Текст книги "Исправить все. Адель (СИ)"
Автор книги: Анна Алакозова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)
– Прости, – тихо прошептал учитель и откинул легкую ткань укрывавшую ее обнаженное тело. – Я не хотел, чтобы все получилось так.
Она рвалась словно птица в силках, но все было бесполезно. Он разделся и лег рядом с ней. Она противилась и кричала, вырываясь. Но спустя немного время голос охрип и силы закончились. Она больше не вырывалась, лишь слезы катились по ее щекам.
– Прошу, умоляю, – со слезами на глазах она смотрела в лицо мужчины, который уже нависал над ней. – Не надо.
– Прости, – коротко ответил он.
Он почувствовала тепло между своих ног и истошно закричала, когда это тепло вошло в нее.
Это не продолжалось долго. Он тоже не получал от этого удовольствия, она видела это в его глазах, читала на его лице. Закончив, он быстро оделся.
– Прости, девочка. Но ты же знаешь, ей нельзя отказать. Поверь я, – он тяжело вздохнул и не закончи фразу. – Если ты обещаешь не бросаться на меня с ножом, я развяжу тебя.
Она не ответила, ее все еще душили рыдания. Она лишь кивнула. Она знала, ей не отказывают, никто и никогда. Мужчина, чьего лица она никогда больше не могла вспомнить, отвязал ее ноги и руки. Она обхватила руками свои колени и подтянула их к груди, свернувшись калачиком, тихо зарыдала. Он ничего больше не сказал, лишь прикрыл ее содрогающееся тело одеялом, и ушел. Она проплакала до самого утра. А потом дала себе зарок, что это были последние слезы из-за мужчины в ее жизни. Как же она тогда ошибалась."
Ее бросило в дрожь даже сейчас, спустя столько лет. Она все еще не могла забыть этого урока, как и всех последующих. Энель глянула в темное небо, пытаясь забыться, но круглая белая луна в темных небесах напомнила ей о том дне, когда она решила бежать.
"Она долго вынашивала свою тайну, стараясь делать вид, что все в порядке. Она была примерной ученицей по всем дисциплинам, не прекословила и послушно выполняла все задания, но в голове ее постепенно складывался план побега. И однажды в такую же лунную ночь, она решилась. Она бежала без оглядки. На ее губах играла улыбка. Она вырвалась, она смогла, теперь никто не будет ее ни к чему принуждать, а умеет она уже достаточно, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Собранных сбережений хватит на лютню и несколько месяцев безбедного существования. А потом она будет зарабатывать пением и игрой на лютне. Она будет свободна, наконец, свободна. Она так боялась погони, что в первой же деревушке купила коня на постоялом дворе и вскочив в седло помчалась прочь от ненавистного замка. Перед побегом она подробно изучила карту местности и первым делом направила своего скакуна к реке. Она путала следы, чтобы ее нельзя было выследить. Загнав коня в воду, она направила его в обратном направлении, к замку. И так проехала несколько часов, покинув реку лишь когда на горизонте забрезжил рассвет и совсем близко к воде подступил лес. Едва покинув спасительные воды реки, она сразу направила скакуна в чащу. Несколько недель она путала следы, сбивая со следа погоню. Она ехала верхом, а потом продавала лошадей и продолжала путь пешком. Она купила себе плащ и глубоко надвигала капюшон на глаза, скрывая свои рыжие волосы. А потом и вовсе остригла их. Она измазывала лицо в грязи и прятала глаза. Она смогла успокоиться лишь когда старую луну сменила новая. Тогда она позволила себе расслабиться и прекратить безумное бегство. Она купила лютню и начала наигрывать в тавернах веселые мелодии, если не было другой музыки. Хозяева всегда снисходительно относились к странствующим музыкантам. Их не обижали. На еду и ночлег она могла смело рассчитывать. Пьянящая свобода вскружила ей голову. Никогда в своей жизни она не была так счастлива. Она была свободна. Она бродила по городам и селам, пела в тавернах баллады, ела вкусную еду без оглядки на Священную книгу, пила вино. Не хватало ей только одного и каждую ночь она мечтала о том дне, когда встретит человека, с которым сможет прожить всю жизнь. Она мечтала о любви, о том, что они будут жить в мире и согласии всю жизнь, вырастят детей, возможно, смогут поняньчить внуков, и мирно умрут в своей кровати в один день. Нет больше нужды думать о заговорах и интригах, нет больше надобности убивать и воровать. Все будет хорошо, она верила в это, она не могла не верить. Шли дни, недели и месяцы. Юную девушку-барда стали узнавать в тавернах, многие уже знали ее песни, песни в которых она рассказывала свою мечту. Она не пела о войне и героизме, она пела только о любви, настоящей любви, без пошлости и сарказма. Она пела о том, чего никогда не знала. Мужчины дарили ей свое внимание, но она никогда не отвечала, ее бросало в дрожь при одной мысли о близости, она никак не могла забыть того, что случилось в ее комнате и кроме того, ей не нужен был кто-то, ей нужен был единственный. Спустя несколько месяцев она примкнула к труппе бродячих циркачей, путешествовать в компании единомышленников ей показалось разумным. Они кочевали, неся с собой веселье и беззаботность. Акробаты, жонглеры, силачи, клоуны и дрессировщики. Шумная толпа несла с собой радость и свет. Она с радостью пила с ними вино, делила пищу и кров, но даже рядом с ними она искала любви. Силач дарил ей цветы, клоун смешил ее у костра, акробат посвящал ей трюки. Она улыбалась, и прятала глаза под капюшоном. Но так не могло продолжаться долго, она была молода и мечтала о любви, она пыталась рассмотреть своего единственного, в каждом, кто оказывал ей внимание. И однажды, после вечернего застолья акробат Кинг вызвался ее проводить до девичьего шатра. Ночи были еще теплые и они решили немного прогуляться под луной. Кинг смешил ее, рассказывал байки и пытался читать стихи. Она принимала его ухаживания. Он был немного старше ее, но всю жизнь путешествовал с бродячими артистами и многое повидал. Он с удовольствием делился своими наблюдениями и выводами. Они и не заметили, как оказались на берегу маленькое речушки. Сидя на берегу они болтали и бросали в воду камушки. Вокруг многоголосьем шумела осенняя ночь. Кинг робко обнял ее за плечи, она сперва вздрогнула, но потом улыбнулась и положила голову ему на плечо. В этот момент мир вокруг нее замер. Он обнимал ее, а потом его губы приблизились к ее уху, и он начал шептать чепуху, признавался, что полюбил ее уже давно, с первого взгляда, но все не мог решиться. Его дыхание обжигало шею, голос дрожал, слова путались. Она замерла в ожидании, она боялась, что сейчас все повторится, грубость, боль. Но она ошибалась. Кинг отстранился от нее и попытался поймать ее взгляд, сжимая ее ладонь в своих руках.
– Энн, милая, ты самая удивительная и загадочная девушка из всех, кто встречался мне. И ты мне очень дорога. Я не очень-то умею признаваться в любви. Но я очень хочу тебя поцеловать, не по-дружески, Энель. По-настоящему. Ты позволишь?
Она несколько раз удивленно хлопнула ресницами, а потом отбросила все свои страхи. Никогда больше не повториться, то что с ней случилось тогда. Теперь все будет по-другому. Так как должно было быть. Она улыбнулась и кивнула. Смущаясь и краснея Кинг неловко прикоснулся к ее губам.
И это было чудесно. С того самого вечера, они частенько уходили на прогулки вдвоем. Они много разговаривали и целовались. Они не спешили, у них впереди было много времени, они были так молоды. Они так думали. Ей так хотелось в это верить, верить, что, когда придет время, когда они смогут преодолеть смущение, они смогут перейти от поцелуев к чему-то большему. Энель уже мечтала о том дне, когда они оставят бродячих артистов и смогут поселиться в небольшом домике, развести огород и создать настоящую семью. Они много разговаривали об этом, планируя все до мельчайших подробностей. Больше Энель не вспоминала прошлое, теперь для нее было лишь будущее.
Волшебная сказка рухнула в один миг.
Однажды ночью в девичий шатер ворвался клоун, Ганс, он разбудил всех и приказал прятаться, подальше от опасности.
– Эн, прячься, это разбойники, сейчас Стан и Кинг сдерживают их, но как на долго их хватит, никто не знает. Бегите, девочки, может быть вам повезет.
Разбойники! Ее новой семье, ее друзьям, была нужна помощь, ее учили сражаться, она отлично метала ножи, она не могла бежать. Силач – Стан и Кинг, не смогут им противиться, а тем более клоун Ганс. А вот она сможет! Ганс уже присоединился к отбивающимся, девушки быстро выбирались из шатра, а она добралась до кухни и схватив ножи направилась в сторону схватки. Она сбросила свою ночную рубаху, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания, и найдя грязь, перепачкалась в ней, чтобы слиться с тьмой вокруг, статью Тенью. Снова. Скрываясь в тени, она легко обошла стороной захваченных боем мужчин. Если бы кто-то увидел ее лицо в этот момент, то его поразила бы холодная кривая усмешка на губах юной обнаженной девушки, крепко сжимающей в руках пять кухонных ножей. Она была в тылу врага, перед ней, стоял лучник, натягивающий тетиву, чтобы пустить стрелу в одного из тех, кто стал ее другом. В этот момент она возблагодарила судьбу, за уроки в замке. Она обманывала себя, прошлое не оставило ее, все уроки и тренировки всплывали в ее голове, с каждым ударом сердца в ней все меньше оставалось от робкой Энн, она становилась собой, той собой, которую она презирала, той собой, которой он боялась стать. Смешной казалась ее робость, она поняла, что после этой схватки не захочет засыпать одна, даже если Кинг и не готов к этому, она не хотела больше ждать.
Она не боялась убивать, ее научили спокойно к этому относиться. Она бесшумно подошла к лучнику со спины и улыбнулась, обнажив губы в улыбке. Он повернулся, словно почувствовал опасность, на секунду их глаза встретились, и она вонзила нож для разделки мяса в его горло, чтобы он не успел крикнуть. Отерев нож о его одежду, она обругала себя за нерасторопность и со вторым уже не церемонилась. Он не успел повернуться. Она появлялась из темноты, убивала и исчезала. Но уже очень скоро нападающие поняли, что их атаковали с фланга. Но никто не мог объяснить, что происходит, все кто столкнулся с нападавшим, были мертвы. Она присматривала очередную цель, когда заметила, что раненный Кинг, упал к ногам нападавшего. Она откинула с глаз перепачканные волосы и взяла небольшой нож, взвесив его в руки она удовлетворенно кивнула и метнула нож в стоящего над акробатом разбойника. Тот нелепо раскинул руки, выронив меч и упал навзничь перед недавней жертвой. Из его спины торчал кухонный нож. Стан подхватил раненного и оттащил его за телегу, служившую им укрытием. Забыв о циркачах, разбойники пытались спасти свои жизни. Их оставалось пятеро, а ножей было лишь четыре. Она выжидала. Тьма была ее союзником, но горящие на телеге факелы мешали ей. Она недовольно поморщилась. Придется выходить. «Оцени обстановку», – учили ее. Итак, один с рогатиной, один с топором, еще двое вооружены старыми мечами, у пятого серп. Все – оружие ближнего боя. Лучников она вывела из боя. Она улыбнулась, все просто, нужно просто вернуться к одному из убитых лучников и взять его оружие. Краем глаза наблюдая за испуганными разбойниками, она вернулась за луком. Отложив ножи, она взялась за лук, и презрительно сморщилась. Лук был некудышным, а стрелы и того хуже, но для нее это не было проблемой. Она наложила стрелу на тетиву и, очень спокойно выдохнула, спуская тетиву. Стрела пронзила грудь одного из тех, кто держал меч. Бесполезная железяка упала рядом с телом. Тем временем, скрывающиеся за телегой защитники поняли, что к ним пришла нежданная подмога, и силач, ухватив меч бросился на оставшихся в живых. Она сокрушенно покачала головой. Его геройство было сейчас бесполезно, но она улыбнулась, его порыву. Она понимала, что ей придется взяться за ножи. Отложив лук, она выбрала два больших ножа и покинула спасительную тьму, отвлекая внимание на себя. За себя она не боялась, она боялась за Стана, Ганса и Кинга. Стан еще не успел добраться до оставшихся в живых, когда она была уже рядом с ними. Здраво рассудив, она решила, что самым опасным для нее оружием была рогатина. Остановившись лишь на мгновение, она метнула второй нож в того, кто был опасен и промахнулась. Вместо груди, нож вонзился в руку. Рогатина выпала, раненный взвыл, Тень улыбнулась. Она добьет его потом. Топор, меч и серп? Серп. И начался танец смерти. На нее посыпались удары. Она увернулась от меча, замах топора был слишком широк, она просто проскользнула под его руками, и один из ножей, вонзился в незащищенный живот. И вот она у цели. Разбойник понял, что эта чумазая тьма явилась за ним и приготовился к схватке, перехватив поудобнее свое оружие. Они успели обменяться несколькими ударами, прежде чем на разбойника сзади навалился Стан. Крепко ухватив разбойника в свои стальные объятья, силач приподнял его над землей. Энель улыбнулась Стану и ее нож перерезал горло несчастного разбойника. Парень с мечом попытался удрать, но нож Энель остановила его. Из всех нападавших, остался в живых лишь тот, у которого была рогатина, он лежал на земле все еще вопил и ругался. Она подошла к нему и совершенно бесстрастно поставила колено на его живот и вонзила нож грудь. Он захрипел и затих. Когда она поднялась на нее смотрели трое друзей. Стан, Ганс и Кинг.
– Эн? – неуверенно спросил Ганс. – Это ты?
Она улыбнулась. Как он смог ее узнать?
– Да, Ганс. Это я, – она привычным движением выдернула нож из груди жертвы и отерла о его же одежду.
Легким шагом она подошла к тому, что был вооружен топором и решительным ударом пронзила и его грудь. «Не оставляй в живых никого. Один выживший – опаснее сотни противников».
– Энель? – не мог поверить своим глазам Стан. – Как? Зачем? Ты?
– Вот так, – коротко бросила она и присела, осматривая рану Кинга. – Ганс, неси самую крепкую настойку, что найдешь! Эй, ты слышишь? Очнись уже! Он же кровью истечет!
Она резко встала и влепила пощечину замершему в нерешительности клоуну. Тот вздрогнул и бросился выполнять поручение.
– А ты, Стан найди что-нибудь его перевязать! Клади его сюда, я присмотрю.
Стан опустил стонущего акробата на землю и сделал несколько шагов в направлении повозки, но потом остановился и оглянулся.
– Эн, зачем ты убила того беднягу, который убегал и раненого? Они же были не опасны уже!
– Они бы не стали церемониться ни с тобой, Стан, ни со мной! Подумай, что они хотели сделать с нашими девчонками, представь, это! И не задавай мне больше таких вопросов. Это было правильно, Стан. Меня так учили.
– Учили убивать раненных и отступающих?
Она подняла на него презрительно сощуренные глаза.
– Убивать, Стан, всех, кто пытается убить тебя. Убивать тех, кто должен умереть. Не испытывать при этом сомнений и не чувствовать жалости.
– Учили? Эн..
Он хотел добавить что-то еще, но лежащий на земле юноша застонал, напоминая о себе, силач нерешительно повернулся спиной к девушке, о которой, как оказалось, никто из них ничего не знал. К девушке, которая забыв девичий стыд спокойно стояла перед ним обнаженная и не обращала внимание на кровь убитых ею людей, которая смешивалась с грязью на ее руках, теле и лице."
Эти грустные воспоминания заставили теперешнюю Энель искать выпивку. Она так давно не вспоминала всего этого, она так хотела забыть об этом. Наверное, такие же чувства испытывает Кален, пытаясь отказаться от обата. Тяжкие воспоминания.
"Ей не суждено было провести эту ночь с Кингом, но она провела ее у его постели. В рану Кинга попало грязь, она начала нарывать. Его трясло в горячке, ничего не помогало. Весь следующий день парни косо смотрели на нее, а девушки, с которыми до этого она делила все радости и беды, сторонились ее и смолкали, когда она подходила. Она все поняла. Она спасла их жизни, но потеряла их дружбу, она напугала их. Она ждала, когда кто-то из них решиться ей об этом сказать. И Стан решился. Он сказал, что они не могут больше путешествовать с ней, они не доверяют ей. Она оказалась совсем не тем человеком, за которого они ее приняли, и они не были готовы к такому преображению, он просил ее уйти. Она промолчала, лишь кивнула. Она все понимала. Для них она была уродцем, бессердечным существом добивающим раненных. Она быстро сложила свои нехитрые пожитки в дорожную сумку и подошла проведать еще живого Кинга.
Он попытался ей улыбнуться.
– Энни, мне так жаль, если бы я только мог, я бы остановил их, нет, Эн, я бы ушел с тобой, и мы бы нашли домик и зажили там счастливо, позабыв обо всем этом. Но мое время истекает...
Она вытерла выступивший на его лбу пот.
– Мне очень жаль, что я не успела спасти тебя, Кинг, прости.
– Ты спасла остальных, девочка-менестрель. Ты не слушай их, они не понимают. Ты...
Он не смог закончить, его глаза закатились и его начало трясти. Она понимала, что это конец. Слезы подступали к ее глазам, он любил ее. И теперь она понимала, что тоже любила его, она хотела бы отдать ему всю себя, если бы у них было время. Но, он умирал, а она уходила.
– Прощай, Кинг, – она поцеловала его в обжигающе горячий лоб, прикоснулась рукой к его щеке и отвернулась.
Ее руки коснулась его горячая ладонь.
– Постой, Энни. Прошу, не оставляй меня. Мне очень больно и страшно, эти недотепы не смогут, а ты... Я не хочу мучатся, а сам я не смогу... Это не правильно, в книге написано, что самому нельзя...
Он протянул ей свой кинжал.
– Прошу, Энни. У тебя хватит отваги. Ты смелая и решительная. Ты лучшее, что было со мной...
Она взяла кинжал и закусила губу. Он успокоительно положил руку на ее кулак и направил кинжал в свою грудь.
– Я любил тебя, Энель. А теперь смелее, отважная незнакомка.
Она знала, что он прав, его муки только начинались. Дальше будет только хуже. И он умрет, все равно умрет. Его ждет страшная агония, которая растянется на несколько дней. Это было актом милосердия. Она зашептала заученные слова из Священной книги, слова для тех, кто отходит в мир духов. Окончив молитву, она покрепче сжала рукоять и, закрыв глаза пронзила его грудь. Он улыбнулся и легонько пожал ее руку в последний раз. Она сжала зубы, сложила его руки на груди и вложила в них кинжал.
– Ты достойно прошел свой путь. Пусть духи предков примут тебя. Прощай.
Она вышла и больше не оборачивалась. Ее не остановили крики из лагеря, когда обнаружили его тело, не остановили проклятья, летящие ей вслед. Она сжала кулаки и удалялась. Теперь она понимала, что ей нет места среди простых людей. Все то, что она умела, то, что было для нее естественным, для них было дико. Она перестала быть одной из них. Но кто она теперь?
Те циркачи были последней ее компанией, с момента, когда они изгнали ее, она стала одиночкой. А потом она сложила песню про дружбу, смерть, предательство и одиночество. Когда она пела эту песню, замолкали даже самые веселые компании, бесноватые гуляки опускали глаза и тихо хлебали свою выпивку, качая головами. Она была хорошим менестрелем и умела передавать музыкой и немногими словами так много эмоций, так заразить своими чувствами зал, что слушатели начинали смеяться вместе с ее веселой песенкой, подмигивать своим возлюбленным под ее баллады, и теперь еще они начали страдать вместе с ней. Так в одиночестве она странствовала еще несколько месяцев. Наступила зима. Спасаясь от начинающейся метели, она вошла на постоялый двор и попросилась на ночлег. Обеденный зал встретил ее запахом вкусной еды и шумной беседой множества людей, нашедших приют под этим кровом. Хозяин показал ей комнату, а когда она оставила свои вещи и спустилась вниз, проводил ее к столику у самой стены.
– Юной леди, не место на зимней дороге, но, боюсь, мой трактир, не слишком безопасен для милой дамы. Если желаете, я принесу еду вам в комнату, чтобы...
Она улыбнулась и глазами указала ему на кинжалы на поясе.
– Не волнуйся, милейший, я смогу постоять за себя. Поверь, это не простое украшение. На твоем месте я бы больше волновалась за того, кто осмелится на подобное безрассудство.
Она мило улыбнулась и накинула на голову ставший частью ее жизни капюшон. Сегодня она не планировала выступать, хотела лишь отдохнуть и вдоволь наесться. На поясе висел тяжелый кошель. Случайное стечение обстоятельств обогатило ее на несколько десятков полновесных серебряных монет. На прошлом ночлеге она случайно оказала посильную помощь девушке, к которой пристали изрядно выпившие ребята. Никто серьезно не пострадал. Ей не пришлось никого убить, она просто продемонстрировала свое мастерство владение ножом, метнув нож, она попала одному из мужчин прямо в ладонь, которой он оперся о стену, прижимая к ней девушку. Пострадавший вскрикнул, а Энель продемонстрировала второй нож и порекомендовала остальным ретироваться по добру, по здорову. Девушка оказалась дочерью купца, который наградил ее за спасение чести его дочери.
Теперь она готова была стать простым зрителем. У очага с лютней в руках стоял высокий мужчина в темном костюме и его пальцы легко скользили по звонким струнам. Он не смотрел на зрителей, его взгляд был прикован к инструменту. Бросив на него быстрый взгляд она уже знала, многое. Судя по его одежде и инструменту, она сделала вывод, что он получил хорошее воспитание, скорее всего имеет высокое происхождение, что было удивительно, поскольку юноша был полукровкой. Острые уши, рост, овал лица выдавали его принадлежность к эльфам. Но в отличии от субтильных эльфов, мужчина был широкоплеч и глаза его были человеческие. Однозначно полукровка. Вряд ли эльфийский дворянин, даже и полукровка, стал бы унижаться до развлечения простолюдинов в этом забытом всеми богами месте. Значит, он знатен по людской линии, какой-то барон не удержался от соблазна, а гордая эльфийка сделала все, для того, чтобы ее ребенок был признан и получил достойное образование. А дальше, скорее всего, вольная кровь матери взяла верх, и он отправился в путь, в поисках себя. Она не отдавала себе отчета в том, что все чаще стала пользоваться знаниями, полученными во время обучения в замке. Они всплывали в ее разуме сами собой, без ее участия и желания. Она сжала в руке кубок, пытаясь не думать об этом, но не могла не думать. С того самого момента, как разбойники напали на бродячих артистов, с того мгновения, как она убила человека, спасая жизни других, ее не отпускало ощущение, что она делает что-то не так. Она видела и понимала то, на что другие просто не обращали внимания, все чаще она чувствовала себя игрушкой, пешкой в чужой игре. И все меньше ей нравилось быть пешкой. Лишь один шаг вперед... И больше ей не позволено правилами игры? Но она не хочет играть по таким правилам. Ей бы дойти до последней линии и тогда... она перестанет быть пешкой, она станет королевой, вольной ходить как ей вздумается. Но пока что... пока она просто делает еще один шаг вперед, лишь один шаг, шаг в никуда, потому что она не знает куда идет, не знает пути, не ведает цели.
Ее печальные размышления прервали нежные слова эльфийской баллады. Забыв о своих грустных мыслях она с упоением слушала мастерскую игру и удивительное пение мужчины в черном костюме. Она слушала его молча, и ловила себя на мысли, что его слушала не только она, затихла вся таверна, казалось, что даже огонь в очаге перестал жадно пожирать поленья, прекратилось потрескивание, застыл даже воздух. Все замерло и притихло, вслушиваясь в непонятные для большинства слова. Но Энель понимала каждое слово. Он пел о позабытых королях, о том, что в этом мире нет правды, в его песнях были страшные имена проклятых, но великих вождей, он пел о том, что простым смертным нельзя понять и разобраться где черное, где белое, где истина, где обман. Ее била дрожь при каждом слове. Она не знала плакать ей или смеяться, он пел о том, что терзало ее, он положил на музыку, и нежным эльфийским наречием передавал ее мысли. Она сжимала крепче уже опустошенный кубок и боялась пошевелиться. Найдя в себе силы, она осмелилась поднять глаза на исполнителя и встретила его взгляд. Его черные глаза смотрели прямо на нее. Она увидела в его глазах мрак бездны, холод смерти и неестественным теплом в них отражались блики очага. Его пение смолкло так же неожиданно, как и началось. Жизнь возвращалась в затихшую таверну. Снова полился смех и начались разговоры, крестьяне ничего не поняли, но он пел не для них. Он нашел ее. Свою слушательницу, ту, что поняла. Оставив место у очага, он бесцеремонно подвинул стул к ее столу.
– Позволите, милая леди? – в его голосе слышалась насмешка, он ведь знал ответ.
Она не смогла ответить, лишь кивнула в ответ.
– Итак, ты знаешь Старшую речь, девочка. Ты ведь поняла каждое слово? Я не спрашиваю, можешь не отвечать. Я видел твои глаза и мне известен ответ. Я только не понимаю, откуда столь юное создание имеет такие познания. Хотя сейчас даже это не важно. Как звать тебя, моя прелестница?
Ее щеки вспыхнули огнем, под его холодным взглядом. Он смотрел на нее как на вещь, которую он пытался оценить, понять ее происхождение.
– Хозяин, неси-ка вина. Не бойся меня, дитя. Я не причиню тебе вреда. Мне просто интересно кто ты. Расскажи мне свою историю, быть может, она станет моей новой балладой, – он улыбнулся.
Она отчаянно мотнула головой, пытаясь отогнать внезапную слабость. Поборов себя, она приняла решение и улыбнулась. Легкие ресницы взметнулись вверх и зеленые глаза смело встретили холод черноты его глаз. Она протянула руку к его лютне, и игриво склонила голову.
– Позволите, милостивый государь?
Он удивленно приподнял черные брови, но протянул ей инструмент, давно в его жизни не встречались такие женщины. А эта и женщиной-то не была, совсем дитя. Он был заинтригован.
Энель взяла инструмент и тонкие пальцы легли на серебро струн. Она удовлетворенно кивнула, никогда прежде в ее руках не было такой лютни. На этом инструменте нельзя было играть грубую музыку для людей и память услужливо подсказало ей печальную эльфийскую балладу, в герое которой она все чаще узнавала себя. Никому неизвестный эльф искал истины, дружбы, любви, но находил лишь боль и разочарование. Какую бы он не выбрал дорогу она уводила его все дальше от света и с каждым шагом он все больше погружался во мрак. Заканчивалась баллада печально, эльф решил, что он не принадлежит этому миру, а, следовательно, волен делать что захочет, он вступил в лигу Воронов и стал наемником, он убивал по заказу до той, поры пока однажды его не схватила стража. Его казнили на восходе солнца, и он радовался смерти, потому что жизнь ему опостылела.
Она знала, что слов никто не поймет, никто, кроме незнакомца в черном костюме. Она смотрела на него каждый миг своего исполнения. Она читала его эмоции на лице. Она видела, как его надменность сменилась удивлением, а на смену удивлению пришло уважение. Он не сводил с нее глаз. Он тоже пытался ее читать. Для зрителей, это был поединок менестрелей, но для них двоих, это было поединком умов. В нем не было победителей, но он давал возможность узнать противника. Когда она окончила песню, она уже знала, что он был не простым менестрелем. Как и она, он скрывался. Она уже знала, что он вооружен, и знала, что он сможет применить свое оружие в случае необходимости. Он был таким же, как она, только старше и опытнее, у него можно было поучиться.
Он встретил ее чуть более теплым взглядом и подал кубок вина.
– Итак, ты нашла меня. Не ожидал, что за мной пошлют адепта, а не опытного воина, хотя...
Она сделала вид что пригубила вино, но вместо этого принюхалась, изучая запах и цвет напитка.
– Не бойся, девочка, я не стану тебя травить, это как-то не достойно что ли. И как ты нашла меня? – он сделал демонстративно большой глоток.
Она опять промолчала. «Сперва думай и оценивай ситуацию, лишь потом говори, ни одного лишнего слова, Энель! От этого может зависеть не только выполнение задания, но и твоя жизнь»
– Молчишь. Понятное дело. Не хочешь говорить, где я оплошал. Чтобы по твоим следам, в случае провала, могли прийти другие? Не стоит, милочка, я знаю, что я – твое посвящение и не стану противиться. Я слишком долго жил, слишком много убегал. Я устал.
Его черные глаза больше не казались леденящей душу бездной, вдруг она увидела в них беззвездное летнее небо. Темное, но не грозное. Она уже знала за кого он ее принял, она уже понимала, от кого он бежал. И к ней это не имело никакого отношения, она почувствовала облегчение и смело припала к кубку. На ее губах играла улыбка.
– Почему ты улыбаешься? Все оказалось проще, чем ты планировала? – он не был печален, он улыбался, теперь искренне.
– Нет, Ворон, я улыбаюсь, потому что ты ошибся и мне не нужна твоя жизнь. Я смогла провести Ворона, ха... Они были бы довольны моим успехам...
– Ты не из Воронов? – он недоверчиво всматривался в ее лицо.
– Нет, я просто менестрель.
– Точно, – он стукнул себя ладонью по лбу и склонился к ее уху. – Ведь все менестрели спускаются в обеденную залу с кинжалами у пояса, в голенище и за рукавами, как я мог забыть?
– Ты забываешь, Ворон, я девушка. Я путешествую одна. И зачастую мне приходиться применять кинжалы, чтобы увидеть следующий рассвет.
Он на несколько секунд задумался, а потом бесцеремонно схватил ее за правую руку и задрал рукав до локтя. Он покрутил ее руку и резко отпустив, начал копаться в своем кармане.
– Демон тебя раздери, дура, ты зачем эту игру затеяла? На-ка, немедля под язык положи, – он протянул ей черную горошину.
Но она уже не слышала его, ее разум помутился, и она поняла, что попалась, как последняя крестьянка. Он ее отравил все-таки. Конечно. Он не собирался сдаваться, он не хотел умирать, он просто...
– О, дерьмо дракона, – Ворон порывистым движением открыл ее рот и положил горошину под ее язык и быстро подхватил ее бесчувственное тело на руки. – Хозяин, где ее комната? Не видишь, плохо даме, я отнесу, не переживай, все с ней нормально будет, просто вино у тебя забористое.
Хозяин быстро проводил его к комнате постоялицы.
Уложив ее на постель, мужчина быстро разжевал еще несколько горошин и положил ей в рот эту кашицу. Найдя кувшин, он стал заливать воду ей в рот.
-Давай, ну, давай же!
Когда она проглотила несколько глотков, он подождал несколько минут, а потом начал вызывать у нее рвоту.
– Что за глупые игры у тебя, дитя, – бормотал он, постукивая ее по спине. – Я же убить тебя мог. Я уже тебя убил, раздери меня демон! Давай, милая, очнись.
Она не слышала его. Не чувствовала ничего. Она уже летела на встречу с Кингом, с тем, кого она не успела спасти, единственным, кого она хотела спасти.
Он еще долго очищал ее внутренности, вызывая рвоту. Спустя несколько часов, она слабо застонала, когда он попытался опять вызвать рвоту.
