Текст книги "Ветер из Междуморья. Джай (СИ)"

Автор книги: Анна Виор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

   – Ты сам-то назовись! – Джай вновь занял свое место рядом с хозяином, отметив, что монах вовсе не в обиде, за то, что его прогнали – Скайси вытянулся во весь рост на сене, закинул руки за голову, его веснушчатое лицо выражало покой и блаженство.

   – Так я ужо назывался, токмо ты все проспал, братец! Ладно, ладно. Повторюсь. Я Дишик-кузнец из Низинки – так, стало быть, деревня моя называется. А ты кто такой будешь?

   – Я – Астри Масэнэсс из Междуморья! – рассмеялся Джай, и услышал хмыканье Адонаша и шепот Скайси: "Четырнадцать!".

   – Чудное имечко... Ворона тебе в подмышку! Погодь... Мне отойти надо... До ветра схожу...

   Теперь хозяин сошел с повозки, отходя к дороге, а Адонаш зло прошипел:

   – Самое дурацкое имя из всех, какими ты когда-нибудь назывался!..

   – Отчего же?

   – А оттого, что его запомнить невозможно! Ты бы нас со Скайси пожалел, когда выдумываешь эти имена! Где ты их только берешь?

   – Из ветра выхватываю!

   Адонаш сплюнул.

   – Ты же захочешь, чтобы мы тебя в деревне так называли при людях? Повтори, сожри тебя смарг! Как там? Аси Масталэс?

   – Астри Масэнэсс. Астри Масэнэсс. И если тебя так уж злит, что я каждый раз выдумываю новое имя...

   – Да, поверь, меня это злит!..

   – То я так буду впредь называться. Так что – запоминай хорошенько: Астри Масэнэсс!

   – Ловлю тебя на слове, Астри Масэнэсс! И если еще раз услышу что-нибудь другое...

   – Ну шо, братки! Поехали! – вернулся Дишик-кузнец. – Нно-о-о! Давай, клячи, давай! А то на колбасу пущу! – он дернул поводья, стеганул их длинным концом одну из лошадок и затянул басистым гулким голосом:

   А у нашей у Низинке бабы ладные,

   И накормят, и напоють, и не жадные!

   Токмо руки не тяги, куда не следует,

   А не то их кулака ты отведаешь!

   Кулаки у наших баб-то железные,

   Знают это мужики наши местные,

   А уж вы, чужеземцы – хилые,

   Раз вас вдаришь и помрете, как милые!

   От восхищения достоинствами Низинских женщин, с их воинственным характером, Дишик плавно перешел к описанию того, что видел перед собой на дороге или на обочине. В своей бесконечной песне он призвал всех окрестных птиц куда-нибудь ему нагадить, воспел невиданную красу всех былинок и травинок, сравнил стадо пасущихся овец с «небесными облачками с белыми завихрюльками», а одинокого быка, привязанного к колу и недобро поглядывающего на телегу, с захватчиком, который якобы угрожал когда-то их краю.

   – Ты что, на ходу выдумываешь? – спросил Джай, припекающее солнце и монотонное пение хозяина его сморили, а места в телеге, чтобы прилечь, уже были заняты монахом и Адонашем.

   – Шо? И не снилося тебе такого, менястрель? Сам-то не могишь так?

   Джай пожал плечами:

   – Не знаю, не пробовал. Расскажи лучше что-нибудь про свою деревню. Много у вас там людей живет? Если ли трактир?

   – Выспрашиваешь? Думаешь, смогешь или нет нас песенками своими облапошить? Так, вот, тебе навряд ли кто хоть искру даст. У нас и не таки таланты имеются.

   – Ты, например?.. – усмехнулся Джай.

   – Да куда мне! Вот дочка Бугая-кожевника. Она знаешь, как поет? У-ух! И девка, что надо! И песни складает! Да еще какие. Кому ты нужон у нас в Низинке. Може, разве шо, у князя тебя послушают?.. Да не-е-е и туда тебе лучшо не соваться! У князя, знаешь, какие музыки?

   – И какие?

   – Из этих вот... – Дишик перешел на шепот, кося глаза и кивая себе за спину, туда, где задремал Адонаш.

   – Одаренные?

   – Мастера!.. У него полно их. И сам князь из Долгожителей будет, стало быть... Он, если шо, друга твого на службу возьметь. Денег у него достанет! У него говорять, таких целый отряд. Человек тридцать! Ты уж мне поверь!

   – Как его зовут?

   – Кого?

   – Князя этого!

   – Божен Истребитель кличут.

   – И что же он истребляет? Запасы вина в погребе? – Джай рассмеялся, а кузнец, наоборот, спрятал свою извечную улыбку, и нахмурился.

   – Не-е-е, братец, ты так не шути про нашенского князя... А то он тебя истребит. Он, знаешь ли – великий муж! Места эти раньше нежилые были... Усе, упусти галка мне в ухо, здеся кишело смаргами. Нельзя просто пройти было!.. Так вот, нашелся наш Божен, – а было это, когда дед мой еще не родился, – собрал молодцов, таких, как этот дружок твой, и вычистил всех этих смаргов... отправил это гнилое отродье к их вонючим праотцам!

   – Всех уничтожил? – недоверчиво поднял бровь Джай.

   – Почти шо... Есть еще... Лазють по лесам, прячутся. Баб наших иной раз портють... ну, ежели баба сама захочет ведьмой стать...

   – Ты хоть одного видел?

   – Видел, приходилось! – Дишик повернулся к нему и, склонившись, перешел на вкрадчивый шепот. – Один раз было дело. Пошел я скотину загонять. Коровки у меня имеются. Так одна была тяжелая, и я ее отдельно от стада на травку пустил. Ну, гляжу значится, а коровка дергается, ушами прядет, хвостом бьет. Думаю, что, потухни мой огонь, творится? А вечер был, стемнело ужо! Гляжу, а в траве – он!.. Зырит на меня беньками желтыми – каждый с миску величиной, они светятся... Меня аж пробрало... так пробрало, шо я с места не мог сдвинуться... Так бы там я и остался, если бы не мужики. Они с поля возвращалися, и смарг их заметил и дал стрекоча! Потом его Божен отловил конечно. На кол насадил и выставил понад дорогой, шобы люд знал, какой этот смарг есть! И шо он ужо никого не сожрет!

   – Хм... И каков этот смарг есть?

   Кузнец рассмеялся, откидываясь назад, хохотал он так громко и так долго, что разбудил Скайси, тот приподнял голову, рассеянно заморгал, проверил на месте ли его косичка и снова захрапел.

   – Ты, менястрель, ни разу не видел смарга? А еще – странник! Ай-ай-ай! Небось, у тебя в каждой песне про смарга, а ты его вживую не видывал. Вот останешься у нас, так поди ночью в Ведьмин лес, стань на перекрестке и кажи так: "Приди ко мне, да при луне, я тутоньки один-сам, крови тебе дам!" и тогда точно увидишь! Токмо потом никому не расскажешь, что видел – сожрет он тебя! Шоб мне ворона все глаза повыклевала, сожрет – не подавиться. Они токо бабу могут пожалеть... ну, если баба... того... ляжет с ним... и она тогда ведьмой становится!

   – Поучительная история... Так каков смарг этот? Ты же его рассмотрел, если не тогда вечером живого, то уж дохлого точно!

   – Рассмотрел, а как же! Мелкий он... локтя три, три с половиной, руки длинные, волос никаких нигде нет... И этого... ну... этого самого... – возница указал на место у себя между ног, – у него нет... совсем, клюнь меня дятел! Зубища из рота торчат... острые... тонкие такие. А сзади у него то ли крылья, то ли ворот такой... я так не понял... Охотники Истребителя здорово шкуру ему подпортили... Гадкое такое, шо дерьмо с кишками... а воняет от него и того хуже... И как некоторые бабы с таким ложатся? Это ж надо так хотеть стать ведьмой!

   – И, в самом деле, как?.. – усмехнулся Джай. – Ты же сказал, клюнь тебя дятел, что у него нет... этого самого... необходимого?

   Вопрос совершенно сбил кузнеца с толку, он, похоже, не задумывался над такими странностями, и не рассматривал ситуацию с этой точки зрения. После некоторого молчания, сопровождаемого почесыванием в затылке и задумчивым хмыканьем, Дишик произнес:

   – Ну не знаю... може отрезали они его... ну, охотники... Кто их знает? А може есть и другие смарги со всем, что нужно?..

   – Может и есть, – Джай засмеялся – ему показался забавной версия о процессе превращения в ведьму.

   Но смеяться пришлось не долго. Дорога нырнула в небольшую редкую рощицу, а на первом же дереве привязанным к стволу на пятифутовой высоте висел труп молодой женщины с окровавленными пустыми глазницами и растрепанными длинными волосами. Синяя полоса на шее и почерневшее лицо, ярко повествовали о причине ее смерти – ее повесили, а уж потом привязали к дереву. Она была в белом, разорванном в нескольких местах, обнажая грудь и бедра, платье, босая, с окровавленными, лишенными ногтей пальцами рук и ног.

   – Ведьма... – отворачиваясь, тихо произнес Дишик.

   – Кто это сделал?.. – послышался писклявый крик Скайси. – Кто так... изувечил женщину?..

   Кузнец молчал, глядя вперед на дорогу...

   – Так кто это сделал? – спросил Джай, оторвав, наконец, взгляд от печальной картины.

   – Рыцари Очищения... – пробормотал хозяин. – И не спрашивай меня боле... Не мого ума дело... Раз уж решили ее повесить, значиться – ведьма! И все тут! Она у младенцев кровь пила, и со смаргами ложилась... Так ей и надо!.. Залезь мне крыса в нос, если я знаю больше...

   – Кто такие Рыцари Очищения?

   – Я ж те говорю, ты чи глухой совсем, междуморец?! Не знаю я ничего! Их дело – карать таких как эта... Она с виду токмо баба... а на самом деле... Нн-о-о! Но-о-о! – он подстегнул лошадок, видимо хотел как можно скорее отъехать подальше отсюда.

   Оставшуюся часть пути Дишик молчал. Зато Скайси принялся бормотать и распевать молитвы на известном здесь только ему одному языке. Адонаш так и не проснулся, а может, только делал вид, что спит.

   Низинка

   1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Деревня Низинка.

   Деревня располагалась в низине, чем объяснялось ее название, прямо по центру протекала узенькая речушка, а по ее берегам растянулись крытые соломой хаты. Низинка, довольно большая для деревни – домов в двести, обнесена была частоколом и имела настоящую деревянную дозорную башню, с которой при приближении телеги тут же раздался звон набата

   – Не познали! – впервые с момента, как они въехали в рощицу, расплылся в улыбке Дишик. – Снесись им курица в рот!

   Он замахал рукой и заорал так громко, что у Джая уши заложило, а Скайси перестал молиться.

   – Эй! Дозорный! Это я – кузнец! Тебе что, воробей глаза попортил?

   Тем временем повозка приблизилась к деревянным воротам, что были закрыты, а в узкой калитке с правой от ворот стороны стоял рослый детина, вооруженный рогатиной.

   – Кто это с тобой, Дишик? – спросил сердито страж.

   – Сам познакомишься, как покажу их старосте! Давай, отворяй! Чего телишься?

   Детина отложил рогатину и исчез. Послышался шум отодвигаемых засовов, скрип, и ворота распахнулись перед телегой, открывая глазам Джая вид на не по-деревенски широкую главную улицу. По ней, как водится в любом поселении, бегали детишки и собаки, разгоняя, гребущих землю с важным квохтаньем, кур.

   Джай соскочил с козлов, с удовольствием разминая затекшие мышцы. Скайси тоже слазил, нащупывая землю ногой, обутой в мягкие кожаные ботинки. Адонаш, покинувший телегу ловко и неприметно, уже успел приторочить на спину перевязь с мечами, хотя мгновение назад, казалось, спал беспробудным сном. Мастер сразу же был окружен местными мальчишками, уразумевшими, кто перед ними благодаря длинным косам и мечам за спиной. Джай усмехнулся – отделаться от любопытных мальчишек не так-то просто, сейчас он был рад, что не носит ни длинных волос, ни оружия. Он отвязал лошадей от телеги, потрепал Ветра по шее.

   – Ну шо, робята? К старосте идите – вона туда! – Дишик-кузнец указал на самый высокий дом, вокруг которого росли яблони, обильно усыпанные красными плодами. – А я живу вона там, – на этот раз он махнул рукой вправо. – Бачите, дым валит на том краю? То – кузня, там мои хлопцы работают. Если шо – загляните в гости! Прощавай! Смарг вас скрути!.. – это, видимо, было пожеланием удачи.

   Джай пожал плечами и, взяв Ветра под уздцы, направился к дому старосты, поглядывая на свои босые ноги. Может для начала к сапожнику? Детина с рогатиной, а также дозорный на башне не сводили с них зорких глаз – вероятно, тут принято вначале к старосте, а уж потом все остальное.

   На стук в дубовую крепкую дверь, вышла невысокая бледная и худощавая девушка, с опущенными в пол глазами.

   – Кто вы будете? Что сказать хозяину?

   – Хай заходят, Мирка! – загремел, вероятно, сам хозяин.

   Девушка посторонилась, пропуская их вначале в тесные сени, а затем и в небольшую, уставленную грубоватой, но добротной деревянной мебелью, комнату. Посреди нее за столом сидел необъятных размеров человек с длинными усами, в высокой шапке из овчины и блестящем богато вышитом кафтане. Перед ним стояла миска с тремя толстыми колечками колбасы, еще одна миска с дымящейся кашей, кружка, пенящаяся пивом, краюха хлеба и добрый ломоть сыра.

   Джай понял, что отток еще не прошел окончательно, и что он сейчас хочет есть, как волк почуявший кровь лютой голодной зимой.

   – Ну? – строго сдвинув брови, гаркнул староста. – Я – есть почетный староста Низинки, благородный Бульс Кирей, назначенный самим князем Боженом, называемым Истебителем за славные деяния очищения земли этой от богомерзких тварюк! А вы, кто такие будете?

   Адонаш по заведенному у них с давних пор обычаю, взял на себя обязанности переговорщика, вышел вперед, поклонился, чуть согнув голову, и сказал, пробирающим до костей металлическим холодным голосом: хозяин весь сжался, когда он заговорил.

   – Я Мастер Меча Адонаш. А это мои спутники: служитель Мастера Судеб – монах Скайси и менестрель, известный бард, – он кашлянул. Неужели забыл имя?.. – Астри Масэнэсс из Междуморья!..

   – Вижу... вижу... Так значит этот вот, – почетный староста показал на Джая толстым – что сосиска пальцем, на котором красовался перстень с агатом, – из Междуморья. А вы двое, откуда родом?

   – Ты же знаешь, хозяин, что монахи и Мастера Силы не называют места своего рождения – так уж принято. Для тебя достаточно будет знать, что мы тарийцы.

   Тон гостя и последние слова не понравились благородному Бульсу Кирею, он сдвинул волосатые брови, крякнул, хлебнул пива и вперился взглядом в Адонаша. Джай едва заметно улыбнулся, предвидев, что староста отведет глаза уже на счет три – у Мастера Смерти очень тяжелый взгляд, особенно, если он того хочет. Так и случилось.

   – Ты, неведомо откуда взявшийся Мастер, – произнес Бульс, злобно изучая уже колбасу, а не Адонаша, – видно привык говорить, что взбредет в голову, и творить, что попало, так как обычно все тебя боятся. Но здесь у нас в Божении под покровительством нашего достопочтимого князя все по-другому! Здесь никого ты обидеть не сможешь! А если попытаешься, то тебя повесят на ближайшем дереве и не посмотрят, что ты Одаренный. И не думай, будто на тебя не найдется управы – у князя в услужении тридцать два человека – Мастера Смерти, такие же, как ты! Одолеешь стольких?

   – Вы, видимо, не за того меня принимаете, уважаемый Бульс Кирей. Я никого обижать здесь не собираюсь и драки затеивать тоже. Мы с друзьями в вашей деревне ненадолго. Все, что нам нужно – это еда и отдых.

   – И за каким вы делом в наших местах? Отвечай! И не нужно мне тут вкладывать в уши брехню, что Мастера Силы и монахи, а может и барды в придачу, о таком не рассказывают.

   – Не рассказывают... – Адонаш помолчал, дождавшись, пока староста нальется краской от гнева, и только тогда продолжил: – но нам утаивать нечего. Мы странствуем без какой-либо цели. Ищем, где можно заработать. Меня кормит мой меч, барда – лютня, а монаха – Мастер Судеб. Он из нас троих обычно оказывается самым сытым.

   – Благ наш Господь!.. – поднял очи горе Скайси.

   – Здесь мы оказались случайно, добрый кузнец Дишик согласился нас подвезти и поведал, что в этой деревне можно найти еду и ночлег.

   – Добро! Будем считать, что я вам верю. Но смотрите у меня! Вы трое – мне не нравитесь! Вот этот босой бард – похож на жулика! А монах – на больного! С чего это у него волосы позеленели? А ты... только попробуй мне затеять драку! Если кто на вас пожалуется – я вас из-под земли достану!

   – Нам можно идти?

   – Топайте себе, – снисходительно позволил староста, отмахнувшись пухлой рукой. – Выведи их, Мирка!

   Мирка провожая их за дверь, не сводила огромных серых глаз с Адонаша, а на пороге шепнула ему почти в самое ухо:

   – Это правда, что ты можешь поразить десятерых, пока падает перышко, упущенное девой?

   Адонаш нахмурился, изумленный не столько вопросом – такие частенько ему задавали, сколько поэтичным его изложением. Джай ухмыльнулся, он-то знал, что это слова известной баллады о Мастере Меча. Надо будет исполнить ее Адонашу.

   Друг пожал плечами.

   – Ты лучше скажи, Мирка... – произнес он.

   – Мирикия, – поправила девушка, смущенно пряча глаза.

   – Мирикия... Где у вас тут трактир, гостиница... корчма?

   – У нас нет гостиницы... А корчма есть! Идите прямо по улице, там вывеска – гусь намалеваный... – она указала нужную сторону тонкой не по-селянски кистью руки.

   – А сапожник у вас где?.. – спросил Джай, шевеля пальцами на босых ногах.

   Корчма

   1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Деревня Низинка.

   Им выделили одну комнату на троих, тесную и бедную. Но и за ту корчмарь помотал нервы: рассказывал, что гостей в Низинке не бывает, а если кто и приходит издалека, то только к родичам, у тех и живет, а у него корчма – комнат он не сдает, только пиво наливает и накормить может. Джай уж было хотел отправиться к кузнецу – тот бы нашел, где им переночевать, но тут Адонаш сверкнул серебряным огоньком, а у корчмаря в ответ сверкнули глаза, и комната чудесным образом отыскалась, как и стойла для лошадей еще за один огонек. В дополнение ко всему хозяин заведения потребовал, чтобы Джай полвечера выступал перед его завсегдатаями. Джай, оглядев этих завсегдатаев, не нашел ни одного трезвого и с осмысленным взглядом, способного понять и оценить хотя бы часть слов из его песен. Но он ошибался, думая, что зрителей не найдется – к вечеру под вывеску с золотым гусем сбежались, наверное, все хорошенькие девушки Низинки, но не столько послушать барда Астри Масэнэсса, сколько поглазеть на настоящего Мастера Смерти – Адонаша. Джай, подобравший себе сапоги и, сменивший, искромсанную из-за попадания крови гипока, тунику на сорочку, куртку и шаровары, тоже выглядел достаточно прилично, и даже привлекательно. Но кто же сравниться с опасным и таинственным боевым Мастером?

   Скайси, как обычно, весь вечер поглощал огромные порции сыров, колбас, пива и овощей, которые по всем законам природы не должны были в него влезть, и бросал на девушек, окруживших Адонаша, совсем не монашеские взгляды. Сам Адонаш таял от внимания, отвечал в который раз, сколько человек он может убить за время, пока падает перышко, и, судя по всему, не собирался ночевать сегодня в добытой с таким трудом комнате. Джай предчувствовал неприятности, которые всегда следуют за подаренной слишком легкомысленно любовью красотки, в виде ее мужа или отца. И боялся он не за Адонаша, а за этих ревнивых мужей и озабоченных честью дочерей отцов... Во всем Мастер Адонаш был сдержан и осторожен, да только не когда дело касалось хорошеньких женщин.

   Джай успел спеть с десяток баллад, когда в корчму заявились местные "музыки", которые, к его огромного облегчению, взяли на себя обязанности по развлечению толпы и затеяли развеселую музыку, орудуя бубном, насвистывая на свирели и задорно пиликая на скрипке.

   Скрипка Джаю приглянулась. Он видывал и раньше такой инструмент, но сам его в руках не держал. Когда музыканты, да и танцующие под их "брыньканье" (как выражался здешний люд) гости подустали, он за пару искорок договорился с хозяином скрипки одолжить ее ему.

   – Попробую извлечь из этой палочки и веревочек какие-нибудь приличные звуки, – говорил он, а лупоглазый и долговязый скрипач ухмылялся, заверяя, что на скрипке нужно долго учиться играть, а тот, кто впервые берет ее в руки, выдает такие трели, что птицы дохнут прямо на ветках.

   – Боюся, ты, менястерь, усех тут гостей распужаешь!

   – Если "распужаю", – Джай осторожно взял скрипку в руки, рассматривая смычек, гриф и четыре струны, – то дам вам огонек. Идет?

   – За каждого гостя по огоньку!..

   – Вы, что, родичи корчмаря? Что вас так заботит количество посетителей?

   – Ну, родичи, а тебе-то что?..

   Джай рассмеялся, отошел подальше в угол, закрыл глаза и отдался музыке. Путь Музыканта Силы обнял его золотыми нитями, заворожил разноцветными сполохами, принялся сплетать удивительные узоры. Джай играл... играл, скрипка плакала и смеялась... Он видел далекие страны и величественные замки, гулял по прекраснейшим садам и летал в облаках... Он прожил новую жизнь, полную радости, а затем следующую, полную печали... Любил, ненавидел, страдал и был счастлив... рождался и умирал... И наслаждение, дарованное музыкой не могло сравнится ни с каким плотским удовольствием. Золотые нити, тянущиеся из глубины его души рисовали образ за образом, и под конец сплелись в литую из золота фигуру женщины... Она обрела черты, сверкающее золото превратилось в нежную смугловатую кожу, на щеках заиграл румянец, он узнал зеленые глаза, вьющиеся каскады черных густых волос, красиво изогнутые брови...

   – Кто ты?.. – прошептал он, и в то же мгновение образ рассеялся, волшебство музыки свернулось тугим плотным клубком в его душе, причинив боль сожаления, что все закончилось.

   Он непременно приобретет себе такой инструмент... непременно...

   Открыв глаза, Джай обнаружил, что нет ни одного человека в корчме, который бы на него не смотрел. Даже девушки, увлеченные Адонашем, оставили того, собравшись стайкой вокруг Джая, даже корчмарь, застыл с кружкой в руках, роняя слезы прямо в налитое для кого-то пиво, даже Скайси, смотрел, выпучив глаза и открыв рот, – как никогда, сейчас монах казался совсем ребенком... Адонаш печально улыбался.

   Джай захотел есть. О! Как же он захотел есть!

   – Никогда не слышали ничего лучше!..

   – И в самом деле – великий бард!..

   – Менястрель, потухни мой огонь, настоящий менястрель!..

   – Я даже слезу пустил, а не плакал я с того дня, как меня жонка отходила сковородкой! – Слышал Джай голоса, пробираясь к столику, где сидели его друзья. Усевшись, он забрал у Скайси тарелку с мясом и накинулся на снедь, как смарг на человечину.

   Люди стали рассаживаться, продолжая восхвалять на все лады талант "менястреля", кто-то выразил догадку, что он личный музыкант Совета Семи, некоторые говорили, что он идет на поклон к их князю, чтобы дарить лучшую в мире музыку Божену Истребителю. Девушки ахали и охали. Скрипач плакал над своей скрипкой, причитая, что не может повторить даже трех нот из сыгранного. Джай и сам не сможет повторить эту мелодию – такова уж Музыка Силы... Корчмарь раздувался от гордости, что в его заведении этакие гости.

   Джай подозвал подавальщицу и заказал еще миску тушеного с овощами мяса, пирог со свининой, сыра и вина. Вино тут, конечно, отвратительное по сравнению с привычным ему междуморским, но он давненько и вовсе никакого не пил.

   Ел с аппетитом, прислушиваясь к сплетням, которые на ходу выдумывали про него люди (один из Путей, доступных Джаю, позволял ему слышать то, что не различит ухо обычного человека), усмехался и качал головой – вот же фантазия!

   Гул возбужденных голосов вдруг затих, люди стали опасливо озираться куда-то в сторону двери.

   Мягко ступая босыми ногами по деревянному полу, в полной тишине прямо к нему медленно шла растрепанная, чумазая, худущая и бледная, как сама смерть, девушка. На фоне впалых щек и синяков вокруг глаз – очи ее, и без того большие, казали просто огромными. Они были черными... чернее ночи, глубже неба, лишенного звезд. Сухие ее губы шевелились беззвучно, а костлявые длинные пальцы тянулись к нему...

   – Это что за призрак?.. – послышалось приглушенное бормотание Адонаша.

   – Ты тоже ее видишь?.. – пролепетал Скайси.

   Джай застыл с наполовину обглоданной костью в одной руке и кружкой вина в другой, по его подбородку стекал жир... Он судорожно проглотил недожеванный кусок мяса... Девушка смотрела прямо на него.

   Она подошла уже на расстояние не больше двух шагов, вытянула руки со скрюченными пальцами, и ему показалось, что она тянется к его шее.

   – Убей... Убей... Истреби... – услышал он в ее потустороннем шепоте. – Кровь... кровь... убей...

   В это мгновение чьи-то руки, обхватили девушку за плечи, развернули и потянули прочь. Она не сопротивлялась, пальцы ее опустились, как и глаза, губы продолжали шептать что-то неразличимое. Высокий и крепкий мужчина, седой как лунь, с резким, будто кованным из железа лицом, осторожно, стараясь не причинить ей вреда, вывел девушку прочь.

   – Ведьма...

   – Ведьма!..

   – Ведьма... – раздавалось со всех сторон.

   Джай поежился, вспоминая привязанный к дереву труп.

   Что за Рыцари Очищения? Что за ведьмы? Что за дикие нравы?

   Вспомнив о еде, а аппетит его не убавился из-за появления странной девушки, Джай отправил в род кусок сыра, запил его вином и кивнул бледному, застывшему неподвижно Скайси.

   – Ты чего, брат?

   – Страшная она... – прошептал он. – И... скоро умрет...

   – Ты с чего это взял, монах?.. – нахмурился Адонаш.

   – Они не успокоятся, пока ее не убьют, как ту... Жалко... Нельзя так!..

   Над самым ухом Джая послышался звонкий женский смех.

   – А ты много баллад знаешь, Астри Масэнэсс?.. – черноволосая головка, украшенная алыми лентами в тугих толстых косах, склонилась к нему из-за правого плеча.

   Около Адонаша оказалась белокурая девушка, а еще с десяток смазливых мордашек светились улыбками вокруг их стола.

   – Нас окружили... – прошептал он, наклонившись к Мастеру Меча.

   Тот довольно ухмыльнулся.

   – Доброго вам здовьячка!

   За столик подсел пузатый солидный дядька, разогнав стайку девушек. Толстяк отодвинул тяжелый стул, кряхтя, грохнулся на него, поставил перед собой, прихваченную кружку с пивом.

   – И тебе не болеть!.. – доброжелательно улыбнулся Джай.

   – Я – Курог – пастух. У меня отара самая туточки большая. Все меня знают.

   – Ну, теперь и мы тебя знаем, – сдержанно произнес Адонаш, предпочитавший, безусловно, женское общество, компании пастухов.

   – Приглянулся ты мне, – обратился дядька к Джаю, – растрогала меня твоя музыка. Больно ужо она жалостливая... Поэтому, хочу предупредить... Жалко, если пропадет такой человек... Ты, менястрель, будь осторожен. На тебя Аська глаз положила. А это нехорошо... Ой, нехорошо... Она к тебе руки тянула – проклятье накладывала! Мой те совет, сходи к травнице, сними порчу! Или вон... монаха свого, – Курог кивнул в сторону Скайси, – попроси отмолить. А иначе долго не проживешь... Она так руки свои месяца три назад к Барке-пастушку, помощнику моему тянула. Так тот со скалы упал... разбился вусмерть... Сирота он был... некому за него слово замолвить, вот и спустили все это ведьме с рук. А были б родители, доложили бы князю... про ведьму про эту...

   – А почему вы все говорите, что она ведьма? – Джай откинулся на спинку стула, наконец, почувствовав некоторую сытость – отток отступал. – Что она натворила?

   – Так ведьма ведь! Ты разве ж не видел? А? Кто, как не ведьма?!

   – И давно она такая? – Адонаш, лениво потягивая вино, косился на подмигивавшую ему блондинку, ожидающую, когда Курог уйдет.

   – Да с год ужо... С год... Она дочка Бирбиса-сапожника.

   – Да? – Джай взглянул на свои ноги в новых сапогах, довольно неплохих, надо признать. Он купил их сегодня у этого самого Бирбиса. Точнее обслужил его не сапожник, тот отлучился, а подмастерье.

   – Если бы ее отца так в деревне не уважали, то давно отдали бы ее Рыцарям Очищения. Раньше-то Асия хорошей девушкой была, только глаз радовала. А вот год назад пропала... Три дня ее не было, а на четвертый объявилась – пришла со стороны Ведьминого леса. Растрепанная, как щас вот помню... голая... и... – он перешел на шепот, – бабы говорят, что не девушка ужо... То есть... отдалась она нечистой силе! С тех самых пор она слова человеческого не скажет, бубнит что-то, воет по-волчьи, и смеется... страшно так... Бирбис говорит, что она разум утратила, а люди говорят, что не разум – душу она свою продала – огонь жизни! Вот и мучит ее теперь порождения тьмы! Надобно ее до князя сводить... Там люди знающие... посмотрят... Скажут, что – ведьма!

   – А если ее признают ведьмой, – вмешался бледный и перепуганный Скайси, – то что с ней сделают?

   – Что, что?.. То же, что со всеми ведьмами делают... Повесють ее... Глаза выколють... чтоб больше никого не сглазила... Ведьма такое может. Даже после смерти может, от чтоб меня мой баран забодал!

   – Спасибо за совет, Курог, – сдавленно произнес Джай, пытаясь отделаться от, всплывающего то и дело перед ним образа, мертвой растерзанной женщины, привязанной к сосне...

   Тем временем в корчме прибавилось народу: сюда решил заглянуть кузнец – их старый знакомый. В руке у скалившегося, как обычно, Дишика красовался громадный глиняный бутыль, который тот нежно прижимал к сердцу, время от времени отнимая от груди и демонстративно потрясая перед Джаем.

   Сопровождали Дишика человек семь, и седовласые, и их с Адонашем возраста (того возраста, на который они выглядели – тридцать лет для неодаренного), и совсем еще безусые сосунки. Эскорт этот дружно поднял длинный соседний стол, согнав оттуда парочку пьянчуг, и приставил к столу, где сидели Джай с товарищами и пастух.

   – Шо, вы тута, прысни мне кот у сапог, пьете? Во-о-на! – Дишик снова потряс своим бутылем, – Вуривиха! Крепчайшая! Ща мы испытаем, какой ты междуморец!

   – Та берет эта зараза междуморцев, как миленьких! – вмешался худой мужик с усами почти такими же длинными, как у старосты. – Я у прошлом годе купца междуморского подпоил, так тот мне три отреза шелка за два огонька продал!

   – Ну ты и брехло, Пуйс! Ты ж казав, шо за три огонька?

   – Та, кода я так казав?

   – Молчи лучше! Вот, менястрель, спробуй! – протянул ему Дишик чашу, наполненную мутной жидкостью.

   Пить Джай не хотел. Нет – опьянеть не боялся. Он не пьянеет. И не потому, что междуморец, а потому что Путь Целителя-Отсекателя тут же выведет из организма всякий яд, коим эта брага и является. Ему не нравился внешний вид и запах пойла.

   – Что это? – скривился Джай. – Конская моча?

   – Да ты шо!!! – Дишик вскочил, выпучил глаза, похоже – оскорбился не на шутку. – Пе-е-ей! – заорал он громовым голосом.

   И Джай, решивший не злить больше кузнеца, зажмурившись, залпом выпил налитую жидкость... Язык и горло обожгло, во внутренностях полыхнуло похлеще пламени Огненосца и пробрало жаром до самых костей.

   – Молодец!.. – похвалил Дишик. – Давай еще!

   – Наливай всем! – потребовал пастух.

   – Наливай!..

   В этот раз попробовать огня на вкус придется и Адонашу со Скайси.

   Аккуратно и трепетно разливая по чаркам вуривиху, Дишик представил Джаю с друзьями всех, кого привел в корчму. Те же алчно смотрели на содержимое чаш, с нетерпением ожидая, когда будет произнесен очередной тост.