву. По крайней мере в ближайшие годы. Громкие скандалы стали, таким образом, как бы отдушиной для бессильной ярости.
Однако осведомленные наблюдатели, а к ним по характеру своих служебных занятий принадлежал Петр Адамович, знали и другое, о чем принято помалкивать при любом накале общественных страстей.
Далеко не все белоэмигранты погрязли в скандалах или записались в оракулы. Были среди них и хладнокровные люди, так называемые «государственные умы», занятые подрывными действиями против своей бывшей родины.
Безудержно кровавый террор, диверсии, наемный шпионаж в пользу иностранных разведок входили в их программу. Именно этими «проблемами» были заняты наиболее непримиримые и воинствующие силы эмигрантского лагеря. И Дядюшка Пуд с его офицерскими кадрами, и вроде бы штатские деятели из небезызвестного «Торгпрома», собравшего под своей крышей всех видных тузов промышленно-финансового капитала бывшей Российской Империи – от некоронованных королей нефтяного Баку братьев Гукасовых и до крупнейшего шахтовладельца Густава Нобеля.
Заслуживал пристального внимания сигнал о таинственных опытах в Сен-Клу, в предместье Парижа.
Началу этих опытов, как удалось точно установить, предшествовала деловая встреча в дорогом парижском ресторане «У Максима» на улице Ройяль. В отдельном кабинете, укрывшись от любопытных взоров, собрались «отчаянные головы» во главе с штаб-ротмистром Павлом Тикстоном, отъявленным авантюристом и прожигателем жизни, присутствовал будто бы и Борис Савинков, хотя и держался в тени, а от имени «Торгпрома», выделившего секретный денежный фонд, председательствовал и расплачивался по счету Густав Нобель.
– Мы люди коммерческие и потому неисправимые прагматики, – заявил участникам встречи Нобель. – Устраивают нас лишь действенные средства борьбы. В первую очередь, конечно, акции возмездия и устрашения против главарей большевизма. Я обязан подчеркнуть, господа, именно против главарей, а не против мелких чиновников кремлевской диктатуры, устранение которых ничего не меняет. Газеты вот пишут, что в Гаагу собирается Чичерин, крупнейший дипломат большевиков. Почему бы вам не открыть счет с этого господина?
Директива хозяев секретного денежного фонда была принята к неуклонному исполнению.
В Сен-Клу испытывался портативный прибор, начиненный каким-то мгновенно действующим отравляющим веществом – изобретение безымянных химиков из числа эмигрантской братии. Возлагались на него большие надежды. Сам Савинков якобы заметил, что в случае удачи испытаний прибор должен открыть новую эру в терроре.
Обреченную подопытную собаку люди Павла Тикстона тайно вывезли за город и привязали к дереву. Все было готово, оставалось лишь включить прибор, но в последнюю минуту неожиданно появился лесной обходчик. Волей-неволей пришлось изображать подвыпивших любителей загородных пикников.
Следующее испытание было организовано в Париже, на улице Доминик, где жительствует писательница Тэффи, петербургская знакомая Павла Тикстона. Вместо собаки на этот раз ограничились парой кроликов и на чердак дома пробирались украдкой, опасаясь попасться на глаза болтливой консьержке. Впереди «испытателей», посвечивая фонариком, шла писательница Тэффи. Вероятно, это был самый смешной из сюжетов, так и не нашедший отражения в ее рассказах.
Петр Адамович не успел выяснить, чем закончились эти опыты и оправдал ли себя таинственный прибор для террора. Но чрезмерная активность белогвардейской агентуры вокруг поездки наркома Чичерина на Гаагскую конференцию не оставляла места для оптимизма. Наемные убийцы продолжали действовать.
Решающая «акция возмездия и устрашения» была ими предпринята во время кратковременной остановки советской делегации в Берлине. На Георгия Васильевича Чичерина при благосклонном попустительстве берлинского полицей-президиума устроили форменную охоту. С круглосуточной слежкой за отелем «Адлон», с попытками подкупа обслуживающего персонала, с заранее расставленными на маршрутах следования автомобилей террористами.
Охоту организовали на коллективных началах. Кроме «отчаянных голов» Павла Тикстона принимал в ней участие Борис Савинков со специально подобранными людьми. В эти же дни как бы случайно появился в Берлине и Сидней Рейли из «Интеллидженс сервис», известный специалист по провокациям. Вдобавок к револьверам и взрывчатке исполнителей снабдили шприцами с цианистым калием, вставленными в особой конструкции автоматические трости. Достаточно было коснуться этой тростью намеченной жертвы – и тотчас наступала смерть.
Игра шла крупная, в успехе ее почти не сомневались. Лишь энергичные и предусмотрительные меры советской контрразведки помогли сорвать замыслы врагов.
Имелись и другие признаки заметной активизации в лагере белогвардейцев. Не только перехваченные шифровки Дядюшки Пуда, но и ряд оперативных материалов говорили, что следует ждать заброски диверсантов и террористов на территорию Советской республики. Все это обязывало Петра Адамовича и его товарищей быть наготове.
Но теперь, во всяком случае в течение ближайшей недели или двух, эмигрантскими делами должны заниматься его помощники. У Андрея Андреевича Тужикова были иные задачи.
Осечка на лужской ярмарке, как и всякая осечка, пришлась, конечно, некстати. И изрядно перепутала расчеты Александра Ивановича, внеся непредвиденные осложнения. Стал сомнительным, к примеру, результат предстоящей встречи Афони с Федькой Безлошадным. С этой точки зрения Мессинг был безусловно прав, вводя в операцию дополнительные силы.
Связной оказался хитрее, чем о нем думали. После рандеву в «Добром застолье» каждый его шаг, естественно, был под контролем. И шло все нормально, без каких-либо накладок. Расставшись с Геннадием Урядовым, связной направился на Екатерининский канал, к генеральше Дашковой, переночевал там, как у себя дома, а рано утром, первым поездом, поехал в Лугу.
Не составляло большого труда задержать его для опознания личности. Тем более что ехал связной «зайцем», поскупившись купить билет. Но товарищи, сопровождавшие его в поезде, решили обойтись без шумихи. И правильно поступили. Проверка документов могла насторожить этого типа.
Ошибка была допущена позднее. Доехав до Луги, связной не заглянул к Федьке Безлошадному, хотя идти ему пришлось мимо «Пале-Рояля». Прямо с вокзала направился на июльскую конную ярмарку, по стародавней традиции открывшуюся в то утро на базарной площади. Потолокся без видимой цели среди барышников и перекупщиков, крутившихся возле выставленных на продажу двухлеток, перекусил у рыночной торговки и вдруг надумал смотреть представление бродячих цирковых артистов, кочевавших со своим балаганом с ярмарки на ярмарку.
Товарищи следом за ним не пошли, заняли позиции неподалеку от входа в балаган. Это был явный промах, объяснимый лишь неопытностью молодых работников.
Связной от них благополучно ушел. То ли выскользнул через запасной артистический выход, то ли с ловкостью ящерицы пролез под туго натянутым брезентовым пологом. В общем, сумел оторваться и предупредил об опасности маркера из «Пале-Рояля».
Накладка всегда создает дополнительные хлопоты, а в данном случае она потребовала срочной перестройки. Александр Иванович, разумеется, всю ответственность поспешил взять на себя. Следовало, дескать, лично заняться связным, не взваливать трудное поручение на плечи молодых товарищей. И вообще, что-то слишком много у него досадных промахов, – видно, не справляется со своими обязанностями.
Мессинг сердито поправил Александра Ивановича.
– Без ошибок умеют обходиться одни болваны, – сказал он. – И давай не будем устраивать шахсей-вахсей. Минус себе запишем, никуда от этого не денешься, а превратить его надобно в плюс. Другого выхода не вижу.
Сговорились, что Александр Иванович срочно выедет в Полоцк, где с помощью местных чекистов прощупает конспиративную явку савинковцев, а ему, Петру Карусю, Мессинг неожиданно предложил простенькую комбинацию с Федькой Безлошадным, необходимую для нейтрализации лужской осечки.
– Станислав Адамович, у меня своей работы выше головы! Вы же знаете сами!
– Знаю, – сухо подтвердил Мессинг. – Безработных в аппарате ГПУ не держим, нет расчета. И все же пофлиртовать с этим маркеришкой надо. Они нынче помешались на разочарованных коммунистах, вот мы и пойдем им навстречу…
– Боюсь, что эти савинковские фокусы затормозят мне дело с монархическим подпольем…
– Неизвестно еще, чьи это фокусы, дорогой товарищ Карусь. Ты разве убежден, что не могли они сговориться?
Убежденности такой не было, да и быть не могло. Поручиться за этих осатаневших от дикой ненависти господ решился бы, наверно, лишь вовсе безответственный человек. Сегодня они предают анафеме Бориса Савинкова, как зловредного ниспровергателя основ, объявляя чуть ли не единственным виновником крушения дома Романовых, а завтра возьмут в партнеры. Ведь нашли же общий язык в отдельном кабинете ресторана «У Максима». Ненависть не всегда разъединяет, ненависть иногда способна и сплотить. Цель-то у них общая – атака на Советскую власть.
– Факты, друг ситный, тем и занятны, что позволяют толковать себя на разный манер, – усмехнулся Мессинг, догадываясь о его сомнениях. – Ты небось считаешь, что отрывают тебя от важных занятий, а получиться может совсем иначе. Кто знает, вдруг наскочишь в Луге на следы своего любезного Дядюшки Пуда…
– Ехать мне надолго?
– Недельки, думаю, хватит.
– С легендой?
– А как же! И с легендой, и с соответствующим оформлением! Садитесь вдвоем с Александром Ивановичем, обмозгуйте все досконально. Пережимать не рекомендую, все должно быть аккуратненько, но очень заманчиво…
В тот же день из Петрограда на внушительном казенном «паккарде», каких не имели даже самые состоятельные нэпманы, выехал на отдых Андрей Андреевич Тужиков.
Скромный чесучовый пиджачок и белая дачная панамка, столь запомнившиеся Демьяну Урядову, для такого вояжа не годились. На Андрее Андреевиче был габардиновый короткополый реглан из входивших тогда в моду, серый костюм в клеточку, полотняная летняя рубашка с открытым воротом, и, вероятно, даже близкие друзья не вдруг отгадали бы в этом элегантном мужчине Петра Адамовича Каруся, оперуполномоченного КРО, еще в 1919 году прозванного «грозой ворья». Что же касается мадам Девяткиной, владелицы подпольного заведения, то в первую минуту она встревожилась и подумала бог весть что, а прочитав достаточно солидное рекомендательное письмо, предъявленное новым гостем, с удовольствием его приютила.
Крутые зигзаги оперативной работы с ее быстрой сменой всяческих ситуаций лишь зеленым новичкам кажутся каким-то нагромождением трудно учитываемых случайностей. Петр Адамович новичком не был и, как всякий искушенный контрразведчик, давно уж привык рассматривать эти зигзаги в виде нормы своего бытия, свидетельствующей, что жизнь движется привычным ходом. В сущности, беспокоиться и даже бить тревогу надо в других случаях. Вот уж тут гляди в оба! Ничто так не притупляет остроту восприятия, как тихая успокаивающая размеренность событий.
Проще говоря, никогда не следует считать своего противника глупее себя. Старая истина, вроде бы азбучная и многократно проверенная, а помнить ее положено каждую минуту. Противник, он тоже с соображением.
Блаженное дачное безделье было посложнее любой работы, ибо требовало особого настроя и собранности. Жил он среди развязных преуспевающих дельцов, чем-то напоминавших коллекцию жулья, собранную им по делу лжекооператива «Заготовитель». Другие вроде времена, не голодный и грозный девятнадцатый год, а до чего похожи были эти господа и на подпольного миллионера Бениславского, и на Леньку Карпаса, мелкого афериста, ставшего по совместительству Графом Клео де Бриссаком. Ухватки примерно одинаковые – нагловатая манера держаться и обязательная для этой публики изобретательность по части махинаций, позволяющих делать деньги.
По утрам, пока тянулся барски неторопливый завтрак на застекленной веранде, полагалось равнодушно выслушивать светскую болтовню своих новых знакомцев. После этого начинались сборы на реку, в дощатые купальни пансионата, поскольку отказ от компанейства выглядел бы странно. Вечером, если не удавалось отвертеться, надо было напрягать все свои способности преферансиста, играя по маленькой, наверняка. Не хватало еще, чтобы он, Петр Адамович Карусь, проигрывал этим жеребчикам подотчетные суммы!
Воля была не своя. И он исправно делал все, что следовало, все, что могло составить представление о разуверившемся коммунисте Андрее Андреевиче Тужикове, человеке с двойным дном. Считанные часы, необходимые для встреч с напарником, надо было выкраивать осторожно, каждый раз придумывая благовидный предлог.
– Для чего им понадобилась эта переадресовочка на Лугу? – задумчиво спросил Мессинг, когда они пришли к нему докладывать о комбинации с Федькой Безлошадным. – Тут надобно помозговать, дорогие товарищи. И связной у них темная лошадка. А что, если окопался в Луге Беглый Муженек? Наладил «окно», сидит себе и в ус не дует?
Помозговать было о чем. Этим в основном он и занимался, уединяясь от своих шумных соседей по пансионату. Сравнивал и сопоставлял факты, мысленно спорил и мысленно соглашался с Мессингом.
«Окно», то есть нелегальный выход на границу, могло, конечно, существовать. До ближайшей эстонской комендатуры верст сто, до латвийской – чуть подальше. Вполне могло быть «окно». Только чье оно, это «окно», кто им распоряжается?
Менее вероятно было с Беглым Муженьком, хотя и этот вариант нуждался в проверке. Со дня неудачной засады на Надеждинской улице минуло более месяца, объявлен и действует розыск по всей республике. Вряд ли посмеет Беглый Муженек окапываться рядом с Петроградом.
Прежде всего требовалась полная ясность с Федькой Безлошадным. Что это за птица, столь неожиданно попавшая в поле зрения чекистов?
Согласно справке лужских товарищей, а им и карты в руки, ничего существенного за ним не числилось. Бильярдный маркер, искусный игрок в «американку», виртуозно владеющий мазиком вместо кия, к тому же горький пьяница. Никаких выводов из этого сделать нельзя. По паспорту он – Федор Семенович Заклинский, а Безлошадным прозван на бильярде. Из крестьян отдаленной деревеньки Заклинье, расположенной верстах в сорока от Луги. Служил по мобилизации у Юденича, вернулся с первыми репатриантами, подозрительных связей не имеет.
Лужские товарищи, правда, внесли маленькую поправку. Оказывается, горькие многодневные запои, доводящие Федьку Безлошадного до скотообразного состояния, вовсе не связаны с его поездками в Заклинье, как считал владелец «Пале-Рояля». В родной своей деревеньке он не появлялся давным-давно, да и нет там у него собственного хозяйства – изба стоит заколоченная.
Маленькая была поправка, совсем пустяковая, но заставляла задуматься. Если не в городских кабаках и не в Заклинье, то где же в таком случае пропадает маркер в пору своих загулов? И не служат ли они своеобразным прикрытием никому не ведомых его занятий?
К тому же нельзя было забывать, что именно Федька Безлошадный должен распорядиться документами, которые привезет Афоня. Связной дал к нему пароль, назначил явку на понедельник и сам исчез с подозрительной ловкостью опытного разведчика.
Факты явно противоречили друг другу. Либо справка лужских товарищей поверхностна и настоящее лицо этого бильярдного короля до сих пор не раскрыто, либо предстоящее свидание с Афоней преследует какие-то пока не выясненные цели.
Так или иначе, а в бильярдной «Пале-Рояля» таились ответы на многие вопросы, интересующие следствие. Быть может, отыщется там ниточка к петроградской агентуре Бориса Савинкова или к ушедшей в подполье банде Колчака. Не исключается полностью и выход на людишек генерала Кутепова.
Без исчерпывающей информации вообще трудно предсказывать. Вполне вероятно, что и резидентом савинковцев окажется на поверку кто-нибудь другой, совсем не Геннадий Урядов. Допустим, тот же Федька Безлошадный, изображающий из себя скромного маркера. А почему бы и нет? В жизни случаются всяческие метаморфозы, и даже заведомо невероятную гипотезу рискованно отбрасывать без серьезной проверки.
Так или иначе, резидент должен потянуть за крючок. Независимо от того, кто бы ни был резидентом. Слишком уж соблазнительна приманка, слишком многообещающа. Не каждый день подворачивается знакомство с такими тузами, как работник штаба военного округа, да еще недовольный Советской властью. Железные нужно иметь нервы, чтобы устоять против соблазна.
Очень хотелось глянуть на этого Федьку Безлошадного. Иной раз это бывает полезно. Зайти в «Пале-Рояль», потолкаться часок-другой среди завсегдатаев бильярдной, азартно переживающих чужую игру.
Неплохо бы и сразиться с этим маркером. Когда-то, еще в годы своей службы в Коммерческом банке, захаживал он в бильярдные залы одной гостиницы. И довольно крепко поднабил руку, научившись выводить из себя партнеров своей сверхосторожной манерой отыгрыша. Скорей всего, на эту подробность его биографии намекнул всезнающий Мессинг, подбадривающе усмехнувшись на прощание: «С Демьяна Урядова, как говорится, взятки гладки, он пока новичок, а тебе сам бог велел обставить этого гуся».
Да, хорошо бы самому прощупать характер маркера. К сожалению, это исключается. Не тот человек Андрей Андреевич Тужиков, чтобы шляться по провинциальным бильярдным, не в его это правилах.
Вся информация поступала к нему от напарника, других связей с внешним миром не полагалось.
Федька Безлошадный, согласно этой информации, вел себя на редкость спокойно. Не нервничал, никуда не отлучался со службы, а поздно вечером, выпроводив последних игроков, запирал дверь бильярдной и поднимался в свою каморку на чердаке «Пале-Рояля». Был трезв как стеклышко, давал по-прежнему от трех до пяти шаров форы всем охотникам сыграть с ним в «американку», привычно легко и быстро выигрывал. И вообще, было похоже, что предстоящее свидание с Афоней нисколько его не беспокоит.
Разыскать исчезнувшего связного не удалось. Пропал, словно в воду канул. В бильярдную не заходит, не бывает и у генеральши Дашковой. Между тем до приезда Афони в Лугу оставалось всего два дня.
В субботу с утра пораньше обитатели пансионата затеяли увеселительную поездку на Череменецкое озеро. Раздобыли где-то моторную лодку, наготовили корзины с закусками и горячительными напитками. Замышлялся веселый нэпманский пикник на лоне природы, и уважаемый товарищ Тужиков был бы весьма желанным участником поездки.
Звали его с бесцеремонной настойчивостью, подослали даже мадам Девяткину. Сославшись на мигрень, он вежливо отказался.
Какой там, к чертям собачьим, пикник! Именно в то субботнее утро, не найдя, очевидно, другого выхода, напарник прислал к нему мальчишку-газетчика, вызывая на внеочередную встречу. Это значило, что есть важные новости.
Новости и впрямь были важными.
Во-первых, Федька Безлошадный имел тайное ночное свидание. Разговор был короткий, минут пять всего, в маленьком привокзальном скверике, после чего маркер вернулся в свою каморку, а его собеседник уехал на ночном псковском поезде и, не доезжая с полкилометра до станции Серебрянка, выпрыгнул на ходу, мгновенно скрывшись в кустах.
Самое же интересное заключалось в том, что агенты угрозыска, следившие за встречей, опознали таинственного незнакомца. Это был Васька Длинный, один из наиболее дерзких конокрадов. Задержать его агенты не решились, поскольку на сей счет не имели указаний.
Во-вторых, приметы исчезнувшего связного, по словам тех же работников угрозыска, полностью совпадали с внешностью некоего Кувырка, давно разыскиваемого главаря шайки конокрадов, в которую входит и Васька Длинный.
Скрывается шайка Кувырка в глухих лесах на границе Лужского и Гдовского уездов, промышляя ограблениями сельских кооперативов и угоном лошадей. Сам Кувырок, или попросту Павел Иванович Ковалев из деревни Заустюжье, Осьминской волости, известен своей находчивостью, помогавшей ему уходить от возмездия. Дезертировал из Красной Армии, впрочем, позднее сбежал и от Юденича. К каким-либо контрреволюционным организациям, в том числе и к савинковокой, по данным угрозыска, не причастен. Обыкновенный уголовник. Числится, правда, за ним зверское убийство двух культработников политотдела стрелковой дивизии. Зарублены были оба – и чтец-декламатор, и музыкант – из-за баяна. С этим самым баяном, кстати, Кувырок любит появляться на деревенских гулянках. В тех, разумеется, случаях, когда поблизости нет милиции или чоновцев.
В игру, таким образом, вступали новые действующие лица. И, что существеннее всего, коренным образом менялась обстановка.
Напарник, как и полагалось, успел связаться с Петроградом. Мессинга на месте не было, но спустя час его вызвали к прямому проводу и сообщили, что задача Андрея Андреевича остается прежней и что в понедельник, согласно договоренности, в Лугу выезжает Афоня.
Еще напарник успел побеседовать с начальником угрозыска, лично просмотрел все материалы о шайке Кувырка. Не ликвидирована она до сих пор в силу неудачно сложившихся обстоятельств. Во время последней облавы, к примеру, Кувырка едва не схватили, и лишь ошибочные действия чоновцев помогли ему уйти. Зато в перестрелке были убиты два его сообщника. Шайка после этого притихла, затаившись в своем лесном убежище. На первые числа августа намечается новая облава, на этот раз тщательно подготовленная, и тогда с конокрадами будет покончено.
Такой была информация из угрозыска. Какие-либо связи Федьки Безлошадного с шайкой до сих пор не были известны, и начальник, признаться, удивлен ночной встречей в привокзальном сквере. Объясняет ее по-своему – родственными отношениями. Дело в том, что Васька Длинный тоже из деревни Заклинье и настоящая его фамилия тоже Заклинский.
Информация явно поверхностная, ничего толком не раскрывающая. Сообщать в угрозыск об истинных причинах интереса к Федьке Безлошадному напарник, естественно, воздержался. Пусть пока пребывают в неведении, коли собственным разумением не докопались до истинных занятий шайки Кувырка.
В воскресенье пансионат мадам Девяткиной пополнился новыми гостями из Петрограда. С утра в доме было шумно, хлопали двери, суетились горничные, и Андрей Андреевич предпочел не выходить из своей комнаты, отказавшись даже спуститься к завтраку. После обеда, воспользовавшись затишьем, он поехал на извозчике в город, мимоходом сообщив горничной, что хочет показаться опытному частно практикующему врачу.
Новости у напарника имелись, и, похоже, существенные, многообещающие.
Из особой оперативной группы чекистов сообщили довольно любопытную подробность. Еще весной, оказывается, некая подозрительная личность по прозвищу Кувырок, сделала попытку войти в контакт с самим Ленькой Пантелеевым. На Лиговке, в одной из воровских «малин», состоялась заранее условленная встреча. Однако король петроградских бандитов на нее не пришел, послав вместо себя второстепенных людишек, и сговор будто бы сорвался.
Ценное открытие сделали лужские товарищи, раздобыв фотографию Павла Ковалева – Кувырка. Старенькую, с выцветшими краями, где изображен он в красноармейской шинели и лихо сдвинутой набок буденовке. Впрочем, и по этой фотографии нетрудно было установить сходство Кувырка с исчезнувшим бесследно связным.
В бильярдной «Пале-Рояля» новостей, к сожалению, не было. Переговорив ночью с Васькой Длинным, Федька Безлошадный находился на своем обычном месте. Судя по всему, спокойный и совершенно невозмутимый.
Трудным днем оказался понедельник.
С «мигренью» пришлось закругляться: теперь она мешала свободе действий. Как всякий благополучно выздоровевший человек, Андрей Андреевич с аппетитом позавтракал, затем отправился в купальню, где шумно резвились обитатели пансионата. Это, однако, не помешало ему быть в курсе событий.
Подставной Афоня приехал в Лугу полуденным поездом. Держался, как сообщили Андрею Андреевичу, вполне уверенно, без свойственной новичкам скованности и, выйдя из вагона, деловито проверил, не взят ли под наблюдение. В «Пале-Рояле» прежде всего зашел в буфет, перекусил не спеша, лениво переговариваясь с буфетчиком, и только после этого спустился в полуподвальное помещение, где находилась бильярдная.
