Текст книги "Замок пепельной розы. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Анна Снегова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– А знаешь, Элис… На самом деле то, что ты – эллери, было бы моей огромной удачей. Если бы не было других причин.
И всё.
Я получила очередной ребус без малейших шансов его разгадать. Снова со всего разбегу хлопнулась об дверь, которую закрыли перед самым моим носом.
Он никогда мне не доверится! Никогда не пустит в свою душу. Не сочтёт достойной разделить со мной свои тайны. Я поняла в этот миг со всей очевидностью. Последние капли воды утекли сквозь пальцы, оставляя лишь пустоту.
– Ложись уже спать, моя маленькая сердитая герцогиня. Какой бесконечно длинный день… Я глаз не смыкал всю прошлую ночь… так что прости… мысли уже путаются. Спокойной ночи!
И он уснул! Буквально в считанные мгновения. Даже во сне не переставая хмуриться.
Я немного покусала губы в сомнениях – а потом отшвырнула подальше тесные туфли, затем, путаясь в завязках, резкими торопливыми движениями стянула юбку, оставив лишь кружевные панталоны. Поплотнее запахнула белый халат, который был мне слишком велик и волочился по полу. Стремглав юркнула на диван и укрылась пледом по самый нос.
Крепко-крепко зажмурилась и приготовилась последовать примеру мужа.
Но не тут-то было!
Сон категорически не шёл.
В его постели, в его одежде, в его запахе… это было совершенно невозможно. Меня будоражило место, где я находилась. Запах, из-за которого у меня было впечатление, будто он по-прежнему меня обнимает. Звук его сонного дыхания. Само его присутствие, наконец! То, что огонь в камине постепенно догорал, окутывая нас темнотой.
А темнота, как известно, толкает на безумства.
Спустя пару часов бесцельного лежания, я всё-таки решилась.
Во-первых, темно!
Во-вторых, через какие-то считанные дни он меня выставит из Тедервин и отправит обратно в столицу. А я уже скучаю по нему так, будто сердце с кровью вырвали из груди.
В-третьих, как Дорн правильно заметил, он всю прошлую ночь провёл без сна. Значит, будет спать как убитый. Но это только сегодня! А завтра выспится, и будет слышать каждый шорох. И то, что мне так хочется провернуть, у меня уже не получится.
В-четвёртых, опять-таки, темно.
И я, оставив колебания, откинула покрывало и спустила голые ступни на холодный пол.
Тихонечко прокралась через всю комнату, благо идти было не так далеко, и аккуратно улеглась мужу под бочок. Блаженно вздохнула, стараясь не шевелиться. Осторожно потрогала, на чём лежу. Шкура и впрямь была мягкая и невероятно приятная на ощупь. Ещё лучше было бы голову мужу устроить на плечо, но так рисковать я не стала.
Тратить на сон драгоценные минуты рядом я не собиралась. Вместо этого мне хотелось смаковать каждую, запечатлеть их в памяти надёжно – сберечь, как драгоценное сокровище, которое я буду вынимать из шкатулки своих воспоминаний и любовно разглядывать, когда настанет черёд разлуки.
Дорн спал беспокойно. Ему что-то снилось, что-то тревожащее, потому что голова его то и дело металась на его импровизированной постели – и ещё он хмурился, как всегда хмурился. А мне хотелось разгладить эту хмурую складку пальцами, поцеловать его упрямо сомкнутые губы, чтобы вызвать на них хотя бы тень улыбки, которая так редко на них появлялась. У него была такая красивая улыбка! Но я не решалась. Просто лежала рядом, свернувшись калачиком, и прижимала ко рту кулак, чтоб давить грустные вздохи.
Когда последние алые искры на углях догорели, краешки штор осветились предрассветным заревом. В комнате стало чуточку светлее. Пора было прекращать испытывать судьбу! И тихонько перебираться обратно на указанное мне место. Не то Его деспотическое сиятельство снова гневаться изволят.
Но мне снова не хватило силы воли. И я дала себе ещё пять минут. А потом ещё пять, и ещё…
А потом Дорн повернулся во сне на бок – и положил на меня свою здоровенную ручищу.
Было такое чувство, будто меня придавило упавшим деревом! Вот и дооткладывалась. Вот и дурочка ты, Элис!
Кляня по чём свет про себя собственную нерасторопность, я принялась аккуратно выползать. Дорн проворчал что-то недовольно сквозь сон, и прижал к себе крепче свою невольную добычу. Я окончательно угодила в ловушку. Любые попытки вырваться приводили к тому, что капкан лишь смыкался туже на трепыхающейся дичи. А потом…
Он снова подался вперёд и уткнулся мне носом в шею, как тогда. И снова втянул глубоко мой запах. Последние остатки решимости вырваться покинули меня – их не так-то много и было, если честно. И вырываться я прекратила.
Его шумное, тяжёлое дыхание. Музыкой для меня – в тишине спящего Тедервин.
Неуловимым движением Дорн перекатился и подмял меня под себя. Не открывая глаз, всё ещё в плену своего сна, потянулся ко мне и безошибочно нашёл в темноте мои губы.
Никаких больше поцелуев, говорил он… тогда что же это?
Что это – такое сладкое и пьянящее, что кружится голова? Такое страстное и глубокое, что сердце замирает, а потом снова бьётся так сильно, будто жизнь начала новый отсчёт. И появляется – ещё совсем робкое – осознание, что не нужно бояться утекающей в песок воды. Потому что пока мы живы, этот поток всегда можно найти снова – чтобы наполнить наши ладони.
Когда его рука решительно скользнула под ворот халата, всё моё тело пронзило сладкой дрожью. Я выгнулась навстречу и с губ сорвался стон.
И в этот момент мой муж, наконец, окончательно проснулся.
Медленно убрал руку, оставляя мою одежду в совершеннейшем беспорядке. Прохладный воздух утра коснулся разгорячённой кожи.
Дорн приподнялся надо мной на вытянутых, всё ещё надёжно придавливая к полу, впрочем. Так что немедленно ретироваться и спастись тем самым от неловких объяснений я никак не могла.
Он моргал, и в серых глазах постепенно сонная затуманенность сменялась осознанием.
Я испугалась, что сейчас грянет буря. Представила, как всё выглядит с его стороны. Наверное, он подумает, что я специально пришла к нему, чтобы соблазнить во сне. А я ведь даже не думала! Или… думала? Я окончательно запуталась и смутилась.
Его взгляд скользил по мне и очертаниям моего почти обнажённого тела под ним.
– Не сердись, пожалуйста! – шепнула я.
– Я не сержусь, – его хриплый шёпот. А потом он неторопливо склонился ко мне, не отрывая пристального взгляда глаза в глаза, и очень нежно коснулся губ.
И это был наш третий поцелуй. Которого уж точно не должно было быть, потому что был он совершенно осознанным.
Такой нежный и почти невинный… успокаивающий. Как бальзам моим расшатанным нервам.
Идеальный. Почти. С одним-единственным, но весьма существенным изъяном – он слишком быстро закончился! Когда Дорн снова оторвался от меня и навис сверху, принимая тяжесть своего тела на руки.
– Уточнение – не сержусь на тебя. А вот на себя – очень даже! Кажется, я совершил весьма крупную ошибку.
Моё сердце ёкнуло. Неужели он сейчас скажет, что был не прав, когда предложил этот дурацкий фиктивный брак?..
Мои мечты разбились в прах, как только он завершил мысль.
– Я был дурак, когда согласился на неделю. Это слишком долго. Уедешь через пять дней.
Дорн легко оттолкнулся от пола, поднялся, не глядя больше на меня. С лёгкостью снял ключ со шкафа и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Не забыв хорошенько запереть меня снаружи напоследок.
Я перевернулась на живот, застонала от бессилья и от души стукнула кулаком глупый коврик.
Глава 10
След горячих поцелуев на губах, так быстро и неминуемо выстуженный утренней прохладой. Пустота – там, где были обнимающие руки. Чувство бессилия. Оглушающее, непреодолимое.
Наверное, так себя чувствуешь, когда пытаешься голыми руками сдвинуть с дороги огромный замшелый валун.
Кажется, нет никаких шансов что-то изменить в своей жизни. Остаётся лишь плыть по течению и ждать, когда со всем почётом вытурят из Тедервин на радость слугам. Пора бы уже смириться с горькой правдой – мой муж меня не любит и не хочет. Может, ему во сне привиделась другая? Лучше и красивее. Поэтому и ответил на моё присутствие – да так, что у меня до сих пор во всём теле жар, пальцы дрожат и в животе всё скрутилось в тугой комок. А потом проснулся, увидел под собой всё ту же Бульдожку Элис – и всё желание испарилось? Наверное, так и было.
Я уселась на коврике и обняла колени руками. Сидела так долго, до тех пор, пока комнату не наполнил призрачный предутренний свет, который не могли сдержать даже плотные шторы. Если бы терзающие меня мороки могли исчезать так же просто, как ночная тьма!
Мысли мои текли вяло, ни на чём не задерживаясь, пока я рассеянно разглядывала тёмное дерево двери, покрытое искусной резьбой. Скользила взглядом по завиткам. И я совсем даже не удивилась, когда прямо на полу передо мной из ничего появилась кошка.
– Отстань. Я никуда не пойду. Хочу остаться здесь. Может, усну наконец…
Кошка, кажется, не ожидала такой реакции. Посмотрела обеспокоенно и склонила голову в бок, дёрнула ухом с кисточкой.
– Скажи только одну вещь – брат жив?
Пушистая бестия кивнула. Я оставила в стороне вопрос о том, как кошка может кивать. Последние душевные силы потратила на то, чтобы порадоваться ответу. Подожди ещё немного, братишка… совсем-совсем немного… Я соберу себя по частям – в который раз! – и всё сделаю. Всё, чтобы только до тебя добраться.
Кошка подошла чуть ближе и встала на задние лапы, передние поставила мне на колени. Заглянула в лицо. Почти человеческое выражение больших круглых глаз выражало тревогу. Даже не думала, что эта вредина умеет за кого-то переживать! За меня тем более.
Правда, когда я протянула руку, чтоб почесать её за ухом, кошка презрительно фыркнула и отпрыгнула в сторону. Всем своим видом выражая чувство оскорблённого достоинства. Ну и ладно.
Навалившаяся апатия была так сильна, будто на грудь каменную плиту положили.
За дверью раздались знакомые до боли шаги – тяжёлые, уверенные.
– О! Наконец-то вы познакомитесь…
Кошка исчезла раньше, чем в двери загремел ключ.
И всё-таки – почему она так упорно не хочет показываться Дорну? Если это дух-хранитель Замка пепельной розы, не логичнее было бы подружиться с обоими потенциальными хозяевами? Тем более, что именно она так настаивала на моём визите в Тедервин и всеми силами к нему подталкивала. Или же странная кошка в принципе только меня решила осчастливить своими визитами, а от всего остального света скрывается? Может она вовсе и не хранитель? Тогда кто?
Очередные вопросы без ответа.
Кажется, Дорн не ожидал увидеть меня всё так же на полу, потому что первым делом посмотрел в сторону дивана, и лишь потом взгляд его метнулся вниз. Он нахмурился. Я невольно залюбовалась – красивый, подтянутый, в белой рубахе, распахнутой на груди до середины… немного сонной лохматости и отросшая щетина только добавляли герцогу Морригану чего-то такого, от чего тлеющие внутри угли снова начинали разбрасывать шипящие искры.
– Я дал отпуск всем слугам поместья, кроме кучера. Не хочу, чтобы кто-то видел, что творится в Тедервин.
Против моей воли сердце на мгновение совершило кульбит в груди. Так мы теперь одни во всём огромном доме? Ах да, ну какое это имеет значение! Минувшей ночью мы были одни в этой маленькой комнате. Что значит намного больше. И ни-че-го. Так какая разница?
Я снова обессиленно уткнулась подбородком в колени. Надо ответить, а то невежливо.
– Но вы говорили, потолок в зале должен кто-то починить…
– Уже нет. Пойдёмте со мной! Увидите своими глазами.
Он сделал шаг вперёд и протянул мне руку.
Я посмотрела на неё с удивлением. И не взяла.
– Не могу же я пойти в вашем халате! Даже если в поместье ни души. Это неприлично!
– Ну почему же? Как по мне – идеальная форма одежды для новобрачной.
Я стянула белую ткань на груди плотнее, когда увидела направление взгляда своего мужа и сообразила, какой ему сверху открывается вид. Щёки начинали гореть при одном только воспоминании о том, как мы встретили это утро.
Дорн закатил глаза.
– Ну хорошо, хорошо! Принесу ваши тряпки.
Он снова вышел, в этот раз не стал меня запирать. Судя по всему, понял, что я не намерена в таком виде бродить одна по Тедервин.
Мне хватило времени на то, чтобы отдёрнуть шторы, окончательно впустив в комнату трезвый утренний свет и избавив её от смущающей интимности. И ещё попытаться найти в этой холостяцкой берлоге хоть какое-то подобие зеркала.
Тщетно. О расческе мне и вовсе не приходилось мечтать.
Разве что Дорн догадается принести мои вещи целиком, вместе с чемоданом. Я ещё не успела их разобрать, он остался раскрытым лежать на постели.
Но потом меня пронзила догадка, которая заставила застыть посреди комнаты как столб. И всеми силами души взмолиться перед небесами, чтобы Дорн ни в коем случае даже не подумал заглядывать в чемодан, даже его не касался и не…
Когда снова открылась дверь, мой муж внёс в комнату злосчастный чемодан – так легко, будто тот весил пушинку. Поставил прямо передо мной.
Я впилась в лицо Дорна обеспокоенным взглядом. Оно было совершенно бесстрастно. Вот только плясавшие на дне серых глаз искры смеха заставили меня покрыться липким холодным потом. Только не это, только не это, только не это…
– Спасибо, Ваше сиятельство! Несомненно, я буду намного увереннее себя чувствовать, если у меня под рукой будет собственная одежда, – поспешила поблагодарить его я. – А теперь, если позволите, я хотела бы остаться одна, чтобы…
– Не только одежда. Я взял на себя смелость захватить и некоторые бумаги, которые…м-м-м… вы забыли в комнате. Подумал, вдруг что-то нужное.
Он по-прежнему держал невозмутимое лицо, хотя искры смеха в глазах плясали уже настоящим пожаром. А потом вытащил из-за спины левую руку и протянул мне стопку разрозненных и чуть примятых уже листов, которые я немедленно узнала и бросилась у него отбирать.
– Это не моё!!! Это Бертильды! – взвилась я, отводя взгляд и сгорая от мучительного стыда.
– Насколько мне известно, ваша компаньонка не замужем. А в названии этого… м-м-м… документа, как я успел заметить, фигурирует слово «муж».
Дорн сказал это таким обыденно-светским тоном, будто мы тут салонные беседы вели о погоде и лошадях.
А мне прямо в глаза бросилась возмутительная надпись на самом верхнем листке: «Руководство по соблазнению мужа». Убью негодяйку, как только вернусь! Я в сердцах скомкала проклятые бумаги. Огляделась в поисках мусорной корзины, ничего не нашла и принялась запихивать комок в боковой карман чемодана.
– Зачем же вы так! Кто-то старался, столько труда положил. И даже, я бы сказал, художественного таланта. Там на последних страницах ещё иллюстрации, вы видели?
Потешается, гад.
Ком был так велик, что никак не желал запихиваться. И в конце концов я оставила эти нервные трепыхания.
Медленно выдохнула, расправила плечи и наконец-то решилась твёрдо посмотреть в глаза мужу. Нас разделял только здоровенный чемодан в пол моих роста, в который я вцепилась, словно щит.
– Если вы немедленно не прекратите надо мной издеваться и не оставите в покое, чтобы я могла спокойно переодеться – клянусь, я стану вдовствующей герцогиней Морриган! Проблема расторжения нашего фиктивного брака решится сама собой.
Серый взгляд сверкнул сталью. Смех будто стёрли, как и не было.
– Судя по тому, что я нашёл, и по тому, как именно вы сегодня пожелали мне доброго утра, вы не слишком торопитесь его расторгать.
Меня обожгло гневом.
– Да с чего вы вообще взяли, что это… этот… документ предназначен вам! Вы же сами собираетесь вышвырнуть меня из Тедервин через пять дней, как какую-то нахлебницу! Потом, судя по всему, потребуете развода, как и хотели. Но неужели вы думаете, что в качестве брошенной жены я собираюсь страдать и плакать всю оставшуюся жизнь! Мне всего девятнадцать. Это руководство пригодится мне с моим следующим мужем.
Комок бумаги в моей руке с противным шелестом рассыпался в пепел и стёк на пол чёрной кляксой.
Я айкнула. Обожжённая ладонь пульсировала болью.
Дорн развернулся и молча вышел, хлопнув дверью напоследок.
А я осталась, растерянно глядя ему вслед и прижимая руку к безнадёжно испорченному, некогда белому халату.
Весь оставшийся день наедине в огромном пустом поместье мы почти не разговаривали.
Я молча оделась в один из самых скромных нарядов из тех, что подложила мне Тилль. Это чёрное в пол платье было единственным без декольте, ткань охватывала шею плотным кольцом. Зато спина оставалась обнажена почти до самой… в общем, эту проблему кое-как удалось скрыть под распущенными волосами – шпилек-то у меня теперь не было.
Вид трапезного зала меня поразил.
Дорн было прав – необходимости в плотниках не было. Всю обвалившуюся часть потолка заплетали туго ветви разросшегося Замка пепельной розы. Тут и там на ветвях набухали бутоны – бледно-розовые, светящиеся изнутри.
И наверное, еще немного усилий – и мы могли бы добиться, чтобы цветы расцвели. Но я совершенно не представляла, как можно чего-то добиться от мужчины, который ходит мрачнее тучи с таким видом, будто жалеет, что дал мне аж пять дней и вообще на порог пустил.
Бутоны, мимо которых он проходил, немедленно гасли и поникали.
Я вздохнула и подошла ближе. Дорн даже не посмотрел в мою сторону.
Попыталась снова коснуться ростка и послушать – вдруг разберу какие-то слова. Долго прислушивалась, но могла уловить лишь слабые отголоски звуков человеческой речи, которые упорно не желали обретать хоть какой-то смысл.
– Бесполезно. Я битый час пытался. Смог уловить лишь два коротких слова, всё остальное сливается в бессмысленную мешанину.
На мой немой вопрос он в первый раз посмотрел на меня. Хмурым, задумчивым взглядом.
– «Рагна энис». Война скоро.
Этот безумно изматывающий день, на протяжении которого мы едва перекинулись парой слов с мужем, наконец подошёл к концу.
Я послушно переоделась в предложенный мне запасной халат – что было, всё же, намного лучше игривых ночных рубашечек из арсенала, которым меня снабдила Бертильда – и молча юркнула под покрывало. Дорн снова растянулся на полу перед камином, подложив руки под голову и глядя в потолок.
Тяжёлое, давящее молчание повисло в воздухе. Никто из нас ещё не собирался спать, судя по всему. Но это никак не могло помочь преодолеть стену, которая незримо установилась посреди комнаты.
Наконец, заговорил Дорн. Хотя лучше бы молчал.
– Элис, надеюсь, мне не нужно вас связывать, чтобы убедить остаться там на всю ночь? – он выделил голосом слово «всю».
Я вспыхнула и отозвалась стальным тоном, дрожащим от возмущения.
– Только попробуйте! И когда столичные сплетницы будут выпытывать причины развода, я скажу, что мой муж был садистом и привязывал меня к постели.
– Думаю, это как нельзя лучше впишется в мою репутацию в свете, – процедил Дорн и отвернулся, лёг на бок спиной ко мне.
Я думала, не смогу уснуть, так была зла на него. Но поскольку не спала больше суток, отключилась в следующее же мгновение.
Если бы я только знала, что принесёт мне завтрашний день, не смогла бы и глаз сомкнуть.
Глава 11
Очередное утро в гробовом молчании испытывало мои нервы на прочность.
Выглядывая краешком глаза из-под пледа, я следила за тем, как Его сиятельство герцог Морриган натягивает сюртук на широкие плечи – размашистыми, раздражёнными движениями. Как хмурясь, застёгивает запонки.
Супруг по обыкновению не в духе. Плохо спалось?
– Раз уж вы разогнали всех слуг, я могу попытаться приготовить завтрак. Маменька говорила, что голодный мужчина – злой мужчина. А мне уже кажется, что ваша запонка скоро оторвётся.
Дорн бросил на меня короткий трудночитаемый взгляд. Но терзать запонку перестал.
– С добрым утром.
И всё! Никакой реакции на моё предложение. Я вздохнула. Может, и к лучшему, что мы не женаты по-настоящему? Не знаю, как долго я бы смогла выносить дурной характер мужа.
Коварный внутренний голос тут же принялся нашёптывать, с интонациями Тилль почему-то, что если бы мы с герцогом были женаты по-настоящему, нашлись бы какие-нибудь другие способы смягчения его скверного нрава, помимо готовки.
Ну а пока придётся вспоминать мамину школу выпекания блинчиков.
По широкой лестнице с резными каменными перилами мы спускались снова молча. Дорн чуть впереди – так, что я не могла видеть выражения его лица, но не сомневалась, что оно по степени эмоциональности немногим отличается от тех же перил. Я отставала на пару шагов. На мне было скромное дорожное платье, которое было не жалко в случае чего запачкать на кухне.
Молчание начинало меня не на шутку тяготить. Если так продлится все оставшиеся дни моего пребывания в Тедервин, я рискую тронуться умом – как те сумасшедшие, которых содержат в одиночных больничных палатах. Может, странности Дорна и объясняются тем, что он слишком долго жил почти в полном одиночестве в этом огромном мрачном поместье? Я оглянулась на тёмные стены, портреты в массивных деревянных рамах, лица на которых почти невозможно было разглядеть. На литые светильники на стенах – свечи в них, кажется, никогда не зажигали, и они покрылись паутиной.
Невольно вздрогнула и ускорила шаг. Прочистила горло.
– Кхм-кхм… Вы так и не сказали мне, когда намереваетесь подать на развод.
Дорн запнулся на мгновение, но снова продолжил спускаться, не оборачиваясь.
– Почему вас это интересует?
– Не то, чтобы очень интересует… – ответствовала я самым легкомысленным тоном, на какой только была способна, хотя внутри всё сжималось. – Мне просто любопытно, придётся ли мне возвращаться в столицу одной, или же вы составите мне компанию.
– Посмотрим.
Мда уж. Немногословно.
Если уж и эта тема не способна его зацепить…
– Просто хотелось бы узнать, буду ли я уже свободна к зимнему светскому сезону – или придётся ждать следующего.
– Зачем?
Плечи стали чуть более напряжёнными всего на мгновение – но я это заметила. Что ж – тема глупая, но по крайней мере у нас впервые складывается хоть какое-то подобие разговора.
– Ну… мне же придётся озаботиться поисками нового мужа. Пока я окончательно не вышла из возраста.
Дорн остановился посреди лестницы, так, что я чуть на него не налетела.
– Элис! Я не пойму, чего вы добиваетесь, но может довольно?
Поздно. Меня уже понесло. Я сама не знала, что на меня нашло – но коль скоро нащупала трещину в ледяной броне своего мужа, мне просто нестерпимо хотелось бить в неё и бить снова. В надежде пробить хоть крохотную брешь. Ревность? Я была далека от мысли о том, что Дорн может меня ревновать. Скорее это было эгоистичное поведение собаки на сене. Он не хотел меня себе, но и мысль о том, что у меня может быть какой-то другой мужчина, очевидно, ему была неприятна.
– Да что такого! Ведь у нас с вами сугубо деловое партнерство. Вот я и хочу обсудить деловые вопросы! Вам-то, полагаю, и невдомёк, но после определённого возраста у девушки шансы выйти замуж катастрофически уменьшаются. А я, может, еще ребёнка хочу…
Я не поняла, что случилось.
Но в следующее мгновение оказалась прижатой к стеночке. А мой герцог нависал надо мной, и с высоты своего роста метал самые настоящие молнии из глаз.
– Никаких мужей!
– А вы уже не сможете мне запретить… – шепнула я, любуясь из-под ресниц на последствия своего самоубийственного поведения. Стоило ли дергать тигра за усы?..
– Всё. Хватит. Замолчи.
И с тихим рыком он впился в мои губы.
Стоило! Однозначно стоило. О да-а-а…
Я плавилась и сгорала, и растекалась по стеночке под напором его поцелуя – яростного, грубого, почти болезненного.
В то время, как его руки утверждали свою власть на моём теле – сминая, лаская, прижимая всё крепче и крепче…
Но тут оказалось, что плавилась и сгорала не только я.
Потому что пола под моими ногами вдруг просто не стало. И целый пролёт лестницы, на которой мы стояли, обратился в пепел и рухнул вниз. А мы едва не полетели следом – и то ощущение леденящего, смертельного ужаса, которое охватило меня всю, я не забуду никогда.
Каким-то чудом Дорн успел ухватиться за чугунный светильник, вбитый в стену. Тот от резкого рывка частично вышел из каменной плиты, держась на каком-то кривом заржавленном штыре. И мы повисли над пропастью, в которой клубились тучи пыли.
Я судорожно вцепилась в его плечи – как утопающий в спасателя, которого грозит потянуть за собой на дно. Дорн крепко держал меня левой рукой за талию, но мне всё равно казалось, что я сейчас упаду – непременно упаду, и я тянулась вверх и задыхалась, задыхалась…
– Тише! Тише, тише, малышка. Посмотри на меня.
Я с трудом сфокусировала взгляд на его лице. Серые глаза горели жёстким стальным блеском. Его уверенность была единственным спасательным кругом, который удерживал меня на плаву и не давал утонуть в тёмном омуте паники.
– Элис, послушай. Ты должна сгруппироваться. Я собираюсь тебя бросить.
– Эт-то я уже поняла. Только п-попробуй! Никогда не прощу.
– Я не об этом, глупая! Я собираюсь забросить тебя на площадку лестницы чуть ниже. Она пока цела. Поняла? Давай на счет три. Раз!..
– Нет!!! – взвизгнула я и еще сильнее в него вцепилась. Штырь просел ниже. Дорн выругался сквозь зубы.
– Два. Не дури. Или ты хочешь, чтобы упали мы оба?
Я заплакала и уткнулась лицом ему в шею.
Мой разум отчаянно искал отговорки. Чтобы не выполнять план, который мне категорически чем-то не нравился. И наконец, я поняла, чем.
– П-погоди, не надо! А если от броска… штырь совсем… и ты не успеешь!
– Элис. Три!
И он оторвал меня от себя. И бросил. А проклятый штырь действительно не выдержал.
Я не почувствовала удара, когда приземлялась на пыльный старый камень. В этот самый момент у меня было ощущение, будто мир рушится… Такое, непоправимое, когда кажется, что если чуть-чуть посильнее зажмурится, время повернёт вспять и минувших секунд просто не случится! Ведь такого не может произойти на самом деле, только не с тобой. Только не с человеком, которого так сильно…
Но когда я очнулась, и вселенная перестала вращаться вокруг, и звёздочки перед глазами упорхнули куда-то, я увидела самое настоящее чудо.
Откуда-то из недр полуразрушенного уже Тедервин, из провала вверх тянулись упругие ветви Пепельной розы. Они подхватили моего мужа и не дали упасть. А сейчас прямо на моих глазах они врастали в сломанный лестничный пролёт, искривлялись, принимая форму ступеней, сплетались плотной пеленой. Всё медленней и медленней, пока, наконец, нашему изумлённому взору не предстала тёмно-серая и почти живая заплата на лестнице, из которой к тому же тут и там торчали шипастые отростки с набухшими бутонами, источающими бледно-розовое сияние.
Вид у Дорна был такой ошалелый, какой только допускала герцогская привычка «держать лицо». Он отполз от «ожившего» места подальше на ближайшую верхнюю площадку и уселся спиной к стене, тяжело переводя дыхание и потирая шею.
Я бросилась к нему… ну, как бросилась, скорее – проковыляла, ойкая от последствий в ушибленной пятой точке. Постеснялась повиснуть на муже с объятиями и просто села рядом. Я дышала не менее тяжко. Мы были как два пса в жаркий день, которые очень долго бежали, а теперь сели, свесив язык.
– До чего же… вы, женщины, упрямые создания. Столько лишней болтовни. Еще немного, и я бы опоздал тебя бросить.
– Н-ничего страшного. Если ты еще разок в этом деле опоздаешь, я только за.
Я сидела рядом, прижавшись плечом, и заглядывала ему в лицо. Живой! Боже мой, живой… Больше всего на свете хотелось мне зацеловать его до смерти. Но я не решалась. Разве что…
– И к-кстати, н-насчет новых мужей я поняла. Так и быть, учту твои… пожелания. А вот насчёт ребёнка… возражений я не услышала!.. Для этого замуж не обязательно!
Дорн не поддался на провокацию в этот раз. Усмехнулся, всё ещё тяжело дыша и глядя перед собой.
– Вы посмотрите на неё… И никак она не угомонится… вот же бедствие на мою голову!
Наощупь он нашёл мою руку и крепко сжал ладонь, до боли сдавливая косточки.
В этот миг тонкий изогнутый стебель отделился от «заплатки» и потянулся к нам, как живой. Остановился прямо напротив наших лиц. На нём было один-единственный бутон, прекрасный как мечта. Казалось, ещё чуть-чуть, и чудесные лепестки распахнут венчик. Может, сегодня и впрямь день чудес?
Дорн протянул к нему руку. Тот пугливо отдёрнулся, увернулся.
А когда мой муж снова заговорил, в его голосе не было больше ни следа улыбки.
– Знаешь, Элис… я впервые в жизни в таком тупике. Кажется, что бы ни решил, моё решение так или иначе не принесёт ничего, кроме боли.
Резким выпадом он схватил и стиснул в кулаке упрямый колючий стебель. На каменный пол упали капли крови.
Моё сердце сжалось. И по этому тянущему, болезненному чувству я безошибочно поняла, что решение, о котором говорит Дорн, так или иначе касается меня. Тихо-тихо я ответила:
– Может, иногда лучше ничего не решать. И довериться судьбе.
С лёгким звоном лепестки распустились. Пепельная роза, во всём великолепии своей нежной и печальной красоты – совершенная и хрупкая.
Дорн оставил мою ладонь и, не отпуская стебля левой рукой, сорвал цветок. Только теперь он повернул голову и пристально посмотрел на меня. Мне стало страшно от его взгляда – как будто он принял решение только что. Но мне об этом не скажет.
– Запомни, малышка. Судьба благосклонна только к тем, кто ей перечит и плывёт против течения. Тех, кто ей доверяется, она размазывает о скалы.
И он вдел розу в мои волосы.
Повинуясь наитию, я подалась вперёд, чтобы поцеловать его в щёку.
Дорн удержал меня за плечи и покачал головой.
– Но… Я просто хотела сказать «спасибо»…
– Поверь, Элис. Тебе не за что меня благодарить.
Твёрдость его пальцев на моих плечах. Запах кожи так близко – смешанный с каменной пылью и пеплом, сводящий с ума. И снова это мерзкое ощущение прозрачной стены между нами, через которую не пробиться, как не пытайся.
Мы смотрели друг другу в глаза, и мои невысказанные обиды повисли в воздухе немым укором. Как же я устала от недосказанности! Недоверия. Молчания.
– Элис, помнится – мы куда-то шли, – сухо проронил Дорн, убирая руки с моих плеч.
– Да… куда-то шли.
Вспомнить бы ещё, куда.
Я встала, нелепо покачнувшись. Поморщилась от боли в пояснице – всё-таки, приземлилась не очень удачно. Дорн следил за мной с мрачным лицом.
Отвернувшись, чтобы не видеть его больше и перестать уже играть в эту изматывающую игру – «разгадай сто оттенков молчания собственного мужа» – я положила руку на перила лестницы, сделала шаг. Получилось с грацией беременной утки.
Дорн догнал меня на середине пролёта, удержал за локоть.
– Обойдусь без завтрака. Пойдём-ка, уложу тебя обратно в постель.
Нотки беспокойства в его голосе меня немного ободрили. Вдруг захотелось, как в детстве – заболеть, и чтобы вокруг тебя хлопотали, и дарили нежность и ласку…
Вот только нежность и ласка – это вряд ли про наш брак. И максимум, на что я могу надеяться – это скупая забота. Хотя и это неплохо, конечно. Но не заменяет.
