Текст книги "Сочинения"

Автор книги: Антон Дельвиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

На ухо шепчет: «Ликидас, встань! Подкрепи себя пищей,

В кущу иди и за дело примися! Что сотворишь ты,

Вечной Киприде в дар принеси: уврачует богиня

Сердце недужное!» Взоры я поднял – напрасно! Поднялся —

Нет никого ни вблизи, ни вдали! Но советы благие

В сердце запали послушное: в кущу иду я и глину

Мну и, мягкий кусок отделивши, на круг повергаю;

Сел я, не зная, что делать; по глыбе послушной без мыслей

Пальцы блуждают, глаза не смотрят за ними, а сердце —

Сердце далеко, на гордость Хариты, несчастное, ропщет!

Вдруг, как лучом неожиданным в бурю, меня поразило

Что-то знакомое, я встрепенулся, и сердце забилось.

Боги! на глине я вижу очерк прямой и чудесный

Лба и носа прекрасной Хариты, дивно похожий!

Вижу: и кудри густые, кругом завиваясь, повисли;

Место для глаз уж назначено, пальцы ж трудятся добраться

В мякоти чудной до уст говорливых! С этого мига

Я не знаю, что было со мною! Пламя, не сердце,

Билось во мне, и не в персях, а в целом разлитое теле,

С темя до ног! И руки мои, и глина, и куща,

Дивно блистая, вертелись! Лишь помню: прекрасный младенец

Стрелкой златою по глине сверкал, придавая то гордость

Светлому лбу, то понятливость взгляду, то роскошь ланитам.

Кончил улыбкой, улыбкой заманчиво-сладкой! Свершилось!

С места восстал я, закрыл рукою глаза, а другою —

Кудри свои захватил и подернул: хотел я скорее

Боль почувствовать, все ли живу я, узнать! – «Совершилось

Смертным бессмертное! – голос священный внезапно раздался.—

Эрмий, раскуй Промефея! Старец, утешься меж славных

Теней! Небесный огонь не вотще похище́н был тобою!

Пользой твое святотатство изгладилось! Ты же, мгновенной,

Бренной красе даровавший бессмертье, взглянь, как потомкам

Поздним твоим представятся боги в нетленном сияньи,

Камень простой искусством твоим оживить в их подобьи,

Смертных красой к небесам восхищать и о Зевсе глаголать!»

Где я? Стрела прорезала небо! Олимп предо мною!

Феб-Аполлон, это ты, это ты! Тетива еще стонет,

Взор за стрелой еще следует, славой чело и ланиты

Блещут; лишь длань успокоилась, смерть со стрелою пустивши!

Мне ли пред вами стоять, о бессмертные боги! Колени

Гнутся, паду! Тебе я сей лик приношу, Киферея,

Дивно из моря исшедшая в радость бессмертным и смертным!

Слепну! Узрел я Зевеса с Горгоной на длани могучей!

Кудри, как полные грозды, венчают главу золотую,

В легком наклоне покрывшую вечный Олимп и всю землю!»

   Между 1825 и 1829

112. К П*** {*}

ПРИ ПОСЫЛКЕ ТЕТРАДИ СТИХОВ

Броженье юности унялось,

Остепенился твой поэт,

И вот ему что отстоялось

От прежних дел, от прошлых лет.

Тут все, знакомое субботам,

Когда мы жили жизнью всей

И расходились на шесть дней:

Я – снова к лени, ты – к заботам.

   1829

113{*}

Увижу ль вас когда-нибудь

С моею нежной половиной,

Увижу ль вас когда-нибудь,

О милый свадрик с плоховиной!

   1829

114. ЧЕТЫРЕ ВОЗРАСТА ФАНТАЗИИ{*}

Вместе с няней фантазия тешит игрушкой младенцев,

Даже во сне их уста сладкой улыбкой живит;

Вместе с любовницей юношу мучит, маня непрестанно

В лучший и лучший мир, новой и новой красой;

Мужа степенного лавром иль веткой дубовой прельщает,

Бедному ж старцу она тщетным ничем не блестит!

Нет! на земле опустевшей кажет печальную урну

С прахом потерянных благ, с надписью: в небе найдешь.

   1829

115{*}

Не осенний частый дождичек

Брызжет, брызжет сквозь туман:

Слезы горькие льет молодец

На свой бархатный кафтан.

«Полно, брат молодец!

Ты ведь не девица:

Пей, тоска пройдет;

Пей, пей, тоска пройдет!»

– «Не тоска, друзья-товарищи,

Грусть запала глубоко,

Дни веселия, дни радости

Отлетели далеко»

– «Полно, брат молодец!

Ты ведь не девица:

Пей, тоска пройдет,

Пей, пей, тоска пройдет!»

– «И как русский любит родину,

Так люблю я вспоминать

Дни веселия, дни радости,

Как пришлось мне горевать».

– «Полно, брат молодец!

Ты ведь не девица

Пей, тоска пройдет,

Пей, пей, тоска пройдет!»

   1829

116. ГРУСТЬ{*}

Счастлив, здоров я! Что ж сердце грустит? Грустит не о прежнем;

Нет! Не грядущего страх жмет и волнует его.

Что же? Иль в миг сей родная душа расстается с землею?

Иль мной оплаканный друг вспомнил на небе меня?

   1829

117. МАЛОРОССИЙСКАЯ МЕЛОДИЯ{*}

Я ль от старого бежала,

В полночь травы собирала,

Травы с росами мешала,

Все о воле чаровала.

Птичке волю, сердцу волю!

Скоро ль буду я вдовою?..

Дайте, дайте погуляю,

Как та рыбка по Дунаю,

Как та рыбка с окунями,

Я, молодка, с молодцами,

Как та рыбка со плотвою,

Я с прилукой-красотою!

   1829

118. РУССКАЯ ПЕСНЯ{*}

Как у нас ли на кровельке,

Как у нас ли на крашеной

Собиралися пташечки,

Мелки пташечки, ласточки,

Щебетали, чиликали,

Несобравшихся кликали:

«Вы слетайтесь, не медлите,

В путь-дороженьку пустимся!

Красны дни миновалися,

Вдоволь вы наигралися,

Здесь не ждать же вам гибели

От мороза трескучего!»

Государь ты мой батюшка,

Государыня матушка!

Меня суженый сватает,

Меня ряженый сватает;

Поспешите, не мешкайте,

Меня поезду выдайте,

С хлебом-солию, с образом,

С красотой проходящею!

Мне не век вековать у вас,

Не сидеть же все девицей

Без любви и без радости

До ворчуньи ль до старости.

   1829

119. СЛЕЗЫ ЛЮБВИ{*}

Сладкие слезы первой любви, как роса, вы иссохли!

– Нет! на бессмертных цветах в светлом раю мы блестим!

   1829

120. УДЕЛ ПОЭТА{*}

Юноша

Сладко! Еще перечту! О, слава тебе, песнопевец!

Дивно глубокую мысль в звучную ткань ты облек!

В чьих ты, счастливец, роскошных садах надышался весною?

Где нажурчали ручьи говор любовный тебе?

Гений поэта

Где? Я нашел песнопевца на ложе недуга, беднее

Старца Гомера, грустней Тасса, страдальца любви!

Но я таким заставал и Камоэнса в дикой пещере,

Так и Сервантес со мной скорбь и тюрьму забывал!

   1829

121{*}

За что, за что ты отравила

Неисцелимо жизнь мою?

Ты как дитя мне говорила:

«Верь сердцу, я тебя люблю!»

И мне ль не верить? Я так много,

Так долго с пламенной душой

Страдал, гонимый жизнью строгой,

Далекий от семьи родной.

Мне ль хладным быть к любви прекрасной?

О, я давно нуждался в ней!

Уж помнил я, как сон неясный,

И ласки матери моей.

И много ль жертв мне нужно было?

Будь непорочна, я просил,

Чтоб вечно я душой унылой

Тебя без ропота любил.

   1829 или 1830

122. ПОЭТ{*}

Долго на сердце хранит он глубокие чувства и мысли:

Мнится, с нами, людьми, их он не хочет делить!

Изредка, так ли, по воле ль небесной, вдруг запоет он,—

Боги! в песнях его счастье, и жизнь, и любовь,

Все, как в вине вековом, початом для гостя родного,

Чувства ласкают равно: цвет, благовонье и вкус.

   1830

123{*}

Смерть, души успокоенье!

Наяву или во сне

С милой жизнью разлученье

Объявить слетишь ко мне?

Днем ли, ночью ли задуешь

Бренный пламенник ты мой

И в обмен его даруешь

Мне твой светоч неземной?

Утром вечного союза

Ты со мной не заключай!

По утрам со мною муза,

С ней пишу я – не мешай!

И к обеду не зову я:

Что пугать друзей моих;

Их люблю, как есть люблю я

Иль как свой счастливый стих.

Вечер тоже отдан мною

Музам, Вакху и друзьям;

Но ночною тишиною

Съединиться можно нам:

На одре один в молчаньи

О любви тоскую я,

И в напрасном ожиданьи

Протекает ночь моя.

   1830 или 1831

124. РУССКАЯ ПЕСНЯ{*}

Я вечор в саду, младешенька, гуляла,

И я белую капусту поливала,

Со пра́вой руки колечко потеряла;

Залилася я горючими слезами,

И за это меня матушка бранила:

«Стыдно плакать об колечке! – говорила. —

Я куплю тебе колечко золотое,

Я куплю тебе колечко с изумрудом».

– «Нет, нет, матушка, не надо никакого!

То колечко было друга дорогого;

Милый друг дал мне его на память.

Любовь милого дороже изумруда.

Любовь милого дороже всего света».

   1820-е – начало 1830-х

125{*}

Пусть нам даны не навсегда

И жизнь, и жизни наслажденье,

Пусть, как падучая звезда,

Краса блестит одно мгновенье,—

Да будет так! Закон богов

Без ропота благословляю,

А все на путь мой я цветов,

Как жизнь минутных, рассыпаю.

   Конец 1820-х – начало 1830-х

126. <НАБРОСОК ДРАМАТИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ О ТАССО>{*}

Тасс

Удались, ты так же все сияешь

И в стране призраков и теней,

Ты и здесь, царица, всех пленяешь

Красотой могущею своей,

Ты опять в Торквате разжигаешь

Страшный огнь, всю ревность прежних дней!

Удались, хотя из состраданья,

Мне страдать нет силы, ни желанья!

Елеонора

Бедный друг, божественный Торквато!

Прежним я и здесь тебя нашла.

Так, была царицей я когда-то,

Но венец как бремя я несла,

И в душе, любовию объятой,

Мысль одна отрадная жила,

Чтоб тобой, певец Ерусалима,

Я славна и пламенно любима.

Тасс

Замолчи, молю, Елеонора!

Здесь, как там, мы будем розно жить.

Но сей скиптр, венец и блеск убора

Там должны ль нас были разлучить!

Устыдись сердечного укора:

Никогда не знала ты любить.

Ах, любовь все с верой переносит,

Терпит все, одной любви лишь просит.

   Конец 1820-х – начало 1830-х

127{*}

От души ль ты, господин служивый,

Песни, ходя на часах, поешь,

Вспоминаешь ли отца и матерь,

О девице ль горько слезы льешь,

Иль в забаву речи так выводишь,

Как весною соловьи поют.

   Конец 1820-х – начало 1830-х

128{*}

На теплых крыльях летней тьмы

Чрез запах роз промчались мы

И по лучам ночных светил

Тебя спустили средь могил.

Гляди смелей: кладбище здесь;

Плакучих ив печальный лес

Над урной мраморной шумит,

Вблизи ее седой гранит

Едва виднеет меж цветов;

Кругом кресты, и без крестов

Лишь две могилы.

   Конец 1820-х – начало 1830-х

129{*}

И вещего бояна опустили

Сквозь запах роз и песни соловьев

Под тень олив, на ложе из цветов.

   Конец 1820-х – начало 1830-х

130{*}

Мы весело свои кончали дни!

Что до чужих? Пускай летят они,

В двух сторонах экватор рассекая,

Но мы б, друзей под вечер оставляя,

Фортуне вслед не думали бежать.

   Конец 1820-х – начало 1830-х

131{*}

Когда крылам воображенья

Ты вдохновенный миг отдашь,

Презри земные обольщенья,

Схвати, художник, карандаш.

Богами на сии мгновенья

Весь озаряется дух наш,

Ты вскрикнешь: в тайне я творенья

Постигнул помысл, боги, ваш.

   Конец 1820-х – начало 1830-х

132{*}

Певец Онегина один

Вас прославлять достоин, Ольга,

Его стихи блестят, как злато, как рубин,

Мои ж – как мишура и фольга.

   Конец 1820-х – начало 1830-х

133{*}

Друг Пушкин, хочешь ли отведать

Дурного масла, яиц гнилых,—

Так приходи со мной обедать

Сегодня у своих родных.

   Конец 1820-х – начало 1830-х

134{*}

Нет, я не ваш, веселые друзья,

Мне беззаботность изменила.

Любовь, любовь к молчанию меня

И к тяжким думам приучила.

Нет, не сорву с себя ее оков!

В ее восторгах неделимых

О, сколько мук! о, сколько сладких снов!

О, сколько чар неодолимых.

   Конец 1820-х – начало 1830-х

ДРАМАТИЧЕСКИЕ ОТРЫВКИ. ПРОЗА

1. МЕДЕЯ {*}

Трагедия в пяти действиях в стихах, переделанная с французского из театра Лонжпьера

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА^[1]:

* Медея, дочь Аэта, царя Колхиды, супруга Язона

* Язон, вождь Фессалийский.

* Креон, царь Коринфский.

Креуза, дочь Креона.

Дети Медеи.

* Родопа, наперсница Медеи.

Ифит, наперсник Язона.

Сидиппа, наперсница Креузы.

Свита Креона.

ДЕЙСТВИЕ II

Явление I

Медея

(одна)

Где я, несчастная? Весь дух мой возмущен!

Что зрела, слышала? то истина иль сон?

Не узнаю себя, бегу и цепенею.

Не слышатся ль мне шум и песни Гименею?

Так, торжеством Коринф гремит в своих стенах;

Отверсты храмы все, все алтари в цветах!

Пир, ненавистный мне, спеша приготовляют;

Все, все неверного с Креузой прославляют.

Язон – кто б думать мог? – Язон мне изменил;

От ложа он жену позорно удалил!

Что говорю – жену? Несчастная Медея!

Нет для тебя надежд! нет боле Гименея!

Неверный, разорвал он узы брака сам.

О боги-мстители, я прибегаю к вам!

Вы слышали его обеты, уверенье,

Карайте дерзкого, отмстите оскорбленье.

О солнце, ты ль меня оставишь в бедстве сем?

Тебе родитель мой обязан бытием;

Ты видишь от небес бесчестие Медеи

И светишь на Коринф? и зрят тебя злодеи?

Перемени свой путь, ты отврати свой зрак

И погрузи весь мир в смятение и мрак!

Или – твоих коней вручи мне с колесницей:

В прах все я превращу под мстительной десницей,

С их пламенем на Истм Медея упадет

И разгромит Коринф и дерзкий с ним народ.

И страшный гнев ее, с самой природой споря,

Облегшие Коринф соединит два моря.

Но тщетные мольбы! и мне ль в моих бедах,

Мне ль помощи теперь искать на небесах?

Нет, вы, подземные богини эвмениды!

Придите вы омыть Медеины обиды!

Всю к человечеству мы жалость умертвим;

Всю черноту волшебств здесь к трепету яви́м.

Пусть кровь дымящаясь, пусть мертвых бледны виды

На Истме то явят, что зрели средь Колхиды.

Нет! в злодеянии и то мы превзойдем;

Тогда, от младости неопытная в нем,

Душою чистою, невинной я любила,

Тогда длань робкую одна любовь водила,

Теперь и ненависть, и горесть, и любовь

Неистовым огнем мою волнуют кровь.

Чего сей лютый огнь, чего не предвещает?

Злодейство, съединив, пусть нас и разлучает.

Явление II

Медея, Родопа

Медея

Ты знаешь, за любовь чем платит мне Язон?

И до чего, увы! простер измену он?

Креузу он избрал; их брак уготовляют;

А мне позор и смерть! – Когда сей брак свершают?

Родопа

Царица! завтра брак желают совершить.

Медея

Как, завтра? краток миг! мне должно поспешить;

Воспользуемся им.

Родопа

Жестокою судьбою

Вдруг сколько горестей излито над тобою.

Медея

Но что сравняется с сей горестью одной?

Язон, кто б думать мог? Язон убийца мой!

Неверный, в торжестве с надменною царицей

Меня он, как рабу, влачит за колесницей,

Меня, которая пожертвовала всем:

Отчизной, счастием, и троном, и отцем;

Все с пламенной душой я в жертву приносила,

И от него за все одной любви просила;

Бесчеловечный! он и в ней мне отказал!

Но мало этого: Язон меня изгнал —

Под чуждым небом сим, в стране иноплеменной

Оставил преданной, бесславною, презренной,

Где за злодейства я жду мщенья одного,

А я злодейства те свершила для него.

Родопа

За недостойное любви твоей забвенье

Оставь неверного, питай к нему презренье,

И духа торжество ты над судьбой яви.

Медея

Но как торжествовать над властию любви?

Несчастная! я все смущаю заклинаньем;

Мой всемогущий глас колеблет всем созданьем;

Над всем я властвую, все в силах побеждать,

Из сердца нет лишь сил неверного изгнать!

Любовь сильней меня, не внемлет заклинаньям,

Смеется чарам всем и всем моим терзаньям!

Она в моей душе с изменником моим.

Люблю, что говорю? я вся пылаю им;

Вновь для него предать отечество готова,

Вновь для него пошла б скитаться без покрова...

Родопа

Но вспомни – для кого? К кому питаешь страсть?

О! гибельной любви мучительная власть!

Медея, о тебе нельзя не сокрушиться...

Медея

Родопа, но меня нельзя и не страшиться!

Без кар еще никто не делал мне обид.

Но где теперь Язон? и что он говорит?

Родопа

Увы! Креузы он колена обнимает,

Лишь с нею говорит и ею лишь пылает.

Медея

Кровь вероломного Медею отомстит.

Умрет мой враг! и что за страх меня томит?

Давно ль и отчего Медея робкой стала?

Иль брата лишь убить рука ее дерзала?

Невинных поражать нетрудно было ей,

Так пощажу ль того, кто смертный мне злодей.

Пусть гибнет!.. но увы, какое ослепленье!

Чтоб он погиб, герой, любовь, мое творенье,

Предмет моих забот, трудов, злодейств самих.

Нет, нет, он не умрет, он мука дней моих!

Его Креон склонил на брак, мне нестерпимый,

В Креона обратим мы гнев неумолимый:

Тиран лишил меня супруга моего,

И месть ужасная да поразит его!

Родопа

Умерь, царица, ты жестокое мученье;

Ах, удержись иль скрой души твоей волненье!

Я слышу шум. Идут! сей гордый гнев сокрой.

Царица, вот Креон, враг ненавистный твой!

Явление III

Медея, Родопа, Креон.

Креон

Язон и дочь моя уже судьбу свершили,

И граду торжество их брака возвестили.

Медея! как твоя судьбина ни грустна,

Язона и меня оставить ты должна.

Здесь радости твое лишь сердце потревожат;

Оставь сии места, пусть мук они не множат.

Покорствуя судьбе, оставь ты мой народ,

Пусть в пристань верную судьба тебя ведет.

Того Акаст, Коринф и просят, и желают,

И мир ценою сей друг другу обещают,

Сей мир положишь ты отбытием твоим.

Вотще противился б я подданным моим;

К тебе их ненависть с днем каждым возрастает,

Их злобы и моя вся власть не обуздает.

Какой ярем народ в пылу не сокрушит?

Сей яростный поток чей остановит щит?

Ты, необузданных страшася исступленья,

В одном изгнании ищи себе спасенья.

То рок тебе велит, покой наш, жизнь твоя.

Вот что, для польз твоих, открыть счел нужным я.

Медея

За дивное твое благодарю старанье!

Супруга отнял ты, и наконец изгнанье

Ты ж назначаешь мне; скажи же, за какой

Проступок мой у вас так милосерд со мной?

Креон

Медея ли своих не знает преступлений?

Медея

Но кто тебе вручил права для угнетений?

Тираны подданных насилием разят;

Цари, не осудив, виновных не казнят.

Коль сам судить меня ты хочешь унижаться,

То осуждай, или – позволь мне оправдаться.

Не знаю, что меня бесславит пред тобой,

Но вот мои вины: будь судия ты мой.

Я сих вождей спасла, бессмертью обреченных,

Цвет лучший Греции, богами порожденных.

Добыл ли без меня б руно златое он,

Сей образец вождей, сей славимый Язон?

Иль славу он мою сокрыл перед тобою?

Коль он на то дерзнул, так я сама открою:

В дубраве мрачной, где луч дневный не светил,

Ужаснейший дракон руно сие хранил.

Оно – священное Арея достоянье,

И исполнял дракон небесных завещанье.

Он сладким никогда не наслаждался сном,

И нестерпимым взор его горел огнем.

Равно и день, и ночь он, гибелью грозящий,

Бродил неистовый и ужас разносящий.

Два яростных вола, созданье злых небес,

Оберегали вход в таинственный сей лес.

Дыханье их огнем окрестность заливало,

И, необузданных, смирить их надлежало;

И должно было зреть – вдруг из змеи зубов,

Рождаемых землей, сонм яростных бойцов,

И, кровью дышащих, их победить ужасных!

Кто, смертный или бог, героев спас несчастных?

Я, победив судьбу, героев сих спасла,

Я сохранила их, я славой облекла.

И, забывая все: отечество, державу,

И собственный покой, и собственную славу,

В награду – я из них искала одного;

Владейте всем, а мне оставьте вы его!

Креон

Итак, по сим словам невинна ты душою.

Ужасных дел твоих – одна любовь виною.

Медея, чтоб спасти любви своей предмет,

Злодейством рук своих наполнила весь свет.

Но мы не чувствуем признательности правой.

Мы ей обязаны и жизнию и славой,

Эллада целая...

Медея

Обязана мне всем!

И подвигов моих не наградит ничем.

И что в притворной мне, бесчувственной награде?

Я жертвовала всем Язону, не Элладе,

И слишком дорого купила я его.

За что ж меня лишить супруга моего?

Почто его, Креон, со мной не изгоняешь?

Виновны оба мы, почто ж одну караешь?

Креон

Медея, воздержись невинных обвинять

И именем своим героя унижать.

Язон не разделял преступных замышлений.

Медея

Нет! – он пожал плоды с злодейств и преступлений,

Которых всех виной единственно был он.

Коль я преступница – преступник и Язон!

Почто ж, тиран, меня одну ты обвиняешь?

Креон

Медея! ты мой гнев невольно возбуждаешь.

Страшись!

Медея

И ты, тиран, давно мой возбудил.

Иди, не помышляй, чтобы меня склонил

Вымаливать твое презренное жаленье.

Мое ты отнял все, но мне осталось мщенье.

Креон

Ах, долго гневу я противиться хотел.

Оставь, скиталица, немедля мой предел,

Избавь собой ты нас ужасного созданья;

Здесь воздух заражен от твоего дыханья.

Очисти ты Коринф и в варварских странах

С злодейством водвори ты божий гнев и страх.

Чтоб с утренней зарей я здесь тебя не зрел.

Там ускоряй небес медлительные кары.

Беги – и навсегда оставь ты мой предел,

Чтоб с утренней зарей я здесь тебя не зрел.

Или – останься здесь, презри мои веленья,

И завтре здесь падешь ты жертвою мученья!

Решись и избирай.

(Уходит)

Явление IV

Медея, Родопа.

Медея

Тиран, решилась я!

Так, завтре не узрит меня земля твоя;

Но не гордись еще, я удалюсь со славой.

Воздвигну я себе здесь памятник кровавый,

Который с трепетом и поздний род узрит:

В прах мстительный мой гром весь град сей обратит.

Но как? ужель и он, и сам Язон коварный,

С Креоном согласясь?..

Родопа

Вот он, неблагодарный.

Медея

О ты, которая зришь скорбь души моей,

Любовь, что чары все пред властию твоей!

Ах, умягчи его, наполни грудь Язону,

Или – дай власть твою моим слезам и стону!

Явление V

Те же и Язон

Медея

Итак, все кончено: супруг – врагом мне стал,

С Креоном согласясь, он сам меня изгнал.

Изгнание, Язон, ты помнишь, мне не ново.

И прежде на него твое решило слово.

С тобой бежала я, сражалася с судьбой,

Все для тебя, Язон,– и изгнана тобой!

Нет нужды! Ты велишь – мне должно покориться:

Тебя оставлю я! – Но где, скажи, мне скрыться?

В Европе, в Азии ль пристанище найду?

Не за тебя ль весь мир ведет со мной вражду?

Везде закрыт мне путь, везде найду гоненье

За страсть мою к тебе и за твое спасенье.

Ты помнишь – для тебя я жертвовала всем;

Ты помнишь то, и вот благодаришь мне чем!

Язон

Не укоряй меня несчастьем непременным;

Повергнуты в него мы небом раздраженным.

Делю все горести, все бедствия с тобой,

Но отвратить я их могу лишь сей ценой;

С богами мощными бороться нам напрасно.

Судьба твоя, детей тягчит меня ужасно;

Коль не Креуза бы и благостный Креон,

То я...

Медея

И смеет так мне говорить Язон?

Неблагодарный! Чем себя ты извиняешь?

Креона с дочерью ты мне предпочитаешь?

Каким они добром, ценою дел каких

Купили над тобой прав более моих?

Я честь тебе и жизнь один ли раз спасала,

Как на тебя судьба всей злобой восставала,

Когда, летя в Колхос с дружиною своей,

Ты был игралищем и рока, и морей?

Воспомни о бедах, главе твоей грозивших,

О чудах яростных, о тучах, огнь дождивших.

Кто все их укрощал, дракона усыпил?

Кто наконец тебе руно сие вручил?

Все мало! Для тебя Медея без возврата

Покинула отца, исторгла жизнь у брата;

И все то делала, чтоб счастлив был Язон.

Что ж боле для тебя соделал сей Креон?

Креузе ль боле ждать твоих благодарений,

Коль жизнь твоя есть цепь моих благотворений.

Язон

Их память глубоко в душе моей живет;

Язон ее с собой в могилу понесет.

Когда бы в сей душе твои читали взоры,

Ты б ужаснулася, оставила б укоры.

Но слаб судьбу, тебя разящу, одолеть,

Я что бы для тебя мог сделать?

Медея

Умереть!Иль славы сей тебе еще казалось мало?

Пример тебе подать мне б мужества достало.

Бестрепетной рукой пронзив сама себя,

Еще б я славы путь открыла для тебя.

Чего ты стоишь мне, о том не вспоминаю.

Нет, к сердцу твоему я путь вернейший знаю.

Забудь, бесчувственный, о жертвах жизни всей,

Но вспомни, вспомни ты хоть о любви моей.

Паду к ногам твоим, у ног твоих рыдаю...

Ах, именем любви, которою пылаю,

Которая тебя дала душе моей

И даровала нам хвалу семейств, детей,

Их именем молю, твоими сыновьями;

Тронися; нет, не мной, тронися ты детями;

Не покидай ты мать, коль любишь чад своих;

Все узнают тебя в чертах младенцев сих.

Увы! Какой удел их, сирых, ожидает!..

При виде их тоска мне сердце раздирает.

В них вижу я твой дух, твою в них вижу кровь;

И тем бесценнее твоя ко мне любовь!

Спаси со мной детей, тронися их судьбою.

Представь, когда пойдут в изгнание со мною;

Что ждет их?..

Язон

Не страшись об участи ты их.

Я б умер с горести, изгнав детей твоих.

И взора, и души они мне утешенье;

И перенес ли б я толь горькое лишенье?

Ничто не разлучит их с нежностью моей!

Медея

Как? хочешь ты еще лишить меня детей?

Моих детей – предать ты мачехе дерзаешь?

Язон

Напрасно ты себя сей мыслию смущаешь.

Я счастья им хочу и знаю, что их род

Честь, им приличную, в Коринфе обретет

Под кровом царственным и под моей защитой,

Всю славу сохранит их крови знаменитой.

Своими милостьми Креон их наградит,

И с ними собственных он внуков съединит.

Медея

Нет, лучше во сто крат им смерть, чем униженье!

Как? кровь мою обречь на рабское служенье!

И, посмеваяся над отраслью богов,

С Сизифа племенем – зреть Солнцевых сынов?

Язон

Но не имею сил я с ними разлучиться,

Отдать их – все равно, что жизни мне лишиться.

Нет, не решуся я ... и без детей моих...

Медея

Довольно! кончено! оставим речь об них.

Но вспомни, рассуди, что ты предпринимаешь,

Меня лишая их, чего себя лишаешь?

Один их вид мой гнев против тебя смирял.

Отняв их, свой покров последний ты отнял.

Язон

Желал я облегчить души твоей печали,

Не мысля, чтоб слова мои их умножали.

Тебе я тягостен. Но время, может быть,

Успеет истину очам твоим открыть;

И за поступок мой признательностью вечной

Сама ты мне воздашь.

(Уходит)

Явление VI

Медея,Родопа.

Медея

Воздам, бесчеловечный,

Воздам за все тебе ужасною ценой.

Позором отягчив несчастный жребий мой,

Меня ты счастия последнего лишаешь,

У матери детей, безбожный, отымаешь...

Все кончено: страшись! И завтре, о злодей,

Ты позавидуешь мне в участи моей!

Конец второго действия

1823

 2. МАККАВЕИ

Трагедия Гиро

Акт III

Явление 1

Саломия, пять братьев, Елиодор.

Саломия

Как! Сын мой! Ефраим, богов иноплеменных

Дерзнет почтить в местах их игом оскверненных!

Елиодор

Ты в том уверишься! взгляни, уж твой народ

Мной созванный сюда со всех сторон течет

И сей чертог толпой несметной окружает.

Саломия

Мой сын, ты говоришь, корону принимает?

Елиодор

Так, здесь ее и честь он примет от царя.

Саломия

Не верьте сим словам, о дети, о друзья!

Тень Ааронова его не постыдится

И чистою на нем тиара сохранится,

Иль как Елеазар пример преподал нам,

Уступит он ее одним лишь палачам.

Елиодор

Верь, скоро ты в словах моих не усумнишься,

Сама их истиной в сем месте убедишься,

В его покорности уверен государь.

Саломия

О, сына более мать знает, чем твой царь:

Мой сын хранить отцов святыню не престанет,

Он братьев, он меня, он бога не обманет,

Что Ефраим готов богам сим честь воздать,

Меня б вотще пришел сам царь твой уверять.

Как мыслишь ты, Нептал, ты, с ранних лет за братом

Летавший на врагов с губительным булатом?

(Забулону)

И ты его делам дивившийся в боях,

Что он изменит нам, ты чувствуешь ли страх?

Нептал

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   1823 или 1824

 3. НОЧЬ НА 24 ИЮНЯ{*}

Есть многое в природе, друг Горацио,

Что и не снилось нашим мудрецам.

Шекспир

Сцена 1-я

Деревенское кладбище с двумя или тремя каменными памятниками. Подле одного памятника разрыта могила, около нее летает бледное пламя. В ногах могилы пламя останавливается, разгорается и освещает темную человеческую фигуру.

Он

Встань, старый грех! Пора! Разоспалась ты и позабыла клятвы! Им исполненье наступило! вставай! Иль как уж раз заснешь сном человеческим, последним и невольным, то и не хочется проснуться? Так не давала бы заране слова! вставай и пойди за мною.

Мертвая

Ой, ой, ой! Кто будит жизнь в умерших членах? Его слова дыханья смерти холоднее! Пред ними сырость гроба сладка, как для живых младенцев теплота родимой груди. Встаю, могучий! Движуся всем телом, как живая, разделяю с усилием запекшиеся веки и гляжу. Кто ты?

Он

Я черный барин, как меня зовут о Масляной паясы. Иль, проще, будочник кладбищный. Да, впрочем, тебе какое дело до меня?

Мертвая

Я ж кто была? За какие клятвы ты меня тревожишь, страшный!

Он

Вот это иное дело! Я расскажу, послушай! Да не прими рассказа моего за сказку и не засни опять! Не для того тебя я разбудил, нет, вспоминай, чтоб знать, что делать. На всякий случай выдь-ка из могилы, не ленися!

Мертвая

Ох, говори, не мучь меня, проклятый!

Он

Ты была не чудо! Просто нянчила в соседстве с сим кладбищем ты злую дочь помещицы княгини Пронской! Дочь вышла замуж, и ты с ней отправилася жить в поместье князя Серебренова, ее мужа, а там и умерла!

Мертвая

Помню, помню!

Он

А помнишь ли, воспитывалась с нею вместе подкидыш-девушка, которую они как барышню учили и как служанку презирали?

Мертвая

Марию? помню.

Он

Как приехал, окончив заграничное ученье, князь молодой и влюбился в прекрасную Марию?

Мертвая

Святые души! им бы жить и царствовать и нас своим примером умудрять.

Он

Да немцы помогли нам! в нем ум и душу настроили высоко, не по земному ладу! Он обольстил смиренницу и матушку княгиню поздравил с надеждою быть бабушкой!

Мертвая

Ох, грешница! Злой демон, что ты мне вспоминаешь?

Он

Дослушай, не тревожься! Матушка княгиня в тот же вечер тихонько посадила невестку будущую в бричку и отослала к вам на попеченье. Нрав дочери любезной вполне она ценила! Сына же в бреду горячки отвезла в столицу и записала в службу.

Мертвая

Ох!

Он

Не говори и не мешай мне досказывать! Княжна-дочка невестку приняла, как добрая родня! Не правда ль? Ей отвела богатые покои – в людской, заставила работой княжеской заняться – мыть полы и грязную посуду, а поутру и ввечеру ее в разлуке с другом утешала побоями и колкими словами.

Мертвая

И, бедная, как чистый дух, сносила, улыбаясь, и огорченья и труды, страдала только за душу его и за невинный плод любви их!

Он

Хорошо! Так помнишь ли, как чистый дух твой потерял терпенье? Как на смертном ложе, с младенцем мертвым на руках, она твою княгиню просила перестать ругаться над ее несчастьем и в исступленье наконец пришла.

Мертвая

За нее я, грешница, молила тоже!

Он

«Не женщина, а изверг! – воскликнула Мария.– На краю могилы я клянусь, и клятву умирающей услышит небо. Дотоле с телом мертвым не расстанусь и не уйду в жилище душ, пока тебя рождающую не увижу, пока руками мертвыми младенца твоего я не приму и в моей могиле не постелю тебе постели!» Сказав, упала на войлочное изголовье и, как говорите вы, преставилась.

Мертвая

Злодейка, погубила душу бедной Марьи! Я ж грешная!

Он

А, а! ты помнишь!

Мертвая

Я упала целовать у мертвой руки и поклялась ей про себя помочь ей до кладбища дотащить змею, взлелеянную мною, и мертвым голосом ее в могиле убаюкать! Ах, грешная! увы мне!

Он

И час настал! Доселе каждый вечер землей не принятое тело из могилы таскали ведьмы на гору Лысую и, только месяц бледным светом жизнь сонную в нем пробуждал, они огнь мщенья питали в нем, и разжигали, и берегли. Там и теперь мы их найдем! Твою княгиню, взбесившись, лошади теперь несут, слуга упал и колесом раздавлен, кучер, в вожжах запутанный, тащился долго по ручью и захлебнулся, у кладбища в щепы карета разлетится! Пойдем, ты видишь – надобно спешить вам!

Мертвая

Лукавый! Ах, грешница, увы мне!

Сцена 2-я

Лысая гора близ Киева, на вершине ее лежит мертвое тело Марии, по горе толпятся старые и молодые ведьмы, в половине сцены показывается полный месяц.

(Они поют)

Разлилися воды

На четыре броды:

Как на первом броде

Роща зацветает,

Соловей щелкает;

На втором-то броде

Лето весну гонит,

А кукушка стонет.

Как на третьем броде

Кони-легконожки

Полетят с дорожки

На четвертом броде

Свет-девица плачет,

За неровню идучи,

Сердцем лихо чуючи.

1-я. Здорово, кумушка!

2-я. Здорово, сватья!

3-я. Откудова, сестрица?

1-я. Ох, я устала, я устала!

4. РОЖДЕНИЕ ЛЕЛЯ {*}

Песни молодого Баяна

1

Я ходил молиться богам, сперва небесным, там земным, а там подземным и просил их научить меня сладостно петь. Но сколько жрецам ни раздарил я овечек и коз, все ж надо мной смеялись пастушки. Глупец, мне давно бы пойти к Лелю. Он услышал мои молитвы и кинул несколько искр в мою чашу, мед закипел, и я с тех пор воспеваю Леля и чаще пляшущим девушкам пою под лад его рождение, они улыбаются и хвалят Баяна.