Текст книги "Сказка наизнанку (СИ)"
Автор книги: Анна Соло
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
И все они встретились
Был полдень. Ветерок едва тревожил горячий воздух у подножия старых сосен. Око посылало лучики в прорехи между их лап, украшая землю узором из ярких пятен. Лениво посвистывали птицы. Зной клонил всё живое в сон, и только хранитель Занор не спешил на покой. Он неторопливо объезжал свой удел. Как обычно, Ратха везла его через лес по Торговой тропе, однако сегодня рядом, держась за гриву лосихи, шагал Ист. Молодой этл оживлённо рассказывал что-то старшему, и, увлёкшись, не замечал, как сила щедрым потоком стекает в его след. Торговая тропа за его спиной на глазах зарастала буйным разнотравьем и молодыми побегами колючего кустарника.
Выслушав Иста, Занор благосклонно кивнул:
– Ну что ж, твоё решение понятно. Оно видится мне разумным и справедливым. Уверен, Дол тоже не станет возражать, ведь то, что осталось от его удела, остро нуждается в заботе. Об одном только призываю тебя подумать ещё раз: точно ли ты готов принять этого человека? Справишься? Не будешь после жалеть?
– Он не слишком мне нравится, – ответил Ист, – И я понимаю, что должен буду нести ответственность за его поступки, а если придётся, даже своими руками пресечь его жизнь. Но чутьё подсказывает мне, что так – правильно.
– Хорошо. Я постараюсь тебе помочь. Взамен у меня тоже есть небольшая просьба. С каждым разом я всё быстрее истекаю силой, покидая Ночную падь, и всё дольше восстанавливаюсь, возвратившись туда. И мне всё сложнее сдерживать голод во время потери силы. Дому нужен новый даритель. Я надеюсь, что вскоре им сможет стать твоя жена. Пока Мара ещё слишком неопытна, она нуждается в обучении. Позволь преподать ей несколько уроков на примере твоих людей.
– Это им не навредит?
– Как ты сам понимаешь, тёмная вероятность присутствует всегда, поэтому не стану утверждать, что воздействие будет полностью безопасным. Но я со своей стороны сделаю всё, чтобы не усилить тьму.
Вечер застал Занора в доме на Еловой горке. Вместе с молодыми этлами он сидел на лавке и вглядывался в Зеркало вод. В светящемся мареве было видно, как светловолосый человек с луком в руках быстро шагает по редколесью. А позади него остаётся след из мертвой, пожухлой травы.
– Короче, вот, – неловко произнёс Ист, – Я тут подумал немного и решил забрать этого дикого мага себе.
– Поздравляю, – насмешливо фыркнул Нер, – Ценное приобретение.
– Насколько оно ценное, нам ещё предстоит выяснить, – спокойно отозвался Занор, – Нер, если не трудно, встреть его и зафиксируй. Но прошу тебя обойтись без неоправданной жестокости: я хотел бы осмотреть это существо живым и по возможности невредимым.
Нер кивнул и вышел за дверь.
Вскоре его изображение появилось в Зеркале вод. В тот же миг и Свит увидел бегущего к нему этла. Мара вздрогнула: Нер двигался стремительно, окружённый золотыми крыльями силы, но и человек тоже оказался нечеловечески быстр, а лук держал снаряжённым. От первой стрелы Нер уклонился, не замедлив хода, вторую, словно надоедливую осу, сшиб ладонью перед самым своим лицом. Поняв, что не успевает выстрелить в третий раз, Свит отбросил лук в сторону, потащил из ножен тесак. Однако и это делать было уже поздно. Нер прыгнул вперёд, словно тигр, сшиб человека с ног и, взгромоздившись на него сверху, надёжно ухватил за оба запястья. Некоторое время Свит отчаянно сопротивлялся, пытаясь вырваться или хотя бы освободить руки, но не совладал с противником, а только выдохся в бесполезной борьбе. Его движения становились всё реже и слабее, и наконец, он замер, дрожа от напряжения и тяжело переводя дух. Нер обернулся к смотрящим на него через воду и спросил:
– Что дальше?
– Просто держи. Мы уже идём.
Вскоре все четверо стояли на травянистом склоне среди редких ёлочек и с интересом разглядывали человека, надёжно прижатого Нером к земле. Майви скорчила кислую рожицу:
– И это всё? А силы-то сжёг…
– Хочешь подержать его сама? – предложил Нер, – Это не так просто, как тебе кажется.
– Молодёжь, посерьёзнее, пожалуйста, – сказал Занор, подходя ближе, – Воздержитесь от бесполезных перепалок. Так что тут у нас?
Он протянул руку к лежащему на земле человеку. Тот взвыл и дико задёргался, едва не стряхнув Нера с себя.
– Да, прискорбно. Похоже, нет оснований рассчитывать на разумный контакт. Придётся погрузить его в сон.
– Да ну вот ещё, – буркнул Нер и резко ударил своего пленника в челюсть кулаком, – Так сойдёт? Будет дрыгаться – я добавлю.
Занор пару мгновений с неудовольствием разглядывал обмякшее тело, потом кивнул:
– Сойдёт. Приступим к осмотру. И начнём с того, что избавим его от лишней одежды.
Он расстегнул на человеке пояс, отложил в сторону. Следом полетели на траву свёрнутый плащ, полукафтан, верхняя рубаха из плотного льна, а потом и нижняя, тонкая… Помогая Маре стянуть с лежащего человека портки, Майви обнаружила под ними подштанники и удивлённо воскликнула:
– Зачем только люди носят на себе всю эту ткань?
– Мёрзнут, – с умным видом заявил Ист, – У них с возрастом сильно ухудшается выработка тепла. Ёлка когда была маленькая, бегала голышом и не жаловалась, а теперь носит две рубахи под сарафан, да ещё и душегрею сверху напялить норовит.
– А под ними ещё что-нибудь есть? – спросила Майви и, сгорая от любопытства, запустила было руку за гашник Свитовых подштанников. Мара тут же легонько шлепнула её по пальцам и строго сказала:
– Веди себя прилично. Не ракшась.
Майви обиженно надула губы и отвернулась, скрестив руки на груди.
Тем временем Занор опустился на колени рядом с лежащим на спине человеком и уже без помех провёл рукой по его телу от горла до паха, прикасаясь совсем легко, только кончиками пальцев, потом ещё раз, чуть плотнее, всей ладонью, и наконец, принялся объяснять.
– Девочки, посмотрите сюда. Видите яркий водоворот силы у него между ног, в основании позвоночника? Это – корневой колодец, один из самых важных в тонком теле живого существа. От его работы зависит желание и умение сберегать свою жизнь. Понятно, что с этим у нашего человека сложностей нет.
А вот здесь, в низу живота, находится колодец страсти, дающий способность получать удовольствие. Когда он чист и открыт, существо живёт, имея много радости от самых простых вещей: преодоления опасностей, поглощения пищи, занятий плотской любовью… Когда же работа его нарушена, существо несчастно без видимых причин и нередко становится завистливым и жадным. Здесь этот колодец тоже достаточно ярок, хоть и не безупречен.
На два пальца ниже грудины лежит колодец, отвечающий за уверенность в себе, дисциплину и самоконтроль. Существо с открытым колодцем воли свободно в своих решениях и умеет достигать поставленных целей. Кажется, что он здесь неплох, да? Всё это – колодцы выживания. Их правильная работа очень важна, и они почти одинаковы у всех живых существ со свободной волей.
А вот – главный колодец именно человеческого тонкого тела, колодец сердца. Люди, у которых он открыт – удивительные существа, они постоянны в своих чувствах, отважны, самоотверженны, впечатляюще милосердны. Всё это делает их такими привлекательными… Конечно, далеко не каждый из людей достигает состояния пробуждённого сердца, но такая вероятность присуща им всем от рождения. Читай на Книгоед.нет
Во время своего рассказа Занор то легонько выглаживал, то принимался осторожно, но глубоко прощупывать описываемый колодец, подталкивая и направляя течение силы в каждом из них. Добравшись до колодца сердца, он закрыл глаза, прижал обе ладони к груди Свита, словно пытаясь его согреть, и надолго замолчал, застыв в неподвижности.
– Папа, ты в порядке? – забеспокоилась Майви, – Что там?
– Ничего. Почти пусто. Колодец закрыт, сила течёт через него медленно, скудным потоком. Поэтому вместо лучших проявлений человеческой природы мы наблюдаем в основном её тёмную сторону. А ведь кажется, что должно быть совсем иначе, да? У этого человека трудно складываются отношения с другими людьми: слишком часто он не находит ни благодарности, ни понимания даже там, где вполне их заслужил, и не умеет быть чутким и благодарным сам. Как думаете, почему?
– Потому, что он вредный говнюк, – заявил Нер.
– Родовое проклятье? – предположила Мара.
– Или его дурно воспитывали в детстве, – добавила Майви.
– Всё, что вы сейчас назвали, не причина, а следствие, – сказал Занор, – Смотрите глазами силы.
Ист подался вперёд, но Занор остановил его и указал на Мару:
– Пусть попробует она.
Поджав губы, Мара придвинулась ближе, скользнула своими тонкими, холодными пальцами по рёбрам Свита, затем, насторожившись, остановила руку чуть ниже его сердца и обернулась к Занору с вопросом во взоре. Тот неторопливо кивнул:
– Да. Это и есть та самая маленькая особенность тонкого тела, которая превращает человека в мага. Колодец сердца повреждён. Редкий случай, надо сказать. Все человеческие маги, которых я знал, имели расщелину на уровне одного из высших колодцев развития, а значит, довольно долго не испытывали от своего недостатка никаких неудобств.
– Что же это получается, – огорчилась Майви, – Ему ничем нельзя помочь?
– До недавних пор он весьма успешно помогал себе сам. И даже открывал на время колодцы творения и прямого знания… Достигалось это применением ракшасьих стимуляторов, а не работой над собой. Закономерный итог заключается в том, что сейчас все эти колодцы сильно замусорены продуктами распада смолки. Вглядись. Что ты чувствуешь? – Занор взял руку Майви и аккуратно положил её крепкую, горячую ладонь Свиту на горло. Она вздрогнула и отшатнулась:
– Боль, страх и смерть. Это не его, а других существ.
– Это и есть смолка.
– Как отвратительно! А нет каких-нибудь других способов исправить ситуацию?
– Отломать башку, – буркнул Нер себе под нос, – Нет человека – нет неприятностей.
– Убить его всегда успеется, – возразил Занор, – Но в настоящее время с этим человеком связаны вероятностями сразу нескольких судеб, и одна из них принадлежит Ёлке. Если я правильно понял, Ёлка и её дети представляют для Иста определённую ценность. Поэтому мы не будем принимать неразумных решений, а поступим в соответствии со старой тормальской пословицей: бодливой козе спиливают рога.
Теперь уже все молодые этлы уставились на Занора с искренним удивлением. Он пояснил:
– От природы этот человек – довольно слабый маг. Расщелина в его тонком теле настолько невелика, что её можно просто закрыть.
– То есть он станет обычным человеком? – недоверчиво спросила Майви.
– Да. И надеюсь, не самым плохим. Поспешим, потому что эта правка болезненна, а он уже скоро начнёт приходить в себя. Руку, дарительница, – Занор протянул Маре свою ладонь. Она опустила глаза и робко прошептала:
– Я уже пыталась однажды править этого человека. Ничего не вышло. Наверное, мой дар недостаточен…
– Милая, это не так. Ты – этла. Твой дар прекрасен и сила чиста. Просто некоторые навыки приходят с опытом. Надо действовать, другого пути научиться нет.
Взяв ладони Мары в свои, Занор плотно прижал их к груди Свита и сказал:
– Давай вместе. Своди края.
Свит вскрикнул и дёрнулся, будто к нему прикоснулись раскалённым железом. Выждав ровно столько, сколько нужно, чтобы тавро оставило след на шкуре коня, Занор знаком велел Маре убрать руки, а сам принялся бережно оглаживать напряжённое и дрожащее тело человека.
– Тише, тише. Всё закончилось, всё хорошо.
– Ему очень больно? – испуганно спросила Майви.
– Уже нет. Просто плотное тело напугано, а тонкое – испытывает быструю смену неразумных состояний. Это скоро пройдёт.
– Папа! А он не начнёт пить смолку опять?
– При характерном для людей строении тонкого тела это не имеет смысла. Потоки силы, которыми люди в норме обмениваются между собой, настолько незначительны, что их накопление не оправдывает риска, связанного с охотой на ракшасов. Зато последствия длительного отравления смолкой, к сожалению, не заставят себя ждать. Я кое-что сделал для того, чтобы процесс чистки шёл полегче, но всё равно этого человека ждут две-три скверные луны. Ну всё. Он уже вполне пришёл в себя, а нам пора.
Поднявшись, он обнял Иста за плечи и повёл в лес.
– А что мне дальше со всем этим делать? – спросил Ист, оглядываясь на каждом шагу.
– Наблюдать и не вмешиваться, – с улыбкой откликнулся Занор, – Первые люди в уделе – это так увлекательно…
Едва они успели войти в молодой березняк, среди редких ёлочек показалась запыхавшаяся и взмокшая Ёлка.
***
Я стояла за спинами этлов и видела в Зеркале вод всё то же, что и они. Вольно здоровенному Неру мучить того, кто и близко ему не ровня! Ну а прочие каковы? С чего они взяли, что могут мешаться в мою жизнь? Я ж их не учу, как им жить в своём лесу!
Лишь этлы вышли за дверь, я стала соображать: как бы мне попасть к Свиту, да лучше раньше, чем все они. Я б успела, где б только силы взять? Ёлки-то больше мне не помогут… Вот тогда я и вспомнила, как смеялся когда-то Ист моим словам, а потом сказал, что права: хуторским растения силы – репа да лён. Кинулась я к своему заросшему репищу, стала искать, вдруг хоть одна завалящая репка где-нибудь есть. И нашла! Повинилась перед ней, как могла, что забросила репище, не хожу поливать, полоть. И репка сжалилась над моей бедой, позволила мне земной силы чуток зачерпнуть. А я ту репку – в карман, да не ломая корней. Пообещала ей, что на новом месте посажу и уж буду как надо следить. А потом вскочила я на Марино помело – и за дверь. Ух, никогда ещё в жизни я не летала! Страшнее, чем со Свитом на его дурноезжем коне! А хватило моей прыти совсем на чуть, только что слететь с Еловой горки да кубарем в кусты.
Я вбежала на еловый склон, когда этлы уже скрылись в лесу. Любопытный глаз Девы Луны ярко светил с небес. Свит сидел на земле, пытался надеть рубаху и всё никак не мог попасть ни головой в ворот, ни рукой в рукав. Я кинулась помочь, обнять, приголубить… Он увидел меня и сказал удивлённо и радостно:
– Ёлка?
А потом отвернулся и тихо добавил:
– Иди, догоняй своих остроухих. Я тебя не неволю.
Я так и вспыхнула:
– Да ты человек ли, Свит? Ровно среди ракшасов рос!
Он ничего не ответил, только вздрогнул. Я тогда ухватила его за ворот, тряхнула как следует, так, чтоб аж зубы лязгнули, и сказала в самое ухо:
– Не уйду. Я пришла к тебе. Я ведь тебя люблю. Такого, какой есть: белобрысого, белозорого и со всеми твоими закидонами. А не любила бы – меня бы здесь сейчас не стояло. Понял?
Тогда Свит снова посмотрел на меня, и я вдруг увидела перед собой не гарнизонного лекаря, не стрелка из Торма и не ночную тварь, а того хилого, одинокого, белобрысого парня, который прибежал сюда ради меня, не побоявшись даже сцепиться с этлами. Вот оно как…
Уж и не знаю, что бы дальше вышло, но тут раздались голоса и звук топорика, рубящего кусты. А потом из берёзок выломился Корвин, а за ним шла Малинка, таща в поводу Кренделька!
Едва завидев нас, Корвин бросил чистить тропу, подбежал, повернул к себе Свита за плечи и быстро спросил:
– Селёдочка, ты как? Жив, цел?
Не дожидавшись ответа, сунулся было задирать на Свите рубаху, но тот отпихнул его:
– Давайте меня теперь всем лесом лапать! Хоть ты грабли убери!
Корвин живо отодвинулся и кивнул:
– Всё-всё. Раз вопишь, значит, цел. Или таки не очень?
Это уж он спросил от того, что Свит вдруг пошатнулся и закрыл ладонями глаза. Оно и понятно: мне было видно сквозь одёжу, что везде, где его правили руки этлов, уже расцвели багровые синяки. Мы подхватили, помогли ему сесть.
– Так чо у вас тут происходит? – спросил Корвин уже меня, – Малинка лопотала, будто тебя этл унёс. А уж чо она там, Селёдочка, плела про тебя, я даже повторять не возьмусь. Я чуть не подумал, что у меня жена вещая.
– Не вещая, а ясновидящая, – серьёзно ответила я, – Потому как ясно видит то, что другие не замечают. Меня действительно этл забрал. А Свит – нашёл. А вы-то как нас нашли?
Корвин приобнял Малинку за плечи и ласково сказал:
– Да я сам искал бы до морковкиного заговения. Это всё она. Следопыт мой, лесной ходок.
Малинка с улыбкой опустила голову ему на плечо. Корвин вдруг встрепенулся:
– А вы Лучка своего куда дели?
Вот тут и я вздрогнула:
– Он в этловой избе остался, на Еловой горке. Он спал, и я…
– Мама, я не спю! – произнёс вдруг тоненький голосочек у меня за спиной.
Я аж подпрыгнула. Лучик нашёл меня среди леса сам, пошла этлова наука впрок!
– Ну, тогда порядок. Теперь-то уже выдвигаться поздновато, ворота на запоре, так что будем ночевать прямо тут. А с третьими петухами посадим Свита на Кренделька и потащим домой.
– Меня можете сразу тащить на поганый двор, – проворчал Свит, не отрывая ладоней от лица.
– Это ещё зачем?
– А затем, что я теперь там буду на жизнь зарабатывать. Дерьмоукладчиком.
– Это как? – удивилась Малинка, – Отчего ж?
– А от того, что больше с моей рожей никуда не возьмут!
Малинка смущённо хихикнула в кулачок, но Свит и не думал шутить.
– Да, представьте себе! – заорал он, обводя всех нас по очереди диким взглядом, – Кому я нужен в крепостице, без силы?
– Да ладно тебе, Селёдочка, – примирительно начал Корвин, – Приедешь домой, отоспишься, хлебнёшь своей вонючки…
– Мне теперь никакая вонючка не поможет, – продолжал разоряться Свит, – Хоть из фляги, хоть из сточной канавы! Даже если сразу из казарменного нужника хлебать!
Я представила себе это вживе и невольно прыснула, Корвин тоже начал понемногу посмеиваться.
– Да что вы все ржёте? Плакать впору, а они ржут! По миру ведь пойдём!
– Ладно, уймись. Чего взлетел? Сядь, говорю, пока не рухнул, орёл комнатный. Думаешь, ты один умеешь денежку зарабатывать? Другие тут тоже не лаптем щи хлебают. Прокормим тебя как-нибудь, не горюй, – сказав так, Корвин потоптался ещё чуток рядом, потом вздохнул и решительно пошёл прочь, в темноту.
– Ты куда? – вырвалось у меня.
– Как куда? За растопкой. Надо бы костерок сообразить.
Малинка хихикнула ещё разок и ушла рассёдлывать Кренделька.
Вскоре мы все собрались вокруг костра. Лучик спал на руках у Малинки, Свит лежал головой у меня на коленях. Его познабливало, и потому мы завернули его сразу в два плаща, а под спину постелили сухой травы.
– … Ну так вот, – рассуждал Корвин, для наглядности водя перед собой руками, – Пока травостав, козы будут приносить неплохие деньги. Мы всё это потратим на оплату дома. А чтоб не сидеть голодными, ещё и кур разведём. А со службой ты, Селёдка, резко не рыпайся, сила – она, может, ещё вернётся.
– Это вряд ли, – вяло отозвался Свит.
– Ну и хрен бы с ней. Ты просто ручками тоже много всякого умеешь. А для случаев, где без силы никак, убеди ротного нанять тебе парочку младших. Твой мэтр Чанар сколько кругов на тебе ездил, не слишком-то утруждаясь сам? Вот и ты давай так же: главное, ходи с умным видом да нужные бумаги вовремя составляй. Так что не пропадём. А я бы ещё знаете о чём подумал? О том, чтобы съехать из этой Ящеровой Затычки. Может, пора нам найти домишко поприличнее?
И тут Малинка сказала замечательную вещь:
– А может, нам вообще переехать в Торм?
На вечёрке у бабушки Лиски
Тихо и сумрачно в избе. Тускло тлеет лучина, по крыше сонно стучит дождь. На своем привычном месте сидит бабушка Лиска за прялкой, а детишки, словно цыплята, сбились в плотную кучку вокруг неё. Девчата и парни постарше расселись по лавкам с простым рукоделием. Когда ещё, как не в хлябий вечер собраться у тёплой печки, чтобы послушать рассказы старших о чудесах? И веретено кружится, а бабушка неторопливо рассказывает:
– За зелёной рощей, милые мои, где любит сидеть на ветвях синеокая Мара, за Долиной Истоков и Истовым хребтом лежат Пустые Холмы. Никто не живёт в тех местах из людей, и не ходит туда ни зверь, ни дикий ракшас. И даже лес в Пустых Холмах не растёт, только бродят там тени мёртвых, не нашедших упокоения. А за Холмами лежит Потаённый Дол. Дивно то место: люди бают, трава там растёт в человечий рост, пшеница родится семиколосой, а репа, сказывают, такова, что каждую тащить из земли приходится всемером. И есть там, в Потаённом Доле, один хутор, названием Белозорье, а владеет им страшный седой ведьмак. Прежде в тех местах лежал благословенный Маэлем людской край, Раздольем прозывался. Ведьмак на те земли позавидовал. Пришёл из чужедальнего удела Помории, хранителя Раздолья застрелил, а сам поселился на его костях. Только Пресветлый Маэль осерчал на ведьмака за такие дела, а пуще – на людей, что за своего хранителя не заступились. И послал Маэль в те земли огромную Грязную волну. Где прошла она, было Раздолье, а стал Мёртвый Дол. Только ведьмакова вотчина и уцелела. А всё от того, что ему сам Ящер тайное слово сказал…
– Бабушка, а почему тени мёртвых не нашли этого… как его…
– Упокоения? Да потому, дитятко, что это всё погибшие от Грязной волны. Они все померли неправильной смертью, не избыв положенной доли, вот и осуждены Пресветлым Маэлем теперь отбывать её там, на службе у седого ведьмака.
– А почему ж он седой? Ветхий, что ли?
– А кто ж его знает, детушки… Может, ветхий, может, и нет. Он каким хочет, таким людям и покажется. А что волосом бел – так это он от своих колдовских зароков. В юности-то, говорят, был как все добрые люди. А потом заключил с Ящером зарок – и вмиг побелел. Даже глаза стали страшные, белозорые. Наделил его Ящер властью принимать любое обличье, хоть человечье, хоть звериное, дышать живым огнём, видеть воду под землёй и забирать в плен волю простых людей. А взамен потребовал, чтоб после смерти ведьмакова душа попала к самому Ящеру в вечное услужение. Только Древний Ящер-то простоват, а ведьмак – куда как хитёр. Не собирается он помирать, уж кругов сто на свете живёт, а то и поболе…
– Ой… А как же это у него получается?
– А он, милая, заживает чужой век. Приходит в лес и бродит по хуторам, просится к добрым людям на постой. Чуть кто его в избу пустит да к столу посадит, враз сам состарится на круг или там на два, ведьмак же те круги с себя мигом скинет. Так погуляет седьмицу, другую, глядишь, и вернётся к себе домой молодым.
– А не пущать?
– Так нельзя ж. Проклянёт. Посыплет чтой-то, пошепчет – и всё, нагрянут на хутор ракшасы, не оставят бревна на бревне.
– А почему его ракшасы слушаются?
– Старики шепчутся, будто он им родня. И говорит по-ихнему. Настоящий человек их речь разуметь не может, чтобы не изракшаситься.
Из дальнего уголочка, где сидели парни постарше, раздались сдержанные смешки. Бабушка подняла на них глаза и строго постучала пальцем по лавке:
– Смотрите мне, охальники! Думаете не слышу, как вы бранитесь нелюдскими словесами? Вот попомните, когда вырастут острые уши да клыки! В лес женихаться пойдёте!
– А что? – дерзко заметил тёмно-рыжий парень, выделявшися среди прочих крепкой, сухой статью и тонкими чертами лица, – Ракшицы, говорят, прехорошенькие попадаются, и не ломаки притом…
Бабушка только махнула на него рукой:
– Ты, Луч, не молоти языком чего не знаешь. Ракшица как прикинется красной девкой да на вечёрку придёт – никто и не поймёт, кто такова. Заморочит головы парням так, что те всех подруженек позабудут, только на неё и станут смотреть. А кто пойдёт её провожать – сгинет, и больше уж домой не воротится. Выпьет ракшица его жизнь, а сама уйдёт в лес. Узнать же её среди настоящих девчат можно только по одной примете: она пряжу против хода Ока вьёт.
Симпатичная девчонка, сидевшая в углу у окошка, тут же залилась смуглым румянцем и поспешила прикрыть запоном руку с веретеном. Другая, крупная и бойкая, весело ответила:
– Да я ж всегда так вью! Эй, Ярик, ты там ещё жив али нет? Не забоишься теперь меня до Замошья провожать?
Вокруг засмеялись, радуясь поводу вспугнуть весельем липкий страх.
А бабушка, обождав чуток, продолжила сказ:
– В Белозорье-то ракшасы не рыщут, туда им хода нет. А всё потому, что седой ведьмак взял за себя женой Золотинку, этлову дочь. Не хотелось хранителю отдавать любимую доченьку страшному ведьмаку, и поставил он жениху три условия, три испытания дал. Первое – перескочить через Ограду. Второе – выпить ручей мёртвой воды. Третье – спрятаться так, чтобы сам хранитель за день найти не сумел. Ну, ведьмак обернулся вороном и Ограду вмиг перелетел. Этлы-то эдак не могут, им от земли отрываться нельзя, вот хранитель и думал, что ведьмака это затруднит, да не тут-то было. А ведьмак пошёл к ручью с мёртвой водой, всю воду из него выпил, а потом смерть отпустил в траву. Вся трава тогда в балке позасохла, а ведьмак остался живёшенек. Только хранитель-то не слишком переживал, верил, что ведьмак от него в Торме нигде не укроется. Было у хранителя волшебное Зеркало, через которое можно было глядеть на весь лес, и где что делается – всё знать. Но хранитель хитёр, да и ведьмак непрост. Отправился он к ракшасьей княгине, в Рискай-град и целый год там ей верно служил.
– А что ему у ракшасьей княгини на службе делать-то довелось?
– Всяко-разно: по хозяйству, а больше по тёмным делам. На то и ведьмак… Да говорят, уж больно ракшасья княгиня оказалась скупа. Работу-то что ни день давать не забывала, а как подошло время считаться, придумала слугу без платы сбыть со двора. Оборотила свою дочку в дикую кобылицу и велела за единую ночь её объездить. Ну а дочке строго-настрого наказала седока сбросить и затоптать. Только не на таковского напали. Ведьмак вцепился кобылице в гриву и держался, как клещ. Уж она и по пустоши его носила, и по небу летала, и даже в море нырнула, а скинуть седока не смогла. Покорилась ракшина дочь, привезла его по утру к матери домой. Пришлось платить что обещано за службу. И отдала ракшасья княгиня ведьмаку флягу с живой водой да волшебный плащ, который надень – и ни один колдун тебя не увидит. А дочку свою нерадивую вон из Рискай-града выгнала. Та обернулась девицей, да так и осталась век ведьмаку служить. Он ей даже мужа добыл: поднял из могилы какого-то из погибших гарнизонных стрелков. Так и живут в Белозорье, ведьмаку верно служат. Ну а сам ведьмак вернулся в Торм третье испытание держать. Хранитель, как положено, дал ему время спрятаться, только ведьмак никуда не пошёл. Сел на пороге да завернулся в свой плащ-невидимку. Хранитель говорит Зеркалу: "Покажи-ка мне седого ведьмака!", а оно только и кажет ему, что собственный порог. Осерчал хранитель и Зеркало разбил. Так-то и вышло, что хошь-не хошь, а пришлось этловой дочке за ведьмака идти…
Одна из девушек, юная красавица с толстой, тёмно-русой косой, мечтательно вздохнула и проговорила:
– А за такого жениха и чего б не пойти. Видно, сильно люба ему была этла, раз он ради неё и мёртвую воду пил, и ракше служить стал…
– Это так. А седой ведьмак хоть выполнил все хранителевы задания, ещё и вено за невесту немалое дал – половину своей колдовской силы в Торме оставил. Говорят, он с той поры поутих, а до того был зело лют.
– Времени, поди, не стало лютовать, когда хутор, жена, детишки, – захихикали вокруг.
– А что, и детишки тож. Он же хоть и ведьмак, а всё, как у людей, – охотно отозвалась бабушка Лиска, – Вот на ярмарке у Хребтецких ворот болтали люди, будто он из ихнего посада повитуху к себе на хутор возил. Прискакал к ней, будто бы, красивый мужик на чёрном коне и повёз, а она после и вспомнить не могла, где ехали. Показалось ей, будто был богатый дом с садом, и жена-то у того мужика, что её привёз, собой раскрасавица, и детки, и усердные слуги вокруг… А малыш народился, вроде как, слепенький. Мать его дала повитухе баночку с мазью и велела малышу намазать глазки. Та сделала – и малыш вмиг прозрел. Тогда повитухе стало любопытно, что ж за дивное такое лекарство. Она взяла да и помазала себе глаза. И сразу увидела, что вокруг не сад, не посад, а дремучий лес да болото, хозяин сам тощий, седой да страшный, детки да слуги – все сплошь ракшасы, и конь не конь, а вовсе ухокрыл. Но она, испугавшись, смолчала. Прожила в их доме сколько надо, получила оговоренную плату, а потом ведьмак её отвёз верхом на ухокрыле назад, домой. Позже она раз ходила по рынку и вдруг увидала того ведьмака. Он тоже ходил меж прилавков, брал, что ему надо, а денег не платил, и никто его не видал. Повитуха-то возьми и сдуру с ним поздоровайся. Уж он подпрыгнул! Ты, говорит, почему меня видишь? Мазь брала? А она в ответ: так мол и так, не знала, что не к добру. Он тогда плюнул ей в глаза и сказал: не суй, дура, нос не в свои дела. И исчез. А она вмиг ослепла.
– Ишь ты… Что-то невесёлая вышла сказка, – вздохнул кто-то из девчат.
– А и то, – кивнула бабушка, – Помнить следует, что добрым людям с теми, кто с силой играет, не по дороге. Что нам – горькие слёзы, то им – Маэлева роса. Давно иль недавно было – не знаю, только пошли раз с одного хутора детки в лес по грибы. Ходили, ходили, да и заплутали. Вдруг видят – вроде, ходит рядом по лесу старый дед. Они кинулись к нему, стали просить, чтобы вывел к людям. А то был сам ведьмак, захотелось ему грибками потешиться. Ну, он их и повёл. Вроде, недолго шли: кустик за кустик, деревце за деревце, глядь, показался какой-то хутор. Дед едва детишек вывел, зашёл за ёлку и вмиг исчез. Они же подбежали к околице и видят: хутор вовсе незнамый, люди совсем чужие живут. Завёл их ведьмак аж за Мокрое болото, к берегам Нерки, на целый день пешего пути. Ему-то что. Спасибо хоть, люди добрые подвернулись, на другой день послали парнишку отвести детишек домой. Так-то.
Тут рыжий парень, которого бабушка Лиска кликала Лучом, встал с лавки и с сожалением вздохнул:
– Эх, жаль, нам с Дарей никто лесной коридор не откроет… Дарёнка, поздно уж, пошли домой. Пора. Мне-то что, а тебя батя заругает.
Смуглая девчушка, та самая, что прятала веретено, поднялась с лавки и покладисто подошла к нему.
Попрощавшись с хозяйкой и прочим народом, двое поклонились на божницу, выскользнули за дверь, и вскоре оставшимся было слышно издалека сквозь шум дождя, как они весело смеются на лесной тропе.
– Ишь, Луч, хмырь занорский, – усмехнулся кто-то из парней, – Чего повадился к нам бродить? Дать бы ему в ухо, чтоб знал, как маринских девок вабить.
– Этот сам кому хошь даст, – дружелюбно отозвались с другой половины горницы, – И потом, коли даже бросит сюда приходить, тебе-то в том что за корысть? Он же в наш огород – да со своим горохом.
И снова все засмеялись.
А Луч и Дарёнка бодро топали под дождём в сторону пресловутых Пустых Холмов и тоже заливались смехом.
– Ой, не могу, – приговаривала девушка, смахивая с ресниц слезу, – Лучик, миленький, откуда они берут всю эту гоньбу? Ведь и захочешь – нарочно эдак не придумаешь…
– Да так, – отозвался парень, заботливо поправляя на ней плащ, – Скучно им, вот и выдумывают. Но послушаешь – и становится ясно, почему отец из дому уж который круг ни ногой, а если к нам кто, так он на коня и в поля. А знаешь, так оно, наверное, и лучше. Чего нам с ними знаться?
