Текст книги "Лира. Жизнь на грани миров (СИ)"

Автор книги: Аноним Katsurini

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава 9

Когда мы-таки выехали, я осмелилась спросить у сэра Джозефа про его дочь. Ли же перешёл на французский.

– Была у маминой подруги дочь. Мама мечтала, что мы поженимся. Но отец был против. Вот только дети решили за них. И лишь когда скрывать уже было поздно плод своего безрассудства, пришли к родителям с повинной головой. Отец, как истинный христианин, сказал, что грех я буду исправлять своим примерным супружеством.

– А кто твой отец?

– Священник.

Я закатила глаза. Мне вот только фанатиков и не хватает для полного счастья.

– Значит, вы поженились, – предположила я.

– Не совсем. Во время свадьбы невеста упала, начались роды. Отец кричал, что это знак дьявола. Невеста же родила девочку, а сама умерла от кровотечения. Так что вдовцом я стать не успел.

– А как твой отец отнёсся к внучке?

– Считает её исчадием ада.

– Правда? – не поверила я. Как можно?

– Но мама так не считает. Поэтому у нас с отцом произошёл конфликт. Он сыпал проклятиями. Я взял девочку к себе. Мама тут частенько пропадала.

– Но я так поняла, отец тоже живёт с вами.

– Он уже не может проповедовать. Поэтому я его забрал, при условии, что видеться с ним не буду. Да и мама под боком не помешает. За гувернантками и учителями следить надо, а мне некогда этим заниматься.

Вопрос только в том, как он раздобыл все эти сведения за время, пока я делала уроки? Или он узнал это от самого заменяемого, пока я на учёбе в училище была?

Я рассказала Ли про разговор с его матерью и желание показать меня лекарю. А ещё про отсутствие нижнего белья.

– А ещё, ввиду твоей истории, думаю, матушка хочет удостовериться, что я не тяжела.

Ли замолчал. Думает над возникшими трудностями?

Потом сказал адрес вознице. Когда мы оказались на месте, жених подал мне руку и повёл к какому-то доктору, как значилось на вывеске.

– Что вас беспокоит, мадам? – спросил лекарь – старичок с коротенькой бородкой.

– Ничего.

– Доктор, вы можете сказать, в тягости ли моя подруга? – спросил Лигат.

Лекарь так на меня посмотрел, словно обвинил во всех смертных грехах.

– Просто муж у неё умер, и могла ли она понести от него. Есть ли надежда... – добавил жених.

Взгляд доктора потеплел.

Он задавал неприличные вопросы, я старалась отвечать относительно честно, но согласно легенде. Что половую жизнь начала вести два года назад, когда первые лунные дни появились и много всего другого. Спросили меня и когда последний раз с мужем пытались зачать дитя. Пришлось соврать, что пару месяцев назад, перед самой его... И я разрыдалась...

Меня так же ощупали, благо, под юбку залезать не стали. И с миром отпустили. Я отчаянно краснела у лекаря. Списывали наверняка на смущение перед доктором. Но на самом деле мне было стыдно про такое говорить перед Ли, да ещё и нагло врать. У нас это считалось позором, если половые сношения происходят не с мужем. Девушки себя хранили, да и вдовы не пускались во все тяжкие. Но здесь правде не поверят. А доказательства моей невинности разрушат мою легенду, ведь девственных вдов не бывает. И как бы меня, как во времена инквизиции, не сожгли на костре. Отец Уитворта ведь фанатик. А ещё я так убедительно это делала, что на месте Ли сомнения у меня бы закрались, а не правду ли я говорю? Всевышний, как же стыдно! Я ведь порядочная девушка. Пока ещё девушка!

Ещё меня пощупали, померили температуру, заглянули в мой рот. Чувствовала себя лошадью при покупке.

Ли забрал бумаги себе, которые выдал лекарь.

Затем мы поездили по улочкам, где мне показывали разные производства. Всё это время жених общался со мной исключительно на французском. Я пробормотала, что дюже неловко перед ним было. Ещё подумает невесть что...

– Я вам доверяю, мадам, – сказал жених.

И вот поверил или нет? А пока домой не вернёмся, поговорить толком не выйдет.

Мы также посетили несколько фабрик, по делам Лигата. И я не осталась в кабриолете, а отправилась с ним.

Боже, какая вонь стояла там. Такое ощущение, что нужники вообще не чистились. Чуть в обморок не упала. Да и условия труда оставляли желать лучшего. Рабство. Самое настоящее. На меня же смотрели с ненавистью. Ли же, казалось, не замечали. Да и я б ненавидела богатеев, явившихся сюда либо поглазеть, либо использовать их труд. Приятного мало. И если хозяин вёл дела с другими предпринимателями, то вряд ли среди них были женщины. А значит, либо мне стало любопытно, либо... В любом случае, они живые люди, а не животные, запертые в клетках.

Условия труда были ужасны, рабочие вдыхали пыль, многие выглядели болезненно, на некоторых работали женщины и дети. Как эти хозяева добились того, чтобы люди шли на такую работу? На металлургических заводах было не лучше. Нестерпимая жара, полуголые мужчины, затхлый запах пота и испражнений.

Я была так ошарашена всем этим, что просто не находила слов. Ли периодами надевал очки. То ли, чтобы защититься от мелкой пыли, то ли ещё для чего.

И вот на одном заводе меня посетило видение, когда я увидела его владельца. Седого с бакенбардами мужчину, кого-то мне смутно напомнившего.

...Зубцы стены, выглядывающей из земли, которые начинают откапывать вот такие рабочие. Разве что все одетые, с головными уборами. Откапывают лопатами, весьма упорно. И руководит ими вот этот седой человек с бакенбардами или очень на него похожий. Постепенно проступают оконечности здания, и я узнаю металлургический завод своего города, полуразрушенный, засыпанный. Одно из инженерных сооружений откапывают в первую очередь, хозяин работников раздаёт указания на английском языке, велев ничего не трогать. Первым проникает внутрь. Затхлый воздух вызывает приступ кашля, но он с газовым фонарём идёт в помещение.

– Мадам Анри, Лизетт, – доносится знакомый голос, мне брызгают на лицо водой. Первым вижу Ли. Его глаза глядят обеспокоенно. Над ним вижу перекрытия завода. Он подхватывает меня на руки и выносит на улицу. Вот только легче дышать не становится.

Жених отнёс меня в кабриолет, велев вознице ехать в ближайший храм за городом.

Всё это время держал меня почти что на руках.

– Ли, – бормотал он, – держитесь!

Сам внёс меня в храм. Сразу же ощутила прилив сил. И крестик стал слегка покалывать.

Вот только к нам спешил священник. В отличие от наших настройщиков в белой форме, этот был в чёрной сутане и белым воротничком.

– Хотите пожениться? – спросил он нас. – Или вы исповедаться желаете?

Мы с женихом переглянулись.

– Исповедаться... – прошептала я.

– Тогда оставьте нас, – сказал священник.

Пришлось Ли покинуть меня, хотя я и вцепилась в его руку.

– Всё хорошо, – обнимая, прошептал он на английском. – Вам станет легче, мадам. Слишком многое вы сегодня повидали.

И в чём мне исповедоваться? Какие грехи я сегодня совершила с точки зрения католической церкви? Кроме лжи, которой я себя окружила, я не чувствовала более ничего.

Ах да, блуд, который был ненастоящим, осуждение Мари.

Но самое главное – я ничем не помогла рабам на фабриках, сославшись на то, что не в состоянии это сделать.

И я начала исповедь с того, что увидела, признавая свою вину за то, что не видела этого раньше. Исхудалые, голодные, бессильные люди, умирающие прямо в цехах и ради чего? Ради нас, чтобы мы носили дорогие наряды, ездили на каретах, строили паровозы и всё остальное?

На удивление, священник меня поддержал, считая, что прогресс – дело, неугодное Богу. Но я могу всё исправить, сделав пожертвование церкви или даже постригшись в монахини.

Я сказала, что подумаю.

– Есть ли ещё что-то, в чём ты раскаиваешься, дитя моё?

Ложь? Но эта ложь во благо нашей державы, чтобы мы не стали такими же рабами, как эти люди. Нет, в этом я не раскаиваюсь.

– Я солгала сегодня, Святой Отец!

– В чём же, дитя моё?

– В том, сколько мужчин было в моей жизни.

– А их было много?

– Двое, – призналась я. Отец да Ли, вот только ни оного я не познала в том виде, каком другие могут себе напридумывать. Но вслух этого сказать я не могла. – Меня считают падшей женщиной.

– А это не так?

– Нет.

– Бог всё видит, тебе не нужно ничего доказывать ему. Просто поступай, как он учит нас.

Я закрыла глаза, представив того дедка из отдела катастроф. Надеюсь, он получит сегодняшнее видение.

Отпустив мои грехи, священник проводил меня к выходу.

– А вы, молодой человек, исповедаться не желаете?

– Как-нибудь в другой раз, – пообещал Ли, помогая мне забраться в кабриолет. Мы тронулись. – Полегчало? – спросил он. – Вам не стоит посещать такие злачные места, мадам.

Я сглотнула. На дворе уже вечерело. – Едем домой, – сказал Ли вознице, а потом уже мне: – Определились, куда желаете вложить средства?

– Мне посоветовали церкви пожертвовать, а самой монахиней стать.

– А может, нам пожениться, мадам, я найду более достойное применение вашим деньгам, – вернул он шпильку.

– Мадам Уитворт? – я взглянула на Ли. С усами он мне больше нравился. Неужто он готов меня уступить этому Джозефу Уитворту?

– Лизетт Уитворт, – уточнил он.

– Это предложение? – с вызовом бросила я.

Начался дождь. Жених встал и закрыл нас тентом. Сквозь него возница ничего не мог видеть.

– Так что, мадам?

– Я подумаю.

Он это серьёзно? Я его совсем не понимала. Мы с этим мужчиной по легенде познакомились только вчера. Он провёл со мной ночь и решил жениться? Бред! Тогда что это было? Хочет обстряпать связь этого Джозефа и чью? Мою или той вдовы, которую я заменила?

В любом случае, на сегодня мне впечатлений достаточно!

Голова гудела. Живот сводило от голода, хотя мы и перекусывали какими-то пирожками, которые принёс возница, пока мы ходили по разным предприятиям. И при всём при этом, я клевала носом.

Тряска всё же ощущалась, хотя не так, как в каретах. И я уснула, пока ехали в замок.

Проснулась я от сладких запахов, от которых текли слюнки. Было утро. Солнышко ласково светило в окошко. А на душе птички поют. Что со мной такое?

– Доброе утро, Ли, – поздоровался вошедший с подносом жених и говорит на русском. Окидываю спальню любопытным взглядом. Не замок. Хотя... Я б не сказала, что наши дома уступают своими высокими потолками, лепниной, вентиляцией. Разве что каминов нет, зато печи.

Живот призывно заурчал.

– Доброе, Ли, – улыбнулась, потягиваясь. – Почему Ли?

– Так совпало, что имя твоё начинается так же, как у Лизетт. И я могу тебя называть родным, не боясь, что нас раскроют.

На подносе стояла греча с тушёнкой. Паёк военных. А какие запахи... Мммм...

На подносе находились две полных тарелки, две кружки с чем-то горячим и приборы.

Я такой вкусной каши отродясь не ела. Уплела её быстро, а жених мне свою тарелку подсовывает, так и не притронувшись. Отказываться не стала.

Он вышел и притащил кастрюлю целиком. Наложил себе в мою тарелку и начал есть, то и дело поглядывая на меня.

Третью тарелку я просить не стала. Переесть только и не хватает!

Компотом я тоже наслаждалась, даром что горячий. Обняла кружку двумя руками и грелась, вдыхая аромат сухих плодов. Я хотела встать да помыть посуду, но меня повело. Жених едва подхватил.

– Надо тебя целителю показать.

– Со мной порядок.

– Я вижу. Давно у тебя недомогания?

– Как ты появился в моей жизни недавно, так и появились.

– А ты случаем не тяжела?

Я кинулась на него, возмущённая его предположением, он удержал поднос с тарелками, но успел удрать из спальни.

– Как ты можешь так говорить! – всхлипнула я. – Сам втравил меня во всё это.

И я разрыдалась, свернувшись в позу дитятка в утробе матери на диване. Ощутила, что кто-то гладит по волосам.

– Да пошутил я, – сказал он.

– Когда замуж предлагал, тоже шутил? – не осталась я в долгу.

– Нет. Неправильно мы с тобой начали.

– Так сам всё испортил.

Развивать тему не стал, предложил:

– Садись, причешу.

Странно, но я послушалась. Наверное просто была разбита морально, хотелось заботы. Он распустил мою растрёпанную косу, начал водить щёткой по волосам. А мне вдруг так спокойно стало и приятно, порою, правда, щекотно было, и кожу стягивало на голове, будто тёртое яблоко ем. И когда он закончил, непроизвольно вырвался вздох разочарования.

– Иди сюда, – сказал он, открывая объятия.

– Ты невыносим!

– Ты шарахаешься от меня, – не остался в долгу он. – Поэтому сама сделай шаг навстречу. Хотелось объятий, очень. И я поддалась соблазну.

В его объятиях было так уютно, он тихонько гладил по спине. Все трудности отступили. Казалось, есть только я и он.

– Пора ехать на учёбу, – разрушил он такой прекрасный миг.

Я, нехотя, отстранилась.

– Закрой глаза, прошу, – сказал он. И я послушалась. Ощутила, как проводит мозолистой рукой по щекам, вытирая слёзы, а потом нежное прикосновение к губам. Приятное, до дрожи в коленках.

Закончился поцелуй так же внезапно, как и начался.

Я разочарованно открыла глаза.

– Поцелуй меня, – тихо попросил он. Я хотела возмутиться, но он приложил палец к моим губам. – Сама.

Стало отчего-то страшно. Хотела вскочить, но он сидел так невозмутимо, расслабленно, хотя военная выправка чувствовалась даже сейчас, что я тихонько потянулась к нему.

– Закрой глаза, – попросила я, смутившись.

Он улыбнулся и закрыл.

Неумело прикоснулась к его губам и... Не смогла оторваться. Просто в меня хлынул такой поток энергии, а я была такая изголодавшаяся, что лишь жадно пила, пока не напилась вдоволь. Отстранилась, хотя желание продолжить осталось. Энергия бурлила во мне.

– Что сейчас было?

– Похоже, что наша с тобой энергия закольцована друг на друге. И я твою энергию пил поцелуями, а ты – нет. Поэтому и не восстанавливалась полностью.

– Что же, мне теперь чуть что лезть к тебе с поцелуями? – возмутилась я.

– А тебе так противна сама мысль об этом? – не остался в долгу он. – Переодевайся, отвезу в училище.

– У меня не было тренировки во воинской подготовке.

– Я проведу занятие во время французского. Договорюсь, что тебя освободят от него.

– Правда? – обрадовалась я. Если честно, не любила французский. Учитель – носитель языка – мне не нравился. Всё время сальными взглядами скользил по девушкам. И хоть не позволял себе лишнего, но ощущение было, что раздевает тебя во время ответа, а ты стоишь голой перед ним.

– У нас потом динамическая метеорология.

– Я знаю. Твоё расписание выучил.

– А нас точно не хватятся, пока мы здесь?

– Мы сегодня дома не ночевали. Так что...

– А твоя мама волноваться не будет?

– Я отослал возницу домой, он предупредит Джейн.

Мы сели в коляску, и я – за руль.

– Как тебе Джейн?

– Никак.

– Она о тебе заботится. У тебя ведь не было матери, неужели не приятно?

– Лира, это всего лишь задание. Я стараюсь не привязываться.

– А Луиза? – неужели его общение с девочкой было наигранным?

– Я люблю детей. Это возможно попробовать себя в роли отца. Тренировка перед собственными детьми.

– И ты к ней ничего не чувствуешь? – про то, что ли имеет в виду наших детей, не хотелось думать.

– Забавная девчушка. И ей не хватает родительской любви.

– Она привяжется к тебе. А потом вернётся настоящий отец и что тогда?

– Знаешь, лучше хоть сколько-то быть любимым, чем вообще этого не иметь никогда.

– А эта слезливая история по поводу вашей женитьбы?

– Ты правильно подметила. Эта история была для вдовы рассказанная. Сомневаюсь, что Джозеф когда-либо любил маму Луизы. Обрюхатил – это да. Не удивлюсь, если подстроил падение её матери в надежде потерять это дитя и не жениться.

– И Луизу не он забрал?

– Там скандал был. Родители потеряли любимую дочь. Девочка выжила. Джейн дружила с матерью несостоявшейся невесты. Она и настояла, чтобы сын взял девочку к себе. Признать своей дочерью незаконнорожденного младенца он не мог, но дать хорошее воспитание и образование – вполне, при условии, что все заботы возьмёт на себя мать. Она практически поселилась здесь.

– А отец?

– Отец проклял девочку, и это проклятие стоит показать нашему Змеевику. Вдруг сможет блокировать. Жаль ни в чём неповинное дитя.

Мы как раз въехали на территорию училища, поэтому разговоры пришлось прервать.

Мы с женихом едва успели поменяться местами.

– Ли, здрав будь! – ему постовой пожал руку. – О, не знал, что наша Лира уже обзавелась поклонником.

– Здоров, – Миха, ты свой роток не разевай на чужой кузовок! Лира – моя жена! – припечатал он.

Постовой аж присвистнул.

– И когда успел?

Я же, пока выдалась возможность, изучала домашнее задание по климатологии, которое сделать не успела. Остальное задание уже было в училищной базе, с планшета всё передалось. Очень удобно!

Что-то я восстановила по памяти ещё вчера, что-то сейчас читала в учебниках на моём браслете. И хоть климатология у нас будет лишь через седмицу, спецпредметы связаны друг с другом, и выполнять надо сразу, как задали их.

Мужа пропустили на землю училища, он подвёз меня к корпусу прогнозистов. Поставил коляску на стоянку и пошёл вместе со мной.

– Ты куда? – забеспокоилась я.

– Надо в читальню сходить, прокачать твоих книг да на твою специальность, утвердить все изменения в расписании. Постараюсь успеть до первого урока подойти к тебе.

– З-зачем? – вот только светить перед другими девочками своим женихом мне и не хватает.

– Сообщу, разрешили ли забрать тебя с французского и куда прийти для тренировки.

– А, – успокоилась я. Это действительно важно. Можно и пережить интерес девочек ради такого.

Вскоре я пришла к кабинету математики и стала дочитывать климатологию. Потом Тоня пришла и другие девочки. Стали делиться впечатлениями от вчерашней практики. В общем, я и думать забыла о Ли.

За десять частей до начала урока нас запустили в класс.

Ли заглянул в класс, прошёл к учителю, поздоровался за руку, что-то сказал, потом ко мне.

Девушки завистливо вздохнули и тут же зашептались.

– Буду ждать тебя в зале военной подготовки, на французский вообще не идёшь, – шепнул муж на ухо.

– А если спросят девочки? Или учителя встречу?

– Скажешь, что и от французского освободили. С учителем веди себя так, как будто он у тебя не преподаёт. Здоровайся и всё.

– А если спросит что?

– Лира, он у тебя не преподаёт больше. Тебя в списках на французском не будет. Ты не обязана ему ничего отвечать.

Я кивнула, а Ли покинул класс, девушки стали спрашивать меня, кто этот красавчик, и тут прозвенел звонок.

Глава 10

После второго урока я отправилась в другое крыло нашего корпуса, в надежде, что наши пути с учителем французского не пересекутся. Объясняться с ним не хотелось. Но то, чего боялась, произошло.

– Лира! Спешишь ко мне на урок? – задал вопрос на французском учитель. Он считал, что мы должны с ним практиковать французский всегда, что, впрочим, было обыденным для всех учителей иностранных и родных языков. Да и с девочками мы переходили с одного языка на другой частенько на переменках. И преподаватели спецпредметов вели на техязыках, на которых учебники писаны. В последнее время для этого использовались тартарский и арабский, поскольку те провинции, провозгласившие свою независимость от нас эти языки не уважали, а вот военные – очень даже.

– Отнюдь! У меня сейчас другой урок, – возразила учителю Дезире.

– Разве ты не из группы прогнозистов второго курса? – он посмотрел на журнал, который нёс.

– Да, из этой группы. Но у меня расписание немного отличается от остальных.

Он скользнул по мне плотоядным взглядом, от которого стало мерзко. Остановился на моей груди.

– С чего бы это?

– Муж ревнует, – выдала первое попавшееся, чем можно было его осадить. – Оставил мне лишь старичков учителей, а остальные предметы сам собирается вести, – отчасти это была правда, за исключением военной подготовки, которую вели вояки, уволенные в запас.

На лице француза появился ступор.

– Муж? Ты замуж вышла? – и такоехудивлениеэвхголосе, будто он считал меня страхолюдиной, которую никто никогда замуж не возьмёт. Стало обидно и одновременно захотелось похвалиться мужем.

– Да, – и показала кольцо на пальце. Его я не снимала. В наряде вдовы присутствовали перчатки, скрывающие кольцо, а сверху на тот же палец мне надевали перстень с рубином.

– И кто этот гений, что заменил уроки французского? – небрежно спросил он, не сомневаясь, что тот и в подмётки ему не годится.

– Лигат, – сказала я, пройдя мимо учителя.

Мне показалось, или он споткнулся?

Учитель Дезире мечтал охомутать одну из учениц, поэтому к девушкам он был строг, требуя безупречного произношения, и в то же время всё норовил кого-то оставить на дополнительные занятия. Но это было военное училище, а Дезире военным не был, хотя считалось, что до сих пор предан нашей стране, хотя Франция уж давно отделилась. Ну а дочери военных выходят замуж почти всегда за военных, себя мы храним до свадьбы, а ещё изучаем военную подготовку. Возможности у Дезире просто не было. Хотя... он не сдавался.

У нас в группе одна девушка ещё в прошлом году замуж вышла и... взяла академ отпуск сразу после окончания первого курса. От боевой подготовки её освободили, ведь она была в тягости.

К концу обучения почти все девушки выскакивают замуж, ведь лучший возраст для замужества считался от семнадцати до двадцати лет.

– Извините, я спешу, – и побежала в нужном мне направлении.

Запасная форма у меня была с собою, а тренировки проходили в том же одеянии, что и остальные уроки, но не все. Были и такие, когда следовало надеть длинный без разрезов сарафан, иногда даже обтягиващий, сковывающий движения.

Я положила свою сумку в шкафчик и направилась в зал.

Ли уже находился там.

Стоило мне переступить порог, как началась разминка. В неё входило уворачивание от заклинаний. После разминки тренер показывал приём и начинался поединок с напарницей и самим тренером.

Сейчас же, через тридцать частей после разминки, Ли подозвал к себе.

Я молча готова была внимать учителю.

– Поцелуй меня, – сказал он.

– Разве это входит в тренировку? – удивилась я.

– У тебя будет входить.

Спорить не стала. Просто выпила его энергию, а потом он испил моей.

Приёмы, которые он показал, были весьма жестоки, но ко всему прочему Ли велел надеть одно из чёрных платьев поверх. Оказалось очень неудобно, жарко, и вообще... Но щадить меня никто не собирался, хотя больно не сделал мне ни разу. К концу тренировки я не могла пошевелиться от усталости.

И Ли, наклонившись надо мною, велел вновь целовать его. Силы тут же восполнились. Странно было то, что отдавая ему свою энергию, я не чувствовала упадка сил, потому что тут же восполняла его энергией. Это было так удивительно, что я не могла сопротивляться предложенному искушению.

Испив, я отправилась в душ и переодеваться. Времени имелось не так много до следующего урока по метеорологии, поэтому пришлось поторопиться.

Выходя из раздевалки, встретила Ли.

– Я ухожу. Откуда тебя забрать?

– Из дома, – ответила я, подразумевая его квартиру. Хотелось хоть немного свободы. В Англии она отсутствовала вовсе. Городу нашему тоже неизвестно, сколько осталось жить. Жаль, к отцу съездить не успею. Я уже скучала. Да и с Тоней мало общаюсь в эти дни. Впереди, правда, обед, успеем во время него немного посплетничать.

В обед Тоня прилипла ко мне, не желая отпускать:

– Так, давай рассказывай, подруга!

Я и сама хотела поделиться, да нельзя было. А лгать родным – и того хуже. И пусть Тоня не принадлежала моему роду, но всё равно близкий человек. Это шло вразрез с совестью. Так нельзя поступать!

– Хорошо, спрашивай, но отвечать буду лишь на то, что посчитаю нужным.

– Я так не играю?

– Тонь, это личная жизнь, уверена, и у тебя будет нечто такое, личное, чем ни с кем делиться не захочешь.

– Ладно, в первый раз больно?

Она знала, что спросить!

– Думаю, у каждого по-разному.

– Ну а у тебя?

– Следующий вопрос!

– Ну что тебе стоит признаться? – надула она губы.

– Следующий вопрос!

– Ну а целоваться? Каково оно?

И я покраснела насколько это было возможным. Но посчитала, что правильным будет ответить.

– Знаешь, по-разному. Если против воли – приятного мало.

– Он тебя против воли брал? – тут же ухватилась за слова сестрёнка.

Вспомнила, как закинул меня на кровать.

– Не смог, не на ту напал! – с гордостью молвила я. – Так что, подруга, учись себя защищать!

– Правильно, – поддержала она. – Ну а поцелуи? Если по доброй воле.

– Упоительны, – поделилась впечатлениями и сразу же захотелось ощутить его нежный поцелуй, и самой пить.

С трудом вырвалась из грёз и принялась поглощать пищу. Физические силы мне не помешают!

– А это правда, что муж приревновал тебя к молодым учителям? – вдруг задала вопрос Тоня.

А я чуть не подавилась. Кажется, кто-то пожаловался на меня.

И что вот ей сказать? Если отвечу "нет", значит, придётся объяснять, почему не хожу на иностранные языки и боевую тренировку.

– Мне пора, – я встала из-за стола. – Муж скоро освободится, расписание у меня насыщенное.

И хоть для всех, кроме моей семьи, Ли являлся мужем, а не женихом, с каких это пор я стала его мужем величать при сестрёнке?

– Кстати, Андею дали квартиру. Мы переехали к вам окончательно, а ещё, кажется, братец влюбился... – вывалила всё разом Тоня.

– Здорово! Мне правда, пора. Надеюсь, повидаюсь вскоре с вами, когда ненужно будет никуда спешить.

Я отнесла свой поднос с грязной посудой в стряпчую, и вернулась к столику за сумкой.

– На выходных сможешь? – спросила она.

– Спрошу у Ли, какие у него планы.

Обнялась с подругой и, пожелав удачи, пошла на выход.

Народу, несмотря на день, было много в трамвае. Все куда-то спешили, но на лицах мелькали улыбки. Молодые ребята бурно обсуждали какие-то математические основы, к ним присоединились люди в возрасте.

А я старалась запомнить эти мгновения. Этих случайных людей. Женщину с двумя детьми, бабушек, о чём-то сплетничавших, мужчину средних лет в форме монтажника, этих одухотворённых учащихся. Проезд был бесплатным, чего не скажешь об Англии и Франции.

Вдыхала запахи, слышала и чувствовала, как стучат колёса по рельсам на стыках. Смотрела в окошко, любуясь зелёными деревьями, конными повозками, самодвижущимися колясками, работающих на электричестве. Воздух был чистым, как и улочки. Везде стояли урны, никакой грязи или мусора, никаких помоев. Все пятиэтажки были построены в одном стиле, но каждый дом по-своему украшен, расписан. Нашему городу уже не одна сотня лет, но до сих пор он выглядит будто только построен. Я уже тосковала по этому месту, которое успела полюбить за те пять лет, что мы с отцом здесь живём. Вечером зажгутся фонари, вывески, город приобретёт особое очарование. Все улицы подсвечиваются, безопасно гулять ночами, хотя детям до восемнадцати лет не положено после десяти. Жаль, вечерами я там, далеко в Англии. Грустно. Сколько осталось времени для этого города? Сколько мне ещё выполнять задание?

Я не сразу услышала объявлялку остановок. А когда до меня дошло, что это моя, выскочила в последнее мгновение.

Через минуту я уже была у дома Ли, проскользнула внутрь мимо домовладельца, пожелав ему доброго дня.

– Я, гляжу, ваш муж вернулся из командировки, – сказал он. – Его вещи уже пришли. Заберёте?

– Да, конечно, – я поставила свою подпись в бумагах, домовладелец нажал кнопку подъёмника. Самодвижущаяся тележка с вещами подъехала к дверце подъёмника.

– Пойдёте пешком или прокатитесь в подъёмнике?

– А можно? – вдруг спросила я, вспомнив детство. Подъёмники использовались в высотных зданиях, таких как военное училище, да и то, для поднятия в башню. А в обычных домах лишь для стариков, мам с колясками да грузов. Папа лет пять назад покатал меня при переезде.

Домовладелец кивнул. Я вошла внутрь. Закрылись двери. И сердце ухнуло в пятки. А спустя пару долей мы остановились, двери открылись.

Тележка выехала и подъехала к квартире Ли. Двери распахнулись, и она заехала внутрь. Раздался щелчок, а потом коробки стали одна за другой съезжать по скату на пол.

Ли просматривал какие-то данные на экране вычислителя, встроенного в стену.

– Твои вещи прибыли. Командировка окончена? – спросила я с порога.

– И тебе доброго дня! – оторвался он от экрана.

Тележка выехала, двери за мной автоматически закрылись. Почему эта система не работает, когда ты подходишь к двери? Лишь для погрузчика.

– Добрый день, – не стала отвечать на колкость, вспомнив, что я покладистая невеста.

– Нет, командировка не окончена. Просто начальство решило, что лучше будет, если база наша будет дома. Предлагали нам большее жильё, я сказал, что подумаю. Что скажешь?

– Ты меня спрашиваешь? – удивилась я.

– А кого? Домовладельца спросить? Тебе хочется жить в более просторной квартире или нет?

– А тебе? – ответила вопросом.

– Мне без разницы.

– Тут неплохо. Нет смысла переселяться в новое жильё, через полгода мы всё равно разбежимся.

– Ладно, значит, остаёмся здесь. А потом видно будет.

И не поймёшь, то ли вновь на своём стоит, то ли согласился со мной. Ну да ладно. Развивать тему не стала.

– Уходим? – спросила я, переодевшись в отмытое и просушенное чёрное платье.

– Погоди, я ещё не закончил, – сказал жених, повернувшись к экрану.

– А чем ты занят? – мне стало любопытно.

– Изучаю данные со спутников.

– А мне можно посмотреть? – я встала к нему за спину.

– У меня от тебя тайн нет.

Похвально. Я смотрела на подсвеченные разными цветами карты Европы.

– Это что за цвета?

– Руда, сплавы разные.

– И спутники всё это видят?

– В недрах земли – нет. А вот снаружи или внутри зданий, если определённой защиты нет, то видят. Ты что решила?

– Ты о чём?

– Замуж выйдешь за меня?

– По-настоящему?

– По бумагам – да.

– Но ведь это будем не мы, а некая Лизетт, и Уитворт.

– Ты права.

– И как же мы в храме будем давать клятвы?

– Поженим настоящих Лизетт и Уитворта.

– Зачем тебе это нужно?

– Чтобы прибрать к рукам твои деньги, Лизетт.

– Допустим. А что дальше?

– Дальше ты станешь хозяйкой моего замка, будешь заниматься своим делом, возможно с Луизой подружишься.

– Но когда задание закончится... Что станет с Луизой? Я не хочу, чтобы она страдала.

– Она нужна разве что бабушке, – возразил безэмоционально он.

– Это не значит, что её можно использовать! – возмутилась я.

– Мы могли бы её удочерить, – сказал Ли, вдруг развернувшись ко мне лицом и усадив к себе на колено.

– Ты жесток!

– Почему?

– Зачем ты меня дразнишь?

– Я полностью серьёзен. Да и не известно, сколько продлится задание. Может и несколько лет, которые не пропадут даром. А Луизе можно сделать оберег, который сохранит связь с нами, как её родителями, – он говорил тихо, его губы были так близко. А тут он протянул руку и вынул шпильки из моих светлых волос. Парик я не успела надеть. Волосы водопадом накрыли всю спину. Соблазн поцеловать его был велик. Поэтому я решила отвлечься.

– У меня были ещё два видения, – молвила я, переводя разговор в другое русло.

– За эти два дня?

Я кивнула. Как-то слишком часто.

– Да. Одно вчера, когда в училище поднималась к Змеевику и мне показали через телескоп космос.