Текст книги "Плата за обман"

Автор книги: Анна Владимирская

Соавторы: Петр Владимирский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Лицо Марата, и так не особо привлекательное из-за больших надбровных дуг и тяжелого подбородка, сейчас сделалось совсем некрасивым. Он с тревогой ждал ответа своего помощника.

Пару лет назад Старостина порекомендовали олигарху как крепкого профессионала. Сергей Михайлович, бывший оперативник, сотрудник органов внутренних дел, дослужился до начальника отдела особо тяжких преступлений и до трех полковничьих звезд. Вышел на пенсию, год промаялся на даче над грядками… И спился бы непременно, но тут ему подвернулся Ладыгин. И теперь Старостин работал, а точнее, служил начальником безопасности учрежденного Ладыгиным холдинга. Этот коренастый седой мужчина с загорелым лицом нес свою службу исправно. Был смекалист, имел профессиональное чутье на людей и обладал талантом быстро анализировать различные ситуации. Кроме того, хитроватый от природы и приобретший опыт на государственной службе, Старостин умел лавировать между многочисленными сотрудниками Ладыгина так, чтобы никого не обидеть, но в то же время прекращать любые конфликты.

За эти годы бизнесмен и его сотрудник хорошо изучили друг друга. Ладыгин чаще всего называл его просто Старик, на «ты» и доверял почти как другу. Но и не щадил, если что. Он не щадил никого.

– Так ты уверен? – повторил он свой вопрос.

– Обязательно свяжутся. Иначе незачем было похищать, – уверенно проговорил Старостин.

Ладыгин полез под стол за мячиком и вновь принялся терзать его сильной рукой.

– Так. Теперь версии. Кто, почему?

– Сейчас изложу. Но только…

– Что только?

– Вам это может не понравиться, – твердо глядя в глаза своему шефу, предупредил бывший оперативник.

– Даже так? – поднял бровь Марат.

Старостин кивнул и провел рукой по давнему шраму, пересекавшему его правую щеку ниже скулы. В ответственных ситуациях, когда он волновался, шрам беспокоил его слабым жжением, словно щека была травмирована недавно. Этот неврологический эффект был даже полезен. Полковник думал, что так проявляются его интуиция и осторожность.

– Хорошо. Считай, что ты меня предупредил, – нетерпеливо произнес бизнесмен.

– Версия номер один – конкуренты. Самая простая и вялая. Рынок давно поделен, каждый работает на своем участке. Вы в последнее время не заключали никаких особо важных договоров, из-за которых у кого-то из конкурентов потекли бы слюнки. Поэтому, думаю, им нет резона.

– Я гоже думал об этом. Ты прав. Тем более, я всегда предпочитаю конкурентов делать партнерами, как принято на западе. И они это знают.

– Версия номер два. Ваша жена…

– Старостин! Ты что, не в своем уме? Причем здесь Виктория?!

– Я предупреждал, что вам это может не понравиться. Если вы хотите профессиональной работы, то неприкасаемых быть не должно. Ведь у Вики есть мотив.

– Мотив? У моей жены? – Ладыгин перестал расхаживать по кабинету и уселся в огромное кожаное кресло у стола. – Тьфу на тебя с твоими ментовскими замашками!

Старостин давно привык не обижаться на шефа.

– И тем не менее…

– Излагай подробнее!

– В общем-то, все очень просто. Личная неприязнь – раз, зависть – два, – легко ответил Старостин.

Стало тихо, только еле слышно цокали настенные часы. Мужчины молчали. Марат уставился на своего подчиненного, но не видел его. Неужели?… Впервые за несколько последних лет, с тех самых пор, как в его жизнь вошла Виктория, он вынужден быт задать себе вопрос: как относятся друг к другу его молодая жена и его юная дочь?

Это случилось, как всегда такое случается, неожиданно. На него работали сотни людей, и он ее даже никогда не видел. Вика трудилась в отделе маркетинга. Поэтому, когда она вошла в кабинет к Ладыгину, он в первые секунды решил, что она из какой-то другой фирмы.

– Здравствуйте. Я у вас работаю уже два месяца, а мне никак денег не заплатят. Разберитесь, пожалуйста.

Марату хотелось улыбнуться, так решительно и в то же время несмело она это заявила. Но он сдержался. Непорядок на фирме – это безобразие.

– Разберусь.

Он запомнил яркую девушку и разузнал о ней все, что можно было выяснить у менеджера по кадрам. Приехала в Москву из Томска, где окончила школу с золотой медалью, участвовала в конкурсе моделей. Даже завоевана титул «Мисс Очарование Сибири». Ее заметили и пригласили учиться в Москву, в школу моделей. Учиться на красавицу в наше время тоже можно, оказывается.

Вика работала в модельном агентстве, но потом решила получить образование маркетолога, здраво рассудив, что маркетинг вечен, а красота – нет. Когда в холдинге Ладыгина, самом крупном агентстве коммерческой недвижимости, открылась вакансия в отделе маркетинга, Вика принесла свое резюме. Ее приняли на работу.

Глава холдинга стал брать симпатичную сотрудницу с собой в поездки. Деловые их отношения быстро сделались личными. И вскоре жена Марата потребовала развода… С тех пор как он развелся и они зарегистрировали брак, Виктория перестала работать маркетологом. Зачем же такой красавице работать? Пусть ведет жизнь светской львицы, как и положено жене очень богатого человека.

В ее отношениях с дочерью Марата от первого брака царило полное равнодушие. Мирослава не нашла в ней ни подруги – разница между ними была всего восемь лет, – ни родственной души. При этом девочка не возненавидела мачеху. Вика была слишком занята собой, чтобы вызывать сильные чувства. Новая жена отца стала для Мирославы пустым местом. Виктория же до поры до времени относилась к дочери своего мужа как к соседке по большому дому. Ну, живет себе кто-то за стенкой. Иногда приходится встречаться за столом. «Здрасьте» и «до свиданья» – вот и все отношения.

Потом Ладыгин решил из увлечения дочери рисованием вообще и платьями для кукол в частности сделать бизнес. И благодаря его деньгам возник бренд «Мира Ладыгина». А что, если Вика позавидовала? Могла ведь подумать так: почему не ей, красивой модели, которая вращалась в мире моды и ходила по подиуму, был предложен этот бизнес? По чьей волшебной воле открылись бутики с именем «Мира» в столицах многих стран? И полноводные денежные реки потекли к девчонке-тинейджеру. Да даже не в деньгах дело! Это мог быть сильный удар по самолюбию второй жены миллионера.

Однако она никогда не показывала и тени таких чувств… Как, в самом деле, девочки ладят между собой, когда его нет рядом? Ссорятся? Дружат? Марат ни разу об этом не задумывался. Может быть, зря…

– Кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать, – сказал он.

Даже если он не может поверить в причастность Вики к похищению, непрофессионально отбрасывать эту версию. Марат это понял сам и легко читал в глазах Старостина. У нее были деньги, она могла девочку, если не ненавидеть, то испытывать к ней сложные чувства.

– Я позвоню опытному человеку в Москве. Нужно проверить версию номер два, – скупо заметил начальник службы безопасности.

– Версия номер три тоже есть? – спросил бизнесмен.

– Безусловно. А также номер четыре.

– Итак?…

– Ваша первая жена, Маргарита Андреевна.

Лицо Ладыгина стало твердым. Мысль о бывшей жене его отчего-то всегда беспокоила. Может, чувствовал свою вину?… Маргарита тоже была красавицей, особенно когда они только познакомились. Училась в мединституте. За ней ухаживали не только однокурсники, но и преподаватели, и даже немолодой профессор, преподаватель анатомии. В те времена не было слова «модель», но имелось такое понятие, как «артистическая внешность». Каждому, кто смотрел на Риту Голубенко, казалось: он видит какую-то знакомую артистку.

Марат увидел в ней высокую, ладную и необыкновенно естественную девушку, с которой не хотелось расставаться. Хотелось смешить ее вновь и вновь, чтобы смотреть на эти соблазнительные губы, не отводить взгляд от прозрачно-синих глаз на смуглом лице. А за тем, как она встряхивала своими длинными волнистыми волосами, он вообще мог наблюдать бесконечно…

Марат строго взглянул на своего собеседника.

– Маргарита не способна даже муху прихлопнуть, не то что ребенка выкрасть!

– Но она мать. А матери ради своего ребенка на многое способны, – философски заметил умудренный опытом бывший милиционер. – Я знаю несколько случаев, когда родители похищали своих детей…

– Допустим! Но зачем Рите похищать Мирославу? Она может беспрепятственно с ней общаться. Ей никто этого не запрещает.

Старостин пожал крепкими плечами. Марат лукавил или не хотел вспоминать. При разводе он сделал так, чтобы дочь осталась с ним. Рита возмущалась, кричала, обращалась во все инстанции, в суды – все было бесполезно. Деньги, как обычно, решили исход дела. Кто-то состряпал фальшивую справку, что Маргарита пристрастилась к а1коголю. Адвокаты настаивали на том, что она не сможет вырастить и воспитать девочку. К тому же у нее не было денег. Вскоре Рита перестала досаждать Марату звонками и писать жалобы в чиновничьи инстанции. Наверное, смирилась.

Тогда Ладыгин еще раз дал понять бывшей жене, что в его новой жизни не должно остаться ничего из прежнего времени, и она была вынуждена вернуться в город своего детства и юности, Киев.

– А что там с версией номер четыре? – спросил бизнесмен, решив не продолжать разговор на эту скользкую тему. Он знал, что Старостин все и так дотошно проверит.

– Это самая темная версия. Девочку, допустим, украли не конкуренты, а враги. У такого крупного бизнесмена. как вы, Марат Артурович, непременно есть враги. Причем не только те, кого вы знаете, но и те, кто затаил обиду против вас за что-то, о чем вы не догадываетесь или давно забыли. Они долго ждали своего часа. И наконец дождались. Цель такого похищения не только и не столько деньги, сколько ваши мучения.

Марат вздрогнул. Эта версия была для него совсем неожиданной.

– Наши действия в этом случае?

– Нужно ждать, они себя проявят. – Лежавшие на столе ладони Старостина сжались в кулаки. – А пока надо немедленно начинать проверку тех трех версий, которые мы с вами обсудили.

– Если мои… Если Виктория и Маргарита ни причем, нам позвонят настоящие похитители?

– Они в любом случае позвонят, но стоит ли за этим кто-то из женщин, придется еще выяснить.

– Сколько ждать? – Терпение отца лопнуло, и он снова забегал по кабинету.

– Надо думать, сегодня или завтра утром. С вероятностью процентов девяносто.

– Ненавижу ждать! – воскликнул миллионер. – Милицию подключать будем?

– Зачем? Она, во-первых, сама подключится, будьте уверены. И лучше бы попозже… Но я постараюсь взять это на себя. Во-вторых, у нас есть все технические и человеческие ресурсы. Я позвонил в Москву. Люди уже работают, а все, что нам понадобится здесь, – будет здесь.

– Хорошо, – кивнул Марат, испытывая облегчение от того, что его начальник службы безопасности умеет работать с опережением, без конкретных указаний.

Старостин уже направлялся к двери, как вдруг его шеф снова подскочил.

– Постой! Версии, говоришь? Давай-ка вспомним, что было странного за весь этот день. Необычного, не такого, как всегда.

– Давайте попробуем. – Старостин вернулся на середину кабинета, не присаживаясь. – Странного, необычного… Хм… – Было немного досадно, что такая простая вещь, как направление внимания на необычные детали дня, пришла в голову не ему. – Вспомнил! Во время презентации и открытия бутика была одна странность.

– Ну?!

– Помните ту женщину, которая помогла Мире перерезать ленту?

– Точно! – воскликнул Марат и нахмурил широкие брови. – Погоди, она ведь потом с Мирой разговаривала. Наверху, в примерочной! Черт, как я мог забыть! Это же неспроста, так?

– Наверняка неспроста, учитывая, что Мира после этого исчезла. Да, я запомнил ее. Каштановые волосы, синие глаза, стройная, ниже среднего роста… Уверен, по описанию я смогу ее найти и выяснить, кто она такая.

– Найти ее! – возбужденно закричал Марат. – Достать из-под земли!

* * *

– Мира! Миросла-а-ава-а-а! Вернись, негодная девчонка!

От этого крика елки во дворе вздрогнули и уронили несколько иголок. Но Мира упрямо повернулась спиной к дому, к этому крику с седьмого этажа. И пошла от них прочь. Не для того она сбежала, чтоб возвращаться.

Независимой походкой свободного человека она подошла к группе голуболапых знакомцев. Высокие елки, густые. У маленькой Миры был здесь, среди мощных колючих ветвей, свой теремок. Однажды она услышана, как внутри елки что-то звучит. Словно струны в рояле. И сразу разгадала секрет – воробьи. Они устроили себе жилье среди густых еловых лай. Под колючей защитой они чувствовали себя в безопасности и вовсю чирикали. Мира тоже тут пряталась, рассказывала воробьям свои детские обиды. Ей становилось легче.

Но сейчас елка молчит. Да и Мира гоже. Как, кому расскажешь? Ведь если обижает самый близкий на свете человек, папа – это уже не обида, а горе.

Он велел своей охране запереть дочь дома и не выпускать. И присматривать за ней. Даже в школу водить за руку. Позор какой! Ведь Мира уже совсем не ребенок. Сумела же охрану перехитрить.

Девочка вдруг заметила в глубине елки слабое шевеление. В переплетении ветвей прятались воробьи, похожие на темноватые елочные игрушки. Мира стояла рядом – на расстоянии вытянутой руки. Птицы волновались, скакали с ветки на ветку. Но молчали. Знали, что достать их никто не сможет. Елка их защищает.

Вот и Миру тоже «защитили». Родители развелись, и маму она больше не видела. Ей говорили, что мама пьет вино, но она не верила. Ей говорили, что мама нищая… А что это значит, не сказали. Мира прочитала в книгах и заплакала: стало ужасно жалко маму.

У других детей родители ссорятся. Мира думала: когда люди ссорятся, наступает плохая погода. Потому что сразу после этого льет дождь или идет снег. Долго-долго. А если люди мирятся – погода солнечная, хорошая.

А ее родители не ссорились, просто мама ушла. Никто ей ничего не объяснял, она сама знала: папа влюбился в другую женщину. И ей было стыдно в школе, перед одноклассниками.

Давно закончился этот стыд. Но закончилось и что-то еще. Что-то непонятное, неуловимое, чего Мира не смогла бы объяснить.

У нее были самые лучшие игрушки, книги. У нее было самое главное: ее рисование. И все равно ей было холодно.

* * *

Пай лежал под столом на кухне и внимательно следил за действиями Андрея Двинятина. Так, с рыбой он уже разобрался, теперь лук режет.

Спаниель чихнул.

– Да, дружище, – сказал Андрей. – Кулинария – это тебе не шутка. Тут постараться надо.

Пай не стал отвечать на эти глупости. Иногда бывает так трудно с ними, его двуногими любимцами. H у вот зачем он рыбу принес? Если каждому понятно: лучше мяса ничего на свете нет. Хотя и рыбы кусочек можно попробовать… Так, из любопытства просто. Если бы она вдруг случайно на пол свалилась. Когда мама Вера готовит, на пол обязательно падают кусочки. Морковка там, лист зеленого салата. Мясо реже падает, но и овощи Пай тоже подбирает из уважения к мамочке.

А у этого ничего не падает. Даже когда начинает падать, он успевает подхватить. Ловкач, фокусник… Мог бы и промахнуться, особенно вон с тем куском сыра, например. Сыр – вещь вкусная. Кстати, при чем тут к рыбе сыр и особенно грибы? Пай этого не мог взять в толк. Лежа под столом, он прекрасно чуял все, что лежало наверху, и мог рассказать про каждый ингредиент ужина отдельно. Но сыром пахнет все же умопомрачительно.

Пай принюхался и тоненько, едва слышно заскулил.

– Ты, попрошайка хвостатая, – сказал Андрей, стуча ножом по разделочной доске. – Будто не кормили тебя никогда в жизни.

Пес вздохнул и лег на пол, вытянув задние лапы по-лягушачьи. Ну, кормили, допустим. Так когда это было, аж утром. А сейчас вечер, между прочим. Да, он знает, что хозяева перед ужином ему поставят его законную миску, а уж потом сами усядутся за стол. Ну и что? В стае делятся каждым куском. Так положено.

Нет, вообще-то у Пая жизнь хорошая, грех жаловаться. Вкусная еда, мягкое кресло, прогулки, игры, ласковые хозяева – что еще нужно для счастья? Разве чтобы не уходили на работу, не оставляли его одного на несколько часов. Но что ж делать! Зато потом радость: подпрыгиваешь, слизываешь с их губ и носов все неприятности и заботы – и они у нас становятся как новенькие.

Заботы имеются, конечно, без них не бывает. Например, будить по утрам. Не любите вы, чтобы вас холодным мокрым носом в щеку толкали? Ладно. И чтобы на одеяло запрыгивали, топтались толстыми лапами по груди и животу – не хотите, визжите и стонете? Ну хорошо, не будем. А будем мы сидеть около кровати и внимательно смотреть вам в лицо. И сколько вы это выдержите?…

Есть еще заботы по созданию хорошего настроения в стае. Хорошее настроение у людей почему-то не создается само собой, надо им помогать. А собаки, между прочим, не только еду распознают не глядя. Не надо думать, что мы все так меркантильны и за корочку хлеба станем вам танцы танцевать. Сейчас Пай носом чуял, что сегодня не все так гладко, как всегда. Сверху, от Андрея, сквозь запах рыбы и зелени пробивалась тонкая паутинка запаха досады. Нотка растерянности и вины, и снова досады. Ох уж эти двуногие, ну просто как щенки малые, вечно у них что-то не складывается, постоянно они глупостями какими-то озабочены. Ну что на этот раз у вас с мамой Верой не так, а? Почему вы иногда ведете себя как дураки? Снова поссорились. А Паю забота: мирить…

Пес вылез из-под стола, встал передними лапами на табуретку и заглянул Андрею в лицо.

– Любопытной Варваре знаешь что сделали? – пробормотал Андрей, не отвлекаясь от своих занятий. – Не знаешь… С носом у нее получилась неприятность… – Андрей стукнул дверцей плиты, зажег газ. – Да отойди ты, чудовище ушастое.

Пай слегка помахал хвостом: «Не понимаю, о чем ты говоришь. но отлично чувствую твое настроение». Чувство знакомое. Пай так же себя чувствовал, когда ему удавалось стянуть со стола отбивную и удрать с ней под диван. Или когда, задумавшись, он отгрызал у мужского носка пятку, а потом Андрей держал этот носок в руках и укоризненно смотрел на Пая. То есть знаешь, что не прав, но прощения просить – не дождетесь.

Среди остальных мыслей хозяина он уловил еще толику собачьего запаха. Ничего странного, Пай знал, где работает Андрей и чем занимается, так что собачьими и кошачьими запахами его не удивишь. Но вот мысли были озабоченные, одиночество рыжею собрата-охотника шевелилось на краю этих мыслей.

По кухне пошел густой липкий аромат рыбы. Но Пай не обратил на него внимания. Он почуял, что мама Вера уже совсем близко, и забегал по кухне, цокая когтями.

– Что, нравится? – спросил Андрей, улыбаясь. – Вкусно пахнет? То-то же.

Пай встал на него передними лапами и тоже улыбнулся, а языком сообщил: «Вера идет, ты что, не понимаешь?» Но он не понял, а снова полез в духовку, с тревогой глядя на то, что там происходит. Тогда пес выбежал в коридор и улегся у входной двери. Стучи своими кастрюлями и тарелками, стучи, а я маму Веру первый поцелую.

Минут через десять Вера открыла дверь и вошла в прихожую. Дом встретил ее вкуснющим запахом запеченной в духовке рыбы и прыжкам и Пая. Он, как всегда, пытался допрыгнуть до ее лица. Один раз это ему удалось.

Обычно Вера громко спрашивала: «А где же мой второй мужчина?» – но сегодня промолчала. Еще подходя к дому, она решила, что станет вести себя так, будто никакой Илоны-стажерки в природе не существует. Если не знаешь, что делать, не делай ничего. Подожди, присмотрись, почувствуй, дождись каких-то знаков. Не обязательно шагать вперед или назад, есть еще пространство справа и слева… Но и прыгать от радости, подобно Паю, Вера не собиралась.

Андрей вышел в прихожую, обнял Веру и чмокнул в щеку. Он тоже кое-что решил еще по дороге из ветеринарной клиники. Например, что не станет оправдываться, уверять, что он ни в чем не виноват. Но на всякий случай, чтобы задобрить гнев богов, им нужно принести жертву, в данном случае – вкусно накормить. Как-то необычно угостить, нерядовой ужин организовать. И никаких инцидентов обсуждать он не собирался, а собирался сделать вид, будто ничего не произошло.

Пай вертел мордочкой, глядя то на Веру, то на Андрея. И думал: если ты ни в чем не виноват, что же так суетишься с ужином? И вот эти штуки в комнате, что травой пахнут, – ты же их приносишь всегда, когда провинишься в чем-то… А ты, мамочка, если решила молчать, почему стоишь в такой демонстративно-выжидательной позе?

– Ну? – спросила женщина. – Долго мне еще ждать? – Она включила в прихожей свет. – А так?

И человек, и пес смотрели на нее в недоумении. Впрочем, мужчина уже через секунду сообразил, что во внешности хозяйки дома произошли качественные изменения. На них следовало как-то отреагировать.

Вера его опередила:

– Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду…

– Ну, конечно, всех лучшее, и любимей, и вкуснее! – сострил Андрей.

Пай успокоился: хоть немного развеселились, пусть пока и с некоторым напряжением. Он попрыгал вокруг них еще немного и ускакал в кухню.

– Ты наконец заметил мою новую прическу и макияж.

– Все я заметил. И ты меня просто о-ча-ро-ва-ла!

Он собирался не ограничиться словами, а еще разок поцеловать ее, но Вера едва заметно отстранилась.

– Погоди, прическу сомнешь… А вот я сразу заметила, что ты приготовил рыбу в духовке.

– От твоего носа ничего не скроешь, – вздохнул домашний кулинар.

Вера ушла в ванную мыть руки. Пай с нетерпением ждал под столом на кухне. Наконец ему выдали полную миску еды, и он принялся жадно лакать. Стая разделилась: Андрей остался хозяйничать на кухне, а Вера отправилась в комнату, к журнальному столику. Ничего, он к ним еще успеет.

На комоде стоял букет хризантем. По пути с работы Андрей решил, что не мешало бы его темпераментную подругу порадовать, кроме ужина, еще и цветами. Он заехал на пустеющий к вечеру Житный рынок и решительно направился в цветочные ряды. Полусонные торговки заголосили призывно, приглашая «мужчину» купить розы или герберы, но ветеринар сразу выбрал большой букет хризантем. Он точно знал, что Вера любит именно их, эти осенние цветы с острыми лепестками. Цвет он подобрал, тоже согласуясь со вкусом подруги: от палевого до густо-сиреневого.

Женщина вздохнула, погладила лепестки.

– Форель фаршированная запеченная! – Мужчина торжественно внес овальное фарфоровое блюдо. – Прошу!

– Ого!.. – Вера обожала всякую рыбу, но форель, да еще фаршированная? Этого она не ожидала. – А что, у нас какой-то праздник?

– Ну… Эм-м-м… Твой приход домой – всегда праздник! – нашелся Андрей.

Вера поводила носом над дымящейся рыбой и забыла обо всем на свете.

– Ура! – восторженно воскликнула она и подставила тарелку.

– Я же знаю, что ты за рыбу родину продашь, – усмехнулся в ycы коварный обольститель, накладывая ей самый большой кусок форели. – К рыбе полагается: мне – белое вино шардоне, тебе – твой любимый мартини бьянко.

– Бове мой! Это какая-то прелесть! – сказана с полным ртом его подруга.

– Когда я ем, я глух и нем, – поднял палец Андрей, повар и ветеринар в одном лице. – Осторожнее, рыбьи кости.

– Нет! Не стану есть, пока ты не расскажешь, из чего ты создан эту пищевую симфонию. – Вера промокнула губы салфеткой и демонстративно откинулась на подушку дивана.

– Симфонию? Ноты показать? Так и быть, раскрою тебе таинство сего шедевра! – смилостивился Двинятин. – Итак, я взял рыбу по имени форель. Между прочим, продавщица из рыбного отдела нашего супермаркета ловила ее для меня сачком минут пятнадцать. Пока не поймала самую симпатишную рыбульку.

– Ara, уже интересно.

– Затем мне понадобились: лук лиловый крымский, он сладкий потому что. Петрушка, вино белое, шампиньоны…

– О! Грибы! Еще интереснее.

– Крабы, сыр, масло сливочное.

– Сыр, крабы! Ну, ты извращенец!

– Это диагноз или комплимент?

– Сегодня воскресенье, – многозначительно напомнила Вера, – и я не доктор.

– Значит, комплимент, – торопливо постановил Андрей. – Продолжаю. Приготовил котлетную массу из сома…

Вера шутливо огляделась.

– Как?! Сом? Тут еще и сом был? – Ей хотелось дурачиться, вытеснить баловством тревожные мысли. Она наклонилась и заглянула под стол. – Сомик, ау!

Вместо сома ей в лицо прыгнул Пай и облизал губы пахнущим гречкой языком.

Вера рассмеялась, вытерла лицо салфеткой. Андрей удовлетворенно улыбался, как человек, чья хитрость удалась.

– Ну, остались детали. Мелко нарезанный лук поджарил до коричневой прозрачности и…

– У меня уже слюни до пола висят, как у Пая!

– И заполнил этой массой брюшко форели. Все.

– А крабов и все остальное ты куда дел?

– Мелко нарезал и сверху на рыбу высыпал перед запеканием. Плюс зелень.

– А-бал-деть. Ну почему ты такой потрясающий повар? Кто тебя учил?

– Это генетическое. Моя бабушка очень вкусно готовила. И я пошел в нее… Так мы есть будем? Или поговорим, пока все остынет?

– Я что, с ума сошла?! Такой вкуснотище позволить остыть! – И Вера с удовольствием принялась за еду.

Вскоре с форелью было покончено. Бокалы тоже опустели. «Сейчас музыку включат», – сонно подумал Пай. И точно, Двинятин, украдкой поглядывая на свою подругу, включил Стиви Уандера. Спасибо, что звук приглушил. Теперь можно поспать, пока они будут лизаться и разговаривать…

Но они молчали. Сегодня все было не так, как всегда.

Андрей открыл было рот, но Вера приложила свой палец к его губам.

Одно неосторожное слово могло нарушить хрупкое равновесие. И тогда лавину не остановить.

Она захотела, чтоб он сам раздел ее. Он делал это чуть дрожащими руками, а она смотрела на него глазами рыси. Поглядим, как ты справишься с этой длинной черной рубашкой, соблазнительной, полупрозрачно-шифоновой, вышитой по вороту блестящими пайетками. Ее можно было снять только через голову. Вера подняла руки… Осторожно!.. Царапается. Она сжата его руку острыми коготками.

Потом она легла на спину и разрешила снять с себя темно-серые шелковые брюки.

Оба продолжали молчать.

Лучше безмолвствовать. Когда что-то не так, не в порядке, когда хочется схватить за плечи и трясти, и кричать, – молчание становится лекарством. Молчание тогда – это ров, наполненный водой, и никакие захватчики его не преодолеют. Это отказ от игры краплеными картами. Это отказ от войны слов, но монолог тишины.

Вера осталась только в трусиках и кружевном лифчике. Она слегка толкнула Андрея на кровать и рванула с его груди джинсовую рубашку. Кнопки с сухими щелчками расстегнулись. Она, чуть застонав, погладила его по груди, потом потянула пряжку кожаного пояса.

Нет, любовь – это не химические и биологические процессы. Это не теория. Она знает это тело как свое собственное, как знает музыкант каждую ноту музыки Чайковского. Но от каждой давно знакомой ноты можно вновь и вновь испытывать ни с чем несравнимое наслаждение. И его знакомые руки не становятся чем-то обыденным. Разве может быть обыденным полет, в который эти руки отправляют?…

Только ничего не говори.

Молчание сообщает о том, что тебе есть что сказать, но ты предоставляешь право первого слова оппоненту. И оба ждут. А потом стреляют в воздух и мирно расходятся – потому что молчание подарило им согласие.

Любовная увертюра длилась столько, сколько нужно, чтобы раздуть тлеющие угли до гудящего пламени. Женщина с голодным рычанием набросилась на мужчину, будто воздерживалась целую вечность.

Мгновения страсти перетекали в сладкую истому нарастающего желания. И вдруг все точно озарилось ярчайшей радугой. Вспышка, завершающий аккорд… Они умудрились довести друг друга до такого экстаза, что потом лежали неподвижно, точно бездыханные. Силы медленно наполняли их опустошенные тела.

Сквозь сон Вера успела еще подумать, что молчание – не всегда знак согласия. Иногда оно знак страха. Страха услышать то, чего не хочется слышать. Страха потерять любимого мужчину. Страха сказать ему об этом.

Но ведь если он любит, то должен понять и пожалеть?

Нет, это все примитивные женские стереотипы, не всеми страхами можно делиться с тем, кого любишь. Нельзя непременно ожидать ответного понимания, обязывать к пониманию. Есть такие демоны, которых наружу не выпустишь. Они только твои. Радуйся, что сейчас наступило хрупкое равновесие и можно спокойно уснуть…

Мужчина встал и посмотрел на свою подругу. Ни о молчании, ни о страхах он не думал. Молчать для него было также просто и естественно, как дышать. Он просто смотрел на нее и ощущал энергию связи между ними. Казалось, эти дрожащие невидимые линии можно даже рукой потрогать. Как у нее это получается, он не мог понять и после нескольких лет совместной жизни. Она ничего не делала специально, и ничто не исходило из ее глаз, как бывает в фантастических фильмах… Но оно ощущалось почти физически, словно их объединяло какое-то сверхмощное поле.

Маленькая и нежная, а придает ему столько сил. Просто рядом с ней он чувствовал себя сильным, талантливым, профессиональным. От его комплексов не оставалось и следа. Все же ему повезло, в который раз подумал он. Колдунья, которая сама не осознает, насколько сильна. И в то же время красивая женщина. Руки у нее – как у Джоконды, нежные, старинного рисунка.

Андрею нравилось исподтишка наблюдать за ней по утрам. Тогда она думала, что он спит, и споро готовила завтрак, убирала и завешивала лишние вещи, подкрашивалась, сидя у трюмо. Нет, она не носилась как угорелая по квартире. Но каждое ее движение было стремительным и ловким. У нее была очень изящная, пленительная походка.

Вера повернулась на другой бок, а он, натянув на голое тело джинсы, вышел на балкон покурить. Он уже забыл, как сердился на нее сегодня за эту вспышку ревности. Как с досадой думал: и зачем она так… К чему эти итальянские страсти? Хочется покоя.

Забыл то странное ощущение, когда ему вдруг на мгновение захотелось решить уравнение с новыми неизвестными, и страх: ведь ему ничего не нужно сверх того, что он уже имеет, и уйди, лукавый дьявол соблазна, прочь.

* * *

Марат Ладыгин к пяти часам утра задремал на диване. В смежной с кабинетом комнате Сергей Старостин в полголоса разговаривал по телефону, принимал факсы и электронные письма, что-то записывал. К телефону был давно присоединен извлеченный из его багажа специальный прибор, предназначенный для определения местонахождения звонящего.

Телефон зазвонил в пять часов тридцать две минуты.

Марат вскинулся. В кабинет вбежал его помощник и сказал: «Подождите…» Они оба подождали секунд десять.

Марат снял трубку.

– Слушаю!

– Твоя дочь у нас, – сказал голос, который мог принадлежать и мужчине, и женшине.

– Зачем вы это сделали?!

– Молчи и не перебивай. Ты получишь ее, когда передашь миллион долларов…

– Что вам от нее надо?

– Заткнись, если хочешь получить Миру. Приезжай один, через два дня, ночью, к кафе «Усадьба» на Обуховской трассе. Там тебе позвонят.

– Дайте мне поговорить с Мирой!

В трубке послышались короткие гудки.

Мужчины прослушали запись несколько раз.

– Не понимаю, – сказал Ладыгин, растирая смятую во сне щеку. – Почему миллион? Они могли потребовать гораздо больше.