Текст книги "Расследует Максимилиан Хеллер"

Автор книги: Анри Ковен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Я сделал, как он просил. При нагревании бумага закручивалась по спирали. Развернув листок, я увидел несколько знаков, четко нарисованных синими чернилами.

– Признаюсь вам, – сказал я философу, качая головой, – что я не понимаю пока в чем смысл ребуса. Жду вашего объяснения, в чем же загадка.

– Это целая история, – ответил Максимилиан Хеллер, откинувшись на спинку кресла, – и я признаю, что долго искал решение, и, как и вы, возможно, никогда не нашел бы его, если бы не исключительная удача. Я рассказывал вам, что когда-то был юристом и вел несколько дел. Это было в 1832 году. В то время я проходил стажировку, и у меня был тот пыл и азарт, которые обычно захватывают молодых людей в начале их карьеры. Одним из первых моих дел было дело некоего Жюля Лансеньи, вовлеченного в загадочные преступления, которые в течение долгого времени полиции не удавалось раскрыть. Группа бандитов наводила ужас на жителей Парижа, совершая невероятно дерзкие кражи. Они были настолько искусны, что только спустя много лет, благодаря гению прославленного полицейского детектива, их, в конце концов, поймали. Тем не менее, не все из них были задержаны. Только трое предстали перед судом. Это были Жак Пише, Поль Робер и Жюль Лансеньи, известный как Пети-Пуаньяр^[11]. Главарь шайки, который так гениально руководил бандой, избежал ареста, а захваченные упорно отказывались назвать его имя. Все знали, что в банде он был известен под любопытным прозвищем Буле-Руж^[12]. У одного из арестованных были обнаружены письма, написанные непонятными иероглифами, лишь некоторые из них были расшифрованы знаменитым сыщиком, производившим аресты. Первый из обвиняемых был приговорен к смертной казни, второй – к двадцати годам каторжных работ, а мой клиент, против которого не было убедительных доказательств – к пяти годам тюрьмы. Я был очень заинтересован этим судебным процессом, и у меня была возможность часто встречаться со знаменитым сыщиком. Он подробно описывал мне все нюансы и детали расследования на протяжении четырех лет, пока вел охоту за бандой. Итогом его работы стало то, что трое подсудимых, наконец, предстали перед законом. Увы! Бедняга умер, так и не распутав до конца дело, а главарь все еще на свободе. Сыщик тогда подробно объяснил мне значение иероглифических знаков, найденных в письмах преступников. Именно благодаря его урокам и моему опыту в том расследовании, я смог разгадать загадку. Объясню как можно короче. Первое, на что следует обратить внимание: это то, что у нас есть только фрагмент письма – постскриптум, основная часть письма, к сожалению, сгорела.

Посмотрите на подпись: шар с буквой «R» внутри означает Буле-Руж. Это печать главаря банды, который показал себя более ловким, чем вся полиция. Знак конверта означает: напишите. Проколотое кинжалом сердце является знаком моего старого клиента Жюля Лансеньи, которого звали в банде Пети-Пуаньяр. «DZ». Банда зашифровала буквы алфавита цифрами, а цифры буквами. Четвертая буква по порядку – «D», соответственно это – 4. «Z» – последняя буква алфавита означает «0». Таким образом, получается «40». Две скобки между двумя точками обозначают некую улицу Парижа. Преступники каталогизировали всю столицу. Каждая улица, каждый проезд, площадь получили свой определенный символ. Круглые скобки – знак улицы, буква внутри – название. Итак, что же означает начальная буква «V»? Первое, что пришло мне в голову, это улица Вожирар. Мое предположение оказалось правильным. Теперь последний знак в правом нижнем углу: Эта монета^[13] доставила мне гораздо больше проблем, и я очень долго раздумывал над ней. После миллиона проб и ошибок, меня, наконец, осенило то, о чем я должен был подумать с самого начала, она означала имя «Луи». Итак, вот фрагмент целиком:

...Буле-Руж

P.S. Для Пети-Пуаньяр. Напиши мне, улица Вожирар, 40. Я скрываюсь под псевдонимом «Луи».

Мне нужно было проверить свои выводы. В доме № 40 по улице Вожирар расположен отель «Ренард-Блю». Я замаскировался, как смог. Видите, у меня даже проявился определенный талант в этой области. Оказавшись на месте, я стал ходить взад и вперед по тротуару напротив отеля, внимательно наблюдая, кто входит, а кто выходит. Примерно через полчаса я увидел приближающегося человека. Это был полноватый мужчина маленького роста с довольно умным лицом. В нем я сразу узнал своего старого клиента Жюля Лансеньи, также известного как Пети-Пуаньяр. Бывший вор, вышедший из тюрьмы два года назад, стал управляющим отеля, чтобы реабилитироваться в обществе. Он вошел в отель, я последовал за ним, и, когда тот уже собирался подняться по лестнице, похлопал его по плечу. Мой старый знакомый обернулся, испугавшись, и спросил меня грубым голосом:

«Что вам от меня нужно?»

Я поинтересовался:

«Вы Жюль Лансеньи?»

Он посмотрел на меня из-под опущенных бровей и произнес нерешительно:

«Да, это я. Что вы хотели?»

Я попросил его уделить мне буквально две минуты. На что он согласился. Благочестивый управляющий, которого я знал ранее как большого труса, заметно побледнел и выглядел так, словно хотел сбежать. Мой черный костюм и большая борода, которой я украсил свой подбородок, производили впечатление, что я только что прибыл с улиц Иерусалима. Чтобы мой бывший клиент не убежал, я взял его за руку и втянул в маленькую комнату на первом этаже, которую тут же запер за собой, сунув ключ в карман. Лансеньи стучал зубами от нервного перенапряжения. Я посмотрел на него краем глаза и, когда увидел, что он пытается залезть в карман жилета, предупредил, что не стоит этого делать:

«Я знаю ваше настоящее имя и мне известно, что вы умеете играть кинжалом с большой ловкостью. 18 августа 1832 года вы были приговорены только к пяти годам лишения свободы за недостатком улик, – сказал я ему, доставая пистолет и предложив присесть за стол напротив меня, – а теперь давайте поговорим».

Мой бывший клиент сидел ни жив ни мертв. Он смотрел исподлобья то на меня, то на пистолет с жестокостью и страхом одновременно.

«Видите, – спокойно продолжал я, – вы целиком в моей власти, не можете ни убежать, ни избавиться от меня силой. Эта небольшая безделушка может поразить пулей ваше сердце без особых проблем, прежде чем вы успеете позвать на помощь. Но я не хочу причинять вам боль, стоит только откровенно ответить на вопросы, которые я хочу задать. Назовите мне всех гостей, которые в настоящее время проживают в этом отеле».

«Откуда я знаю, – прорычал он в ответ, пожимая плечами и не глядя на меня. Мне надо свериться со списками. Здесь столько людей! Они остаются на день или два, потом выезжают из гостиницы. Я не могу всех упомнить».

«Что ж, придется мне помочь вашей памяти. Кто живет на третьем этаже?»

«Я не знаю».

«Это женщина?»

«Нет».

«Одинокий мужчина?»

«Да», – ответил он после секундного замешательства.

«И вы не знакомы с этим человеком?»

«Мне кажется он продавец. Заехал к нам вчера вечером».

«Отлично. А на втором этаже?»

«Студент юридического факультета, служащий из Люксембурга».

«Это все?»

«Да».

«Превосходно. А кто поселился на первом этаже?»

«Учитель игры на фортепиано».

«И все?»

«Да».

«Это ложь!»

Румяное лицо управляющего побледнело.

«Вы должны назвать мне имя гостя, присутствие которого так пытаетесь скрыть от меня».

«Хотите посмотреть мои списки?»

«Нет, я хочу, чтобы вы заговорили, и не позволю вам выйти отсюда. Даже не надейтесь сбежать от меня!»

Мой бывший клиент в замешательстве заерзал на стуле. Ему было очень неуютно под моим испепеляющим взглядом.

«Вы поняли меня? Мне нужен ответ на мой вопрос».

«А если я не хочу этого делать?»

Мне пришлось направить револьвер прямо на него.

«Значит, мне придется убить вас, как собаку!» – холодно произнес я.

Лансеньи вздрогнул от страха, затем посмотрел на меня с дерзостью парижского зубоскала и сказал:

«Вы не посмеете! Только пытаетесь меня напугать! Меня не волнуют ваши пустые угрозы! Выстрел из пистолета производит слишком много шума. Вы не осмелитесь!»

«Вот, смотрите на этот цветок!» – продолжил я, указывая на одну из бледных роз, нарисованную на обоях в комнате.

Я нацелил пистолет в стену, раздался звук, едва сравнимый с щелчком хлыстом, и роза превратилась в черное пятно.

«Это пятно – пороховой след от пули, – сказал я своему несговорчивому бывшему клиенту, вставая, – и если я сейчас не получу ответ, то мой пистолет пронзит ваше сердце с такой же скоростью и без лишнего шума, как я только что пронзил этот цветок. Даю вам последний шанс ответить мне».

Лансеньи смертельно побледнел. Выражение наглого бахвальства на лице сменилось маской ужаса. Он уже открыл рот, чтобы произнести то, что я ожидал от него, как вдруг стукнул кулаком со всей силы по столу и воскликнул:

«Я не могу этого сказать!»

«А! Вы не можете этого сказать! Ах! Отказываетесь отвечать мне! Я знаю имя этого человека. Это брат того негодяя, который предстал в суде вместе с вами, а потом сбежал потом в Тулоне. Его зовут Жозеф Пише».

«Это не так, – возмущенно произнес Лансеньи, с горящим лицом, – его имя Луи Рингард».

Ответ новоиспеченного отельера показал, что моя уловка удалась.

Я рассчитал все правильно. «Луи» было псевдонимом преступника. Одним прыжком я оказался рядом с толстяком, схватил его за воротник, развернул и оттолкнул в угол комнаты. Прежде чем он смог оправиться от шока, я вышел из комнаты и запер надежно дверь за собой. Я поспешил домой, чтобы снять маскарад и продолжить расследование.

* * *

Максимилиан был так взволнован своим рассказом, что ему пришлось остановиться на мгновение, чтобы перевести дух.

– Итак, – произнес я после минутного молчания, – по вашему мнению, преступление было совершено главарем банды?

– Не знаю… не знаю, пока я пытаюсь реконструировать события. Все выяснится позднее. Пока мне ясен один факт: письмо, подписанное Буле-Руж, было найдено в комнате Бреа-Кергена, – довольно резко ответил он, продолжая свой занимательный рассказ. – Не теряя ни минуты, я возобновил расследование, купил крестьянскую одежду в лавке подержанных вещей, сбрил усы, остриг волосы и натянул на голову светлый парик. Через час я позвонил в дверь резиденции Бреа-Ленуара. Месье Проспер открыл дверь, в маскараде он меня не узнал.

«Что вы хотели?» – спросил он тоном, который показал мне, что старый слуга соблюдает правила этикета только с теми, кто выше его по положению, а с подчиненными особо не церемонится.

«Ищу работу, – ответил я с самым глупым видом, на который только был способен, – нет ли у вас вакансии камердинера?»

«Вы служили на подобном месте прежде?»

«Да, в провинции».

«Ах, провинция. У нас не очень любят людей из провинции. С чего это вы решили, что месье Бреа-Керген наймет на службу первого встречного, который появится у дверей? Он хорошо образован, как и его бедный брат, мой покойный хозяин».

«Но, – настаивал я, – может я мог бы увидеть месье?»

«Он не сидит дома, предупреждаю вас, месье уходит и приходит, когда ему угодно, поэтому вам будет сложно застать его».

«Ничего страшного, я вернусь, – сказал я, качая головой и громко вздыхая, – бедным людям так тяжело заработать себе на кусок хлеба».

Когда я уже собирался уходить, в дверь громко зазвонили.

«Ах! Подождите, – сказал управляющий, – это, без сомнения, Бреа-Керген».

И это действительно был он. Вы, наверное, помните, мы видели его мельком, когда он проходил мимо окон гостиной в день экспертизы. Месье Бреа-Кергену было около пятидесяти лет. Он отличался плотным телосложением и достаточно высоким ростом. В нем было что-то дикое и примитивное, возможно, такое впечатление он производил из-за своих щедро покрытых растительностью неестественно длинных рук и бычьей шеи. Очевидно, что он всегда жил вдали от города, в своем загородном доме в Бретани в окружении вереска, как кабан в хлеву. Седеющие волосы брата покойного были взлохмачены. Одна прядь темных волос падала по диагонали на его лоб, соединяясь с густыми черными бровями, скрывая живые серые глаза. Бреа-Керген имел румяный цвет лица, толстые губы и коротко остриженную бороду. При ходьбе было заметно, что он слегка волочит левую ногу. В общем, внешность его была достаточно отталкивающая. Он сразу меня заметил.

«Хммм! – зарычал он на слугу, как медведь. – Кто это такой?»

Месье Проспер поклонился несколько раз и объяснил, что привело мою жалкую персону к порогу дома.

«Слуга? – ответил бретонец, пожимая плечами. – А что мне делать с другими слугами? У меня их и так уже больше, чем нужно!»

Он повернулся к нам спиной и начал подниматься по лестнице. Я уже начал сомневаться в успехе моего предприятия, как Бреа-Керген, передумав, остановился на лестнице и, не оборачиваясь, крикнул мне:

«А почему бы и нет? Пойдемте со мной».

Я последовал за ним. Когда мы добрались до второго этажа, он вытащил из кармана ключ и вставил его в замочную скважину. Покачав засовом пять или шесть раз, бретонец проверил, пытался ли кто-то проникнуть внутрь в его отсутствие. Затем он толкнул дверь и, когда я вошел, запер ее. Мы оказались в очень просторной комнате с видом на двор. Место перед окном занимал письменный стол. В дальней части комнаты расположились большая кровать с балдахином, пара стульев и два кресла, обтянутые утрехтским^[14] бархатом. Рядом с камином стоял кожаный сундук. Именно в этом сундуке, как я выяснил, месье Проспер нашел записку от Буле-Руж. Месье Бреа-Керген открыл окно, толкнул наполовину закрытые ставни, впустив дневной свет в комнату, и поставил стул перед окном.

«Сядьте здесь», – сказал он.

Мой работодатель встал спиной к свету и начал расспрашивать меня о моем прошлом, моих привычках, моей семье; со всем вниманием к деталям, как это сделал бы опытный судебный следователь. Но я тщательно подготовил историю, которую подробно тут же изложил ему, не колеблясь и не останавливаясь. И чем конкретнее становились его вопросы, тем активнее работал мой разум, чрезмерно возбужденный ситуацией, давая мне твердые ответы в соответствии с той ролью, которую я играл. Бреа-Керген выглядел удовлетворенным этим экзаменом, подумав несколько мгновений, расхаживая взад и вперед по комнате, он остановился передо мной и сказал:

«Хорошо. Я возьму вас к себе на службу. Мы отправимся в Бретань как можно скорее. Спуститесь вниз и скажите управляющему, чтобы тот поднялся ко мне на пару слов».

Место слуги было моим.

Глава V. Опись

– Месье Проспер, – продолжил Хеллер свое повествование, – относился ко мне с некоторой надменной жалостью и давал мне мудрый совет каждый раз, когда моя деревенская наивность вызывала гнев хозяина. Три дня спустя этот честный слуга сообщил мне, что печати с комнаты его покойного хозяина собираются снять по просьбе месье Бреа-Кергена и месье Кастилля, которые являются двумя ближайшими родственниками погибшего.

Фактически, в тот день около восьми часов вечера мировой судья прибыл в сопровождении своего клерка, чтобы провести необходимые процессуальные мероприятия и сделать опись того, что будет обнаружено в спальне.

Я ждал этого момента с нетерпением, чтобы наконец-то попасть в комнату, где произошло преступление. Оставался всего один шаг и цель, ради которой я надевал маскировку, будет достигнута. Мне не терпелось изучить вещи, чтобы сделать свои выводы. Иногда, материальные объекты дают нам понять намного больше, чем слова.

Ровно в восемь часов месье Проспер сказал мне с едва скрываемой досадой:

«Мой хозяин спрашивает вас. Мировой судья и месье Кастилль уже здесь. Я предлагал свою помощь, но брат покойного сказал, что надлежит вызвать вас. Возьмите эту лампу, да не так, деревенщина! Вы прольете масло! Идите скорее, наш хозяин ждет».

Месье Кастилль племянник Бреа-Ленуара, прибыл вместе с магистратом. Мы вошли в комнату, где проводилось вскрытие. Судья торжественно приступил к снятию печатей. Когда была убрана последняя из них, Бреа-Керген не смог сдержать вздоха удовлетворения.

Судья вытащил из кармана ключ, переданный ему на хранение, и открыл дверь. Он попросил меня идти первым и осветить лампой путь.

Спальня оставалась нетронутой со дня преступления. Кровать еще не была заправлена, простыни лежали на ковре. Эта комната с видом на сад была расположена в углу дома. Я заметил, что окна были полностью закрыты. Мебель была очень простой и вряд ли отражала достаток покойного. Письменный стол находился в нескольких шагах от кровати, к нему мы все вчетвером и направились.

«Завещание до сих пор не найдено?» – спросил судья гнусавым голосом.

«Нет», – ответил с очень расстроенным видом месье Кастилль. Он продолжал смотреть с плохо скрываемой яростью на месье Бреа-Кергена, который оставался невозмутимым.

«Пойдемте! Давайте еще раз взглянем, – сказал судья, – возможно, на этот раз нам повезет больше».

На миг мне показалось, что на толстых губах бретонца мелькнула почти незаметная улыбка.

Все бумаги, книги и записи были тщательно пересмотрены. После часа поисков не было найдено ни слова, указывающего на последнее желание месье Бреа-Ленуара.

«Как видите, – сказал судья, – я сделал все, что было в моих силах. Теперь совершенно точно установлено, что ваш дядя не оставил завещания. Я так понимаю, вы не знаете, были ли у покойного какие-то другие документы помимо тех, что здесь?»

«Нет, месье, – разочарованно ответил наследник, на лбу у которого выступили капельки пота, – мой дядя тысячу раз говорил мне, что он положил все свои бумаги и все свое золото в этот стол».

«Что касается денег, – ответил судья, – мы знаем, куда они делись. Но очень странно, что мы не можем найти завещания. В любом случае половина моей задачи выполнена. Теперь мне необходимо приступить к составлению списка вещей в комнате».

Клерк подошел к одному из столов, положил на него портфель, набитый бумагами, и встал в ожидании, прижав перо к уху и подняв нос вверх, чтобы записывать инструкции своего начальника.

В этот момент я заметил, что месье Бреа-Керген, которого я ни на секунду не упускал из виду, с тревогой посмотрел на камин. Затем, в то же мгновение, выражение его лица приняло опять безразличный вид.

Я проследил направление его взгляда.

На гвозде у камина висели великолепные золотые часы «Bréguet»^[15], украшенные драгоценными камнями.

«Какой странный грабитель, – подумал я, – убивает человека, чтобы взломать его письменный стол, где находится только несколько золотых монет и пренебрегает часами стоимостью три тысячи франков».

Начали мы с описи мебели: стола, стульев, кресел и т.д.

«Давайте взглянем на шторы, – сказал судья, подходя к окнам, – нам нужно немного света, мой мальчик. Хм!.. Это шелковый штоф^[16]».

Клерк поднял голову.

«Лучше проверить. Думаю, больше похоже на шерстяной штоф, – сказал он, – мой отец и дядя продавали подобный».

По этому, несомненно, важному вопросу возник спор между хозяином и его служащим.

Я же наблюдал в это время за окнами. Они были не только заперты, но и снабжены прочными решетками, а шпингалеты зафиксированы большим замком.

«Грабитель явно попал в комнату не этим путем», – сказал я сам себе.

При внимательном осмотре ковра, который примыкал к стене справа у окна, мне показалось, что я увидел брызги грязи. Не знаю, помните ли вы, но 2 января шел сильный дождь, а потом стало очень холодно. Так вот, положение следов указывало на то, что кто-то прятался за шторами.

Я сделал мысленную заметку для себя. В это время мировой судья выиграл спор, и клерк признал, что в ткани занавесок могло быть чуть больше шелка, чем шерсти.

«Теперь, – сказал судья, продолжая опись имущества, – не будем забывать о ковре. Вот, мой мальчик, – сказал он, разговаривая со мной, – поставьте лампу сюда на пол».

Я сделал, как он просил, и после нескольких секунд внимательного изучения мне стало очевидно, что на ковре заметен слабый, почти незаметный желтоватый отпечаток ноги. След шёл в направлении от окна к кровати.

«Итак, – сказал магистрат, – самый обыкновенный ковер. Выглядит достаточно скромно для миллионера. Кровать из орехового дерева, а размер-то какой! Послушайте, месье, – обратился судья к Бреа-Кергену, – ваш брат, который так боялся грабителей, спал в постели, под которой могла бы спрятаться целая армия разбойников».

Мне показалось, что густые брови старого бретонца дернулись при этом замечании, сделанном судьей так небрежно.

Мы продолжили опись предметов возле камина. Каково же было мое удивление, когда я посмотрел на гвоздь, на котором висели часы «Bréguet». Они исчезли! И я не сводил глаз с месье Бреа-Кергена все это время!

Через полчаса опись предметов спальни была завершена, и мы перешли к другим комнатам в доме.

К одиннадцати часам все было закончено.

Я так и не понял, почему месье Бреа-Керген решил взять меня к себе на службу, – продолжил Максимилиан после короткой передышки, – до этого момента он дал мне только один приказ: прийти, чтобы помочь судье и принести лампу. Помимо этого единственного случая, он, казалось, полностью забыл о моем существовании.

Однако причина такого поведения стала ясна уже на следующий день после описи. В тот день, около семи часов, я встретил старичка Проспера, чье маленькое лицо выражало глубочайшее недовольство.

«Вы не поверите, – сказал он, – хозяин посылает меня доставить это письмо куда-то близ Бастилии. Бреа-Керген не хочет пользоваться услугами курьера, старый скряга. Он хочет, чтобы я шел сам и немедленно. В такую погоду, когда на улице снег и мороз, я уверен что схвачу простуду».

Проспер уже уходил, не переставая бормотать себе под нос, как вдруг обернулся и сказал:

«Совсем забыл. Хозяин хочет вас видеть прямо сейчас»

Я нашел старого бретонца в халате, вокруг головы был обернут шарф. Бреа-Керген курил довольно большую трубку.

«Возьмите метлу и тряпку, – надменно сказал он, – и следуйте за мной».

Я принес то, что он просил. Мы спустились на один этаж и вошли в спальню покойного.

«Все в ужасном состоянии, – прорычал мой хозяин, оглядывая комнату, – вы должны привести все в порядок, подмести мусор и вытереть пыль. И быстро, понимаете? Начните с ковра».

Керген потянул шнуры, раскрывающие занавески на окне. При дневном свете следы ног на ковре были видны отчетливее, что бретонец, похоже, заметил одновременно со мной. Он поспешно задернул шторы.

«Сначала подметите ковер и будьте осторожны».

Поскольку я выполнял работу так медленно и неуклюже, насколько только мог, лицо старого бретонца покраснело, и хозяин прошипел парочку крепких проклятий.

«Быстрее, я сказал вам, что очень спешу. А, – продолжил он более низким голосом, – если бы я мог наклониться, если бы у меня не было этой проклятой боли в спине, я бы сам давно уже закончил работу».

Я дошел до кровати. Месье Бреа-Керген, казалось, колебался какое-то мгновение.

«Подметите под кроватью тоже», – коротко сказал он.

Когда я наклонился, то сразу понял, почему бретонец не решался отдать мне этот приказ. Я увидел под кроватью два желтоватых пятна, таких же, как прежде заметил возле окна. Кто-то прятался под кроватью. Следы были оставлены каблуками ботинок. Обратите внимание! Они были сбоку от изголовья, что подтвердило и объяснило наблюдение, которое я сделал прежде и о котором расскажу вам позднее. Как вы понимаете, я был очень осторожен, чтобы не стереть такие важные улики.

«А теперь, – сказал хозяин, когда я закончил, – возьмите простыни и отдайте их в стирку как можно скорее. Я не хочу хранить белье мертвеца дольше, чем нужно».

Меня удивило то циничное безразличие, с которым он воспринял смерть собственного брата.

Я собрал простыни, скатал их и сунул под мышку.

«Теперь можете идти, – приказал Бреа-Керген. – Я сам позабочусь о письменном столе».

Я пошел прямо в комнату, которая была мне отведена, и, дважды заперев дверь, не теряя времени, осмотрел простыни, которые принес с собой.

* * *

Здесь философ снова прервал свой рассказ. Он выглядел усталым, и я ему об этом сказал.

– Да, – признался мне Хеллер, – я чувствую, что близок к очередному срыву. Я невероятно устал. Уже больше недели я напрягаю свой разум сверх меры. Я дал вам лишь краткое изложение того, что я сделал. Если бы вы только знали, сколько дней и ночей я потратил на то, чтобы все продумать и найти решение. Я только надеюсь, что смогу продержаться до конца.

На минуту он замолчал.

– Нет ли у вас немного бренди или рома? – вдруг произнес философ. – Думаю, мне бы сейчас это пошло на пользу.

Я открыл дверцу буфета, где у меня хранился алкоголь и подал ему ром. Максимилиан быстро выпил три рюмки, затем глубоко вздохнул и откинулся в кресле.

– Должен признаться, – сказал я, усаживаясь напротив него у камина, – ваш рассказ вызывает у меня недоумение. Мне кажется, что я нахожусь в волшебном сне, разворачивающемся у меня на глазах причудливым сюжетом. Раньше вы подозревали в преступлении главаря банды, а сейчас вы, кажется, обвиняете Бреа-Кергена в братоубийстве.

На губах философа мелькнула легкая улыбка.

– Терпение, – сказал он, приоткрыв глаза, – ваш волшебный сон еще не закончен, как и моя история. Скоро вы услышите еще более удивительные новости. Я еще ничего не рассказал вам о докторе Виксоне. Пришло время в двух словах поведать и о нем. Давайте вернемся в день вскрытия. Я уже высказал свое мнение, что вас и магистратов обманули с помощью одной хитрой уловки. Но я еще не поделился с вами недавним открытием, которое превратило мое мнение в твердое убеждение. Я заметил, что каждый раз, когда этот любитель индийской медицины приближался к телу, первое, что он делал – это сдвигал простыню, чтобы прикрыть ноги мертвого. Вы, естественно, не заметили этого с того места, где стояли, но я заметил и решил немедленно прояснить этот вопрос.

Через два часа после того, как я ушел от вас, в тот же день я вернулся в резиденцию Бреа-Ленуара под предлогом, что вы забыли важный документ в комнате и просили забрать его. Месье Проспер позволил мне подняться в кабинет, где лежало тело покойного, чтобы найти там бумагу. Я подошел к телу и поднял простыню, покрывавшую ступни ног. Сначала меня поразила довольно примечательная форма нижних конечностей покойного. На одном из голеностопных суставов я увидел шишку размером с яйцо. Тщательный осмотр показал, что кроме этого, у трупа на пятке правой ноги было маленькое черноватое пятно, окруженное синевато-пурпурным кругом. Поскольку я не располагал запасом времени, мне пришлось быстро достать из кармана перочинный нож. Им я сделал надрез почерневших тканей ступни и собрал в крышку от своих часов несколько капель вытекшей из раны коричневатой жидкости, смешанной с кровью.

Вернувшись домой, я сразу же проанализировал эту субстанцию. Вы знаете, что я изучал химию, как и многие другие науки. Но я не смог распознать вещество, которое собрал. Однако рано было еще считать себя побежденным. Я купил живого кролика и, взяв каплю этой неизвестной жидкости иглой, легонько уколол ему лапу. Бедняга умер через десять секунд, как будто его поразила молния. Наконец-то, я понял, что было орудием преступления! Без сомнения, это был кураре, тот тонкий яд, который индейцы получают из особого растения, а затем смешивают с ядом змей и чье отравляющее действие молниеносно. Убийца прятался под кроватью, ожидая, пока жертва уснет. Затем, когда он решил, что время настало, просунул руку, вооруженную отравленной иглой, и уколол ею спящего. Этот укол был в тысячу раз опасней и смертельней, чем кинжал в сердце.

Таким образом, у нас появляется еще один факт, подтвержденный небольшим пятном крови, который я обнаружил при осмотре простыней из спальни. Как мы видим, мышьяк здесь ни при чем! Для меня очевидно, что убийцей является не этот несчастный Герэн, а месье Бреа-Керген. Я уже завтра могу с учетом собранных мною доказательств, способствовать его аресту. Но я хочу пойти дальше! А поскольку каждое преступление должно иметь мотив, я докажу, что причиной убийства стала не кража нескольких золотых. Преступник преследовал цель похитить завещание и украсть три миллиона.

Глава VI. Пропажа драгоценностей

История Максимилиана Хеллера произвела на меня сильное впечатление.

Я восхищался изумительной ясностью его мысли, его уверенными и проницательными наблюдениями и стремлением к истине, которые побудили моего странного друга влиться в окружение убийцы, чтобы следить за его движениями и жестами и даже проникать в его мысли. Я с энтузиазмом сказал ему, что восхищен его усилиями.

– Не поздравляйте меня слишком рано, – ответил Максимилиан с меланхоличной улыбкой. – Дело еще не закончено. Пока известен убийца и орудие преступления. Но остаются еще три вопроса:

Как убийца попал в комнату жертвы?

Какая связь между Бреа-Кергеном и Буле-Руж?

Какой интерес имеет доктор Виксон в этом деле?

Надеюсь, будущие события дадут мне ответы на первые два, а что касается третьего, то я хочу решить его как можно скорее. Время работает против меня, поэтому стоит поторопиться, пока я не уехал из Парижа.

– Как? Вы собираетесь уезжать?

– Очевидно. Я должен сопровождать своего «хозяина» в Бретань.

– На какой день назначен отъезд?

– Я не знаю точно, но считаю, что у Бреа-Кергена есть очень веские причины уехать как можно скорее. Может быть, завтра или послезавтра. Так что, видите, нельзя терять время. Я пришел, чтобы найти вас, потому что вы сможете помочь мне приподнять покров, скрывающий правду.

– Но как? – удивился я.

– Хочу попросить вас об одном одолжении, и эта преамбула, которая, возможно, вам показалась довольно длинной, послужила лишь вступительной частью к моей просьбе.

– Говорите, мой дорогой друг. Я буду только счастлив, если смогу помочь в успехе вашего смелого предприятия.

– Вы, я полагаю, родственник графине Бреан?

– Да, она моя кузина, очаровательная женщина. Надеюсь, вы не подозреваете, что она замешана в преступлении? – смеясь сказал я.

– Ну, вообще-то, – ответил Максимилиан с улыбкой, – она может быть отчасти соучастницей.

– Действительно? Вы меня пугаете.

– Скажите, она сегодня вечером проводит бал?

– Да. И даже любезно пригласила меня, но я не смогу пойти.

– Прошу прощения, но вам придется пойти на бал и более того, я хотел бы быть представленным графине.

– Но зачем?

– Вы удивлены, не так ли? Что ж, когда вы услышите, что доктор Виксон тоже приглашен в качестве гостя, станет немного понятнее.

– Вы хотите продолжить свои наблюдения?

– Точно. И если переодевание в слугу для продвижения моего дела не остановило меня, то уж надеть костюм щеголя, танцующего на балах, не проблема.

– Вы танцуете?

– Черт возьми! Как молодой повеса, ищущий на подобных мероприятиях невесту. Итак, мы договорились?

– Безусловно! Жду вас в десять часов. Я буду рад представить вас моей хорошенькой кузине.