Текст книги "Миллион миров (СИ)"
Автор книги: Антон Карелин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
– Клетосы сформировались в крайне непостоянной среде. Там то жарко, то холодно, то жесткие излучения, то их отсутствие. То сильные вибрации, то тишина. В таких условиях выжили и развились три типа организмов. Те, кто могут менять свой статус. Впадать в спячку или другую форму защиты на время неблагоприятных условий. Те, что способны изменить тело. Подстроиться под колебания среды. А ещё клетосы. Они в ограниченной форме умеют и первое, и второе. Но сформировали ещё и свой, уникальный тип выживания. Малютки создают и выпускают зеркальные клетки, чтобы их заглотили другие существа.
Кадр на виртуальном экране увеличился, и стало видно, что вьющиеся веретёнца выпускают комочки протоплазмы, а рыба-губка впитывает их вместе с водой.
– Они скармливают другим частицы себя? – уточнила Ана.
– Так и есть, – размеренно кивнула Тюэль, глаза которой по-прежнему смотрели мимо Фокса прямо в свои зрачковые мониторы с командами, таблицами и формулами. – Но эти клетки не принесут питательных веществ тем, кто их поглотит. Никто не сумеет их переварить. Они так сложно устроены, что умеют подстроиться к различной среде обитания. И попав в организм носителя, поселяются в нём.
– Но зачем?
– В этом удивительная сущность клетосов.
Доктор подняла ещё одну невидимую вещь со столика, пригладила её и переставила себе за спину. Набрала побольше воздуха, и заговорила более плавно и певуче, фразами подлиннее:
– Прорастая в желудке, зеркальные клетки передают питательные вещества в свой материнский организм, в клетоса, который их создал. Кормят родителя на расстоянии. А став частью, например, панциря, который отражает жесткое излучение звёзды, зеркальные клетки помогут клетосу отрастить подобие такого панциря. Клетки, живущие в чьих-то глазах, наделяют своего прародителя способностью видеть в периоды, когда планета отлетает в мёртвую зону и там становится темно.
– Значит, подселяя клетки к разным существам, клетосы получают их свойства?
– Да. Так и происходит.
Лицо Одиссея озарила слабая улыбка. Каждый день, просыпаясь, он надеялся, что мир отыщет, чем его удивить. И мир снова не подвёл.
– Но как это возможно? – удивилась Ана. – Как они могут передавать информацию и энергию на расстоянии? А тем более, на другую планету, как с Клето-2, который жил в Ирелии?
– Мы ещё не сумели выяснить точный механизм, – доктор Тюэль аккуратно подняла и опустила брови. – Ради этого и ведутся исследования.
– Но поспешили подсадить не до конца исследованную пакость в тело звезды! – возмутился Дурран. – Как она вообще на это согласилась? Вы наверняка скрыли от неё, насколько сырой ваш микробный прототип!
– Нашу подзащитную не интересовали детали, но она согласилась с сутью процедуры, – спокойно ответила доктор Тюэль. – Перед тем, как вживить Клето-2 ей, мы два полных оборота исследовали зеркальные ткани. Подсаживали их сотням подопытных. Система работала. Не было негативных побочных эффектов. Множественные эксперименты доказали безопасность импланта. Вы не можете отрицать, что к итоговой причине смерти наш малютка не имеет отношения, аутопсия это официально подтвердит. Ведь погибшая задохнулась – а Клето-2 жил не в лёгких. Он был вживлён в теменной отдел мозга, откуда было оптимально следить за изменениями её состояния. И они были. Изменения. Именно моя лаборатория зафиксировала страдания и агонию подзащитной. Когда все остальные способы наблюдения не сработали или показали ложные данные.
Говоря это, доктор Тюэль медленно поднимала узкий подбородок, принимая всё более гордый вид. Под конец она развела длинные худые руки в жесте, который казался таким человеческим.
– Если бы не этот злосчастный сбой.
Констебль был готов спорить и возмущаться дальше, но Одиссей предостерегающе поднял руку:
– Как вы оцениваете разумность клетосов?
– Что? – доктор непонимающе моргнула. – Как нулевую, конечно. Они не разумны. Это не микроорганизмы и не моллюски, а пиросоматиды. Но разницы нет, клетосы не высокоразвитые существа.
– У них нет даже подобия чувств?
– Это лишь высоко адаптивная приспособляемая система. С развитой биохимией.
– В своём первом рассказе про Клето-2 ваш Шон-Хон упомянул, что, подселяя свои клетки разным существам и друг-другу, клетосы поддерживают био-эмпатическую связь.
– А, – скрипнула доктор, – вот вы о чём. Да, у них есть потребность в связи. Причём, не важно, с кем. Поэтому мы и стали их вживлять. Но это не следствие сознания, а лишь одна из функций выживания. Половину жизни клетосы проводят как отдельные индивиды, путешествуя в воде. А в остальное время присоединяются к колониям. Это объединения особей, сложной формы. Похожи на раскрытый бутон цветка. Вот у колонии формируется подобие эмпатического симбиоза. Во-первых, скорость и подвижность для ухода от угроз у колонии сильно выше, чем у отдельных особей. Колония может сокращаться и выталкивать воду, по мышечно-реактивному принципу. К тому же, многие клетки находятся в существах, у которых копируют не только защитные функции. А, например, атакующие. И чем крупнее колония, тем шире набор заёмных возможностей. Тем она опаснее для врагов. Например, при атаке наждачного ластопода. Ластопод пытается поглотить клетосов и перетереть их в питательную жижу. Но колония может отразить атаку совокупным электро-импульсом. Способность создать который десятки клетосов получают с электрических жгутов. Или плюнуть ядовитой слизью, взятой у илистых плевунов. В общем, колония значительно быстрее, сильнее отдельного клетоса. И лучше защищена.
Доктор перевела дух и снова взяла вещь с бокового столика, погладила и перенесла куда-то за спину.
– Во-вторых, колонии необходимо эмпатическое единство. Чтобы успешно реагировать на угрозы и координировать действия отдельных клетосов. А в-третьих, колонии породняются. Клетосы скармливают друг другу клетки, но они никогда не отнимают ресурс носителя, а наоборот, только передают. Таким образом, даже находясь далеко друг от друга, малютки совместными силами подпитывают сородичей. Тех, что попали в неудачное положение, в беду. Коллективно помогают им выжить.
Тюэль была спокойной и беспристрастной, о смерти Ирелии она говорила как о техническом событии без эмоционального оттенка. Но крошечных пиросоматидов уже третий раз назвала «малютки».
– В этом эволюционном совершенстве, – сказала доктор, – побочным следствием эмпатической связи стала система химического подкрепления. Находя колонию и объединяясь с ней, клетос получает «приветственный гормон» и испытывает состояние счастья и защищённости. Расставаясь с колонией и отправляясь в одиночное путешествие, малютка вырабатывает «поддерживающий гормон печали». То есть, они специально вводят себя в стресс. Чтобы усилить стремление организма вернуться в безопасность колонии.
Она опять вдохнула побольше и заговорила нараспев:
– И совершенно побочным эффектом стала эмпатическая связь клетосов с существами, в которых живут их клетки. Когда носитель поражён болезнью, ранен или гибнет, клетосы испытывают слабое подобие происходящих с носителем бед. Эволюционно этот механизм нужен, чтобы организм клетоса понимал: какие именно потребности отключаются с их увечьем или гибелью. И вовремя находил новых носителей взамен утраченным. Во время экспериментов я сталкивалась со случаями, когда клетос пытается передать носителю энергию или способность через зеркальные клетки. Помочь ему выжить. Это видится вполне рациональным стремлением сохранить источник ресурса путём наименьшего сопротивления. Но эти попытки, в моих опытах, никогда не привели к успеху и выживанию носителей. Потому что клетосы слишком малы, и их влияние на носителя почти незаметно.
Доктор Тюэль замолчала.
Дурран стоял с открытым ртом, сбитый с толку лавиной информации, которая обрушилась прямо в его неподготовленный мозг. Ана поражённо осмысляла услышанное: маленькие существа с неизвестной планеты оказались одной из самых удивительных и странных форм жизни, с которыми она встречалась. Чего только не увидишь в бескрайней галактике, заполненной триллионами безумно разных миров! Шон-Хон напряжённо следил за реакциями гостей, прикидывая последствия и ущерб для своего агентства.
А Одиссей смотрел в пол, скрывая мысли и чувства под маской сдержанного молчания.
– У вас есть другие вопросы?
– Ещё парочка. В чём заключатся безотлагательная работа, которую вы сейчас выполняете?
– Эти данные засекречены. Чтобы их раскрыть, нужна санкция главы агентства.
– Раскройте, без технических подробностей, – отрывисто приказал Шон-Хон.
– В целях безопасности я отключаю синхронизацию наших клетосов и других подзащитных агентства. До выяснения всех обстоятельств.
– Вы в срочном порядке перебираете всех вип-клиентов и запускаете процесс уничтожения зеркальных клеток в их теле?
– По сути, так.
– А не по сути?
Гепардис ничего не сказал, поэтому, помедлив, доктор Тюэль ответила:
– Наоборот. Я убиваю клетосов, после их смерти зеркальные клетки прекратят своё действие. Это эффективнее и быстрее других процедур.
Ана почему-то побледнела. Ей на мгновение стало больно за крошечных и неразумных, почти микроскопических существ, которые не делали носителям ничего плохого. Словно одно из них оказалось связано с ней, и они смогли ощутить боль друг друга.
– Не переживайте, – ровно произнесла доктор. – Они не испытывают страданий.
Одиссей исподлобья посмотрел на неё и спросил:
– Когда клетка в желудке носителя передаёт клетосу калории, полученные от переваренной еды, она сама их теряет?
– Конечно, – помедлив, ответила женщина. – Как может быть иначе? Закон сохранения энергии невозможно отменить.
– Что ж. Последний вопрос, доктор Тюэль.
– Слушаю.
– Что за вещи вы переносите со столика на стеллаж?
– Не важно, – отвернулась женщина. – Это не имеет отношения к делу. Это третьим потоком сознания.
– Сувенирные фигурки вип-клиентов агентства. Маленькие фан-статуэтки ваших подзащитных, – неясно, спросил или утвердил Одиссей Фокс.
Руки доктора Тюэль на секунду остановились, её глаза перестали смотреть мимо детектива, а наконец увидели его.
– Да, – подтвердила она без всякого выражения. – Мы, здесь, в лаборатории, большие поклонники наших звёзд. Я собирала фигурки. А теперь использую их как мнемоническую систему. Чтобы никого не забыть.
Она убрала с экрана участок белого шума, и все увидели стерильно-белый стеллаж, на котором толпились шикарные лакированные фигурки известных лиц.
Там были и тучный Гогоман, самый смешной пранкер сектора, и несравненное Ононо с шестью лицами, и Механир, создающий популярные механические головоломки, каждая из которых немножко отличалась от всех остальных. Там стояла двухголосая певица Да’Орта, жидкий маг и чародей Ульфолио, звездный рейсер Раст – и многие другие, знакомые и незнакомые звезды всех степеней яркости. Агентство Шон-Хона оказалось серьёзнее, чем думал Фокс.
Впрочем, это объясняло наличие собственных лабораторий и разработок.
– Достаточно, – шикнул гепардис, и прервал связь.
Окно в лабораторию погасло.
– Мы пошли навстречу следствию и ответили на все ваши вопросы. Когда ожидать результаты расследования?
– Через час, – ответил Фокс, чем вызвал у всех шок. – А пока у меня к вам просьба, ну, или совет.
Гепардис вопросительно уставился на него, явно с нехорошим предчувствием. И был совершенно прав.
– У вас нет причин меня слушать и мне верить. Но всё же. Объявите эвакуацию со своей секретной планеты. Не уносите с собой ничего, что касается клетосов, это бесполезно. Просто оставьте лабораторию и всё, что там есть. Сделайте это, если вы хотите сохранить жизни своих учёных.
– Делая такие заявления, ты должен сопровождать их железными фактами! – тихо-тихо рыкнул гепардис, обнажив клыки. Из мохнатых невыбритых лап показались титановые когти с фазовым напылением. – Иначе это не совет, а провокация. Ситуация и так на грани. Ты должен помочь разрешить её, ищейка, а не усугублять!
Он так устал, что перешёл на «ты».
Одиссей смотрел на безопасника, и тень мрачного раздумья лежала на лице детектива. Он уже давным-давно решил для себя, что делать, когда встаёт выбор между «сохранить тайну» и «спасти жизнь». Но что делать, когда выбор «спасти» или «спасти»?
– Нет, – сказал Фокс. – Я должен раскрыть дело, и я его почти раскрыл. Больше я ничего никому не должен. А вот ты должен своим людям, инвесторам и клиентам. И я прошу тебя: забудь о прибыли, о секретности и репутации. В жизни есть вещи поважнее. Эвакуируй чёртову планету, и оставь всё, что связано с клетосами, на ней!
Как ни хотелось Одиссею сохранить все жизни, он не видел иного выхода, кроме как пожертвовать как минимум одной.
Гепардис разъярённой бурой тенью метнулся к выходу из зала, больше не в силах выносить общество слишком умного сыщика и откровенно тупого констебля. Больше не в силах находиться в омертвевшем музее роскоши, где когда-то давным-давно – сегодня утром – жила и сверкала вип-женщина, которую он слишком боготворил.
– Ничего не понятно! – воскликнул крайне впечатлённый Ибо Дурран. – Сейчас даже непонятнее, чем раньше. Но оч-чень захватывающе! Что теперь, коллега?
– Теперь нам с Аной нужно заглянуть в «Старое зеркало» и найти мальчика, – вздохнул Фокс. – А вам, констебль, нужно собрать в этом зале всех участников этого дела. Мужа, защитника, верную помощницу, доктора и Звездочёта. А пока они собираются, используйте на максимум ваши полномочия и отыщите компанию, скорее всего не на этой планете, в которой Ирелия Кан разместила очень дорогостоящий и уникальный заказ. Потребуйте открыть финансовые потоки звезды, и найдите. Скорее всего, это заказ на разработку и создание автономной капсулы жизнеобеспечения, которая может перенести самые экстремальные условия в течение тысяч лет. Сделайте это – и справедливость восторжествует, а Ирелия Кан будет отомщена.
– Супер-капсула, найти фирму, собрать всех. Понятно! – пробормотал воодушевлённый рыцарь правопорядка, впервые точно знающий, что делать, и размашистым шагом выбежал прочь.
Ана выдохнула, когда они с Фоксом наконец остались одни.
– У меня кружится голова, – пожаловалась она, опускаясь на красивый стул, подобный ниспадающему шёлковому платью, застывшему в воздухе. – От того, как в этом деле смешались арты и искусство; брак и предательство; страхи и замыслы сходящей с ума актрисы; жестокое убийство; солнце, которое сожгло свои планеты; и клеточные процессы удивительных паразитов, которые пытались спасти своих жертв.
Она подняла на Фокса бледное лицо.
– Ты уже понял, как всё это связано? Разгадал тайну, составил картину из кусочков? Она получается такой великолепной, как может показаться?
– Нет. Она получается бессмысленной и пустой.
– Жаль, – прошептала Ана, она печально сомкнула веки и поседела на глазах. – Жаль.
Одиссей тоже закрыл глаза и представил себя крошечным прозрачным веретёнцем в холодной враждебной воде. Ты рождаешься, чтобы выжить, ты плывёшь в неизвестность, чтобы найти тех, кто станет тебе покровителем и защитником. Чтобы скормить им частицу себя и связать вас узами – отныне и пока смерть не разлучит. Ты находишь их, таких разных и неведомых, становишься частью вашей совместной жизни – и возвращаешься домой. Ты плывёшь сквозь тёмную неприветливую воду, полную опасностей и преград. Всё это время тебя гложет тоска, которую ты сам создал – потому что без тоски и тяги тебе не выжить и не вернуться домой. А потом ты приплываешь домой, истерзанный путешествием, повзрослевший и мудрый, связанный узами с другими, идущими свой путь. И наконец ты встречаешь защиту, уверенность, нежность, тепло, надежду. И чувствуешь гармонию. Завершённость. Любовь.
Нет, не чувствуешь. Ты не можешь по-настоящему чувствовать, и, тем более, понимать. У тебя нет мозга и личности, ты крошечное прозрачное веретёнце. Ты просто биохимически ощущаешь, что в тёмной, суровой и смертельно опасной жизни есть и нечто иное, хорошее.
Немного ласки в холодной воде.
Дело #12 – Ярчайшая из звёзд 2
✦ Исток всех историй ✦
Ана и Одиссей пришли в себя, каждый в своём лотосе, и первым делом их взгляды отыскали друг друга.
– Какой странный, – воскликнула девушка. – Какой странный арт!
Её щёки пылали, хотя в этом гипно не было ничего постыдного – оно всего лишь касалось сокровенных мыслей и страхов, живущих в глубине.
«Старое зеркало» позволяло увидеть себя в разных слоях отражений, и задавало вопрос: точно ли я настоящее живое существ, а не конгломерат клеток и функций? Отражения Ирелии разного возраста спорили друг с другом сквозь всю её жизнь, хотя они никогда друг с другом не встречались. И в конце арта этот вопрос ставился точно и глубоко.
«Зеркало» предлагало взглянуть на себя и свою жизнь немного по-другому. Ведь действительно, ты нынешний разительно не похож на самого себя в семь лет, и в пятнадцать. Куда исчезли этот мальчик и тот юноша? Да, они закономерно изменились, выросли в тебя – так плавно, что нигде не проведёшь линии, разделяющей на «тот» и «этот». Но когда задумываешься об этом, то понимаешь, что тот мальчик и тот юноша – были не ты, который сейчас. Они были другие личности, похожие, но другие – твои предтечи, предки внутри одного тела. Которое, впрочем, само по себе было потомком прежнего тела, ведь большинство его клеток обновлялись в течение жизни несколько раз – и уже к юности в тебе осталось совсем немного того, с чем ты родился.
Для большинства эта мысль окажется странной, ведь мы выросли с убеждением, что всю жизнь от начала и до конца проходим как одно существо. Но если посмотреть с другой стороны, то может начать казаться, что под одной шкурой и правда живут и сменяют друг друга разные существа. Иногда разница в убеждениях, привычках, характере одного человека в молодости и зрелости сильнее, чем разница между двумя разными, но схожими в убеждениях людьми.
И в «Старом зеркале» Ирелия Кан эффектно и дотошно раскрывала эту разницу. Как меняются мысли, убеждения, взгляды, вкусы, мечты, жизненные условия, окружение, сфера деятельности. Как всё, почти буквально всё из этого уходит безвозвратно, заменяясь другим. Показала, как в течение одной жизни исчезает тот, кем ты был и появляется тот, кем ты стал. Чтобы потом исчезнуть, уступив место новому тебе. И, завершая свой арт, Ирелия подвела зрителей вплотную к мысли: ваша личность мимолётна, и человек утрачивается в процессе жизни не один раз. Эта мягкая и незаметная смерть, спрятанная в днях твоей жизни.
Первое желание, которое вызывал этот арт: отмахнуться. Воскликнуть: «Что за чепуха? Я это я, и раньше был я, и сейчас, и дальше буду!» Не зря «Старое зеркало» стало самой непонятой работой Ирелии Кан, несмотря на всё влияние звезды и всё обожание зрителей. Большинство предпочло не углубляться в щекотливую тему. Вторая реакция включается во время просмотра: «Ну и что? Какое всё это имеет реальное значение? Это чистая и бессмысленная философия! Называй как хочешь, разве что-то изменится?» Растёт глухое раздражение, за ним возмущение, почему я должен смотреть эту высокопарную чушь? А после вступают грусть и тоска, переживать которые нет особого желания, и зритель отгораживается, отмахивается от них.
И только если взобраться по всем этим ступеням, прожить тоску и грусть, примерить на себя концепцию множественной личности в собственной шкуре – тогда в полной мере осознаёшь мысль арта и, выбитый из себя, пытаешься осмыслить, что ты только что посмотрел.
– Одиссей, ты согласен с этой идеей? – воскликнула Ана, которой хотелось поскорее разобраться в своих чувствах и успокоиться.
– Из всех людей во вселенной я хуже всего подхожу для ответа на твой вопрос, – развёл руками Фокс. – Я ведь на самом деле прожил несколько разных жизней и был совершенно разным человеком… насколько это вообще возможно.
– Но это были разные личности? – допытывалась Ана. – Или всё-таки одна на разных этапах своего пути? Потому что если второе, то это просто метафора, новый ракурс для привычных вещей. А если первое… то я не знаю!
Фокс со скрытой нежностью смотрел на звёздную принцессу, удивляясь, какая же она временами юная и неопытная. Ведь в другие моменты Ана всё понимала точнее и вела себя мудрее большинства. Возможно, эта двойственность и делала её такой особенной в глазах Одиссея.
– Ты тоже плохое отражение для «Старого зеркала», младшая сестра Афины, – сказал он. – Тебя и вправду две.
– Старшая! – с комичной воинственностью ответила девушка. – Я родилась первой и прожила больше! А она всего лишь концентрированное сверхсущество.
Спорить с юной богиней мудрости и войны стал бы только глупец. Поэтому Одиссей сменил тему:
– Отчего люди слушают сказки? Смотрят арты, читают книги, проживают гипнофильмы, решифтят чужие воспоминания и погружаются в ментосферы? Зачем всё это?
– Я на экзамене, профессор? – удивилась Ана.
– На собеседовании, – улыбнулся Фокс. – Пытливому разуму, чтобы распутать клубок загадок, нужен собеседник.
– Ты много лет прекрасно справлялся сам.
– Тогда я был старый и умный, а теперь Фокс-младший.
– Парировал как босс! – восхитилась ассистентка.
– Спасибо. Но ты не ответила на вопрос.
– Зачем кино с литературой? – переспросила девушка. – Вроде это очевидно. Люди читают и смотрят чужие истории, чтобы пережить то, что не могут в собственной жизни.
– Для чего?
– Это клёво! – ответила она, как будто совершила важное научное открытие.
– Да, но почему клёво? – гнул свою линию детектив.
– Потому что даёт испытать новые впечатления, сделать жизнь ярче.
– Но зачем нам это?
– А, мы пытаемся докопаться до самого ядра планеты, – хмыкнула Ана, но задумалась. Ответ на этот вопрос был уже не так очевиден.
– Чтобы прервать одиночество, – наконец сказала девушка, подняв глаза.
И увидела, как взгляд Одиссея потеплел.
– Разумные существа нероевого типа по своей природе одиноки, – сказал он. – Мы рождаемся и живём в обществе, но каждый – обособленное существо. Вся наша жизнь, все потребности после самых базовых связаны с созданием и поддержанием связей с другими. С поиском ощущения сопричастности.
– Люди думают, что им скучно, страшно или горько, а на самом деле им одиноко?
– По-моему, да. Можно прервать одиночество, наладив отношения с другими живыми существами – но это… ох, как непросто. На порядок проще и быстрее прочитать, посмотреть или пережить чужую историю, почувствовать себя её частью, найти новых близких там, в выдуманных мирах. И с первых же страниц хорошей книги ты уже не один. Ты не одинок на час, на день, на год. А когда история окончена, ты идёшь искать следующие, которые на время станут и навсегда останутся частью тебя.
Ана задумчиво кивнула:
– Герда летела на ледяную планету спасать Кая из сострадания и доброты. А мы, чтобы пройти этот путь вместе с ней.
Она помолчала и добавила:
– Когда я в детстве слушала эту сказку, то сама была Гердой, тянулась к ней и ко всем остальным, – лоб Аны внезапно разгладился, будто она удивилась собственным мыслям. – Даже к плохим, опасным и злым героям, к чудовищам. Я хотела узнать их, разобраться, открыть для себя. И если б ты раньше спросил, почему, я бы ответила: «Чтобы узнать больше». Но теперь мне кажется, что ты прав. Нет смысла узнавать ради знания. Я хотела познакомиться с ними ради того, чтобы они появились – и остались! – в моей жизни. Ради того, чтобы не быть одной.
– Истории щедро дарят нам чувство сопричастности к другим существам. У них есть и другие функции, все важные, как на подбор: передача традиции, саморазвитие, расширение горизонтов и обретение свободы. Но в основе нашей тяги к историям лежит стремление быть ближе к кому-то ещё. Найти любимых.
– К чему ты всё это спрашивал? – потребовала Ана. – И для чего мы смотрели этот странный, ладно, потрясающий арт? И где, наконец, затерянный мальчик?! Ты обещал его найти!
Одиссей глубоко вздохнул, собираясь с силами, и ответил:
– Мы нашли мальчика. А в «Старом зеркале» я услышал именно то, что искал. Дело раскрыто. Осталось только довести его до конца.
Он так сказал, будто довести до конца было самое сложное.
– Чего же мы ждём? – спросила Ана. Ей не терпелось увидеть, как Одиссей складывает из осколков новую удивительную картину. – Пошли?
*
В зале с алмазным куполом был аншлаг, словно зрители столпились на премьеру. Два боевых дроида у дверей, двое по разным концам зала, важный Дурран в самом центре, маленькие дроиды сверху, ведущие контрольную запись. Спокойный Эндор Кан, поджатый гепардис, арестованный Ззир‘Пуун в закрытом коконе, молчаливая тень Звездочёта и два экрана по бокам: с Хеллой и доктором Тюэль. А ещё детектив с ассистенткой. Вся труппа в сборе, пора начинать финал.
– Говорят, вы уже закончили дело, – спросил Эндор. – Так быстро. Кто убил мою жену?
– Никто, если вы хотите кратких ответов, – сказал Одиссей. – А если хотите узнать, что и почему здесь произошло, дайте мне немного времени. Я постараюсь раскрыть историю от начала до конца.
Эндор сдержанно кивнул и отступил.
– Среди нас есть тот, кто знает все первопричины: личный интос Ирелии Кан. Но ему неизвестно, что случилось с хозяйкой, ведь в свой закрытый мирок она чаще всего уходила одна. Так случилось и сегодня. В результате нейр Ирелии был стёрт вместе с логами защитных полей, и никаких данных не осталось. Зная первопричины, мы могли бы понять, что произошло – но Звездочёт не откроет нам тайны хозяйки. Потому что она хранила их, а он не способен нарушить её волю.
– Мы можем заставить его говорить? Или сломать? – поинтересовался Эндор, и даже сквозь маску спокойствия на его лице можно было почувствовать, как сильно муж Ирелии не любит её уродливое виртуальное отражение.
– Есть юридическая процедура принудительной дешифровки, – согласился Фокс. – Звездочёта можно обязать открыть всё, что имеет непосредственное отношение к смерти Ирелии Кан. Но только обязать. Получив такое принуждение, этот интос самоуничтожится: вес директивы о сохранении тайны пересилит директиву о сохранении себя. То же самое произойдёт при попытке взломать Звездочёта.
– А что сейчас держит его на этом свете? Теперь, когда Ири больше нет.
– Хороший вопрос. Звездочёт?
– Ещё не все указания исполнены, – прошелестел демон.
– Вот и замечательно, – кивнул Фокс. – Ты нам очень пригодишься. Ведь этот интос хочет найти и наказать убийцу хозяйки. Две его основных директивы входят в конфликт, обе требуют исполнения. И если нельзя заставить Звездочёта открыть то, что неизвестно – можно сначала сделать это известным. Тогда пересилит вторая директива, и интос сможет нам помочь.
– Как это? – нахмурился Дурран.
– Если мы разгадаем тайну Ирелии, она перестанет быть тайной.
– Но ведь не станет фактом? Будет просто гипотеза, а робот вовсе не обязан подтверждать наши гипотезы. Ведь так?
– Так, – подтвердил Звездочёт.
– И ещё я не понял, зачем вы просили оставить папарацци? Он же всё запишет в глазные камеры и продаст новостным порталам ещё за пару миллионов, негодяй! Впрочем, мы держим его в коконе, пусть сидит и давится от любопытства!
– Вы сами ответили на свой вопрос, констебль, – улыбнулся Одиссей. – Папарацци нужен именно для этого: чтобы сделать из гипотезы общеизвестный факт. Так что самое время снять с него кокон. Обещаю, вы об этом не пожалеете.
Дурран побагровел и опасно надулся, но так и не лопнул, а лишь молча сорвал с голована все блокирующие завесы.
– Привет, – помахал инфо-вору детектив. – Мы пытаемся открыть миру правду. Помогай! Начнём с того, что было проще разгадать: любовника Ирелии Кан. Эндор, вы рассказали, что жена уходила в ментосферу к другому. Но при этом она не перестала любить вас?
Ззир’Пуун в шоке уставился на детектива, миллионера, всех остальных. Казалось, в его улучшенных высокотехнологических глазах зарябили счётчики денег, но это была всего лишь автокалибровка пространственных камер.
– Надеюсь, что да, – помедлив, ответил Эндор. – Ири ничего не мешало расстаться со мной, если бы она захотела. Я бы не стал её держать, даже если бы мог.
– Как вы узнали, что она встречается в менте с другим?
– Её постоянные уходы в «сакральную медитацию» превратились в притчу во языцех. Я понимал, что мы отдаляемся, и однажды спросил прямо. Она не стала отрицать, просила прощения, и попыталась вернуться ко мне. Она всю жизнь была мне благодарна. Но через месяц сказала, что не может без Него. И ушла в свою ментосферу.
– Она так и не сказала, кто он?
– Нет.
– А вы не спрашивали?
– Я позволил своей жене выбрать, кого любить и с кем быть счастливой, – сжав побелевшие пальцы, ответил Эндор Кан. – Мне было трудно перешагнуть через любовь и эгоизм. Но я не стал бы унижаться и перешагивать через свою гордость.
– Вы в любой момент могли войти в её ментосферу и всё узнать, но ни разу этого не сделали, – с пониманием и долей печали сказал Одиссей.
– Теперь бы я ворвался туда, не раздумывая, и не отступил, пока не выяснил всё до конца, – ответил мужчина. – Но тогда мне даже не приходило в голову, что Ири может что-то угрожать. Её настолько тщательно охраняли и защищали! Я решил: лучшее, что способен для неё сделать – это отпустить.
– Вы идеальный муж, – сказал Фокс, вызвав удивлённые взгляды всех вокруг. – И я не издеваюсь, не преувеличиваю, а констатирую факт. Ирелия пришла к вам мстить за грехи другого человека. Она пыталась вас убить, а в ответ вы её спасли. Дали новую жизнь и помогли на пути к успеху. Вы много лет были рядом, любили жену и оставались ей преданы, не пытались заглушить её творчество, навязать ей своё понимание счастья. Но и не отступились, когда она начала отдаляться. Снова и снова вы старались найти конструктивный, жизнеутверждающий подход любящего и взрослого человека. Ирелия тоже пыталась: отвечать на ваши чувства, идти с вами рука об руку, просто жить. Но раз за разом эти попытки терпели крах.
Миллионер и красавец побледнел, черты его лица болезненно заострились, а глаза блестели, будто усталые звёзды в прорезях гипсовой маски, которая вот-вот расколется от внутренней боли. Одиссей смотрел на него открыто и прямо, словно говоря: я вижу правду, и правда на вашей стороне.
– После вашего рассказа у меня возник закономерный вопрос: кого Ирелия могла предпочесть такому мужчине? Кого она могла полюбить сильнее вас?
Эндор напряжённо молчал, как и все остальные. Дурран хотел поднять руку, чтобы высказать версию, но резко стушевался и опустил.
– В какой момент она стала уходить в свой кокон и пропадать там больше, чем на час? Когда это из медитации и передышки превратилось в «сакральную эмиграцию»? – спросил Одиссей у начальника безопасности.
– Чуть меньше года назад, – даже не сверяясь с логами, ответил Шон-Хон.
