Текст книги "Терпкий запах тиса (СИ)"
Автор книги: Анна Жилло
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
10
Когда я утром проснулась, Вадим уже ушел. С трудом расправив затекшую спину, шею и ноги, я поняла, почему он предпочел спать со мной в одной постели. Выбрал из двух зол меньшее. Вполне симпатичный с виду диван, на котором было так уютно поваляться с книжкой, для длительного сна был совершенно не предназначен. У меня болело все, как будто после многочасовой пытки. Появилось страстное желание позвонить на работу, сказаться больной и остаться дома. Но в ежедневнике значилось несколько очень важных встреч, которые вряд ли можно было отменить.
Или… не было никаких важных встреч? Теперь ведь все по-другому. Может, я вообще там уже и не работаю? Или никогда не работала? Хотя нет, если бы не работала, Лена бы мне не звонила, чтобы выяснить, вернусь я или нет. То есть не Лена, а как там ее? Ира. И приватного телефона Ипатьева у меня не было бы. В общем, в офис надо было съездить хотя бы уже только для того, чтобы разведать обстановку. Ведь если не получится все вернуть (нет-нет-нет, только не это, пожалуйста!), как-то придется в этом жить. Приспосабливаться. Человек – тварь такая, ко всему может приспособиться. Даже если с Вадимом все совершенно безнадежно, у нас, на минуточку, двое детей. Сказать «сгорел сарай – гори и хата» точно не получится.
При детальном рассмотрении мелких несоответствий оказалось море. Я то и дело натыкалась на незнакомые вещи и не могла найти то, к чему привыкла. Что-то лежало в других местах, чего-то вообще не было. А уж в шкафу и вовсе все оказалось драмой. Я всегда привязывалась к удобной одежде и носила ее долго, даже если и не очень часто. Но даже на беглый взгляд почти ничего из того, что я любила, не вешалках и полках не оказалось. И, кстати, того темно-розового или бледно-малинового платья, в котором я была в ресторане с Гришей, тоже не было. Интересно, какое же тогда Вадим назвал блядским?
Но изучать весь свой гардероб не было ни времени, ни желания. После грозы ожидаемо похолодало, градусов на десять сразу. Тучи висели низко, едва не задевая крыши. Полиэтиленовые пакеты, удравшие из помойки, подлетали этажа до четвертого, демонстрируя тем самым силу ветра. Подумав, я достала свободные черные брюки, красную шелковую блузку и длинный белый кардиган. Сделала соответствующий макияж, собрала волосы в низкий узел на шее.
Завтракать не хотелось, но я все-таки заставила себя съесть бутерброд с сыром и выпить чашку кофе. Тарелка с пельменями так и стояла в холодильнике, но сейчас они не вызывали абсолютно никакого вожделения. Когда я нервничала, периоды дикого жора чередовались у меня с полным отсутствием аппетита. Может быть, поэтому мне и удавалось более-менее держаться в одном весе.
Перекинув все нужное, в том числе и запасной зонтик, в черную сумку, я нашла в обувнице черные лодочки, вполне подходящие. Ощущение было такое, как будто я оказалась в чужом доме и пользуюсь чужими вещами. Вроде бы все было мое, выбрано мною – но… как будто здесь жила моя сестра-близнец? Нет, не так. У той женщины было мое тело, а вот наши вкусы, привычки и воспоминания совпадали лишь до пятнадцатилетнего возраста. А потом мы начали медленно расходиться. Да, у нас было много общего. Наверно, больше общего, чем различий, но все же у каждой было что-то свое, совершенно не свойственное для другой. Вплоть до того, что я не купила бы эту сумку. И туфли. И зонтик. И дорогущие Adhil Assoluto от Тицианы Теренци показались мне приторными и вызывающими.
Я спустилась вниз, подошла к стоянке.
– Доброе утро, Валерия Сергеевна, – кивнул из будки незнакомый охранник.
В углу, куда мы с Вадимом всегда ставили машины, не было ни Жорика, ни Прелести. Там стоял новый зеленый Паджеро-спорт, а рядом серый рено Дастер. Я достала из сумки ключ с привычным логотипом трех бриллиантов, потом обложку с правами и техпаспортом. Да, спорт оказался моим. А у «пылесоса» за лобовым стеклом красовался резиновый крокодил, которого мы с Вадимом шесть лет назад купили в Черногории.
По идее, спорт тоже можно было звать Жориком, но не хотелось. Он был чужой, неудобный и неуютный. В нем все было не так. Спасибо хоть коробка-автомат, а то далеко бы я уехала на механике. Впрочем, на механике я никогда и не ездила, только в автошколе. И вряд ли эта Лера была фанаткой ручки, если купила машину с автоматом.
Кое-как разобравшись с непривычными и вовсе незнакомыми кнопками, которых не было у Жорика, я вырулила на улицу и поехала отточенным до автоматизма маршрутом. Когда часто ездишь по одним и тем же улицам, уже на автопилоте объезжаешь рытвины, перестраиваешься на повороты, сбрасываешь скорость в опасных местах. Подсознание в это время следит за меняющейся обстановкой, а сознание занято чем-то насущным. Ну а что у меня было насущным – очевидно.
Во всем этом театре абсурда был один наиболее абсурдный момент. Мое сознание, мысли, воспоминания – в общем, моя личность вытеснила ту Леру, которая жила в «Котиковой» реальности. Интересно, и куда же она делась? Просто исчезла?
Меня резко подрезала белая бэха, и я встряхнула головой, выгоняя оттуда лишние мысли. На дороге – как на войне. Отвлечешься – и ты труп.
Охранник на входе в бизнес-центр, где мы арендовали офис, был тот же самый – уже приятно. Пропуск не потребовал, кивнул приветливо. Значит, работаю я здесь. А вот двух девушек в лифте, которые со мной поздоровались, я не знала. И в приемной сидела такая оторва, что мне стало дурно. Это моя секретарша?! Вот эта овца с малиновыми волосами и губами в пол-лица?! Ленка университет окончила и три языка знала, а это что за чудо-юдо?
– Доброе утро, Валерия Сергеевна, – томно пропела она.
– Доброе, Ира. Сделай… мне кофе, пожалуйста.
Я запнулась, потому что не знала, как обратиться – на вы или на ты. В той жизни я ко всем сотрудниками обращалась на вы, кроме Лены, главбуха Валентины – моей приятельницы, и креативного директора Сергея, которого знала еще с университета. Но в лице у Иры ничего не изменилось, так что, похоже, я угадала.
Сев за стол и включив компьютер, я подумала, что не мешало бы познакомиться со штатным расписанием. Работает ли здесь хоть кто-нибудь, кого я знаю? Обычно день у меня начинался с медитации над ежедневником: встречи, проекты, договоры. Но в ящике стола ничего похожего не обнаружилось. Зато нашлось какое-то замысловатое приложение в телефоне. К счастью, телефон был тот же, а то ведь с моей альтер эго сталось бы и айфон купить. В расписании на сегодня не значилось ничего, кроме встречи с неким Кулаковым, да и то под вопросом.
В телефонной записной книжке Кулаков нашелся, но без каких-либо пометок. Он мог быть кем угодно. Важным клиентом, сотрудником, автослесарем или даже гинекологом. Ладно, пойдем методом исключения.
Ира принесла кофе, я рассеянно поблагодарила и открыла в компьютере кадровую программу. Не обнаружив Кулакова, просмотрела все позиции. Знакомых фамилий оказалось больше половины, в том числе Сергей и Валентина, это обрадовало. Потом я зашла в клиентскую базу данных и с облегчением нашла там Ивана Андреевича Кулакова, скромно обозначенного как «писатель». Закрыв программу, я нажала кнопку интеркома и попросила Иру зайти.
– У меня Кулаков значится под вопросом на сегодня, – сказала я, когда она появилась в дверях. – Выясни, пожалуйста, что там с ним. А то мне после обеда надо будет уехать.
Оказалось, что Кулаков – издаваемый графоман, которого мы активно и небезуспешно пиарим. И что он в больнице, поэтому встреча моя с ним благополучно отменилась. До обеда я занималась всякой мелкой текучкой, которую обычно не любила, но сейчас была ей только рада. Она не позволяла думать о том, получится ли все исправить или нет. А если не получится – как жить дальше.
В час дня я прикинула, не сходить ли в столовую, но поняла, что кусок не полезет в горло. Предупредила Иру, что ухожу, и пошла по коридору к лифту.
«А где гарантия, Лера, что ты снова попадешь именно в тот день, если вообще попадешь? – спрашивала я себя, пока лифт полз вниз. – А если даже попадешь – что, если ситуация осложнится еще больше?»
Вопросы эти смело можно было считать риторическими, потому что ответов на них не было. Но я всегда считала, что лучше сделать что-то и пожалеть, чем не сделать и жалеть об упущенной возможности.
Выйдя на стоянку, я села в противную безымянную машину и доехала до парка Победы. Поставила ее на Кузнецовской, рискуя разыскивать потом на штраф-стоянке, вошла в парк через боковой вход. Мелкие сырые камешки хрустели под ногами, загадочным образом набивались в туфли. Непросохшие газоны щетинились подстриженной травой. Шелестели листьями липы и еще какие-то деревья, название которых я так и не удосужилась узнать.
Обогнув детскую площадку, я перешла мостик, пересекла асфальтовое поле, где зимой заливали каток, и свернула на безлюдную аллею. Скамейка никуда не делась, так и стояла чуть в стороне от дорожки, сверкая белоснежной краской. Да, та самая зеленая лавка когда-то была именно на этом месте. Вот только заросли тиса исчезли. Вместо них за скамейкой росли хилые декоративные кустики, у которых даже после вчерашней грозы был тусклый, пыльный вид.
Оглянувшись по сторонам, я вскарабкалась на спинку и попыталась мысленно вернуться в майский день двадцатилетней давности. Мне пятнадцать, я сижу и жду мальчика, в которого влюблена…
Минута шла за минутой, ничего не происходило. Небо хмурилось, деревья шумели на ветру. Я плотнее запахнула кардиган, но теплее не стало.
– Как не стыдно-то? – услышала я скрипучий старушечий голос. – Взрослая женщина, а уселась, как шпана, ноги на скамейку поставила.
Маленького росточка бабуля с моськой на поводке стояла на тропинке, свирепо глядя на меня.
– А с собаками в парке гулять запрещено, – огрызнулась я, слезая со скамейки.
11
«Ооо, на мою девушку упал космодесантник», – крутилась в голове строчка идиотской песни, которая с завидной регулярностью всплывала, стоило мне оказаться в ситуации полной растерянности. Как будто пробивало некую защиту.
Ничего не вышло.
Это было похоже на катастрофу, после которой снова предстояло учиться жить. Мой однокурсник Витька Грачев попал под электричку. Шел вечером через переезд в наушниках, надвинув на глаза капюшон. Ему еще повезло, что она только от платформы отъехала. Месяц комы, переломы, одну ногу ампутировали. Учился говорить, держать ложку, ходить – сначала на костылях, потом на протезе. Говорил, что хотел покончить с собой, но родители не дали. Потихоньку смирился, привык, освоился с новой жизнью. Закончил универ, нашел работу, женился. Сын родился, потом дочь.
Можно было убеждать себя, что, по сравнению со многими, я просто счастливица. Жива, здорова, мать двоих детей, директор крупной компании. С мужем вот только… Ну так он тоже никуда пока не делся. Живет со мной, даже спит рядом. У многих все намного хуже.
Вот только сравнение со «многими» мне никогда не помогало. У них свое, у меня – свое. И это свое было для меня намного серьезнее, чем чужие драмы. Так уж человек устроен, что собственный порезанный палец для него куда важнее, чем война в Сирии.
Поворачивая на Московский, я чуть не засобачила автобус и поняла, что так дело не пойдет. Надо было хоть немного успокоиться. Собрать себя веничком на совочек. Высмотрев свободное место, я припарковалась у пекарни-кондитерской.
Народу оказалось немного, я взяла кофе и пирожок с вишней, села за столик.
Когда к нам в агентство приходил новый клиент, самым сложным было выяснить, чего он хочет, и четко очертить границы, в которых предстояло действовать. Мы не занимались рекламой товаров или продуктов, нашей задачей было создать имидж, неважно, конкретного человека или компании, и донести его в массы. Но большинство клиентов не могли сформулировать свои пожелания, кроме как «сделайте меня популярным». Я заставляла сотрудников строить сетку: что мы знаем о заказчике и каким хотим его показать. Определять исходные точки, от которых можно было отталкиваться.
Сейчас мне предстояло заниматься тем же самым, только для себя. Передо мной как будто болото расстилалось, надо было нащупать относительно твердые места, расставить вешки, а потом уже настилать гать. Самым сложным было то, что у меня не было возможности задавать прямые вопросы о себе, только очень извилисто и в обход.
Для начала я позвонила маме на дачу. Это был совершенно обычный разговор, ничего неожиданного или странного. Примерно так же я разговаривала с ней несколько дней назад.
– Ты как обычно приедешь? В субботу? – спросила она под конец. – Скажи Вадику, пусть кваса купит по дороге, тут перестали наш продавать. И тортик захвати какой-нибудь.
Ага, значит, на дачу мы с Вадимом ездим порознь. В последние годы он в пятницу заканчивал работу раньше и сразу, не заезжая домой, отправлялся в Белоостров. А я, чтобы не попасть в самые плотные пробки, – в субботу утром, причем чаще на электричке, чтобы обратно ехать в одной машине. Если бы мы ездили вместе, мама сказала бы «купите квасу». Ну хоть не по очереди, через выходные, как в то лето холодной войны. Похоже, изображать нормальные отношения у нас вошло в рутинную привычку. Вот только у меня такой привычки не было. Справлюсь ли?
Стоп! Тортик! Ну конечно, день рождения же! Последняя серия. Обычно на даче мы отмечали скромно, просто мама готовила что-нибудь повкуснее. Ну там тосты, подарки, само собой, но, как говорил Вадим, без фанатизма. А кстати, интересно, отмечали ли мы с девчонками в «Абрикосове»? Или в этой реальности такая традиция не сложилась? Впрочем, на этот вопрос ответ нашелся легко, в телефонном ежедневнике «Абрикосов» был записан так же – на вторник.
После мамы я позвонила детям, то есть Петьке. Обычно, если не нужен был кто-то конкретно, я звонила им по очереди. И вот тут разница уже была заметна. Не бодрое «привет, мамонт!», а вялое «привет, ма». Да-да, у нас все нормально, пока. Меня словно лапой железной продрало – так это отличалось от наших обычных разговоров.
Что же мы наделали – что я наделала! Ладно мы, но дети, пять лет живущие с родителями, которые зачем-то притворяются, что между ними все хорошо…
Сделав пару глубоких вдохов, я пролистала записную книжку с начала до конца, отмечая чьи номера в ней есть, а чьих нет. Сначала на рабочей симке, потом на личной. Среди множества прочих телефонов на ней обнаружились все четыре мои подруги. А еще – некий Евгений. Просто так, без фамилии. Мне стало нехорошо. Разумеется, это мог быть и не Котик. И вообще – достаточно было просто набрать номер и выяснить, но мне категорически не хотелось этого делать.
Подумав, я открыла вайбер и написала Моховцу:
«Мох, знаешь в Питере хорошего частного детектива? Неболтливого?»
Ответ пришел незамедлительно:
«Бизнес или личное?»
«Личное», – ответила я.
«Неужто профессор пошел налево?», – сообщение сопровождал подмигивающий смайлик.
«Нет. Можно без стеба?»
«ОК. Пошукаю».
Отложив телефон, я подцепила с тарелки остаток пирожка, отправила в рот – и тут же раздался противный хруст. Подставив ложку, я выплюнула на нее разгрызенную косточку и осколок зуба. Приличный такой осколок.
Все говно к нашему берегу! Спасибо хоть не передний.
– И как это называется? – поинтересовалась я, подойдя к прилавку и продемонстрировав ложку с косточкой и зубом.
Девушка-продавщица начала оправдываться, что она тут ни при чем, она же не пекарь. Прибежал пекарь и начал оправдываться, что он тут ни при чем, такие полуфабрикаты привезли. Очередь тем временем поредела – несколько человек развернулись и ушли. Мне вернули деньги за кофе и пирожок и накидали здоровенный пакет всего, в чем точно не было косточек. Конечно, я могла накатать жалобу. Или даже подать иск в суд. Но мне только этого сейчас и не хватало. Забрав пакет, я вышла и села в машину.
Надо все-таки придумать ей имя, промелькнула мысль. Или нет, ему, а не ей. Хоть и непривычный, нелюбимый, но что поделать. Придется привыкать. Жорик точно нет, пусть будет Джерри, что ли.
– Кирюх, привет! – я завела двигатель и набрала номер Киры. – Слушай, зуб сломала. Ты как?
– Снова здорово! – проворчала Кира. – Сильно горит? Какой зуб-то?
– Пятерка, верхняя.
– Фигово. Сильно пасть не разевай, видно будет. Завтра я выходная, в субботу все забито. В понедельник приезжай, часам к шести, посмотрим. Кстати, разговор есть. Ладно, давай, у меня пациент с открытым ртом сидит.
Когда я уже подъезжала к дому, телефон коротко хрюкнул: пришло сообщение в вайбер. Заехав на стоянку, я открыла и обнаружила отправленный Славкой номер телефона с припиской: «Василий Упадышев. Сошлись на Штепу. Берет дорого. Если придешь инкогнито – двойная цена. Удачи».
Я уже почти вошла в парадную, но сообразила, что в холодильнике мышь повесилась – если не брать в расчет вчерашние пельмени. Развернулась и пошла в магазин. Набрала три пакета, пришла домой и забила холодильник до отказа. Потом включила компьютер, набрала в ворде свою фамилию, имя, отчество, дату рождения, домашний адрес, место работы, марку и номер машины. Отправила на печать и нашла относительно свежую фотографию. Сложила все это в файл и потянулась за телефоном, но вовремя остановилась.
Разумеется, частный детектив быстро выяснит номер моего мобильного и, вполне вероятно, заметит, что именно с него был звонок от клиентки, пожелавшей остаться инкогнито. И дама эта, выходит, заказала досье на саму себя. Так тупо палиться мне не хотелось.
Я не поленилась выйти из дома и заглянуть в ближайший салон красоты. Положила перед администратором на стойку приятную купюру и попросила разрешения позвонить по городскому телефону. Девица удивленно заморгала, но без возражений пододвинула ко мне телефон. Детектив снял трубку после первого же гудка.
– Упадышев, – отрекомендовался он. – Слушаю.
– Здравствуйте, Василий, – сказала я, стараясь говорить монотонно, без узнаваемых интонаций. – Мне вас порекомендовал Штепа.
– Штепа… – повторил он. – Ясно. Чем могу помочь?
– Для начала нужно встретиться.
– Приезжайте. Записывайте адрес, – он назвал улицу и номер дома недалеко от «Озерков». – Можете прямо сейчас, можете завтра.
Мы договорились на десять утра. Я готова была заплатить сколько потребуется – лишь бы досье оказалось максимально полным и было собрано в пожарные сроки. Если раньше все происходящее казалось мне абсурдом, то это был уже апофеоз абсурда. Люди склонны прятать свою частную жизнь. Я хотела обратного – чтобы детектив узнал обо мне все. Вплоть до любимой марки трусов, если это возможно. Хотя без этого сакрального знания я как-нибудь обошлась бы. А вот вся моя личная и профессиональная жизнь за последние пять лет – это точно было необходимо.
Я поставила вариться картошку, налепила котлет, обжарила и отправила в духовку тушиться – разумеется, в красной чугунной кастрюле. Вкусы у Вадима так и остались, как он сам говорил, босяцкими. Мы часто ходили в рестораны, но всей высокой кухне он предпочитал пюре с котлетами и рассольник.
Разумеется, я не рассчитывала, что какая-то котлета растопит его сердце, но надо же было с чего-то начинать. Нарезая огурцы на салат, я вспомнила, как мы познакомились. Тогда мне вообще не пришлось прилагать каких-то усилий, чтобы обратить на себя внимание, из-за чего-то переживать, волноваться. Все получилось как будто само собой.
У нас на журфаке была библиотека для заочников гуманитарных факультетов. Но если очень хорошо попросить, некоторые остро необходимые учебники и методички давали и очникам. После зимней сессии на втором курсе я пришла туда поклянчить какую-то литературу для семинара. Вадим стоял в очереди передо мной. Пожилая библиотекарша взяла наши требования, поворчала о загребущих руках и завидущих глазах, ушла в хранилище и пропала. Мы разговорились, познакомились. Потом вышли на Первую линию, забрели в кафе и просидели там часа два. Обменялись телефонами, а на следующий день Вадим позвонил и пригласил меня в кино.
Развивалось все медленно, неспешно, чему я была очень рада, потому что «взрослые» отношения в теории пугали меня панически. Вроде бы и причины особой на то не было, но почему-то казалось, что я к ним совершенно не готова и вряд ли когда-нибудь буду. И дело было не столько в сексе, сколько в самой возможности взаимных чувств. Не просто какой-то дружеской симпатии, а любви. Наверно, Вадим понял мой страх, а может, и сам не хотел торопиться, хотя я у него точно была не первая.
Только в конце апреля мы впервые поцеловались. Весна была поздняя, по Неве еще шел ладожский лед. Мы остановились на Дворцовом мосту в полукруглом выступе, глядя на льдины, которые плыли торжественно, как военные корабли. В темной воде между ними отражалось закатное малиновое небо. Он обнял меня за плечи, я повернулась к нему…
Мне было почти девятнадцать, и это был мой первый поцелуй. И я была очень рада, что первый – с ним. Такой нежный, такой мягкий, такой… волшебный! Мы шли через Дворцовую, по Невскому, держась за руки, и молчали. Только посматривали друг друга на друга – и улыбались. И даже сейчас, вспоминая об этом, я улыбалась. Пока память услужливо не подсунула совсем другое воспоминание, с противным послевкусием стыдной неловкости. Другой мой первый поцелуй… Меня передернуло.
Повернулся в замке ключ, открылась дверь. Я зажмурилась, глубоко вздохнула. Как там было у Пушкина? «Извольте начинать»? Терпения тебе, Лера. И удачи. Завоевать заново своего мужа – задачка не из легких.
