Текст книги "Сесиль Родс и его время"

Автор книги: Аполлон Давидсон

Судя по сообщениям тогдашней английской печати, тысячи ндебелов участвовали в похоронной процессии: шли за гробом, который везли на пушечном лафете, и встречали тело Родса зулусским приветствием: «Байете!» Что ж, может быть, и так. Английская политика имела богатый арсенал приемов, чтобы добиться этого.

В Англии журналист Стед высказал широко распространенное тогда мнение, что со смертью Родса «англосаксонскую расу покинула самая крупная личность, оставшаяся после смерти Виктории».

Русское посольство в Лондоне доносило Санкт-Петербургу: «Последовавшая 13/26 марта смерть Сесиля Родса свела в могилу одного из наиболее выдающихся деятелей современной Великобритании. Событие это… произвело в Англии и ее колониях огромное впечатление, и столбцы всех газет, без различия политического направления, были наполнены сведениями о последних минутах жизни великого авантюриста, воплощавшего в себе идеалы и стремления английского империализма…» [186]186
  АВПР, ф. посольства в Лондоне, оп. 520, д. 1073 (Депеша 27 марта /9 апреля/ 1902 г.), л. 18.


[Закрыть]

А у Стеда было и замечание, весьма меткое для того времени. Он написал, что бывали люди куда богаче Родса – Карнеги, Рокфеллер, Астор, но они использовали свои богатства главным образом для прямых финансовых целей. Родс же стал первым «миллионером-монархом в современном мире», и его примеру последуют другие.

Да, Родс еще на заре эпохи империализма одним из первых олицетворил в себе унию, которую В. И. Ленин назвал потом такой характерной чертой этой эпохи. Личную унию банков с промышленностью, а затем тех и других – с государственным аппаратом.

Смерть Родса отметили по всему миру. В некрологах старались найти и подчеркнуть что-то хорошее: о мертвых или ничего, или хорошо.

В России статьи о нем появились не только в центральных газетах, но и в провинции.

«В страшных мучениях, от тяжелого недуга скончался „южноафриканский Наполеон“ Сесиль Родс», – сообщил российским читателям журнал «Нива». «Враги Родса, а их было очень много, не признавали в нем ничего, кроме порока, корыстолюбия и эгоизма, но они были не правы… Надо стать на точку зрения англичанина-империалиста, беззаветно преданного мечте о всемирном господстве своего государства… Это был горячий патриот, а патриотизм – вещь обоюдоострая. Принося добро своей стране, приходится невольно творить зло иноземцам».

«Одесские новости»: «Англия лишилась одного из самых выдающихся политических деятелей своих, человека большого ума и необыкновенной энергии, всю свою богатую приключениями жизнь посвятившего делу возвеличения своей родины, хотя и весьма своеобразно понимавшего это величие и добивавшегося его еще более своеобразными методами».

Подобные оценки характерны и для большой части европейской и американской печати. За бурскую войну Родса резко осуждали, но самые преступные его действия – порабощение миллионов африканцев – тогда, в эпоху «раздела мира», еще не встречали столь широкого осуждения, какого они заслуживали.

Родс хотел, чтобы возле его гробницы создали пантеон «родезийцев». И в 130 метрах от нее воздвигли мемориал майору Вильсону и его отряду, погибшему во время преследования Лобенгулы. Монумент соорудили в греческом стиле – в соответствии с указанием Родса. Сделали его огромным: каждая из бесчисленных гранитных плит весила десять тонн. У подножья написали все имена и строку из поэмы Киплинга: «Никто не остался в живых». А в 1920 году туда же перевезли из Англии останки «доктора Джима» – Джемсона. Его тоже захоронили по соседству с Родсом.

Так и после смерти эти люди оказались вместе – в земле, такой далекой от их родных мест. Может быть, каждый из них действительно умирал с верой, что принес благо этому далекому краю. Но в краю этом они остались чужими – и их дела, и их останки, и их пышные мемориалы.

Последнее, шестое завещание Сесиля Родса, вскрытое после его смерти, содержало, конечно, не только последнюю волю о том, где и как его похоронить. Родс долго думал над этим завещанием, обсуждал его с Ротшильдом, Бейтом, Стедом, Милнером… Подписал он этот документ 1 июля 1899 года, в день, когда в последний раз отплывал из Лондона в Южную Африку накануне бурской войны. Но дополнение сделал 12 марта 1902-го, всего за две недели до смерти.

Шестое завещание, как и предыдущие, было политическим. Цель тут оставалась прежней: расширение Британской империи и ее влияния в мире. Но отношение к методам изменилось – не прошел зря урок, полученный в результате набега Джемсона. Собственно, еще и до набега близкие Родсу люди старались отговорить его от любимой идеи его завещаний – от создания тайного ордена для расширения Британской империи. Они не без основания считали, что огласка такого прожекта неизбежно скомпрометировала бы и Родса, и его прожект в глазах всего мира. А избежать огласки, разумеется, не удалось бы.

Такие доводы постепенно действовали на Родса. К тому же опыт учебы в Оксфорде наглядно показал ему, что есть и другие, куда менее явные, но отнюдь не менее действенные методы. Эти влияния видны уже в завещаниях 1892 и 1893 годов. Но шок от набега Джемсона заставил Родса в корне переосмыслить вопрос о способах достижения главной цели.

В последнем завещании нет даже упоминания о секретном обществе. Его-то место и заняли стипендии в Оксфорде, о которых Родс столько думал в последние годы жизни. Мысль о воспитании через Оксфорд будущих распространителей его идей не только возобладала в последнем завещании – она вытеснила собою проект организации тайного ордена.

При этом Родс недвусмысленно объявил в своем последнем волеизъявлении, что ставит своей целью не распространение образованности и научных знаний, а воспитание людей, преданных «всемирному союзу англоговорящих народов». Он поручал душеприказчикам отбирать кандидатов не только по приверженности к академическим знаниям – стипендиаты «не должны быть просто книжными червями». Надо быть спортсменами, хорошо играть в футбол, крикет или подобные игры, обладать мужеством, твердостью характера. [187]187
  Copy of the Will of the Rt. Hon. C. J. Rhodes, p. 318, 321.


[Закрыть]

Одного из своих душеприказчиков Родс в июле 1899 года инструктировал так: «Вы должны также отобрать лучших студентов и направить их в разные части мира, чтобы они распространяли в колониях имперскую идею; при этом лучше, если они будут неженаты, потому что дети и другие домашние заботы обычно мешают высоким помыслам».

В сущности Родс выдвигал здесь те же требования, что и к членам так и не созданного тайного союза. Это естественно. Ведь цели перед его оксфордскими стипендиатами ставились такие же. Да и человеческий материал намечался тот же: младшие сыновья, они-то в первую очередь и нуждались в стипендиях.

Стипендий Родс выделил немало. При этом не забыл и свою идею сближения «англотевтонской расы». Германскому императору предоставил право ежегодно распределять пять стипендий среди выпускников немецких школ.

В завещании он особо разъяснил: пять стипендий в год при трехлетнем обучении означают, что в первый год будут учиться пять студентов, во второй – десять, а начиная с третьего – пятнадцать.

Подавляющее большинство мест он выделил англоговорящим – Британской империи и Соединенным Штатам. Для английских владений – шестьдесят шесть, для Соединенных Штатов – по две стипендии на каждый штат. Английские владения – Родс перечислял их – это были Южная Африка, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Бермудские острова и Ямайка.

Иными словами, почти исключительно «белые» доминионы и колонии. И когда Родс писал, что никого из кандидатов нельзя отвергнуть по расовому или религиозному признаку, под словом «расовые» он подразумевал, конечно, «национальные» – в английском языке эти слова нередко взаимозаменяемы. Родс имел в виду только белых – брал под защиту буров или франкоговорящих канадцев.

Но – ирония судьбы – в дальнейшем душеприказчики Родса – вернее, преемники его душеприказчиков – в связи с изменением положения в мире вынуждены были трактовать завещание в буквальном смысле слова. И по стипендиям Родса в Оксфорд стали попадать люди всех цветов кожи…

Немало родсовских стипендиатов достигли широкой известности. Родс, вероятно, порадовался бы, увидев множество их имен в аппарате управления стран Британской империи и Содружества. Не огорчил бы его, вероятно, и Дин Раск – государственный секретарь в правительстве Джона Кеннеди.

Но что бы сказал Родс, узнай он, что его стипендиат по имени Абрам Фишер, бурский аристократ, внук премьер-министра бывшей Оранжевой республики, казалось бы самой судьбой посланный для выполнения родсовских заветов – «сплочения» белых южноафриканцев под британским флагом, взял да и стал лидером революционного подполья. И был осужден властями Южной Африки на пожизненное тюремное заключение…

Этого Родс не узнал.

Родсу не исполнилось и 49 лет, и трудно представить его дожившим до мировой войны, до двадцатых или тридцатых годов нашего века. А ведь немало его ровесников и людей его поколения не только жили, но и вполне «вписались» в эти совсем иные времена. Бернард Шоу, родившись тремя годами позднее Родса, дожил до 1950-го, Сидней и Беатриса Уэббы – до середины 1940-х. Джон Гобсон, один из самых яростных критиков Родса, – до 1940-го.

Армиями первой мировой войны командовали Гинденбург, Жоффр, Китченер, все старше Родса, и его ровесник – Брусилов. Петен, герой первой мировой войны и позор второй, был всего на три года моложе Родса и умер лишь в 1951-м.

И в мировой политике это поколение держалось еще долго. Бальфур, Асквит, «Тигр» Клемансо, Ян Масарик – все они были старше Родса, а их именами пестрели газеты двадцатых годов.

Буквально всем, с кем так или иначе связывалось имя Родса, судьба подарила куда более долгую жизнь. Джемсон и Хофмейер прожили на полтора десятка лет больше Родса; Солсбери, Киплинг и Конан Дойль – на два с половиной; Чемберлен и Крюгер – на три десятка; королева Виктория и лорд Розбери – на три с половиной. Даже Лобенгула жил на десять лет дольше.

Родсу повезло. Он не изведал старости, не узнал трагичного мира старческих представлений, ощущений, немощей. А для него старость оказалась бы особенно страшной. Время его миновало быстро – это было так очевидно. В британскую политику приходили другие люди. Дело не в том, лучше они или хуже, моложе или старше – они просто были другими.

В год смерти Родса английским премьером стал Бальфур. Он был старше Родса на пять лет. К его восьмидесятилетию, уже в 1928 году, в «Таймсе» появился сонет-поздравление, кончавшийся строчками:

 
В перчатке мягкой жесткая рука,
Он знал: закономерны разрушенья,
И равнодушный к злобе и добру,
На гниль и тлен взирая свысока,
Он чувствовал тогда лишь наслажденье,
Когда работу превращал в игру.
 

О Родсе так бы никто не сказал. В чем, в чем можно его заподозрить, но не в бесстрастности, не в равнодушии. Свое дело он делал пылко, отдаваясь ему целиком и принимая его абсолютно всерьез. И английские барды воспевали его совсем не так, как Бальфура. Киплинг писал в своем «Надгробном слове» Сесилю Родсу:

 
Послушник мечты, что его вела,
Которой нам не понять,
Он в муках духа рождал дела —
Городам вместо слов стоять.
 

Этот типичный для тех времен панегирик Родсу помогает лучше понять, почему же В. И. Ленин охарактеризовал его как «героя дня» тогдашней Англии. Тогда, в пору жаркой схватки за раздел мира, правители Британии особенно нуждались в людях, о которых можно было сложить такие стихи. В тех, кого можно подать широкой публике как горячих, страстных, одержимых.

Та эпоха длилась двадцать пять – тридцать лет. С 1870-х годов до начала нашего века. Деятельность Родса пришлась как раз на эти годы. Он был плоть от плоти, кровь от крови тех сил, что делили, кромсали на куски целые континенты.

Но время это кончилось. К началу XX столетия мир был уже поделен. Англо-бурская война стала завершением этого раздела.

Вместе с эпохой, как часто бывало в истории, ушел и человек, ставший ее олицетворением.

Зенит могущества Британской империи, самой большой империи в истории человечества, связан с именем Родса, но так ли уж надолго она его пережила? Теперь, оглядывая весь путь ее, уже ставший достоянием истории, можно сказать: как же быстро она распалась…

Прошло лишь сорок лет после смерти Родса, и его младший современник Уинстон Черчилль драматически воскликнул:

– Я стал первым министром короля не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи.

Но все же Черчиллю пришлось сыграть эту роль.

И еще при его жизни Дин Ачесон, государственный секретарь США – страны, которую Родс еще так недавно мечтал вернуть в состав Британской империи, меланхолически заметил:

– Великобритания потеряла империю и пока еще не может найти свое новое место в этом мире.

Последней среди крупных британских колоний добилась независимости страна, завоеванная Родсом, – Южная Родезия. В 1980-м, отдав свое последнее распоряжение – спустить английский флаг, последний губернатор лорд Сомс сказал, что этим завершилась вся многотомная история Британской империи.

…Великий Шелли, соотечественник Родса, когда-то написал сонет об обломке древней статуи, найденном в пустыне:

 
И сохранил слова обломок изваянья:
«Я – Озимандия, я – мощный царь царей!
Взгляните на мои великие деянья,
Владыки всех времен, всех стран и всех морей!»
 
 
Кругом нет ничего… Глубокое молчанье…
Пустыня мертвая… И небеса над ней…
 

Сколько изваяний постигла такая судьба… Но большинство памятников Родсу оказались и вовсе недолговечными. Те, что были поставлены в Северной Родезии, сняты в середине шестидесятых годов. В Южной Родезии – в начале восьмидесятых. Простояли они всего несколько десятилетий.

Post scriptum

Пока книги печатаются в типографиях, жизнь не стоит на месте. Происходят новые события, возникают новые факты, и авторам не терпится дать еще одно напутствие своему выходящему в свет детищу.

Не стала исключением и эта книга.

Вот пришло известие о выходе на Западе нового труда о Родсе – более объемистого, чем все изданные за последние десятилетия: «Родс и Родезия: завоевание Зимбабве белыми, 1884–1902». Почти семьсот страниц. Издано в Канаде. Автор – Артур Кеппел-Джонс, чьи работы о Южной Африке известны с сороковых годов. О характере этой книги сейчас, весной 1984-го, судить трудно: в Москве ее еще нет.

Появилось сразу несколько новых статей и последняя из «Лекций памяти Сесиля Родса», которые периодически читаются в южноафриканском Университете имени Родса. Ее текст – «Сесиль Родс – некоторые проблемы биографии» – опубликован в ноябре 1983-го.

– Фундаментальная проблема… состоит в том, что до сих пор не существует объективной, вполне достоверной биографии Родса. Хотя этому человеку посвящены уже миллионы слов, он все еще остается загадкой.

Начав эту лекцию с такого утверждения, известный историк Африки шотландец Джордж Шепперсон подчеркнул, что, по его мнению, существующие труды о Родсе неудовлетворительны даже по объему: все они очень уж невелики, дают мало информации, а Родсу, конечно, надо уделить больше внимания. И провозгласил как торжественное обращение:

– К грядущему биографу, который возьмет на себя громадный труд и, совершив великое путешествие по бесчисленным источникам, известным и неизвестным, письменным и устным, находящимся во многих странах, даст нам подлинно значительное исследование о Сесиле Родсе, великом викторианце, создателе и разрушителе империй, заговорщике и просветителе, – то исследование, которое, несмотря на уже почти столетнее изучение Родса, все еще необходимо нам, если мы действительно хотим понять важнейшие черты прошлого, настоящего и будущего Европы, Америки и, разумеется, его собственной Африки.

Такой всплеск интереса к Родсу! Почему? Этот вопрос задавал себе не только я.

…В конце февраля 1984 года Организация Объединенных Наций созвала в Вене семинар по деколонизации – по ликвидации остатков колониализма на нашей планете. Там, в Вене, я не надеялся найти сведений о Родсе, как искал их в Англии, Замбии, Мозамбике и даже родном Ленинграде, где когда-то жила его роковая женщина. Но они пришли ко мне сами. И вряд ли могло быть иначе. Ведь в Вене обсуждались последствия колониализма, печать, которую он наложил на жизнь человечества, а значит, и следы деятельности Родса.

Его имя упоминалось не раз. И не однажды отмечалось, что на книжно-журнальном рынке возрос приток литературы о Родсе, как и вообще об истории колониализма. Даже «колониальный роман» – не обретает ли уже и он второе дыхание? Ставят же в Англии многосерийные телевизионные фильмы по сюжетам «колониальных романов».

– Ностальгия по колониализму? – спросил кто-то.

– Полноте, чья? – немедленно последовал ответ. – Ведь что-что, а колониализм-то уж дискредитирован окончательно и бесповоротно!

Но так ли уж прост ответ на этот вопрос?

На семинаре говорили о том, что в бывших метрополиях не вполне угасла ностальгия по былому имперскому величию, по людям, поднявшим над половиной мира английский и прочие европейские флаги. Так ли легко осудить, заклеймить такого соотечественника?

Кто-то напомнил, что Жорж Сименон позволил себе сказать:

– Мне отвратителен Наполеон. После одного из сражений, в котором погибло 30 тысяч французских солдат, он писал жене: «Все это ничто по сравнению с тем, что завтра я буду в твоих объятиях».

Но такие признания, увы, редкость. Да и сам Сименон говорил ведь лишь о гибели французских солдат. Ну а если бы умирали только немецкие, британские или русские солдаты?

…В Европе сейчас миллионы «иностранных рабочих» из Африки и Азии. Их позвали в шестидесятых годах, когда нужны были рабочие руки. В начале семидесятых начались экономический кризис, рост безработицы. Отводя гнев оставшегося за бортом европейца в безопасное русло, ему стали напоминать: в колониальные времена ничего подобного не было… нет на них колониальной узды, вот и отнимают у нас работу…

Еще одна сторона. Среди европейской интеллигенции, и далеко, конечно, не худшей ее части, к концу колониальных времен распространилось ощущение вины перед народами Африки и Азии. Но вместе с ним пришел страх. Такую ли добрую службу сослужили, например, слова французского писателя Сартра из его предисловия к книге одного из идеологов антиколониализма:

– Европа погибла. Это та правда, которую нелегко высказать, но в которой мы все – разве не так, мои дорогие европейцы? – абсолютно убеждены… Европейцы, откройте книгу, вчитайтесь! Сделав несколько шагов в ночном мраке, вы выйдете к костру, вокруг которого сгрудились незнакомые вам люди… Возможно, они заметят вас, но разговора не прекратят и даже не понизят голоса… Их отцы… они обращались только к вам, а вы даже не удосуживались ответить этим «дикарям». Их дети не знают вас. Их освещает и обогревает огонь, но это не ваш огонь. Вы держитесь от него на почтительном расстоянии, чувствуете себя ночными жителями, оглядываетесь, дрожите от холода… В этом полумраке, в сумерках, которые рождают новый день, дикари – это вы.

Мир в черно-белых тонах. Антиколониализм как сила, противостоящая не колониализму, а вообще Европе, белому человеку. Разве не внесла европейская интеллигенция свой вклад в создание этого образа?

…А в самой Африке? Четверть века назад, в конце пятидесятых – начале шестидесятых, одна колония за другой провозглашали независимость. Времена «классического» колониализма кончались, и многим казалось, что в бывших колониях как по мановению волшебной палочки настанет благоденствие. Но не могло быть «в человецех благоволение» там, где продолжалась борьба.

Иди Амин, диктатор Уганды в семидесятых годах, именовал себя «победителем Британской империи». Но расправлялся не с колониализмом, а с десятками тысяч своих ни в чем не повинных сограждан. Президент Танзании Джулиус Ньерере сказал о нем:

– С тех пор как Амин захватил власть, он убил больше людей, чем Смит в Родезии. Он убил больше людей, чем Форстер в Южной Африке. Но в Африке есть тенденция не замечать, когда один африканец убивает других африканцев. Если бы Амин был белым, свободная Африка приняла бы множество резолюций, осуждающих его. Черная кожа теперь становится индульгенцией на убийство братьев-африканцев.

Но разве Иди Амин был лишь порождением новой Африки? Колониальные власти воспитали и обучили его, дали ему в руки винтовку. К провозглашению независимости он пришел сформировавшимся человеком.

Преступлениями колониализма и вековым засильем европоцентризма во многом объясняются недоверие к ценностям европейской культуры и возникновение таких форм крайнего национализма, как афроцентризм. И безоговорочная идеализация доколониального прошлого. И теории, которые в самой Африке именуют «антирасистским расизмом» или «антибелым расизмом».

Многие, у кого вера в безоблачное будущее Африки немедленно после провозглашения независимости была честным заблуждением, пришли к разочарованию. Не они ли – благодатное поле для тех, кто сейчас говорит: при колониализме был порядок, не рано ли мы решили с ним проститься?

Нелепо было бы объяснять колониальным наследием все беды современного мира, но сколь же многочисленны и разнообразны его отголоски: от воспевания Родса и возрождения «колониального романа» до «расизма наоборот».

На семинаре по деколонизации об этом было немало споров, но при всей разнице взглядов мы согласились, что в сущности все это единый тугой узел. Не знаю, кто из моих собеседников читал статьи К. Маркса о роли колониализма, но что-то сходное с его мыслями высказывалось не раз.

Многие народы мира впервые познакомились друг с другом в колониальную пору, и последствия такого знакомства будут сказываться еще долго. Тем важнее разобраться в наследии и в делах таких идеологов и практиков колониализма, как Сесиль Родс.