Текст книги "Всего один год (или: "Президент")."

Автор книги: Анри Бертьен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 47 страниц)

Детишки посыпались, было, в бассейн, но вода там была… скажем так: температуры комнатной, а потому большинство из них, стуча зубами, тут же повыскакивало назад. Остальных выгнали родители. Борен молча открыл дверь парилки, предусмотрительно расположенной рядом с бассейном, и указал дочке на дверь. Малышка, передёрнув плечиками – дескать, сама знаю – продефилировала туда. За ней потянулись и остальные. Я с удивлением отметил, что детвора нисколько не интересовалась ни своей собственной наготой, ни наготой взрослых.

– Привычные,– пожал плечами Карой.– Им это просто не интересно. Людей всегда манит то, что запретно, и, как правило – совершенно не интересует то, что находится под самым носом, да ещё и совершенно безразлично окружающим…

– Они с самого начала так себя вели?

– Ну, какой-то интерес был, конечно…– Пожал плечами смуглянка,– да только хватает его, как правило, минут на пять – десять… Для самых любопытных. Ну, у взрослых бывает чуть больше – до одного сеанса, я думаю… Тут точно не скажешь – взрослые,– улыбнулся он,– лучше скрывают свои эмоции…

– Особенно – мужчины,– улыбнулась Лидочка, с усмешкой кивнув на меня.

– Это ненадолго,– улыбнулся Карой.– Как только он твёрдо осознает, что в общественном месте ему этим делом заниматься не светит – так и успокоится…

– А… он наверняка это осознает?– Робко спросил я, косясь вниз.

– А тебя что – привлекают занятия с дамой в окружении массы малознакомого народу?– Ухмыльнулся смуглянка.

– Да нет, вроде…– Несмело улыбнулся я и с удивлением заметил, что всё, кажется, нормализуется. Уже через полчаса я мог совершенно спокойно рассматривать и оценивать женщин не как объект желания, а, скорее, просто как… произведение искусства, как… результат творения… При этом, как утверждала Лидочка, глядя на мой отсутствующий взгляд, трудно было предположить, что именно меня сейчас интересует.

– Ты быстро адаптировался,– Улыбнётся мне вскоре Карой.– Некоторые не могли побороть неловкость едва ли не конца первой встречи…

– Слушай, а были такие, которые… побывав в подобном обществе… решили бы, что это – не для них?– Вдруг – не знаю, с чего бы – отстранённо спросил я.

– Не знаю. Не слышал.– Совершенно серьёзно ответил коллега.– Я думаю, что люди просто подменяют мышление стереотипами, оттого и относятся предвзято к наготе…– Пожал плечами он.– Когда же попадаешь сюда…– Он довольно улыбнулся.– Я не могу представить себе кретина, который не захочет побывать здесь вторично.– С ухмылкой закончил он.– Пошли?– И он кивнул на дверь парилки.

– Поехали…– Согласился я.

– Мылся сегодня?– Я кивнул.

– Дело не только в том, что, как следует пропотев в парилке, можно выжить оттуда окружающих,– усмехнулся смуглянка,– дело ещё и в том, что забитые поры могут обеспечить хороший тепловой удар… Так что – ежели чего, так душ рядом…– Он кивнул на стенку.

– Ну, бережённого – Бог бережёт…– Вздохнул я и отправился под душ. Карой, расположившись под следующим, резонно заметил:

– Ты прав, курилка: оно никогда не мешает… Особенно – когда дело касается женского общества…– Подмигнув, добавил он. Я улыбнулся.

* * *

В парилке уже собралось немало народа.

– Это – сухая парилка.– Объяснил мне Карой.– Здесь просто прогреваются. При этом нужно быть осторожным – термометр видишь?– Он кивнул под потолок. На нём было сто сорок градусов.

– И это правда?– Настороженно спросил я.

– Не знаю.– Загадочно ухмыльнулся коллега.– Никто толком не знает. Термометр исправен – можешь вынести и проверить. Но здесь он показывает обычно столько. Бывает – больше. А повешен он тут, может быть, больше как раз для того, чтобы не забывались да не засиживались…– С ухмылкой продолжал комментировать смуглянка.– У тебя сердце – как? Нормально?– Вдруг, повернувшись ко мне, серьёзно поинтересовался он.

– Ну, не жалуюсь…– На всякий случай соврал я. Не говорить же ему, что сегодняшняя история с Лидочкой вызвала у меня старые добрые воспоминания о том, что такое сердечная боль…

– Ну, смотри…– Как будто почувствовав фальшь, пожал плечами смуглянка.– На всякий случай – не забирайся слишком высоко…

…Внутри парилка представляла собой огромную деревянную лестницу с широкими ступенями. На каждой их них мог свободно разместиться человек. В длину – двое. Народ и разместился. На самом верху расположилась детвора, которую Борен решительно согнал как раз в тот момент, когда мы входили. Чуть пониже – двое незнакомых мне мужиков. Следующую ступеньку оккупировали Борен с Ингой, а детвору они расположили на один уровень ниже. Мы с Кароем расположились ещё ниже. На всякий случай. Минут через пять я уже был склонен доверять термометру. Через десять – детвора начала потихоньку выползать наружу. Они делали это как-то интересно: сначала как бы неслышно сползали, почти стекали по ступенькам, потом, уже почти добравшись до низу, быстро выскакивали за дверь. Опасались, что взрослые, спохватившись, не выпустят их наружу? Не знаю. Состояние было какое-то интересное – с одной стороны – совершенно несносная жара, с другой – будто бы даже приятно… вот так вот, среди зимы – как следует прогреть косточки… Я долго не спешил выползать. Наконец, когда я уже готов был, подобно детворе, медленно сползать вниз – Карой поднялся, и, протягивая мне руку, предложил:

– Пойдём. На первый раз тебе явно хватит…

– Да, действительно…– Повернула к нам совершенно мокрую и раскрасневшуюся физиономию Инга.– Не увлекайтесь, мил человек – живее будете…– Почти измождённо попробовала пошутить она. Я попробовал подняться – и не смог: казалось, голова, которую я пробую поднять выше, попадает в какое-то совершенно раскаленное пекло, и не было никакого желания проверять: выживет она там или – нет. И… я начал сползать, как это недавно делали детёныши, вниз – только на первой ступеньке решившись подняться и… стремглав выскочил за дверь. Карой, загадочно улыбнувшись, кивнул мне на Борена: мокрый, красный, волосатый, он лежал, раскинувшись, почти на самом верху и удовлетворённо крякал, буквально растирая по себе пот. Бррр… А чуть повыше его, в самом пекле, лежали, как бездыханные трупы, ещё двое – казалось, они боятся пошевелиться, чтобы не обжечься о воздух…

– Агов! Кто там холоду напускает?– Вдруг недовольно крикнул один из них, пытаясь повернуть голову. Мы быстро ретировались, мигом захлопнув дверь, и отправились под душ.

– Сделай погорячее…– Подсказал Карой. Я попробовал. Действительно – "вкусно"…

– А теперь – в бассейн…– Кивнул смуглянка. В бассейне кишмя кишела детвора. Я даже представить не мог, как столь ограниченный контингент подрастающего поколения может создать столько шума, гама, брызг и столь уверенное впечатление огромной кампании. Завидев нас, поднимающихся над ограждением бассейна, детвора мигом бросилась врассыпную и ухватилась ручонками за перильца у краёв водоёма.

– Техника безопасности…– Прокомментировал Карой.– Знают, что, когда бегемоты прыгают в воду – надо, во-первых, не попасть под падающие туши, а во-вторых – не быть размазанными волнами по стенкам бассейна.– Закончив, он прыгнул. Подняв кучу брызг, чем вызвал довольный, как мне показалось, визг малышей; он погрузился в воду целиком, проплыл немного в глубину, вынырнул и широкими саженками поплыл к противоположной стенке бассейна – как я понял, освобождая место для меня. Я, не заставив себя ждать, поступил примерно так же. Попробовал руками достать дна – показалось, что глубина – футов десять… и не достал. Когда вынырнул – детвора была довольна: видимо, наблюдения за ныряльщиками составляли для них часть ритуала. А может – просто радовались освобождению территории?

Карой, взобравшись по лестнице с противоположной стороны, поджидал меня наверху.

– А здесь – "мокрая" парилка.– Кивнул на соответствующую дверь он.

– Пойдём?

– Не стоит.

– Почему?

– Не знаю.– Пожал плечами он.– У завсегдатаев да ценителей бытует мнение, что смешивать эти удовольствия не стоит… Если очень хочешь – попробуем ближе к утру, после перерыва.– С усмешкой добавил смуглянка, открывая дверь парилки и заглядывая внутрь. Из-за двери валом валил пар. Я не смог побороть искушения и тоже засунул свой любопытный нос в дверной проём. Пар, казалось, застилал всё вокруг – практически ничего не было видно. Вместо длинной лестницы были какие-то полки, напоминавшие нары. Уровней было всего три: у пола, посредине, и – почти под самым потолком. Каждый более высокий уровень был заметно уже и всё меньше и меньше отличался высотой от предыдущего – видимо, затем, чтоб не падать с самого верху слишком долго, если уж так "повезёт". Посреди парилки был огромный каменный стол, на котором лежало задом кверху огромное тело, принадлежавшее, как я сообразил, Джакусу. Голова с многострадальным носом свешивалась вниз с края стола. Амила, свернув вафельное полотенце жгутом, с видом воинственной садомазохистничающей амазонки с горящими от возбуждения глазами охаживала его этим орудием по всем доступным местам – от пяток до шеи. Джакус только довольно покрякивал.

– Ох… Хорошо… Мазохистически мечтательно вздыхал он.

– Ребятки, вы уж – или туда, или – назад,– недовольно обернулась в нашу сторону Ами.– А то только пар выпускаете…– Мы захлопнули дверь – как мне показалось, не без некоторой опаски.

– Слушай, а они… это… Как его… Не садо-мазо?– Настороженно спросил я.

– Да нет,– рассмеялся Карой,– просто… Попробуй себе представить, каким ещё способом такое хрупкое создание, как Ами, может отмассировать такого бугая, как Джакус? По мне – так это и есть самый простой и доступный способ…

– М-да… хотел бы я посмотреть, как это у них получается…

– Что именно?

– Ну, это…

– Судя по довольной физиономии Амилы и весьма нежному отношению к ней Джакуса – думаю, что неплохо…– Усмехнулся Карой.– Весьма… неплохо.

…Наши рассуждения о предполагаемых сексуальных сложностях молодой супружеской четы были прерваны мелодичным звонком.

– Хм… Интересно… что бы это значило?– Удивился Карой.

– Ну уж мне – так это точно неведомо…– Развёл руками я.– Может, ещё какие-нибудь поздние гости?– Из парилки на противоположном конце бассейна вышел… Нет, точнее – выкатился – Борен.

– Народ! Прошу всех к столу, и наполним бокалы – до полуночи осталось пятнадцать минут!– Сложив руки рупором, громогласно возвестил он и, передёрнув плечами, точно отряхиваясь, направился к душу. За ним, пошатываясь, выбралась Инга. Последними выбрались из пекла те два незнакомых мне мужика. Шли они, точно пьяные – едва держась на ногах. Ожидая, пока Инга и Борен освободят душевые, они даже присели на пол – видимо, голова "с перегреву" у них действительно шла кругом. Борен вынырнул из-под душа – с него валил пар: кипятком он обливался, что ли? Пройдя мимо сидящих на полу героев банного дела, он потрепал одного из них по голове:

– Чё, братишка – башку мутит?– Добродушно усмехнулся он.– Ты б ещё с полчасика посидел…

– Да я б посидел,– возразил тот,– да тут некоторые народ к столу сгоняют…

– И ты никак не можешь пропустить такое мероприятие…– Смеясь, закончил за него Борен.

– Естественно…– Развёл руками тот, поднимаясь и пытаясь войти под душ.– Ааа! Шут бы тебя побрал…– Едва не выругался он.– Ты б не мог сделать ещё погорячее?

– Для тебя старался…– Развёл руками Борен.– Я ж знаю, что холода не любишь…

– Ох, мужики…– Сокрушённо покачала головой Инга, выныривая из-под душа.– Всё бы вам языки чесать… Аки бабы базарные…– Вздохнула она под плеск падающего в воду тела Борена.

– А чё, языки чесать – это уже чисто бабская привилегия?– Удивился, вставая, второй любитель пекла.– Ааа! Чтоб тебя…– Выскочил он, как ошпаренный, едва попробовав влезть под душ.– И ты, Брут?– Сокрушённо качая головой, попрекнул он хирургиню.

– А что – услужливость – это уже чисто мужская привилегия?– С невинным видом возразила та, невинно передёрнув плечиками на краю бассейна. Тот не ответил – только рукой махнул. Мы с Кароем, выйдя через вторую дверь, оказались в бильярдной, только уже не со стороны столов, а со стороны камина. В комнате пахло жареным.

– Рождественская индейка?

– Именно,– утвердительно кивнул Карой. Возле стола, на котором расположилась снедь, колдовали Калиа, Ирен и примкнувшая к ним Лидочка. Посреди стола действительно расположилось блюдо с индейкой. Чуть поодаль – огромный, будто свадебный, торт. Салаты, бутерброды, шпротины и прочая мелкая снедь, равномерно располагаясь по площади стола, довершали картину. Две незнакомых мне женщины – по-видимому, жёны ошпаренных любителей жары, развлекались игрой на бильярде. Вы когда-нибудь видели голых женщин, развлекающихся игрой на бильярде? Нет? Я – тоже. Будьте готовы к любым неожиданностям… Карой, правильно оценив моё состояние, мигом оттащил меня назад, в "бассейную", и втолкнул под душ. И вовремя. Струи душа хлынули одновременно с… Мда. Слава Богу, что это было под душем…

– Мойся спокойно,– похлопал меня по плечу смуглянка.– А я пока за простынками сбегаю…– Едва он исчез – до душа доковылял Джакус в сопровождении супруги.

– Ну, как?– Поинтересовался я.

– Класс…– Абсолютно довольный жизнью, Джакус даже покачал головой – дескать, лучше просто и быть не может… Ами тем временем затолкала его в кабинку и втиснулась рядом, открывая краны. Карой появился с пачкой простынок – две он бросил на оградку бассейна, переглянувшись с Джакусом, который ему благодарно кивнул, а две мы с ним поделили.

– Тога патриция?– Попытался иронизировать я.

– Накинь на плечи.– Улыбнулся смуглянка.– Там не жарко, в общем-то…

Так мы и сделали.

…В бильярдной уже все собрались вдоль стола.

– Где мишка?– Тихо спросил Кароя Борен, имея в виду Джакуса.

– Грехи смывает…– Ухмыльнулся тот.

– И много грехов-то?

– Да уж… за жизнь поднакопилось…– Сочувственно вздохнул смуглянка под громогласный "бултых" в соседней комнате и последовавший за этим звук воды, выплеснувшейся за край бассейна.

– Да, многовато…– Прислушиваясь, глубокомысленно заметил Борен.– Итак, друзья…– Он постучал ложечкой по бокалу, призывая к тишине.– Мы собрались здесь… в сием увеселительном заведении… дабы достойно провести канун Рождества и отметить само Рождество…– Калиа, взяв пульт, включила установленный слева от камина телевизор.– Вот, правильно…– Одобрил Борен.– Позвонили нам, надеюсь – без четверти двенадцать, как я и просил. Сейчас,– он взглянул на каминные часы,– без двух минут. А потому – давайте, наполнив бокалы, подготовимся к Всеункарсокому распитию под единый тост…– резюмировал он. В комнату ввалился Джакус, на которого Ами на ходу пыталась набросить простыню – и как-то сразу стало немного тесно…

– Садись, наливай…– Улыбнувшись, подбодрил его Борен. Захлопали пробки откупориваемых бутылок.

– Держи…– Через Лидочкину голову передал мне эстафету сосед справа. Я, взяв предложенную бутыль, оглянулся – слева от меня оказалась Ирен. Не в силах оторвать взгляд от её лица, я лил и лил шампанское…

– Ой, хватит…– подхватив мальцем за горлышко бутыли, спохватилась она. Бокал был почти полон. Налив немного и себе, я передал бутыль дальше – по кругу. Ирен, поразмыслив, мельком поменяла бокалы местами. Немного подумав, я отлил из своего бокала понемногу окружавшим меня женщинам.

– Беспокоишься, что соседки будут недостаточно пьяны?– Поддел меня сосед справа.

– Нет – просто борюсь за справедливость…– Вздохнул я.

– Дорогие мои соотечественники… Братья и сёстры…– Услышали мы с экрана голос Анас-Бара.– Давайте в сей праздничный час забудем обо всех хлопотах мирской жизни, о невзгодах и неудачах, о глобальных целях и о политике… Давайте простим всех врагов наших и всех, кто доставил нам хлопоты или неприятности по глупости или по неведению… Давайте отплатим друзьям верностью, а врагам – хотя бы безразличием… Давайте будем добрее, выше и сильнее, чем мы были вчера. Да пребудет с нами Всевышний!– Поднял он кубок.– Аминь…

– Аминь…– Удивлённо промолвил Борен, как бы удивляясь неожиданности текста и краткости изложения. Все невольно встали и с бокалами в руках слушали перезвон колоколов новоапатьевского собора в Кайане. Наконец перезвон кончился и послышались равномерные удары большого колокола – в ночь на Рождество он отбивал столько ударов, сколько лет прошло с первого Рождества…

– С Рождеством!– Поднял бокал Борен. "С Рождеством!", "С Рождеством"! – послышалось со всех сторон. Ирен, потянувшись за лежащим на столе пультом, приглушила звук:

– Больше часа будет звонить,– шепнула мне она. Мы выпили. И сели, поставив бокалы.

– Мда… Это несколько не то, что Соновские тирады…– Усмехнулся Борен.– Там можно было уснуть… Ну, ладно. У них там – своя свадьба, а у нас – своя. С Богом…– Как бы решившись, произнёс он, широким жестом приглашая всех к столу. Девушка внесла большую миску с какой-то розовой водой, в которой плавал персик. Интересно – это тоже была часть ритуала? Или – просто подражание древним слухам или потакание чьим-то чудачествам? Борен омыл руки, вытер их полотенцем, висевшим на руке девушки, и принялся разламывать индейку. Расправился он с ней сравнительно быстро – вскоре на блюде уже была просто горка дымящихся кусков мяса. Вторично омыв конечности и вытерев их, он взглянул на девушку:

– Ты… одна там?

– Нет…– Улыбнувшись, покраснела она.

– Если скучно – приходите к нам…– Тихо предложил он.

– Я спрошу…– Кивнула хозяйка и скрылась за дверью.

– Прошу!– Борен широким жестом обвёл рукой стол и мы приступили к трапезе. Пировали недолго – примерно через полчаса от индейки остались одни кости, остатки прочих яств лишь отмечали тарелки, на которых яства сии ранее покоились. Яблочный сок пошёл вслед за индейкой очень хорошо. Виноградный казался немного терпким, но я придумал разбавлять его с яблочным – оказалось ещё лучше. Уговорив попробовать сего коктейля Лидочку и Ирен, я заслужил ревнивый упрёк соседа справа:

– У нас обычно каждый обслуживает даму слева от него…– Смеясь одними глазами, заметил он.

– Что делать – супружеские обязанности…– Вздохнул, разведя руками, я.

– Понимаю…– Кивнул тот.– Махнёмся?– Он имел в виду Ирен.

– Ну, нет!– Замотал головой я.– Уж как вышло – так и вышло…

– Ну, вот – первая семейная ссора…– Вздохнул он, отворачиваясь, чтоб не рассмеяться.

– Не ссорьтесь пожалуйста, горячие ункарские парни!– Встав в позу оракула, призвал Борен.– Во избежание обострения,– он взглянул на меня,– О! Даже – международной!… Обстановки… Предлагаю начать танцы!– Борен на мгновение задумался, разглядывая руки.– Дабы не пачкать дамам спины индюшатиной – рекомендую пользоваться душем у бассейна или умывальником у входа…– Попытался сострить он. Народ, ухмыляясь, не очень охотно потянулся к вышеозначенным местам. Выпорхнув ненадолго в раздевалку, Лидочка вернулась с кассетой, которую тут же вставила в магнитофон.

– Слышала, как Карой хвалился, будто на ней что-то неплохое…– потом расскажет мне она.

– Так ты что – у него её попросту вытащила?– Удивлюсь я.

– Нет…– Лидочка успокаивающе положит руки мне на плечи.– Просто он её именно для этого и принёс… Как я поняла.

…Пока же события развивались следующим образом: Лидочка колдовала с магнитофоном, пытаясь разобраться в назначении бесчисленных кнопок и рычажков устройства неизвестной ей конструкции, Джакус, вернувшись и вытирая руки простынёй, направился к ней – помогать; детвора схлынула в одну из дверей – ведущую, как я потом выяснил, в спортзал; я же, стряхнув остатки влаги с конечностей и, по примеру медвежонка, вытерев их о наброшенную на плечи простыню, прислушивался к "светским дискуссиям".

Один из ошпаренных что-то распространялся об автопарках, общественном транспорте, финансовых проблемах рокарного хозяйства и прочей чепухе.

– Да мозгов у них не хватает, а не денег…– Недовольно возразил ему Борен.– Возьми хотя бы проблему общественного транспорта: во времена Сонов, когда все бабки считались наверху и цену определял не баланс между спросом и предложением, а дядя сверху на основании "необходимых затрат на производство" – цена всех видов городского общественного транспорта была одна и та же. И – её хватало.

– А субсидии?– Исподлобья бросил прислушивавшийся к ним Карой.

– Субсидии были.– Не стал отрицать магнат.– Да только они покрывали не реальный недостаток кассового сбора, а расхлябанность и бесхозяйственность "руководителей". Уж смею тебя уверить…– Загадочно ухмыльнулся он.– Сегодня цена билета в реальном выражении – та же…

– Что значит "в реальном выражении"?– Несмело и тихо спросила супруга ошпаренного – та самая, что была причиной моего "конфуза". Борен оглядел её внимательно, с видимым удовольствием, с головы до ног, чем вогнал в некоторое смущение, но не в краску, и произнёс:

– Это – некоторая абстракция, целью введения которой является возможность хоть сколько-нибудь объективного сравнения цен разных периодов.– Внимательно прослушав сию тираду, его собеседница встряхнула головой так, как будто пыталась стряхнуть с неё что-то, чего было слишком много. Борен, с улыбкой разглядывая её, продолжил:

– Можно сравнивать цены разных периодов по ценам на хлеб, на золото, на нефть… Можно сравнивать цены, выраженные в какой-нибудь более стабильной валюте – но это всё будет весьма относительно, ибо всем этим ценам тоже свойственна некоторая конъюнктурность…– Собеседница, сквозь едва сдерживаемый смех, с трудом делала "умное лицо" и согласно кивала. Борен, видя, что смех уже начинает душить её, всё больше улыбался.– Но самая сносная оценка, хоть сколько-нибудь претендующая на объективность, получается, когда все эти оценки усредняют, чтобы избежать влияния конъюнктурных колебаний каждой из них. В результате получается нечто общее, более объективное, чем любая частность, и это общее обычно и используется для подобных сравнений. Грубый пример – используемый в прессе термин "потребительская корзинка". Если раньше она стоила 100, а теперь 200 – считаем, что усреднённый уровень инфляции – в два раза. Если же теперь стало 50 – значит, была двукратная дефляция… но так не бывает.– Быстро добавил он.– Кто ж такое допустит?

– То есть?– Не понял я.

– Инфляция есть величина, обратная уровню ума правительства, умноженному на его добропорядочность. Если инфляция большая – значит, правительство состоит в основном либо из безнадёжных тупиц, либо из негодяев и воров. Если инфляция очень большая – значит, из тех и других одновременно. Правительства ценятся по тому, как они умеют "сдерживать инфляцию", то есть – не воровать слишком много и не мешать работать – тем, кто создаёт национальный доход – слишком сильно.– Не выдержав, девушка, наконец, фыркнула – уж очень хорошо было сказано.– Дефляция же возможна, например, в случае, если правительство вдруг перестанет тратить деньги.– Невозмутимо продолжал Борен.– А налоги собирать будет. А поскольку такого правительства я себе представить не могу, то не будем говорить и о дефляции…– Он развёл руками, огляделся, и, кряхтя, устроился в углу на диванчике, приглашающим жестом призвав всех проследовать за ним. Собеседница его присела на край стола – так, чтобы он мог свободно любоваться линией её бедра, остальные расположились рядом – и беседа потекла дальше.– Да… так вот, мы говорили о том, что в реальном выражении цена билета не изменилась. Это значит, что, сравнивая её со всеми остальными ценами – на золото, хлеб, никель, ватрушки – и усредняя эту оценку, мы получим сегодня примерно то же самое, что и в добрые старые имперские времена.

– Так почему же транспортники всё время воют, что им не хватает денег?– Карой замер с нерешительной улыбкой в ожидании какого-нибудь экзотического ответа.

– Во-первых – просто по привычке, как всегда.– Хмыкнул Борен.– Во вторых – просто "на всякий случай": вдруг денег всё же дадут. Раньше ведь в таких случаях всегда давали, а проверить толком никто не умел и не хотел. Теперь тоже иногда дают. Но – реже. Заметно реже. Потому и пищат. Чаще и громче.– Продолжал он разлагольствовать на фоне улыбок окружающих.– На самом деле у общественного транспорта существует две проблемы: тупость организаторов и наглость правительства.

– И в чём же наглость правительства?– Подала голос подошедшая Ами.

– В льготах, девушка…– Вздохнул Борен.– В льготах… В пресловутых привилегиях… Правительство не знает, не помнит, или не хочет ни знать, ни помнить одну простую древнюю истину, заключающуюся в том, что…

– Кто сеет привилегии – пожинает революции…– Тихо вздохнул подошедший с Лидочкой Джакус.

– Во! Знает!– Не то удивлённо, не то обрадованно воскликнул Борен.– Дай лапу… Дай-ка, я пожму твою честную лапу, дружище… Я бы тебя хоть сейчас двинул в правительство – да, жаль, туда с такими носами не берут…

– Не смешно…– Поморщилась Калиа.

– А я разве говорю, что смешно?– Удивился Борен.– Это грустно, граждане… Это очень грустно…

– Что именно?– Подал голос Карой.

– Что в правительство таких не берут…– Вздохнул Борен.– Туда берут совсем других…

– Ну, сейчас шансы вроде изменились…– Пожал плечами я.

– Именно, мой друг, именно… Именно, что шансы, и именно, что вроде…– Вздохнул Борен.– Ну, да ладно: поживём – увидим… Изменится что-нибудь или нет…

– Так вроде ж меняется?– Несмело встрял я.

– Слишком быстро, друг мой… Увы – слишком быстро… По сути – это есть революция. С точки зрения истории… А я не люблю революций. Очччень не люблю…

– Почему?– Наивно-заинтересованному выражению лица супруги ошпаренного можно было позавидовать.

– Да потому, хотя бы, что я люблю покой. Для бизнеса нужен покой… Особенно – для крупного и честного бизнеса… Потому он и не приживается обычно, что редко покой бывает… И, чтобы выжить, ему приходится чем-то поступиться… И первое, что стоит в этой очереди, есть…

– Честность…– Иронично хмыкнул Джакус.

– А я люблю покой…– Согласно кивнув ему, продолжал Борен.– И не люблю лжи. В принципе. А потому терпеть не могу людей, которые лгут мне или вынуждают лгать меня.

– И кого же больше?– Откровенная ирония Джакуса была на грани приличий.

– Ты знаешь… А ведь даже не знаю…– Неожиданно задумчиво ответил Борен.– Сложные вопросы задаёшь, дружище… Мда… Покой… Как я хочу покоя… Как я устал от того, что приходится огрызаться от стай шакалов, пытающихся снаружи и изнутри растащить всё на мелкие части, разгрызть, уничтожить, прожрать, переварить и…– Он, обведя нас тоскующим взглядом, безнадёжно махнул рукой.– А тут ещё эти революции…

– Которые задумывают наивные гении, осуществляют честные дураки, а пользуются их результатом – отъявленные негодяи…– Устраиваясь поудобнее на диванчике, вздохнул Джакус.

– Браво, дружище, браво! И это знаешь…– Захлопал в ладоши Борен.– Да только эта сторона революций меня лично как-то не очень затрагивает.

– Почему?– Проявила живой интерес Лидочка.

– Да потому, красавица, что я не отношу себя ни к тем, ни к другим, ни к третьим…– Развёл руками автомобильный магнат.– И, по большому счёту, Все эти фокусы и глупости с бегущей да ревущей толпой влияют только на стабильность. Это – шторм на море, понимаешь? А можно в шторм ловить рыбку, а? А строить мол? А просто плавать по морю? А?– Ехидно задав последний вопрос, он затих, какое-то время ожидая ответа, затем сказал:

– Не знаю, как кто – но я лично люблю светлое море. Прозрачное. Солнечное. Когда видишь, кто ты и где ты есть. И кто тебя окружает. И чего можно от них ожидать. В шторм, в бурю – море иное. Чёрное, неприятное, непредсказуемое. В шторм, бывает, поднимаются нижние слои, где гниёт ил – и тогда вонь разносится на десятки миль вокруг… И плавать в бурю я не хочу – не говоря уже о мусоре, можно встретить и что-то более опасное – обломки, верёвки, прочую чепуху… И это всё перемешано в кучу и совершенно непредсказуемо… Где низ, где верх – непонятно… А в человеческом обществе… И, особливо – в государстве… Бури очень страшны… Ибо бывает, что, перемешивая слои, буря выносит наверх того, кто там быть совсем не должен… Бывает, в революционные бури люди, не годные даже для того, чтоб грести веслом, вдруг оказываются у руля… И тогда – смерть или муки. Всем. Кто не сумеет отстоять свою независимость от такого "рулевого"… И – проблемы тем, кто сумеет…– Вздохнув, махнул рукой промышленник.– Вот потому я и не люблю революций: они могут занести наверх того, кого в иное время я бы даже не принял на работу, чтобы не создавать проблем внизу. А что он натворит вверху? А если их много? А если их… все? Тогда – что?

– Это – про сейчас?– Ухмыльнулся Карой.

– Ну, зачем же так круто…– Удивился Борен.– Сплюнь, а то накаркаешь…– Он ненадолго замолк, задумавшись.– Сейчас, в общем-то, грех жаловаться… Вот кабы ещё быть уверенным, что он думает то же, что говорит… И что не изменится всё завтра – вдруг – ни с того, ни с сего, без какой-либо видимой причины… А пока – я с ним. Мне так удобно. Мне кажется, что я его понимаю.– Борен неуверенно пожал плечами.– Просто, зная немного людей,– он нехорошо усмехнулся,– я всё ещё боюсь в него поверить. Мда… Но – вернёмся к нашей проблеме.– Потряс он над головой указательным пальцем, как бы обвиняя всех в непозволительном уклонении от темы.– Так вот, если отменить – вот так, вдруг – наглость правительства и тупость управленцев, то придётся признать, что для решения транспортных проблем останется только лишь упразднить все льготы на проезд в общественном транспорте.

– До единой?– С каким-то озорным удивлением поинтересовалась подруга ошпаренного.

– Разумеется.– Изумлённо взглянул на неё Борен.– Речь ведь идёт не о том, кому давать, а кому не давать – Речь идёт о том, давать ли вообще. А давать их нельзя, ибо это выглядит просто как наказание транспортников. Или – дополнительный налог, если хотите… Я уже молчу про более тонкие вещи: сделали "льготы" в виде бесплатного проезда пожилым – так рокар теперь может просто не остановиться на остановке, чтобы не подбирать "бесполезный груз"! До чего мы дожили и куда идём? К вымиранию нации? В конце концов, если нашим достопочтенным законодателям так хочется помочь тем, кто действительно небогат – так пусть просто дадут им денег! А не обязывают это сделать других, которые сами едва сводят концы с концами!

– Например?– Оживился Карой.

– Да те же транспортники. Отрасль абсолютно и безусловно ликвидна. Но – на пределе. То есть – просто не трогай её, и она будет жить и нормально развиваться везде, где у руля не дураки. Сверхприбылей там не будет – не с чего, но и убытков быть не может…

– Ой ли?– Засомневался Джакус.

– Мы уже говорили о том, что цена билета сейчас адекватно та же, что и раньше, во времена Сонов. И раньше среди этих предприятий была масса таких, которые никогда не претендовали на дотации – и сейчас есть масса частных лиц, занимающихся извозом, и цена у них бывает даже ниже, чем в "официальном" общественном транспорте. Следовательно, говорить о неликвидности – по меньшей мере, глупо. С честной точки зрения. С точки зрения лжеца – удобно. И очень. А вот льготы… Да я бы, будь моя воля – заставил бы всех, кто принимал решения о льготах, просто платить транспортникам за реализацию этих льгот. Хочешь помочь малоимущему – помоги деньгами. Если у тебя есть. Если боишься, что он их пропьёт – купи ему билет. Единый. На целый месяц. И таким образом ты будешь "хорошим", заботящимся законодателем. Но – уже не за счёт транспортников.