Текст книги "Из-под снега (СИ)"

Автор книги: Аноним Чоргорр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Вильяра согнулась пополам, сдерживая приступ безумного хохота:

– Младший Наритьяра! Позвал! Представляешь? Этот выползок говорит, его тоже подчинил Средний.

– Не врёт. Почти. Что ещё он сказал? – Латира дышал тяжело, на побледневшем лице выступила испарина. Конечно, беготня по лестнице раненому не на пользу, но если древний Камень так щедр, как говорил старик, то обойдётся без вреда.

– Они с Нельмарой, вроде, оба на ярмарке, и якобы знают, как остановить "качели". Нельмара собирается что-то петь, они объявили общий сбор, где обычно.

Латира устало привалился к стене, прикрыл глаза. Вильяра уже собиралась окликнуть старика, когда он сказал:

– Да, Нельмара всё подтверждает. Значит, мы идём к Камням за силой, а оттуда прямиком к ярмарке. Ты согласна, малая?

– Нет, старый, давай-ка перед ярмаркой заглянем в дом у Синего фиорда. Хочу забрать оттуда Нимрина, пока его не убили. Что-то мне за него тревожно.

– Мне кажется, твой Иули сам кого угодно убьёт, но если ты беспокоишься, конечно, мы заглянем туда, – Латира глубоко вздохнул, тряхнул головой и припустил вверх по лестнице, так что Вильяра едва за ним поспевала.

А вот и выход на поверхность – зачарованная, неприметная снаружи дверка в скале. Вот и продуваемый всеми ветрами гребень отрога. Латира от двери завёл приветственную песнь – неужто уже поймал поток силы? А Вильяра пока вообще ничего не чувствовала, и даже когда провалилась в выдутую ветром яму у небольшого, по грудь, валуна...

– Пришли!

– Он?! Никогда бы не подумала!

По слову Латиры мудрая возложила руки и пропела приветствие незнакомому Камню от хранительницы угодий... Точно! Тепло! Будто пушистая шкура сразу укутала Вильяру, укрыла от пурги. А Латира подошёл сзади, положил руки ей на плечи (на ровном месте не хватило бы роста, снежный наддув помог) и спросил:

– О мудрая Вильяра, пойдёшь ли ты в круг одна? Или позволишь мне назвать тебя своей временной ученицей и проводить туда?

– Как это, ученицей, старый? У меня же есть... Был наставник?

– В дни моей молодости говорили, что первому наставнику – первый поклон, однако мудрому позволительно и полезно учиться всю жизнь. Если ты сейчас согласишься, тебя это ни к чему не обяжет. Мы лишь засвидетельствуем пред лицом стихий то, что уже существует между нами. Ты спрашиваешь советов и учишься, я советую и ещё многому могу тебя научить. Не так ли, мудрая Вильяра?

– Да, о мудрый Латира. Вообще, ты должен был быть на месте Старшего Наритьяры. Мудрый обязан в меру сил исправлять свои ошибки. Так что давай уже, учительствуй.

– Ну, тогда подпевай!

Из небольшого валуна получилась такая же скромная каменная калитка, но когда двое мудрых гуськом протиснулись в неё, обоим пришлось резко сощурить глаза: внутри круга с ослепительного неба сияло огромное летнее солнце, а под ногами росла густая трава с россыпями цветов. Круг настолько одичал без разумных, что позабыл внешнее время года и суток, являя долгожданным гостям летний полдень, когда был зачарован. Мудрые шли и пели, потом, почуяв средоточие силы, остановились, встали спина к спине и продолжали петь, медленно поворачиваясь посолонь. Имена камней сами рождались в уме, вплетались в песнь. Сила переполнила Вильяру без привычного умопомрачения. И радость – доныне неизведанная... Пропев имя тридцать шестого камня, последнего в кругу, колдунья очень тихо спросила:

– Это с самого начала так можно было, старый? Мой наставник просто не захотел?

– Да. До него новопосвящённых вводили в круг только так. Прочие игрища – для сильных и опытных мудрых, по обоюдному согласию. И охотников мудрые раньше в круг не таскали, не полезно это ни телу, ни разуму... Ты права, малая, ошибки нужно исправлять... Куда мы теперь? К фиорду? Ты ведь знакома с теми Камнями?

– Как же не знакома, они были мне первыми! Изо льдов посвящения – к моему вымершему дому, наставник очень хорошо всё продумал.

Странно: здесь и сейчас, посреди внезапного лета, Вильяра не чувствовала ни горя, ни злости. Она могла о чём угодно думать и говорить спокойно, с лёгкостью отслеживая цепочки причин и следствий, проницая за поступками и событиями хитросплетения замыслов.

– Старый, если мы не собираемся петь тут Усмиряющую Стихии... А я думаю, пока рано... Я уверена, нам пора идти. К дому у фиорда, поскорее.

– Да, я тоже думаю, что Усмиряющую – рано. Идём. Запоминай новую песенку и тяни путеводную нить к своим камням.

Померк ослепительный летний свет, мороз перехватил горло, и Вильяра запела новое приветствие, уже другому кругу. Мудрая не хотела обижать свои первые Камни, они не виноваты, что делал здесь с нею наставник. Латира подпел Вильяре, знакомясь с кругом, а больше им тут незачем было задерживаться.

Тропу от Камней вниз замело и продолжало заметать. Чтобы не тонуть в сугробах, преисполненные силой мудрые запели летучую песнь и тут же обратились в два снежных вихря. Пурга из помехи стала подмогой, ветер – попутный. Так бы и мчаться до ворот дома, но вихрь-Вильяра, отлетев на сотню шагов от Камней, закружил на месте и рассыпался, вновь обернувшись женщиной.

– Латира, смотри! – мудрая выхватила из сугроба обугленный череп с ножом в глазнице, пнула ещё какие-то горелые кости. – Клянусь летним полнолунием, это был Средний Наритьяра!

Латира уже стоял рядом, принюхивался и осматривался:

– По зубам узнала?

Вильяра фыркнула:

– Ага, улыбочку ни с чем не спутаешь. А следов ворожбы почему-то мало, и какие-то странные...

– Готов поклясться солнечным затмением в середине зимы, убил беззаконника твой Нимрин! Вот это, несомненно, след его меча, – старик подобрал кусок наискось рассечённой плечевой кости, потыкал пальцем в идеально ровный срез. – Ни один клинок Голкья не разрубит так, только чёрная сталь из-за звёзд. И я чую, тёмный колдовал здесь. Не повезло поганцу с новой игрушкой, ох, не повезло!

Вильяра пошла расширяющейся спиралью, загребая ногами снег и напевая возвращение утерянного. Выкопала маленький ножик южной работы, чистый, без следа крови, и больше ничего. Вернулась к месту смерти беззаконного колдуна – Латира всё ещё рылся в обугленных костях, напевая какое-то незнакомое заклятье.

– Старый, кроме этой падали, тут никого и ничего. Меня беспокоит, насколько не повезло с поганцем Нимрину, и где он сейчас? – Вильяра полезла в поясной кошель за волоском для поиска.

– Не трать запасы, малая, позови его. Вдруг, теперь он тебя услышит?

Ромига шёл по коридору сторожким шагом разведчика. В доме было нехорошо. Нет, обострённые чувства нава не улавливали присутствия в ближайших пещерах кого-то живого и недружелюбно настроенного. Если где-то и был переполох, то далеко, отсюда не слышно. Что именно не так, понять пока не удавалось. Мули тоже ощущала неладное: снова приникла к Ромиге, мелко дрожала и не пыталась высвободиться.

Он не стал возвращаться в комнату, где его держали взаперти, и где остался труп Арайи. Девчонка, вероятно, ужаснётся виду мертвеца и может с перепугу выболтать что-нибудь интересное, но она и так пуганая. Ромига искал место, чтобы поговорить с Мули в более-менее комфортной обстановке. Лучшие покои, по логике вещей, должны принадлежать хозяину, и там же может найтись немало любопытного. А защита, скорее всего, сдохла вместе с беззаконным колдуном.

– Мули, в какой комнате жил Великий Безымянный?

– З-зачем тебе, оборотень, покои мудрых?

– Затем, чтобы узнать больше о том, кого я убил, и воздать должное его памяти, – Ромига поймал боязливо-недоуменный взгляд и добавил. – Так полагается по нашему, оборотнёвскому обычаю. Ты говоришь, покои мудрых, не мудрого? Там жил не только Наритьяра Средний?

– Там жили трое, трое мудрых нашего клана. Иди вперёд, оборотень, пятая дверь по левой стороне.

Первая из пяти дверей была Ромиге знакома: именно туда он не хотел возвращаться. Идя мимо, спросил девушку:

– Что за этими дверями, Мули?

– Здесь жили гости, гости мудрых. А может, и сейчас живут.

– Они пришли и остались здесь по доброй воле?

– Я не знаю, оборотень, тётки служили им. Тётки и бездомный Арайя. Я приходила к Великому со стороны жилых покоев, мне не велено, не велено было заглядывать дальше, – говорить девчонке явно было легче, чем молчать, тишина в доме неприятно давила.

– Твои тётки не говорили, есть ли здесь кто-то сейчас?

– Есть, есть, точно есть, но я не знаю, где именно. Они кого-то лечили, мои тётки, они наши лучшие знахарки. Потом ещё кому-то они носили еду, самую лучшую еду, самую почётную. Мули тоже добыла себе такую, Мули – воительница.

Ромига переспросил, не меняя доброжелательно-любопытного тона:

– Воительница, не охотница?

Мули от гордости чуть разрумянилась и почти перестала двоить слова:

– Да, я воительница клана Наритья, дома Вильгрина! Моя первая дичь была разумной, она далась мне нелегко. Трудно было сначала убить двуногого, только потом – его зверей. Но Мули – одарённая колдунья, никто ничего не почуял, пока я своим маленьким острым ножиком не зарезала их всех-всех-всех! Странник был большой, я ела его в снегах три дня, остальное потом отвезли домой.

Девчонка хвасталась живоедством так самозабвенно, что Ромига снова готов был усомниться в её вменяемости:

– Мне говорили, охотники Голкья не добывают себе подобных на еду?

Мули охотно пояснила:

– Так было, было, пока наши мудрые не провозгласили новый закон. Кто кого ест, тот над тем и господин! Прежде охотники господствовали над всеми живыми, кроме белых зверей, которых держали почти за равных. Но ныне Наритья, достойнейшие из охотников, призваны встать выше других двуногих и принять силу, подобную силе мудрых, дабы сотворить на Голкья вечное лето. Устами Великого Безымянного само Солнце повелевает нам подтверждать нашу избранность каждый раз, когда мы садимся за трапезу. Разделив её с нами, любой одарённый может присоединиться к клану избранных, но сперва, конечно, он станет младшим слугой в домах Наритья. Скоро, скоро мы обретём силу, и зима отступит...

Ромига не единожды наблюдал этот пламенный взор и пафос в исполнении человских фанатиков или масанов Саббат. Да, девчонка верила всему, что вещала, безрассудно и безоглядно повторяя чужие слова. Она следовала новому учению с жаром юности. Она готова была убивать за провозглашённую анонимом "истину". Вот что с такой делать? Прирезать самому из жалости, или отдать на суд мудрых? Голосок Мули звенел под сводами, потом она вдруг осеклась, её затрясло, глазища наполнились слезами.

– Ой, нет! Не отступит больше зима, не отступит! Ты же убил, убил, убил наше Солнце, оборотень. Теперь зима – до самого конца, ужасного, жуткого конца. Стихии встанут на дыбы и всех-всех-всех затопчут, как подстреленные шерстолапы...

Девчонка снова рыдала и билась в истерике, нав прилагал немалые усилия, чтобы удержать её и при том не помять.

– Мули! – резкий окрик и чуть-чуть магии. – Кто за этой дверью?

– Не знаю.

– Тише, я буду слушать.

Мули замерла, будто пришибленная (примерно так и было). За второй, третьей, четвёртой дверью – никого живого. Ромига сперва слушал и сканировал, потом откатывал каменные заслонки, заходил внутрь. Нигде не заперто и не зачаровано: уже? Из одной комнаты недавно кто-то смылся, похоже, по изнанке сна. Очевидно, лечили именно его: каменная клетушка насквозь просмердела нездоровьем и снадобьями, задерживаться в ней нав не стал.

Пятая комната оказалась запертой. Неприятный сюрприз, хотя на снизке Арайи нашёлся подходящий ключ. Но либо убитый Наритьяра умел создавать заклятья, не исчезающие со смертью колдуна, либо над дверью ворожил кто-то другой, пока живой. Могли поставить и защиту от незваных гостей.

– Мули, кто зачаровывал ключи в этой части дома?

– Трое, трое мудрых Наритья. Отцу и тёткам они не доверяли, – что и следовало доказать! – Мне Великий не велел ходить в эти покои, когда его нет дома. Сказал, будет плохо, и посмеялся, посмеялся. Я боюсь, очень боюсь, когда он так смеётся.

– Не бойся, больше не будет!

– Ничего, ничего больше не будет, – печальным эхом отозвалась девушка и обмякла, прикрыв глаза. Из-под белых пушистых ресниц градом катились слёзы.

Ромига мог расспрашивать Мули дальше и наверняка выведал бы немало любопытного. Мог оставить девчонку в одной из пустых комнат и заняться запертой дверью. Но кажется, ошибкой было вообще заходить в дом. Нав опасался пурги и беззаконников, а остерегаться-то, похоже, следовало самого этого места. Кто и как проклял дом у фиорда, пусть разбираются мудрые, его дело – уйти отсюда живым и унести... Ладно, скажем мягко, живую свидетельницу беззаконий. Выжав из себя последние остатки энергии, Ромига сделал портал на тропу, по которой недавно спускался... Всё равно опасность близко, слишком близко!

Бежать в гору – не то, что с горы. Впрочем, даже вверх, по глубокому снегу, с грузом в три четверти собственного веса, нав бежал быстро. Почему выбрал путь к Зачарованным Камням? Потянуло, будто магнитом, но вовсе не на место преступления, как язвительно подумал про себя Ромига, и даже не к самим Камням. Откуда-то взялась уверенность: именно в той стороне он встретит Вильяру, и это – спасение. Будто кто-то протянул ему путеводную нить сквозь белую мглу пурги. Тропа виляла по склону, терялась под снежными заносами, но вела примерно в нужном направлении, и нав держался её. Можно было не тащить Мули на руках, а погнать впереди, но нести самому – быстрее. Девчонка дрожала и тихонько подвывала – Ромига узнал детскую песенку от всяческих страхов и препятствовать не стал...

"Нимрин! Где ты?" – будто кувалдой по черепу. Он поскользнулся на зализанных метелью каменных ступеньках, чуть не навернулся кувырком с горы. Устремив мысль по той же путеводной нити, выдал забористую старо-навскую фразу. Новой вспышкой боли получил в ответ недоумённое: "Нимрин, что ты сказал?" "Вильяра, эсть'ейпнхар, я на тропе смертных над домом у фиорда, иду к Зачарованным Камням. А где ты?" Нет, этого колдунья уже не услышит. Ромига, наконец, уловил разницу между внутренним монологом и безмолвной речью, но ругнулся-то он сгоряча, от сердца, уйдя даже не в ноль – в минус, до дурноты. Вот теперь он поставил Мули на снег и рявкнул:

– Слёзы подтёрла! К Зачарованным Камням – бегом!

Девчонка лишь глянула ему в лицо – припустила вверх, будто от дикой стаи. Выдохшийся нав едва поспевал за шустрой бегуньей, зря он не ссадил паршивку с рук полсклона назад!

Чем выше в гору, тем сильнее ветер, и не диво, что он завихрил метель двумя смерчами. Хуже – смерчи идут прямиком сюда: целеустремлённо и быстро. Мули метнула через плечо взгляд, полный ужаса и какого-то шалого торжества:

– Вот и мудрые! Мудрые пришли за тобою, оборотень.

– Мули, стой! – командным голосом, а дальше – тише, с улыбкой облегчения садясь на тропу. – Я знаю, кто это. Да, это за мной.

Две фигурки на тропе. Одна – Нимрин. А кто вторая? Стиснуть в метельных объятиях, закружить, завертеть – родственная кровь, яркий дар, колдовская сила вычерпана до дна, ужас, отчаяние, попытка сопротивляться, хотя нечем... Снежный вихрь по имени Вильяра различает такие вещи гораздо отчётливее черт лиц, но лицо тоже хочется рассмотреть. Мудрая возвращает себе двуногий облик, ловит яростный взгляд жёлто-зелёных глаз, перехватывает тонкую руку на полпути к ножнам – пустым.

Говорит мягко, с улыбкой:

– Ну, здравствуй, племянница! Любопытно, ты мне родная или двоюродная? Меня зовут Вильярой мудрой, а тебя?

Девушка-подросток трясёт головой, кривится, щерится:

– Я во... во... воительница Мули, дочь Вильгрина купца из клана Наритья. Не желаю знать тебя, дочь проклятой беглянки и вонючего углежога, да извергнут тебя стихии, стихии посвящения!

Вот так родственная встреча! Вильяра, раскрыв объятия, запевает Зимнюю Песнь – и отшатывается от хлёсткого удара по глазам. Нет, после лета на ярмарке ей такие финты нипочём, и уложить буйную мелочь носом в сугроб, вывернув шаловливую ручонку до хруста в суставах – проще, чем на пальцах сосчитать. А Мули шипит:

– Великий учил нас не петь, не слушать глупых старых песен! Нет у тебя власти надо мною, ведьма, ведьма проклятущая!

Вильяра, сидя верхом на спине отчаянно и безнадёжно сопротивляющейся противницы, шепчет ей почти ласково:

– Я, в отличие от твоего Великого, ненавижу ворожбой ломать волю. Я предложила тебе мир, Мули, ты его отвергла. А теперь просто заметь, насколько я сильнее...

– Сдохнешь, сдохнешь, сдохнешь вместе со всеми, щурова ведьма! Голкья не сберегла, не сберегла Великого Голкиру. Голкья отвергла Солнце и теперь умрёт! Поделом! Поделом!

Мудрая отвечает нарочито спокойно:

– Если так, то и говорить нам не о чем. А будем живы, побеседуем ещё, дорогая племянница. Извини, я всё-таки сделаю то, чего не люблю, ради твоей и нашей безопасности.

Короткая песнь, и Вильяра отпустила девчонку. Обе встали, отряхнулись, поправили одежду: колдунья – мрачно, Мули – со взглядом сомнамбулы. В двух шагах Латира о чём-то расспрашивал Нимрина, оба тревожно посматривали вниз по тропе. Вильяра сама вгляделась в метельное марево, вслушалась в голоса стихий – ругнулась щурами на четыре колена и резко, подражая Нимрину, скомандовала:

– Латира, Нимрин, Мули, быстро к Камням и ждите меня! Я вижу это. Я попытаюсь это остановить!

Трое подскочили, как ошпаренные, только Латира вдруг тормознул всех, растопырившись на тропе:

– Малая, шалишь! Расприказывалась! Нельмара сейчас подтвердил, что дом проклят, и все там умрут, самое позднее, до полудня. Ты в самом деле собралась петь малую Усмиряющую ради толпы беззаконников?

– Нет! Ради того, чтобы посмотреть в глаза своему единоутробному братцу.

– Беззаконнику и живоеду Вильгрину? – с недобрым прищуром уточнил Нимрин.

– Да! Я хочу, чтобы Совет судил всех виновных. Живыми! А ещё... Мули, в доме у Синего фиорда есть дети?

Зачарованная девушка безучастно ответила:

– Во всех домах Наритья много детей, у нас – тоже.

Вильяра сжала кулаки, так что ногти вонзились в ладони.

– Я вынесла из этого дома достаточно детских трупов. Да не будет! – она выкрикнула это, уже обращаясь в снежный вихрь и устремляясь с горы. Она видела, как устало понурился Латира, но что именно старик сказал Нимрину, не расслышала.

Тяжкий вздох:

– Иди-ка ты, Иули, куда она сказала. Если сможешь, возьми у Камня силу. Если нет, просто ждите нас там.

– А ты, мудрый Латира?

– А я – с ней, не распутает она одна такой клубок. Вдвоём бы управиться! – сказал мудрый и умчался следом за Вильярой.

Ромига проводил взглядом два смерча, быстро затерявшихся в снежной заверти. Щурясь от ветра, глянул вверх по склону, ругнулся и пошёл догонять Мули. Девчонка утопала уже довольно далеко, ещё чуть-чуть, и спина в мохнатой куртке тоже растворится в белой мгле. Зачарованная Вильярой, Мули больше не бежала – шла, куда её послала колдунья, экономным, размеренным шагом голема. Ромига тоже не стал надсаживаться: острое чувство опасности притупилось где-то на середине подъёма, а мимо Камня они точно не промахнутся, хотя спешить туда нав совершенно не желал.

Чужой Источник фонил неровно, словно его лихорадило. Мучил головной болью, манил, дразнил силой, не давая ни капли. Повторив по третьему кругу приветственную песнь, Ромига стал чередовать её то с детскими исцеляющими и успокаивающими, то с исконными навскими формулами медитации. Какая разница: колдовать всё равно нечем, а в ритм шагов ложится – самое то...

Однако, пришли! Сперва ощущение близкого присутствия, потом силуэт в снежной мгле. Какой же он огромный! Не просто валун или обломок скалы – высокий менгир удивительного, тёпло-золотистого цвета, особенно заметного на фоне окружающей белизны. Ни малейшего желания прикасаться к этой красоте нав не испытывал, но каменный монолит немного защищал от ветра. Мули уже рыла снежную пещерку в наддуве у его основания.

– Копай на двоих!

Девчонка огрызнулась:

– Так помогай, помогай!

Вышла из големоподобного состояния? Значит, нужно с ней поосторожнее. Вот же придумала: на мудрую – с кулаками! И сейчас командует. Однако дело знает: очень скоро двое забились в снежную нору, прижавшись друг к другу тесно, как не всякие любовники. Вовремя! Мороз уже кусал Ромигу за пальцы, полз под комбинезон, тянулся к сердцу и мозгу – без магической энергии даже навское тело неприятно уязвимо. Хотя, нет, наву ненормально замерзать так быстро и не согреться в убежище рядом с тёплой девчонкой... Да это же камень, к которому они привалились спинами! Он, словно в издёвку, холодит сильнее снега. Или то не холод – нестерпимый жар? Померещились руки убитого колдуна на плечах, ленивые толчки бёдрами... Резкий вдох-выдох прогнал наваждение, но Ромига "плыл" и ничего не мог с собой поделать. Ему нужна была его Вильяра, а Вильяре нужно было... Или не Вильяре – Голкья?

– Эй, оборотень, ты что, уже помираешь? Не помирай, пожалуйста, не помирай раньше Мули! Страшно, страшно одной! – сквозь обморочную муть.

– Я не собира...

Вот зачем они бродили по морозу туда-сюда? Можно было остаться в доме, конец один. Мир стремительно тонет в потоках ослепительного, жестокого, убивающего света. Нав – крошечная тёмная заплатка, чужеродная, никчёмная...

Руки на Камне.

– Именем Вильяры мудрой, хранительницы угодий, повелеваю, откройся!

И Камень раздаётся, разделяется надвое. Потеряв опору, Ромига падает вперёд и не может встать. Ползёт в круг на четвереньках, ранясь об острые грани ледяных кристаллов, отмечая путь чёрными каплями крови. "Сам почувствуешь, когда дойдёшь до середины. Ляг в снег и прими силу..." Ага, щаз! Ничком в колючее белое крошево, и дух вон... Нет, странно, пока живой! Поднялся на колени, потом на ноги. Дал волю рвущейся из горла песни, а с нею – силе, готовой разодрать, смять, уничтожить хрупкое двуногое существо, хотя лишь малая толика хлынула сквозь него, большая часть – мимо, будто в канале "навского аркана", и только поэтому он ещё кое-как жив, поёт и должен допеть, иначе даже начинать не стоило...

Латира был уверен: Вильяра не однажды пожалеет, что полезла спасать дом у фиорда. Однако мудрая – в своих угодьях, в своём праве, и старый колдун прекрасно понимал, почему знахаркина дочь не может поступить иначе. Оставалось помогать ей, отдавая старые долги.

– Малая, осторожно!

– Я вижу! Тут, только тронь, вообще всё посыплется. Скажи, старый, как им это удалось?

– Это была защита, малая. Отличная защита от любых напастей и врагов. Вроде той, что ты наворожила вокруг охотничьего стана, только гораздо надёжнее. Возможно, в этом коконе даже "качели смерти" можно было пересидеть живыми. Только пели это вместе трое мудрых, а когда двое умерли, заклятья перекрутило вот таким узлом. Зная того, кто остался в живых, я допускаю расчет: чтобы поменьше осталось свидетелей. Но обвинять его в этом я не стану.

– Почему... А, ладно! Как ты думаешь, что эта погань делает с теми, кто сейчас внутри?

– Думаю, пока все живые просто спят: очень крепким, глухим сном. Когда узел затянется окончательно, заклятье начнёт разрушать тела, потом стены дома. Смотри, если подправить здесь и здесь, оно замрёт, и мы сможем распутать его позже. Или пусть распутывает, кто накрутил? Может, позовёшь его на помощь, малая?

– Нет, старый! Это мои угодья! Охотники в доме у Синего фиорда... Кто из них чист от беззакония, те станут Вилья, либо пусть уходят прочь. Домов Наритья у себя в угодьях я не потерплю!

Латира улыбнулся: знахаркина дочь в очередной раз подтвердила, что умеет не только колдовать, но и думать наперёд. Склонил голову в знак согласия.

– Ты говоришь, заклятье замрёт, старый? Но равновесие получится слишком шатким, а стихии бушуют. Я уверена, лучше порвать и развеять этот узел. Сразу и насовсем! Лучше никакой защиты, или пусть обитатели дома сами наворожат себе чего-нибудь.

– Хорошая мысль, малая. Как раз и заняты будут, и сразу увидишь, что у них за колдуны.

– Я решила, о мудрый Латира: развеиваем. До полудня мы должны успеть. Я начну вон оттуда, ты придержишь...

Некоторое время двое мудрых обсуждали будущие песни. Наконец, Вильяра выставила ладонь, Латира приложил свою. Переплели пальцы, помолчали – глаза в глаза. Чужие заклятья хуже ледяных заторов: тоньше, сложнее, опаснее!

Осторожно, мало-помалу, медленно, но ве... Нет!

Вильяра поспешила? Латира недодал капельку силы? Нагромождение чар рухнуло, разом захлестнув обоих колдунов. Латира даже не успел подумать, что это могло быть ловушкой: двое мудрых отчаянно сражались за жизнь уже не обитателей дома – свою и друг друга. Латира был опытен, Вильяра – сильна, но им не хватало, не хватало... Кто сумел дотянуться до Зачарованных Камней, перебросил с них тугие нити силы, дал ворожбе надёжную опору? Вильяра, но как? Не раздвоилась же она? Или...

Закончили. Тишина.

– Старый? – Вильяра сорвала голос, в лице – ни кровинки, черные от боли глаза.

– Что, малая? Хорошая новость: мы с тобой живы. Ещё новость, так себе: дом у Синего фиорда стоит целёхонек, беззаконную погань внутри можно будить, или скоро проснётся сама. Хочешь, я пошлю зов Вильгрину?

Мудрая медленно качает головой:

– Нет, старый, я – к Зачарованным Камням. Там мой Нимрин умирает. Это он дал нам опору на круг, понимаешь?

– Не понимаю, но верю, вы с ним друг друга стоите! Идём.

На первый взгляд, от Нимрина осталось немногим больше, чем от Наритьяры Среднего: сухой, обтянутый чёрным костяк. Рядом сидела Мули, подвывала, раскачивалась, грызла кулаки. Вильяра поймала взгляд племянницы: дикий, полубезумный, однако не до девчонки сейчас. Опустилась на колени возле скрюченного, вплавленного в сугроб тела. Осторожно коснулась чёрной костлявой руки – пальцы медленно сжались, царапая лёд. Всё-таки, не уголь – кожа: лихорадочно горячая, шершавая, в какой-то странной чешуе. Собравшись с духом, Вильяра посмотрела в лицо. Передёрнулась, отвела взгляд. Тихо позвала:

– Нимрин! Ромига!

Он с трудом приоткрыл один глаз – дырку сплошной черноты, прошелестел что-то чёрными растрескавшимися губами. Знахаркина дочь всегда знала, что тело чужака – странное, не как у всех двуногих. Но что ей делать вот с этим, она просто не представляла. Облизнул губы чёрным раздвоенным языком... Брезгливый ужас: аж до рвотных позывов! Вильяра закрыла лицо руками, закачалась из стороны в сторону, вроде Мули.

– Малая, эй! Мудрая Вильяра! Твой целительский дар ему сейчас не поможет, но ты не отчаивайся, – голос Латиры. – Твоему Иули нужна сила, много-много подходящей ему колдовской силы, рядом, постоянно. Знаешь ли ты в своих угодьях ночные Камни, Камни глубокой зимы, Камни новолуний и затмений?

Вильяра услышала. Да, есть у неё такие. Хотя бы те, где она пела Усмиряющую Стихии. Выбрала для опасной ворожбы никем не любимый круг вдали от жилья, а Нимрину в нём оказалось хорошо.

– Знаю. Недалеко.

– Нужно поскорее доставить Иули туда и сделать для него возле Камня тёплое убежище. Позже ему понадобится много еды, но сейчас главное – колдовская сила, тепло, вода для питья. И ещё кто-нибудь, кто будет за ним присматривать. Нам с тобой, малая, некоторое время будет не до него, нас в Совете ждут... Мули, ты готова ухаживать за тем, кто спас твой дом?

– Дом? Спас? Я звала, звала их, но дома все молчат, как мёртвые.

– Позови ещё раз, Мули. Позови главу дома.

Купец Вильгрин проснулся от зова дочери. Поганка Мули не разговаривала с отцом с тех самых пор, как одна, тайком сбежала в снега за добычей. В итоге, в начале третьей зимы – взрослая, воительница, ученица Великого Безымянного. Щуры свидетели, Вильгрин не желал своей доченьке подобной судьбы. Девушку ждал обряд совершеннолетия на четвёртое лето, красивый и безопасный, а после сразу свадьба, а дальше – всю её женскую жизнь – мужа ублажать, да деток рожать, лишний раз не покидая жилых покоев. Дома клана Наритья достаточно богаты, мужчины достаточно сильны, чтобы женщинам не приходилось охотиться и воевать... Мули выбрала сама, выбрала иное, и гнев отца на сумасбродку-дочь до сих пор не иссяк.

А всё-таки приятно услыхать спросонок: "Доброго утра тебе, батюшка, купец-колдун Вильгрин!" Приятно, не пробудившись до конца, ответить: "И тебе доброго утра, ослушница! Чем порадуешь?" Только у ленивых и бездарных ничтожеств от мысленной речи болит голова, а Вильгрин и его домашние избегают зазря студить языки. Особенно хороша безмолвная беседа тем, что недруг её не подслушает, даже если стоит бок о бок... "Прости, батюшка, ничем я тебя не порадую. Мули – горевестница. Чёрный оборотень убил в снегах Великого Безымянного. Голкья медленно гибнет. Латира с ярмарки и ведьма Вильяра сказали, что оборотень спас наш дом от ужасной скорой смерти, но я не знаю, верить ли им? Хотя оборотень, правда, ворожил в нашем круге. Страшно ворожил, и вышел оттуда весь, как обугленный. И до того ты, батюшка Вильгрин, не отзывался, молчал, будто мёртвый, а теперь будто ожил..."

Вильгрин зарычал сквозь зубы: и от новостей, и от того, что отлежал себе всё... Ещё бы: на голом-то полу, в коридоре! Он кое-как собрал вместе руки-ноги, сел. Огляделся, соображая, где ж его так сморило? А голова тяжёлая, будто после хорошего удара по затылку. А дом... Дом больше не зачарован. Защитный кокон, связанный мудрыми, оберегавший обитателей от всего, но и вздохнуть свободно не позволявший, этот кокон исчез, будто сдуло его ночным ветром. Что же у них там на самом деле стряслось? Чьей руки теперь держаться, если Великий Безымянный убит? Мули, хоть воительница, хоть собрала колдовской дар со всех отцовских и материнских родов, а умишком-то, увы, не вышла. Вопросы нужно задавать тому, кто умён и при делах.

Двое мудрых клана Наритья оглохли и замолчали, кажется, навсегда.

"О мудрый Наритьяра Младший!" Жив, услышал, поправил: "Просто Наритьяра", – и молчок. "О мудрый Наритьяра!" – заново начал Вильгрин. "Знать не знаю тебя, беззаконник! Ты ходил путями Наритьяры Среднего, слушал его, алкал солнечного посвящения. Отвечай теперь перед всеми мудрыми, перед хранительницей угодий, где вы добывали себе разумных в пищу". Вот, значит, как ты теперь запел, Младшенький?! "О мудрый Наритьяра, мой дом, дом у фиорда, полон Наритья, не преступавших никакого закона. Неужели, ты бросишь их всех на произвол судьбы?" "За них я, так и быть, замолвлю словечко. Хотя ты, глава дома Вильгрин, осквернил у себя живоедством всех, даже малых детей. Вам всем теперь лучше умереть. Но возможно, твоя единоутробная сестрица окажется милостивее меня и примет дом у фиорда под свою руку". Понятно: прогоревший купец сбывает с рук гнилой товар. Неприятно оказаться на месте товара, да уж...

Жаль, нельзя послать зов той, кого ни разу в жизни не видел, даже издали. Но можно попытаться вести беседу через посредника. "Мудрый Латира! Мне сказали, ты бродишь где-то поблизости, и хранительница угодий Вилья тоже с тобой?" "Да, Вильгрин, это я попросил Мули разбудить тебя. Можешь поблагодарить нас с Вильярой за то, что твой сон и сон твоих домашних не стал смертным. А ещё больше ты должен благодарить чужака, который за ваши жизни чуть не убился в круге. Твоя дочь Мули будет ухаживать за ним, пока он не поправится или не умрёт. А ты пока позаботься о своём доме, Вильгрин. Ваш Великий Безымянный взбудоражил стихии так, что мудрым некоторое время будет не до тебя и не до твоих беззаконных дружков. Однако соседи Вилья смотрят на дом живоедов у Синего фиорда с большим неодобрением и следят за каждым шагом каждого из твоих". Вильгрин тяжело вздохнул, поднимаясь с пола: "Я понял тебя, старый. Пожалуйста, передай моей сестре Вильяре, что я встречусь с ней, как только наведу порядок в доме у Синего фиорда. И передай моей дочке Мули, что дома ей делать нечего, пусть спокойно ухаживает за раненым". "Нам понадобятся упряжки и двое саней: одни с лежанкой для перевозки раненого, другие с полным набором для зимнего стана и с провизией на десять дней для двоих. Ещё нужна пара взрослых лыж и пара на подростка. Пришли всё это к вашему Зачарованному Камню, срочно". "Сделаю. Сёстры пригонят".