Текст книги "Нэш Блейз в параллельном мире"

Автор книги: Антонио Казанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Ах, прошу прощения, – сказал мальчик и поспешил открыть книгу в середине.

Он обнаружил, что две центральные страницы полностью покрыты мелкими изящными буквами. Несколько первых букв почему-то были прописными.

Прочитав первые строки на нечетной странице, он понял, что это конец какой-то фразы, но на предыдущей странице начала фразы не было. Увлекшись, он принялся читать.

Он уже почти привык к сверхъестественным событиям, однако это было слишком. В книге говорилось о том, что с ним случилось за последние дни.

До мельчайших деталей было рассказано о его появлении на крыше мисс Рашер, описан страх перед горящей рукой, испытание машины для левитации и все остальное. В точности так, как это происходило.

Он продолжал пожирать глазами строки, и, прочитав три четверти страницы, понял, что речь идет о будущих событиях. В книге было написано:

Я вернусь домой, подобрав скейтборд, с желанием успокоить маму и Нию так, как велел Добан. Это ложь во благо, потому не стоит винить себя.

Поразительно.

– Я знаю, что это глупый вопрос, – робко сказал Нэш, отводя взгляд от книги, – но… это… означает… что?..

Добан расплылся в улыбке, теплой как объятие.

– Это Книга Времен Прошлого и Будущего, это ценный дар, – объяснил он, – в ней говорится о твоем настоящем, по мере того как разворачиваются события, а если захочешь, тебе откроется ближайшее будущее. Там описано и твое прошлое, ты, найдешь в книге то, что забыл или не мог знать. Вот почему текст начинается из центра, он появляется на страницах, идущих как к началу, так и к концу. Настанет день, когда останутся первая и последняя страницы. Тогда, Нэш, твое задание закончится, и ты узнаешь тайну своего рождения.

– Это значит день моей смерти? – спросил он. Тяжелый вопрос, но он должен был его задать.

– Нет, это значит конец твоего задания. Люди называют это «смертью», но никто не знает, что это такое. Сейчас не время об этом думать. И тебе надо идти. Уже поздно.

– Поздно? Ну, конечно, я опаздываю! Мне надо лететь домой! – заволновался Нэш.

Он закрыл книгу и сунул ее под мышку.

– Помни, Нэш, никому никогда не показывай эту книгу. Действуй так, чтобы прочитанное не руководило тобой и не пытайся менять то, что тебе не понравится: книга знает твои намерения и в таких случаях она не напишет ни на йоту больше, предоставив тебе возможность сделать ошибочный выбор. Поэтому будь честен и положись на свой разум. Используй книгу, чтобы прочесть про свое прошлое: в нем скрыто твое будущее, – очень серьезно сказал ему Добан.

– Мм… Ладно, я не буду ею пользоваться, чтобы узнавать решения задач, – сказал Нэш с хитрой улыбкой, желая разрядить обстановку.

Добан постарался придать своему лицу суровость, но все же так, чтобы не слишком напугать мальчика. В глубине души он знал, что намерения Нэша самые добрые и он сумеет противостоять искушению. Однако, несмотря на всю свою честность, иногда он может и оступиться… и последствия не заставят себя ждать.

– Доброго тебе вечера, Нэш. Мы увидимся здесь, в Ниоткуданикуда, ровно в полночь, – сказал на прощание Добан.

– Ты можешь рассчитывать на меня, Добан. Спасибо за подарок. Я воспользуюсь им правильно, будь уверен. Но… как я вернусь в Ниоткуданикуда? Мы не можем увидеться на Фримонт-стрит? И потом… чтобы встретиться с тобой среди ночи, я должен выйти из дому тайно. Если мое отсутствие обнаружится, мама и тетя будут сильно встревожены…

– Мне нельзя находиться среди людей на Земле из-за одной истории, которую я тебе как-нибудь расскажу. Некоторые Сияющие могут это делать, но не обнаруживая своего Могущества. Если они нарушат запрет, то будут изгнаны навсегда из Мира Снов и лишены места в нашем сияющем мире. Ты ведь много раз видел бродяг без крыши над головой, живущих в картонных коробках, или сумасшедших, бормочущих невнятицу… Это бывшие Сияющие, которые воспользовались своим Могуществом на Земле, и потеряли все. А мне нельзя даже шага ступить в твоем мире, – огорченно сказал Добан, будто он когда-то жил на Земле и мог тосковать по ней. – Но я Рисующий Кометы. Я должен указывать путь кометам, которые есть не что иное, как скопление снов. Поэтому мне оказана честь открыть тебе дорогу, чтобы ты прошел. Чтобы ты прошел… – В этот момент Добан принял торжественную и почтительную позу, сопроводив последние слова, а значит и мысли, едва заметным поклоном и немного приподняв цилиндр.

Нэш понимающе кивнул, затем добавил:

– Но чтобы выйти в полночь из дому…

Нэш остановился, а Добан тут же заполнил паузу:

– Разве тебе не случалось покидать дом среди ночи? Разве ты не просыпался в месте, где не засыпал? Ты же в действительности не помнишь того, что делал в тот промежуток времени между тем, как ты закрывал и открывал глаза. Происходило столько всего, что ты и представить себе не можешь. В это утраченное время ты живешь, а для некоторых это только мгновение, – терпеливо объяснил Добан.

«Словно учительница литературы или математики», – подумал Нэш.

– Теперь слушай внимательно. Когда до полуночи останется несколько секунд, возьми книгу и прижми ее к груди. Затем закрой глаза, и ты окажешься там, где пожелаешь, в любом месте Думвиля. Ты еще не умеешь контролировать Присоединение, так называется один из видов Могущества, но это поможет тебе приблизиться к Ниоткуданикуда… и, прежде всего, не проскочить то время, в которое ты живешь на Земле. Однако помни, ты станешь невидимым посреди улицы, с тобой могут столкнуться и начнут тебя искать. Поэтому будь внимателен. Теперь иди. Од огорокс.

Последние два слова Добан произнес наоборот. Нэш отметил очередную странность этого человека, но был совершенно уверен, что не стоит требовать дальнейших объяснений…

Добан обернулся и стал невидимым, ива исчезла, река на глазах растворилась, словно испарилась.

Нэш с книгой под мышкой попятился, потом повернулся к Фримонт-стрит и увидел, что небо окрасилось в густой синий цвет вечерних сумерек.

Он кинулся бежать по тропинке, быстро и легко он домчался до асфальта. Еще несколько секунд – и он оказался на перекрестке и там остановился, чтобы перевести дыхание.

Он обернулся и попытался вспомнить точное место, откуда открылось это Ниоткуданикуда, но все исчезло.

Ограда дома, скамейка и тротуар были точно такими, какими и должны были быть.

Случившееся представлялось совершенно невероятным, но оно оставило вполне ощутимый след – книга, которую мальчик держал под мышкой. Это было доказательством того, что все произошедшее – правда.

«С днем рождения, Нэш Блейз». Ему показалось, что у него за спиной снова послышался голос Добана, но это было только воспоминание.

Да, это был весьма необычный день рождения.

Подобрав скейтборд, он направился домой. Много чего он сейчас сможет рассказать Сетту.

Хотя бы ему надо же это рассказать.

Он же не поймет… даже если изо всех сил будет вилять хвостом.

Глава 8
ЛОВУШКА

Было около пяти часов пополудни. Оперный театр осаждали толпы желающих попасть на представление, но такое количество зрителей театр уже не мог вместить. Спектакль был обречен на успех, и директор театра, мистер Хьюм, радостно поглаживал пальцами пуговицы жилета, довольный выручкой и видом зрительного зала, переполненного народом, нетерпеливо ожидающим представления.

Прозвенел первый из трех звонков, оповещающих о начале спектакля, и все внимание зрителей сосредоточилось на большом занавесе, который вот-вот поднимется.

Совсем иначе было в гримерках. Там царила нервная атмосфера. У входа в коридор с артистическими уборными маячил гигантский водитель с демонстративным намерением никого и ни за что на свете не пропускать к гримеркам.

Дверь в гримерку мага, отмеченная большой золотой звездой на фиолетовом поле и желтой надписью «Маскераде», была закрыта. Доносившиеся оттуда голоса свидетельствовали о весьма оживленной дискуссии.

– Нет, мы не ошиблись, приехав сюда, и это не потерянное время, – настаивал женский голос. – Не тебе мне указывать, куда ехать и что делать. Этот спектакль существует, потому что я этого хочу, и ты будешь делать то, что я скажу, нравится тебе это или нет. Как миленький будешь выступать там, куда я решу приехать, будь это Медисон-сквер-гарден в Нью-Йорке или Оперный театр в Думвиле.

Судя по резкому тону женщины, это была настоящая ссора.

– Я артист и отлично знаю, что имею успех всюду. Смотри сама, театр переполнен зрителями, которые только того и ждут, чтобы принять участие в Левитации Окитоили в Опыте с Человеком-Невидимкой. Публика меня обожает, меня, Маэстро Маскераде! Когда я согласился работать на вас, мне обещали лучшие театры мира и самые роскошные города. Мне обещали Бродвей, Винтергартен в Берлине, Ла Скала в Милане. Вместо этого мы в каком-то захолустном ирландском городишке, где я должен показывать свое искусство толпе невежд!

– Мне совершенно безразлично твое мнение! Ты здесь, потому что так нужно, не забывай этого никогда! – произнесла женщина тоном, не терпящим возражений.

Маскераде сидел перед большим зеркалом, обрамленным круглыми лампочками, часть которых перегорела. Медуза с дьявольским выражением лица сидела напротив, на диване сливочного цвета, и красила ногти черным блестящим лаком.

Казалось, этой их перепалке не будет конца.

– Но ведь это и в ваших интересах! Куда вероятнее встретить того, кого вы ищете, в настоящих городах, в больших, знаменитых театрах, а не в такой дыре. И потом, раз уж мы здесь, почему бы не устроить спектакль на центральной площади или почему не соорудить сцену на каком-нибудь красивом морском побережье? – не без сарказма отвечал маг.

Женщина резко развернулась и взглянула в лицо Маскераде, которое отражалось в зеркале, сощурила глаза в узкую, отливающую зеленым щелку, как змея, приготовившаяся к атаке.

– Неблагодарный, самонадеянный гомункул… Если бы не я, ты бы до сих пор кривлялся перед публикой в какой-нибудь лачуге в мексиканском захолустье… Ты должен каждый день благодарить нас за то, что ты здесь. Помни, кто ты есть: всего лишь фокусник. Ты можешь искажать действительность, но не нарушать физические законы. У тебя есть оригинальные номера, ты даже способен удивить не только тупиц, но на этом твои возможности заканчиваются. Если же ты хочешь обрести подлинное Могущество, ты должен научиться открывать рот только для того, чтобы сказать… «спасибо!».

В конце этой фразы ее голос сорвался на резкий фальшивый звук расстроенной скрипки. Зеркало, в котором отражались эти двое, изменило консистенцию, стало жидким, сильно потемнело и, словно расплавившись при высокой температуре, начало вспучиваться в центре, деформируя отражавшиеся лица. Маскераде едва успел закрыть лицо руками. Зеркало с оглушительным грохотом взорвалось и разлетелось на тысячу частей. Часть острых осколков продолжала висеть в воздухе.

Маскераде осторожно убрал руки от лица и осмотрел рукава своего фрака, который мог пострадать. Увидев висящие в воздухе осколки, он понял, что опасность порвать фрак еще не миновала.

– Медуза, хватит, это глупая шутка. Прекрати немедленно! – потребовал он.

Медуза слащаво и загадочно улыбнулась и начала почти шепотом, но постепенно повышая голос:

– Ты не смеешь мне приказывать! – Последнее слово она снова выкрикнула. Висевшие осколки с сумасшедшей скоростью пронеслись мимо мага и с шумом вонзились в стену за спиной Медузы, которая даже не вздрогнула.

– Ты не в своем уме, но я тебе нужен, и прекрати сейчас же эту демонстрацию Могущества, – прошипел Маскераде требовательным и одновременно испуганным голосом.

Медуза подкрасила веки, быстрым движением уложила волосы на затылке. Затем снова взяла кисточку, чтобы накрасить ноготь мизинца.

– Нужен, тут ты прав, но не говори, будто ты служишь мне верой и правдой, – произнесла она с угрозой в голосе. – Как бы там ни было, у нас есть спектакль и, что самое важное, публика, которую мы можем контролировать. Голос, который я слышала, никогда еще не был таким обнадеживающим: в этом городишке обладатель Дара. Если это так, мы его найдем. А теперь идем. Ты же не хочешь опоздать с началом спектакля. Это невежливо, – дуя на ногти, заключила Медуза, довольная то ли тем, что нагнала страху на иллюзиониста, то ли своим маникюром.

Жюль, в обязанности которого входило предупреждать артистов о времени выхода на сцену, не знал, как объяснить это гигантскому телохранителю, стоявшему в коридоре и никого не пропускавшему.

Он глубоко вздохнул и, выпятив, словно петух, грудь, спустился по лестнице и подошел к великану.

– Я должен позвать на сцену Маэстро и всех его ассистентов…

Он хотел добавить, что «уже время», но не успел: его прошиб озноб, и кровь застыла в жилах. Он услышал голос Медузы, которая неизвестно как оказалась за его спиной.

– Мы уже на сцене, господин завпост. Можно открывать занавес, – высокомерно сказала она.

Жюль вздрогнул и почувствовал, как его бросило в жар, и лишился способности вразумительно отвечать.

– Вот, я иду, – только и удалось ему выговорить.

Свет в зрительном зале погас, гул начал стихать, затем раздались бурные аплодисменты.

Темная поверхность занавеса представляла собой небо, освещенное лучами, из которых складывалось имя иллюзиониста. Публика охнула от изумления, когда эти лучи, словно кристаллы, направились в самую середину сцены, образовав световой шар.

Занавес исчез.

Зрители, сидящие в абсолютной темноте и утратившие чувство пространства, увидели, как постепенно этот шар приобрел форму человеческого тела. Кристаллический звон, который слышался вначале, превратился в глухой ропот. Вдруг раздался взрыв, пучки света разлетелись во все стороны, и на этом месте, из ничего, прямо в середине сцены, появился человек.

Зрители разразились громом аплодисментов.

Перед ними был Маскераде. Спектакль начался.

Тем временем Сетт, бегавший по саду Блейзов, смирился с мыслью, что Нэш, его маленький хозяин и одновременно ребенок, которого следует охранять, вряд ли совершит с ним обычную вечернюю прогулку.

Как и все собаки, Сетт подумал, что в награду за тяжелый трудовой день охранник, который работал от зари до зари, получил право прогуляться до конца улицы, чтобы отметить завоеванную территорию. И хорошо бы добежать до того большого дерева с толстой корой, под которым так приятно сделать пи-пи и понюхать новые разнообразные запахи.

Когда пес издалека услышал звук скейтборда, радости его не было конца. Прыгая, как кенгуру, он просунул лохматую голову и часть туловища, которая смогла пролезть сквозь прутья калитки.

Терпение: тот, кого он охранял, наконец вернулся. Пес был даже немного рассержен этим неоправданным отсутствием, которое заставило его волноваться.

Как же показать хозяину, что все его мысли были только о нем? Сетт немного подумал и принялся вилять хвостом. Это получалось у него лучше всего. Сетт не добился от Нэша признания вины, но его все же обласкали и почесали за ухом.

– Сетт! Мне тебя не хватало, лохматое чучело! Пойдем домой, этим вечером у нас праздник! – сказал ему Нэш.

Он отворил деревянную калитку вместе с застрявшим между прутьями и вилявшим хвостом Сеттом.

Нэш оттолкнул ногой свой скейтборд, откатившийся прямо на уличную подстилку его маленького мохнатого друга, и поспешил в дом, готовый разыграть сцену. Ведь нужно было убедить и Нию, и маму в своем необъяснимом пробуждении где-то далеко.

Если точнее… а, собственно, где?

«Поздно…» – подумал он, Ния уже стояла перед ним.

– А ты знаешь, который сейчас час?

По лестнице быстро спускалась Серафина, стремясь предупредить неминуемый взрыв, который Ния готова была учинить и тем окончательно испортить праздничный вечер.

– Нэш! Мы ведь уже не сможем попасть на спектакль! Это же твой подарок ко дню рождения! Что случилось?

– Я… вот… мне очень жаль, но… я заснул и проснулся на скамейке в Глоуб-парке! Я кинулся со всех ног домой. И… без скейтборда это было так долго! – объяснял он, и его голос становился громче, по мере того как выдумывались эти слова. Нэш почувствовал удовлетворение оттого, что у него получилась вполне достоверная история.

Ния внимательно посмотрела на мальчика.

– Нет, так продолжаться не может, тебя нельзя оставлять без присмотра, – сказала она. – Невозможно, чтобы каждый раз ты просыпался невесть где. Рано или поздно это плохо кончится. И потом, прости за нескромный вопрос: могу я узнать, где это ты заснул?

Серафина прервала ее, пытаясь избежать ссоры, в которую могли вылиться все эти расспросы:

– Ах какая жалость, Нэш. Мне так хотелось, чтобы ты пошел на спектакль в твой день рождения. Этим желанием я и Нию заразила. Тебе следует извиниться.

– Простите меня, простите меня! Я так хотел увидеть этот спектакль, но я не мог предположить, что со мной случится! – заголосил Нэш. – Но ведь главное, что свой день рождения я проведу вместе с вами, не важно где… – Нэш понимал, что вытаскивает главный козырь – если не хочешь объясняться, нужно переменить тему и убедить их в том, что спектакль не так важен, как вечер в кругу семьи. Впрочем, последнее было правдой, потому его слова звучали вполне убедительно, тут он не врал.

Ния покачала головой и повернулась к Серафине:

– Но конечно вместе! Мы думали вместе поужинать, и давайте все-таки сходим в театр, может, удастся посмотреть хотя бы конец спектакля… Попробуем?

– Да, пойдемте, отличная идея! – воскликнул Нэш.

В этот момент воодушевление затмило здравый смысл. Нэш кое-что забыл, но он был слишком счастлив, чтобы встревожиться и вспомнить предостережение Добана.

Ния еще раз покачала головой с длинными волосами, показавшимися Нэшу светлее обычного. Потом она надела куртку, которая висела на спинке кресла, а Серафина, довольная тем, что ситуация разрядилась, поспешила закрыть ставни.

Сетт крутился у ног Нэша, держа в пасти свой любимый поводок.

– Мама, мы Сетта с собой возьмем?

– А как же? Или ты хочешь оставить его дома? В этом случае он будет официальным дегустатором сегодняшней пиццы… – ответила Ния, получив одобрение пса, который, чтобы продемонстрировать свой энтузиазм, сел и, покачиваясь, принялся усиленно чесать шею задней лапой.

Шла уже вторая половина представления, от номера, который готовился к исполнению, у всего зала должно было перехватить дыхание. Это были удивительные Метаморфозы, опыт, изобретенный Гарри Гудини в начале карьеры: иллюзиониста заковывают в наручники, упрятывают в мешок и запирают в сундук. И хотя эти препятствия совершенно непреодолимы, магу все-таки удается выйти оттуда и занять место своей ассистентки, которая, наоборот, оказывается запертой в сундуке.

За этим представлением с большим интересом наблюдали два человека с высоких рабочих мостиков, окружавших сцену. Их скрывала царившая там полутьма.

– Это, конечно, прекрасно, мой друг, но, если дело не сдвинется с мертвой точки, мы так до конца спектакля ничего не сделаем. В лучшем случае получим… кролика в цилиндре.

– Пегасо, имей терпение. Что-то все-таки происходит. Видишь? Он моргает гораздо чаще, чем обычно, – ответил другой.

Напряженное молчание, длившееся во время этого магического опыта, прервалось оглушительными аплодисментами детей, заполнивших амфитеатр. Номера следовали в порядке возрастания сложности и становились все более захватывающими. Восхищение зрителей было неописуемо, в то время как Маскераде, напротив, имел мрачный и нервный вид.

Когда закончились Метаморфозыи зал взорвался заслуженными овациями, занавес опустился, разделив сцену точно посередине. Маг в лучах света вышел к рампе и загадочным голосом произнес:

– А сейчас пришло время, когда некоторых из вас коснется рука Великой Магии. – При этих словах по загипнотизированному залу прокатилось «о-ох» и «а-ах».

На сцену вынесли очень большой ящик. Его стенки были закрыты темными, мутными зеркалами, в которых отражались разные части зала.

По взмаху руки иллюзиониста длинная сторона этой конструкции, обращенная к зрительному залу, отворилась, и оттуда вывалился подвесной мостик, соединивший партер со сценой.

Внутри большого ящика виднелись тринадцать сидений.

–  Вездесущность. Эксперимент, который со времен Древнего Египта совершают все колдуны и маги, – продолжал свою речь Маскераде. Казалось, этот опыт интересовал его больше, чем все предыдущие. – Этот предмет сделан из особого вещества, созданного по рецептам, которые были вырезаны на камне, найденном в древнейшей гробнице майя.

Звучавшая в это время музыка стала более тревожной, и зал притих, напряженно вслушиваясь в слова иллюзиониста.

– Я потратил долгие годы на то, чтобы довести до совершенства все детали этой конструкции и превратить идею великого Зала Сущности в реальность. И теперь покажу ее вам!

Голос Маскераде становился все громче, так что наконец стало казаться, что он исходит из какого-то другого тела. Маг моргал гораздо чаще чем обычно и воздевал руки к верху.

– Но только тринадцать счастливчиков смогут принять участие в эксперименте, о котором они не забудут никогда… – Этим он закончил объявление, сжав губы, словно задыхаясь от внезапного приступа смеха.

Казалось, что всех детей в зале стукнуло током: все стали тянуть руки в желании участвовать, не боясь ни магической машины, ни голоса Маскераде, не внушающего никакого доверия.

Два человека облокотились о парапет, обитый бархатом, высунувшись оттуда так, чтобы не упустить из виду ни единой детали происходящего. Это действо их явно заинтересовало.

– Тише, тише, моя почтеннейшая публика, мои любезные зрители. Я сам выберу из вас тринадцать счастливчиков.

С этими словами он сделал торжественный жест левой рукой, рассекший воздух круговым движением. В очерченной окружности появился сияющий белый лоскут ткани. Сначала эта ткань повисла в воздухе, а затем принялась с сумасшедшей скоростью летать между рядами зрителей, которые пытались ее поймать.

Фантастическая ткань проносилась над каждым рядом, касаясь лиц детей и взлохмачивая волосы. Она чуть было не сорвала с головы мистера Воллера его роскошный парик, которым он хвастался, как и своим ужасающим вечерним костюмом цвета хаки. Наконец лоскут остановился над головой одного мальчика высокого роста, который, однако, не успел его вовремя схватить. Потом он опустился на плечи девочки с восточными чертами лица, сидевшей рядом со своей сестрой-двойняшкой. Затем ткань отправилась дальше и указала таким же способом еще на одиннадцать человек, которые были приблизительно одного возраста.

Всем этим детям, выбранным для того, чтобы подняться на сцену, не исполнилось еще 15, и никому не было меньше 12.

– Подойдите ко мне, любезные друзья, сейчас произойдет невозможное, – подбодрил их Маскераде.

Со всех сторон выбранные дети начали подходить к сцене, следуя за полетом белой ткани, которая вернулась к магу. Когда они поднялись на сцену, Маскераде приветствовал их одного за другим, спросил, как их зовут, пожал руки и внимательно посмотрел каждому в глаза.

– Садитесь же, – велел он своим усердным помощникам, которые уже направились к сиденьям, находившимся внутри магической машины.

– Через несколько секунд я попрошу вас расслабиться и закрыть глаза. Погрузимся в мечты, хотя для вас это будет действительность…

Два ассистента-азиата вышли на сцену, чтобы проверить, все ли дети сидят, и закрыли крышку ящика, подняв его безо всякого усилия над полом – планшетом сцены. Они установили его в вертикальном положении на двух металлических крючках.

Лучи света, идущие изнутри ящика, становились все ярче, так что на стенках проецировались силуэты детей и сидений, точно эти стенки были сделаны из темного, но прозрачного стекла.

– Призовите все свое воображение. Выбросьте из голов посторонние мысли. Думайте только об одном. Представьте себе такое место, куда бы вам очень хотелось попасть. Итак, внимание, – командовал Маскераде приятным и доверительным тоном.

Двое загадочных иностранцев, сидевших в ложе, напряженно следили за ящиком и его содержимым со все возрастающим вниманием, пока один из них, более элегантный, не выпрямился во весь рост.

– Что ты делаешь? Ты хочешь, чтобы тебя увидел весь театр? Или ты хочешь, чтобы тебя заметил этот прокисший щеголь или узнал кто-нибудь из его помощников? Сиди, черт тебя возьми! – нервно зашипел его приятель.

Тот подчинился и сел, но находился в таком возбуждении, словно готов был кинуться за кем-то в погоню. Затем снова вскочил на ноги и принялся шептать:

– Ты разве не понимаешь, Пегасо? Сейчас самое время. Это же как раз тот самый номер, Вездесущность! Давай двигай, нельзя терять ни секунды!

Он схватил бедного Пегасо за пиджак и выкинул из ложи на лестницу, которая соединяла партер, сцену и фойе.

Между тем Нэш, Ния, Серафина и, конечно, Сетт пешком добрались до Оперного театра.

Но касса, комната администратора и прочие служебные помещения пустовали. На входе не осталось ни одной билетерши.

– Нет никого! – констатировал Нэш с чувством разочарования и одновременно облегчения. – Как же теперь войти?

Серафина хотела что-то сказать, но Ния ее опередила:

– Смотрите, дверь открыта. Мы можем этим воспользоваться.

Дверь действительно была не заперта. Под галереей, сбоку от трех больших закрытых дверей, над которыми возвышались огромные маски из греческих трагедий, находилась служебная дверь, чуть-чуть приоткрытая… настолько чуть-чуть, что это мог заметить человек с очень острым зрением. Осторожно, на цыпочках, они вошли.

В то время как Маскераде проверял тех, кто оставался внутри магической машины, закрывал ее дверцы, назвав по имени каждого из тринадцати участников, Пегасо и его приятель исчезли из ложи так, что этого никто не заметил.

– Время Вездесущностиистекло. И сейчас… в эту МИНУТУ! – провозгласил иллюзионист.

За этими словами последовал оглушительный и ужасающий грохот в сопровождении впечатляющих эффектов. Свет на сцене то гас, то ярко вспыхивал. Наконец софиты стали гореть ровно и не мигая. Тени детей в машине сделались расплывчатыми, и уже невозможно было различить подлокотники и спинки сидений.

Ассистенты Жюля бросились открывать все четыре стенки этого магического ящика. Они быстро и слаженно справились со своей задачей, но то, что они увидели внутри, привело их в изумление. Сиденья находились там же, где и прежде, на своих местах. Но все тринадцать подростков исчезли.

Публика не могла поверить своим глазам. И через несколько мгновений раздался такой гром оваций, каких тут не слышали никогда. Только включенная на всю громкость музыка смогла перекрыть эти оглушительные аплодисменты.

– Спасибо! Спасибо! – прокричал Маскераде, лицо которого выражало абсолютную удовлетворенность. – Такой невероятный эксперимент удается лишь в одном случае из ста! Вам повезло! Это большая удача! – продолжал маг в сильном возбуждении.

В эту самую минуту семейство Блейзов вместо того, чтобы попасть в партер, оказалось за кулисами.

– Нам нельзя здесь находиться! Мы можем получить хорошую головомойку. Вернемся, – прошептала Серафина.

– Да-да, – поддержала ее Ния, неожиданно почувствовав сильное беспокойство.

Сетт, мудрый и мужественный пес, продемонстрировал исключительную проницательность и повернул свою лохматую морду туда, откуда они пришли.

Но Нэш приложил палец к губам и дернул маму за рукав:

– Тсс, вы слышите? Спектакль еще идет! Если мы поторопимся, мы сможем увидеть его конец!

В этот момент неожиданное зрелище поколебало его решимость.

– Кто это, что с ними? – воскликнул он.

Дети шли друг за другом по арьерсцене, направляясь к лестнице, ведущей в трюм, место, предназначенное для того, чтобы хранить бутафорию и декорации.

Ния встретилась взглядом с одним из подростков: это был ничего невидящий взгляд, в широко открытых глазах ребенка стояли слезы, как будто их ослепили лучом света.

«Колдовство. Кто это творит… кто?» – спросила себя Ния. Выражение ее лица, обычно спокойное и даже скучающее, стало озабоченным и внимательным. Она повернулась к Серафине и одними губами произнесла:

–  Колдовство. Кто?

Серафина схватила Нэша за плечо, а Сетт несколько раз покрутился вокруг ног своего маленького хозяина, так что на лодыжки намотался поводок.

– Что с ними? – спросил Нэш, глядя на эту странную вереницу детей.

– Они загипнотизированы. Или лучше сказать «околдованы», но это долгий разговор. Теперь не время.

В глазах детей был какой-то голубоватый отсвет. Вероятно, если бы они смогли заговорить, то много чего рассказали бы. Быть может, слишком много!

– Сисси, Нэш, вернитесь в фойе и подождите меня там, – распорядилась Ния. – Этот спектакль куда интереснее, чем я предполагала. Это нечто совершенно особенное… – произнесла Ния с необычайным для нее смятением.

– Ты же догонишь нас? – дрожащим голосом спросила Серафина и еще сильнее сжала плечо Нэша, подталкивая его в направлении фойе.

Ния кивнула, незаметно вздохнув. Затем, когда они ушли, она нырнула в темноту арьерсцены и догнала детей, которые как раз направлялись к коридору, расположенному позади сцены.

Она осторожно приблизилась к последнему ребенку из этой вереницы и шепотом, склонившись к самому его уху, спросила, куда они идут. Но он, так же как и остальные дети, спокойно продолжал шествие с бесстрастным лицом, шагая в ногу со всеми, не подавая никаких признаков того, что он ее слышит. Наконец они дошли до маленькой черной двери, ведущей в крохотную квадратную комнатку, обитую черной материей.

Ния расслышала приближающийся звук шагов и спряталась за фиолетовые драпировки, которыми были оформлены арьерсцена и коридор.

Из полутьмы решительным и быстрым шагом вышли два человека. Те самые, голоса которых слышал ночью в театре Нэш и которым приносил обед в баре Артур. Те самые иностранцы, которые так внимательно следили за ходом спектакля вовсе не потому, что их интересовали фокусы.

Они прошли мимо занавесей, за которыми скрывалась Ния, и приблизились к детям прежде, чем те успели войти в маленькую черную деревянную дверь.

– Пегасо, помоги мне. Они околдованы. Проследи, чтобы никто из них никуда не отошел, – прошептал один из них. Пегасо вздохнул и встал в коридоре, загородив проход своей широкой грудью.

Нию бросило в жар, она почувствовала, что стоит перед загадкой, которую во что бы то ни стало необходимо разгадать, но ей не удается этого сделать.

Ей захотелось выйти из своего укрытия и встать на защиту детей, однако это было бы очень неосторожно. Сейчас она, оставаясь невидимой, могла только наблюдать за происходящим.

Не успела Ния все это обдумать, как в коридоре послышались еще чьи-то шаги.

– Быстрее, – сказал Пегасо, внимательно всматриваясь в слабо освещенный коридор. – Кто-то идет!

Человек, которого Пегасо никогда не называл по имени, встал напротив детей и поднял вверх обе руки, сложив большой, указательный и средний пальцы в какой-то магический знак.