Текст книги "Сказка наизнанку (СИ)"
Автор книги: Анна Соло
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
В тот же день у фонтана болтали о чудных делах: двое воришек ночью сами ломились в караулку, умоляли их задержать, твердили, что за ними гонится ракшас. Стражи лишь посмеялись над непутёвыми и, приняв их за пьяных, вытолкали взашей. А наутро обоих нашли на площади мёртвыми. Какая-то ночная тварь загрызла их и жутко изуродовала, но не подумала сожрать.
Приключения Ночной Твари
Два дня спустя Свит вернулся домой. Он был на удивление весел и благодушен, нянчился с Лучиком, хвалил мою стряпню… А меня всё холодила мысль о тех двоих, чьи тела нынче были выставлены на обозрение народу у ворот крепостицы. Уже поздно вечером, в постели, я не удержалась и спросила:
– Как ты мог, Свит? Зачем ты это сделал?
Он не сразу понял, о чём я. А когда понял, спокойно сказал:
– А, те двое… Случайность. Заметь, я их не искал, они сами пришли. Напали в подворотне, надеясь пошарить у меня в карманах. Если бы я разделался с ними более традиционным способом, например, при помощи сабли, тебя бы это меньше огорчило?
– Свит! Ты в самом деле не понимаешь разницы или притворяешься? Одно дело – убить грабителя, обороняясь, и совсем другое – гонять, как зверя, пугать, мучить и только после этого убить…
– Люди, берущиеся грабить прохожих в ночи, как правило, осознают, что могут плохо кончить. И не думай, пожалуйста, что я охотился на них ради удовольствия, мне просто была нужна сила. Не отказываться же, если она идёт в руки сама?
– Но ты ведь выпил смолку! Разве этого не достаточно?
– К сожалению, нет. Смолка сама по себе силы не даёт, она даёт возможность силу зачерпнуть и удержать. Вернее, она настойчиво этого требует. С тех пор, как я узнал её власть, я начал лучше понимать ракшасов: большинство их поступков объясняются голодом силы, а вовсе не врождённой зловредностью.
– И ты должен вот так кого-нибудь… каждый раз?
– О, ни в коем случае. Обычно мне удаётся заблаговременно уйти в Торм. Там полно хороших источников силы, и всегда можно "подкормиться" каким-нибудь безобидным способом. Например, побегать ночку по следу одного из этлов. Но в хлябь приходится обходиться тем, что удаётся найти в посаде.
– И что же дальше?
– Дальше? Свобода. Я, в отличие от ракшасов, могу распоряжаться накопленной силой на своё усмотрение.
– Зачем, Свит?
– Как зачем? Это же совершено потрясающие возможности! Я могу почти всё. Хочешь летать? Можем прогуляться по небу прямо сейчас. Или лучше превратим нашу конуру во что-нибудь пошикарнее? А можем отправиться в Торм до самого утра. Приказывай, Ёлка, сегодня любой твой каприз будет исполнен.
– Тогда у меня только один приказ: отвечай на мои вопросы честно, рассказывай всё без утайки. Я хочу знать, с кем живу.
– Какая ты скучная… Ну ладно, раз пообещал, придётся выполнять. Что ты ещё хочешь услышать?
– Что будет потом? Вот ты зачерпнул прорву силы, потратил её – и что дальше?
– Иду пополнять запас. И так – пока не кончится действие смолки.
– Так ты можешь просто перестать её пить? Свит, милый…
Он вздрогнул и сразу стал серьёзным.
– Нет, Ёлка, вот этого даже не проси. Не сейчас. Возможно, когда-нибудь позже…
И я поняла: боится. Настолько, что даже не станет об этом говорить. Тогда я спросила:
– Как долго действует смолка?
– Раньше удерживалась круг-полтора. Сейчас – пять-шесть лун. Если не расходовать силу по-крупному, то подольше. Обычно мне удаётся обходиться без серьёзных трат, но в этот раз сама понимаешь: сперва ты, потом Корвин…
– Понятно. А где ты берёшь эту смолку? Делаешь сам?
– Хотелось бы, но – нет. Её приходится отнимать у лесных ракшасов. Те из них, что постарше, таскают с собой фляги. А если такого ещё и правильно убить, можно сразу заодно разжиться силой, – сказал он так равнодушно, словно речь шла об охоте на гусей.
С походами в Торм всё стало понятно. Но меня волновал ещё и посад.
– А как ты добываешь силу по эту сторону Ограды? Охотишься на людей?
– Ну, Ёлка… Не надо уж совсем делать из меня кровожадное чудовище. Строго говоря, я убил тех парней только для того, чтобы они не болтали языками. Силу у людей можно отнимать разными способами. Например, через эмоции. В данном случае – через страх. И мне пришлось изрядно постараться, чтобы напугать таких тёртых молодчиков до нужной интенсивности потока. Но за большим запасом силы я обычно иду в Торм. А по мелочи всегда можно "подоить" народ, просто прогулявшись по рынку: сама знаешь, как меня здесь любят.
"Ещё бы, – подумалось мне, – Козы чуют волка, даже когда он сыт."
– В храм не пробовал ходить? Там неплохой источник силы, – предложила я.
– Бесполезно. Поток хорош, но попытка зачерпнуть больше, чем обычные прихожане, сразу привлечёт внимание жреца. Раскрутить толпу на добротный скандал гораздо проще и безопаснее. Я сперва делал это неосознанно. Мне ведь никто не рассказывал, как работает смолка, всё пришлось выяснять опытным путём.
– Тебе непременно нужны эмоции тёмной стороны?
– Не обязательно. Дело, скорее, в том, что их легче добыть. Есть и более приятные способы "подкормиться". Друзья, например, бывают весьма щедры. Корвин в этом отношении просто бесподобен. Ты заметила, насколько у него высокий уровень внутренней силы? Не могла не заметить, это видно любому дураку. Этлом целован – так, по-моему, у вас в Торме говорят?
Мне стало обидно и неприятно.
– Так ты его просто "стрижёшь"?
– Скорее, слегка греюсь об него, в свою очередь обеспечивая крышей над головой, контролем тёмных вероятностей и помощью лекаря. А ты как себе представляешь дружбу?
– Не знаю… До вас с Корвином у меня никогда не было настоящих друзей. Но я думаю, что друг – это тот, для кого ты делаешь добро просто так, потому, что он нравится тебе и вместе вам хорошо.
– И чем это отличается от наших с Корвином отношений? Обоюдная польза по доброй воле. Всем хорошо. Разве нет?
– Не знаю… Но есть в этом что-то странное… Ну а ещё?
Свит тут же обнял меня и ласково прошептал:
– Телесная близость с женщиной.
Меня как холодной водой окатило. Я изо всех сил пихнула его в грудь, но он и не подумал меня отпустить. Только сказал:
– Но-но, зайка! Зачем же так сердиться? Все мужчины хотят этого от своих женщин. Разница только в том, что я делаю это осознанно и, по-моему, неплохо отдариваюсь взамен. Не спорю, в лесу я вёл себя, как жадная скотина. Но я тогда настолько ошалел от голода, что совершенно перестал соображать. Сейчас, как мне кажется, тебе не на что жаловаться, м?
А меня вдруг ожгло стыдом. Как я могу осуждать Свита, если сама не бескорыстна? Любила ли я его тогда, в лесу? Нет, хотела кого-нибудь рядом. Любила ли я его, когда шла к нему на Быстринку? Нет, искала защиты. Люблю ли я его сейчас, или просто привыкла кормить ужином и принимать жаркие ласки по ночам?
После я долго ворочалась в постели, глядела на спящего Свита, и тяжёлые мысли гнали сон прочь. Вот он, лежит рядом, такой беззащитный и мягкий, его горячее тело жжет меня сквозь рубаху. Улыбается во сне. У него красивые губы. Ресницы длинные, как у девки, волосы – светлый лён, чуть тронутый по вискам лунным серебром. Сын поморийца, бродяга из Торма, гарнизонный целитель, меткий лучник. И ночная тварь, враз перегрызшая горло двум мужикам. Моя ночная тварь. Да моя ли? Нет, ночная тварь, которую я кормлю.
С того дня пробежал целый круг.
Я говорила, что трудно дитя из пелёнок поднять? Ах, была глупа… Пока дитя в пелёнках, так и все мамкины беды размером с пелёнку. А как поползло, да пошло – всё, смотри в оба, чтоб потом горьких слёз не лить.
Лучик мой шустреньким удался. Отвернись на миг – он уж на лестнице, а то и вовсе в конюшне. Я раз его даже в доме совсем потеряла. Искала, звала – чуть не лишилась ума. А он, оказалось, вполз на сено под самую крышу и там уснул. Другой раз залез поиграть в Свитов сундук, а крышка возьми и захлопнись, закрыв его в темноте. Вот уж он заревел! А я-то перепугалась! Уследить же за ним и вместе с тем сделать хоть что-то по дому – не хватало никаких глаз. Надела на него колокольцы – он снял и повесил на шею соседскому коту. Не захочет, бывало, кашу есть или мыть лицо – заползёт под лавку и смеётся, и не достанешь. А из меня доставальщик плохой, второе дитя под сердцем растёт… Уж и не знаю, как бы я со всем этим управлялась, если бы Корвин не привёл в дом Малинку.
Он как ушёл из гарнизона, сперва сильно печалился о Зване и долго болел. Потом, поправившись, сразу продал Змейку вместе со всем снаряжением и оказался весьма при деньгах. Кабак, правда, не стал открывать. Вместо того купил пятерых коз и вскоре женился. А чтоб не тесниться в каморке над конюшней, сзади, с кухонного выхода, пристроил на нашем же дворике себе домишко и прорубил ворота в Кривой тупик.
Корвинова молодая жена была родом из ближнего Занорья. И где он только её раздобыл? С виду нетороплива и, вроде, не очень-то поворотлива, но любая работа у неё в руках будто спорилась сама. Притом уж такая эта Малинка оказалась затейница: и сказку расскажет, и песню споёт! Лучик мой ей только в рот и смотрел! А Корвину с ней жилось мирно и ладно. Сразу видно было, что они полюбились друг дружке. Да это и не мудрено. Малинка была и нравом незлоблива, и собою мила. А Корвин… Змейка, конечно, подпортила ему на лице красоту, только сам-то он от того хуже не стал. И по-прежнему все вокруг его привечали, а когда он со своими козами шёл по Кривому тупику, тётки и девки выглядывали над воротами, чтоб перекинуться с ним весёлым словцом.
Так мы зажили новым порядком: Свит с утра уезжал на службу, Корвин шёл за Ограду пасти коз. А мы с Малинкой весь день на одной кухне толклись, кашеварили, хозяйствовали, в меру сил Лучика стерегли. Из козьего молока Малинка делала сыр и носила на рынок, я же, чтоб не сидеть бездельно, вздумала прясть на продажу козью шерсть. Вот тогда и понадобилось мне новое веретено.
Веретёнце да прялка – нехитрые вещи, а всё же часто первый подарок невесте от жениха. Вот и Свит, наконец, сделал мне прялочку сам. На лопаске вырезал лошадку (ну вылитый Кренделёк!), а вокруг да по верху – ёлочки рядком. Это он, вроде, моим именем прялку подписал. Мне бы радоваться, а я вдруг взгрустнула… Может, тем и накликала на себя беду?
В тот день Малинка ушла на рынок, а я, проводив её, села прясть на солнышке у ворот. Вдруг слышу, Лучик говорит: "Мама, мяу!" Лучик мой – он всегда со зверьём ладил, а кошек особенно любил. Я обернулась. Вижу, гладит сынок кота. А кот не простой, огромный, гладкий и полосатый, а глаза дикие, золотые… Тут меня как укололо: это же Ист!
И я не ошиблась. Кот зашёл в наши ворота, словно к себе домой, а за ним и Лучик. Я следом. Вижу – нет никакого кота, сидит на пороге Ист. Больше круга пробежало с той поры, как мы виделись в последний раз, а для него словно и дня не прошло. Не оставляет время на этлах следов. Только я-то стала старше и много зорче. Посмотрела – и вздрогнула. Как смела прежде я, дура запечная, желать себе его любви? Разве может полюбить человека ночной ливень или горный поток? Да и что я могла ему дать взамен? Печь пироги, чесать вороные кудри? Нет, любовь может быть только с равным, а сыну силы человечья девка может лишь смиренно служить и почтительно кланяться издалека. Только Ист-то был не далеко, а здесь. Подхватил Лучика на руки и обнял, а тот радостно засмеялся. А Ист ласково пригладил Лучику волосы и с улыбкой сказал: "Ёлка, да он просто прелесть! Я как раз такого и хотел!"
Давно ли я насмехалась над страхами тётки Милорады? Вот и наказал Маэль, привёл постоять в её лаптях. Ист с моим сыночком в руках подошёл к прялке, тронул ёлочку на лопаске – и исчез! Откуда у меня только сила взялась, чтобы кинуться за ними вслед, в нарисованный на прялке лесной коридор! Тогда думала: сама справилась, настигла, ухватила поток. После догадалась: Ист сжалился, пустил, позволил пройти.
***
Стоял обычный для середины травостава погожий вечер. Око спряталось за виднокрай, и из леса потихоньку наползала благословенная прохлада. Впервые за много дней Свит возвращался из крепостицы, никуда не спеша и не обливаясь потом. Кренделёк медленно переставлял копыта по деревянной мостовой, рядом размашисто шагал Корвин, вокруг сновали козы, подёргивая хвостиками на ходу. Корвин громогласно пересказывал какую-то забавную историю, подслушанную у ворот, а Свит ехал рядом с едва заметной улыбкой на губах и то ли слушал, то ли блуждал где-то в своих собственных мыслях.
Однако едва друзья свернули в Затычкин тупик, Свит вдруг помрачнел, насторожился и подтолкнул Кренделька шенкелями, заставляя его перейти на тряскую рысь.
– Ты куда? – удивился Корвин.
– Что-то не так, – хмуро отозвался Свит, – Ёлка и Лучик. Их нет.
Корвин озабоченным взглядом отыскал их дом. Всё было как обычно: ворота конюшни на запоре, из кухонной трубы уютно вьётся дымок… Вот разве что в окошке не было заметно света, хотя сумерки уже погрузили улицу в полумрак. Отгоняя шевельнувшуюся было тревогу, Корвин крикнул:
– Да дома они, вот увидишь! Просто малец, небось, спит. Или свечи закончились…
– Ты не понимаешь, Кор! Я их совсем не чувствую! – с этими словами Свит соскочил с седла и побежал к воротам. Оставив нараспашку калитку и конюшенную дверь, он сразу бросился в кухню. "Вот козлина," – проворчал Корвин, полностью открывая ворота и заводя в стоило брошенного хозяином на улице Кренделька. Однако мгновения утекали, из дома не доносилось ни звука, и недобрые предчувствия снова всколыхнулись мутной волной.
– Эй! – крикнул он в темноту, – Что у вас там?
Почти сразу же на конюшню из кухни вылетел Свит. За спиной у него был лук в кожаной налучи и колчан со связкой стрел, в руках – скомканный плащ и почему-то Ёлкина прялка, на поясе – походный кошель. Он только вскинул руку, отмахиваясь от любых вопросов, и снова выбежал на улицу. Удаляющиеся шаги торопливо простучали по мостовой. "А калитку закрывать кто будет?" – крикнул Корвин, выскакивая следом. Однако тупик был пуст.
В это время Свит уже промчался через площадь к закрытым на ночь воротам, на глазах у оцепеневших от удивления стражей взбежал вверх прямо по стене, перемахнул через кромку Ограды и исчез в ночной темноте с другой стороны.
– Чур меня, – сказал один из стражей, торопливо осеняя себя охранным знаком, – Это куда это наш лекарь так рванул на ночь глядя?
– Да кто ж его знает, – отозвался второй, – Маги – они все сплошь чокнутый народ.
Между тем Свит, скатав плащ и привязав его удобно за спиной, ходкой волчьей рысью двинулся в лес по ближайшей стёжке. Без видимой цели он петлял и кружил по зарослям, постоянно меняя направление. Места были знакомые, давно исхоженные им вдоль и поперёк, к тому же густо истоптанные ногами прочих людей, но нужное место попалось далеко не сразу. Наконец, Свит остановился. Три хорошо натоптанные лесные стёжки разбегались в разные стороны, исчезая в кустах. Отвесив крепкого пендаля подвернувшейся под ногу зубатке, Свит встал прямо на перекрестье, порылся за пазухой. На свет Луны появился завёрнутый в рушничок свежий сдобный калач, уголёк из очага, небольшая глиняная плошка и клубочек шерсти. Калач Свит понюхал и отправил обратно за пазуху, а остальное принесённое добро разложил на земле так, чтобы каждый предмет оказался у начала своей стёжки. В плошку плеснул из фляги немного воды. Потом достал из кошеля Ёлкино веретено, привязал его к куску прочной бечёвки и на вытянутой руке подвесил перед собой. Почти сразу веретено начало описывать ровные круги. Свит терпеливо ждал. Постепенно круги вытянулись в овалы, явно указывающие в сторону, где лежал клубок. Свит засунул веретено за пояс, подобрал клубок с земли и побежал по указанной стёжке. Она почти сразу круто свернула к Светлой Мари, пересекла русло ручья и внезапно закончилась возле какого-то хуторишки весьма неопрятного вида. Свит снова вытащил веретено, перемотал на него нить с клубка, подвесил над дорогой. Веретено уверенно указало в сторону полосы крапивы, густо разросшейся за хуторской околицей. Свит тихонечко ящернулся, закутался в плащ и полез в жгучие заросли. За ними начиналась новая тропа.
Наконец, настал момент, когда веретено отказалось указывать путь. Немного полюбовавшись описываемыми им ровными кругами, Свит бросил его, улёгся рядом на землю и чутко прислушался. Не выяснив ничего интересного, он вытащил калач, понюхал, затем покрутил головой, внимательно втягивая носом воздух. Снова ничего. Тогда Свит взял лопаску от прялки, которую всё это время тащил с собой, внимательно изучил рисунок. Вместо лошадки в кольце из ёлок стояла странная изба, подпёртая снизу четырьмя узловатыми куриными ножищами. Свит посмотрел по сторонам, выбрал направление, в котором виднелось больше всего ёлок, и напролом, без тропы пошёл в их сторону. Опустившись на землю под корнями самой большой ёлки, он запустил руку в кошель, вытянул наружу вязаные копытца и некоторое время сидел неподвижно, закрыв глаза, нюхая попеременно то их, то калач. Это тоже не дало никаких результатов. Свит сплюнул, убрал калач и копытца. Потом нашёл кочку травы позеленее, опустил на неё руку, и трава вокруг тут же поникла, потеряла молодую сочную свежесть, превратившись в пожухлый сухостой. А Свит завернулся поплотнее в плащ, закатился под ёлку, стянул сапоги, удобно устроился на толстом ковре из старой хвои и заснул.
В тот же миг на Еловой горке Мара вздрогнула под лоскутным одеялом и открыла глаза.
– Ты чувствуешь? – тихо спросила она у Иста.
– Что именно?
– Только что кто-то зачерпнул силу на тропе возле болота, причём много и неаккуратно.
– Ракшасы? – встревожился Ист, – Я схожу проверю.
– Нет, нет… Погоди. Давай сперва посмотрим, что там.
Выскользнув из-под одеяла, Мара легко пробежала через избу, вытащила из кухонного угла большое корыто и утвердила его на столе. Плеснув в него из ведра воды, она подхватила стоявший при входе берёзовый веник и принялась размешивать им содержимое корыта, напевая без слов. Вода мягко засветилась. Мара отряхнула помело и устремила внимательный взгляд на её поверхность. Там, словно в волшебном зеркале, виднелись высокие ёлки, зелёные кочки травы, небольшой извилистый ручей…
– Вот оно! – воскликнула, наконец, Мара, отыскав кочку, высушенную Свитом.
– И никого нет, – добавил Ист, – Ракшасят помаленечку, что с ними поделаешь. Завтра найду и выгоню.
Однако Мара продолжала напряжённо всматриваться в отражение.
– Смотри, – наконец, произнесла она, – Видишь следы? Ракшасы не носят обувь. Здесь недавно прошёл человек.
– Хм… Как интересно… Человек в сапогах. Дикий?
– Или любитель покрасоваться из местных.
– Э, нет, – усмехнулся Ист, – Любой тормал в твоём уделе тащил бы сапоги на палке, а сам шлёпал в лаптях, если не босиком.
– Нехорошо, что он успел спрятаться. Однако это мужчина, а значит, я смогу его подманить.
– Смотри, милая, – полушутя пригрозил ей Ист, – А вдруг это окажется какой-нибудь прекрасный принц? Не вздумай с ним целоваться!
– Фу, выдумаешь тоже, – Мара состроила кислую гримаску и выскочила за дверь.
Пресветлый Маэль еще нежился в облаках, не спеша являть миру своё огненное Око, когда над Светлой Марью раздался зов. Нежная, манящая песня Мары разлилась над болотом, потекла берегами множества мелких ручейков и достигла края леса.
Услышав её, молодой охотник забыл про ловушки, которые шёл проверять. Он свернул с тропы и с глупой улыбкой на лице двинулся по бездорожью прямо в топь.
С другой стороны болота из бамбуковой рощицы выскочили два ракшасьих сына. Один на ходу с хрустом обкусывал сочные молодые побеги, другой, поймав в кустах мелкую пичугу, целиком закинул её в рот и теперь сосредоточенно жевал. Оба были грязны, тощи и очень голодны, но даже их Марина песня не оставила равнодушными. Птицеед остановился, выковырял изо рта пару застрявших в зубах пёрышек, почесал впалое брюхо и задумчиво проговорил:
– Хорошо поёт…
– Угу, – отозвался поедатель бамбука, – Знать бы только, с чего это она расчирикалась в такую рань. Никак, мужа уже заездила, требуется помощь леса?
– Я бы к такой сбегал, помог.
– Ну-ну. Валяй. Только потом не жалуйся, если от тебя даже сухой шкурки не оставят. С этлой – это тебе не ракшиц по кустам мять.
Юный ракшас с подозрением уставился на товарища:
– А ты что, пробовал?
– Ну так, слегка… Я когда вчера был на Майвинках, сумел чуток подержаться за сиську тамошней этлы.
– И как?
– Сиська? Что надо. А вот я до сих пор хромаю, и нос весь распух…
В то же самое время под ёлкой, на куче мягкой хвои проснулся Свит. Он открыл глаза и сразу же почувствовал прилив незамутнённого, ни с чем не сравнимого счастья: он любим! Прекраснейшая из женщин этого мира ждала его и страстно призывала к себе. Легко, как в ранней юности, Свит вскочил, отбросил плащ и кинулся босиком по росе навстречу её дивному зову. Чудо оказалось мимолётным. Не сделав и десятка шагов, счастливец поймал ногой острый сучок и проткнул подошву до крови. Он торопливо приковылял назад под ёлку, примотал к пораненной стопе лист лопуха и полез в сапоги. Те оказались насквозь мокрыми. "А, ста мра*," – буркнул Свит, чувствуя, как стылая жижа начинает пропитывать портянки. Сияние счастья померкло, сквозь него отчётливо проступила суровая рожа действительности. Однако зов ещё звучал, а Свит был не из тех, кто сдаётся легко. Его ждала любимая! Она пахла цветами дягиля и свежей берёзовой листвой! "Стоп! Причём тут берёзы? Должна быть ёлка," – сказал сам себе Свит. Он вернулся под ёлку, отломил с неё небольшую веточку. Подобрал с земли плащ. Затем вытащил из-за пазухи успевший слегка зачерстветь калач, разломил его, понюхал сдобный мякиш. Ещё некоторое время он вертелся по сторонам, то шумно втягивая лесной воздух, то прижимая к ноздрям ветку ёлки и разломанный калач, а потом кивнул и уверенно пошёл прочь от болота.
– Сорвался… Кто бы мог подумать? – прошептала Мара, удивлённо вскинув брови, – И ведь он уже почти был готов выйти ко мне. Видишь? Вот тут он бежал, а потом поранил ногу…
Мара склонилась над едва заметным следом в траве.
– А ночевал здесь, – откликнулся из-под ёлки Ист, – Ничего себе, какая наглость!
– Странно, очень странно, – Мара запустила пальцы в свои светлые локоны и окинула кромку леса задумчивым взглядом, – Мне кажется, что я уже где-то встречала такой след в силе… Почему мы не увидели его в Зеркале вод?
– Не вижу смысла ломать над этим голову. Сейчас я заверну ему тропу. Он вернётся сюда быстрее, чем взойдёт Око, и мы всё узнаем наверняка.
Однако Око взошло, поднялось над лесом и даже начало изрядно припекать, а неизвестный человек так и не вернулся к болоту. Наконец, Маре надоело ждать.
– Пойдём домой, – сказала она, – Возможно, этот дикий и не думал нас беспокоить. Если он не станет больше вредить уделу, то я готова его простить.
– А вот мне уже становится интересно, куда он подевался, – заметил Ист, – Но пожалуй, ты права, пойдём домой. Я бы заглянул в Зеркало ещё раз.
Оставив Светлую Марь позади, Свит углубился в ельник. Под деревьями было чисто и сухо, по устланой опавшими иглами земле шагалось легко. Однако, пройдя немалый отрезок по прямой, Свит заметил, что впереди знакомо запахло болотом, а среди ёлок снова начали попадаться берёзки и кустики лещины. Он остановился, порылся в кошеле и извлёк из него маленькую фигурку журавля, сделанную из небесного железа. Её вместе с прочей добычей привезли из последнего разъезда, в котором участвовал Корвин. Князевы стрелки тогда догнали разбойную ладью поморийцев у самого волока и, перебив всю ватагу, завладели поклажей, в числе которой оказался и этот странный талисман. Никто не знал, в чём заключена его сила, потому его просто отдали Свиту. Оказалось, журавлик имеет одно прелюбопытное свойство: если его свободно подвесить на прочную нить, он всегда поворачивается хвостом к полуночи, а носом на полдень. Держа журавлика перед собой на вытянутой руке, Свит отвернулся от болота и сделал несколько шагов вперёд. Журавлик, до этого тоже летевший от болота, слегка повернулся по ходу Ока. "Так, значит? – проворчал Свит себе под нос, – Водить меня вздумали?" и, оставив удобную прямую тропу, повернул вслед за журавликом в заросли лещины.
Мара, Майви и Ист сидели рядком на лавке и внимательно смотрели, как на поверхности воды в корыте сквозь колючие заросли прорубается человек. Подкравшись сзади и привстав на цыпочки, Ёлка тоже жадно глядела в корыто из-за их спин.
– Я, кажется, знаю, кто это, – чуть нахмурившись, сказала Мара.
– Ёлкин хмырь! – воскликнула Майви, – И за прошедшее время симпатичнее ничуть не стал. Интересно, что Ёлочка находит в нём такого завидного?
– Подрастёшь – узнаешь, – ответила ей Мара, пряча улыбку в уголках губ, – Похоже, он направляется прямиком к Малиновым Звонам. Отличное место для ловушки, вы не находите?
Смахнув с пути последние колючие ветки, Свит кинул тесак в ножны и вышел на прогалину. Неподвижный, нагретый полуденным Оком воздух дрожал от жара, в высокой траве зудели полчища слепней. Обливаясь потом, словно в бане, Свит двинулся туда, где трава была зеленее всего, и вскоре был вознаграждён: до его ушей донеслось серебристое журчание воды.
Малиновыми Звонами тормалы издавна называли небольшой ручей, сбегавший с Истова хребта. Ниже Долины Истоков он распадался на целую сеть мелких и звонких ручьишек, которые стекали по Малиновому логу к Ночь-реке и на первый взгляд не представляли никакой опасности для пешего путника. Однако все знали, что там находится любимая купальня Мары, и старались не забредать в неё без особой нужды.
Свита не слишком волновали лесные суеверия. Отыскав местечко поглубже, он наклонился над прозрачным потоком и потянулся губами к воде. "Не делай этого, не делай," – отчаянно зашептала Ёлка по ту сторону Зеркала вод. Словно услышав её слова, Свит замер, затем выпрямился, огляделся вокруг. Отловив на себе крупного слепня, он осторожно взял насекомое за крылья и макнул в воду. Слепень пару раз вяло трепыхнулся, а потом затих, погрузившись в сладкий сон. "То-то я смотрю, в этом ручье не плавает никакой живности," – огорчённо прошептал Свит. Повздыхав ещё немного, он стащил с себя верхнюю рубаху, закатал повыше рукава у исподней и собрался было отправиться дальше, но обнаружил, что мягкие, длинные стебли травы надёжно обвились вокруг сапог, пригвоздив его к месту, и настойчиво тянутся выше по ногам. На некоторых стебельках виднелись подозрительные шипы. "А я не сплю. Сюрприз," – сказал Свит, опуская ладони на землю рядом с собой. Хищная трава засохла, не успев отпрянуть прочь.
Мара возмущённо треснула кулачком по столу. Изображение в Зеркале вод дрогнуло, пошло кругами и погасло. Мара поспешно схватилась за берёзовое помело. Восстановив картинку, она обернулась к остальным.
– У кого-нибудь ещё есть предложения, как нам отловить этого дикого? Что-то он начинает меня раздражать.
– А если вот так? – сказал Ист, аккуратно накрывая изображение бредущего по Малиновому логу человека перевёрнутой кружкой.
Внезапно оказавшись в полной темноте, Свит сделал несколько шагов и упёрся в прохладную, гладкую стену. И очень быстро выяснил, что она окружает его со всех сторон. На всякий случай высосав жизнь из травы на дне своей темницы, Свит улёгся на землю. Передышка в прохладе оказалась очень кстати, но следовало срочно придумать, как освободиться, чтобы продолжить путь. Поразмыслив немного, Свит расстелил свой плащ, уселся посередине, поджал ноги и плотно завернулся в ткань со всех сторон.
Фигурка человека в темноте под кружкой сжалась в комок и вдруг исчезла без следа. Ёлка довольно ухмыльнулась, на всякий случай прикрыв лицо рукавом.
– Ой… Исчез, – растерянно проговорила Майви, – И я его больше не чувствую.
– А он точно там был? – спросила Мара, сердито косясь на мужа.
Ист пожал плечами и поднял кружку. Круг засохшей травы под ней был абсолютно пуст.
– Ребятки, по-моему, вы тут занимаетесь чем-то не тем, – заметил Нер, присоединившийся к компании этлов некоторое время назад, – Если вам нужен этот тип, следует просто сходить и взять его ручками. Кстати, вам не кажется, что он направлялся сюда?
– А по-моему, – сказала Майви, – самое время рассказать всё папе. Мама же говорила, что ловить и обезвреживать диких магов должны взрослые. Возможно, он опасен.
– Да ладно! Что мы, сами не справимся? – возразил Нер.
– Кроме того, не мешало бы сперва выяснить, куда он подевался, – добавила Мара, грозно взмахнув помелом.
Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Ёлка тихонько выскользнула за дверь. Стоя на крыльце, она торопливо распустила косу и принялась водить гребнем по волосам, нарочно подставляя их шаловливым порывам ветерка. "Найди меня," – шептала она беззвучно, с надеждой глядя в лес.
Примечания:
* ста мра – вот дерьмо (ракшаль)
