Текст книги "Джаз-Банда"
Автор книги: Антон Соя
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
ГЛАВА 14
Как быстро принять судьбоносное решение
Пастух, абсолютно голый и в наглой, призывающей к действию позе, лежал в спальне Дулиной. Груда разноцветных атласных подушек по всему периметру кровати создавала ощущение какой-то сказочности. Впрочем, разбросанная по комнате мужская одежда, носки, коварно висящие на люстре, и зеркало на потолке, которое хранило в себе тайну всего увиденного, сглаживали это сказочное впечатление, уводя ассоциации в совершенно противоположную сторону.
Братва склонилась над своим боссом, наблюдая, как тот шевелит во сне губами, и некоторое время молчала. Наконец пересохшее горло Саныча выдало всех присутствующих, потому что он закашлял, как старый дед, и разбудил Пастуха, который не без труда разлепил глаза.
– Босс, Люба тебя убьет, – хрипло сообщил Саныч Пастуху, на груди и шее которого сверкали боевые засосы, напоминавшие по форме и цвету едва поспевшие вишни.
Костя, обалдевший от таких первых утренних заявлений, начал озираться вокруг и, не найдя ничего интересней надписи «Спасибо, Котик!» губной помадой на зеркале, рухнул обратно в подушки.
– А где все? – просипел Константин.
– Улетели твои Дулины в свою Москву поганую. А гости разбежались по домам.
– А с кем я вчера, того этого? Ни черта не помню.
– Ну, это как обычно, – с традиционным сарказмом выдал Пузцо.
Пастух сосредоточенно старался заставить себя вспомнить, с кем провел эту бурную ночь, но никак не мог понять, кто та незнакомка, что так расточительно наследила на его теле. Перед глазами мелькали обрывки вчерашнего веселья, разговоры с Дулиной, Жаннет, пьяные животные, малолетние девицы, обвившие шеи Саныча и Автогеныча, звон бокалов, искры шампанского, дикие пляски, яркие вспышки фотоаппаратов – весь этот балаган, прекратившийся для Пастуха ударом подноса и продолжившийся сладкой ночью, лучше которой он не мог представить. Он тщетно пытался соединить все события в одну цепочку, но всякий раз спотыкался на том или ином месте, не в состоянии прекратить думать о прошедшей, к его великому сожалению, ночи. Ему казалось, что на его губах все еще тлеют огненные поцелуи незнакомки, но он никак не мог понять и сопоставить, кому же могли принадлежать эти жаркие сладкие уста, что теперь не дадут ему покоя, пока не объявятся вновь. Такие нежные, такие желанные, такие родные…
– Не может быть, неужели… с Элис? – осененный неожиданной догадкой, испуганно спросил Пастух и, полежав еще минуту в полном оцепенении, встал с кровати. Из-под одеяла тут же с визгом выпала сонная, измазанная помадой Дуська – любимица и верная поклонница Пастуха, маленькая свинка со смешным хвостиком-спиралькой.
– Ну что, братва, теперь нам одна дорога – в Москву, за базар отвечать, – напряженно проговорил Пастух, пытаясь затушить гомерический хохот коллег. – Наобещали мы вчера народной певице – теперь надо ехать. Дадим Москве джазу! Так что, битлы, айда в Южноморск, с родными прощаться.
Банда, правильно оценив звенящий пафос в голосе Пастуха, в момент посерьезнела. Через полчаса «Веселая бригада» вышла из особняка, уже исполненная значимости своей нелегкой будущей миссии, хоть и в мятых костюмах и с такими же лицами, зато в полном вооружении. Во дворе местные добровольцы заканчивали грузить похмельных животных в фургон для перевоза скота, присланный банком из Южноморска. Саныч подошел к фургону и, сняв у грустного покорного быка с могучей шеи колокольчик, положил его в карман двубортного пиджака.
– На память о классной тусе. Держись, братан!
Саныч по-дружески похлопал быка по могучему рыжему боку и присоединился к товарищам, садившимся в запылившиеся ЗИМы. Заурчали мощные моторы, и джаз-банда рванула в родные пенаты прощаться с дорогими их сердцам земляками.
ГЛАВА 15
Как правильно попрощаться с родными перед гастролями
День промчался быстро, как почтовый поезд. Героические спасители джаза успели вернуться домой, попрощаться с семьями и собраться в дальнюю дорогу. Ехать было решено на родных боевых машинах: хоть и дольше, зато привычнее и понту больше. Правда, Пастуху не удалось по-человечески попрощаться с Любой. Строптивая девица забаррикадировалась в своей спальне и, ответив оттуда на Костины объяснения о срочном отъезде и великой миссии сакраментальным «скатертью дорога», замолкла до его ухода.
На душе у Кости скребли кошки. Его сердце разрывалось между диковатой, но милой сердцу и такой родной Любовью и таинственной незнакомкой, исполнившей прошлой ночью все его заветные мечты и растаявшей в предрассветной дымке.
Толпа южноморских любителей джаза облепила еще недавно грязные от дорожной пыли ЗИМы, которые теперь блестели, как бриллиантовые слезы в глазах провожающих бандитов-музыкантов поклонниц. Администрация города и допущенные к телу фанаты «Веселой бригады» пожимали своим героям руки и что-то истерично тараторили Пастуху. Пастух, вполуха слушая их, бережно достал из машины свой любимый саксофон и торжественно передал его Ромеро как символ власти. Ему же Костя громогласно поручил следить за порядком в Южноморске, чтоб все в родном городе знали – их жизнь в надежных волосатых татуированных руках. Пастух и Ромеро по-братски обнялись, толпа торжественно заулюлюкала. Пора было ехать. Не признаваясь в этом себе, во время прощания Костя жадно искал в толпе Любу и не обращал должного внимания на преданных фанаток, которые, обливаясь слезами, трясущимися руками протягивали ему какие-то скромные подарочки и домашние пироги в дорогу. Любовь не пришла.
Пастух и сотоварищи забрались в машины и отчалили в далекую враждебную Москву, где так не любят джаз. И как только осели клубы пыли, поднятые колесами ЗИМов, город свободно выдохнул и зажил обычной жизнью. Во всех домах заиграла разнообразная, большей частью попсовая музыка, молодые девчонки со своими бабушками переключились на мыльные оперы, пацаны вытащили из-под кроватей запрещенные Пастухом игровые приставки, а наиболее продвинутые горожане, не веря своему счастью, включили модемы. Только из музыкальной школы имени Утесова стоически доносились звуки джазовых композиций, там подрастала смена легендарной бригаде. Прислушиваясь к непривычной за последнее время городской какофонии, насупленный Ромеро, устроившись за старым столом в собственном саду, отодвинул в сторону блестящий сакс и задумчиво чистил вороненый кольт.
Девочки, так и не вручившие свои подарки суровому кумиру, почти успокоились и обсуждали «Дом-2», тайно посмотренный ночью с выключенным звуком. А из дома Пастуха слышался трагический звон разбивающегося стекла – это Люба методично крушила все, что попадалось ей на глаза, Костиной же битой, угрожающе напевая свое любимое «Любовь нечаянно нагрянет».
Задумчивый Пастух за рулем одного из двух ЗИМов сосредоточенно смотрел на дорогу, поглаживая одной рукой Дуську, на бок которой он заботливо нанес татуировку в форме помадного поцелуя, застывшего на нем после страстной и роковой ночи в доме Дулиных. Мимо пролетали южные сады, махая ветками, будто прощаясь с бандитами. Рядом с Пастухом дремал Пузцо, сладко посапывая, как огромный кот-пылесос. По лобовому стеклу печально постукивал редкий в здешних краях дождик, за окном становилось темно, как на душе у Константина.
ГЛАВА 16
Как привить окружающим хороший музыкальный вкус
Два вороных ЗИМа, как недобитые всадники Апокалипсиса, уже почти двое суток летели по трассе, рассекая светом фар предутреннюю мглу. Серьезный Пастух за последнюю ночь не сказал ни слова своему соседу по авто – Пузцу, который, сменившись последний раз, к этому моменту уже успел опрокинуть несколько бутылок пива, растворившихся в его сознании радостным весельем.
Толстяк тихонько настукивал по кожаной обивке ритм любимых песен, изредка высовывался в окно и перемигивался с Автогенычем, который находился в точно таком же состоянии. Пастух же, наоборот, был погружен в себя, ведь в неотвратимо приближающейся Москве он встретится с той, с которой провел лучшую ночь в своей жизни. Жаннет или Аписа? Навязчивые мысли поедали его изнутри, черепная коробка нервно потрескивала, а глазные сосуды наливались кровью от напряжения и сосредоточенности.
Черную ночь с мерцающими звездами и половинкой луны незаметно сменила розовощекая заря, вскорости уступившая место серому осеннему дню. Разбойничий караван остановился на автозаправке, от которой еще за километр была слышна навязчивая и непривычная строгим ушам джазменов музыка. Пастух только попробовал вылезти на улицу, но тут же захлопнул дверь ЗИМа, зажмурившись, как от зубной боли. Пузцо и Саныч, посмотрев на корчащегося босса, засунули пистолеты в баки и, не раздумывая, отправились решать музыкальный вопрос. Они подошли к окошку с надписью «Касса», из которого вырывались отвратительные звуки модной песни. Очередная звезда корпоративок гиперсексуально призывала своего спонсора-зверя сделать с ней в колыбельке все, что он захочет. Слева от окошка находилась дверь в кассовое помещение. Бандиты, не дожидаясь приглашения, вошли в убогую каморку. На старом столе стоял китайский приемник, распространяющий на всю округу эту музыкальную порнографию.
– У тебя другое музло есть? – сурово спросил Пузцо у испуганного паренька в оранжевом комбинезоне.
– А что за проблема? – постарался защититься кассир, но, увидев направленные в его сторону стволы, прекратил задавать глупые вопросы.
Он быстро подошел к приемнику и начал дрожащей рукой переключать радиостанции, но на всех волнах звучала одна и та же песня. Потеряв всякое терпение, Пузцо разрядил обойму в надоедливый приемник, а Саныч спокойно расплатился с описавшимся пареньком за бензин, оставив пару лишних купюр:
– Купи себе хорошей музыки, сынок. Слушай джаз.
С чувством выполненного долга бандиты вышли из каморки и победно уселись на свои места в машинах. Не успели они отъехать и на метр, как их места заняли два шикарных «BMW», из открытых окон которых нагло вырывалась на волю та же песня, что и в каморке у оранжевого комбинезона.
– Вот гнилое местечко, – процедил Пастух сквозь зубы.
Услышав дьявольские позывные, джазмены, не сговариваясь, достали из-под сидений автоматы, высунули дула в окна и на одном дыхании расстреляли адскую заправку, которая благополучно взлетела на воздух в клубах дыма и огня.
Мимо пролетел указатель на Москву, который поведал, что осталось 450 километров.
– Недолго уж до города зла, – все так же напряженно вздохнул Пастух и погладил по спине свою дражайшую свинку.
ГЛАВА 17
Как найти дом звезды
Дикая местность с редкими полуразрушенными избушками и сарайчиками постепенно перетекала в ухоженные пригородные домики в несколько этажей, с красивыми машинами у входа и размашистыми садами.
Пастух сосредоточенно вел автомобиль, думая только о летней жаркой ночи. Он склонялся то к очаровательному образу Дулиной-младшей, то полностью отвергал такую возможность и обретал уверенность, что той, которая доставила ему столько сладких минут на белоснежной президентской даче, была ее мать – несравненная Алиса.
На дорогу опускался неуверенный вечер, слева от автотрассы раскинулось гладкое озеро, возле которого жгли костры молодые обитатели здешних мест. Одна группка парней напевала невеселые песенки у своего огнива, рядом с ними веселились девчушки дошкольного возраста, бегавшие за своей собакой; вдали от всех, укутавшись в одеяло с вычурными узорами, обнималась парочка студентов, доедая последнюю запеченную картофелину.
Пастух едва обратил на всех этих счастливых людей усталый взгляд и снова продолжил поедать себя изнутри изнуряющими мыслями. Впереди уже блестела Москва, и Пастух сбавил скорость, будто оттягивая момент приветствия его банды этим огромным шумным городом. Саныч на своем ЗИМе, уже привыкшем к быстрой езде, заволновался и посигналил Пастуху, на что тот ответил ему своим гудком. Сигнал получился таким же нервным, как и состояние Кости на тот момент, и Саныч покорно поплелся за Пастухом, подчинившись воле шефа.
Вечер совсем почернел, и теперь огни впереди стали ярче и призывнее. Город все еще шумел, и Пастух слышал это даже на расстоянии. Автомобили, которые неслись сейчас по трассе в направлении города, будто засасывало в эту святящуюся разноцветными огнями пещеру.
Как банда ни старались ехать медленнее, час приветствия наступил, и вот уже перед ними мигают светофоры, а машины и люди снуют туда-сюда, будто заведенные. Озираясь на все это дикое и чуждое ему пространство, Пастух даже закрыл окно, как бы ограждая себя от гигантского мегаполиса, бетонного муравейника, переливающегося рекламой, этих вечно спешащих куда-то людей, парада дорогущих машин, старых, новых и строящихся домов, редких, уже голых деревьев – от всего, что только могло попасться ему на глаза. Даже Пузцо, веселившийся всю дорогу, тактично замолчал и боялся лишний раз пошевелиться, чтобы не вывести Пастуха из себя.
С горем пополам преодолев шумные улицы, постояв во всех возможных и невозможных пробках, «Веселая бригада» наконец снова вырвалась из Белокаменной и свернула на гладкую широкую дорогу, по обеим сторонам которой красовались длиннющие одинаковые серые заборы в два-три человеческих роста, за которыми без труда угадывались огромные роскошные особняки с большими окнами, в которых еще горел свет и шастали взад-вперед силуэты обитателей этих замков. Именно здесь, согласно карте, раздобытой в Интернете, и должны были располагаться хоромы народной артистки.
ЗИМы остановились около одной из таких вилл. Ее башенка была видна еще издалека и привлекла их эстетское внимание. Бандиты вылезли из машин, подошли к забору и образовали некое подобие пирамиды, причем фундаментом сооружения служили крепкие тела Саныча и Автогеныча, на которых с трудом и при помощи Пастуха взгромоздился Пузцо, благодаря своему природному таланту общения являющийся штатным переговорщиком бригады. Пузцо нагло потоптался на железобетонных плечах товарищей, устраиваясь поудобнее, и заглянул во двор.
За белоснежным изнутри забором, на огромной поляне перед домом бегали и смеялись ребятишки разных возрастов. Малышня радостно визжала. Кто-то тискал беленького замученного котенка, кто-то качался на больших розовых качелях; мальчик возил по серой каменной дорожке огромный грузовик, груженный яблоками и апельсинами.
– Эй, ребятня, – высунул подальше во двор короткую медвежью шею запыхавшийся от долгой дороги Пузцо и смачно сплюнул на гладкий асфальт под забором, – где тут дом Дулиных, знаете?
Ребята испуганно уставились на страшного дядьку. Девочка в розовом платьице, с огромным бантом на голове, бросила белого котенка на жухлую траву и расплакалась. Паренек остановил свой грузовик и, быстро перебирая ножками по лестнице, побежал в дом. Самая старшая на вид девчушка, не прекращая качаться на качелях, невежливо надула огромный пузырь из жвачки, который моментально лопнул, залепив ей почти все лицо.
На детский плач из дома выбежала мать семейства и мгновенно схватила дочь на руки, прижимая ее светлую голову к груди. От домика охраны, стоявшего у ворот, отлепилась пятнистая фигура охранника и заспешила к ним.
– Вы кто? Что вы хотите? – опасливо спросила молодая женщина с яркими рыжими волосами. На ней был красивый голубой летний костюм, а сильнейший запах духов доносился даже до Пастуха, стоявшего у машины. Запах показался ему до боли знакомым, но он никак не мог вспомнить откуда.
– Здравствуйте, – заулыбался Пузцо. – Вы не подскажите, где тут дом Дулиных? Мы дальние родственники, не один день в дороге, устали, проголодались, потеряли адрес – вот беда!
– Через три дома они живут. Увидите салатовый забор, не ошибетесь.
– Большое человеческое спасибо! Заходите в гости, – еще шире заулыбался светловолосый Пузцо, но Пастух уже нетерпеливо давил на газ, и толстяк ловко спрыгнул вниз, успев все же игриво помахать короткопалой ладонью испуганной женщине и подоспевшему охраннику, которого теперь ждало неминуемое увольнение.
Проехав еще несколько сотен метров, ЗИМы заглушили громкие моторы. В особняке Дулиных светилось только одно окно и было призрачно-тихо. Пастух и его бригада как по команде выскочили из автомобилей и прошагали к центральным воротам салатового забора. На их активные действия, развернувшиеся возле входа, никто не реагировал – похоже, охранников у Дулиных не водилось. Друзья звонили в звонок, который разносился, как музыкальная пьеса, по всему двору, колотили в ворота, дружно аукали, но никто не отвечал. В соседнем дворе тревожно залилась истерическим лаем собака, и тут же на сирену своей псины вышел молодой подтянутый джентльмен в красивых джинсах и футболке с непонятными рисунками.
– Чего шумишь, морда? – обратился он к своему животному, которое тут же приветливо завиляло хвостом и начало скулить, моля красавца о добавке к ужину и ласке. Хозяин вышел с псом на улицу, чтоб определить источник нескончаемого шума, увидел банду разряженных франтов у ворот Дулиных и нисколько не удивился.
– Их нет дома, – крикнул джентльмен великолепной четверке, – уехали на концерт, в Кремль!
Не дожидаясь дополнительных вопросов, он погладил свою собаку и ушел обратно в дом, а совсем уже невеселая бригада, предварительно излив в пространство всю известную им табуированную лексику, села в неостывшие автомобили и понеслась обратно в Москву, в Кремль.
ГЛАВА 18
«Понты в Кремле», или Как устроить феерическое шоу
Гигантские рекламные постеры на Кремлевском Дворце гордо возвещали о премьере:
Поп-опера «ПОНТЫ В КРЕМЛЕ»,
в главной роли – Варька Злючка,
оркестром дирижирует звезда мирового авангарда
КОСТА ФРАСКИНИ (Аргентина)
Пафосное мероприятие собрало весь московский истеблишмент, естественно включая Жаннет и Алису Дулиных. Дамы средних лет и молодые удачливые модели со своими вислопузыми мужьями и в мехах с головы до ног праздно прогуливались взад-вперед, рассуждая о нарядах той или иной своей подружки. Золото и бриллианты сказочными россыпями нагло блестели на каждой из них и, казалось, отмечали каждый квадратный сантиметр их роскошных тел. Бокалы шампанского не успевали наполняться, а их звон не замолкал ни на секунду.
В фойе служебного входа, куда едва долетали весь этот шум и гам приветствующих друг друга сливок московского общества, нервно прохаживались два чрезвычайно комичных персонажа: Тонкий и Толстый. От Толстого неприлично пахло корвалолом, он периодически вытирал холодный пот со лба и без того уже сырым клетчатым платком и громко кричал в телефон:
– Ну, наконец-то включились! Где эта ваша гребаная звезда, а?! Ага. Ну так не надо было его всю ночь клубить! Я через пять минут должен открыть двери зрительного зала, а оркестр его еще в глаза не видел. Подъезжаете… Ага. Огромное, черт побери, спасибо, я с вами последний раз работаю, зуб даю!
– Ну ладно, ладно, – успокаивал его Тонкий медовым голоском, делая неловкие попытки пошутить, – в случае чего я подирижирую, все равно ведь еще никто не знает, как он выглядит.
– Я тебе подирижирую! – не утихал Толстый, продолжая краснеть, пыхтеть от собственной злости и мерить короткими порывистыми шажками фойе. – Какая подстава, боже мой, какая подстава! – Тонкий, как хвостик, еле поспевая, семенил за нервным товарищем. – На черта тебе сдался этот хрен заморский, ты мне можешь объяснить?! Включили бы фанеру, звезды бы наши вышли, все было бы как всегда, ан нет – все твои пидовские замашки, – выпалил Толстый и от избытка чувств плюнул себе под ноги.
– Да, я – гей, – гордо и с придыханием произнес Тонкий, – а Коста-красавец и мировая звезда. И это из-за него мы собрали полный зал, а не из-за твоей Дырки Пердючки!
– Ладно, ладно, успокойся, я просто на измене, – слегка сбавил обороты Толстый. – Все будет хорошо, Илья, не нервничай!
– Да я и не нервничаю, – нервно сказал Тонкий. – Сейчас приедет Коста, и ты сам все поймешь. Он всегда в новом имидже, с новым гримом, никто толком и не видел его настоящего лица. Он гениальный авангардист, ни одного повторяющегося концерта! Никто никогда не знает, как именно он будет дирижировать на этот раз, но, Димочка, как только ты его увидишь, сразу поймешь – это Коста.
В это время в зале монотонно рассаживалась публика, не переставая переливаться драгоценными металлами. Кто-то притворно радовался встрече, кто-то изучал программку, которая состояла из одного золоченого листка А4, сложенного пополам и украшенного стразами; кто-то отчитывал своего прыткого муженька за то, что тот пялится на крепкий зад двадцатилетней официантки. На лицах большинства присутствующих были натянуты настолько ненастоящие улыбки, что казалось, будто это маски, причем сомнительного качества. Хотя учитывая количество ботокса и силикона, закаченного в эти лица, их сходству с масками удивляться не приходилось.
Алиса Дулина, развалившись в алой бархатной VIP-ложе, рассказывала подружке о недавнем экзотическом отдыхе.
– Так вот, представь, у этого Кости в его Мухосранске все поголовно любят джаз.
– Ага, особенно свиньи и быки, – желчно отозвалась со своего места Жаннет, ярко накрашенная и наряженная в черное вечернее платье, открывающее глазу больше, чем мог бы представить самый отчаянный сластолюбец в самых смелых снах. На ее худых плечах небрежно покоилась печальная лисья шкура. Девушка без энтузиазма поглядывала на сцену и допивала свой бокал шампанского.
– Ой, ну что ты все про этого Костю? – со смешной гламурной интонацией запела подруга Дулиной – высоченная блондинка с пышными формами и пухлыми кроваво-красными губами. Ее грудь слегка прикрывало темно-синее блестящее платье, а помаду на губах она поправляла каждые две минуты, практически не отрываясь от маленького зеркальца, украшенного тремя аккуратными бриллиантами. – Влюбилась, что ли, а? Что же он, вправду так хорош?
– Не знаю, не знаю, – хмуро ответила Алиса, – ты об этом у Жанны можешь спросить.
– Мама, ну сколько раз тебе повторять, – мгновенно вышла из себя нервная Жаннет. – Мы с Нинон катались тогда на быке, понимаешь? До утра. Между мной и Костей ничего, слышишь, ничего не было. И потом, король южноморского джаза – это не ко мне! Я его послала! И чего я сюда с тобой приперлась?
– Господи, бедные вы мои Дулины, – как будто всерьез испугалась толстогубая блондинка, – вам обеим крыши посносило от этого деревенского шута, музыканта-бандита. Говорила я вам, надо было в Италию лететь. Там бы никто вас не нашел и, опять же, мужчинки классные. Нет же, никогда меня не слушаете. Но ничего, обойдется, увидите сейчас Фраскини, и вас отпустит – вот настоящий герой. Я про него столько всего слышала, он гений и красавец. Нечасто такое встретишь, а!
И три блестящие барышни, на время успокоившись, стали пристально изучать людей и сцену.
В это время к служебному входу подъехали известные нам ЗИМы. Машины собрали всю пыль московских улиц, фары едва светили из-за налипшей грязи, номеров не было видно, да и цвет машин, тем более в темноте, было невозможно разглядеть. Бандиты, помятые и уставшие от утомительной дороги, переговаривались друг с другом по рации.
– Ну, как видишь, по Интернету можно все найти, – гордо хвастался Саныч, – даже адрес королевы.
– А ничего особнячок у наших родственниц, – не переставал восхищаться Пузцо увиденным недавно двухэтажным домом-тортом, принадлежащим барышням Дулиным, – правда, не в центре. И чего они на этот концерт поперлись, сидели бы дома.
– Я бы попросил поуважительней о дамах, особенно об Алисе Марковне, – прервал веселье Пузца Пастух, одарив толстяка колким уставшим взглядом.
– Смотри, босс, у главного входа толпа огромная, – ткнул пальцем Автогеныч в сторону скопления народа. – Как пойдем-то?
– Через служебку пойдем, мы все-таки артисты!
Великолепная четверка уверенно прошагала к служебному входу, где во всю ширину двери стоял абсолютно квадратный охранник. Из-за круглой лампы, висящей прямо за ним, над его головой возникал яркий круг, похожий на нимб. Вероятно, весь его ум, как иногда бывает у таких вот квадратных людей, давно перетек в рельеф мускулатуры, посему он туманным взглядом посмотрел на героев и, не сказав ни слова на их доброжелательные позывы, не сдвинулся с места ни на йоту. Тогда Санычу и Пузцу пришлось сдвинуть его с места самостоятельно. Даже несмотря на то, что эта горилла была раза в полтора больше их самих.
* * *
Толстый и Тонкий все еще нервно бродили взад-вперед по фойе. Толстый пытался курить сигарету, но уже минут двадцать не мог ее прикурить, срываясь на Тонкого, который, в свою очередь, то и дело смотрелся на себя в высокое зеркало и легкими касаниями ухоженных пальцев убирал лишние крупинки пудры из-под глаз.
Внезапно послышался такой грохот, будто на концертный зал свалился метеорит. Толстый бросил сигарету и поспешил на звук, а Тонкий, напоследок мельком взглянув на себя в зеркало, побежал вслед за товарищем. Перед ними на пол рухнул громадный охранник, на котором тотчас же порвался пиджак, тесно сжимавший его широкие плечи. Великан только тихо простонал, но остался на полу, соображая, что делать дальше. Соображать он мог еще долго, а пока в фойе вошли исполненные чувства собственного достоинства четыре франта, наряженные по моде 30-х годов. Последним показался Пастух, самый важный, в котелке, с тростью и с татуированным поросенком в руках.
– Ну! Димочка! Ну что же ты стоишь! – нервно закатывая глаза и хватаясь за сердце, пропищал Тонкий своему коллеге, который так остолбенел, что, казалось, не дышал. – Встречай! Встречай!
– Коста! – оттаял и Толстый. – Коста, наконец-то! Скорее на сцену, все уже ждут! Даже в гримерку не пойдем. Вы переводчик? – важно обратился он к Санычу и, не дожидаясь ответа, затряс его руку в дружеском приветствии.
– Да, – промямлил ничего не понимающий Саныч, – а что за проблемы?
– Скажите Косте, – громко и четко проговорил Толстый, – что ему срочно пора на сцену!
– Идиот! – тут же переключился администратор на охранника. – Это же Коста Фраскини!
– Чего? – захохотали бандиты, убирая руки от карманов с оружием, – Коста враз кинет!
Они продолжали гнусно ржать, забыв о субординации и тыча пальцами в криво улыбающегося главаря. Костя же, не раскрывая волевого рта, нагло рассматривал администраторов, тщетно пытаясь вникнуть в новую нелепую ситуацию. Напряжение росло, и пока Толстый и Тонкий непонимающе и раболепно молчали и смотрели на банду, из ближайшей гримерки вышла Злючка при полном своем традиционно-грудастом параде. Томный взгляд самого известного и успешного трансвестита постсоветского пространства немедленно наткнулся на живописную группу в фойе и остекленел.
– Боже мой! – заверещал травести после секундной паузы. – Это же тот самый страшный бандит Костя Пастух!
В следующую секунду дивный артист, трясясь в прямом смысле этого слова, от страха и ужаса, на десятисантиметровых каблуках несся по узкому коридору.
– Держи Пастуха, держи! – не успел вовремя среагировать Саныч. – Он же убьет сейчас эту гадину, он же ж давно обещал!
Но все предосторожности насчет Пастуха были уже бесполезными. На тот момент, когда Саныч произнес последнее слово, Пастух, уже спешно скинув свинью в руки Автогенычу, стремглав бежал с пистолетом в руках по коридору за верещащей громче испуганного поросенка Злючкой.
Толстый Дмитрий, Пузцо и Саныч помчались вслед за ними, оставив Автогеныча в компании Тонкого Ильи и свиньи. Толстый администратор поспевал из последних сил и, удивляясь неожиданной ретивости артистов, задыхаясь, кричал:
– Сцена слева!
Волшебные слова помогли, и Злючка внезапно исчезла за непонятно откуда взявшейся дверью, а Пастух и два его верных товарища по инерции влетели в тот же проем. Дверь захлопнулась, как мышеловка. Толстяк в изнеможении привалился к ней спиной и перекрестился.
– Ну, слава богу! Вся «банда» в сборе.
Банда тем временем стояла как вкопанная, оказавшись там, где меньше всего собиралась, – на сцене Кремлевского дворца съездов. Зал, мгновенно среагировав на их появление на подмостках, бурно зааплодировал. Кто-то встал, кто-то засвистел, кто-то сразу же кинул к Костиным ногам огромный букет из красных роз, каждая из которых была размером с кулак Валуева. Саныч и Пузцо пришли в себя раньше шефа и, проводив взглядом холмистый силуэт Злючки, уже обогнувшей оркестр и спешно семенящей по сцене, в отчаянном рывке бросились вслед за ней. Костя же остался на месте, завороженно глядя в рукоплещущий зал.
Перед ним сияли звезды восхищенных глаз, они блестели и пожирали его, Пастуха, своим любопытством и неудовлетворенностью долгого ожидания. Пастух не видел ничего, кроме этого сонмища глаз, как будто они пришли сюда без своих хозяев, одни только пытливые глаза. Бандитское сердце заколотилось в просторной грудной клетке, ведь Костя впервые в жизни стоял на настоящей сцене, и не в родном Южноморске, а в столичном концертном зале. И пусть в руке у него был не сакс, а «Макаров», и оказался он здесь случайно, но зал был полон и эти аплодисменты, выкрики и восторженные взгляды предназначались в данный момент именно ему.
Пастух так разволновался, что даже забыл на время о Злючке, вглядываясь в огромный зал. Однако ближе всего к нему находились музыканты оркестра, взиравшие на Костю, как на живого бога. Они ненасытно ловили взглядами каждый его жест, реагировали на каждый Костин вдох и выдох и ждали дальнейших указаний. Они вцепились в Пастуха гораздо сильнее и еще более жадно, чем зрители. Они схватили его так, что некоторое время Пастух не мог пошевелиться – он боялся каждого своего движения, которое, как ему казалось, могло в любой момент спровоцировать нападение хищников. Музыкальное ухо джазмена уловило восторженный шепот в оркестре:
– Смотри внимательнее – он дирижирует каждым движением.
Свет в зале медленно погас, и Пастух смешно зажмурился от софитов, не в силах больше никого рассмотреть – ни одной пары глаз, – кругом были только прожектора. Зал не обращал внимания на эту немую сцену, которая уже достаточно затянулась, а лишь только приветствовал Пастуха бурей оваций. Аплодисменты лились, как шумная горная река, заглушая все на свете. Пастух же стоял как вкопанный и только впитывал в себя эту красивую чужую любовь тысяч зрителей, пока Саныч с Пузцом медленно, но верно обходили оркестр, чтобы изловить зловредную Злючку, которая добралась до пышных декораций в виде нью-йоркских небоскребов и с грацией беременного Кинг-Конга целенаправленно карабкалась по ним вверх.
А в фойе в это время разворачивалась своя история. Устав от долгого молчания, нарезающий вокруг Автогеныча с поросенком круги гей Илья решил поделиться с ним эмоциями.