Текст книги "Формари (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Придёт, – кивнула я. – Но пока солнце не встало, я предпочту зажечь факел или развести костёр, а не сидеть в потёмках.

«Всё же, – слегка меланхолично думала я, выходя из часовни, – не люблю я ни Церковь, ни её служителей, даже таких, как эта матушка. И вовсе не за то, что нас заперли в Кругах, а за то, что они учат верить, будто рассвет сам придёт в своё время, вместо того, чтобы призвать развести огонь».

В общем, как это ни прискорбно, ноги сами принесли меня из часовни в таверну. Продать было нечего, клянчить у кого-нибудь кружечку – ниже моего достоинства, но кто действительно чего-то хочет, тот ищет возможности сделать, а не причины не делать. Так что в ответ на вопрос гнома за стойкой, чего сударыня желает, сударыня ответила, что желает помыть посуду. Или овощи почистить. И даже потом их нарезать. Словом, отработать стоимость бутылки бренди.

– А не много будет – бутылки? – поинтересовался гном.

– Пф-ф, – сказала я. – Я алхимик, сударь. Я привыкла к пойлу покрепче бренди. Правда, – пришлось признать, – пить мне уже давненько не доводилось, могла растерять навык.

Хозяин таверны заинтересованно уставился на мои руки. Ох, руки у меня были совсем не мажеские – обожжённые, много раз порезанные, в жёлтых пятнах всяческой едкой дряни, от которой даже перчатки из толстой кожи не всегда могут защитить. Это приличные магессы вроде Маргариты, пока была такая возможность, тщательно втирали в кожу рук целебное масло и надевали на ночь тонкие перчатки, чтобы мазь как следует впиталась и размягчила оставленные посохом мозоли на ладонях. А моим рукам уже ничто не могло придать холеный вид, даже если бы я этого захотела. Только вот когда мне было заниматься такой ерундой? Работать надо. И именно руками.

– Алхимик, – протянул гном с непонятным выражением. – И не королевский травник вроде господина аптекаря, да? Давайте, сударыня, я вам налью стаканчик за счёт заведения, а потом мы с вами как-нибудь обсудим одно взаимовыгодное дельце.

– Поддельный антиванский бренди? – хмыкнула я, без труда сообразив, зачем трактирщику нужен алхимик. – Скажу не хвастаясь, сударь, мой был лучше настоящего.

Тот одобрительно прищёлкнул языком и налил мне почти полстакана, достав бутылку откуда-то из-под своей стойки, а потом быстро сунув её туда же.

– Вишанте каффас!

Гном даже вздрогнул, поднимая голову, а я удивлённо обернулась: ругательства на тевене здесь, посреди Морозных гор? Однако ухоженному красавцу, которого портили только дурацкие, по моему скромному мнению, закрученные усики, не было никакого дела до выпивки, которую трактирщик прятал от приличных посетителей. Он смотрел на компанию, засевшую за столом в углу. Я на них толком и внимания не обратила, когда вошла: наёмники и наёмники, разве что компания очень уж пёстрая – и люди, и эльфы, и гном. Это я, оказывается, самое главное умудрилась просмотреть, войдя с яркого света в темноватый зал таверны. Во главе этого стола сидел кунари. Самый настоящий, здоровенный и с рогами что у дракона. Кунари – в цитадели Инквизиции? Чудны, Создатель, дела твои! На каждом его колене устроилось по девице, и кажется, именно это обстоятельство заставляло усатого красавца шипеть ругательства на тевинтерском наречии. Я, честно говоря, всегда сомневалась в таких уж выдающихся любовных качествах подобных громил, но многие женщины (да и мужчины тоже) просто не могут смотреть спокойно на такую гору мяса. Красавец, похоже, был из их числа.

– Десять капель вытяжки кровавого лотоса на ложку генелленского слабительного, – сказала я, хлебнув бренди и понимающе ухмыльнувшись. – Никакого вреда здоровью, сплошной ущерб репутации. Лучше добавлять в баранину со специями: лотос страшно горький, а у слабительного характерный маслянистый привкус.

– Десять капель на такую тушу не мало? – усомнился красавец, ничуть не удивляясь совету и даже не думая негодовать, что лезут тут всякие в его личные дела.

– Ну, вы же не рога ему отпиливать будете, а только заставите заснуть слишком крепко для того, чтобы вовремя успеть на горшок.

– Я этого не слышал! – поспешно заявил гном. – Что пьёте, господин Павус?

Я, не сдержавшись, хихикнула: вот уж точно, павлин – и посадка головы, и взгляд… Времени после завтрака прошло уже немало, и два хороших глотка бренди, от которого я, тупо выживая в последние годы, напрочь отвыкла, приятно шумели в голове, подталкивая к разным глупостям.

Красавец Павус в ответ на вопрос трактирщика только сделал неопределённо-величественное движение смуглой кистью, как-то одновременно и изящной, и крепкой. Я даже опечалилась слегка, сравнив наши руки: и кто, спрашивается, из нас мужчина? А вот он ответил мне этак задумчиво:

– Ну, почему же? Про рога тоже мысль неплохая. О, прошу прощения, где мои манеры? – он церемонно поклонился и проговорил так официально, словно нас представляли друг другу на балу в Халамширале, а не в грязноватой таверне, набитой, несмотря на раннее время, пьяным сбродом разной степени вооружённости. – Дориан Павус, безмерно рад встрече с такой умной, понимающей и отзывчивой женщиной.

– Элисса Стентон, – я даже не пыталась изобразить что-то похожее. Как ни пинал меня Первый чародей, прими Создатель его душу, однако учить тонкости этикета, чтобы пытаться сойти за свою в высшем хасмалском обществе (как же давно это было – словно в какой-то другой, чужой жизни), я не собиралась. Ну вот жаль мне было тратить время на то, чтобы зубрить назначение разнообразных вилочек. «Я помню наизусть дюжину вариантов возбуждающего зелья, – огрызалась я на замечания, что дюжина столовых приборов – это совсем немного. – А ферелденка, знающая правила этикета – это всё равно что дрессированная собачка с бантиком на ушках и в атласной юбочке. Предпочитаю оставаться грязным и блохастым мабари».

– Вы позволите вас угостить, дорогая Элисса? Клянусь, никаких поползновений на вашу честь я не планирую.

Трактирщик отчётливо хмыкнул, я посмотрела на кунари и неопределённо повела плечом: понятно, что ухоженный красавец не планирует ничего такого в отношении не первой молодости, крепко потрёпанной и вообще некрасивой ферелденки, если девки на коленях у рогатого здоровяка так его злят.

– С удовольствием, господин Павус, – сказала я. – А вы, простите мою назойливость, не родственник магистру Галварду Павусу?

– Это мой отец. Вы встречались?

– Да нет, что вы. Я читала его работу об использовании…

– Не надо о моём отце, – попросил тевинтерец с тяжким вздохом. – И зовите меня просто Дориан. Пойдёмте наверх, – предложил он. – Там поспокойнее. – Именно в этот момент наёмники хором грянули что-то вроде «Быки не знают страха, остры у них рога…»

Я кивнула, допила бренди и поставила пустой стакан на стойку, поблагодарив гнома за угощение. Меня не развезло, но определённо становилось душно, а все места возле окон были заняты. Может быть, наверху не только поспокойнее, но и попрохладнее?

Ну да, зато там были храмовники. Целая компания, видимо, недавно вернувшаяся из какого-то рейда, судя по свежим повязкам тут и там. Нас с Дорианом проводили слегка недоумевающими взглядами, из чего ясно было, что пристрастий своих тевинтерец не скрывал и видеть с ним женщину для скайхолдцев было странно.

– Вы с кем-то из них знакомы? – Дориан тоже удивился, но разумеется, не своему выбору, а моему бормотанию: «А я-то хотела посидеть спокойно…»

– Это вы к тому, что мальчики без своей формы, а я так уверенно говорю, что это храмовники? – с пьяной занудной дотошностью уточнила я (нет, всё-таки меня развозило). – Так рыбак, знаете ли, рыбака видит издалека. Нам демоны шепчут во сне: «И ты однажды войдёшь в Золотой Город». Храмовникам лириум в крови поёт: «Ты пылающий меч в деснице Создателя».

– Золотой Город давно уже почернел, – возразил Дориан.

– А был ли он Золотым? – в свою очередь возразила я. – Кто его видел тысячу лет назад? И можно ли вообще верить увиденному в Тени? Знаете, как проходил Истязания мой ученик? Его вообще не хотели до Истязаний этих допускать под тем предлогом, что он слишком слаб как маг и вообще просто ходячая кормушка для демонов. А я заявила, что если господам старшим чародеям жаль чашки лириума для парня, так я куплю для него сама… Ладно, – я тряхнула тяжёлой головой, – речь не о том, что я путалась с контрабандистами… Когда Элрен пришёл в себя, он сказал: «Всё очень просто, я вспомнил, кто я – эльфинажный крысёныш. Представил, что мне опять девять лет, и вёл себя соответственно. Кому бы я поверил, оказавшись в Нижнем городе один, без взрослых? Банде таких же уличных крысят, только человеческих? Или доброму дяденьке, который ласково протягивает руку и предлагает отвести домой?» Но если в Тени верить нельзя ничему, откуда нам знать, каким был когда-то Золотой Город, каким он стал и существовал ли вообще?

– Но любой, кто входит в Тень…

– Видит что-то невнятное, однако поскольку ему уже порядком потоптались по ушам на проповедях, думает, будто это и есть осквернённый Золотой Город. – Я быстро глянула на храмовников, вроде бы занятых своими разговорами, и спохватившись, понизила голос: – Простите, больная тема.

– Вам бы о Тени с Соласом поговорить, – усмехнулся Дориан. – Единственная его любовь, как мне кажется.

– Солас? – удивлённо переспросила я. – Я так понимаю, это не город на самом юге Тевинтера?

– Нет, это эльф-отступник. Очень странный эльф, – задумчиво проговорил Дориан. – Совершенно не похож на долийца.

– Вы знали много долийцев?

– Да насмотрелся на Священных равнинах.

Подошла, повиливая задом и постреливая глазками в отдыхающих храмовников, потасканного вида служаночка и поставила на стол бутылку вина, два стакана и тарелку с виноградом.

– А почистить? – возмутился – и даже, кажется, непритворно – Дориан.

Она в ответ лишь хихикнула, словно он очень смешно пошутил, и двинулась к столу, к которому её подзывал рослый и плечистый, чуть ли не как кунари, тип, у которого уже белки глаз поголубели от принятого за годы службы лириума.

– Давайте, я почищу, – сказала я, вытащила из поясной сумки складной ножичек с узким лезвием, отщипнула первую виноградину, привычным движением рассекла розоватый бочок и остро отточенным кончиком в два движения вынула из виноградины косточки. Дориан восхищённо выдохнул.

– Будь я вашим учеником, – сказал он, – я бы часами мог смотреть на ваши руки. Вы так… совершенно работаете.

– Будь вы моим учеником, – возразила я, – вы бы костерили на чём свет стоит ферелденскую суку, которая заваливает работой, заставляет просиживать в библиотеке всё свободное время и никогда ничем не бывает довольна. «Хоть бы её какой-нибудь храмовник трахнул наконец, чтоб она угомонилась», – это самое любезное и невинное пожелание, слышанное мною от учеников.

– Насколько я знаю, пара «маг и храмовник» не была такой уж редкостью, несмотря на запреты, – сказал Дориан и взял почищенную виноградину из быстро растущей кучки.

– Сэр Брайсен, благослови его Создатель, строго следил за тем, чтобы никого к такому сожительству не принуждали. – Тонкая и точная работа помогала взять себя в руки, даже голова кружиться понемногу переставала, и я решила, что пить больше не буду. Сегодня не буду, конечно, не вообще. – Но на моё счастье, неухоженная собачница, вечно пропадающая в своём подвале, никого особо и не интересовала. Кто хотел молоденькую любовницу, тот обхаживал учениц. Кто хотел опытную и страстную – дам постарше, но хотя бы из тех, что заботятся о своей внешности. И вообще, что это мы всё обо мне да обо мне? Расскажите мне о себе. Как мог тевинтерский альтус оказаться в цитадели Инквизиции? Если это не секрет, конечно?

========== Глава третья ==========

Именно это чувство безжалостного сострадания больше всего пугает магов, привлекших к себе внимание храмовников. Когда храмовников посылают умертвить вероятного мага крови, говорить с ними, взывать к голосу разума бессмысленно, и если они подготовились как следует, то вся магическая мощь их жертвы сводится на нет. Ведомые верой, храмовники являются чуть ли не самой почитаемом и внушающей страх силой в Тедасе»

– Из «Закономерности формы», написано Хальденом. Первым Чародеем Старкхевена, в 8:80 Благословенного века

– Вы остаётесь, госпожа Стентон? – Адан уже отпустил помощников-усмирённых и собирался уходить сам. Всё-таки он был уже не в том возрасте, когда можно работать чуть ли не сутками напролёт.

– Да, мне нужно кое-что закончить.

– Не боитесь оставаться одна?

– Если я что-нибудь взорву или подожгу, наверху, думаю, быстро об этом узнают.

Адан слегка улыбнулся шутке, посоветовал не задерживаться больше, чем на час-другой, и попрощался до завтра. Я осталась одна – чего, разумеется, ничуть не боялась. Работать в одиночку мне было не впервой. Я даже в хасмалском Круге, где храмовники не зверствовали, но строго требовали соблюдения распорядка, выпросила разрешение проводить в лаборатории столько времени, сколько потребуется. Есть процессы, которые нельзя прерывать, объясняла я сэру Брайсену, и тот, поглаживая колено, переставшее ныть под разогревающей мазью, согласился, что может выделить одного из своих людей для присмотра за лабораторией в ночное время. Всё равно кто-нибудь патрулирует подвалы, так пусть заодно и приглядывают за алхимиками, а то мало ли: взрыв, пожар, отравление какой-нибудь ядовитой дрянью…

Что-то взрывать и чем-то травиться я, понятно, не собиралась. Раненых было в избытке, и кое-кто из них до истерических припадков боялся магов-целителей. Но вот целителей много не было никогда, а уж теперь, после четырёх лет войны, осталось и того меньше, так что для формари работы хватало: одного только самого простого, зауряднейшего зелья из эльфийского корня каждый день требовались десятки флаконов – как для разведчиков, так и для бойцов Инквизиции, которые постоянно сталкивались и с монстрами, и с мятежниками всех мастей, и с просто бандитами-мародёрами. Разумеется, такое зелье любой усмирённый с минимальными навыками в алхимии мог изготавливать вёдрами, но лишним оно не было никогда. А параллельно ему можно было заняться приготовлением вытяжки из кровавого лотоса – кто-то не побоялся заготовить его целыми мешками. В просмолённых повязках, что ли, собирали? А то ведь получилось бы как на том уже хрестоматийном званом ужине, когда двенадцать гостей заснули на лужайке, трое в пруду, а одна леди сломала зубы, пытаясь откусить кусок от мраморной статуи отца графини, которую она приняла за торт.

Я и сама озаботилась защитой от ядовитых паров, подумав, что надо бы опять сделать флакончик сонного зелья для себя и таскать в кармане – так… на всякий случай. Руки привычно резали, толкли, растирали, не требуя участия головы в настолько примитивном действе, а голова опять была занята разными невесёлыми мыслями. Может, стоило всё-таки принять предложение магистра Галленуса и сбежать в Тевинтер? Не хочется, конечно, быть бесправной беженкой, полностью зависящей от желания левой пятки магистра, но здесь-то моё положение не так уж сильно отличается от участи неваррского или марчанского мага в Тевинтере. Разве что ошейник не наденут, так если твоя свобода перемещений ограничена часовней, садом и библиотекой, чем ты лучше эльфа-раба? Ох, если бы остатки Круга не зависели так сильно от моих связей с Хартией, удрала бы я вместе с ученицей, не выдержавшей нищей, голодной и в любой момент готовой оборваться жизни в Хасмале… Впрочем, что теперь об этом думать? Тевинтер теперь слишком далеко, чтобы о нём сожалеть.

Я дисциплинированно записала в расходный журнал взятые из кладовой ингредиенты и, поплотнее натянув смоляную повязку, подошла к перегонному кубу: тот стоял под вытяжной трубой, и горлышко колбы было надёжно заткнуто промасленной корпией, но рисковать без всякой нужды не хотелось. Я проследила, как маслянистая капля повисает на трубке змеевика, набухает, тяжелеет и наконец словно бы неохотно срывается вниз – отлично, оборудование незнакомо, но мне всё-таки удалось сразу подобрать нужный режим. Ну, то есть, можно было бы и добавить немного огонь в горелке, но с другой стороны, чем медленнее идёт процесс, тем качественнее получится вытяжка и тем больше удастся извлечь полезных веществ из достаточно дорогого и редкого сырья. Дорогого, главным образом, потому, что немного находится желающих бродить то по колено, а то и по пояс в холодной воде, отдирая пиявок, отгоняя комарьё и задыхаясь в плотных повязках. К тому же недобитые отступники, храмовники, не признавшие власти Инквизитора, просто мародёры и бандиты, расплодившиеся волки – до этой холодной воды, затянутой ярким ковром ядовитых цветов, надо ещё добраться живым и здоровым…

Хлопнула дверь, очень знакомо залязгала сталью броня, и я тоскливо выругалась: совсем забыла про комендантский час для магов! Вернее, привыкла, что ко мне-то требования внутреннего распорядка не относятся, и непозволительно расслабилась в новом, незнакомом месте. Дорвалась наконец до настоящей лаборатории – ну, получи теперь по шее, идиотка.

Храмовников было двое. Тот, что постарше и по… так и просилось на язык «дубовее», но я про себя саркастично поправилась на «преданнее своему делу», решительно двинулся ко мне, но его напарник предостерегающе положил руку на плечо старшего товарища:

– Сэр Симон, формари в защитной повязке, а вы хотите подойти к её ретортам? Она же готовит что-то ядовитое.

– Ядовитое? – переспросил сэр Симон, и вид у него из просто сурового стал совсем уж грозным. – Вы готовите здесь яды, Стентон? – обличающе спросил он.

– Один из основных компонентов сильнодействующего обезболивающего средства, – пояснила я. Пришлось для этого отойти от перегонного куба и сдвинуть повязку вниз, чтобы ответы звучали внятно. – Если раненому требуется ампутация или другая тяжёлая операция, то двадцать-тридцать капель такого средства позволят ему не чувствовать боли, пока он не очнётся. Но горячие пары опасны, да.

– Ваша забота о раненых похвальна, монна Стентон, – сказал младший храмовник. Ну, по сравнению со своим дубовым братом по ордену младший, а вообще-то мужику было уже ближе к сорока, чем к тридцати, пожалуй. – Но существуют правила, а вы их нарушаете. Магам запрещается покидать их башню после девяти вечера вплоть до особого распоряжения Инквизитора или его советников, а время уже без четверти десять.

– И вы больше получаса меня искали? – фыркнула я. – Любой хасмалский маг в ответ на вопрос: «Где эта ваша Стентон?» – должен был ответить, что я, видимо, захлебнулась и утонула в очередном своём котле.

Младший храмовник неопределённо хмыкнул. Похоже, не поверив в такой ответ, они первым делом двинулись искать пропажу в «Приюте Вестника» и, только убедившись, что я была там вчера около полудня и больше не появлялась, отправились проверять лабораторию при госпитале.

– Поскольку вы не захлебнулись и не утонули, – сказал храмовник, – вы должны вернуться в башню магов.

– Хорошо, – кротко согласилась я. – Но посмотрите вон на тот котёл, сэр …?

– Мартин.

Я наклонила голову с видом «рада знакомству».

– В том котле, сэр Мартин, готовятся примерно полсотни порций восстанавливающего зелья, которое вы берёте с собой на разведку и в рейды. Если сейчас я погашу под ним огонь и уйду, завтра утром все полсотни будущих флаконов отправятся в выгребную яму. И кровавый лотос, из которого я ещё и половины полезных веществ не выгнала – туда же. Зря будет потрачено отличное сырьё, из которого могли бы получиться качественные лекарства. Сэр Симон, сэр Мартин, вы действительно считаете, что возвращение в башню лояльного мага, несмотря ни на что остававшегося в своём Круге, стоит таких потерь? Если да, я тушу обе горелки.

Сэр Симон выглядел непримиримым, но сэр Мартин поднял руку, останавливая его.

– Сэр Симон, – сказал он, – я думаю, лучше доложить лейтенанту об этом происшествии. Мне не хотелось бы, чтобы из моего жалования вычли стоимость испорченных зелий. Я могу остаться и присмотреть за монной Стентон, пока вы доложите сэру Аларре обстоятельства этого дела.

Старший храмовник задумался, потом неохотно кивнул. Кажется, угроза потери части жалования и для него была достаточно серьёзна.

– Он был охотником, – сказал сэр Мартин, когда тяжёлая подвальная дверь громко хлопнула за сэром Симоном. – Ловил настоящих малефикаров и не верит в лояльность магов. Да ещё возраст, в котором влияние лириума уже сильнее любых доводов рассудка.

– Ну, почти любых, – придержав усмешку, поправила его я. – Серебро всё же сильнее лириума.

– Пока ещё, – согласился храмовник.

Я кивнула: безумие сэра Симона было уже не за горами, но пока что его навыки охотника на малефикаров были нужны Инквизиции.

– Ребята из Хасмала говорили, будто вы как-то умудрялись добывать для них лириум, когда Церковь их бросила, – вполне по-человечески, а не с холодноватой церемонностью сказал вдруг сэр Мартин.

– Да, я путалась с Хартией, если называть вещи своими именами, – с кривенькой вымученной усмешкой подтвердила я. – Но разумеется, не как шлюха, а в своём… профессиональном качестве: яды, сильнодействующие снотворные… лекарства, впрочем, тоже.

– Создатель многое может простить, если это было сделано с благими целями.

– Чьи-то жизни в обмен на рассудок и жизнь других? – с той же усмешкой переспросила я. – Увы, сэр Мартин, мною двигали исключительно шкурные интересы: без защиты храмовников нас бы разорвали в клочья, а храмовникам был нужен лириум. Не уверен, что Создатель сочтёт такую причину достаточно убедительной.

– Не нам судить о Его замыслах и решениях, – возразил храмовник. – Мы можем только молиться и молить о снисхождении. В конце концов, если бы Он хотел видеть нас совершенными, такими бы Он нас и сотворил. Но Он оставил нам свободу совершать ошибки и платить за них, значит, мы просто должны стараться исправить сделанное.

– Вот я и стараюсь, – буркнула я. – Топлю свои грехи в котлах с целебными зельями, а они что-то никак не хотят тонуть.

Я запустила целый рой светляков, слишком ярко осветивших тёмный, во влажных пятнах каменный свод подвала (зрение я ревностно берегла и всегда устраивала целую иллюминацию, работая с книгами и документами), и достала из шкафа с письменными принадлежностями чистый лабораторный журнал, чтобы записать кое-какие мысли по поводу повторного использования кровавого лотоса после перегонки. Сэр Мартин, кажется, не прочь был немного поболтать в отсутствие напарника, но не стал навязываться явно не расположенному к общению человеку. Посмотрев, как я пишу, он достал откуда-то из недр своего доспеха какую-то книгу, сел на свободный стул, жалобно скрипнувший под весом рослого, мускулистого мужчины и стальных пластин на нём, и как-то слишком быстро для рыцаря Церкви заскользил взглядом по строчкам.

Так мы и сидели в молчании и тишине, нарушаемой лишь скрипом пера, негромким бульканьем и ровным гудением пламени – одна писала, другой читал, а сэра Симона не было что-то уж очень долго. Наконец он вернулся и недовольным тоном сообщил, что они с сэром Мартином должны дождаться, когда я закончу свою работу, после чего сопроводить меня в башню магов. Кажется, рыцарь-лейтенант ещё и потребовала каких-то немыслимых вещей вроде вежливого обращения с магом, потому что сэр Симон глядел всё больше в сторону и ронял каждое слово с таким усилием, будто одновременно волок в гору неподъёмный груз. Я вежливо поблагодарила храмовника за разрешение закончить работу и сообщила, что восстанавливающее практически готово. Пока я заканчиваю с вытяжкой из цветков кровавого лотоса, как раз уже можно будет гасить горелку и оставлять зелье настаиваться до утра. Полчаса, господа храмовники, даже чуть меньше.

А за завтраком вестовой принёс мне письмо. Я распечатала его, поймав на лету выпавший из него ещё какой-то листок:

«Госпожа Стентон, поскольку я не считаю возможным одновременно выражать Вам благодарность за заботу о наших раненых и наказывать Вас за нарушение комендантского часа, будем считать, что эти действия аннулировали друг друга. Однако господин Адан с похвалой отзывается о Ваших алхимических талантах, а хасмалские храмовники уверены в Вашей лояльности. Я вполне доверяю суждениям и мастера Адана, и рыцаря-лейтенанта Флоренса, а потому я думаю, что Вы принесёте гораздо больше пользы Инквизиции, если не будете жёстко связаны рамками внутреннего распорядка. Надеюсь на то, что Вы разумный человек и не станете злоупотреблять моим разрешением.

Максвелл Тревельян»

Я хмыкнула, развернула второй листок и прочла разрешение распоряжаться своим временем по собственному усмотрению, подписанное самим Инквизитором и заверенное его печатью.

– Что там у вас, Элисса? – спросил Линден, до сих пор считавший своим долгом присматривать за «своими» магами, хотя формально мы все теперь подчинялись Инквизитору.

– Разрешение утопиться в котле и вообще не вылезать оттуда в любое время дня и ночи, – усмехнулась я. – Жизнь налаживается.

– Всё-таки вы маньячка, монна, – пробормотал Гленн.

– Да разумеется, – легко отозвалась я, решив не напоминать парню, что он и сам не лучше. – Иначе чего бы я добилась?

Погода портилась: небо хмурилось, ветер был особенно резким и ледяным. Хотелось поскорее пересечь двор, просвистывавшийся насквозь, но перехватив меня на подходе к лазарету, мне поклонился незнакомый гном в глубоком сером капюшоне и с совершенно бандитской мордой, украшенной клеймом обитателя Пыльного города. Быстро ребятки сработали, уважаю.

– Моё почтение, монна Виверна, – сказал он, скалясь в щербатой улыбке. Удивительно, но обратился он ко мне как уроженец Вольной Марки. Подцепил от кого-то из деловых партнёров? Или, не особенно разбираясь в людях, считал меня, прямо-таки выставочную ферелденку, белобрысую и светлоглазую, жительницей Хасмала? – Уделите минуточку внимания посланнику старых друзей, а? А я вам тут письмецо от вашей девочки привёз. Лоренцо его из Соласа приволок, а тут хвать-похвать, вас в Хасмале и нет уже. Ну, ребята и взялись передать, нам нетрудно.

Я невольно быстро глянула по сторонам, но никто из спешащих по утренним делам не обращал на нас внимания, кроме какой-то немолодой женщины, да и та с откровенной завистью смотрела на письмо в руках гнома. Должно быть, тоже ждала какой угодно весточки от родных и наверняка была бы рада не то что бандиту из Пыльного города, а хоть порождению Тьмы, окажи оно ей такую любезность.

– А мессир Лоренцо, значит, не сердится уже на меня? – я протянула руку, и гном, не устраивая никаких представлений в духе «сначала договоримся», спокойно отдал мне письмо. – За то, что я обещала ему яйца поштучно открутить, если с Луизой что-то случится по дороге?

– Да что вы, монна, – гном ухмыльнулся. – Мессир Лоренцо в таком восторге от вас и так сожалеет, что вам пришлось покинуть Хасмал. Такая потеря для парней вроде него! Ну, и для нас тоже, но нам, сами понимаете, проще. Мы тех, кто нам по сердцу, сами понимаете, хоть в Коркари, хоть в Тевинтере найдём.

– Ни минуты не сомневалась, что вы меня и здесь найдёте, – кивнула я. – Вот только грозить мне не надо, хорошо, сударь? И жизнью Луизы шантажировать тоже.

– Как можно, монна? – оскорбился гном. – Никаких угроз, сплошное взаимовыгодное сотрудничество! Лириум вам, понятно, больше не нужен… Или всё-таки нужен? Немножко, а? Просто чтобы был? Но ведь есть и другие вещи, кроме лириума? Глубинные грибы, скажем? Свеженькие, крепкие, тонко нарезанные и правильно высушенные, а не мешок полусгнившего дерьма, из которого надо уцелевшие шляпки выковыривать? Или там пузыри глубинников, тоже честь по чести разделанные? Да просто деньжат подкинем, не лишние ведь. Вам после того, что в Хасмале творилось, небось и нового бельишка купить не на что – куда это годится, чтобы такая женщина себе красивую тряпочку позволить не могла? Подумайте, монна, ладно? Кто-нибудь из наших всегда здесь. В том же «Приюте Вестника» этак между делом оброните, что вот-де ядовитых пузырей бы с полдюжины для растираний, или куда уж там яд глубинных охотников идёт? И вам непременно в самое ближайшее время доставят свеженький товар.

Я, помедлив, кивнула. Закатывать истерики смысла не было: раз уж связалась с Хартией, теперь не отделаешься. Можно, конечно, здешним храмовникам пожаловаться, но не приставят же ко мне круглосуточную охрану. И что бы там про Хартию ни говорили, про грызню внутри организации, про нарушенные договоры и зарезанных подельников, мне до сих пор везло – ко мне обращались исключительно серьёзные гномы. Бандиты и контрабандисты, конечно, но на удивление точно соблюдающие договорённости.

– Спасибо за письмо, сударь, – сказала я. – Имя ваше, я так понимаю, мне знать незачем?

– Вот до чего ж я люблю умных женщин, – проникновенно отозвался тот. – Жаль, матушка с детства мне в голову вбивала никогда не путать, где дело, а где любовь. Так ведь порой и хочется совместить, а? А нельзя. Бывайте здоровы, монна. Мы тут, рядышком. Свистите, если что.

Я опять кивнула и, не утерпев, прямо во дворе, в холл лазарета не входя, развернула просто сложенный треугольничком и даже не запечатанный листок.

«Милая, милая, бесценная моя наставница!!!

Мессир Лоренцо любезно сопроводил меня через Молчаливые Равнины в Солас, а магистр Галленус охотно принял меня в своём доме, хоть и выразил сожаление, что сами Вы теряете время понапрасну в убогой дыре, где вынуждены готовить убогие снадобья вместо того, чтобы дать развернуться Вашему несомненному таланту. Да, магистр Ваш пылкий поклонник, и только поэтому согласился принять в своём доме меня, зелёную ученицу – ему достаточно показалось Ваших слов о том, что я не совсем бесталанна. Так что всё у меня хорошо, мне выделили – Вы не поверите! – отдельную комнату, мою собственную, и я могу работать в лаборатории самостоятельно после того, как закончу ассистировать магистру или его ученикам. До сих пор не могу поверить, что весь этот ужас, голод, неустроенность – всё позади. Нет слов, чтобы выразить Вам мою благодарность за возможность покинуть Хасмал. Да благословит Создатель Ваше доброе сердце! Целую Ваши натруженные руки, до последнего вздоха Ваша преданная ученица Луиза Бестолочь Косорукая».

Я кривовато улыбнулась. Мы договаривались с девочкой, что та даст мне знать условленными знаками, если что-то не так. Конечно, помочь ей было бы сложно, но контрабандисты тоже люди… или эльфы, или гномы… и им тоже надо лечиться. Способы нашлись бы. Не особенно надёжные, медленные, дорогостоящие, но нашлись. Однако судя по подписи, у Луизы всё было в порядке, её не продали ни в рабство, ни в бордель, и она действительно работает у Галленуса в лаборатории, а не моет полы. Хоть что-то хорошее. И хоть какая-то польза от Хартии. Впрочем, обещанные ингредиенты, да ещё надлежащего качества, а не то, что неохотно притаскивали с собой солдаты, которым поручали набрать того и этого, будто мало у них своих забот… Как только удастся создать хоть небольшой, хоть на два-три дня вперёд, запас лекарств, надо будет вернуться к кое-каким исследованиям.