Текст книги "Человек, который украл всё (СИ)"

Автор книги: Аня Чеблакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Только сейчас он осознал, что уже совсем темно. В порту, чудовищно далеко внизу, зажглись красные и золотые огни. Они отражались в воде, и это зрелище показалось Кориэлю, висевшему между жизнью и смертью, самым красивым, что он видел в своей жизни.

До него донёсся издевательский смех Кинна, и ту руку Кориэля, которой он держался за шершавый парапет, пронзила боль. Он поднял голову и увидел, как брат поставил сапог на его ладонь, но почему-то не сталкивает. Просто смеётся.

– Ты всё-таки редкостный тупица, – сказал Кинн. Кориэль усмехнулся ему в ответ:

– Про тебя могу сказать то же самое! Ты целых три раза пытался меня убить, и ни шиша у тебя не вышло!

Лицо Кинна перекосилось от удивления; просторечный оборот про 'ни шиша', вырвавшийся у измученного сводного брата, пролетел у него мимо ушей.

– Разве три? – непонимающе переспросил он.

– А разве не ты, чтоб тебя черти взяли, устроил пожар на корабле, когда я плыл сюда? – проорал Кориэль, у которого уже начала кружиться голова. Интересно, сможет ли он выплыть?.. У себя в деревне он считался одним из лучших пловцов, на спор мог переплыть их речку раз шесть туда-обратно... правда, их Кленовка раза в четыре уже Винемы... да и вряд ли он будет в силах куда-то там плыть после удара о воду с такой высоты. Он снова заставил себя посмотреть на Кинна. Тот уже не веселился. Его нога нажала на пальцы Кориэля, заставив ладонь почти совсем съехать с парапета.

– Эй, Кинн, – сказал Кориэль. – Просто скажи мне: зачем ты всё-таки это сделал?

Лицо Кинна вновь перекосилось, теперь уже не от смеха и не от удивления. На нём отразилось торжество, как совсем недавно на лице Пелла. Но это торжество было совсем недобрым, и даже отдавало безумием:

– Зачем? – прорычал он. – Лучше ты скажи мне: зачем? Зачем ты притащился в замок, который не твой по праву? Зачем ты вмешался в мою жизнь? Ты оспорил мои права! Ты лишил меня наследства!

– Чушь собачья! – перекрикнул его Кориэль. – Ничего я тебя не лишил, ты – старший сын графа, и к тому же законный...

– Ты ещё не всё знаешь! – задыхаясь, ответил Кинн. Он склонился так низко, что его подбородок почти коснулся задранного колена: – А может, знаешь?.. Граф Шегонский был очень рад, когда я изъявил желание помочь ему в его мятеже. Он-то думал, что граф Нодер ему отказал... Но совсем скоро я стану графом Нодером! – Его лицо вспыхнуло, а может быть, на нём отразились огни порта. – Вместо того, чтоб подсчитывать урожай и выслушивать жалобы безмозглых кметов вроде тебя, я буду сражаться в первых рядах армии! Граф Шегонский обещал, что уже через месяц сделает меня корнетом... потом я дослужусь до капитана... а там, глядишь, и полковником стану!

– Если только вас не разобьют в самом начале, – не удержался Кориэль. Кинн лишь усмехнулся:

– Да что ты смыслишь в военном деле, чучело огородное...

– Да то и смыслю, что ты в окружении. У тебя за спиной сейчас весь квартал собрался.

– Ку-ку, – грозно сказал басистый голос, в котором Кориэль сразу узнал бас оружейника Бургана. Кинн вздрогнул и оглянулся... а как он выкручивался из этой ситуации и выяснял отношения с разозлённой толпой горожан, Кориэль уже не заметил. Он летел вниз, прорезая холодный ночной воздух и каждую секунду ожидая удара.

Однако он упал не в воду. Он приземлился на что-то мягкое и упругое, похожее на...

– Человек на мешках с шерстью! – донеслось до ушей Кориэля, и голос это был до того знакомый, что это вкупе со счастливым избавлением от смерти заставило юношу сначала счастливо улыбнуться, а потом засмеяться. Не в силах справиться со смехом, который уже начал переходить в слёзы, он приподнялся и попытался на дрожащих руках и ногах отползти в сторону, но тут две пары крепких рук взяли его за плечи и подняли на ноги.

– Эге, да это же Кориэль! – сказала светловолосая капитанша Эстия, упругим шагом подходя к неожиданному пассажиру.

– Я очень рад видеть вас, капитан, – сказал Кориэль, всё ещё вздрагивая от смеха, – но я был бы вам очень благодарен, если вы ссадите меня на берег.

– Это само собой, – с серьёзным видом кивнула Эстия. – Не обижайся, паренёк, но похоже, ты приносишь нашему кораблю одни только проблемы...

Суд

Энмору показалось, что он проспал всего несколько минут, когда кто-то мягко потряс его за плечо. Он с трудом открыл глаза, повернул голову. Над ним склонился Пелл.

– Пора, мастер Энмор, – сказал он. Голос его звучал устало, но не удручённо. Разбудив Энмора, он тут же вышел из комнаты. Энмор приподнялся на кровати, прогоняя остатки сна и мысленно говоря себе, что ему ещё повезло – он хотя бы немного отдохнул, а вот адвокат, судя по всему, так и не ложился, составляя защитную речь. Вчера, прилетев из Эрметилна, Энмор тут же завалился спать: от усталости он уже ничего не соображал. Умывшись, он глянул на себя в зеркало и вздохнул: глаза у него запали, лицо осунулось. Судя по всему, его магические силы на исходе. Сегодня надо во что бы то ни стало воздержаться от колдовства.

Через полчаса все уже собрались за столом. Дети Пеллов за обе щеки уплетали гренки и яичницу, запивая всё это молоком, не отставал от них и Энмор. Кориэль и адвокат сидели бледные и напряжённые, даже не притрагиваясь к еде. Энмор уже успел узнать, что вчерашний поход к казначею чуть было не стоил Кориэлю жизни, и помятый вид товарища его ничуть не удивил.

– Тебя, я так понимаю, уговаривать поесть бесполезно? – спокойно осведомилась Атилия у мужа.

– Бесполезно, – мрачно кивнул Руз.

– Ну ладно. А вот тебе, Кориэль, совсем не обязательно голодать, – заявила госпожа Пелл. – Съешь хоть кусочек хлеба, на тебе лица нет.

– Я не голоден, госпожа, – тихо ответил Кориэль, глядя не на неё, а на свою тарелку, с таким выражением, как будто лежащий на ней гренок представлял смертельную угрозу.

– Бери пример со своего друга, – не собиралась сдаваться Атилия. – Вам всё нравится, мастер Энмор?

– Бежумно, – с набитым ртом отозвался Энмор и хотел дружелюбно улыбнуться женщине, но вместо этого его лицо перекосилось от боли и изо рта вырвалось гневное мычание. Как раз в этот момент Висельник, лежавший у него на коленях, сомлел и начал распускать когти.

– Пошёл вон! – сердито выпалил Энмор, спихивая котика на пол. Презрительно помахивая хвостом, Висельник вальяжно прошествовал к ближайшему креслу и запрыгнул в него.

Сборы в дорогу прошли не совсем гладко. Атилия то и дело встревоженно косилась на своего мужа: на её памяти он ещё ни разу так не волновался перед заседанием. Трижды адвокат надевал сюртук задом наперёд, так что пуговицы оказывались у него на спине; наконец жена сжалилась над ним и помогла одеться. Но тут возникла новая беда: никак не могли найтись карманные часы Пелла. Пока все искали часы, Пелл десять раз перелистал свою речь, немилосердно измяв бумагу по краям: всё боялся, что какой-нибудь лист может потеряться. Наконец сборы были окончены. Атилия сбегала в соседний дом, чтобы пригласить соседку посидеть с детьми, пока они с мужем будут в суде, и через несколько минут все четверо уже торопливо шагали по улицам Волтона, которые уже сейчас, несмотря на раннее время, понемногу становились всё более шумными и многолюдными.

Руз, Атилия, Кориэль и Энмор пересекли Высокий мост, миновали множество улиц и площадей и уже приближались к королевскому дворцу, в здании суда напротив которого должен был состояться суд. Но чем ближе они подходили, тем сложнее становилось идти: на площадь перед зданием суда отовсюду стекался народ. Сосредоточенно шагали хмурые гномы, бежали люди, вальяжно вышагивали высокие луноки, спускались с неба на своих стрекочущих крылышках сильфы. Завидев остроконечную шапочку Пелла, горожане вздрагивали, отшагивали в сторону, шептались, переговаривались, выкрикивали:

– Это адвокат!.. Вон идёт адвокат!..

– Он будет защищать графа Нодера!

– Смотрите, вон тот будет спасать Человека, который украл всё!

– Кто это с ним?

– Кто этот паренёк рядом с адвокатом? Он так похож на...

Возле самого здания суда, обнесённого высокой оградой с увенчанными пиками прутьями, толпа становилась особенно густой. Невозмутимые стражники в серебристых кирасах и плюмажами из перьев на шлемах стояли тут и там, но народ всё равно напирал, толкался, чуть не прижимался к ограде. Придерживая жену за руку, Руз Пелл еле протолкался к воротам и попросил, чтобы его пропустили.

– Со мной два свидетеля, – сказал он, кивнув в сторону Энмора и Кориэля. Капитан стражи развернул список допущенных в здание суда лиц, который держал в руках, и важно кивнул:

– Проходите.

Строение, в котором помещался Королевский суд Волтона, выглядело действительно впечатляюще, хотя на взгляд Энмора, большого поклонника старинной архитектуры, здесь было слишком много новомодных колонн, позолоты и скульптуры. Зато внутренний вид здания вполне отвечал его суровому назначению: голые гладкие стены, простые стулья и кресла, и никакого намёка ни на ковры, ни на портьеры. Ничто не должно было отвлекать людей от вершившегося здесь правосудия.

В зале суда было пока что очень тихо: всего несколько человек сидели на верхних рядах амфитеатра – разряженные дамы и господа, очевидно, из числа придворных. Пелл и его жена ушли на сторону защиты, подготавливать документы. А Энмор и Кориэль поднялись на самый верхний ряд и вышли на круговую галерею, опоясывающую стеклянный купол здания.

Внизу, под стенами, бушевала толпа. Лиц отсюда видно не было – только десятки шляп, мужских и женских, украшенных цветами, лентами, перьями, отчего толпа была похожа на огромный, волнующийся под ветром цветочный луг. Крыши окрестных домов кишели сильфами, чьи разноцветные волосы и серебристые крылья сияли на солнце, а также отчаянными детишками-верхолазами всех рас. Толпа отнюдь не молчала: от неё поднимался неровный, возмущённый шум, в котором иногда слышались отдельные выкрики вроде: 'Поделом ворам!', 'Да здравствует правосудие!' и даже 'Голову ему с плеч!'

– Неужели все они так ненавидят моего отца? – проговорил бледный как смерть Кориэль.

– Поверь мне, Кориэль, когда твоего отца оправдают, эти люди будут носить его на руках и кричать от радости. В толпе любое разумное существо может стать неразумным.

Кориэль, как завороженный, смотрел вниз.

– Мой тебе совет, – мрачнея, продолжал Энмор, – постарайся никогда не попадать в толпу. Не важно, какая это толпа – радостная или не очень. Видишь перед собой больше толпу – держись от неё подальше!

Он почти готов был рассказать одну историю, случившуюся с ним, когда он был на Севере. Но тут присмотрелся к Кориэлю и понял, что тот его не слушает. Юноша по-прежнему смотрел вниз, и внезапно Энмор испугался, что он сейчас прыгнет. Но руки Кориэля сжимали перила так, что побелели костяшки, и разжиматься явно не собирались.

– Знаешь, что хуже всего? – тихо спросил Кориэль.

– Нет, – проговорил Энмор.

– Что Кинн сейчас должен бы стоять здесь, вместе со мной. Что это он должен был помогать мне с поиском доказательств, а не ты. Но он хочет погубить отца и меня. И ради чего! Ради благосклонности графа Шегонского... Он должен был быть со мной. А вместо него здесь стоишь ты.

– Я могу уйти, если хочешь, – пожал плечами Энмор, сам не зная, смеяться ему или сердиться. Кориэль поднял голову. На лице у него было написано недоумение.

– Да нет, Энмор, я не это имел в виду... Я хотел сказать тебе спасибо. Ты помогаешь мне, хотя ты совсем не должен этого делать. Именно так поступил бы брат.

– Да что уж там, – махнул рукой Энмор. – Сам знаешь, если бы Иол не дал мне поручение, чёрта с два я бы отправился с тобой. Не обижайся, но на тот момент мы были едва знакомы, а я был очень уставшим...

– Да не обижаюсь я, – улыбнулся Кориэль. – Я тут посмотрел на тебя и понял: не так-то просто всегда говорить правду.

– Не так-то просто?! Да это просто бесит! Знал бы ты, как сложно поддерживать с людьми хоть какие-то отношения! Большинство после разговора со мной больше никогда не хотят меня видеть...

– Значит, это большинство – законченные тупицы, – твёрдо сказал Кориэль. – Послушай, Энмор: я не знаю, чем закончится суд, но... – голос у него предательски дрогнул, сорвавшись на высокий мальчишеский тон, но Кориэль на секунду закусил губу, справился с собой и продолжил: – но я в любом случае буду благодарен тебе. Всегда, Энмор. До самой смерти.

Энмор не сразу смог ответить. Слова Кориэля сильно задели его, и в сердце у него заныло. Он и сам не догадывался до этой минуты, насколько это дело стало его делом, насколько важным для него стало доказать невиновность графа Нодера... Он положил руку на плечо Кориэля и сказал ему:

– А я, в свою очередь, обещаю тебе, что сделаю всё, чтобы этот суд закончился так, как надо.

Кориэль улыбнулся, но не успел ничего ответить – над головами друзей загудел колокол, объявляя о начале судебного заседания. Толпа снаружи заволновалась, расступаясь в стороны – к зданию со стороны королевского дворца шествовала колонна чиновников, одетых в чёрные мантии и белые парики. Возглавлял их судья – высокий, широкоплечий мужчина со смуглым морщинистым лицом, в маленькой остроконечной шапочке, белый цвет которой символизировал неподкупность правосудия. Энмор и Кориэль быстро спустились с балкона и направились к своим местам.

Зал быстро заполнился людьми. Они всё заходили и заходили, всё рассаживались и рассаживались – даже не верилось, что зал может вместить так много народу. Вошёл прокурор – худой, невысокий, из-под квадратной шапочки выбиваются остатки седых волос, а лицо холодное, злое. Или, может быть, Энмору оно просто показалось злым?.. Заполнилась скамья, где сидели свидетели обвинения: Энмор внимательно окинул взглядом зловеще-красивого графа Шегонского, пухлого и рассеянного графа Эрметилнского, тощего недовольного казначея. Подошёл четвёртый свидетель, и Энмор ощутил, как вздрогнул сидевший рядом Кориэль: этим свидетелем оказался юноша лет восемнадцати, высокий, хорошо сложенный и красивый, но лицо его казалось жестоким и каким-то низким. На нём был тёмно-лиловый камзол, на широком рукаве красовалась чёрная траурная повязка. В честь кого он повязал её – брата, которого считал мёртвым, или отца, которому, если план графа Рудвиана удастся, придётся умереть совсем скоро?.. Так или иначе, Кинн сел, поднял голову, взглянул на скамейку защиты напротив... и побледнел. Кориэль тоже побледнел, и сжал кулаки так, что они хрустнули. Но ни один из братьев не издал ни звука, не сделал ни единого движения. Их разделяло место для обвиняемого – скамья, обнесённая решёткой – и от этой решётки прямо-таки веяло холодом, безнадёжностью и страхом, которые наверняка чувствовали и другие посетители зала.

Одним из последних в зал влетел ещё один посетитель – это был молодой лунок. Рука его висела на перевязи, но, по-видимому, не причиняла ему никакой боли – лунок довольно легко пробился сквозь толпу и, к удивлению Энмора и Кориэля, бухнулся на скамейку рядом с ними.

– Я рад, что вы пришли, господин Лементи, – сказал взволнованный Руз Пелл, пожимая пришедшему руку – левую, здоровую.

– Похоже, намечается интересное дело, не так ли? – подмигнул ему лунок. Затем откинулся назад, с интересом вертя остроухой головой по сторонам. При виде Кинна его серые миндалевидные глаза слегка сузились, но больше господин Лементи ничем не выдал своих чувств.

Судья поднялся на своё место, но не стал садиться. Через несколько секунд встали и все остальные – в зал вошёл Его Величество король Гордиан с двумя дочерями-принцессами (королева, тяжко больная, вот уже несколько лет не выходила из дворца). Зал взорвался аплодисментами, которые звучали всё то время, пока худощавый, мрачного вида король подходил к своему креслу – единственному сидению в зале, которое было обито бархатом. Энмор взглянул на графа Рудвиана: тот хлопал в ладоши со спокойным, непроницаемым лицом. А вот граф Ласталь соединял и разъединял свои обтянутые бархатными перчатками ладони робко и даже нервно.

Король уселся в кресло, принцессы – на стулья радом с ним. Энмор взглянул на них – быстро, чтобы они не успели заметить его взгляда – и решил, что они очень похожи на отца, особенно старшая, худенькая девушка лет семнадцати с суровым выражением лица. Его Величество дал знак судье. Тот тут же постучал молотком по столу – взволнованные голоса смолкли, и в зале воцарилась не менее взволнованная тишина.

Ввели обвиняемого, и у Энмора ёкнуло сердце: он увидел перед собой Кориэля, только постаревшего на двадцать с лишним лет. Рыжевато-каштановые волосы благородного графа Нодера сильно поседели, а лицо осунулось и постарело от всего пережитого, но осанка по-прежнему была гордой, а цепи, сковывавшие его руки, казались чем-то совершенно чужеродным. Энмор подумал, что в зале найдётся как минимум несколько человек, которым этот аксессуар подойдёт гораздо больше. На лице графа застыло выражение горького недоумения, как у человека, который не очень хорошо понимает, как и почему оказался здесь. Графа подвели к окружённой деревянной решёткой скамье подсудимых, и тут он случайно посмотрел в ту сторону, где находились Энмор и Кориэль. Граф побледнел ещё сильнее и покачнулся, так что стражи схватили его покрепче. Почти теряя сознание, граф широко открытыми глазами вглядывался в лицо сына. Энмор перевёл взгляд на Кориэля, и увидел, что пальцы юноши, сжимавшие перила, побелели от напряжения; он взглянул на Кинна и увидел на его лице выражение презрительной досады. Энмор всё понял: Кинн сообщил отцу, что убил Кориэля, и совсем ещё недавно граф Нодер оплакивал своего ребёнка, убитого собственным братом. Он вдруг понял, что ненавидит Кинна. Они ни разу не разговаривали, ни разу до сегодняшнего дня не встречались друг с другом, но Энмор ненавидел его, и хотел, чтобы сегодня Кинн потерпел поражение.

Графа Нодера заперли за решёткой, но тот как будто не обратил не это внимания: он всё смотрел на Кориэля, и на его лице вдруг появилась слабая одобряющая улыбка. Кориэль тоже улыбнулся, хотя из его глаз капали слёзы.

Судья объявил о начале слушания дела.

– Мы собрались здесь, – произнёс он звучным голосом, – для того, чтобы выяснить вину благородного графа Нодера в приписываемых ему недостойных деяниях. Граф Лиогар Нодер, встаньте!

Граф поднялся, и его цепи звякнули.

– Перед лицом государства и церкви, – сурово заговорил судья, – клянётесь ли вы говорить правдиво и искренне?

– Клянусь, ваша честь, – хрипловато, но громко ответил граф Нодер. – Мне нечего скрывать.

– Граф Нодер, – продолжал судья, – вас обвиняют в нарушении приказа Его Величества и в краже из казны денег на сумму три миллиона пито чистым золотом. Признаёте ли вы эти обвинения справедливыми?

– Нет, не признаю, – гордо ответил граф. – Я ни в чём не виноват! Меня предали и оговорили графы Шегонский и Эрметилнский, что находятся здесь сейчас со стороны обвинения.

– Протестую, ваша честь, – громко заявил граф Рудвиан, – обвинения графа Нодера голословны и не имеют под собой никаких доказательств!

Он продолжал говорить ещё, но что именно, Энмор уже не слышал: голос графа потонул в возмущённом гомоне. Какой-то худенький, юркий человек, стоявший на верхней галерее, обернулся к окну и прокричал в него:

– Графу Нодеру зачитаны обвинения! Он всё отрицает! Обвиняет графов Эрметилнского и Шегонского!

Даже сквозь гвалт высокородных посетителей Энмор услышал ропот толпы. Он не сомневался, что сильфы и дети на крышах как раз сейчас начали с аппетитом уминать принесённые из дому пирожки и булочки. Ещё бы – суд над королевским советником удивительное событие даже для богатого на зрелища Волтона!

Судье удалось быстро утихомирить зал, и процесс продолжился. Было дано слово прокурору, и Энмор быстро понял, что лучшего человека на эту должность найти просто нельзя: королевский прокурор Денвис, как его представили, обладал очень громким, пронзительным голосом, который каким-то невероятным образом обитал в этом тщедушном теле, пронизал всё пространство зала от пола до потолка, заставляя слушателей даже на последних рядах нервно съёжиться. Казалось, кого бы ни обвинял прокурор Денвис, а вину чувствовал любой, кто только слышал его речи.

– Обвиняемый покусился на святая святых нашего государства – преданность короне! – воскликнул прокурор, гневно сверкая глазами. – Ему было оказано высочайшее доверие, а он предал его! Я обвиняю графа Лиогара Нодера в нарушении королевского приказа, согласно которому он должен был употребить взятые из казны три миллиона золотых пито на ремонт крепости Бартау на побережье Южного моря. Как известно моим высокопочтенным слушателям, – при этих словах прокурор Денвис поклонился, но злой тон его голоса не оставлял никаких сомнений в том, как на самом деле он относится к своим 'высокопочтенным слушателям' – впрочем, Денвиса слишком сильно боялись и не любили, чтобы как-то ответить на эту агрессию, – Его Величество подписал приказы о выдаче средств нескольким благородным графам для ремонта пограничных крепостей. В числе прочих был указан и граф Нодер... – прокурор поднял над головой пергамент, уже знакомый Кориэлю.

– Протестую! – Энмор и не думал, что Руз Пелл может говорить так громко и решительно: за последние сутки он уже успел привыкнуть к мягкому, несколько робкому голосу адвоката. – Имя моего подзащитного действительно значится на одном из приказов, о которых упомянул мой высокоуважаемый оппонент. Однако на этом документе видны следы исправления. Я убеждён, что изначально в документе значилось имя господина Рудвиана, графа Шегонского.

– Это серьёзное обвинение, господин Пелл, – строго сказал судья. – Можете ли вы предъявить доказательства?

– Доказательства держит в руке мой высокочтимый оппонент, ваша честь.

– Прошу вас передать документ адвокату, господин Денвис, – сказал судья. Худое лицо Денвиса не дрогнуло, но рука, протянувшая документ Пеллу, показалась Энмору очень бледной, а пальцы на секунду впились в пергамент с такой силой, что острые ногти прокурора побледнели. Пелл невозмутимо взял пергамент и поставил палец на имя получателя:

– Каждый может убедиться, что имя графа Нодера было добавлено как минимум через сутки после того, как документ был составлен. Я основываю своё убеждение на том, что к тому времени чернила уже успели совсем высохнуть, и промокнуть либо стереть их было уже невозможно – лишь срезать ножом, что и было сделано... Но из углублений, оставленных пером, видно, что первоначально в качестве получателя был назван граф Шегонский. Ваша честь, я прошу вас ознакомиться с приказом Его Величества лично...

И Пелл уже повернулся, чтобы передать пергамент судье, но тут с места поднялся сам король. Было видно, что он недоволен, мало того – он почти разгневан.

– Адвокат прав, – громко сказал он, – я действительно сначала намеревался поручить ремонт Бартау графу Шегонскому, но он лично пришёл ко мне с просьбой перепоручить это графу Нодеру, так как не считал себя достойным моего доверия. – Я не понимаю, что пытается доказать адвокат. – И сел на место.

– Менее всего на свете я стремлюсь обвинить в чём-то или расстроить чем-то Ваше Величество, – взволнованно произнёс Пелл. Со своего места Энмор видел, как заблестели капельки пота на лбу адвоката, под самыми волосами, но голос его оставался твёрдым. – Мой долг – установить истину и защитить моего клиента, в невиновности которого я совершенно убеждён. И потому умоляю не счесть за дерзость мой вопрос: Ваше Величество, вы собственноручно заменили имя графа Рудвиана на имя графа Нодера?

В зале зароптали: подобного эти стены раньше не видели! Подумать только – адвокат осмелился допрашивать короля! Лицо короля Гордиана покраснело: он уже был готов велеть арестовать дерзкого стряпчего, но тут почувствовал на себе взгляд старшей дочери и на секунду опустил глаза. Девушка смотрела в лицо отца внимательно, с надеждой и в то же время – испытующе. Внезапно король устыдился своего гнева. Долг адвоката – установить истину; ну а разве он, правитель, может препятствовать установлению истины? Тем более, если это касается одного из его преданных советников.

– Нет, – ответил он Пеллу, – исправить документ я поручил господину Муверанту, королевскому казначею.

– Так и есть! – сварливо заявил прокурор, прежде чем Пелл успел сказать: 'Благодарю, Ваше Величество'. – Документ был исправлен, и господин Муверант был выдал графу Нодеру три миллиона золотых пито...

– Выдал ли? – мягко перебил его судья. – Граф Нодер, вы получали из казны указанную сумму?

– Нет, – хрипловато ответил граф Нодер. – Я впервые узнал о том, что меня обвиняют в измене и коррупции, когда часть указанной суммы обнаружилась в моём замке Черновьюн.

Зал вновь зашумел, и судье не сразу удалось водворить порядок. Прокурор мог продолжить свою речь, однако взволнованные люди слушали его плохо. Тишина воцарилась снова лишь тогда, когда прокурор вызвал своего первого свидетеля – графа Рудвиана.

Встав со своего места, надменный граф произнёс подобающие слова:

– Перед лицом государства и церкви, я, Рудвиан Ги Эллеран, граф Шегонский, клянусь говорить правдиво и искренне, ничего не утаивая.

Энмор внимательно посмотрел на него. Широкоплечий, черноусый, с красивым и гордым лицом – как легко вообразить его в роли бесстрашного повстанца, бросившего вызов короне... За таким наверняка пойдут многие. В его лице и осанке сразу читается долгая, пропахшая кровью и порохом история воинственного рода – рода, который прошлый король заставил встать на колени. Ох, как же графу Рудвиану хочется повоевать!

Пока граф сдержанно, кратко, с видом оскорблённой гордости на лице расписывал, как сильно он доверял Лиогару Нодеру и с каким воодушевлением предложил королю его кандидатуру, Энмор рассматривал карту Тонского Королевства, висящую за креслом судьи, и силился понять, для чего Рудвиану вздумалось подставлять другого человека. Ведь Бартау, так же как и Иминтар, находилась на территории графства Шегония. Почему бы графу не взять деньги, но отремонтировать на них не ту крепость, что была указана в приказе? Только внимательно посмотрев на карту, Энмор решил эту задачу наполовину, а проследив за взглядом, которым смотрел на Рудвиана король, решил её полностью. Крепость Бартау находилась на невысокой скале на самом берегу моря. Взять её с моря было бы затруднительно, а вот снаряжать в ней вылазки на побережье – вполне возможно. Для защиты от морских пиратов или нашествия с моря крепость могла бы хорошо послужить, но против королевской армии, наступавшей с суши, она бы долго не выстояла. А Иминтар был возведён на маленьком полуострове, в перешейке которого был ещё и прорыт канал, превративший его в остров: через канал были перекинуты мосты, но их можно было поднять, отрезав путь наступлению с берега. Мало того: у Иминтара была своя гавань, так что он мог иметь хоть небольшой, но всё-таки флот. Идеальная база для восстания... Король наверняка бы ревностно следил за склонным к мятежу вассалом, и если бы ремонт Бартау был и впрямь поручен графу Шегонскому, ремонтировать исподтишка Иминтар е него бы не получилось. Пока Энмор размышлял, граф Рудвиан Ги Эллеран закончил свою речь, и Руз Пелл мгновенно отреагировал:

– Прошу прощения, ваша честь, но я уверен, что его светлость граф ошибается в своих показаниях.

Медленно, всем корпусом, граф развернулся к адвокату, смерив его таким холодным взглядом, что Энмору показалось, что температура в зале и впрямь упала на несколько градусов. Пелл стойко выдержал ненавидящий взгляд, и невозмутимо продолжил:

– Я утверждаю, что граф Шегонский на самом деле получил деньги из королевской казны, правда, не все три миллиона, а лишь часть этой суммы. Эти средства были употреблены на ремонт крепости Иминтар.

– Да как ты смеешь?! – вспыхнул граф и чуть было не бросился на адвоката с кулаками. Но тот невозмутимо продолжил:

– В подтверждение моих слов я вызываю своего первого свидетеля – Грио Лементи!

Ни от кого не укрылся взгляд, которым граф Рудвиан наградил Кинна, заметно смутившегося и испугавшегося. Между тем Грио Лементи поднялся во весь свой огромный рост и, смахнув с лица длинные каштановые волосы, лёгким шагом подошёл к кафедре.

– Моё имя Грио Лементи, – отчётливо произнёс лунок. – Я являюсь специальным корреспондентом газеты 'Столичные ведомости', типография которой вчера была злодейски разгромлена неизвестными. Один из неизвестных вломился в мой дом, чудя по всему, намереваясь убить меня. Однако мне удалось бежать, отделавшись лишь ранением в руку.

– У вас есть причины подозревать в нападении людей графа Шегонского? – поинтересовался судья.

– Более чем веские причины, ваша честь! За день до того я сдал в типографию свой репортаж с побережья Шегонии. В репортаже описывался ремонт крепости Иминтар. Я своими глазами видел, как рабочие укрепляли башни и возводили новые линии укреплений.

Лицо короля побледнело от гнева – ему всё стало ясно. Ни один аристократ Тонского Королевства не имел права ремонтировать свои крепости без королевского разрешения. То, что граф Рудвиан без ведома Его Величества начал укреплять такую могущественную цитадель, как Иминтар, означало только одно – он собирается поднять мятеж. Граф Рудвиан тоже побледнел, но не столько от гнева, сколько от страха. Бледность его стала прямо-таки мертвенной, когда Руз Пелл продемонстрировал залу новую улику – обгорелую страницу газеты со статьёй о злополучной крепости.

– Это неправда! – выкрикнул граф Рудвиан. – Это козни моих врагов!

– Господин Лементи, – прогремел голос короля, – это правда?

– Да, Ваше Величество. Клянусь в этом, – ответил храбрый лунок.

– Ваше Величество, – вмешался судья, – вы велите продолжать допрос графа Рудвиана?

– Нет, – сухо ответил король. – Пусть граф Рудвиан вернётся на своё место. Обвинения в его адрес я считаю доказанными. Господин Пелл, вызовите второго свидетеля!

Вторым свидетелем был Кориэль. Вздох пробежал по залу, когда Руз Пелл назвал имя юноши. Многие уже слышали о том, что граф Нодер узаконил своего бастарда. Знатные дамы и кавалеры, забыв о своём статусе и о сохранности роскошных костюмов, толкались, пытаясь свеситься со своих стульев, перегнуться через балюстрады и рассмотреть незаконного сына графа Нодера.

Кориэль поднялся со своего места и подошёл к столу судьи, обернулся к зрителям. Он был так бледен, что загар отступил от его лица, и Энмор впервые увидел на коже Кориэля редкие, оставленные солнцем веснушки. Поклявшись говорить честно и искренне, юноша начал давать показания. От волнения он говорил слишком быстро и сбивчиво, так что судье несколько раз приходилось просить его говорить помедленнее, но мало-помалу речь Кориэля и так замедлилась: пересказ похищенного письма, описание нападения Кинна и наёмной убийцы, а также других злоключений, которые пришлось претерпеть Кориэлю, прежде чем добраться до Волтона, вызывали в зале бурную реакцию. Люди ахали, ужасались, выкрикивали кто 'Долой!', кто 'Браво', а с улицы им вторила толпа, которой юркий человечек на галерее радостно докладывал обо всём, что происходит в зале суда. Король слушал его речь внимательно, хмуря брови. Когда же юноша закончил, он лишь торжественно кивнул и жестом руки отпустил его, не задав ни единого вопроса. Прокурор и судья тоже молчали – раз сам король решил, что спрашивать не о чем, значит, не стоит перечить его воле.