Текст книги "Из-под снега (СИ)"
Автор книги: Аноним Чоргорр
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Нет, Арайе не полегчало, и он сразу объяснил, почему:
– Я в своём доме поступал с новичками ровно так же. Потом уже, если хорошо себя покажут, давал работу почище, ставил над другими работниками. А если кто на охоте отличится, тех принимал в старшие слуги. Иные мне потом любезнее кровной родни...
Заплывшие, обведённые синяками глазки Арайи затуманились, заблестели непрошенной слезой. Он люто тосковал по дому, по своим охотникам и не думал этого скрывать. Он уже почти не боролся с ужасом осознания, что беззаконная авантюра, попытка завоевать себе новый дом, стала фатальной ошибкой, которая отняла у него последнее. Он раскис от сочувствия собеседника и безоглядно выворачивал душу, напрочь позабыв, что перед ним недруг. Ромига вспомнил рассказ Лембы: с каким достоинством бездомный беженец Арайя просился в младшие слуги, какое впечатление произвёл тогда на умного и проницательного, хотя, местами, простоватого кузнеца. Сам нав запомнил младшего слугу Арайю хитрым, хватким и предельно собранным вожаком маленькой, но смертельно опасной стаи. Сейчас от прежнего остались какие-то жалкие руины: очередная неудача Арайю так подкосила, гибель последних из его дома, или что-то ещё? Кто и за что его бил: гораздо сильнее, чем он – нава? Ответов на вопросы пока не было, но Ромига надеялся их получить, а если особенно повезёт, так и завербовать себе в доме у фиорда какого-никакого союзника. Сказал:
– Мне говорили, Лемба принимает слуг так же, как принимал ты. Слушай, а зачем тогда было беззаконничать? Бить в спину хозяевам дома? Ну, перетерпели бы луну-другую, зима длинная...
Арайя выщерил свои три клыка, но оскал получился страдальческий, а не грозный.
– Да затем, что всё равно все эти Вилья уже не хозяева своим домам и угодьям, а многие – не жильцы! Мудрый так сказал! Ну и зачем гнуть спину перед каким-то Рыньи, когда решалось, кто возьмёт дом кузнеца: я, или Чунк, или Вильгрин опять поставит кого-то своего, из Наритья? Мы и заключили между собою договор. Если я займу дом, мне им владеть, а Чунку с братом – трудиться старшими слугами в кузнице, они знают железо и сталь. Если же меня убьют, а другим повезёт больше... Ладно, чего уж теперь, оборачивать дни вспять не умеют даже мудрые, – беззаконник закончил фразу тихо и смертельно устало.
Ромига поддакнул:
– Правда, не умеют, но иногда так хочется! Помог бы я тебе в доме Лембы, может, не сидели бы мы сейчас оба в навозном колодце! Уж точно – не бросила бы меня Вильяра в зубы твоему мудрому, которого нельзя называть по имени. Кстати, а почему? Он что, покойник?
Арайя вяло мотнул головой:
– Нет, это мы с тобой покойники, Нимрин. В неведомом клане, в бездомном доме ошибок не прощают. А уж в доме у фиорда.., – беззаконник почесал шов на брови, поморщился.
Ромига нашёл повод уточнить:
– У Синего фиорда?
– Да, говорят, Вилья, которые жили тут прежде и все передохли, называли эту нору – дом углежогов у Синего фиорда.
Нав отметил, что история вымершего дома совсем не радует беззаконника, бередит боль его собственной потери. Кто бы мог подумать, что Арайя способен жалеть не только своих! Жалеет, и тут же сам на себя злится. Вообще никакой магии не нужно, чтобы его читать – всё на лице и в языке тела.
– Арайя, а от чего они передохли-то?
– Вильгрин хвастал, будто бы от проклятия, которое его папаша наложил на его мамашу, когда она сбежала, а после вышла замуж за главу углежогов. Мудрый услыхал – смеялся так, что стены тряслись. Потом вмазал Вильгрину по уху и велел не выдумывать ерунды. Сказал, что старый Поджа, конечно, одарён, но не настолько. А беглая знахарка сама уморила тут всех: нечаянно или по умыслу, кто её разберёт. Сама-то она выжила, хотя спятила и сгинула потом. И отродье её от углежога выжило. То самое, которое теперь – Вильяра мудрая.
Вот Ромига и услышал историю Вильяриного семейства с другой стороны. Интересно, как среагирует мудрая, узнав про такую свою родню? Единоутробный братец – беззаконник и живоед... Или Вильгрин добывает и готовит двуногих исключительно для анонима, а сам – ни-ни?
– Арайя, слушай, получается, Вильяра, как и ты, последняя из своего дома?
– Дурак ты, Нимрин! Она – мудрая. Поганая порода! Без них – пропадёшь, а с ними – тем более. Ты говорил, она кинула тебя нашему в зубы? Скажи-ка, а брала ли она тебя в круг Зачарованных Камней?
На последних словах беззаконника так перекорёжило ужасом и отвращением, что Ромига не усомнился: Арайю – брали, и лучше не спрашивать, в каких именно позах, и какие следы, помимо синяков от побоев, прячет он под курткой. Аноним же ясно сказал: "В круге – любая подстилка кажется мягкой!" Видать, немало разных успел перепробовать.
Опасения насчёт собственного будущего Ромига заглушил приятными воспоминаниями, протянул с мечтательной улыбкой:
– Вильяра красивая, сладкая и горячая, с ней везде хорошо, а в круге – особенно. Плохо без неё!
Совсем было потухшие глазки Арайи полыхнули вдруг лютой злобой, он мигом собрался и закрылся. Всё-таки нав недостаточно хорошо знал охотников вообще и этого конкретного: как ни старался держаться с собеседником "на одной волне", а допустил ошибку. Однако, это не повод для прекращения разговора! Даже если беззаконник снова пустит в ход кулаки, попутно может выболтать ещё много интересного.
– А как думаешь, Арайя, сможет ли Вильяра заломать этого вашего безымянного? Вот выгонит она его из своих угодий, а то и убьёт. И где окажется тогда вся ваша беззаконная стая?
Арайя расправил плечи, глянул свысока, как на дурного.
– Даже не надейся! Сеголетка не сдюжит против матёрого зверя, а уж против троих – тем более. Я думаю, не увидишь ты её больше. Если только мудрый поймает её и захочет как-нибудь особенно проучить, с твоим участием. Он – может! Живоеды из сказок того не делали, что он делает и чему учит, а иных – заставляет.
Беззаконника передёрнуло, Ромигу – тоже. Арайя, заметив это, зло ухмыльнулся, Ромига ответил таким же оскалом:
– И что же он заставлял тебя делать, о глава вымершего дома каменных клинков?
– Ничего! – выкрикнул Арайя, побагровев лицом, и спешно сменил тему. – Ты всё допытываешься, чужак, как его зовут. Наш мудрый – он мудрый над всеми мудрыми, над всеми кланами. Назовёшь его Голкирой, не ошибёшься. Только он сам не велит, говорит, пока рано. Прежнего главу Совета никто не видел мёртвым, и сроки не вышли.
Нав фыркнул, не сдержав иронии:
– А мне казалось, быть скромным и соблюдать закон – это не про нашего мудрого. И какой же клан породил будущего великого Голкиру? Не твои ли горячо любимые Наритья? Небось, ради них он и старается, а прочие, вроде тебя, налипли им снегом на сапогах? Он – Наритьяра, да? Скажи, Арайя, который из трёх? Младший? Средний?..
Беззаконник ощерился, схватил нава за шею, встряхнул:
– Вот же ты болтливая, живучая чёрная зверина! Мало я тебе вломил? Ну, да, Сред...
Резкая судорога скрючила пальцы, сжатые на Ромигином горле, так что наву стало временно больше ни до чего. Гортань смята, ещё чуть-чуть, и захрустят позвонки. А беззаконник забился, дико выпучив глаза, пуская изо рта пену. Бросил Ромигу, вцепился обеими руками себе в голову, завертелся волчком и рухнул, содрогаясь в конвульсиях.
Когда Арайя, наконец, затих на сбитых шкурах, кто-то спешно закатил дверь, и сразу после этого магическая сеть отпустила нава, замкнув контур по границам комнаты. Ромига осел на пол: полуживой рядом с облёванным, обгадившимся трупом, и некоторое время собственное состояние заботило его гораздо сильнее зловонного соседства, а также всех чувств и мыслей по поводу разговора.
Но всё-таки, крепко же аноним – если верить последним словам покойника, Наритьяра Средний – заклинает своих на молчание! Неужели, он ещё надеется утаить в мешке шило таких размеров, как претензия на мировое господство? Хотя, когда Арайя в доме кузнеца скрывал имя мудрого, стоящего за беззаконниками, это имело смысл. Да и сейчас... Ромига призадумался о своих шансах остаться живым свидетелем. Нет, от побоев и последней хватки Арайи он скоро оклемается, но как бы это ни наименьшая его неприятность в доме у фиорда. Лёгкость, с которой колдун подчинил нава, до сих пор не укладывалась в голове, пугала и злила до острых ушей. А всё равно проблемы следует решать по очереди! Побыстрее привести себя в порядок, обыскать труп – не найдётся ли чего полезного – и терпеливо, вдумчиво ковырять сторожевое заклятье. Пока рядом нет живых, оно слабеет, не блокирует магию наглухо, а значит, у пленника есть надежда. Тот не нав, кто в заточении просто садится ждать подмоги. Вильяре с Латирой Ромига, конечно, пожелает удачи, но рассчитывать, что мудрые придут и спасут его, не будет. Вот сейчас он ещё немного отдышится, и...
Вильяра выжгла себя едва не дотла, и всё же не смогла исполнить долг мудрой. Она не усмирила стихии. Она уступила беззаконному колдуну в магическом противостоянии. Она бросила Нимрина, которому обещала защиту и покровительство. Она сбежала от врага, не убившего её сразу, вероятно, лишь потому, что он надеялся что-то с неё получить – или просто не захотел осквернять Зачарованные Камни. Она узнала поганого беззаконника и готова была обвинить его перед Советом Мудрых. Она была жива!
Она обещала Латире явиться в его убежище – и вывалилась ему под ноги с изнанки сна. Как висела, сомлевшая, у Нимрина на руках – всё вокруг сознавала, но не в силах даже пальцем шевельнуть – так битой тушкой и распласталась на полу пещерной залы. "Старый, я не справилась сама, мне нужна твоя помощь!" – небо поменялось местами с голкья, говорить безмолвно стало проще, чем вслух.
– Я знаю, мудрая Вильяра. Ты спела песнь, но стихии бушуют пуще прежнего. Потерпи, сейчас будет легче. А потом ты мне всё расскажешь, и мы вместе что-нибудь придумаем.
Пламя гудит в очаге, льётся в горло горячий пряный отвар. Вкус знаком по первому лету на ярмарке, и кажется, время повернуло вспять, вот-вот где-то рядом зазвучит мамин голос... Вмёрзшая в лёд фигура, рисунок на куртке, который ни с чем не перепутаешь... Знахаркина дочь чувствует, как бегут по щекам слёзы, и слишком слаба, чтобы остановить их... Нет, это тело сдало, а колдовская сила в избытке, значит, ничто не мешает мудрой Вильяре действовать в призрачном обличии. Великую песнь так не споёшь, а поговорить с Латирой – запросто. Она открывает глаза, садится прямо. Старик улыбается:
– Малая, не двоись или отойди в сторонку. Мешаешь.
Она легко встаёт и отступает на несколько шагов, смотрит на себя со стороны: удручающее зрелище. Целительница молча наблюдает и одобряет всё, что Латира делает с её бесчувственным телом. Заодно, она оценивает состояние самого старика: рана от стрелы почти затянулась и больше не угрожает жизни, похоже, древний Камень был щедр к нему. Мудрая озирается по сторонам: интересное логово, все стены расписаны, и даже потолок. Почитать бы рисунки, разгадать заметки собрата по служению, некогда обитавшего здесь. Жаль, времени нет совсем!
Вильяра начинает рассказ с того мгновения, как рассталась с Латирой, старик слушает и кивает.
– Значит, один отвлекал тебя безмолвной речью, пока второй будоражил стихии? Пересилил твою ворожбу, но понял, что ты выжила, и тут же явился за тобою во плоти?
– Именно так, старый.
– Ты говоришь, он наяву перетащил вас с Нимрином из одного круга в другой?
– Да, как в сказках. От наставника я даже не слышала про такую песнь.
– Твой наставник... Короче, есть такая песненка, очень удобная. Будет время, научу тебя. Между прочим, это куда проще, чем завершить Усмиряющую Стихии, когда тебе мешают два сильных и умелых колдуна... А знаешь, чему я больше всего рад, малая? Ты вовремя сбежала, и он не заклял тебя на молчание, ты спокойно называешь имена. Если позволишь дать тебе совет...
– Позволю, старый, за тем и пришла. Давай!
– Думаю, сейчас самое время оповестить всех мудрых, кого ты сможешь дозваться, начиная с хранителя знаний Нельмары и твоих ближайших соседей. Зови на помощь, но не удивляйся, если никто не придёт.
– То есть, как не придут? Почему?
– Обычаи дозволяют отказать в помощи мудрому, который не справляется с чем-то в своих угодьях. Каждый из нас отвечает за собственный клан, это закон. Ты скажешь им, малая, что беззаконники – угроза не только для Вилья, и будешь совершенно права. Но страх перед твоими врагами многим помешает признать твою правоту. Вспомни расклад в Совете Мудрых: глава Совета – неизвестно где уже третью зиму, Нельмара его кое-как замещает. Половина Совета – старейшие, и большинство из них так давно бродят по иным мирам, что их уже почти никто не помнит в лицо. А среди действующих хранителей кланов – много ли тех, кто обрёл опыт, но ещё не начал терять силу? И сама прикинь, сколько среди вас учеников твоего наставника и учеников его учеников? Я не к тому, что все такие станут подпевать твоему врагу. Ты же не подпеваешь! Я к тому, что твой наставник скверно учил, и все вы недоучки, малая. Слыхала, что за последнюю дюжину зим в пяти кланах Арха Голкья сменилось девять мудрых?
В иное время Вильяра разозлилась бы на старика за "недоучку". В иное, не сейчас. С неотвратимостью морского прилива на неё накатывало осознание всего происшедшего. Что она сделала, чего сделать не смогла, и какими последствиями – не для неё, тут ясно, смерть – а для хранимого ею клана грозила малейшая ошибка. Вильяра впервые в жизни ужаснулась собственной самонадеянности. Если держать в расчёте одну-единственную колдовскую пургу, лечение грозило стать хуже болезни, и едва не стало! Беззаконники могли строить свой план именно на этом: якобы, Латира растревожил стихии, Вильяра неудачно попыталась их усмирить, а совместными усилиями беззаконник и хранительница разнесли половину домов и угодий Вилья. А дальше напрашивается: Средний Наритьяра является, милосердный и прекрасный (или суровый и грозный, как захочет!), героически спасает, кого успевает. Истерзанные Вилья уходят в зиму, а до весны доживают жалкие остатки. Селитесь, Наритья на землях своих далёких предков, наследуйте выморочное, плодитесь и размножайтесь! Просто, как умыться снегом, и этот поганый план ещё может осуществиться. Вильяра должна действовать предельно осторожно. Как мама ей всегда говорила: "Не навреди!" Но как? Как действовать?
Вильяра не боялась запевать Усмиряющую Стихии, крепко верила в свою силу и удачу. От мыслей о второй попытке ей жутко до одури. Её трясёт даже в призрачном обличьи, а телесная половинка стонет, плачет, мечется в тяжёлом сне. Мудрая и целительница с неумолимой ясностью понимает: раньше рассвета она никаким сверхусилием не соберёт себя, чтобы ещё раз начать и закончить великую песнь. Просто не сможет, и всё. Что же сейчас в её власти? Потратить время на размышления, на поиск выхода из ловушки, куда беззаконники загоняют её клан.
Она смотрит Латире в глаза и отвечает на заданный им вопрос:
– Я слышала, я думала и никак не могла понять, отчего мудрые на Арха Голкья всё время мрут, не успевая войти в силу. Отчего стихии там то и дело бушуют, охотники гибнут или разбегаются, будто рогачи от пожара. Неужели, Наритья это нарочно устроили там, а теперь начали здесь?
Латира отводит взгляд, сокрушённо склоняет голову:
– Я опасаюсь преступить запрет и выболтать то, что меня убьёт, но ты догадлива, малая. Надеюсь, Рунира и Стира умеют думать и делать выводы не хуже тебя.
Вильяра вспоминает двух могучих, величественных старцев, которые помогали наставнику в обряде посвящения, и невольно ёжится. Именно Рунира и Стира провели знахаркину дочь сквозь огонь, воду, а затем оставили во льдах. Посвящённой ясна суть и смысл обряда, а всё равно не легче – она до сих пор побаивается этих двоих, не доверяет им. Наставник объяснял: у многих так бывает, с годами пройдёт. Но, любопытно, почему самая неблагодарная роль в обряде досталась именно тем мудрым, с которыми ей жить и служить бок о бок? Почему наставник дал им именно такую роль, а они приняли? Раньше Вильяра об этом не задумывалась, а зря...
– Уж кого не назовёшь неопытными недоучками, так это моих соседей!
Латира кивает:
– Да, они из среднего поколения мудрых, ныне редкого и драгоценного. Но скажи, малая, они хоть раз помогли тебе, хотя бы советом?
– Я ни разу их ни о чём не просила. Понимаешь, старый, я до сих пор никак не прощу им боль и страх посвящения. Я думаю, мой наставник, чтоб его щуры драли, нарочно так задумал! Но сейчас я просто скажу Рунире и Стире... Если они понадеются отсидеться в стороне, пока беззаконники губят мой клан, то они сами станут следующими.
Старик щурится, кривит губы:
– Имей в виду, они могут быть в сговоре с твоим врагом. Вспомни старые претензии Руни и Сти к Вилья. Старший Наритьяра поддерживал Руниру и Стиру, они вместе давили на твоего предшественника. Кстати, именно тогда твой материнский род лишился собственного дома.
Знахаркину дочь, как и всех детей Нари Голкья, учили: достойный охотник никогда не возводит напраслину на другого, не подозревает в поганых делах без веских на то оснований. У южан иначе, мысли и языки у них грязные, даже у лучших из них. Как же это иногда раздражает!
– Слушай, старый, зачем ты сейчас мне всё это говоришь? Сам-то ты собираешься помогать, или будешь только злословить всех и вся?
– Помогаю и буду помогать, малая. Я должен тебе и твоему предшественнику. Я должен твоей матери. Я должен Иули, а через него – твоему Нимрину. Я – враг твоих врагов. Но не жди от меня слишком многого. Станешь рассчитывать только на свои силы, точно не ошибёшься.
Вот же вывернул! Вильяре надоело это склизкое и зловонное, будто гнилые рыбьи потроха, словоблудие:
– Мудрый Латира, скажи, на рассвете ты пойдёшь со мною в круг усмирять стихии?
– Пойду, о мудрая Вильяра. Я стар для великих песен, но даже если круг возьмёт меня совсем, я всё равно спою с тобой. Только сперва ты вернёшься в себя, и мы поужинаем. Гляди-ка, похлёбка поспела. Потом ты пошлёшь зов всем, кому мы с тобой только что обговорили, и ты дашь им понять, что слаба, неуверенна в своих силах и очень боишься петь второй раз, – и всё-то он про неё знает и понимает, прошмыга серый! – Нет, а вдруг, я ошибся в наших братьях и сёстрах по служению? Вдруг, тебе дружно кинутся помогать? Знаешь, как я обрадуюсь, если ошибся в эту сторону? А ну-ка, малая, собирайся, вставай и ешь!
Ох! В призрачном обличьи хотя бы ничего не болело! Но что она за мудрая и что за потомственная знахарка, если не сумеет заговорить собственную боль?
А похлёбка оказалась навариста, вкусна и пахла всё теми же пряными, целебными травами. Вильяра хлебала её молча и быстро, ложка почти не дрожала в руке. Латира прав: подкрепиться – жизненно необходимо. Но время текло, и чтобы не тратить впустую драгоценных мгновений, Вильяра позвала Нельмару. В ответ – глухая, мёртвая тишина и холод.
– Старый, я тоже надеюсь ошибиться... Но как бы Совет Мудрых не остался без хранителя знаний!
Латира сосредоточился, посылая зов, отрицательно качнул головой.
– Возможно, малая. Но по моему опыту, мёртвые отзываются на зов чуть по-другому. Я почти уверен, что Нельмара жив и прячется. Или его спрятали. А может, заперли против воли. Сделать какое-то место мёртвым для мысленной речи очень не просто, но у нас и противники не простые... Что, тоже не слышала, что такое возможно? Однако если твой наставник учил твоего врага не как тебя, а как следует... Скажи, твой Иули владеет мысленной речью?
– Слышит, но сам пока не говорит.
– Главное, слышит! Если дозовёшься, ободришь его. Не дозовёшься, проверишь отклик.
Вильяра позвала – и снова упёрлась в ледяную пустоту. Мгновенный ужас, и сердце пропустило удар. Когда мудрая успела так привязаться к странному чужаку? Тогда ли, когда от скуки и от избытка сил залатала искалеченный дух частицей своего – или позже, в совместных приключениях? Но именно благодаря тому, что однажды Вильяра щедро поделилась собою с чужаком, теперь, сосредоточившись и успокоившись, она почуяла со всей определённостью: её Нимрин жив. И она готова была нащупать едва уловимую разницу откликов, о которой говорил Латира. Три зова подряд: безусловно мёртвый Дюран, пропавший Нельмара, безусловно живой Нимрин. Пусть голова раскалывается от боли, пусть холодеет и щемит сердце, но колдунья знает: двое из троих – живые... А мама, ну вдруг? Нет, увы. Наставник, на всякий случай? Нет, не воскрес, и пусть его щуры до жаркой и зелёной зимы гнилой рыбой кормят! А с главой Совета – не так и не эдак, как-то иначе. Проверить бы по кому-нибудь, кто покинул Голкья, но таких знакомых у Вильяры нету.
– Малая, эй!
– Здесь я! Нимрин не слышит и не отзывается, но он жив. Нельмара, кажется тоже. Сейчас я ещё кое-что попробую.
Вильяра порылась в поясном кармашке, добыла оттуда крохотный свёрточек, а из него – несколько коротких чёрных волосков. Специально приберегла с того раза, когда Нимрин учил Вильяру с Лембой искать по-своему, вот и пригодились. Прикинув расстояние от истоков Кривого ручья до Синего фиорда, набросила ещё половину сверх – силы-то хватит – и запела.
Силы хватило не только определить направление и расстояние, но и ясно увидеть. Комната – ой, какой знакомый скол камня над дверью, это точно её старый дом! Нимрин на лежанке: одетый, при всей своей воинской сбруе, спит поверх шкур. Или не спит? Глаза открыты, зрачки наполовину закатились под веки, а выражение лица как тогда, когда Вильяра только собиралась будить находку кузнеца – неприятно пустое. Послала зов -пустота и холод, а видение, между тем, начало таять. Вильяра невольно потянулась к Нимрину – её сдёрнуло в колдовской сон: резко, неодолимо...
– Куда?! – окрик и удар ложкой по лбу вернули в действительность.
Вильяра проследила, как с жалобным дребезгом катится по полу котелок из-под похлёбки – миг назад Латира доскребал гущу со дна. Сейчас старик шипел и кривился от боли: рана хоть и подживала со свойственной мудрым быстротой, но дня три бы ещё воздержаться от резких движений... Однако успел! Вытащил!
– В щуров котёл, под чёрным солнцем, на холодном пламени, с сухою водой...
– Не ругайся, малая, расскажи, во что ты вляпалась. Судя по твоему лицу, ты начала проваливаться туда, куда совершенно не хотела попадать, иначе я бы не вмешался. Что там, ловушка? С наживкой?
– Да. Я зашла со стороны, где меня вряд ли ждали, и всё равно попалась...
Вильяра изложила подробности своего приключения, Латира только головой качал.
– Ну и мастера вырастил поганец, твой наставник! Умел же, когда хотел! Знаешь что, малая, давай-ка заканчивать со всякими выкрутасами, пока оба целы. Зовём и оповещаем мудрых: я – старейших, насколько смогу рассказать им с моею клятвой, а ты – действующих хранителей...
Мудрый Стира отозвался Вильяре сразу. Внимательно выслушал новости из соседнего клана и приглашение в круг – усмирять стихии. Ответил вежливым отказом и обещанием, если Вильяра погибнет, донести её свидетельство Совету. Вильяра кое-как упросила его не откладывать, сразу передать новости дальше, всем собратьям по служению.
Рунира сначала отказывался верить в беззаконие одного из самых могущественных и уважаемых мудрых, потребовал доказательств. Потом согласился, что кто бы на самом деле ни растревожил стихии, усмирить их нужно, и как можно скорее. Сказал, что постарается к полудню закончить дела в своих угодьях и придёт разбираться на месте.
Дальние соседи один за другим либо обещали помочь, но ещё позже, либо наотрез отказывались рисковать ради чужого клана. После десятого по счёту зова Вильяра плакала и даже слёз не смахивала. После двадцатого сказала в сердцах:
– Хватит! Только время зря теряем!
Латира, сидевший с закрытыми глазами и тоже совершенно не радостным выражением лица, встрепенулся:
– Нет, не зря! Мы с тобой теперь не сгинем безвестно, а беззаконники не смогут творить свои дела тайком. Новость разлетается во все стороны. Двое из семи, кому я дозвался, уже знали. Им уже сказали те, кого мы с тобой оповестили первыми.
– Из семи? Я поговорила с двадцатью, и многие ещё мучили меня вопросами! Звёзды на востоке уже тускнеют, – сидя в пещере, колдунья не могла этого видеть, но чуствовала. – Скоро нам пора...
– Прости, малая! Я передал тайну, которую хранил, тому, кому смог её быстро объяснить. Мы с Альдирой учились у одного наставника и всегда пели в унисон. Альдира умён, осторожен и терпеть не может Наритья. Мы с ним давным-давно не друзья, но это уже не важно. Если выживем, малая, тебе я тоже обязательно всё расскажу. Если выживешь одна, растряси Альдиру... Ну, что, попробуем сами наполнить водой дырявый кувшин? Или подождём Руниру?
Вильяра поёжилась, вспомнив запредельное напряжение великой песни, и сколько давал ей круг, и как всё это проваливалось в никуда.
– Тебе тоже пришёл в голову дырявый кувшин? Как думаешь, старый, сможем мы справиться с невыполнимой задачей?
– Наплескать с верхом, больше, чем вытекает? Думаю, сможем. Здешние Камни истосковались по разумным, они так и сочатся силой. Не раскрывая круг, просто положив руки на Камень, я получил столько, сколько из Ярмарочного не вытянешь даже с ключом.
Колдунья нервно усмехнулась:
– Я не стану делать тебя ключом, мудрый Латира, и сама им становиться не желаю. Так и знай! Хотя, Камни иногда не спрашивают, и ради клана...
– Нет, малая. Ты, конечно, хороша, но я-то уже слишком стар для таких игрищ. Мы просто зайдём в круг, держась за руки, и споём песенку, которой тебя твой наставник совершенно точно не учил. А потом споём Усмиряющую Стихии... Если так и не придумаем чего-нибудь получше! Скажи-ка, малая, как проще всего наполнить водой дырявый кувшин? Самый обычный дырявый кувшин?
– Обычный кувшин? Сперва заткнуть и замазать дыру. Но наша дыра – беззаконный колдун... Вообще-то... Если его убить, большинство заклятий быстро и без последствий рассеются. Лишь великие песни опасно прерывать на середине: сам понимаешь, старый, я не хочу обрушить свои первые Зачарованные Камни на дом у Синего фиорда. Кто бы там сейчас ни жил! Да и всё побережье тряхнёт...
– Малая, что бы он ни пел, он не поёт постоянно. Нашёл же он время ловить тебя. Судя по отголоскам, которые я слышу, он бередит стихии, потом отдыхает, потом опять бередит. Через равные промежутки времени, будто раскачивает качели. Ты сбила его своею песнью, а дальше он опять держит ритм. Мне это очень не нравится! Для "проклятья пурги", "гласа моря", "ропота голкья" и всей подобной погани мудрому в круге достаточно спеть один раз. Так, как сейчас, накачивают силу слабые колдуны, но он-то – мудрый в круге! Что он накачает, я даже предполагать боюсь. Как бы падение Лати Голкья не показалось рядом с его задумкой мелким сезонным извержением!
Вильяра чуть не переспросила: "Ты шутишь, старый?" Но не то настроение у обоих, чтобы шутить, тем более, такими вещами. Мудрая закрыла глаза и сосредоточилась, пытаясь услышать, поёт ли сейчас её враг? Да. И похоже, не где-нибудь, а у Синего фиорда. Враг – там, Нимрин – там (и пока жив!), возможно, где-то там и пропавший Нельмара.
– Латира, слушай, если мы в самом деле пойдём убивать, лучше подстеречь его, как он меня: после очередной песни.
– Согласен, малая. Но даже ты взяла с собой для подстраховки Нимрина. Вопрос, кто прикрывает беззаконного колдуна, и как именно... Погоди...
Старик замер, уставившись в одну точку, и пребывал так довольно долго. Вильяра прислушивалсь к голосам стихий и пыталась понять, что делает и что замыслил враг?
За время ученичества у Старшего Наритьяры она немного узнала Среднего. Он приходил в гости к их общему наставнику: побеседовать о делах в Совете, приятно провести время за пиршественным столом. Красавец и умница, яркий и жаркий, как летнее солнце, он так же свысока посматривал на юную ведьму, а охотников вокруг, казалось, вовсе не замечал. Вилья, кормившие мудрых в своих домах, были особенно не рады именно блистательному молодому колдуну, но на расспросы Вильяры, что с ним не так, молча отводили глаза: смущённо или испуганно.
С разрешения наставника, Средний однажды взял Вильяру в круг Зачарованных Камней, и ей там было хорошо – впервые со дня посвящения. Мудрая изведала удовольствие и от любовной игры, и от стремительно наполняющей тело колдовской силы. Женщина была в восторге, а вот мужчина не сказал ей ни слова ласкового, а выйдя из круга, залепил оплеуху и обозвал блудливой девчонкой. Позже Вильяра подслушала, как Старший Наритьяра сурово выговаривает Среднему: "Безмозглый размазня! Если тебя распёрло покувыркаться со смазливой девкой, зачем было тащить её в круг? Знаешь ведь, Зачарованные Камни питают того, чья радость ярче, чей дар сильнее. Девка обставила тебя и так, и эдак, о мудрый из круга старейших, ключ для недоучки! Ты должен был не слюни распускать на её прелести, а унизить, напугать, обидеть её. Чтобы плакала, дрожала, сгорала от стыда и не смела тянуться к силе! А лучше, нагибай-ка ты в круге, кого обычно. Посвящённая – слишком крупная дичь для тебя, с твоим убогим даром. Исчезни с глаз моих, неудачник!" От услышанного до Вильяры, наконец, дошло, что в кругу она нечаянно перетянула на себя большую часть потока силы, то есть сделала со Средним то, что наставник делал с ней, и что ей так отчаянно не нравилось. Робкие извинения колдуньи Наритьяра Средний отверг со злобой и старательно избегал её после...
Вильяра ощутила острый укол вины. Сама того не желая, она нанесла собрату по служению болезненную рану, которую наставник старательно растравил. А что, если Средний затеял беззаконие ради мести – ей, Вильяре? Может, заполучив её шкуру, он угомонится и оставит в покое клан? Не слишком умная мысль: дело зашло безнадёжно далеко, одними лишь запретными песнями беззаконный колдун уже вычеркнул себя из кругов мудрых и из числа живых. Встав под удар, Вильяра ничего не исправит – но может быть, приостановит? Даст время Совету собраться и...
"Наритьяра мудрый, скажи, зачем ты раскачиваешь Голкья?" – посылая зов, Вильяра не брала пример с Младшего, не рисковала сорвать чужое заклятье. Судя по эху, Средний как раз закончил очередную песнь. "Наконец-то ты заметила, и тебе стало любопытно, несносная девчонка", – миг, и он уже стоит перед ней посреди пещеры.
Он совершенно не изменился с их последней встречи, да и со дня своего посвящения: высокий и мощный, но так и не заматеревший до конца четырёхлетка, краса и гордость Наритья. Он сохранит этот прекрасный облик на десятки и даже сотни зим, мудрые стареют медленно. Он улыбается, и отсветы пламени из очага играют на крупных белоснежных клыках, на безупречно ровных резцах. Зрачки глубоко посаженных глаз вспыхивают льдистыми зарницами. Он видит, что Вильяра тянется к ножу на поясе, и, призывно распахнув объятия, запевает Зимнюю Песнь Умиротворения. Не подпеть ему, не замкнуть кольцо рук – превыше сил. Колдунья мельком удивляется, почему они поют лишь вдвоём, а где же Латира?! А его в пещере нет, как никогда не бывало... Ах ты, старый прошмыга! Но песнь глушит недовольство, настраивает на благой лад.








