Текст книги "Сказка наизнанку (СИ)"

Автор книги: Анна Соло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Корвин и Малинка спешат на помощь

Корвин вернулся в опустевший дом. Ёлка исчезла, Свит сбежал, не пожелав ничего объяснять, а Малинка ещё с утра отправилась в Торм навестить родных, и, видимо, решила остаться у них на ночь.

– Да, Крендель, попали мы с тобой в переплёт, – сказал Корвин, пытаясь немного разогнать непривычную тишину.

Вдруг на их с Малинкой половине негромко заскрипела дверь и раздался знакомый голосок:

– Эй! Есть кто?

Корвин, вздрогнув от радости, кинулся в кухню. Следом за ним туда же вломились и все пять коз: торопясь увидеть жену, Корвин позабыл запереть стойло. Стоявшая у очага Малинка широко распахнула удивлённые глаза.

– Хороший мой, ты уверен, что коз надо сюда?

– Я – не уверен. А вот они другого мнения, – отозвался Корвин, безуспешно пытаясь ухватить за рога хоть одну. Хитрые зверюги совершенно не желали быть изгнанными вон: они ловко выворачивались из-под рук и с жалобным мемеканьем прыскали в разные стороны, скакали по лавкам и столу.

– А… Ну тогда я их отведу обратно на конюшню, – сказала Малинка. Она взяла свечу, подойник и мисочку с мякиной и неторопливым шагом направилась к двери, ласково приговаривая: "Мека-мека… Кать-кать-кать…" Козы из зловредных тварей тут же превратились в послушнейших милых зверюшек, выстроились в цепочку и покладисто зашагали следом за ней.

– Что б я без тебя делал, – с улыбкой сказал Корвин.

– Продолжал бы в потёмках беседовать с Крендельком. И козы не напачкали бы где не надо. Ты голодный?

– Как зубатка! Но это всё позже. Лапушка, сейчас не до того…

Однако Малинка уже обняла его и, гладя по плечу, мягко, но неотвратимо влекла за собой назад, в кухню.

– Милый, от тебя пахнет голодом. Ты хочешь испортить себе желудок и так же маяться, как твой Свит? Идём, я наложу тебе похлёбки, ты поешь, а потом спокойно расскажешь мне, что у вас тут произошло и куда все подевались.

Чувствуя, что тает, словно масло на припёке, Корвин так же покладисто, как до него пять коз, последовал за Малинкой, сполоснул руки в ведре и упал на лавку за столом. В тот же миг перед ним возникла миска с горячей похлёбкой, щедро забеленной сметаной и краюха ржаного хлеба.

Позже, слегка разомлев от съеденного, Корвин коротко изложил Малинке события этого вечера и сам удивился, что произошедшее так сильно его взволновало. Свит и прежде не отличался предсказуемостью, а Ёлка вполне могла отправиться куда-нибудь по своим бабьим делам. Однако Малинка, выслушав его, заметно встревожилась.

– Убежал, говоришь? И прялку унёс? – задумчиво проговорила она, склонившись над корытом с грязной посудой. Некоторое время стояла тишина. Потом Малинка решительно выпрямилась, вытерла руки о запон и предложила:

– А ну-ка посмотрим, что он ещё из дома забрал. Ты сходи к нему наверх, посмотри, чего из вещей нет на месте, а я тут немного пошукаю.

В комнате Свита стоял непривычный беспорядок. Единственной вещью, попавшей в этот день на своё обычное место, была Свитова служебная сабля: она аккуратно висела на стене. Всё остальное, разбросанное как попало, кучами валялось по полу. Было похоже, что второпях Свит просто выкидывал шмотьё из сундука. Но что именно он искал и нашёл ли? Угадать было невозможно.

Спустившись в кухню, Корвин рассказал Малинке, как обстоят дела наверху.

– Так вот оно что, – задумчиво протянула она. Затем, подперев щеку кулачком, Малинка замерла перед очагом и принялась рассуждать вслух:

– Саблю не взял, коня дома оставил, значит, точно направился не в поля. Куртка черная дома? Похоже, в крепостицу тоже не собирался. А что взял из оружия?

– Лук, тесак и короткий нож, – уверенно отозвался Корвин.

– А ушёл в чём?

Корвин нахмурился и поскреб в затылке:

– Да я помню, что ли? Вроде, куртку сбросил, а напялил этот свой бурый полукафтан, в котором обычно шляется по Торму. А так – в чём был, в том и убежал. Кошель ещё к поясу прицепил. И утащил с собой плащ. Ну, тот, в котором он в хлябь всегда ходит, с подкладкой из полосатой парусины.

– А-га, – протяжно проговорила Малинка, – Значит, точно собрался ночевать в лесу, и видимо, не один раз. А из мелочи взято чего?

Корвин задумался.

– Ну там огниво, правило для ножа… – подсказала Малинка.

– Ему всё это без надобности, он огня и с руки разожжёт. А вот из своего магического барахла вполне мог что-нибудь и прихватить, – и Корвин резво кинулся обратно наверх.

Когда он вернулся, Малинка стояла на прежнем месте в той же позе, и вообще, казалось, что на время его отсуствия жизнь в кухне совершенно замерла.

– Поморийского журавлика забрал, – сказал Корвин, – Это такой дорожный талисман, чтобы не сбиться с пути.

– А-га, – снова неторопливо протянула Малинка, – А из кухни утянул клубок ровницы, что Ёлка вчера напряла, Лучикову мелкую плошку и сдобный калач…

– Странно, – сказал Корвин, – Калач-то на что? Лучше бы вяленого мяса и смоквы прихватил: и места меньше занимает, и не испортится.

– Да нет, – отозвалась Малинка, – С калачом-то как раз всё понятно. Это не для еды. Смотри, что выходит: Свит забрал из дома Ёлкины вещи. То, что она сама сделала или то, чем владела. Её именную прялку, сработанную ею пряжу… Калачи тоже она пекла. У него было что-нибудь, что Ёлка для него сшила или соткала, какой-нибудь её подарок?

– Ну да. Шерстяные копытца. Кстати, их в сундуке нет.

– Вот их-то он и искал. Её ночную рубаху, поди, тоже утащил?

Корвин снова сгонял наверх и вернулся с рубахой в руках. Из неё был выхвачен ножом лоскут наподобие небольшого рушничка. Словно получив ответ на какой-то волновавший её вопрос, Малинка с пониманием кивнула.

– А плошка зачем? – спросил Корвин, – Глиняная же. Прижал её разок – и всё, на выкид.

– Плошку он точно далеко не потащит. Это, скорее всего, для гадания на путь. Знаешь, как делается? Находишь в лесу перекрестье трёх дорог и спрашиваешь, куда повернуть: к воде, к родному очагу или в путь-дорогу.

– Это всё ваши тормийские байки, – недоверчиво покосился на жену Корвин, – Нормальные люди берут карту и едут по ней из одного места в другое, а не ищут перекрёсток в лесу, чтобы спрашивать у Ящер знает кого, а не пойти ли им Ящер знает куда.

– Так Свит – он же не особо нормальный, – терпеливо пояснила Малинка, – Да и Ёлочка тоже того… Думаешь, я не вижу, что она затепливает очаг без огнива? И пряжу всегда начинает вить на свой волос. И на воду, принесённую из реки, охранные знаки кладёт. И с рябинкой во дворе здоровается.

– Правда? – удивился Корвин, – А я как-то не замечал… Вот погоду она, действительно, всегда угадывает без промаха. Только что нам это даёт?

– А то, мой хороший, что, похоже, Ёлочка попала в беду, да не простую, а по своей, колдовской части. Скорее всего, её этл забрал. И Свит теперь идёт по её следам.

Корвин с сомнением покачал головой.

– Тоже тормийские байки. Нет никаких этлов. Вернее, есть, конечно, но это обычная лесная нелюдь, вроде ракшасов или ухокрылов. Ничего они не могут против нормального мага, да и против доброй стали, пожалуй, тоже. А почему ты решила, что Ёлка в беде?

Вместо ответа Малинка молча указала на одну из посудных полок. Там, на застарелой пыли, пальцем были выведены три знака: ёлка, повёрнутый в её сторону топорик и веретено.

– Глупости какие-то, – уверенно заявил Корвин, – Но всё-таки вот что я тебе скажу. Даже если Свит сейчас в Торме и нуждается в помощи, нам по-любому поздно рыпаться, ворота до утра на запоре. Да и коз доить пока ещё никто не отменял. Поэтому мы делаем дела и идём спать. Завтра с восходом я сгоняю в крепостицу, узнаю, не там ли Свит, а ты сбегаешь к фонтану и послушаешь все новые посадские сплетни на его и Ёлкин счёт. Может, выясним что-то большее, чем просто пальцем в пыль.

Из крепостицы Корвин принёс вполне определённые новости: Свита нет, и никого это особо не удивляет, потому что вчера ночью он на глазах у стражи сиганул через Ограду в Торм. Высказывались так же робкие надежды на то, что полоумным лекарем уже позавтракали ракшасы.

Малинка в свою очередь доложила, что у фонтана во всю шушукаются, будто Ёлка изменяет поморийцу с лесным оборотнем: соседка видела, как вчера огромный кот зашёл на двор Ящеровой Затычки и превратился там в очень красивого голого парня.

– Насчёт оборотня тётки, конечно, врут, – сказал Корвин, выслушав Малинку, – А вот Свит через Ограду мог и сигануть. Насчёт ракшасов – тоже бред. Подавятся. Но найти себе на жопу неприятностей Свит вполне мог, это он умеет. Так что сегодня коз ведёшь на пастбище ты.

– А ты?

– Седлаю Кренделя и еду в лес, искать.

Малинка подняла на мужа серьёзный, умоляющий взгляд.

– Милый. Возьми меня с собой.

– Это ещё зачем?

– Я выросла в Торме, каждое деревце, каждый хуторок с закрытыми глазами найду. А что там знаешь ты кроме Торговой тропы да Бодуна?

Корвин с неловкой лаской погладил Малинку по щеке и сказал:

– Лапушка, этого вполне достаточно. Если с человеком что-нибудь случается ночью в Торме, то утром об этом уже во всю болтают у Бодуна. Да и как ты со мной поедешь? Лошадь-то одна, и та никудышная.

– Сяду позади седла, – горячо возразила Малинка, – Да и где там особо верхом? Больше будем ногами идти. Возьми, не пожалеешь. Я зверя тропить умею, след искать могу…

– Ладно, уговорила, – с хитрой улыбкой вдруг согласился он, – Но только я не стану ждать, пока ты причепуришься. Седлаюсь – и за ворота. Нет тебя – значит, уехал сам.

– И то любо, – кивнула она.

Вполне уверенный, что теперь уж точно жена останется дома, в безопасности, Корвин подхватил из-под лавки собранный ещё в служебные времена "тревожный" кошель и бегом кинулся на конюшню. Но, выведя за ворота Кренделька, он с удивлением обнаружил на улице Малинку. Она стояла у соседской стены, очень серьёзная, в простом сером платке, новых лаптях и с котомкой за спиной.

– А коз покормила? – цепляясь за последнюю надежду, спросил Корвин. Малинка кивнула.

– Ну что ж, – вздохнул он, – Садись, охотница, поехали. И чур не ныть, а то живо домой отошлю.

Малинка оказалась права, долго ехать верхом не пришлось. Едва покинув идущую вдоль Ограды конную тропу, оба спешились, чтобы не цеплять головами колючую зелень кустов. У Бодуна раздобыть новостей не вышло. Скучающая хозяйка нацедила им по стаканчику берёзовицы и сообщила, что ночью в окрестностях было подозрительно тихо, даже ракшасов, вечно толпящихся в этих местах, всех куда-то как хлябью посмывало. Пришлось возвращаться к месту, у которого в последний раз видели Свита – Хребтецким воротам, и самостоятельно осматривать все подряд стёжки, выходящие к кромке леса вблизи них. Успехом эти поиски тоже не увенчались: слишком много ног прошло между лесом и Оградой за этот день, чтобы уцелело хоть что-то из ночных следов. А между тем Око начало понемногу клониться к закату.

– Шла бы домой, – предложил Корвин Малинке, – И коня с собой забери.

– А ты?

Он надвинул шапку на лоб, поправил топорик за поясом и сказал:

– Останусь. Буду потихонечку прочёсывать лес, пока хоть чего-нибудь не найду.

Малинка помялась немного, потом вздохнула и, глядя себе под ноги, тихо произнесла:

– Я знаю ещё одно место, где можно спросить. Если уж даже там про Свита ничего не знают, тогда действительно дело плохо. Но туда довольно далеко идти. А ещё придётся Кренделька взять с собой. Если я поведу его на конюшню, то не успею вернуться к тебе прежде, чем запрут ворота.

– Куда идти-то?

– На Майвинки.

– Ящеров хвост, – пробормотал Корвин, – А раньше сказать не могла? Мы же были сегодня в той стороне, могли бы скостить хоть пару сотен перестрелов*.

– Раньше это не имело смысла. Туда надо по темноте, – загадочно ответила Малинка.

– Мать, – с самым серьёзным видом спросил Корвин, – Ты сейчас точно знаешь, что говоришь? А то я ведь соглашусь. Не окажется потом, что это какая-нибудь ерунда?

Малинка поправила на голове платок, подняла глаза и твёрдо кивнула в ответ.

Майвинками в ту пору называли обширные камышовые заросли, тянувшиеся вдоль низкого берега Ночь-реки от бывшего острова Майвин и до самого морского побережья. Глядя с Майвина холма на шумящее и волнующееся в полной темноте травяное море глубиной в два человеческих роста, Корвин с ужасом думал о том, как они с Малинкой собираются там хоть кого-то найти. Однако Малинка выглядела абсолютно спокойной и уверенной в себе. Сняв с плеч котомку, она на ощупь отыскала там какой-то небольшой предмет, выпрямилась и поднесла находку к губам. Пронзительная переливистая трель пронеслась над водой Ночь-реки и отразилась эхом от ярого берега. В ответ раздалось сразу несколько резких, звенящих вскриков.

– Малинка, ты что? – воскликнул Корвин, торопливо спихивая коня с открытого места в камыши и бросаясь на землю сам, – Нас же сейчас ухокрылы порвут на тряпки!

– Не порвут, – спокойно ответила она, – Нам их и надобно. Но ты на всяк случай лежи спокойно и что б не увидел – не вставай.

Ухокрылы появились внезапно. Первый буквально свалился с неба, едва не упав Малинке на голову. Два других принеслись откуда-то с реки. Воздух тут же наполнился хлопаньем крыльев, немелодичными взвизгами, скрипами и курлыканьем. Помня Малинкин наказ, Корвин вжался в песок под корнями камышей, но на всякий случай всё же нащупал и вытащил из-за пояса топор. Первый миг он с трудом сдержался, чтобы не кинуться выручать жену от свирепых нелюдей, однако, присмотревшись повнимательнее, понял: на Малинку никто и не думал нападать! Ей просто были рады! Сложив свои огромные крылья, ночные летуны наперебой принялись гладить её, подпихивать запястьями, и при этом ни на миг не переставали визжать и скрипеть. А Малинка дружески похлопывала их по плечам и спинам ладонью и смешно наигрывла на своей странной дудке, иногда вставляя между трелями урчащие и всхлипывающие звуки. Потом она извлекла из котомки кусочки вяленого мяса и протянула их своим крылатым собеседникам. На несколько мгновений стало потише, но, по-видимому, долго молчать было выше ухокрыльих сил. Едва прожевав, они снова принялись болтать без умолку, и притихли только тогда, когда рядом с ними опустился на землю ещё один ух. Этот был крупнее прочих и отличался от них едва заметной серебристой сединой на морде и плечах. Он приземлился немного в стороне от Малинки, подошёл к ней неловкими осторожными шажками, завернулся в крылья, присел рядом. Этого Малинка тоже угостила мясом, но не толкалась с ним и не хлопала его по плечам. И разговор их выглядел совсем иначе: они неторопливо обменивались скрежещущими и курлычущими звуками, говорили по очереди, внимательно слушали друг друга. Наконец, ухокрыл поднялся, кивнул Малинке и взмыл в небо. Молодёжь (теперь-то Корвин ясно видел, что прилетевшие первыми ухокрылы были ещё очень молоды) с громкими прощальными криками последовала за ним.

– Я узнала всё, что смогла, – сказала Малинка, когда они с Корвином остались на холме одни, – Найо видел Свита прошлой ночью перед рассветом. Тот шёл от Светлой Мари в сторону Малиновых Звонов и проломил в кустах заметную тропу.

– А что они ещё говорили?

– Предупредили меня, что здесь оставаться нельзя: в камышах рыщут ракшасы. Так что лучше бы нам с тобой поскорее вернуться в лес и развести костёр.

– Малинка, да ты у меня, никак, тоже ведьма? – настороженно глядя на неё спросил Корвин.

– Что ты, милый, просто я немного разумею ухокрылью речь.

– Ничего себе! Это у вас, в Занорье, все так могут?

– Вовсе нет. Меня разговаривать с ухокрылами выучил один старый охотник. Эта окарина – его подарок. Мой отец был дружен с ним: мы часто заходили на Майвин проведать деда Вихра, а когда тот вконец обветшал, забрали жить к себе на хутор. Дед Вихор весь век провёл в Торме, бок о бок со зверьми и нелюдью и всяко любил о них порассказать. Многие думали, что он просто повредился умом на старости кругов, вот и болтает небывальщину, ну а мне было занятно слушать и мотать на ус. К тому же Найо – мой побратим. Когда он ещё только учился летать, да и я была совсем малявкой, нам довелось ночевать у одного костра и есть из одного котла.

– А ты мне никогда об этом не рассказывала…

– И впредь не буду, – кивнула Малинка, – Потому, что это секрет. Люди слишком жадные, лучше им не знать, что я умею подзывать ухокрылов. Все ведь захотят, чтобы я помогала им охотиться, добывать крыло. А я считаю, что этого делать ни в коем случае нельзя. Крылатые – такие же, как мы, только лучше: они никогда не изменяют своему слову и не убивают своих.

***

Кто мог знать, что Еловая горка, столько кругов бывшая мне домом и убежищем, станет темницей? Проста и надёжна оказалась ограда, что выстроил Ист: любая тропа, по которой я вздумаю уйти, приведёт меня назад. Я знала, что старые ёлки вокруг сочувствуют мне, но более мы не друзья. Нет, они не желали мне зла, просто им велено было стеречь – и они стерегли. Почтительно и непреклонно.

В доме всё было по-прежнему, даже прялка моя так и осталась лежать на долгой лавке, ждать меня у окна. Тот же коник у двери, стол в красном углу, старое лоскутное одеяло… Только спала под ним теперь, обняв Иста, Светлая Мара. А мне и не было жаль. Они оба, и Ист, и Мара, так изменились за пробежавший круг! С виду всё так же юны и прекрасны собою, они перестали быть каждый сам по себе. Мне стало видно, что эти двое подходят друг другу, как ключ и замок, и вместе становятся словно другим существом, более мудрым и сильным, чем каждый в отдельности. Знать бы, возможно такое между людьми или нет?

И ещё одно я узнала точно: человеку место – среди людей. Я тоскую по Свиту. Ищу во сне его рядом с собой, а вечерами всё невольно жду за дверью шагов. Мне не хватает его молчания, сварливых придирок, взглядов из-под ресниц… А ещё – дурацких шуточек Корвина. И Малинкиных песен. И конских вздохов, и перестука копыт за стеной, и хрумканья сеном в ночи…

Одно лишь меня утешает: Лучику нравится лес. А этлам нравится Лучик. Он же им радуется и не знает, что сила прекрасна, а не добра. Майви, увидев его в первый раз, тут же воскликнула:

– Уи! Какой хорошенький! Ист, когда у Ёлки родится ещё малыш, подаришь этого мне? Я буду как следует о нём заботиться!

У меня сердце сжалось в комок, а Ист спокойно ответил:

– Посмотрим на твоё поведение.

Мара тоже ласкова с Лучиком: часто берёт его на руки, чешет волосики гребнем, целует в щёчки… А Ист – водит с собой на двор показывать разные травы и учит разбирать голоса лесных птиц. Так когда-то учил он меня.

Нер сплёл для Лучика колыбельку из гибкой лозы, устелил её хвоей и мягкой травой, а Мара из тёплой кроличьей шерсти сшила ему одеяльце и поёт каждый раз тихонько и сладко, укладывая его спать по вечерам. Но, дождавшись, когда все в доме крепко заснут, я его забираю к себе, на простой тростниковый матрас, и, накрыв своим подолом, тихонько шепчу: "Не забудь, что ты – человечий сын. Дикий, свободный. Никому не дари своей воли."

***

Ист сидел на крылечке в Ночной пади и задумчиво разглядывал молодой ясень, так хорошо разросшийся за последний травостав. Ночна неслышно вышла из дома, присела рядом.

– Не хватает его, да? – мягко спросила она. Ист кивнул.

– Что, сынок, опять с твоей Ёлкой всё не слава Творцу?

– Дёрганая она какая-то, того и гляди кидаться начнёт. Наверное, это из-за малыша. Ах, как же мне нужен совет кого-нибудь, кто разбирается в поведении людей! Как ты думаешь, когда малыш подрастёт, она станет опять послушной и ласковой?

– Милый, я не так хорошо, как Дол, разбираюсь в людях, но зато кое-что смыслю в детях. Детёныш твоей Ёлки ещё слишком мал. Пока он не отлучится окончательно от груди и не научится хорошо бегать, вам не следует слишком часто забирать его от матери и тискать у неё на глазах. Лучше будьте поласковее с ней самой. А ещё – сделайте ей логово, куда бы она могла прятаться вместе с детёнышем, и никогда не беспокойте её там. Хватит даже простой занавески в углу. Вот увидишь, она станет куда менее тревожной. Но я бы на твоём месте не рассчитывала на то, что Ёлка когда-нибудь сделается прежней. Юные люди, конечно, очень милы и забавны, но с возрастом у многих из них портится нрав. Особенно после появления детёнышей. Если ты хотел оставить Ёлку у себя в доме, не следовало сводить её с мужчиной и позволять рожать детей.

– А Дол говорил, что это необходимо для здоровья. И что люди, у которых нет детей, никогда не взрослеют до конца.

– Дол не вполне прав, – сказала Ночна со вздохом, – Да и откуда ему знать такие вещи наверняка? С одной стороны, сотворение детей забирает силу родителей, особенно матери. С другой – заставляет живое существо обрести истинный вид. Дол разводил людей не ради красоты и развлечения, а для работы в уделе. Конечно, он предпочитал иметь дело с предсказуемыми и вполне сформировавшимися людьми, чтобы сразу видеть, какие качества они передадут своим детям. Но разве это то, что нужно тебе?

– Благодарю тебя, мама, – сказал Ист, поднимаясь с крыльца., – Ты меня не слишком обрадовала, но многое объяснила.

Уже за околицей, в зарослях ивняка, его догнала Майви. Некоторое время она просто шла рядом, а потом взяла Иста за руку и негромко сказала:

– У меня раньше тоже был свой человек. Правда, он был старенький и сильно покалеченный, и потому быстро умер… Знаешь, он старался этого не показывать, но очень скучал по другим людям, особенно по своей жене и деткам. Может, Ёлка тоже скучает по этому своему дикому?

– Может быть, – вздохнул Ист, – Когда я завёл человеческого детёныша, то и представить себе не мог, как это сложно – быть владельцем существа со свободной волей.

– Ах, вовсе нет! Мой Полчеловека был милый и совсем не навязчивый. И он так трогательно заботился обо мне: охранял, угощал всякими ужасными человечьими лакомствами… Или вот крылатые. Они же тоже существа со свободной волей, но мне не нужно постоянно беспокоиться о них.

Ист заинтересованно покосился на Майви.

– А как ты их воспитываешь?

– Да никак. Я просто любуюсь ими и слежу, чтобы не болели.

Ист заметно повеселел.

– Сестрёнка, твоё чутьё безупречно, – ласково сказал он.

Вместо ответа Майви засмеялась, шутливо ткнула его кулачком в бок и сошла с тропы.

Примечания:

*перестрел – имеется виду мера расстояния, примерно равная полёту стрелы (60 – 70 м)