Текст книги "Плата за обман"

Автор книги: Анна Владимирская

Соавторы: Петр Владимирский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

9. ДУРАК И МАРГИНАЛКА

– Вера Алексеевна, а может, как-то иначе? – спросил Сергей Старостин.

Они сидели в рекламном агентстве Дарьи Сотниковой, в кабинете хозяйки, и пили кофе. Этот напиток имелся у рекламистов в разных вариантах: растворимый, по-восточному, эспрессо, латте и капуччино. Кофе в агентстве пили беспрерывно, специфический аромат густо висел во всех помещениях и прочищал глаза, уши, а главное – мозги, основной рабочий орган местных гениев. Если все сотрудники получили по чашечке и находятся каждый на своем месте, то рекламное агентство работает как хорошо смазанный механизм. И тогда нельзя выбросить ни одного звена из хлопотливой рекламной цепочки.

Но сегодня не было видно клиентов. И сама Даша, первое лицо агентства, отсутствовала. А менеджеры, креативные работники и дизайнер помогали в главном офисе людям Старостина переставлять стулья и раздвигать столы к стенам: нужно было освободить пространство для пресс-конференции. Такое у них сегодня было задание.

– Все-таки объясните, зачем устраивать это концертное шоу? – продолжал приставать к Вере Лученко сотрудник Ладыгина.

– Думаете, я так люблю концерты? Потому что иначе нельзя. – Вера отпила еще один глоточек эспрессо. – Вот мы с вами уже не первый день знакомы. Вы несколько раз убеждались: все, как я говорю, так и случается. Если я обещаю – это исполняется. Так почему же вы сейчас в триста двадцать седьмой раз во мне сомневаетесь? А, Сергей?

– Ну…

– Уж не потому ли, что я женщина? – Вера укоризненно покачала головой. – Ай-ай-яй. Вас женщина обидела?

Старостин сердито потер свой шрам.

– Так, не будем переходить на личности! – Но тут же невольно улыбнулся. – Нет, на вас невозможно обижаться. Да я же логически рассуждаю: почему нельзя просто арестовать виновников? Вот вы ведь даже сейчас не говорите мне, кто они. Почему не задержать и не предъявить обвинение в похищении Мирославы, в убийстве Инги? Да и в убийстве двух моих сотрудников – тоже?

– А где улики, доказательства? – напористо возразила Лученко. – Что вы предъявить собираетесь? Мои догадки? Мои, извините, экстрасенсорные способности? Мирослава Ладыгина свидетелем выступать не будет, вы сами не захотите.

Озадаченный Старостин торопливо кивнул.

– Вот смотрите. Как убивали стилистку в журнале, никто не видел. Сотрудники ваши там, на ночной дороге, судя по вашему же пересказу, первыми напали на неизвестного. Аргумент, что хотели вернуть деньги Ладыгина, находящиеся в пакете, не прокатит. Ведь это была бумага! Так что неизвестный, допустим, защищался. Вот и ответьте: на основании чего открывать уголовное дело?

Ее собеседник отвернулся, забарабанил пальцами по столу и налил себе вторую чашку кофе.

– Для врача вы слишком хорошо осведомлены о наших специфических процедурах, – сказал Сергей.

– А вы, как для милиционера, слишком плохо, – парировала Вера. – Или вы просто ждали, чтобы я это сама сказала? Вслух.

Она стукнула о блюдце пустой кофейной чашкой.

– И вообще, пусть все будет по моему сценарию. Поскольку без меня вы с этим делом не справились бы, то и концовку я ставлю сама. Считайте, что это мой каприз, Я, может быть, люблю эффектные концовки.

Они поднялись и вышли в главный офис. Посреди помещения росло дерево. Не в кадке, не в горшке, а прямо из круглого отверстия в паркете. По широким разлапистым листьям в торчащем посреди офисного пространства дереве узнавался каштан. В воспаленную креативом голову арт-директора агентства Александра Романенко пришла когда-то мысль посадить в офисе свое любимое дерево. «Почему Одиссей мог построить свой дом вокруг дерева, – темпераментно защищал он свою идею, – а мы не можем? И вообще, к вашему сведению, самая грязная улица благодаря деревьям намного чище самого вылизанного офиса! Если посадить дерево внутри офиса, мы будем дышать чистейшим кислородом!»

Безумную идею вначале восприняли скептически. Но каштан сразу выделил агентство Сотниковой из множества подобных. Люди приходили вначале из любопытства, а потом становились клиентами. Так что жизнь фирмы протекала под сенью каштана в прямом смысле этого слова.

А сейчас вокруг дерева было просторно. Перестановка мебели Закончилась. Одни сотрудники агентства присели за столы, другие вышли покурить и встречать журналистов у входа.

– Вы подготовились, как я говорила? – спросила Вера.

– Да, – ворчливо ответил Старостин. – В кабинете стоит. Но мне не нравится ваша таинственность, особенно в этом вопросе!

Накануне Лученко попросила его экипироваться на пресс-конференцию как в Африку для охоты на зверей. Или, точнее, не для охоты, а для исследовательских нужд. А именно – принести ружье, которое стреляет дротиками со специальными ампулами. В ампулах, объяснила Лученко, должен быть транквилизатор М99. Специальный, предназначенный для обездвиживания животных. Именно этот препарат, производный от морфина, должен практически мгновенно усыплять жертву. Охранник удивился, но все же достал через знакомых ветеринарную пневматическую винтовку и дротики с ампулами.

– В кого стрелять-то будем? Почему М99? Это ж слона остановить можно, а у нас тут, если не ошибаюсь, люди, а не слоны… И зачем, если есть наручники?

– Сергей, – мягко ответила Вера. – Наручники тут не помогут, вы увидите. И в кого стрелять, поймете сразу. Я-то надеюсь, что не понадобится, но не очень. Вы сами читали распечатку, которую мне передали? Помните, я вас просила срочно выяснить, где пересекался Ладыгин с кем-нибудь из журнала «Эгоист»?

– Читал. Но этого человека обездвиживать не придется.

Вера молчала, улыбаясь. Сергей потер играм, нахмурился.

– Погодите… Неужели… Вот черт!..

– Наконец-то догадались! – сказала женщина. – Не промахнитесь только.

Бывший оперативник криво усмехнулся. Он умел стрелять не целясь, не думая, на звук и вспышку, из любого положения, из любого оружия. Уж он не промажет.

Накануне Дарья Сотникова отправила приглашение от имени рекламного агентства во все средства массовой информации, с которыми она сотрудничала в продвижении марки «Мира Ладыгина». В приглашении было сказано, что Марат Ладыгин, российский предприниматель и миллионер, приглашает журналистов на пресс-конференцию, посвященную спасению его дочери Мирославы от похитителей. Кто откажется прийти на такое мероприятие?

На самом деле нужны были не все, конечно. Но так захотела Вера Лученко.

– Поймите, Сергей, – сказала она. – Все, что здесь произойдет, увидят и услышат журналисты. И сразу опубликуют в своих изданиях. Это же жареный материал! И вот тогда, по старым неписаным законам нашей страны, когда поднимется, так сказать, голос общественности, открыть уголовное дело будет намного легче. Один из деятелей сдаст другого… Да и во время моих шоу, как вы их называете, человек гораздо легче признается в своих преступлениях, чем в кабинете следователя. Вы это должны понимать.

Он понимал.

Через полчаса в офис набилось около десятка человек. Остальных, числом еще около двадцати, попросили ждать снаружи. Вошедшие же расселись за столами. Столы были накрыты: бутерброды, минералка, соки.

Лученко вышла в центр, к каштану, на ходу погладила его лист.

– Дамы и господа! – сказала она. – Разговаривать с вами буду я, Вера Алексеевна Лученко. Марат Артурович Ладыгин поручил это мне. Так что прошу если не любить и жаловать, то хотя бы слушать.

Гости разочарованно зашумели.

– А вы администратор олигарха? – спросил кто-то.

– Нет, это пиар-директор бренда его дочери, – сказала Альбина Фоя.

– А где он сам?

– Его не будет, – сказала Лученко.

– Тю…

Редакция журнала «Эгоист» присутствовала в почти полном составе. Главный редактор Глеб Дегтярев сварливо спросил:

– Это надолго? Я на переговоры тороплюсь.

Вера сказала, обращаясь ко всем:

– Вы угощайтесь, угощайтесь. Надолго не задержу. Но обещаю: будет интересно.

Журналистов не пришлось упрашивать налегать на еду и питье.

– Только я не пиар-директор. Я врач, психотерапевт.

Послышались возгласы:

– Ничего себе!..

– Что за шуточки?

– А что, нас будут проверять на целость крыши? – пошутил кто-то.

Все рассмеялись.

– Я расскажу вам, как случилось, что Мира Ладыгина была похищена, и кто это сделал. А вы внимательно слушайте, потому что эти люди находятся среди вас.

В офисе мгновенно воцарилась тишина, будто выдернули штекер колонок из усилителя.

– Да, – негромко добавила Вера, – именно так. Именно поэтому просьба ко всем: пока я буду говорить, не нужно перебивать. Вы все узнаете из моего рассказа, и мы скорее освободимся. Итак, я узнала, что Миру похитили, и сама обратилась к Ладыгину, желая ее найти.

– Вы следователь? – спросила Батонова.

– Потому что, – продолжала Вера, не обращая внимания на реплику, – я общалась с девочкой на открытии ее магазина. И кое-что мне показалось странным…

Лученко рассказала, как она заметила, что девушка нервничает. Она не могла перерезать ленточку, и в ее вздрагивающих лопатках Вера увидела кое-что из области своих диагнозов. Потом предложила девушке простейший тест и убедилась, что Mира устала, хочет скрыться от всех, у нее приступ социофобии. Например, она пожелала быть ласточкой. То есть такой птицей, которая не опускается на землю, не живет на ней. Кроме того, она нервничала не из-за вопросов журналистов, а из-за чего-то, что должно было случиться после презентации. Поэтому, когда Mирослава Ладыгина исчезла, возник вопрос: это похищение или она скрылась сама? Пятнадцатилетняя девочка не смогла бы самостоятельно организовать свое исчезновение столь ловко. Значит, ей помогали. Кто? И она, Лученко, начала заниматься этим делом.

Поднялся шум.

Вера ожидала, конечно, что журналисты не будут сидеть тихо, что они примутся ее задевать. Доктор-следователь. Психотерапевт-сыщик. Ладно, пусть, все равно их не сдержишь. Лишь бы тот, ради кого был затеян весь спектакль, не попытался улизнуть. Но он, кажется, ничего еще не понял.

Пока гости бурлили, Вера взяла себе стул и уселась под каштаном. Стоять надоело. Оглянулась на Старостина – он возвышался в проеме полуоткрытой двери Дашиного кабинета. Молодец. Ну что ж. продолжим.

– Итак, – сказала Вера вроде бы негромко, но все замолчали, – я предприняла кое-какие шаги. А дальше, чтобы вам было понятнее, изложу все в виде истории нескольких человек. Это реконструкция, основанная на сведениях об этих людях и на моих собственных наблюдениях. Поэтому она очень близка к реальности. Но даже если и есть такие– то неточности, поправлять меня не надо. Кстати, я имена зашифровывать не стану и опять-таки предупреждаю – нет смысла перебивать. Вы в любом случае услышите все, что я собираюсь здесь сказать, до самого конца.

И психотерапевт Лученко принялась рассказывать.

Это началось в школе. Ее вызывали к доске, спрашивали урок. И она молчала. А что говорить? Дома она добросовестно читала домашнее задание. Пока смотрела на буквы, вроде все было в порядке. «После реформ Петра образование стало необходимой и обязательной частью становления и формирования…» Когда закрывала книгу, тут же все забывала.

Весь класс смеялся над ней. Но дети, ровесники, мало ее раздражали. Ну, дурачки. Дашь кому-то подзатыльник, и все. Только надо руку сдерживать, рука у нее тяжелая. Широкая в плечах и бедрах, мощная, коренастая девочка занималась греблей и была надеждой юношеской команды клуба «Спартак».

А вот учитель… Она молчала. Он сердился. И так раз за разом. Он кричал на нее, потом начал издеваться: «Ну-с, Ульяна Чуб, прошу к доске! Давненько не слышал твоего тупого молчания и единиц не ставил!» Вызывал родителей и предлагал им перевести Ульяну в школу для детей с ограниченными возможностями. А что родители? Папа вообще не папа, а отчим. А мама… Ульяна была даже не уверена, что это ее родная мать. Слишком они непохожи: мама тонкая, изящная, умная. А она…

В восьмом классе Ульяна не выдержала и сломала учителю истории руку, которой он выводил в ее дневнике единицу и еще украшал цифру завитушечками, посмеиваясь. Разразился скандал. Все остальные учителя отказались иметь с ней дело. И ее выгнали из школы.

Но она и сама ушла бы. Надоела ей эта учеба. Зачем она нужна? Тем более врубиться ни во что невозможно. Все понятия, слова, правила и упражнения находились будто бы за толстым слоем ваты.

А еще через год она ушла из дома. Все лето ездила с командой на соревнования, тренеру врала, что родители отпустили. Потом тренер узнал, произошел конфликт. Она плюнула на греблю и пошла в секцию тяжелой атлетики, толкать ядро, ведь для гребли она стала уже слишком тяжелой.

Тут ей очень понравилось. Ульяна не пропускала ни одной тренировки, без устали качалась, качалась, качалась… Тело болело, но ей это доставляло удовольствие. Тренер не мог нарадоваться: девушка мощная, мышцы как у гладиатора, ядро толкает, словно игрушку. Подтренировать малость, технику поставить – чемпионкой будет. И она действительно стала через гол чемпионкой страны. Еще два года – и можно отправлять ее на олимпийские игры. Во время тренировки на нее приходили посмотреть другие тренеры, начальство из спорткомитета, журналисты.

Ульяну погубила не звездная болезнь и не зависть девушек, ее коллег по команде, – всего этого она избежала. Ее подвела собственная тяга к маргинальности и агрессивность. Например, ей нравилось, здороваясь, брать протянутую руку и сжимать изо всех сил. Знакомые с ней перестали здороваться.

Однажды пришел на тренировку очередной журналист, пожелавший что-то о ней написать. Спортсменка качала пресс, сидя на обтянутом кожей гимнастическом коне и засунув ноги в шведскую стенку. Она сгибалась и разгибалась, как заведенная, держа за головой в руках чугунный блин от штанги.

– Здравствуйте, – сказал журналист и посмотрел на нее с уважением. – Вот это да!..

Она слезла с коня, тяжело дыша и утирая пот со лба.

– Ульяна Чуб, – сказала она и протянула журналисту руку.

Трудно не пожать даме руку, если она се вам протягивает. Парень вложил свою ладонь в Ульянину, и… Он словно попал в тиски. Журналист хотел выдернуть кисть, но не смог, несмотря на то что был довольно крепким. А женщина сжимала его руку все сильнее, на ее предплечье вздулись переплетенные канаты мышц. Парень согнулся пополам и закричал, потому что волна острой боли из руки ударила ему в грудь…

Вбежала из раздевалки другая спортсменка команды, завизжала, позвала на помощь тренера. Тренер не выдержал и изо всех сил хлестнул Ульяну полотенцем по лицу. Только тогда она опомнилась и отпустила журналиста.

Вызвали врача, тот качал головой, посоветовал прикладывать лед. За журналистом вслед долго бежал тренер и уговаривал его не сердиться на дуру. Потом вернулся и сделал ей выволочку. Требовал больше так себя не вести, ведь она подводит и себя, и всю женскую команду по толканию ядра. Ульяна угрюмо молчала.

В другой раз ей понадобилось завести пластиковую карту, чтобы на нее перечисляли деньги. Это ее попросил сделать тренер. Ульяна пошла в ближайший банк, взяла у операционистки бланк заявления и принялась его заполнять. Это длилось полчаса, девушка вся вспотела. А операционистка отказалась принимать листок с зачеркиваниями и помарками.

– Дайте другой, – засопела Ульяна.

Еще полчаса мучительной возни, путаницы из квадратиков, галочек, букв…

– Я не могу взять у вас такое заявление, – снова сказала операционистка.

Но Ульяна настаивала, начала ругаться. Тогда работница банка из-за стеклянной перегородки кивнула охраннику, тот подошел и вежливо взял Ульяну под локоток.

– Давайте пройдем на выход, девушка, – сказал он заученную фразу.

«Девушка» прижала руку стража банковского порядка к своему боку. Рука оказалась стиснута широчайшей мышцей спины и разгибателями плеча, как двумя стальными катками. Потом Ульяна прошла к двери, а сопящий от боли через нос охранник против воли потащился за ней. У двери она выпустила его руку и вышла на улицу. Охранник выскочил за ней, выкрикивая вслед что-то неразборчиво-угрожающее. Тогда Ульяна оглянулась и спокойно посмотрела на него.

У мужчины на поясе находился весь положенный набор: газовый баллон, пистолет в кобуре. Наметанный глаз по винту на рукоятке пистолета определил бы, что он пневматический, стреляет металлическими шариками. Но Ульяне было все равно, пневматический, газовый или настоящий. Она не боялась ни людей, ни оружия. Чувство страха было ей совершенно незнакомо, как собаке породы бультерьер.

Охранник поторопился скрыться от бесстрашной силачки назад, в прохладу банковского холла. Он долго еще потирал руку, стараясь забыть мимолетное чувство беспомощности.

Раз агрессия, два агрессия… Ульяна долго не знала, что ей делать со своей агрессией. Ведь это вроде бы антиобщественно. Но в конце концов она просто поменяла чувства местами. Там, где остальные люди испытывали радость, она ощущала злобу и желание разрушить. И это приносило ей самое настоящее удовольствие. Она почувствовала себя свободно и раскованно, не мучаясь теперь ни малейшими угрызениями совести после причинения физической или психической боли кому угодно.

Вскоре оказалось, что журналист все же нажаловался кому-то. Тренер ругался и плевался, заявил, что она не поедет на Олимпийские игры. Ульяна рассердилась на него.

На следующей тренировке ядро два раза пролетело возле головы тренера, хотя он стоял в стороне.

– Ты с ума сошла. Чуб?! – испуганно закричал тренер.

– Я хочу попасть вам в голову, – честно призналась Ульяна.

Ее выгнали из команды и из спортивного клуба.

Она подумала немного и кое-что решила. Явилась на стадион, прошла вертушку – ее не рискнули задерживать. Но тренеру позвонили. Он выбежал из зала наружу.

– Чего тебе?

– Я хочу вам сказать пару слов…

– Только не подходи! Стой там, где стоишь!

Ульяна невольно улыбнулась, удовлетворенная. Ее боятся. Это приятно.

– Я пойду записываться на это… Как его… На службу в армию по контракту. Скажу, что спортсменка, чемпионка. И дам ваш телефон, Валерий Федорыч. А вы мне рекомендацию напишете. Ну, и если позвонят, то… Это самое… Вы ничего плохого обо мне не скажете.

Тренер молчал и смотрел на нее. Выросла девушка и поумнела немного. Даже кое-как научилась носить женскую одежду. Существо, скроенное по принципу идеального оружия. Автомат Калашникова, выполненный скульптором Шемякиным. Непонятно только, кто это: мужчина или женщина. Унисекс, предназначенный для уничтожения себе не подобных. А поскольку не подобными ей были все окружающие, то они явно ощущали исходящую от Ульяны угрозу. Что ж, пожалуй, в армии ей самое место.

– Ну? – Ульяна по-бычьи наклонила голову.

– Ладно, – сказал тренер. – Я все сделаю. Только не приходи сюда. И чтобы я тебя больше никогда не видел.

На военную службу по контракту ее взяли не сразу. В военкомат на эту тему обращались разные люди, и хоть нечасто, и нужда в таких бойцах была, – все же существовали ограничения. Например, чтобы не млачше двадцати пяти лет. Ей было двадцать два. Но для Ульяны Чуб сделали исключение. На нее все офицеры сбежались посмотреть… Еще бы – такая девушка!

Она служила вначале в Херсонской регулярной части, в авиационном полку. Потом еще несколько лет в спортивном клубе армии. С подчиненными она по своей привычке не церемонилась. Но на фоне обычных армейских будней ее садизм был не слишком заметен.

И все же конфликт рано или поздно должен был случиться.

В офицерскую столовую пришел прикомандированный на время майор. Ему захотелось пофлиртовать с новенькой, штабной работницей. Оба они оказались за одним столом с Ульяной. Хиханьки и хаханьки не очень мешали ей поглощать свою порцию борща. Но майор, решив подольститься, потянул к себе блюдо с хлебом, маслом и шоколадом, взял коричневую плитку и отдал розовощекой симпатичной девушке.

В принципе, можно было подойти к окошку раздачи и попросить еще шоколаду…

– Вот вам витаминчиков, – сказал он. – Кушайте на здоровье.

– Отдай шоколад, – сказала Ульяна.

Майор очень удивился. Сидит рядом какая-то гора, пародия на женщину с погонами прапорщика, и еще смеет рот открывать? Тьфу!..

– Вы как со старшим по званию разговариваете? А ну, встать по стойке смирно!

Штабная молчала. Видно, новенькая, не знала еще прапорщика Чуб.

Ульяна придвинулась к ней.

– Как звать?

– Лена, – испуганно прошептала девушка.

Ульяна взяла в руки стул, на котором сидела Лена, и легко его приподняла вместе с сидящей. Лена завизжала и схватилась за сиденье, чтобы не упасть.

– Что вы делаете?! – изумился майор.

Ульяна, не обращая на него внимания, стряхнула Лену со стула, взялась руками за его ножки и потянула в стороны. Алюминий заскрипел, мышцы женщины-культуристки вздулись буграми. Наконец, одна ножка с громким хлопком отломилась.

– Лена, – сказала силачка, – а сейчас так хрустнет твой позвоночник. Врубаешься? Отдай шоколад.

Девушка, рыдая, выбежала из столовой. Вокруг зашумели, закричали опомнившиеся офицеры, майор схватился за кобуру. Но расстегнуть не успел: в шею под его подбородком ткнулся холодный ствол ульяниного пистолета.

Скандал замяли, свидетелей попросили молчать – нечего позорить армию. Но Ульяне пришлось демобилизоваться.

Она устроилась охранницей. В скучном фойе офисного здания прошло несколько лет. А потом она познакомилась с Глебом Даниловичем Дегтяревым, главным редактором журнала «Эгоист». Он искал себе личного охранника, причем непременно женщину. Почему именно женщину? Для «понта». Чтобы выглядеть нестандартно, чтобы о нем говорили: вот, у Глеба не как у всех.

Правда, его бодигардом она недолго проработала. Кадровики ему сказали: охранник вам по штату не положен, и нам влетит, и вам. Оформляйте ее как-то иначе. Он пристроил Ульяну в отдел распространения журнала и попутно решил: а почему бы время от времени ее не трахать?

До этого в жизни бодибилдерши было мало мужчин и вообще немного радостей. А тут – постоянный любовник… Да еще какой! Она даже стала следить за собой, пользоваться парфюмами, делать стрижку. Одеваться захотела подороже, в кожаные брюки и куртки. Благо зарплата позволяла.

Ульяна постепенно стала воспринимать Дегтярева как свою семью, которой у нее давно не было. Кличку «Ультерьер», которой он ее в шутку наградил, она воспринимала как знак оценки ее преданности. Она для него была готова на все. Ну и что, если у него случаются мимолетные увлечения? Ульяна даже не ревновала. Все равно он в конце концов приходит к ней, только ей доверяет и только с ней делится сокровенным.

Это потому что она молодец, здорово наладила распространение. Конечно, не без агрессии… Она, не задумываясь, использовала весь свой испытанный арсенал давления на людей. Ведь во всех точках, где приходилось договариваться насчет продажи «Эгоиста», работали живые люди. Из мяса и костей. Одни ее боялись, другие прятались, но журнал брали. Правда, потом, когда журнал разросся и стал солидным изданием, Ульяна уже стала называться «директор по распространению» и лично по точкам не бегала. Но муштровала своих подчиненных как следует…

Она не сомневалась, что когда-нибудь Глеб поймет: Ульяна Чуб надежнее всех на свете. И женится на ней. О детях она не думала, ей не хотелось. Дело в том, что это было ее больное место. Еще юной спортсменкой она «залетела» от кого-то на сборах. Обычное дело: мальчики, девочки… Сделала аборт. Спустя годы, став уже взрослой женщиной, она встречалась с одним военным и решила (…)[1]1
  В скане (pdf) отсутствуют стр. 290–291 – Weer. :(


[Закрыть]

– Марат Артурович! Даже если мне пока чего-то не хватает, что с того? Дайте попробовать! Не ошибается тот, кто ничего не делает. Позвольте мне совершить свои собственные ошибки!..

– А не пошел бы ты, – сказал Ладыгин, – вместе со своими ошибками знаешь куда?

И сказал куда.

Пришлось Дегтяреву уйти опозоренным. Он пытался поговорить с другими владельцами журнала. Но оказалось, что Ладыгин его опередил: он рассказал друзьям о смехотворных притязаниях Дегтярева. И они над ним лишь поиздевались.

Однако время и связанные с ним перемены работали на него. Соучредители Ладыгина отказались от своих долей, издательский бизнес стал для них слишком мелок. Сам Марат вскоре перебрался в Москву и через три месяца издание продал. У «Эгоиста» появился новый хозяин. С ним Глеб сумел договориться, и его назначили на долгожданную, главную в журнале должность…

Обиду, нанесенную ему Ладыгиным, он помнил все время. В своих мечтах Глеб часто представлял, как он отомстит. Например, напишет разгромную насмешливую статью о новоявленном миллионере Ладыгине. Или распустит о нем позорные слухи. Или еще что-нибудь придумает. Правда, Марат теперь далеко и высоко, и до него не дотянуться.

Прошли годы. И вдруг такое великолепное стечение обстоятельств: в Киеве открывается бутик дочери Ладыгина Миры. И журнал «Эгоист», случайно опять-таки, в числе остальных СМИ подключен к рекламной кампании девочки-кутюрье. У Глеба прямо-таки закружилась голова и зачесались руки от открывшихся возможностей. Что бы такое придумать? Как Ладыгину отомстить?

Марат, конечно, уже не помнил киевского журналиста, которому он отказал в должности. А Глеб все помнил.

Стилистка готовила Миру к съемкам, фотограф ставил свет, по всей комнате тянулись провода, огибая лежащие на полу зонты, перевернутые зачем-то вверх ручками. То и дело ослепительно мигала вспышка, хоть съемка еще не начиналась. Фотограф метался между треногами и зонтами, в двадцатый раз сдвигая что-то на миллиметр. Вся эта суета называлась «фотосессия». Глеб с Ульяной заглянули сюда просто так, посмотреть. От нечего делать Глеб задавал девушке какие-то ничего не значащие вопросы, а сам думал только о ее отце.

И тут в беседе проскользнуло что-то, что-то забрезжило у него в голове… Так-так-так… Мечтательная Мира проговорилась! Ей хотелось бы ненадолго уехать или оказаться на необитаемом острове. Прямо она и не высказывалась – так, намекнула. Но этого Глебу хватило для коварного замысла. Девочку надо похитить. Точнее, якобы похитить, она ведь сама хочет немного оторваться, удрать… Ну, в общем, свалить. И потребовать у папаши-миллионера выкуп.

– Так что, ее никто не похищал?! – не выдержал кто-то из слушателей.

– Знаете, – заметил Гоша Стоян, – все это выглядит как полный бред.

– Ничего себе историйка!

– Согласна, – сказала Лученко, – замысел этот был с самого начала, прямо скажем, авантюрный и идиотский. Что делать… Один старый мудрый редакционный курьер давненько заметил Глебу: «Умная у тебя голова, только дураку досталась». То-то и оно. Но Глеб Дегтярев, как всегда, далеко не заглядывал. И не понимал, насколько опасно, насколько рискованно такое мероприятие, как похищение человека. Ведь он понятия не имел ни о криминальных структурах, ни о том, как это делается, ни о спецслужбах и их реакции, ни вообще о том, что за всем этим последует. Главное, заставить миллионера Ладыгина по-настоящему страдать: «Ах, где мой ребеночек!» – и с денежками расстаться.

Конечно, с Мирославой он ничего плохого делать не собирался. Девчонка сама поможет себя «похитить». И вообще очень удачно все сложилось. Вот и Ульяна Мирославу к себе расположила, та просто в рот ей смотрела. Как же: такая сильная, затянутая в кожу, на мотоцикле ездит… И плюет на общественную мораль.

Мира долго росла в слишком стерильном и безопасном мире. Это называется – не выходила из зоны комфорта. Всюду ее возили, везде охраняли. А любое живое существо должно испробовать все. Ну, или почти все. Если не обжечься, то не узнаешь, что горячее трогать нельзя. Не упадешь – не будешь осторожен, находясь на высоте. Опыт необходим. У Миры его не было, зато образовалась неосознанная тяга к запретному. К негативному, экстремальному, взрослому. А у Ульяны этого было хоть отбавляй.

Она ждала Миру в аэропорту. Девушка перехитрила своих охранников, они сели на мотоцикл и сбежали в Переяслав-Хмельницкий. Почему именно туда? Это не так уж и важно. Хотя удобно: городок маленький, никто не обратит на них внимания, да и от Киева недалеко. Наверное, у кого-то из героев моей истории там осталась от родственников недвижимость… Может, у вас, Глеб Данилович?

Дегтярев уже давно порывался вскочить и выкрикнуть этой докторше, или кто она там, что он не позволит выливать на себя помои лжи. Да, такое выражение он придумал – «помои лжи». Ведь все собратья по перу уже давно и с интересом разглядывали его, и он чувствовал себя как на унитазе со спущенными штанами посреди сцены театра. Но ему никак не удавалось вклиниться в ее размеренный рассказ. К тому же с ним случилась удивительная неприятность: он будто приклеился к стулу и не мог пошевелить ногами.

Но вдруг его попустило.

– Безобразие! – Он все-таки вскочил, задев животом тарелку с остатками бутербродов. Пластмассовая посуда шлепнулась на пол. – Какая наглость!

Он совершенно забыл, что хотел сказать, только брызгал слюной и беспомощно хрипел. Свитер с высоким горлом душил главного редактора, на красном лбу выступила испарина.

– Спокойно, Дегтярев, не пыжьтесь! Так и до инсульта недалеко, – предупредила его Лученко.

Он сипло дышал, с ненавистью глядя ей в лицо.

– Все равно вы ничего не докажете! – выкрикнул он и даже вдруг мерзко захихикал. – Мне ничего нельзя предъявить! Я сам никого не убивал!

– А пособничество в похищении? А подстрекательство к убийству?

– Ничего не знаю! Никого я не подстрекал, это все выдумки! А Ульяне Чуб я даже запрещал! Вообще запрещал кого-нибудь трогать, бить, увечить. Да, да! Но разве этому Уль-терьеру запретишь?!

Ульяна сидела спокойно все это время, и трудно было понять, слушает она или нет. А если слушает – понимает ли. Вот и сейчас она лишь меланхолично посмотрела на своего Глеба, скользнула взглядом по остальным и продолжала сидеть, развалившись на стуле.

– И в похищении вам меня не обвинить! – радостно подхрюкивая, визжал Глеб Дегтярев. – Я никого не похищал! Девчонка сама! Ульяна ей только помогла, ждала ее на мотоцикле у аэропорта и отвезла… Да! Она сама себя похитила! – Он огляделся вокруг, ища взглядом знакомые лица. – Так и запишите, слышите, вы!

Дегтярев схватил со стола салфетку, промокнул лоб и заявил:

– Прощайте. Я не собираюсь тут оставаться, – и зашагал к выходу.

Вот тут и началось то самое, чего ожидала Вера Лученко. Навстречу Глебу от двери шагнули двое парней в штатском, сказали: «Извините, вы проедете с нами». Это были эсбэушники. Без них никак было не обойтись: они настаивали на своем участии в задержании виновников скандала с Ладыгиным, угрожали. Например, выдвигали ультиматум, что запретят Марату въезд в Украину, объявят его персоной нон-фа га, если им не дадут возможность наконец схватить преступников. Марат посоветовался со Стариком, и они легко согласились, чтобы все лавры достались украинским спецслужбам. Поэтому теперь их было вокруг полно, даже нельзя сказать, сколько именно. А ладыгинская служба безопасности находилась снаружи, у автомобиля.