Текст книги "Колдовство любви"
Автор книги: Аннет Клоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
30
– Эта малышка стоила того, чтобы искать ее по всему Стамбулу, – заметил Франческо ди-Лоредано, капитан «Наяды». Его взгляд, полный неподдельного восхищения, прошелся по девушке сверху вниз. – Надеюсь, она не разочарует тебя в постели.
Нахмурившись, Лали гневно изогнула бровь и мрачно заявила:
– Если бы вас сейчас услышал мой приемный отец, капудан-паша османского флота, то от этого маленького суденышка остались бы только щепки. Прошу запомнить, что я – не рабыня, и сама решу: когда и с кем ложиться в постель. Надеюсь, что мужчина, которого я выберу, меня не разочарует.
Франческо озадаченно уставился на маленькую нахалку, не в силах сообразить, что ответить на столь пылкую речь. Подумать только: капитана ди Лоредано, всеми уважаемого венецианца, в роду которого было несколько дожей, отчитывает маленькая наглая девчонка, с трудом стоящая на палубе из-за легкой качки. Да еще и на виду у всей команды. Невероятно: девица, которую принесли ночью на галеру в завернутом ковре, как рабыню, ведет себя подобно особе королевской крови! Маленькая чертовка полна безрассудного гонора: откинула назад свои восхитительные золотистые кудри, вздернула повыше подбородок и сверлит хозяина корабля горящими глазами. Если бы не Антонио, Франческо уже давно задрал бы ей юбку и отшлепал. Представив во всей красе эту картину, капитан расхохотался во все горло.
– Да, кузен, трудновато тебе придется с этой плутовкой, – и тут же осекся, заметив, что у Антонио на лице заиграли желваки. Что-то сердито пробурчав себе под нос, Карриоццо схватил девчонку за руку и оттащил в сторону, к борту галеры.
Усмехнувшись, капитан отвернулся от кузена и его строптивой спутницы. Пусть сами разбираются в своих отношениях, а для капитана «Наяды» уже отворили свои ласковые объятия возлюбленные морские просторы. Море ворожило, колдовски притягивало к себе, дышало полной грудью, словно живая женщина, и Франческо, оказавшись на берегу, ежеминутно стремился вернуться обратно в Средиземноморье, страдая без нежной качки приветливых лазурных вод. Ни одна женщина мира не сможет вырвать его душу у морских волн. Сердце капитана ди Лоредано отдано морю, а тело… тело усладит любая земная, красотка.
Ветер раздувал широкие рукава платья и, спасаясь от холода, Лали обхватила ладонями свои плечи. Она делала вид, что рассматривает море, но думала лишь о том, что за ее спиной стоит рассерженный Антонио.
.– Я полагал, что в гареме воспитывают женщин в уважении к мужчине. С какой стати ты позволяешь себе отчитывать капитана корабля?
– Он заслужил это!
– А ты заслужила наказание за свое дурное поведение! Упоминать имя командующего османским флотом в присутствии капитана Лоредано более чем неприлично. Ты должна забыть свою османскую гордость и научиться вести себя, как подобает приличной женщине, рожденной в Европе.
– Ты хочешь сказать, что я дурно воспитана? – Лали почувствовала, что начинает закипать от возмущения.
– Именно так.
– И чем же это женщины в Европе отличаются от женщин Стамбула?
– Очень многим. Ты скоро сама это поймешь. А пока что веди себя скромнее и не распускай язык.
Ее обвиняют в нескромности! Первым побуждением Лали было вспылить, но она вспомнила данное самой себе обещание не ссориться с Антонио и послушно кивнула головой. Чтобы успокоиться, девушка принялась рассматривать море. Когда-то давно она, кажется, уже смотрела на него с палубы корабля. Только тогда ее глаза беспрестанно плакали, а чей-то голос пытался успокоить ее и рассмешил, уверяя, что в море и без ее слез много соли. А потом она оказалась во дворце Ибрагим-паши…
Ветер, морской разбойник, оборвал течение грустных мыслей девушки, расшалившись с ее светлыми волосами – то отбрасывая рывком за спину, то швыряя пряди прямо в лицо. Нахмурившись, девушка собрала их и заплела в косы, жалея о том, что не может укутаться в накидку. Честно говоря, ей было очень неуютно на корабле. Лали постоянно ловила на себе любопытные взгляды мужчин. Пусть даже на ней надето европейской платье, но все они – и моряки, и купцы – смотрят на нее без всякого уважения и, наверно, отпускают между собой шуточки, по сравнению с которыми замечание капитана – невинный лепет. Как жаль, что нельзя надеть чадру, скрывающую лицо!
– Расскажи, чем занимаются женщины в Италии, – попросила Лали.
– Замужние дамы следят за хозяйством своего супруга, а юные девушки учатся у матерей этому искусству.
– Какой ужас! У нас этим занимаются служанки! – поразилась девушка.
– У вас? – выразительно усмехнулся Антонио.
– Прости. Я оговорилась. Но неужели женщины только работают? А праздники у них бывают? Они имеют право на развлечения?
– Разумеется. – Карриоццо замолчал, ему припомнились те далекие дни, которые он проводил в обществе Монны. – Дамы обожают любоваться доблестью своих рыцарей на турнирах и сопровождают своих мужчин на охоте. Но более всего, пожалуй, все женщины без исключения любят балы и карнавалы, где без устали танцуют с вечера до утра.
– Я так люблю танцевать! – обрадовано встрепенулась девушка.
– Боюсь, что твои танцы покажутся в Италии нескромными и неуместными, – покачал головой Карриоццо. – Тебе придется забыть о них.
– Как обидно… – надула свои очаровательные губки Лали.
«Малышке, пожалуй, придется нелегко в новой жизни. Ее следует обучить многим вещам. Возвращение на родину может оказаться весьма занимательным»
Глаза Антонио с улыбкой заскользили по растерянному личику девушки и замерли при взгляде на янтарное ожерелье, обрамлявшее тонкую девичью шею. Лютая ревность тут же сдавила горло. Карриоццо протянул руку и, не обращая внимания на возмущение девушки, рывком расстегнул замочек, скрепляющий янтарный «ошейник».
– Делай с ним, что хочешь, – буркнул он, протянув ей ожерелье, – но не смей носить в моем присутствии.
Взглянув на янтарные капли, Лали поняла, что это украшение ей больше не нужно. Оно напоминает ошейник раба, и правильнее всего будет избавиться от него навсегда. Размахнувшись, девушка швырнула ожерелье подальше в море. Янтарь последний раз блеснул в лучах вечернего солнца и скрылся в лазурных водах.
– Все. Капитана Джаноцци больше нет.
Морщинки на лбу Антонио разгладились.
– Ты заплатила свою дань морю. Будем надеяться, что оно проявит милосердие, и ты без приключений вернешься домой. А теперь дай мне руку, Лали.
С любопытством прищурившись, девушка вложила свою ручку в мощную ладонь мужчины, и он тут же прижал Лали к своей груди.
«Неужели он собирается поцеловать меня на глазах у всех?» Дрожа от страха и надежды, Лали бросила испуганный взгляд на купцов, с любопытством глазеющих на них.
– Здесь? При всех?!
– Конечно.
«Как странно… Целоваться в присутствии людей ужасно стыдно, но что поделать, если Антонио этого хочет». Приподняв голову, Лали, закрыла глаза и послушно подставила мужчине губы для поцелуя. Однако ничего подобного не произошло.
– Открой глаза, глупышка, иначе упадешь во время танца. Жаль, что на корабле нет музыкантов, но ничего – я напою тебе мелодию и покажу движения самого благородного из всех танцев.
– Танец?.. А я думала… – голос Лали прервался от смущения. Ей было стыдно за себя.
Отблеск солнечных лучей отразился в глазах Антонио.
– Я: понял тебя, – тихо прошептал он, – но сначала танец.
«А потом?» – едва не сорвался вопрос, но девушка успела остановиться. Довольно показывать свою слабость.
Танец оказался весьма благородным и до невозможности скучным. Лали все время хотелось ускорить движения, но Карриоццо старательно пресекал ее попытки. Впрочем, близость к Антонио сумела напитать этот скучный танец приятным удовольствием, и, наслаждаясь прикосновением рук, обнимавших ее талию, девушка послушно двигалась бок о бок с мужчиной в такт мелодии, которую он старательно напевал.
– А нельзя танцевать иначе? – поинтересовалась Лали, когда Антонио сделал изящный поклон, заканчивая паванну.
– Тебе должна понравиться фарандола, – улыбнулся Карриоццо и тут же заставил Лали быстро крутануться на месте пару раз, затем пропустил под своей рукой и, наконец, крепко обхватив за талию, быстро закружил девушку по палубе, непрестанно меняя направление движения. – Нравится?
– Очень! – счастливо засмеялась Лали.
Быстро уловив ритм, девушка легко повторяла движения Антонио, который то прижимался к ней, то отстранялся прочь, а затем вновь привлекал к себе.
Внезапно Карриоццо резко остановился и, недовольно оглянувшись на зрителей их импровизированного спектакля, потянул девушку в укромное место. Устроившись между бортом галеры и огромными тюками с товарами, где их никто не мог увидеть, Антонио с жадностью впился в зовущие девичьи губы, и Лали, застонав от удовольствия, послушно прильнула к нему. Забыв обо всем, молодые люди погрузились в упоение поцелуем, пьянея от страсти, словно от вина.
– Моя… – низким, прерывающимся голосом прошептал он, оторвавшись на миг от ее сладких, слегка припухших губ.
– Твоя… – промурлыкала девушка и вновь потянулась за поцелуем к Антонио.
Карриоццо вздрогнул и отстранился.
– Темнеет. Франческо нас пригласил на ужин к себе.
Лали обиженно уставилась на Антонио. Она, конечно, успела проголодаться, но напоминание о капитане и ужине именно сейчас показалось ей обидным.
– Я не хочу вновь выслушивать его глупую болтовню.
– Как хочешь. Ступай в нашу каюту. Я принесу тебе что-нибудь из еды.
Разгоряченный танцем Антонио позволил себе на время забыть свою клятву. Но утопающее в море солнце заставило его остановиться. Он не должен, не смеет обманывать доверившуюся ему девушку. Иначе будет считать себя не меньшим подлецом, чем шахзаде и Джаноцци. С этого самого момента Лали для него лишь маленькая девочка, которой он обещал помочь.
Но коварной змеей в сознание вползала мысль, что вряд ли он сумеет сдержать себя, если Лали – золотой тюльпан, выросший в гареме, – будет столь настойчива. Будь прокляты обычаи османского мира, где женщин с детства готовят в наложницы!
31
Насытившись долмой в виноградных листьях и кусочками спелой дыни, Лали старательно умыла руки и лицо в чаше с водой, окинула беглым взглядом каюту, освещенную тусклой лампой и озадаченно замерла, взглянув на постель.
– Что-то не так? – спросил Антонио, наблюдавший за ней.
– Ты будешь спать здесь?
– Ты возражаешь?
«Глупый вопрос. Больше всего на свете я хочу, чтобы он все время находился рядом».
– Нет, но я полагала, это неприлично – девушке и мужчине спать в одной комнате. Или в Италии считают иначе?
– На корабле мало места, но полно мужчин, которые с удовольствием захотят отведать женской ласки. Поэтому я буду твоим стражем. Забыла разве, что в гареме Ибрагим-паши меня считали евнухом?
«Я помню взгляды, которыми одаривали тебя женщины! Такой переполох поднялся в гареме при твоем появлении, что не удивлюсь, если многим из этих похотливых дур удалось развлечься с тобой!» – сердито подумала Лали, но вслух произнесла совершенно другое:
– Но что подумают се эти мужчины?
– Тебе не о чем беспокоиться. Когда мы прибудем в Венецию, ты их больше не увидишь.
«Антонио будет находиться рядом!» Отвернувшись, Лали выпустила на мгновение довольную улыбку, но тут же сделала страдальческий вид и брезгливо потрогала постель.
– Не знаю, смогу ли я уснуть здесь, – изобразила она сомнение. – Выглядит не очень мягко.
– Гаремное ложе было значительно мягче, но, помнится, в пещере у водопада кое-кто довольно неплохо выспался на жестких ветках?
Смутившись, Лали опустила голову, скрывая от Антонио покрасневшие щеки, и принялась расшнуровывать платье, надеясь, что он захочет ей помочь. Однако надежда ее не оправдалась, и после упрямой борьбы со шнуровкой девушка с облегчением выскочила из платья и положила его на сундук. Оставшись в тоненькой сорочке, Лали поежилась и поспешно забралась в кровать, огороженную деревянными бортиками.
– Удобно? – над ней склонилось улыбающееся лицо Антонио.
–. Дома было значительно мягче, – поморщилась Лали. – Да еще эта качка…
– Закрой глаза и сразу уснешь, – расправив одеяло, Карриоццо заботливо накрыл им девушку. – Спи, я приду позже.
– Ты уходишь? – даже не делая попытки скрыть свое отчаяние, Лали с обидой заглянула ему в глаза. – А как же обещание охранять меня?
– Мне нужно поговорить с Франческо. Я не задержусь, – Антонио запечатлел нежный поцелуй на ее губах.
Встрепенувшись, она попыталась обнять его за шею, но…
– Не спеши, кара миа, – прошептал Антонио в зовущие губы девушки. – Доброй ночи, – пожелал он и вышел из каюты.
«Этот мерзавец прекрасно знает, что творится со мной, – разозлилась Лали, – и мучает меня! Как можно уснуть в такую ночь?»
Карриоццо тщательно запер каюту. Антонио не хотелось, чтобы кто-то из купцов или того хуже – матросов – пробрался к Лали и попытался взять то, что по праву принадлежит лишь ему. Устраивать драку и убийство на корабле было бы безрассудством.
32
– Эта малышка успела завоевать твое сердце. Монна дель Карпаччо забыта?
– Я не хочу вспоминать о ней, – хмуро оборвал капитана Антонио.
– Прости, я полагал, что, похитив из гарема малышку, ты освободился от любви к Монне. До чего же глупо зависеть от своих чувств к женщине. Тебе следует брать пример с меня. В каждом порту у меня новая бабенка.
– Не лги себе, – усмехнулся Антонио. – Твое сердце давно занято. Разве не любовь к морю заставляет тебя бежать прочь от земли? Твоя возлюбленная, – морская пена и наслаждение для тебя – морская буря.
– Ты угадал, парень. Нет ничего прекраснее ветра, играющего в парусах!
– Тебе давно следовало отправиться в дальнее плавание.
– Мои возлюбленные нимфы Средиземноморья ревнивы и не простят измены, – Франческо рассмеялся, сверкнув полоской ослепительно белых зубов.
– Подумать только: известный распутник хранит верность! – в свою очередь ухмыльнулся Антонио.
– Во всяком случае, это лучше, чем попасть в сети такой чертовки, как твоя Лали, которая шутя разобьет твое сердце, а затем выскользнет из рук, чтобы броситься в объятья другого. Тебе это известно лучше, чем мне. Монна…
– Я просил не упоминать это имя! – усмешка исчезла с лица Антонио, и он с трудом сдержался, чтобы не вспылить.
Монной звали его бывшую невесту, дочь графа дель Карпаччо. Прекрасное лицо и очаровательная улыбка юной графини влекла мужчин, как пчел манит аромат розы. Это мало волновало Антонио, он был уверен в своей возлюбленной и не обращал внимания на ее лукавые заигрывания то с одним, то с другим поклонником. А потом она неожиданно вышла замуж за Людовико де Бельфлера, которому (подумать жутко!) исполнилось сорок три года. Обман возлюбленной оказался сильным ударом для Карриоццо. Особенно, когда он узнал, что Монна вышла замуж по любви. Боль все еще жила в сердце.
– Признаю, что ты поступил мудрее меня, выбрав себе в возлюбленные морскую волну, – мрачно качнул головой Карриоццо.
– Молодец! – Франческо похлопал брата по плечу. В глазах его зажглись веселые огоньки. – Я ожидал, ты ударишь меня за очередное напоминание.
– Последние пять лет научили меня владеть своими чувствами, – буркнул Антонио. – А теперь я хочу знать о том, что произошло в Карриоццо за время моего отсутствия.
Франческо провел пальцами по своим спутанным волосам, в которых играл ветер, и пожал плечами.
– Я полтора года там не был. В последний мой приезд в Карриоццо все шло своим чередом. Твой отец очень переживал, что поссорился с тобой. Он считал своей самой большой ошибкой в жизни то, что не смог понять тебя и не благословил перед отъездом.
Антонио с облегчением вздохнул, забыв на время о том, что из дома так и не прислали выкуп. Когда он замыслил покинуть отчий дом по той причине, что не желает жить вблизи земель Бельфлера, отец накричал на него и заявил, что не слышал более глупых решений. Оба наговорили резких, нелицеприятных слов, и Антонио уехал раздраженный и оскорбленный. Пытаясь забыть о своем разбитом сердце, Карриоццо нанялся на корабль, сопровождающий караваны судов, чтобы охранять их от корсаров. В сражениях судьба старательно берегла его, отводя в сторону удары кинжалов и сабель. Только два года спустя Антонио понял, что отец был прав. Он не раз подумывал о том, чтобы вернуться домой и, преклонив перед отцом колени, попросить прощения. Но мешала идиотская гордость. А потом ему предложили отправиться в Стамбул.
– Твой младший брат стал взрослым. И внешне очень походит на вашего отца. Я слышал, что он влюблен в Доминику дель Уциано и мечтает жениться на ней.
– Она же ребенок!
– За время твоего отсутствия малышка подросла и весьма похорошела. Она так хороша собой, что всенепременно вызовет зависть и ревность твоей Лали. У этой крошки такая чудесная фигурка и столь дерзкий язычок, что она давно заткнула рты своим поклонникам. Супруги дель Уциано пытаются сотворить из дочери свое подобие, но Доминика умудряется все делать по-своему. Для столь юного возраста у нее весьма сильная воля. И это все, что мне известно.
– Но отчего я не дождался выкупа?
– За полтора года многое могло измениться. Хочешь выпить? – Франческо подозвал к себе матроса и велел принести бутылку кипрского вина. – Я рад, что судьба возвращает тебя родным.
Капитан не стал сообщать кузену о том, что на родине его ждет потрясение. Пусть парень хоть немного насладится счастьем от избавления от турецкого плена в обществе золотоволосой красавицы. Если Антонио сейчас узнает правду, то путешествие для него превратится в ад.
Когда ночь вступила в свои права, Карриоццо отправился к себе в каюту. Попрощавшись с ним, капитан Франческо обнял женскую фигуру, украшавшую нос его корабля, и уставился на морскую воду. По волнам струилась лунная дорожка, изгибаясь, как тело женщины. Пожалуй, Антонио прав, уверяя, что капитан думает о море, как о живой любовнице…
33
Проснувшись от жары, Лали поняла, что спит не одна. Полуобнаженный Антонио вытянулся рядом с ней на постели, сбросив покрывало, словно сознательно предоставляя девушке возможность всласть полюбоваться его прекрасным телом.
«Глупое жалкое любопытство», – девушка пыталась заставить себя отвернуться, но взгляд продолжал блуждать по телу спящего мужчины. Лали неожиданно представила, как эти сильные руки скользят вдоль ее тела, как эти губы жадно целуют ее губы, шею, живот…
«Нет, я не должна думать об этом… Это все – отголоски гаремной жизни… Я не должна уподобляться распутным рабыням, готовым предложить свое тело первому встречному для того, чтобы удовлетворить свое любопытство».
Она едва не задохнулась, когда Антонио внезапно повернулся и легко подмял ее под себя.
– Отпусти… меня, – с трудом выдохнула девушка, чувствуя, что потеряет сознание, если не вздохнет всей грудью.
Словно догадавшись о ее мыслях, Антонио немного приподнялся. Лали тут же прижала кулачки к его груди, пытаясь освободиться, но ее усилия вызвали лишь сладкую улыбку на лице Карриоццо.
– Пожалуйста, Антонио, – взмолилась девушка, – отпусти меня.
– Тебя никто не предупреждал, чтобы ты не играла с огнем? – он осторожно дотронулся губами до краешка ее ушка.
– Ты не должен… – задыхаясь, проговорила девушка, понимая, что сама не хочет прекращения этой сладкой пытки. Ее тело кричало о неудержимом желании изведать тайну любви.
Антонио хотел всего лишь наказать Лали за излишнее любопытство, но, не удержавшись, опустил голову и накрыл своими губами нежный ротик. Лишь только губы их соединились, как закружилась вокруг них карусель любви, заставляя сердца биться быстрее.
Лали уже не помнила себя. Что-то властное командовало каждым движением ее тела, заставляя забыть о разуме. Страсть, только страсть сейчас владела ее сознанием. Стиснув зубы и крепко зажмурив глаза, Лали запустила пальцы в волосы Антонио и притянула его к себе. Он повиновался, и она ощутила магический жар, разгорающийся внутри своего тела… А потом все замерло.
Долгие секунды, показавшиеся ему вечностью, Карриоццо боролся между чувством и клятвой. Желание Антонио овладеть юной красавицей было настолько сильно, что сдерживаться уже не хватало сил. Но мысль о том, что, уподобившись развратному шахзаде, он воспользуется доверчивостью Лали и ее неразумным стремлением отведать запретный плод, заставила его остановиться.
– Не теперь, – хрипло произнес Антонио, поспешно натягивая штаны, ругая себя за то, что затеял эту опасную игру.
Два коротких слова долго блуждали по опьяненному страстью сознанию Лали, пока не достигли цели. Пробуждение от грез было болезненным. Девушке хотелось кричать от негодования и разочарования.
– Почему? – прошептала она, с трудом сдерживая слезы.
– Не могу. Я дал клятву.
– Клятву? Кому?
– Себе.
– Какая глупость! Об этом, кроме нас, никто не узнает, – девушка недоуменно пожала плечами.
– Об этом узнает Господь.
Лали почувствовала себя гадко. Сжавшись в комочек, она прикрыла глаза руками.
– Неужели я хуже наложниц из гарема? – сдавленным голосом пробормотала девушка. – Им ты не отказывал в своих ласках.
– Ты в тысячу раз лучше тех женщин, Лали. Если ты была бы такой, как они, я не желал бы тебя так сильно. И не прикоснулся бы к тебе.
– Прикоснись… – Лали метнулась к Антонио и, свернувшись клубочком у него на коленях, еле слышно взмолилась: – Пожалуйста…
– Лали… – упавшим голосом простонал Антонио, приподнимая ее подбородок и заглядывая в темные, как ночь любви, глаза, – не мучь меня… Если я позволю себе забыться, то боюсь, что мы оба пожалеем об этом. Никто не знает, что нас ждет в Италии. Если тебе суждено найти своих родных, ты должна вернуться невинной, чтобы не выслушивать упреки за то, что выросла в гареме. Я не хочу, чтобы ты возненавидела меня и считала подобием Мехмеда и Джаноцци.
– Возможно, я никогда не найду своих родных. Зачем же нам мучить себя?.. И потом, я знаю, что мужчина и женщина могут доставить друг другу удовольствие, не заходя слишком далеко, – осторожно предложила Лали. – В гареме даже некоторые женщины помогали друг другу…
– Ты можешь не вспоминать о той жизни? – рявкнул Антонио и резко вскочил на ноги, сбрасывая девушку со своих коленей на постель.
Схватив в охапку подушку и одеяло, Карриоццо швырнул их на сундук и рухнул вслед за ними, отвернувшись к стене и поджав длинные ноги.
– Что ты делаешь? – девушка испуганно смотрела на сердитые плечи и затылок Антонио. – Тебе же неудобно!
– Здесь в тысячу раз удобнее, чем лежать в постели со слишком опытной в любви девственницей!
Упав лицом в подушку, девушка тихо заплакала, стараясь сдержать рыдания. Почему он так рассердился? Нет ничего дурного в том, что она предложила. Как жаль, что она невнимательно слушала речи опытных наложниц и потому не знает, как угодить мужчине.
