Текст книги "Сесиль Родс и его время"

Автор книги: Аполлон Давидсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Родс и обращался прямо к ним, когда говорил:

– Любой мастеровой должен осознать, что, пока он не овладеет мировыми рынками, он будет жить впроголодь… Рабочий должен понять, что, если он хочет жить, он должен держать в своих руках мир и мировую торговлю и что он – конченый человек, если даст миру выскользнуть из своих рук.

Таким Родс виделся английским аристократам?

Портрет, нарисованный герцогиней Ротленд

Так он приучал простого человека к мысли, что идея «расширение – это все» нужна ему, простому человеку. И не без успеха. На патриотизме спекулировало бесчисленное множество политиков во все исторические эпохи, но редко кому удавалось преуспеть в этом так, как Родсу. На собрания пайщиков его Привилегированной компании собирались тысячи людей, и, хотя он не давал дивидендов и даже не обещал их в близком будущем, ему устраивали бешеные овации. И все из-за блестящего умения использовать крайне патриотические чувства, переходящие уже в шовинизм. Этому поддавались и богачи, и рабочие, а больше всего мелкая буржуазия, которая, в условиях тогдашнего общества, писал В. И. Ленин, «по ее экономическому положению, более патриотична и по сравнению с буржуазией и по сравнению с пролетариатом». [136]136
  Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 190.


[Закрыть]

Да и так ли уж трудно было Родсу заставлять англичан верить в цивилизаторскую миссию Британской империи? Ведь даже Ганди, индиец, в начале нашего столетия верил, что эта империя несет благо всему миру.

Родс стал кумиром лондонской улицы. Увидев его мешковатую фигуру, лавочники, кебмены, владельцы омнибусов, да и простые рабочие и солдаты громко его приветствовали. Многие ли из них хоть как-то понимали, что им на самом деле несут его идеи?

 
Просторно Вдове из Виндзора —
Полмира считают за ней.
И весь мир целиком добывая штыком,
Мы мостим ей ковер из костей
(Сброд мой милый! Из наших костей!)
 

Изумительнее же всего то, как удалось ему получить такое влияние и в высших кругах Лондона, в среде английской аристократии. К нуворишам в викторианской Англии относились с оттенком брезгливости. Это не Америка. А ведь Родс был именно нуворишем.

И все же ему удалось не только завязать прочные связи в самых аристократических сферах, но и добиться там буквально поклонения. Королевская семья источала ему благоволение, герцогини пытались обратить на себя его внимание.

Разговоры Родса с королевой Викторией выглядели так:

– Что вы делали, мистер Родс, с тех пор, как мы виделись последний раз?

– Я добавил две провинции к владениям Вашего Величества.

– Как бы я хотела, чтобы так же поступали некоторые из моих министров, а то они, напротив, умудряются терять мои провинции.

Когда он приезжал в Лондон – а каждое его появление в Лондоне, по словам Марка Твена, привлекало «такое же внимание, как затмение солнца», – на обеды в его честь собиралась вся английская знать, даже те, кто были врагами и годами избегали встреч друг с другом.

Лорд Солсбери, политик, казалось бы давно разучившийся чему-нибудь удивляться, с изумлением писал королеве Виктории об обеде в семье ее внучки, герцогини Файф. «Странный обед состоялся у Файфа в честь прибытия Родса. Принц Уэльский сидел между Гладстоном и Солсбери, Файф – между лордом Хартингтоном и лордом Гренвиллем». Сам лорд Солсбери, представитель одной из самых аристократических семей, публично восторгался Родсом. «Сесиль Родс – очень значительный человек, человек с бесчисленными замечательными способностями, исключительной решимостью и волей».

Да и королева Виктория давала обед в честь Родса.

В газетах с изумлением писали, что «деятели политики и общества, которые годами не встречались, собрались вместе за королевским столом», когда Родс был «гостем вечера». [137]137
  Pall-Mall Gazette, 24.II.1891.


[Закрыть]

А бесчисленные статьи о Родсе в английской печати! Вот одна из типичных. В. И. Ленин отметил ее в «Тетрадях по империализму». [138]138
  См. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 28, с. 438.


[Закрыть]В ней говорилось: «Работа, которую выполнили мистер Родс и его помощники… будет выделяться в истории как один из величайших примеров пионерского и колонизаторского гения британской расы». [139]139
  Africander. Cecil Rhodes – Colonist and Imperialist. – Contemporary Review, 1896, vol. 69, p. 374–390.


[Закрыть]

Фанатичная вера самого Родса в «пионерский и колонизаторский гений британской расы» и объясняет в очень большой мере его популярность в различных слоях тогдашнего британского общества – от рядовых обывателей до высшего света.

Тогда, на закате прошлого столетия, европейские державы все шире использовали пропаганду, науку, университеты и школы для воспитания национализма и шовинизма. Идеи национального мессианства широко обсуждались в тогдашней Европе. Историк В. О. Ключевский в 1893 году в связи со съездом историков в Мюнхене писал в своем дневнике: «Теперь начали все чаще заказывать задачи и направления преподаванию истории… Общие цели преподавания заменяются местными, конкретными, самосознание человека – немецким политическим сознанием, нравственное чувство – национальным, человечность – патриотизмом».

А старший современник Родса – Салтыков-Щедрин? Он говорил о своей стране, но его слова верны для всех стран и едва ли не для всех эпох: «Человек и без того уже наклонен воспитывать в себе чувство национальности более, нежели всякое другое, следовательно, разжигать в нем это чувство выше той меры, которую он признает добровольно, будучи предоставлен самому себе, значит уже действовать не на патриотизм его, а на темное чувство исключительности и особничества».

Подобные трезвые голоса раздавались, разумеется, и в Англии. Но тогда, как и во многие другие периоды истории человечества, они не были в большинстве.

И читая тогдашние английские газеты и журналы, невольно вспоминаешь известный рассказ Вольтера. Когда сатрап только еще открывал рот, наперсник восклицал: «Он будет прав». Таким сатрапом и выглядел в те годы Сесиль Родс.

Так было в Англии.

А в Африке?

Легко себе представить, что Родса поддерживали многие или даже большинство выходцев из Англии. Из их числа Родс вербовал своих «пионеров» и волонтеров, административный аппарат своих колоний, среди них распределял свои акции, их призывал участвовать в своих громадных замыслах и получать долю в барышах.

Но как это ни поразительно, премьер-министром Капской колонии в 1890 году его сделали буры, их партия Африканер Бонд.

Он привлек буров прежде всего своими мерами по развитию фермерского хозяйства. Он открывал им перспективы обогащения, показывал, как сделать свое патриархальное хозяйство прибыльным. Для улучшения производства фруктов приглашал экспертов из Калифорнии. Из Америки же выписал птиц, которые спасали урожай цитрусовых от насекомых. После поездки к султану в Стамбул в 1894-м приказал привезти из Оттоманской Порты ангорских коз. Разъяснял, что развитие промышленности и железнодорожное строительство содействуют торговле продуктами сельского хозяйства.

К тому же он предлагал бурам менять систему пошлин к их явной выгоде, при этом, правда, стараясь заручиться и их поддержкой для такой же перемены тарифов на вывоз алмазов.

Убеждал буров и в том, что английская экспансия в глубь материка тоже послужит их выгоде.

Умело используя растущие буржуазные настроения в среде капских буров, Родс вбивал клин между ними и патриархальным Трансваалем. Крюгер старался ослабить английское влияние и потому всячески мешал торговле с Капской колонией. В 1894-м была завершена постройка железной дороги от Трансвааля к заливу Делагоа на мозамбикском побережье Индийского океана. Она строилась с помощью немцев вопреки желаниям Родса, и все его попытки купить ее Крюгер отвергал. С открытием этой дороги Трансвааль ослабил свою зависимость от Капской колонии, и Крюгер сразу же поднял тарифы на капско-трансваальской границе. Это вызвало возмущение многих капских буров и снова подтолкнуло их к сближению с Родсом.

Стараясь привязать капских буров к Британской империи, Родс в 1894 году отправил Хофмейера, лидера Африканер Бонда, представлять Капскую колонию на имперскую конференцию в Оттаву.

Применяя все эти меры, но не доверяясь им целиком, Родс подкупал бурскую прессу и раздавал акции своих компаний бурским политикам Капской колонии.

В самом кабинете министров Родсу были ближе буры, чем те несколько англичан, которых принято было считать либералами. Стремясь иметь твердое однопартийное правительство, принимающее без излишних словопрений точку зрения своего премьера, Родс нередко легче находил общий язык с бурскими членами комитета, чем с либералами из среды своих соотечественников.

Камнем преткновения тут была «туземная политика».

В Капской колонии получить право голоса на выборах мог каждый, кто имел недвижимую собственность на сумму в двадцать пять фунтов. В 1892 году Родс резко повысил этот ценз. Теперь требовалось иметь недвижимость на сумму в семьдесят пять фунтов или получать пятьдесят фунтов жалованья в год и к тому же владеть начатками английской грамоты. Эта мера сократила и без того узкий круг избирателей-африканцев.

Но Родс пошел намного дальше. Он разработал законопроект, который назвал «законом для Африки». Поначалу закон должен был действовать лишь в округе Глен-Грей на востоке Капской колонии, откуда и идет название: Глен-Грей акт. По этому закону земля делилась между африканцами по восемь акров на семью. Но семьи были большие, а уровень агротехники чрезвычайно низок, так что участки эти далеко не всех удовлетворяли. К тому же округ считался перенаселенным и участков на всех не хватало. Для мужчин, не владеющих землей, вводился налог – по десять шиллингов в год. Родс назвал его «небольшим стимулом, чтобы заставить этих людей работать».

Расовая сегрегация проводилась в округе в такой мере, что его жители вообще теряли право выбирать в капский парламент. Как бы взамен у них создавались свои местные выборные органы. Округ объявлялся африканским, и европейцы теряли право селиться там.

В этом законе уже есть черты той политики, которая проводится на Юге Африки в наше время и называется апартеидом (или, точнее, апартхейдом). Округу Глен-Грей Родс придал черты, характерные для нынешних бантустанов.

При обсуждении этого закона в парламенте Родс подчеркивал, что опыт Глен-Грея он хочет распространить на все «туземные» области.

– Я хочу, чтобы у нас в Южной Африке была единая политика в туземном вопросе.

Либералы назвали это введением принудительного рабского труда. Родс же без тени иронии сравнил образ жизни африканцев с поведением самых легкомысленных кругов английской аристократической молодежи. По его словам, те и другие одинаково праздны и бесполезны. Во время дебатов в парламенте он сказал:

– Я был куда больше рабом, чем любой из этих туземцев… в течение девяти лет моей жизни. Это был тоже принудительный труд… шесть лет в школе меня заставляли работать по пять часов в день да еще вечерами по три часа ежедневно готовить уроки на следующий день. А в колледже я оказывался заперт по вечерам, мне не разрешали выходить после девяти вечера.

Один из либералов язвительно спросил:

– И вы, я полагаю, действительно никогда не отлучались?

Родсу вторил лорд Грей. Он писал об африканцах: «Идея труда чужда им». А Гарри Джонстон: «…если они не будут работать под надзором европейцев над развитием богатых ресурсов Тропической Африки, где они до сих пор вели бесполезную, непродуктивную жизнь павиана, тогда силою обстоятельств, под давлением нетерпеливого, голодного, недовольного человечества, соединенная энергия Европы и Азии еще раз снова приведет их к рабству, которое в предстоящей борьбе будет альтернативой полного уничтожения».

Родс путешествует по Родезии

Родс не скрывал своей особой неприязни к африканцам-интеллигентам. Он заявил в 1894 году:

– Путешествуя по Южной Африке, я видел несколько отличных колледжей для туземцев – там учеников обучали греческому и латыни, создавая таким образом любопытную разновидность двуногих: кафров-священников. Быть может, кафр-священник и весьма почтенное существо, но он принадлежит к классу, решительно ни к чему не пригодному. Ученых негров пекут дюжинами. Они носят черный сюртук и белый галстук. А в результате получается: поскольку для этих господ нет никакого постоянного дела, они становятся агитаторами, начинают толковать о том, что правительство худо и что народ их порабощен. Одним словом, ученый негр – крайне опасное существо.

Родс поддержал и законопроект, внесенный сторонниками партии Африканер Бонд, о введении телесных наказаний для «непослушных» рабочих-африканцев. Этот законопроект стал одним из главных поводов к полному отходу от Родса наиболее передовых людей из среды английского населения Капской колонии. Разрыв этот произошел не сразу.

Было время, когда Родсу удавалось очаровать и этих людей. «Единственный великий человек, единственный гений, которого имеет Южная Африка», – говорила о нем Оливия Шрейнер. А мнение этой женщины значило немало. Ее романом «Африканская ферма» зачитывались в Англии, Америке, Германии, России, где его перевели в 1893 году. Джером Джером писал о громадной популярности Оливии Шрейнер среди европейской молодежи: «Юноши и девушки жадно протягивали к ней руки и хватались за нее, как за поводыря в дебрях жизни». Оливия Шрейнер была подругой дочерей Маркса, хорошо знала деятелей социалистического движения тогдашней Западной Европы. Ее повести и новеллы переводились на многие языки. В наши дни ее имя фигурирует в программе Южно-Африканской коммунистической партии. Взгляды Оливии Шрейнер там названы социалистическими, убеждения – революционными.

Как же сильно умел Сесиль Родс воздействовать на людей, если даже ее на какое-то время так подчинил своему влиянию! Разглядев подлинное лицо Родса, она сказала, что это было одним из самых тяжких разочарований в ее жизни. И в следующей повести Шрейнер появилась характеристика Родса:

– Он просто гибель для негров…

Законопроект о телесных наказаниях группа либералов в парламенте все же сумела провалить.

Но в мае 1893-го Родс избавился от членов кабинета, которые возражали против его «туземной политики» и не хотели мириться с явной коррупцией одного из министров. Родс предложил всему правительству уйти в отставку и сразу же сформировал новый кабинет, уже без непокорных. Они принялись создавать новую партию – Прогрессивную. Но пока Родса поддерживал Африканер Бонд, это было ему не страшно.

Так создалось парадоксальное положение – в капском правительстве и парламенте именно бурские политики обеспечивали Родсу прочность его положения. И в 1894 году на парламентских выборах в Капской колонии сторонники Родса получили две трети мест. Всеобщее поклонение, конечно, сказалось и на том, как стал себя держать сам Сесиль Родс, на его манере поведения, образе жизни.

Его речь становилась все выспреннее: «Даю вам эти мысли», «Если бы только я мог посвятить вас в свои мысли», «Вот вам история моей мысли», «Поработайте-ка с этими моими мыслями».

В Кейптауне Родс купил за баснословную по тем временам сумму – шестьдесят тысяч фунтов – территорию в полторы тысячи акров со старинными строениями, которые назывались по-голландски Хрут Скер и остались еще от времен, когда Капская колония принадлежала Нидерландской Ост-Индской компании. Родс решил построить там не просто хоромы для себя и своих приближенных, а резиденцию премьер-министра Капской колонии и премьера будущей «объединенной» Южной Африки.

Хрут Скер, дом-дворец Родса в Кейптауне

Найдя отличного архитектора, Родс, не в пример большинству нуворишей, воздвиг действительно примечательный дворец, в стиле старой голландской архитектуры. Там он создал и обширную библиотеку книг и карт Африки. Увлекаясь античными авторами, он нанял переводчиков, которые делали для него переводы редких, в том числе и эротических, древнегреческих и латинских произведений.

Почти вся прислуга состояла из африканцев. Среди них были и двое сыновей Лобенгулы. Родс любил показывать их своим гостям. Как-то раз, после вопроса одного из гостей, когда была война против ндебелов, Родс подозвал сына Лобенгулы и спросил его:

– Послушай-ка, в каком это году я прикончил твоего отца?

Может быть, этот эпизод был и не совсем таким – женщина, рассказавшая его, [140]140
  Radzivill C.My Recollection. London, 1904, p. 332.


[Закрыть]ненавидела Родса и стремилась показать его как можно более неприглядным, – но все же важная сторона характера Родса схвачена тут довольно верно.

Во дворце Родса гостили и принц Уэльский – будущий король Эдуард VII, и Киплинг, и молодой Уинстон Черчилль. А на ступеньках дворца и под деревьями разрешалось располагаться на отдых туристам и простым горожанам, разумеется белым. Это в немалой степени способствовало популярности такого гостеприимного хозяина.

Господство Родса во всех сферах южноафриканской жизни Марк Твен и подразумевал, когда написал: «По мнению многих, мистер Родс и есть Южная Африка; другие полагают, что он – только б о льшая ее часть».

А во всей необъятной Британской империи? По словам Марка Твена, «он единственный колонизатор во всех британских доминионах, чье каждое движение служит предметом наблюдения и обсуждения во всем мире и чье каждое слово передается по телеграфу во все стороны земного шара».

Да и за пределами Британской империи – во Франции, в Германии, в Италии, – даже осуждая его действия, правящие круги все же в нем самом видели пример для подражания. В его возвышении усматривали символ эпохи.

«Дело в том, что если сам колониализм опирался на силу, то пассивное, примиренческое отношение к нему покоилось на определенной системе взглядов и представлений. Без анализа этих взглядов мы не поймем и истории колониализма». [141]141
  Ерофеев H. А.Английский колониализм в середине XIX века. М., 1977, с. 181.


[Закрыть]

Не последнюю роль в этой системе взглядов и представлений сыграл тот образ легендарной личности, который создавался Родсу с первой половины девяностых годов. Этот образ помогал опоэтизировать колониализм, отвлечь внимание от его преступлений.

«Это странный, но поистине великий человек, могущественный вождь с грандиозными мечтами, слишком великий, чтобы быть эгоистичным, но и чересчур решительный, чтобы быть особенно разборчивым в средствах, – человек, которого не измерить нашими привычными человеческими мерками, такими мелкими для него». [142]142
  Conan Doyle A. Our African Winter. London, 1929, p. 148.


[Закрыть]Такой характеристикой наделил Родса Конан Дойль. Он, создатель Шерлока Холмса, незадолго до своей смерти совершил паломничество на могилу Родса, в Африку, в скалистый район к северу от реки Лимпопо, и даже вызывал дух Родса, якобы беседовал с ним и пересказал читателям эту беседу.

В английских газетах и журналах десятилетиями повторялись слова таких приверженцев Родса, как, например, майор Леонард, участник его завоеваний: «Было что-то магическое в самом имени Сесиль Родс, оно излучало магнетизм, как и он сам».

Колониализму нужны были свои кумиры. Пропаганда метрополий их искала, создавала, возвеличивала. Сколько было потрачено усилий, чтобы окружить ореолом французских генералов Лиотэ и Галлиени, немца Карла Петерса, англичан Гарри Джонстона, лорда Лугарда и генерала Гордона… Но того эффекта, что с Сесилем Родсом, не получилось. Даже в самой Великобритании никого не поставили рядом с ним. Было немало политиков, которых окрестили строителями Британской империи, но только Родса именовали ее отцом. В чем же феномен Сесиля Родса – вопрос, который столько раз задавал Марк Твен.

Отчасти дело, наверно, в том, что Родс объединил в себе множество образов. Промышленник. Финансист. Завоеватель. Идеолог. Политик и государственный деятель – премьер-министр и член королевского Тайного совета. И даже дипломат. Родс выступил на каждом из этих поприщ и на каждом преуспел.

Имя Родса стало символом удачи и успеха. И в его удачах видели не везение карточного игрока, ловко сорвавшего банк, а результат действий человека, увлеченного созиданием. Строительство железных дорог, телеграфных линий, городов – все это противопоставлялось действиям, например, испанских конкистадоров, грабивших Америку и ничего не создававших, хотя такое противопоставление, разумеется, попросту неисторично.

Окружить имя Родса романтическим ореолом оказалось легче и благодаря тому, что он по своему происхождению не принадлежал к аристократам и богачам. Пробился своими силами, своей энергией, целеустремленностью. Сделал карьеру не благодаря тому, что учился в Оксфорде, а наоборот, попал в Оксфорд благодаря сделанной карьере. Так что его можно было выдавать чуть ли не за человека из народа.

Не случайно наиболее шовинистская часть британской печати нарочито изображала Родса идущим как бы наперекор официальным кругам с их бюрократической инертностью и равнодушием к ярким идеям.

Ведь одно дело – захваты, осуществляемые непосредственно правительством, с нескончаемыми дебатами в парламенте и обсуждением бюджетных ассигнований. Простому налогоплательщику это казалось зачастую лишь казенной рутиной и не вызывало ничего, кроме скуки, а то еще и протеста, особенно в Великобритании, где в отношении общественности к властям всегда чувствовались скептицизм и недоверие.

Совсем другое, когда призыв исходит от мечтателя, романтика. Он открыл новое Эльдорадо и вдохновенно призывает соотечественников во имя величия своей родины, своей нации, на благо отсталых народов и всего дела цивилизации «освоить» новые земли. И кладет к ногам соотечественников несметные богатства этих краев – золото, алмазы…

Он, Родс, представал как бескорыстный радетель за дело Британии: для возвеличения ее славы работал и сражался в дебрях и пустынях дикой Африки, под палящим солнцем, подстерегаемый бесчисленными опасностями, не жалея здоровья и самой жизни. Они же, чиновники, покрываются жирком в своих роскошных и уютных лондонских кабинетах и думают больше о продвижении по службе и других корыстях.

Пожалуй, так уж напрямую все это высказывалось и не столь уж часто, но дух газетных и журнальных статей нередко был именно таким. И у правящих кругов Англии он не вызывал протеста. Наоборот, он поощрялся, потому что ореол, созданный вокруг Родса, способствовал в глазах обывателя облагораживанию самой колониальной политики.

Тут можно вспомнить, что когда-то, в конце первой половины прошлого века, французское правительство отправило в Северную Африку Дюма-отца. Своими путевыми заметками Дюма должен был разжечь у французов тягу к приобретению колоний. Так что еще тогда правящие круги европейских стран понимали, какую громадную услугу для утверждения идей колониализма может оказать популярный человек.

Родс, как, может быть, никто другой, воплотил в себе дух колониализма времен раздела мира. Его сознательная жизнь – с приезда в Африку в 1870-м до смерти в начале 1902-го – абсолютно совпадает с периодом этого дележа. И Родс всеми своими помыслами и действиями вписался в тот колониально-империалистический период. Идеи тогдашнего колониализма составляли весь смысл его существования, в них он фанатично верил. И его преступлениям находили оправдание как совершенным во имя идеи. Во всяком случае эти преступления вряд ли вызывали у тогдашнего европейского обывателя такое же чувство омерзения и брезгливости, как поступки немца Карла Петерса, настолько запятнавшего себя изнасилованием африканских женщин, что даже германский рейхстаг был вынужден обратить на это внимание. А ведь Петерс тоже претендовал на славу создателя колониальной империи.

Легенда о Родсе и после его смерти обрастала новыми чертами. Осуждение расизма мировым общественным мнением, постепенно усиливаясь, заставило последователей Родса все настойчивее приписывать ему девиз: «равные права для всех цивилизованных людей». Имя Родса все теснее связывалось и с именами путешественников и исследователей, снискавших себе уважение человечества, прежде всего с именем Ливингстона. В Северной Родезии был даже создан Институт Родса – Ливингстона.

Легенда о Сесиле Родсе распространилась так широко, что под ее гипноз подпал и Андре Моруа, издав в 1953 году восторженную книгу «Сесиль Родс». И автор нашумевшей в 1920-х годах книги «Закат Европы» немецкий философ Освальд Шпенглер – в своих пророчествах он даже увидел в Родсе знамение грядущего, хотя и отнюдь не радостного. В его схеме мировой истории Родс оказался где-то «посредине между Наполеоном и людьми насилия ближайшего столетия».

А Оливия Шрейнер, крупнейшая южноафриканская писательница? Благодаря Оливии Шрейнер в 1897 году мир увидел фотографию виселицы с повешенными африканцами и улыбающимися палачами – родсовскими «пионерами». Вряд ли кто-нибудь так яростно обличал Родса, как эта ничего не боявшаяся женщина.

Но кем он был для нее? Не авантюристом, не нуворишем. Нет, скорее Мефистофелем. Он ей казался великим даже в своих злодеяниях. Она писала: «Я поясню свой взгляд на Сесиля Родса следующей притчей: представьте себе, что он умер, и, конечно, черти явились, чтобы увлечь его в ад, которому он принадлежал по праву. Но оказалось, что он так велик, что не может пролезть ни в двери, ни в окна, и тогда пришлось поневоле взять его на небо».

Вести о Родсе да и отголоски легенды о нем, разумеется, донеслись до России. Это тем более интересно, что никак не упомянуто в зарубежных биографиях Родса. В России его имя известно было очень широко, во всяком случае на рубеже прошлого и нынешнего столетий, в годы англо-бурской войны. Тогда не выходило газеты без сообщений с Юга Африки, и редкое сообщение обходилось без упоминания Родса.

Осуждали его решительно все, хотя и очень по-разному. Социал-демократы – как империалиста. Многие из тех, кто стоял в стороне от политики, – просто за жестокость к слабым. А черносотенцы, враги английского «гнилого либерализма», – как представителя ненавистной Британии.

Но к осуждению примешивалось нередко такое же изумление, как у Марка Твена и Оливии Шрейнер.

«Никогда еще ни один человек не навлекал на себя столько проклятий и не возбуждал к себе такую ненависть у всех народов, как Сесиль Родс, но в то же время, никто, как прежде, так и теперь, после его смерти, не мог упрекнуть его в том, что он преследовал узкие своекорыстные цели… Потерпев неудачу, он не прятался за чужую спину и не прибегал ни к каким уверткам для своего оправдания, не взваливал вину и ответственность на других… Он действительно представлял гигантскую фигуру в прямом смысле этого слова. Из него можно сделать и героя и бандита, смотря по тому, с какой точки зрения взглянуть на него». Так писала известная журналистка и этнограф Э. К. Пименова в очерке «Сесиль Родс. Капский Наполеон», который она в начале нашего столетия публиковала не раз.

И Влас Дорошевич, еще более известный журналист, считал, что «весь патриотизм капитализма» нашел в Родсе «свое олицетворение», и посвятил ему очерк под похожим заголовком: «Наполеон нашего времени».

Вот донесение русского генерального консула в Лондоне о положении в Родезии, посланное в Петербург в 1899 году. Консул отмечал, с одной стороны, «несостоятельность» родсовских методов управления, а с другой – их «несомненно блестящие результаты». И перечислял: сооружение более трехсот миль железнодорожных путей и телеграфных линий, создание семи городов и т. д. [143]143
  Унгерн-Штернберг P. Заметки о Родезии (Донесение генерального консула в Лондоне). – Сборник консульских донесений, вып. I. СПб., 1899, с. 12–13.


[Закрыть]

Родса не обошли и самые низкопробные издания – литературное чтиво тех лет. Ему был, во всяком случае отчасти, посвящен один из тех российских бульварных романов, что выходили в начале нашего столетия три-четыре раза в неделю тоненькими выпусками в цветастых обложках, по пятачку за штуку. Назывался он «Роза Бургер, бурская героиня, или Золотоискатели в Трансваале». Каков же там Сесиль Родс? Отчим бурской героини, злой гений Южной Африки. Красавец лорд в центре блестящего общества. Король Кейптауна.

Или брошюра «Новый Наполеон из южноафриканской войны Трансвааля с Англиею». Ее автор С. И. Глебов (Гнедич) выпустил множество брошюр, да каких! «Плешивый Петербург и гигиена головных покровов. Книга полезная для всех», «Гигиена жизни, или Как прожить целые сотни»… Как же силен был ажиотаж вокруг имени Родса, если поспекулировать на нем счел выгодным даже автор «Плешивого Петербурга»! Он страшно клеймил Родса, «этого отъявленного… человека», как и вообще всю Англию. «Англия – страна торговая, совесть у нее – такая же», так что «понятно и чувство омерзения к Англии». А буры – «они все православные и в высшей степени набожный народ». Но даже и в этой грошовой брошюрке Родс – новый Наполеон!

Деяния и личность Родса обсуждались и в наиболее солидных столичных журналах, таких, как «Русское богатство» и «Мир божий». О Родсе писал известный публицист и социолог, либеральный народник С. Н. Южаков, поминал его в одной из своих первых работ молодой Тарле. Шкловский-Дионео писал о Родсе во многих статьях и в лучшей из своих книг – незаслуженно забытых «Очерках современной Англии». Там в разделе «Империализм» он назвал Родса первым в ряду верховных жрецов «Капища Мамоны» – фондовой биржи.

Многие передовые люди тогдашней России в своей оценке действий Родса приближались к характеристике, которую впоследствии дал Родсу В. И. Ленин.

…Преодолена ли на родине Сесиля Родса легенда, сложившаяся вокруг его имени? Б наши дни о мнении официальной Англии можно судить по речам лорда Сомса, последнего губернатора Южной Родезии, в связи с церемониями провозглашения ее Республикой Зимбабве в 1980 году. Объявляя о конце Родезии, лорд Сомс провозглашал хвалу Родсу. С этого имени он начинал свои речи и заслугой Родса назвал основы всего, что официальная Великобритания объявила достижениями своей политики в Родезии-Зимбабве: «Девяносто лет экономического прогресса, развития науки и государственного порядка, с одной стороны, просвещения и распространения английского языка – с другой». [144]144
  Lord Soames. From Rhodesia to Zimbabwe. – International Affaires, 1980, № 3, p. 417.


[Закрыть]

После краха родезийского режима, летом 1980-го, массовый журнал «Лондонские иллюстрированные новости» провел дискуссию об исторической роли Родса. В основном, самом большом по объему письме, опубликованном редакцией, Родс выглядит как национальная святыня, провидец будущего, человек, никогда не отступавший от «трех принципов: мир, справедливость, свобода». «Родс остается для меня одним из величайших людей в истории человечества, в немалой степени благодаря тому, что он, находясь на вершине богатства и власти, был готов рисковать своей жизнью ради спасения и развития тогда еще неприметного, находившегося еще в эмбриональном состоянии народа Центральной Африки…»

Но в «Лондонских иллюстрированных новостях» высказаны и иные мнения. Автор другого письма, признавая, что Родс был «человеком замечательным», сомневается, можно ли его считать «носителем цивилизации», и задает вопрос: «Разве так уж надо было захватывать Африку от Каира до Кейптауна?..»

Пришло письмо и из южноафриканской Республики Ботсваны (в колониальные времена – Бечуаналенд, первое «приобретение» Родса). У автора «вызывают печаль и гнев» славословия Родсу. Он пишет, что если такие славословия еще и возможны в самой Англии, то в Африке они совершенно неприемлемы. Они оскорбительны для тех, на чьи земли «Сесиль Родс и его приспешники пришли как захватчики».