Текст книги "Замок пепельной розы. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Анна Снегова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Я попробовала отказаться и заверить, что со мной всё в порядке, но Дорн настоял и вернул меня обратно в комнату. Вот только рядом не остался. Ушёл тут же, как только я забралась с ногами под плед. Словно даже лишняя минута со мной наедине была ему в тягость.

Когда полчаса спустя он пришёл снова с подносом, на котором красовался «холостяцкий завтрак» в виде нарезанного холодного мяса и сыра с фруктами, я сделала вид, что сплю. Сквозь ресницы наблюдала за тем, как он осторожно ставит поднос на пол возле дивана. А потом садится на край постели.

И снова я сбита с толку.

Если пришёл разбудить, почему же не будит? Если только принёс завтрак, почему не уходит?

Зачем смотрит на меня так, что каждый миллиметр кожи под плотными слоями ткани начинает гореть? И где прячет этот взгляд, когда я рядом и не сплю, когда мечтаю о его поцелуях, когда волком готова выть от его холодности и льда в серых, как северное небо глазах?

На мои щиколотки поверх пледа легла тяжёлая ладонь. Медленно двинулась вверх, прижимаясь к телу и обводя его очертания. Икры, колено, линия бедра, плавные изгибы и впадина талии… я снова разучилась дышать, весь мой мир снова сузился до расстояния меж нами, и я боюсь открыть глаза, чтобы не разрушить момент…

Его ладонь уже на моём плече. А потом, помедлив, кончиками пальцев Дорн касается моих губ. Осторожное прикосновение. Щекотно, горячо, дразняще. От одного уголка рта к другому. Плавно обводя контур. Поглаживая, лаская.

Какое-то горячее чувство взорвалось у меня в солнечном сплетении.

– Просыпайтесь, моя маленькая герцогиня! Завтрак в постель. Только не вздумайте рассказывать никому в свете – это повредит моей репутации.

Какой, прости господи, завтрак?! Я готова была вместо завтрака съесть его самого. Очень странное желание для невинной благовоспитанной девушки, каковой я себя считала совсем недавно.

То ли я задышала как-то сердито, то ли Дорн понял, что я уже проснулась – но он встал с постели и не говоря больше ни слова, вышел из комнаты.

Мне не оставалось ничего другого, как возмущённо зарыться в подушки. Мысли метались, эмоции раздирали… И где-то посреди всего этого сумбура родилась идея.

Сначала я гнала её, невозможную и стыдную. Но чем больше гнала, тем настырнее она возвращалась.

Когда я снова проснулась, за окном уже гасли последние лучи короткого бледного осеннего дня. Наступал вечер. Так много сплю в последнее время… такое чувство, будто из меня тянут энергию.

Я полежала немного на спине, раскинув руки, и вспоминая, где я, что я, и какой сейчас день.

Потом резко села, повернула голову вправо, увидела на подушке цветок, а на полу поднос. И всё вспомнила.

Роза была так свежа, будто её сорвали только что. Лепестки слегка трепетали и по-прежнему испускали дивный аромат.

Кажется, мы на верном пути. Ещё чуть-чуть, и Пепельная роза окончательно расцветёт. И тогда… что тогда? Я не знала, но была уверена, что всё изменится. Что-то непременно произойдёт.

Резким толчком крови напомнила о себе идея – та самая, что появилась в моей голове после визита мужа, и которая за время сна и не думала меня покидать, а лишь расцвела буйным цветом.

А собственно… почему я её с таким упорством гоню?

Что мешает воплотить в жизнь? Кроме собственной гордости.

Но с гордостью Элис Шеппард распрощалась в тот миг, когда согласилась стать фиктивной Элис Морриган. А значит, нечего терять.

Страх и предвкушение будоражат кровь. Откидываю покрывало. Кончиками пальцев босых ног – по холодным камням. За окном стылый ветер рвёт голые ветви деревьев. И слегка дрожат стёкла под напором стихии.

Ещё сильнее бушуют эмоции у меня внутри. Я словно собираю их в кулак для решающего удара по незримой стене.

Нетерпеливо роюсь в чемодане. На дне его нахожу то, что искала. Ночная сорочка – белая как снег, с тонкими лямками, отороченная на груди и у подола изысканным кружевом. Безумно красивая вещь. Лучшее из всего, что подсунула в мою поклажу неугомонная Тилль. Я не надевала её лишь потому, что у этой чудной вещицы есть один-единственный недостаток. Она почти прозрачная.

Не надевала до сегодняшнего вечера.

Шёлковый халат – такой же кипенно-белый, словно невесомый, не очень поправляет ситуацию, потому что облегает каждый изгиб тела. Я вроде бы одета… но в то же время такое чувство, будто не совсем. Нервными движениями затягиваю пояс. Пальцы дрожат. Пара быстрых касаний щёткой по распущенным волосам.

Интересно, когда Дорн собирал мои вещи, чтобы принести – он заметил эту сорочку? Думал ли обо мне? Представлял меня в ней? Или равнодушно бросил эти тряпки в куче других на дно чемодана?

Я почему-то уверена, что он сейчас там – возле Пепельной розы. Снова о чём-то думает. Снова уходит мыслями по дорогам, на которые мне доступа нет. Всегда один, даже если рядом. Нет… даже ещё больше одинокий, когда мы рядом – потому что это одиночество чувствуется острее. Режет меня без ножа.

По лестнице ступаю настороженно. Факелы не горят, но в ускользающих отсветах серого хмурого дня можно увидеть, как прочно, будто влитая, легла живая «заплата». Пепельная роза лечит собою умирающий Тедервин. Вплетается каменным телом в прорехи. Это особенно становится заметно, когда подхожу к дверям в трапезный зал. Они все оплетены колючими ветвями – и отворяются беззвучно сами собой при моём приближении.

Посреди огромного зала могучее древо врастает гигантскими корнями в пол. Не удивлюсь, если они пробили толщу камня до самых подземелий. Ветви не только свиваются живым пологом на потолке – они змеятся по стенам, и я почти уже не вижу свободного места. Всё усыпано бутонами. Но ни одного цветка. Невольно поднимаю руку, касаюсь лепестков розы в своей причёске. Аромат усиливается, он слегка пьянит и этот хмель придаёт мне сил идти дальше. По счастью, боль от падения уже прошла. Но всё равно – ноги с трудом держат, и я еле заставляю себя идти вперёд. Готова в обморок упасть от волнения.

За остатками длинного фамильного стола Морриганов сидит мой муж. Спиной ко мне. Откинулся на спинке стула, вытянув длинные ноги и заложив руки за голову. Перед ним на перекошенной скатерти блюда с нетронутой снедью. Как и я, не проглотил ни крошки.

Тёмные волосы отросли и слегка вьются на жёстком вороте белой рубахи. Мне хочется их коснуться – но не решаюсь.

Дорн оборачивается при моём приближении, не меняя позы. Бросает рассеянный взгляд – всё ещё не здесь, не со мной… а потом замечает меня по-настоящему.

Всё неуловимо меняется. Он выпрямляется медленно, поворачивается ко мне всем корпусом, и тело его становится напряжено, как у хищника перед броском. Я вижу по стремительно изменившемуся выражению чуть прищуренных глаз, что от него не укрылась ни одна деталь моего сегодняшнего туалета. И мои намерения. Которые трудно трактовать как-то по-другому.

– Ты понимаешь, что это чистое безумие? – его хрипловатый тихий голос. В зале больше нет эха. Переплетение ветвей гасит звук. Всё будто камерней… и интимней. Как будто мы не в самом большом зале герцогского поместья, а в диком лесу, потерялись в самой глухой и безлюдной чаще.

Подхожу ближе.

– Напротив. Мне кажется, это самое правильное, что я делала за всё время нашего брака. И… не смей мне отказывать. Хотя бы раз. Ты поклялся, что сделал бы всё, что мог, чтобы спасти моего брата. Так вот я прошу тебя сейчас… помоги мне разбудить Замок пепельной розы! Мы перепробовали все средства. Кроме последнего, – закончила я совсем тихо, почти неслышно. Но я знала, что Дорн услышал.

Я подошла так близко, как только могла. Между нами один-единственный шаг. Но мне безумно хочется, чтобы этот последний шаг ко мне сделал он.

Опускаю глаза – не могу больше выдержать его тяжёлого, горящего взгляда. Не могу выдержать того, что даже в такой момент он продолжает о чём-то напряжённо размышлять – я это вижу. А мне бы хоть немного бездумного чувства! Любить без оглядки, без колебаний и без сожалений. И чтобы он любил меня так же. Но я пообещала себе, что приму его любого. А значит, не буду слишком надеяться. Чтобы не разочаровываться потом, если его реакция будет не такая, как в моих мечтах.

Но в моём глупом девичьем сердце надежда никак не хочет умирать. Цепляется за жизнь, за крохи пищи, которые он даёт небрежными жестами, случайными взглядами, нечаянно оброненными словами, которым я придаю слишком много смысла – цепляется, как Пепельная роза корнями в мёртвый камень.

Слишком долго длится пауза – и я снова решаю взять дело в свои руки. Я ведь решилась уже – отступать некуда. Если не сейчас, то мне не хватит духу больше никогда.

Дёргаю непослушными пальцами завязки халата. В моих мечтах я делала это соблазнительно и грациозно… но я была б не я, если б всё пошло по плану. Они снова запутались! Хоть плачь. И слёзы – слёзы нервного напряжения и стыда – вскипели на кончиках ресниц моего склонённого лица.

– Никак не научишься раздеваться без моей помощи, – тихо проговорил муж. – Иди-ка сюда.

Он подался вперёд и взял мои руки в свои, одним движением прекратил нелепые попытки. А потом резко потянул на себя.

Подвинул поудобнее так, что я оказалась меж его разведенных колен – поясницей упершись о край столешницы. В надёжной клетке из его тела. Некуда бежать. Да и не хочется.

Мы будто замерли на цыпочках над пропастью. Ещё движение – и рухнем вниз.

Древо Пепельной розы притихло в ожидании. Свет бутонов стал глуше, потемнело в зале. В полумраке самым ярким пятном – сияющий шёлк моей сорочки. Белый цвет. Цвет невинности. Цвет первой любви.

И в этой тишине – почти мистической, как в храме – треск, с которым Дорн рвёт запутавшиеся завязки на моей одежде.

Глава 12

Странно, страшно. Как пшеничному полю спелому под чёрной грозовой тучей, которая скоро собьёт зерно и разметает по земле колосья. Как мыши, застывшей в тени парящей над нею хищной птицы. Как берегу океана в ожидании штормовой волны, что вот-вот обрушится на него всей своей первозданной мощью.

Признаться, последние страницы записок Тилль я пролистала, почти не вглядываясь, так была смущена. Теперь понимаю – надо было наизусть вызубрить и под лупой рассмотреть. Может, тогда бы так не боялась.

Ничего, ничего. Он мужчина, мой муж. Он знает, что делать. Надо только довериться.

Смятённое сознание зацепилось за первую попавшуюся деталь. Тяжёлые прямоугольные запонки старинного потёртого золота, с тёмно-серым камнем в центре. Я всегда мечтала их расстегнуть сама. Чтобы вволю полюбоваться его красивыми руками.

Так, ну ладно.

Я глубоко вздохнула, набираясь смелости. И потянулась к его левому запястью, которое как раз было совсем близко – Дорн по-прежнему держал края ткани моего халата с изорванными завязками, не торопясь продолжать.

Муж перехватил мои руки и покачал головой. Осторожно развёл их и уложил «по швам». Что ж. Значит, раздевать Его сиятельство мне не позволено.

– Элис! Делай только то, что я скажу. И не шевелись.

От его низкого властного тона всё моё тело налилось томительной тяжестью. Нервно облизав губы, я кивнула.

Падает на пол халат, как лепесток розы. Я почти раздета и совсем беззащитна перед мужчиной, которого так отчаянно и беспомощно люблю. Несколько долгих, бесконечно долгих минут Дорн изучает меня взглядом, не произнося ни слова.

В полумраке огромного зала бутоны Пепельной розы светят как звёзды в ночном небе. Их свет начинает пульсировать, будто бьётся миллион сердец каменного Замка.

Дорн подаётся вперёд, и я уж было обрадовалась, что он, наконец, решил меня поцеловать или хотя бы обнять. Но вместо этого одним движением сметает со стола посуду и остатки ужина за моей спиной. С жалобным хрустом гибнут тарелки, напитки растекаются безобразной лужей на полу.

Тяжёлые ладони ложатся мне на талию. Дорн поднимает и усаживает меня на край стола.

А мне, наивной, почему-то представлялось, что вот соблазню мужа, и он на руках унесёт меня в нашу супружескую спальню.

С другой стороны… наверное, у корней Замка пепельной розы сейчас самое безопасное место во всём Тедервин. Ведь если лестницей на сей раз не обойдётся, и целых три этажа вдруг решат упасть прямо нам на головы, это несколько осложнит нашу брачную ночь. Так что… пусть.

Дорн встаёт, упирает ладони в столешницу по бокам от моих бёдер и пристально смотрит на меня. Его взгляд сейчас – тёмный бездонный омут, в котором так легко утонуть. А я – всего лишь перепуганная девчонка. И совсем не умею плавать.

– Ты достойна по-королевски шикарного ложа. А я могу предложить тебе лишь этот стол.

Я нервно улыбнулась.

– Но это же фамильный стол Морриганов! Наверное, много веков ему… так что почту за честь.

Дорн на мою улыбку не ответил. Он вообще был слишком серьёзный. И это пугало меня ещё больше.

Нарушаю запрет и тянусь к нему кончиками пальцев. Провожу по руке возле плеча – просто, чтобы почувствовать, что он действительно рядом и мне всё не снится.

Под моей ладонью – твёрдый рельеф напряжённых мышц. Я словно камень потрогала, обтянутый тканью рубашки. Всё ждала порыва, ждала, что на моё движение к нему Дорн ответит своим навстречу – но он выглядел так, будто цепями скован по рукам и ногам. Снова кольнул стыд – неужели всё происходит только потому, что я его заставила? Вынудила, почти что шантажом?

От таких мыслей я чуть было не спрыгнула со стола, чтобы спасать бегством свою раненую гордость и истерзанное сердце. Но чувство долга победило. Раскаиваться буду потом, а сейчас уже поздно.

Дорн смотрит на мою руку так, что я немедленно её убираю, вспоминая приказание.

С моих губ срывается прерывистый вздох, когда он смахивает бретельку с моего левого плеча. Потом с правого. Ключицы холодит ночной воздух – в трапезном зале почти не топят. Отворачиваюсь, смотрю в сторону, чтобы упавшие пряди тёмных распущенных волос спрятали моё разгорячённое лицо, мою стыдливость.

Твёрдые пальцы на моём подбородке. Уверенным движением муж заставляет снова посмотреть на него. Бережно убирает волосы с плеч на спину. И раньше, чем успеваю перепугано вдохнуть, резко дёргает за кружево на вырезе и стягивает сорочку вниз.

Я ахаю. И закусываю губы, чтоб только промолчать. Я боюсь, что любое слово может разрушить момент. Слишком часто мы были совсем близко – и каждый раз что-то мешало, мы снова и снова расходились в разные стороны, и я оставалась одна. Умру, если сейчас будет так же.

С замиранием сердца жду следующего прикосновения. Но оно так и не последовало. Кажусь себе застывшей статуей в музее, выставленной на обозрение. Которую нельзя трогать, а только любоваться. Но я же не каменная, я живая, живая! Мне так нужно его тепло. Я задыхаюсь без ласки. А каждый сантиметр расстояния между нами заставляет нервы гореть, до боли на коже.

Но он по-прежнему меня не касается.

А потом мягким нажимом на солнечное сплетение заставляет лечь на спину.

Значит, стол… хорошо, пусть будет стол. Сжимаю в горсти скатерть. Слежу за мужем из-под ресниц.

Дорн тоже смотрит на меня и взглядом словно приковывает к этому проклятому столу. Тяжёлый, властный Морригановский взгляд – тоже фамильный, наверное. Под его давлением мне трудно дышать.

Не отрывая своего гипнотизирующего взгляда, он склоняется надо мной, и я замираю на вдохе, чуть выгнувшись навстречу.

Проводит кончиками пальцев раскрытой ладони – от шеи вниз. По всему телу, которое так истомилось в ожидании его рук. А мне отчаянно мало этих мимолётных, почти не ощутимых касаний – так хочется, чтобы обнял покрепче! До хруста костей, до боли. Хочется почувствовать его всей кожей. Хочется услышать стук его сердца. Узнать, так ли холодно и спокойно оно, каким выглядит мой муж.

А то, что происходит сейчас… это просто медленная пытка.

Его руки завершают своё сводящее с ума медленное путешествие внизу, на моих коленях. Пальцы проникают под подол сорочки и сжимают нежную кожу.

И снова остановка, и снова промедление. Как будто он всё ещё колеблется. Как будто до сих пор не решил.

Из моей груди вырывается сдавленный шёпот:

– Если только ты сейчас передумаешь, если остановишься и снова меня бросишь – я тебя возненавижу, Дорнан Морриган! Клянусь, возненавижу. И никогда, никогда не прощу, и… ох…

Дерзкие, бесстыдные, уверенные прикосновения.

Пляска огней на потолке перед моими глазами. Подёргивается дымкой и всё дальше уплывает реальность.

Жаль сорочку. Она была красивая. Теперь обрывки где-то на полу – там же, где и осколки старинного герцогского сервиза.

Дорн по-прежнему не говорит ни слова. А мне бы только узнать, что в этом тумане жара и страсти я плыву не одна! Мне нужен маяк в тумане. Но я получаю лишь тьму, и тишину, и одиночество.

По странной прихоти моей памяти вспоминаются вдруг слова, сказанные им давным-давно, во время разговора, после которого, как я думала, мы расстанемся навсегда.

«– Ваша красота, Элис – она как прекрасный цветок, ещё не распустившийся. Бутон розы, спящий под снегом. Ваша красота, Элис… она из тех, что проявляются в глазах любящего мужчины».

Приподнимаю голову и пытаюсь поймать его взгляд. Мне так хочется увидеть в нём своё отражение! Но не получается. Он как будто не со мной.

Протягиваю руку, чтобы коснуться его волос.

– Нет. – Дорн перехватывает моё запястье и прижимает к столу. Пальцы смыкаются до боли. Наверное, останутся синяки.

Стеклянная стена так и не рухнула. Горечь отравляет миг, который должен был стать самым прекрасным в моей жизни. А Дорн… он даже не снял рубашки.

Не сразу понимаю, что изменилось вокруг. Наверное, меня саму так качает и пробивает дрожью, что трясущиеся стены и ходящий ходуном пол не вызывают удивления и даже почти не замечаются.

Кажется, всё в зале приходит в движение. Ветви Пепельной розы свиваются и развиваются, переплетаются и ползут по стенам, как живые. Хотя – почему «как»? Они и есть живые. Зал вокруг нас превращается в настоящий кокон из колючих стеблей, унизанных яркими бусинами бутонов. Защитный кокон. А Тедервин возмущённо ворчит и рокочет, как будто пытается встряхнуться и сбросить нас со своих плеч. И запах пепла всё ярче и мощней. От него нигде не скрыться.

Дорн тоже это почувствовал. Ещё сильнее сжимает моё запястье, и я боюсь, что сломает совсем.

Неужели я напророчила на свою беду, и дом действительно решил упасть нам на головы?

Но очень скоро мне становится не до этого. Совсем-совсем не до этого. И даже, честно говоря, абсолютно всё равно. Пусть хоть весь мир рушится.

Наверное, так бывает, когда молния попадает в тело человека. Больно, страшно, ослепительно прекрасно.

Когда стол не выдержал и рассыпался под нами в пыль, ростки подхватили нас, сплелись в каменно-твёрдое ложе. Я лишилась невинности на корнях Замка пепельной розы. На мою удачу, хотя бы там не было шипов – не то меня бы вдавили в них и нанизали, как бабочку на булавки.

Я всё-таки дождалась своей штормовой волны.

Это было как могучий океан, который обрушивается на берег всей своей громадой. Гребень за гребнем. Снова. И снова. И снова. Медленно, но так неумолимо-безжалостно. Потому что стихия не умеет жалеть, лишь подчинять и властвовать. Северный океан – огромный, безбрежный, одинокий… холодный.

Холод ледяным зерном прорастал в моей душе. Я не знала, как всё это должно было быть… но не так, точно не так! Ни капли нежности. Ни единого ласкового слова – хотя он видел, как мне страшно. Ни поцелуев, ни объятий. Лишь одна сокрушающая мощь.

Наши тела были так близки, как только могут быть мужчина и женщина. Но как же далеки души! Быть может, дальше, чем когда-либо.

Ни один бутон не расцвёл над нашими головами.

Даже когда я беззвучно прошептала: «Люблю!». Наверное, потому что Дорн этого не заметил.

Глава 13

Схлынул океан, отступили волны. Оставив меня на дне, как раздавленную морскую звезду. Не пошевелить ни рукой, ни ногой – такая тяжесть во всём теле.

И вот что удивительно – ему, моему телу, было хорошо! Даже слишком. Особенно сейчас, когда лохматая голова мужа покоится у меня на груди, а руки, протиснувшись под спину в районе талии, прижали крепко-накрепко и мы просто лежим, успокаивая наши дыхания.

Оно, это тело, получило то, чего ему хотелось уже очень, очень давно. От чего оно плавилось и переставало меня слушаться в присутствии этого мужчины. Вело себя так странно и удивляло неожиданными реакциями. А уж после тех поцелуев на коврике у камина и потом, на лестнице… Поэтому сейчас в каждой клетке моего тела бурлила жизнь, оно как сытая кошка погружено было в сладкую негу.

Как жаль, что я не состою из одного лишь тела.

Потому что на душе пустота. Мысли едва шевелятся лениво, словно сонные рыбы. Чувствую себя выжатой досуха, как лимон. Нет сил больше ничего чувствовать, ничего желать, ни на что надеяться.

Тем более, что он отнял у меня даже последнюю надежду. Я не слишком-то разбиралась в таких делах, но в процессе сориентировалась достаточно, чтобы понять. То, как всё закончилось… Дорн не оставил мне ни единого шанса зачать от него ребёнка. А ведь это была мечта, в которой я боялась признаваться даже себе. Что, когда я уеду и наш брак закончится, толком не начавшись, у меня останется хотя бы частичка его. Ребёнок, ниточка, которая всегда будет связывать нас несмотря ни на что. С этой мечтой расставаться было особенно больно.

Муж глубоко вздохнул и пошевелился, наконец. Чуть приподнялся на локтях и осмотрелся вокруг.

– Так. Мы живы, это уже неплохо!

А потом подтянулся вверх чтобы… поцеловать.

Я отвернулась. Поцелуй пришёлся в висок.

Дорн больше не был твёрдым, как камень. Он был расслаблен, сыт и судя по всему, очень даже доволен.

– Малыш, ты как?

Надо же, забота в голосе. Где она была, когда я в ней так отчаянно нуждалась?

– Меня как будто между двумя каменными жерновами размололо. Так что отпусти меня, пожалуйста.

Но вместо того, чтобы слезть с меня, как я надеялась, он просто перевернулся со мной в руках. Я оказалась лежащей на нём сверху.

Попыталась оттолкнуться от его груди, чтобы подняться.

– Лежи.

Я толкнулась сильнее.

– Я хочу встать.

Его руки сомкнулись крепче.

– Лежи, кому говорят! Где болит?

– Везде. Спина особенно.

Я покорилась неизбежному и упала обратно ему на грудь. Отвернулась только, чтоб не видел выражение лица.

Дорн мягко провел по моей спине ладонью от лопаток и до самого места, которое спиной уже не называлось. А потом принялся осторожно массировать пальцами мышцы по обеим сторонам от позвоночника. От удовольствия мне хотелось застонать в голос, но я сдержалась.

– Так лучше?

Я не ответила.

Наконец, он оставил мою спину в покое. Мы продолжили просто лежать.

– Отпусти, пожалуйста. Я замёрзла.

Тогда Дорн подхватил край скатерти под нами, которая чудом сохранилась, хотя была вся в пепле и основательно в дырах, и прикрыл нас обоих.

Продолжил задумчиво глядеть в потолок, запуская руку мне в волосы и меланхолически пропуская их меж пальцев до самых кончиков. В мирной ночной тишине, которая плыла над нами, я наконец-то услышала, как бьётся его сердце. Быстро и гулко, как-то тяжело. Но оно постепенно успокаивалось и становилось всё медленнее.

Я испугалась, что сейчас усну.

– Позволь мне всё-таки пойти наверх.

Он проворчал что-то неразборчиво и недовольно. Но всё же выбрался из-под меня, а потом подхватил на руки, так и завёрнутую в обрывок скатерти.

Лестница оказалась разрушена до самого верха. Росток Пепельной розы сумел «починить» лишь до второго этажа, дальше не дотянулся.

– А вот это уже хуже.

Дорн нахмурился, но с рук меня не спустил. Только развернулся. Так и понёс на другую лестницу, более узкую и тёмную, которая предназначалась для слуг.

– Осмотрю завтра остальные разрушения, их похоже немало, – проронил он, осторожно поднимаясь по неудобным старым ступеням.

– Прости, – сказала я тихо.

Он остановился на мгновение.

– Давай чтоб я такого больше не слышал? Я знал, на что шёл. Это исключительно моя ответственность. И мне что-то не нравится твой голос. Что такое?

Я снова промолчала. Он допытываться не стал и просто пошёл дальше.

А потом свернул куда-то не туда.

– Я хочу обратно в твою, – слабо запротестовала я.

– Нет. Тебе нужна удобная постель.

«Тебе».

Что ж, понятно.

Он принёс меня в мою старую спальню, которую я заняла в первую ночь после приезда и мысленно для себя окрестила «гостевой». Затащил в ванную комнату и только там поставил на ноги. Взялся за края скатерти. Я вцепилась в них изо всех сил и не отдала. Глупо, но до смерти стеснялась обнажаться, даже после того, что было. Тем более, что мужа-то своего голым я так и не видела.

– Элис, перестань! Я помогу тебе принять ванну. Где там эти камни…

Доверху наполненная холодной водой ванна с горсточкой магических камней на краю была, судя по всему, подготовлена слугами ещё до отъезда. Но я бы лучше умерла сейчас, чем позволила ему.

– Не нужно, спасибо!

Дорн взял моё лицо за подбородок и приподнял, всматриваясь потемневшим взглядом.

Я дёрнула головой и отступила. Опасно всё же слишком долго сдерживать эмоции. Мой голос сорвался почти на крик.

– Не надо! Ничего не надо! Как ты не понимаешь! Я просто хочу остаться одна.

Тяжёлая, давящая тишина упала меж нами, как каменная глыба.

– Как хочешь. Прости, но твои слёзы – это больше того, что я могу выдержать.

Он резко развернулся и вышел. Хлопнула дверь.

Я наконец-то осталась в одиночестве. Всхлипывая, подошла к ванной, машинально потрогала рукой воду… отдёрнула ладонь. Над поверхностью струился лёгкий дымок. Вода нагрелась сама собой почти до кипящего состояния.

Подождав немного, я всё же влезла в неё вместе со скатертью и долго, очень долго сидела, поджав колени и отмокая.