Текст книги "Формари (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Цветик мой, совершенно не обязательно комментировать каждое ваше действие.

– Но вам же так проще следить за тем, насколько точно я следую рецепту.

– Вы, кажется, забыли, что я училась в Круге и основы алхимии знаю так же, как любой маг Круга.

– Как скажете, – я пожала плечами. – Сердце заморожено, полагаю?

Я развернула вощёную бумагу, взяла в руки редкий ингредиент, на вид неотличимый от обыкновенных бычьих потрохов, и аккуратно принялась отогревать его магией.

– Для формари вы на удивление хорошо владеете магией стихий, – снисходительно похвалила Вивьен.

– Вы, кажется, забыли, – в точности копируя её тон, ответила я, – что я училась в Круге. И как любой маг Круга, основы любой магической дисциплины знаю так же, как вы – основы алхимии.

– Ох, цветик мой, если бы к вашим алхимическим талантам ещё немного манер, дипломатичности и умения следить за собой…

– То желания подлизывать чужие задницы или задирать подол у меня всё равно не прибавится, – отрезала я. – Сударыня, я взялась выполнить ваш заказ. Не более. Советы и нравоучения оставьте тем, кто в них нуждается или хотя бы в силу своего положения вынужден выслушивать их от вас.

– От вас же я выслушала совет профессионала. Вам бы тоже не мешало прислушаться к тому, что говорят более… опытные люди.

– Вы, участвуя в Игре, вынуждены учитывать впечатление, которое производите на окружающих. А моя репутация – это мои зелья. Если кто-то считает, что они так эффективны, потому что я сцеживаю в них свой яд, мне это ничуть не мешает. Если состоятельная женщина не хочет рожать каждый год, как крестьянка, а состоятельный мужчина желает быть… состоятельным не только финансово, они легко соглашаются даже на мою ядовитую слюну в зельях.

Мы надолго замолчали: я занималась дурацким снадобьем, которое не могла даже улучшить (при условии, что Вивьен вообще согласилась бы на изменения, вносимые прямо по ходу изготовления), потому что нечего там было улучшать. Совершенно бесполезное было варево, и даже начальных знаний об алхимии, как мне кажется, должно было хватить, чтобы понять это. Насколько же Вивьен отчаялась, если готова была выложить немалые деньги за абсолютно ни на что не годную смесь сомнительных ингредиентов? Она следила за моими руками и, хоть не делала комплиментов в духе Дориана Павуса, видно было, что ма’стерская работа зацепила и её. Ну… хоть что-то. Людям, способным оценить чужое мастерство, я кое-что готова простить.

– Вы что, суп варите? – Это демоны принесли Мартина, который простодушно потянул носом и без всякой задней мысли сообщил: – Пахнет похлёбкой из требухи.

– Здесь было так печально со снабжением? – хмыкнула я.

– Не то слово. Первое время здесь и самому Инквизитору приходилось есть что найдётся, а не что захочется.

Он взял стул, отодвинул его к стене так, чтобы видеть и меня, и вход в подвал, сел и устало сложил руки на коленях. Доспехов на нём опять не было, только форма, так что отсутствующий нагрудник не помешал ему ссутулиться.

– Любезный сэр, – сладким голосом уколола его Вивьен, словно в упор не замечая, что сил Мартину не хватает даже сесть прямо, – здесь две женщины стоят, как вы могли бы заметить.

– Любезная монна, – а вот съязвить в ответ сил у него всё же хватило, – я только что отстоял шесть часов на посту, а меня вместо отдыха послали присмотреть за госпожой Стентон со словами: «Сядешь в уголке и будешь сидеть. Не всё ли тебе равно, где?» Так что я выполняю приказ своего капитана – сижу в уголке и не мешаю формари работать.

– Защищаете её от меня? – тонко улыбнулась Вивьен.

Мартин неожиданно выпрямился, жёстко усмехнулся, поднял правую руку и проговорил:

– Ибо нет тьмы там… Продолжать, монна? Я не рекрут и красным лириумом мне мозги не выжгло. Напомнить вам, что такое рыцарь Церкви, да ещё дважды прошедший ритуал?

– Сэр Мартин, – упрекнула я, – я тоже маг, а у вас, как вы сами сказали, приказ охранять меня, но мне при этом не мешать.

Вивьен неласково глянула на храмовника («зыркнула» было бы точнее, но как можно даже подумать про мадам де Фер такими плебейскими словами?), однако смолчала. В конце концов, сам Инквизитор готовился стать храмовником, одним его советником был рыцарь-капитан Каллен Резерфорд, ещё одним – Искательница Кассандра Пентагаст, и вообще Инквизиция делала ставку на храмовников, а магам всего лишь позволено было помогать в меру их скромных или не очень сил. И придворной чародейкой Вивьен больше не была, и покровитель её был тяжело болен. Каковы бы ни были связи мадам де Фер по обе стороны Морозных гор и на обоих берегах Недремлющего моря, однако здесь, в Скайхолде, её слово против слова даже рядового храмовника – а я всё больше сомневалась, что сэр Мартин рядовой, – вряд ли бы много значило.

– Вам Тишина как-то помешает нарезать этот корешок? – спросил он меня.

– Нет. Но если вы в самом деле дважды проходили ритуал, я бы не хотела попасть вам под руку. Меня разок зацепило Очищением от рыцаря-лейтенанта Флоренса… самым краешком зацепило – мне не понравилось.

Он ничего на это не ответил, так что я продолжила «нарезать корешок», а Вивьен – следить за моей работой. Часам к десяти зелье было готово, я слила его в фиал из тёмного, почти непрозрачного стекла, плотно закупорила и отдала Вивьен со словами:

– Только ни в коем случае не открывайте, пока не соберётесь напоить им вашего друга. В составе этого снадобья нет ни одного вещества, которое позволило бы сохранить его свойства хоть на сколько-то долгий срок, так что держи’те его в темноте и на холоде, и чем меньше, тем лучше.

Та, помедлив, кивнула и положила на стол вишнёвый замшевый кошелёк, расшитый бисером. Я вытряхнула монетки, убедилась, что они золотые, сгребла их, не считая, в карман фартука, а кошелёк вернула хозяйке. Вивьен, которая так, разумеется, и не садилась на сомнительной чистоты стулья, а всё это время провела на каблуках, с видимым трудом сдержала вздох облегчения.

– Давай, ты её отравишь, – сказал Мартин, когда за Вивьен закрылась тяжёлая подвальная дверь. – А я тебе помогу с алиби.

– За что это ты так её не любишь? – удивилась я. – Она же всей душой за возвращение Кругов. За их восстановление в прежнем виде, если её слова мне не переврали.

– Вот-вот. К чему привело существование Кругов в прежнем виде? А если дать волю таким, как она, всё станет ещё хуже. И вообще ненавижу, – с неожиданной злобой прибавил он. Я присмотрелась к нему: бледность, слабость, испарина на лбу и над верхней губой, лёгкий тремор, немотивированная агрессия… Последствия приёма лириума? Не в темнице ли с редклифскими пленниками у него был пост? – Лживая двуличная сука. К сожалению, слишком умная. К ещё большему сожалению, очень сильный маг.

– Думаешь, ты бы не справился с нею?

– Не знаю.

– Ты давно знаешь сэра Каллена? – В ответ на его недоумённый взгляд я пояснила: – Тебя так легко пустили к нему во время нашего разговора.

– Я служил в Киркволле под его началом.

– Лейтенантом?

– Заметно? Меня разжаловали после очередного группового побега. На моё счастье, рыцарь-командор не подозревала меня в соучастии – тогда бы я разжалованием не отделался. Я просто не справился со своими должностными обязанностями: недостаточно тщательно обыскивал спальни и не озаботился внедрением достаточного количества осведомителей в группы подозрительных магов. А потом я уже не захотел заново совать голову в эту петлю. Отвечать за себя одного всё-таки намного проще. А почему ты спросила про капитана? То есть, коммандера, конечно.

– Ну… – я склонила голову набок, старательно похлопала глазами и с придыханием произнесла: – Он же такой лапочка! Кудрявый блондин, такой высокий, мускулистый, такой мужественный…

– Я могу перекрасить волосы и завиться, – предложил Мартин с немного натянутым смешком. – Если тебе так уж нравятся блондины, да ещё и кудрявые.

– Не уверена, что стою таких жертв.

– Ты и не таких стоишь.

Он словно решился наконец – встал, подошёл вплотную, обнял меня и прижался щекой к моей макушке. Его дыхание щекотало мне шею, но никакого отклика близость мужского тела во мне не вызывало. То ли перегорело всё давным-давно, то ли просто скопилась такая усталость, что не хотелось ничего. Вообще ничего.

– Если ты потерпишь ещё полчаса, – сказала я, деликатно отстраняя его, чтобы не испачкать ему форму, – я здесь приберу и можно будет идти.

– Хорошо, – сказал он, но рук не разжал.

– Мартин! Я устала, я хочу спать, а ты мне не даёшь закончить работу.

– Прости, – он вздохнул и с откровенной неохотой отпустил меня. – Впору подозревать тебя в магии крови, монна формари, хотя это такая чушь, что самому смешно. Но я даже сопливым рекрутом твёрдо знал, что у храмовника и мага не выйдет ничего хорошего, а теперь смотрю на тебя и думаю: «Да гори оно огнём, мне в лучшем случае лет десять осталось – могу я хоть что-то от этой жизни получить?»

– Да-да, гори огнём, ебись конём, – проворчала я. – А мнение мага вас хоть немного интересует, сэр храмовник?

– А что, незаметно?

– Нет. Вот сядь опять где сидел, а я сложу всё в воду и протру стол. Так и быть, можешь задать мне какой-нибудь неприличный вопрос, у меня руки и язык работают независимо друг от друга.

– Тот парень, которого ты любила… он погиб?

– Был убит кем-то из Драконьих культистов, – ровным голосом ответила я, только рука, посыпа’вшая содой мраморную столешницу, дрогнула. – И судя по тому, что я видела в Хасмале, это было лучшее, что могло с ним случиться. У него была какая-то особенно острая и тяжёлая зависимость от лириума, – пояснила я, размазывая соду мокрой тряпкой по мокрому столу. Белёсые разводы быстро таяли, терялись на слоистом фоне. – Я потому и начала подбирать составы для облегчения его состояния, что ему не хватало выданного лириума, а между приёмами ему было совсем плохо и становилось всё хуже.

– Как Самсону, – пробормотал Мартин. – Создатель, он этот лириум чуть ли не столовыми ложками жрал, клянчил у тех, кто мог без него обойтись, пытался вымогать у новичков… Я сначала поверить не мог, что именно он возглавил красных храмовников: он же видел, что происходило со Станнард, и знал, что с нею стало в конце концов. Она была уже абсолютно невменяема, когда объявляла Право Уничтожения, это даже до капитана наконец дошло, хотя он всё пытался её оправдать. Но опять-таки… Самсона могло ломать так, что ему было уже всё равно, голубой, красный или зелёный в крапинку – лишь бы лириум.

Он посмотрел на меня, намывавшую стол с таким усердием, будто на нём предполагалось оперировать кого-то.

– Парню правда повезло, что его убили, Лисс, – тихо, но очень твёрдо сказал он. – Ты бы знала, сколько народу вот так сгорело у меня на глазах. Честное слово, не раз и не два уже думал, что когда начну сходить с ума, просто уеду в Орзаммар и попрошусь в Легион Мёртвых. Нажрусь перед смертью лириума до крылатых радужных нагов в глазах и погибну геройской смертью в неравном бою с порождениями Тьмы.

Я без улыбки кивнула. Это точно было лучше, чем пускать блаженные слюни или, наоборот, кидаться на фрески в часовне с мечом в руке. Обожравшийся лириума до радужных нагов рыцарь-лейтенант наверняка даже эмиссара способен размазать Святой Карой. А гномы народ практичный и слегка свихнувшегося храмовника, скорее всего, действительно примут в свой Легион. Храмовничьи умения на них не действуют; оглушить его и связать, если начнёт чудить, у них вполне хватит сил, бойцы они свирепые; а с лириумом, необходимым для Благословенных Клинков или Очищения, на Глубинных Тропах куда проще, чем наверху.

– Я слышала от гномов, что Серые Стражи в конце концов рано или поздно уходят с Легионом Мёртвых, – сказала я. – А то, что случилось в Адаманте… Какие-то неясные слухи про ложный Зов, которым их заманили. Если этот Зов так же сводит их с ума, как вас – лириум, удивительно, что кто-то вообще вступает в их орден.

– Что находятся желающие стать храмовниками, хотя возле любой часовни непременно болтаются двое-трое ветеранов, забывших собственные имена, тебя не удивляет?

– Когда в таверне к тебе подсаживается пьянчужка и начинает вдохновенно врать о том, каким искусным мастером или удачливым торговцем он был, пока злой рок, подлый соперник или змеюка-жена не разрушили его жизнь, никто ведь не думает, что любого лавочника или кузнеца ждёт в конце концов такая же судьба, – возразила я.

Я сняла фартук и перчатки, бросила их в корыто, чтобы подёнщицы отмыли их утром, проверила, все ли горелки погашены.

– Лисс, – сказал Мартин, ничего не ответив на мои слова, – ты меня к себе не подпускаешь, потому что я храмовник? Дело ведь не только в том парне, с которым тебя разлучили, правда? Было что-то ещё?

Я привычно запустила рой светляков, чтобы погасив лампы, не остаться в темноте.

– Нет, – сказала я слегка озадаченно. – Не насиловали и даже принуждать не пытались. Во-первых, сэр Брайсен не позволял ничего такого, а во-вторых, у меня самой репутация была… Думаешь, за что меня Виверной прозвали? За кроткий нрав и недолгую память на обиды? А уж когда поставки лириума стали полностью зависеть от того, смогу ли я договориться с контрабандистами, то дураков, желающих со мной поссориться, и вовсе не осталось.

– Ну, не краситься же мне в блондина в самом деле?

Я рассмеялась.

– Боюсь, коммандер не оценит твоих попыток стать похожим на него, – сказала я. – Нет, Мартин, дело вообще не в тебе. Слишком много было… всего. У меня теперь на душе мозоли, как на пятках – ороговело всё; что-то можно почувствовать, только поранившись до крови.

– Именно поэтому, – саркастически отозвался он, – ты, как я понимаю, фактически содержала остатки Круга, нанявшись к бандюгам. И свои кровные заплатила ушлому мерзавцу, чтобы переправил в безопасное место девчонку, и до сих пор не можешь простить себя за то, что не отправила туда же и мальчишку. Чёрствая, бездушная, глухая к чужим бедам ферелденская сука, да-да. Создатель! А кто в лаборатории пропадает чуть ли не до полуночи, готовя лекарства? Не смеши меня, Лисс. Ты просто боишься, верно? Новых отношений, новых потерь, новой боли. И Вернона поэтому не хочешь брать учеником – а вдруг ты и его не сможешь защитить?

Он вглядывался в моё закаменевшее лицо, но я молчала. Молчала, честно говоря, потому что просто боялась открыть рот. Куда меня понесёт, чего я наговорю, сорвусь ли в истерику или просто разревусь, как девчонка – предсказать было невозможно, поэтому я просто помалкивала.

– Лисс, – Мартин взял меня за руку и легонько сжал пальцы, царапая мозолями свежий ожог, – просто знай, что я рядом, ладно? И лириум тут вовсе ни при чём.

========== Глава восьмая ==========

«Магия призвана служить людям, а не править ими.

Злы и испорчены те,

Кто принял дар его

И обратил против детей Его.

Да будут названы они Малефикары, проклятые.

Да не найдут они покоя в мире

И за его пределами.»

– Преображений 1:2

– Ну, и как тебе? – усмехаясь, спросила я. – Учти, это я сегодня в хорошем настроении была. Накануне женских праздников вполне можешь получить черпаком по лбу, а не выслушивать мои гневные вопли о том, какой тупой урод тебя, дурака криворукого, учил нож в руках держать.

Обедали мы в лазарете, вместе с целителями и сиделками – я не хотела терять время на дорогу туда-сюда, а главный целитель не считал лишнюю миску похлёбки таким уж разорением для лазарета. Особенно если взамен формари моего уровня лишний час будет готовить лекарства. Возможного ученика я тоже привела с собой, и ему без единого слова налили рыбного супа и положили тарелку рагу: банка мази от ожогов ещё ни на одной кухне лишней не была.

Вернон посмотрел на свой палец, обмотанный бинтом с жирным жёлтым пятном над местом пореза, и упрямо помотал головой.

– Я Гленна расспрашивал про вас, – сказал он, со второй попытки ухватив кусок хлеба левой рукой с неловко отставленным забинтованным пальцем. – Он мне много всякого рассказал.

Я в сомнении глянула на Гленна, сидевшего в окружении сразу трёх сиделок – целители в большинстве своём были уже не молоды и не особенно привлекательны, и симпатичный парнишка с отлично подвешенным языком выгодно (на взгляд фермерских дочек) выделялся среди них.

– Да уж представляю, что он мог рассказать, – проворчала я. Сама вымотанная и вечно раздражённая своей неспособностью как-то помочь больным и вообще на что-то повлиять, я поддерживать и утешать сопливого целителя, тяжело переживающего свою бездарность и никчёмность, в дороге не могла. Просто сил не хватало. А общаться нам поневоле приходилось часто и подолгу.

Гленн, занятый разговором одновременно со всеми поклонницами, взгляда моего не заметил, зато Вернон хмыкнул:

– Вы у него святая почище самой Пророчицы Андрасте, честное слово. А ещё я после его рассказов и задумался всерьёз о том, что сильный стихийный маг – это колдун проклятый, а средненький целитель – он вроде как и Создателю угоден. Особенно, если денег не берёт, а согласен на вчерашний пирожок и кружку кислого молока. Монна, я вот ещё немножко пальцы себе ножом подрежу, чтобы руки кривыми не были, и надеюсь, что смогу так же заработать себе хотя бы на кружку молока и охапку сена для ночлега, как Родрик. Ну, приятель мой, мы с ним всегда вместе садимся в трапезной. Мы с ним так почти неделю продержались, потому что у него хоть что-то из целительских заклинаний получалось, а я всего раз мяснику разделанную тушу проморозил хорошенько, чтобы не протухла, и нам дали всяких обрезков.

– Какими добрые люди собак кормят, – кивнула я.

– У вас была собака?

– Мои до сих пор держат парочку – с мабари во дворе, знаешь, спокойнее как-то. Я правильно понимаю, ты хочешь знать ремесло, которое тебя сможет прокормить в случае чего?

– Ну, – напряжённо проговорил он. – Да. Я, конечно, могу соврать про то, как сам мечтал стать формари, да вот не вышло, но честно-то говоря, если бы мы не побродили с Родриком, не поголодали неделю, нам бы в жизни в голову не пришло, будто магу даже на чёрствую корку так сложно заработать.

Я кивнула. Я всегда считала, что это и есть главный вред Кругов, а не пресловутое отсутствие свободы – маги не умели (именно потому что их никто никогда этому не учил) ни позаботиться о себе, ни вообще как-то выживать в мире, где еда не появляется на столах трижды в день словно бы сама собой, а несвежие панталоны волшебным образом, ничего общего не имеющим с обычной магией, заменяются чистыми.

– Вы так вдвоём сюда и добирались? – спросила я.

– Нет, – Вернон опять помотал головой. – Мы наткнулись на нескольких храмовников, которые шли в Скайхолд. Это мы подслушали случайно и подумали, что надо тоже идти сюда. Так-то мы просто бродяжничали, когда отстали от своих. Что бы там Генрих ни вещал с горящими глазами про свободу для магов, про новые времена, про мир, который ещё узнает и содрогнётся, нам не хотелось в этом участвовать. Мы, конечно, ушли из Круга с мятежниками, – попробовали бы не уйти! – но участвовать в каком-то безумном эксперименте тевинтерского магистра нам не хотелось. Что ж он в Ферелден-то приехал, а не у себя дома экспериментировал? Такое даже в Тевинтере запрещено? В общем, мы потихоньку смылись ещё во время высадки на берег, побродили там и здесь и сдались храмовникам, когда возможность подвернулась. Храмовники, конечно, не сахар, – сказал он с кривенькой улыбочкой, – но после добрых фермеров… Мы с Родриком решили, что лучше, если тебя разок пырнут мечом, чем переломают все кости и бросят подыхать.

– Или обложат соломой и подожгут для верности, – буркнула я. – Да уж, в результате этой войны выжившим магам очень долго придётся доказывать, что с ними можно вообще иметь дело. Храмовники, впрочем, тоже порядком подпортили свою репутацию защитников простых людей от злобных колдунов… Ладно, говорить о том, какими Круги были и какими они должны были быть, я могу много и с удовольствием. Задание тебе на после обеда, увечный мой: возьмёшь в библиотеке любую книгу по лекарственным травам, хоть то же «Руководство по ботанике» Инес Арансии, выберешь любые три-четыре растения и выпишешь как их полезные качества, так и вред, которые они способны причинить. Потом попробуешь, исходя из этих свойств, прикинуть совместимость данных растений. Илиана Гравира переписывать не надо, я его труды практически наизусть знаю. Свои мысли по поводу совместимости, понятно, да?

– Понятно, – кивнул Вернон. – А про Круги магов можно всё-таки спросить.

– Что именно?

– Какими они, по-вашему, должны быть?

Я взяла ещё кусок хлеба (он лежал в тарелках на столах, как когда-то в трапезной любого Круга магов, но это было такое уже почти забытое чувство – что можно брать сколько угодно), отодвинула пустую суповую тарелку и принялась за рагу.

– Учебные заведения, – сказала я, – они же научные центры с библиотеками, с лабораториями, с преподавателями для детей и молодёжи, с единомышленниками и оппонентами для тех, кто изучает какие-то магические аспекты… С храмовниками обязательно – на случай, если что-то пойдёт не так. Храмовники, кстати, есть даже в Тевинтере, знаешь? И там тоже усмиряют магов… правда, Дориан говорил, что обычно по политическим мотивам, ну так нас этим не удивишь, верно? В Киркволле, даже по словам храмовников, усмиряли всех, кто хоть слово осмеливался вякнуть против рыцаря-командора и её порядков.

– А детей в такие Круги всё-таки забирать принудительно?

– Каких дел способен наворотить не обученный маг, своей силы не знающий, боящийся и ладить с нею не умеющий, никогда не видел? Ты неплохой стихийник, как мне говорили – что ты сжёг или заморозил?

– Ничего. Правда-правда, – заверил он торопливо и слегка обиженно, хотя я никаких сомнений не высказывала. – Я мог хоть свечу зажечь без всякого огнива, хоть плиту растопить. Надо было помалкивать, а я, дурак, похвастался приятелям, и кто-то из соседей донёс храмовникам. – Его лицо нервно передёрнулось: кажется, того предательства он своим приятелям так и не простил.

– Ты откуда-то из Вольной Марки?

– Из Оствика, как Инквизитор. Отец упросил, чтобы меня оставили в тамошнем Круге, взятки, наверное, давал… – Он вздохнул. – Я ещё во время мятежа хотел домой удрать, но потом подумал, что так подведу своих, и вообще… понятно же, что первым делом по родственникам и пойдут искать. В общем, мы с Родриком решили сбежать от мятежников или когда с корабля будем высаживаться, или потом, по дороге к Редклифу. А так, в нашем Круге было терпимо, не как в Киркволле. С родными видеться разрешали, посылки и письма передавали, и учиться мне нравилось. У отца лавочка была, жили не так чтобы богато, но и не голодали, однако на приличное образование денег бы точно не хватило. Если бы не Круг магов, так бы я и сам потом лавочником стал, наверное. Братом Церкви… – он чуть пожал плечами, – нет, точно нет. Матушка-то не особенно любила Песнь Света распевать вместо того, чтобы делами заниматься, а отец с дядькой тем более.

Я кивнула. Парнишка нравился мне всё больше. Создатель знает, какой из него выйдет алхимик, но выучить десяток простых зелий, их состав и способ приготовления, никому ещё не мешало. Заодно не будет чувствовать себя то ли нахлебником, то ли мальчиком на побегушках у старших чародеев, изучающих Тень, демонических существ, разрывы в Завесе и прочие вещи, которые должны помочь разобраться со свихнувшимся древним магистром и учинёнными им безобразиями.

– Круги, даже приличные, вроде оствикского или хасмалского, – проговорила я, неторопливо подчищая тарелку, – всё равно плохи тем, что помещают туда ребёнка, который ещё толком не знает окружающий мир, а после Истязаний получают молодого мага, который забыл даже то немногое, что успел узнать к своим шести-девяти годам. Мне всё-таки было одиннадцать с лишним, я помогала отцу в лаборатории и матушке на кухне, меня посылали то к булочнику, то к зеленщику. Цену деньгам я знала, в отличие от многих бедолаг, не способных купить себе пирожок. Но я-то формари, а нас, ремесленников, даже большинство храмовников не принимает всерьёз. Мне говорили про киркволльского травника Солвитуса, которому не кто-нибудь – свихнувшаяся на магии крови Мередит Станнард не мешала свободно торговать с наёмниками и прочими авантюристами. А я вообще в лавочку, где приказчик-усмирённый продавал мои зелья, могла сходить в любое время, чтобы узнать, как идут дела, есть ли срочные заказы и не спрашивал ли кто-нибудь меня лично. У любого мага должна быть возможность так же выйти в город и пообщаться с обычными людьми и не людьми. Только вот к закату лучше бы ему или ей вернуться в Круг, как эльфы возвращаются в эльфинажи – и по той же причине. А без такого общения годам к пятнадцати-шестнадцати получается существо, которое совершенно не знает жизни за стенами Круга, зато точно знает, что не человек служит магии, а магия человеку, и что оно – исчадие Тени, появившееся на свет только попущением Создателя. Опасная тварь, с которой нельзя глаз спускать, чтобы она не стала одержимой. А ещё знает, что маги должны бояться храмовников. И демонов тоже. И Церкви. Бояться – вообще всего. А любить – только Создателя. Непонятно, правда, за что. За такую жизнь, что ли? И вот этот маг произвольного пола мечтает о свободе, а что там, на свободе, делать, даже не задумывается. Если он или она не прирождённые интриганы вроде мадам де Фер, чем они вне башни смогут хотя бы на хлеб себе заработать? Замораживая рыбу? Зажигая фонари? Главный вред Кругов – маги совершенно к жизни вне их не приспособлены. А остальное – уже частности. Да, сплошь и рядом очень неприятные частности, но маги в этом отнюдь не одиноки. Миловидную булочницу тоже может регулярно нагибать над её квашнёй какой-нибудь десятник стражи, и не рассказывайте мне сказки про то, что булочница может на него пожаловаться капитану. Пусть попробует. Вот пособирает потом черепки, раздавленные яйца и рассыпанную муку с пола после обыска, потому что в стражу поступил донос, будто она в своей пекарне ворованное прячет, так живо узнает, как честных стражников оговаривать. А бросить всё и уехать туда, где не будет этого наглого мудака, она может только формально. На самом деле продать дом и пекарню, куда-то ехать, там снова покупать дом, налаживать своё дело, искать новых поставщиков, заманивать новых покупателей – пока не прижмёт по-настоящему, вряд ли кто-то решится. Это же не Мор, не война, а просто урод, запускающий лапы ей под юбку. Ей даже муж это скажет… если не поколотит за то, что сама больно много задом вертит. Но маги-то об этом не задумываются. Они вообще не знают, откуда булки берутся, и уверены, что только храмовник может кого-то избить, изнасиловать или ложно обвинить. Весь остальной мир наслаждается свободой и справедливостью, и только маги страдают в заточении.

Я замолчала, осознав вдруг, что в трапезной стоит тишина, даже сиделки притихли. Им моя речь вряд ли была интересна, но болтать меж собой, когда целители молчат и внимательно слушают, и они не решались.

– Всё так, – буркнула одна из помощниц целителей, немолодая уже эльфийка. – Перед самым Мором в Денериме на свадьбу в эльфинаже припёрся сынок тамошнего ярла с дружками, убили одного из женихов, похватали невест и подружек и уволокли в замок, а когда эльфы попробовали возмущаться, городские власти заперли их в эльфинаже – выживайте как хотите, без денег, без еды, без лекарств… И никого это не волновало. А вот магов притесняли и угнетали, да.

Все заговорили разом, негромко, но возбуждённо. Несколько сестёр Церкви, неласково поглядывая на меня, что-то пытались возражать, привычно ссылаясь на Песнь Света. Маги-целители, пожившие практически без надзора храмовников (тем хватало других забот) бодро огрызались, что вот они, без ошейников и намордников, лечат раненых, общаются с обслугой – и как-то обходятся без помощи демонов и вообще магии крови, хотя никто у них над душой не стоит с пылающим мечом наготове. Я покрутила головой: да уж, объяснила ученику, чем мне, почти что вольной птице-формари, не нравятся Круги… Опять Инквизитор в очередном письме накостыляет мне по шее за длинный язык и поблагодарит за хорошую работу разом?

Ну… Ему даже не надо было ничего писать, потому что когда я вернулась с обеда в лабораторию, Инквизитор был там. Девушки, убиравшиеся в лаборатории, уже ушли, помощники-усмирённые деловито готовили недорогие и несложные, но постоянно необходимые зелья для лазарета, а Максвелл Тревельян, чинно сложив перед собой руки на потемневшем дереве письменного стола, негромко беседовал о чём-то с аптекарем. Левая рука Инквизитора пряталась под перчаткой, натянутой на рукав так, чтобы не оставалось ни четверти дюйма открытой кожи, но мне всё равно чудился зеленоватый свет, пробивающийся сквозь толстую рыжую кожу. Наверное, всё-таки чудился – вряд ли даже загадочная Метка могла светиться через шкуру какого-нибудь друффало, а то и животного более экзотического. Варгеста, к примеру. Хотя… из кожи варгеста только подмётки кроить, на перчатки она точно не годится. Вид у Инквизитора был усталый, даже замученный, пожалуй, но когда я вошла, он привстал, приветствуя меня: воспитание – штука такая… ничем не вытравишь.

– Добрый день, госпожа Стентон, – сказал он. – Уделите мне, будьте добры, полчаса, а мастер Адан пока займётся тем снадобьем, которое вы начали готовить. – Аптекарь кивнул, ничего не имея против смены ролей, и я послушно села на его место. – У меня к вам просьба, монна, – продолжил Тревельян.

Я сдержанно хмыкнула: просьба… Молодой человек из знатной семьи мог сколько угодно целовать в щёчку служанок и шутить с конюхами – всё равно служанки и конюхи себя ровней ему не считали. Наверняка в отцовском поместье Максвелла Тревельяна любили. Наверняка хвастались таким хозяином. Но он был именно хозяином. Юношей, для которого с детства было привычно отдавать приказы и даже не сомневаться в том, что они будут выполнены. Тедасу (по крайней мере, этой его части) крупно повезло, что точно так же Максвелл Тревельян привык принимать на себя ответственность за последствия своих решений. Но просьба его, разумеется, никакой просьбой не была. Во всяком случае, не формари из захолустного Круга магов могла отказаться её выполнять. Не после того, как формари эту вместе с товарищами по несчастью привезли сюда на деньги Инквизиции.

– Слушаю вас, – сказала я, про себя поклявшись, что язык свой, не в меру длинный и ядовитый, буду держать на привязи.

– Сэр Каллен сказал мне, что от вашего снадобья чувствует себя гораздо лучше, – задумчиво проговорил он. – Правда, он переживает, что там всё-таки есть лириум, а сэр Каллен хотел бы совсем от него отказаться.