Текст книги "Мое идеальное убийство"

Автор книги: Анна Пронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

19 июля

Усадьба

Усадьба выглядела не так, как ожидал Борис, хотя, надо сказать, русскую архитектуру он изучал очень поверхностно – он занимался отделкой фасадов, но предпочитал обращаться к европейской и американской культурам и традициям. Сейчас это было на пике моды.

На скриншоте, который Борис сделал с последнего кадра, был виден главный желтый деревянный двухэтажный дом с высокими окнами и мезонином. Пропорциональная надстройка в средней части крыши придавала строению солидности и выразительности, ее поддерживали мощные белые колонны. Почему-то в памяти всплыла усадьба из старого фильма «Формула любви». Чем-то похоже. «Сильвупле, дорогие гости, сильвупле, – улыбнулся сам себе Борис. – Вот я тебя и нашел».

Здесь действительно легко можно было бы представить себе счастливое семейство: добродушного отца-булочника, его красавицу-жену, двух детей-подростков и улыбающуюся Злату в ее кресле-каталке, укутанную в мягкий плед. Наверное, однажды они сделали бы здесь такую милую семейную фотографию, если бы красавица-жена отца семейства не оказалась циничной и безжалостной социопаткой, которую больше всего в жизни интересуют жестокие убийства.

Борис не знал, что именно в этих убийствах так сильно напугало Романа, ведь он, судя по всему, очень любил, когда к нему применяют жестокость. Но было очевидно, что Белла не просто закалывала или, к примеру, травила своих жертв. Ее бесконечно голодная до смерти душа явно требовала каких-то особых извращений. И невозможность узнать, каких именно, дополнительно будоражила и заводила Бориса.

Сахаров загрузил картинку с изображением усадьбы в поисковик и попробовал найти это место в Сети. Но оказалось, что такой тип зданий довольно популярен, идентифицировать усадьбу не удалось. Задумавшись, как еще можно найти адрес, он достал из кармана пачку сигарет и едва не прикурил. Его одернул официант и, извинившись, сообщил, что курить в здании вокзала строго-настрого запрещено даже VIP-клиентам их ресторана. Осененный идеей, Борис развернул ноутбук экраном к прыщавому пареньку:

– Ты не знаешь, где это у вас?

Парень близоруко прищурился и почесал в затылке:

– Да как не знать. Знаю. Это километрах в сорока от города. У Безымянной деревни. У меня там родители.

– А кто в усадьбе живет, знаешь?

– Так это… вдова сгоревшего булочника вроде как. С падчерицей, кажись.

– Что еще знаешь?

– А вам зачем?

– Жениться хочу на вдове, – сыронизировал Борис.

– Ха! Что-то больно много женихов! Только она уже занята, – не понял иронии официант.

– В каком смысле – много женихов?

– Дык приезжал тут один мужик… постарше вас… и еще один на той неделе. Их этот, как его… Зин! – Официант окликнул повариху, которая скучала за дальним столиком в отсутствии заказов. – Зин, как ее мужика зовут?

– Какого мужика, олух? Я почем знаю! – крикнула Зина.

– Да знаешь ты! Это ж брат двоюродный твоей Наташки. Этот, который со вдовой булочника? – уточнил официант.

– Какого булочника?

– Сгоревшего! Как будто у нас много сгоревших булочников было в городе.

– А, этот! Роман его зовут.

– Во! Роман. Он, короче, встречал их тут на своей «десятке». Выглядели они – словно жениться приехали. Только Роман хрен кого к Белле подпустит. Фиг знает, может, это родственники ее какие. Да не… – Официант завис, раздумывая над собственными словами.

У Бориса не осталось сомнений. Все сошлось. Рассчитавшись и выяснив, как добраться до усадьбы, он посадил кота в машину. Сахаров был почти на сто процентов уверен, что его отца уже нет в живых. Но не довести дело до конца он не мог. Ему нужна была Белла. Уникальная, неповторимая. Больше, чем садистка. Сильнее, чем просто «госпожа». Порочнее, чем нимфоманка. Он чувствовал в ней тьму, которая их роднила. Только он своего демона боялся и держал взаперти. А ее резвился на свободе.

* * *

Липкое, тянущее предчувствие беды появилось в животе Бориса, едва он проехал указатель на Безымянную деревню, за которой была расположена усадьба Беллы. Слишком много машин для этой глуши встретилось по дороге после поворота. В воздухе витало волнение, какой-то нездоровый ажиотаж. Стоящие на обочине местные жители взволнованно переговаривались. Борис чувствовал – в усадьбе что-то случилось.

Подъехав к широко распахнутым воротам, он заглушил мотор и, открыв дверь машины, почувствовал, как в салон ворвался гадкий, кислый запах дыма… Пожар.

Это красиво, наверное, только на картинке в кино, где все не взаправду. В жизни – жуткое, антиэстетическое зрелище, вызывающее ужас или как минимум неприязнь, граничащую со страхом. Особенно мерзкие чувства накатывают, если в пожаре сгорели люди – запах дыма смешивается с запахом паленого мяса, и мозг услужливо дорисовывает все, чего не видят глаза.

На этом пепелище стоял именно такой запах.

Смешавшись с группкой местных баб и мужиков, наблюдающих за работой пожарных на пепелище, Борис разглядывал то, что когда-то было тайным логовом черной вдовы – Беллы.

Местные жители пересказывали друг другу: от веселого желтого дома буквально за двадцать минут остались только черные, дымящиеся обломки да остов огромной старой кирпичной печи. Жар был такой, что листья на деревьях даже в тридцати метрах от огня свернулись и потемнели. К счастью, ближайшие дома деревенских жителей располагались гораздо дальше от усадьбы и не пострадали.

Постройка, которая когда-то была домиком Златы, тоже выгорела полностью. Однако стены остались на месте – дом был только отделан деревом под стиль усадьбы, а внутри состоял из современных негорючих пеноблоков.

Сгорел и злополучный сарай, под которым должна быть яма с трупами. Сомнений не оставалось – это был поджог. Слишком уж далеко сарай был от основных строений, чтобы загореться самостоятельно. Хотя, конечно, Борис не спец… Но, что называется, нюхом чуял – все это не могло быть случайностью.

Пожарные еще поливали из шланга руины то тут, то там. Машины отъезжали и подъезжали – в доступе не было подходящего водоема или скважины, приходилось ездить за водой на соседнюю улицу.

Среди дымных развалин, закрывая нос кто специальными масками, кто рукавом пиджака, ходили полицейские. За домом, подальше от глаз зевак, лежали два черных мешка с телами погибших. Рядом стояла скорая с закрашенными окнами, нервно курил водитель.

По лицам местных жителей гуляли посменно ужас, тоска, горе, сочувствие и осуждение.

– Менты-то давно тут?

– Да минут десять, пожарные вызвали, когда трупы достали.

– Это ж там мать и дочь? – шептались в толпе.

– Ага… обе две! Болезную жалко.

– На коляске которая? А что с ней было?

– Да теперь важно, что ль? Что было, то прошло. Смерть всех лечит.

– Нелюдимые были, с народом не общались, ох, неспроста!

– Прости господи, помилуй душу грешную!

– Да что ты, какая грешная душа у ребенка!

– А этот, Роман-то?

– Этого не видали!

Борис решительно направился к полицейским. Окликнул ближайшего, тот направил к другому:

– Вон, в пиджаке, видишь? Следователь.

Высокий мужчина с желтым от сигаретного дыма морщинистым лицом и с толстой папкой с бумагами под мышкой ковырялся мыском новой туфли в обгоревшей утвари.

– Господин следователь! – окликнул его Борис. И хмурое лицо мужика вытянулось в удивлении. Слово «господин» по отношению к себе он в этой глуши не слышал никогда в жизни. Не встречались ему еще и такие странные типы вроде Бориса.

– Господин следователь, разрешите обратиться?

– Обращайтесь. – Следователь профессиональным взглядом осмотрел Бориса сверху вниз раза два или три. – А вы, собственно, кто?

– Борис Сахаров. – Борис протянул руку. Следователь быстро пожал ее, но все-таки попросил паспорт.

– Следователь Степанов, Евгений Вадимович. Что надо?

– Евгений Вадимович, дело в том, что, по моим сведениям, в этой усадьбе должен был гостить мой отец. Он пригласил и меня. Я только приехал, а тут…

– Так-так, давайте запишем, Борис. Как звали вашего отца? Понимаете, такое у нас впервые. Нам нужно будет с вами переговорить, я вас вызову, дадите описание внешности, приметы… Вы успокойтесь, среди погибших мужчин нет. Вы, кстати, знали людей, к которым отец собирался в гости?

– Нет, не знал. Отец сказал, что потом познакомит. А кто погиб, можно узнать?

– Можно, отчего ж. Хозяйка и дочь ее.

– А няня?

– Какая няня?

– У девочки вроде няня была?

– Не знаю. Не видали никаких нянь. Няни – это ваша столичная блажь. Наши нянь не держат, самим на хлеб не хватает… – Следователь окинул Бориса взглядом, в котором читалось: «Зажрались они там в столицах совсем». – Так, сейчас я позову человечка, вас в отдел проводят.

– Евгений Вадимович! – К следователю подбежал молодой опер, бледный, почти синий от волнения. – Вас просят, там… там… – Опер наклонился и что-то прошептал Степанову на ухо, но Борису не нужно было слышать, чтобы понять, что случилось: на обломках сарая двое пожарных и еще один опер разглядывали черный провал в полу, который они только что обнаружили под обломками рухнувшей крыши.

Забыв о Сахарове, следователь поспешил туда. Молодого опера, который явно не удержался от того, чтобы заглянуть внутрь обнаруженной ямы, тошнило. Он едва успел вовремя добежать до кустов чуть в стороне от Бориса и еще утирал испачканный рот рукавом, когда за спиной Сахарова прокатилась волна громкого шепота. Затем, словно слухи летели быстрее звука, Борис услышал где-то вдалеке истошный вой милицейской сирены. Через минуту на всех парах в приусадебный двор въехал старый «бобик», люди во дворе снова зашептались, показывая пальцем: «Вот, вот он! Смотри! Поймали нелюдя! Поймали!» Сквозь стекло машины Борис разглядел силуэт Романа. Из машины выбежал полицейский в форме, нашел глазами следователя, ринулся к нему.

Тем временем кто-то из местных жителей приблизился к «бобику» и заорал, надеясь докричаться сквозь закрытое стекло машины:

– Роман! Ты, что ль, бабу свою убил? А? Отвечай!

Толпа оживилась:

– Слышь! Ты при народе скажи, ты сжег? Или нет?

– Не прячься!

– Ты, нет?

– Девку-то за что?

Было видно, как лицо Романа вытягивается в шоке, как он ошалелыми глазами рассматривает пепелище, которое еще недавно было усадьбой, слушает страшные слова деревенских…

– За что бабу убил, сука?

– Хорошая баба была…

– А девку-инвалидку за что?

Мужики в толпе наглели, не видя полицейского начальства, и, подходя все ближе, сплевывали то ли слюну, то ли злобу, которая начала застилать им глаза, защищая от шока. Роман на секунду вжался в заднее сиденье, затем лбом приник к стеклу машины, вслушиваясь в крики местных. Его губы шептали что-то прямо в стекло, но было не разобрать. Он говорил сам с собой.

– Я слышал, ты вчера орал, что прибьешь ее! Я ментам скажу! – доносилось из толпы.

– Скажи, Палыч! Мы тебе верим!

– И я слышала, что орал, – поддакивала какая-то баба в зеленом платке.

Местные смелели все больше, не видя сопротивления Романа, чувствуя, как стая волков чует добычу, свою власть над ним. Но тут раздался крик рассвирепевшего следователя Степанова:

– Идиот, сука! – кричал он на подчиненного, который привез Романа. – Что вы его катаете туда-сюда! В участок его! В клетку! И вызывай следственный комитет из города!

* * *

Прошло, наверное, часа четыре. Борис сидел в своей машине. Он еще не решил, как именно следует действовать и что говорить полицейским, если все-таки придется ехать в участок, поэтому на всякий случай переставил тачку подальше от развалин усадьбы и, сидя на водительском месте, уткнувшись в руль, думал. Думал, думал, думал…

Кот уже полчаса вопил на заднем сиденье, требуя, чтобы его выпустили на улицу справить естественные надобности. Пересилив себя, Борис выпрямился и открыл ему дверь. В зеркале заднего вида мелькнуло знакомое лицо. Ну, конечно, эти придурки нашли его: Леня и Соня неумело прятались за забором близлежащего огорода. Похоже, они тоже не ожидали увидеть здесь пепелище, как и сам Сахаров. Но, вероятно, еще не знали всех деталей.

– Да и хрен с ними, – шепнул Борис вернувшемуся коту и захлопнул за ним дверь. Кот довольно облизнулся. – Мне интересно, что же все-таки с моим отцом?

В кармане Бориса коротко звякнул мобильный. Новый телефон он купил сразу после того, как избавился от старого. Но вот номер сохранил тот же. Непривычный пока еще звук означал, что пришло сообщение. И уже через секунду с его лица пропало озабоченное выражение.

– Ага, кот! Вот и папа! Кажется, вполне себе жив!

За окном Леня и Соня с открытыми ртами разглядывали пепелище, стараясь не привлекать к себе внимания местных. Девушка зацепилась ногой за спрятанный в кустах пень и едва не упала. Леня не заметил этого. Соня смотрела на него обиженно, снимая с себя репейник и отряхивая колени.

– Раз они здесь, вероятно, что-то узнали про Беллу и моего отца, – сказал Борис коту. – Хотя про отца вряд ли могли догадаться. Только я знаю, что он к ней поехал. Хм… В любом случае не нравится мне, что они опять болтаются у меня на хвосте. Но, кажется, мою машину они пока не заметили.

Кот равнодушно посмотрел на Бориса, а тот уже открывал ноутбук и соединялся с Сетью.

– Сигнал здесь, конечно, слабенький. Но ничего, чтобы удалить все видеодневники Златы из Сети, мне достаточно. Тем более что я давно скачал себе копию. – Борис подмигнул коту. – Если эти двое тоже нашли видео, будем надеяться, что они не сделали то же самое. Хотя… хотя… я бы не оставлял это на волю случая. Придется точно выяснить, что они знают и что у них есть.

* * *

Других машин, кроме старой «десятки», на заправке не было. Хозяин АЗС явно пытался оформить кафе в современном стиле, но получилось так себе: совок выдавали пластиковые скатерти на не очень чистых столиках, старая витрина, которая использовалась для продажи свежих пирожков и бутербродов, и необъятных размеров кассирша с кислым лицом.

В отсутствие клиентов дама явно скучала, телевизор орал на полную, шел какой-то сериал или что-то вроде этого… Белла и Александр Сахаров решили выпить кофе и съесть по паре пирожков. У Александра ужасно кружилась голова, он никак не мог прийти в себя. Белла же всю ночь не спала и еще несколько часов провела за рулем, теперь ей нужно было размяться и взбодриться – Александр не мог пока сменить ее на водительском месте из-за плохого самочувствия.

– Давай перекусим, и я все тебе расскажу. – Она ласково положила руку ему на плечо. – Ты практически спас мне жизнь! Как же хорошо, что ты приехал именно сейчас.

– Да нет, Белла, это ты меня спасла, судя по всему.

Они присели за столик с липкой скатертью, и Александр уже хотел попросить убавить громкость телевизора, но сериал закончился, на экране замелькала заставка регионального выпуска новостей. Молодая корреспондентка с пепельными волосами, у корней которых традиционно проглядывал навязчивый черный, алыми губами рассказывала в микрофон с лейблом канала о страшной трагедии, которая приключилась недалеко от города Энска, в Безымянной деревне. Страшный пожар унес жизни двух человек, сгорели мать и дочь. Во время разбора завалов полиция также обнаружила «братскую могилу»: огромную яму, куда были свалены расчлененные тела неизвестных людей.

– Все местные жители глубоко потрясены произошедшим. Они утверждают, что даже не подозревали о таких зверствах в усадьбе, – тараторила крашеная блондинка.

– Да-да, всегда у них было тихо. Люди скромные, на улицу выходили редко. Она ж вдова была… хозяйка-то. Вела себя скромно. – Это рассказывала какая-то деревенская бабушка в платочке, нежно прижав протянутый микрофон почти к самым губам и опасливо поглядывая на камеру.

– Спасибо большое, Надежда Ивановна. А нам согласился дать комментарий представитель Следственного комитета.

В кадре появился упитанный генерал в форме. Кассирша на заправке томно вздохнула, разглядывая его погоны.

– Роман Вязнов, сожитель хозяйки усадьбы, полностью признал свою вину в пожаре, который унес жизни Беллы Кузнецовой и ее падчерицы, несовершеннолетней Златы Кузнецовой. Он признался в убийствах и всех тех людей, чьи тела мы обнаружили в деревянной пристройке.

– Скажите, пожалуйста, уже известно, кто эти люди и за что они были убиты?

– Эта информация на данный момент представляет тайну следствия. Ведется работа. Дело взято на особый контроль.

– У нас также есть видео, которое прислал наш народный корреспондент у полицейского участка, куда был доставлен Роман Вязнов.

На экране появились любительские кадры, снятые на смартфон. Неизвестный «народный корреспондент», явно из сотрудников, вблизи снимал, как из участка выводят в наручниках Романа. На лице у него было блаженное выражение. Он словно получал удовольствие и страдал одновременно. Слезы сменяла улыбка, он подхихикивал каким-то своим мыслям, его взгляд не мог ни на чем остановиться.

– Зачем ты это сделал, придурок?! – раздался голос неизвестного откуда-то из-за кадра, и Роман начал неистово смеяться. – Зачем ты их всех убил?

Вместо ответа задержанный хохотал еще громче.

– Какой все-таки жуткий тип, Белла. Он же очевидно тронулся умом. Почему они говорят, что он твой сожитель? Роман сразу мне не понравился, еще когда забрал меня с вокзала. Объясни мне, как он вообще попал в твое окружение и что же все-таки произошло?

– Ах, Шура! Это давняя история. Вязнов был другом моего покойного Виктора. И теперь мне кажется, что мой муж погиб не случайно. Я же тебе говорила, что он сгорел во время пожара в своей булочной? Да? Понимаешь – тоже огонь! Теперь я почти уверена – все это дело рук Романа. Этот гад отлично умеет втереться в доверие. Он очень помогал нашей маленькой семье после той трагедии, поддерживал и меня, и Злату, делал кое-какую мужскую работу в усадьбе, вот деревенские и решили, что мы живем вместе. Знаешь, как быстро в деревне разлетаются слухи?

– Но за что, Белла? За что Вязнов убил твоего мужа и его детей? Что за трупы в сарае? Почему Роман решил сжечь тебя и Злату? И, дорогая, это только часть вопросов, которые сейчас вертятся в моей голове!

– Ах, Шура! Я уверена, что он маньяк! Пироман! Так, кажется, называют людей, которые любят все поджигать. Роман всегда казался странным. Но мне нужна была помощь! А с тобой мы познакомились совсем недавно. К кому еще я могла обратиться?

– Допустим. Но почему все думают, что ты мертва?

– Кажется, они нашли тело нашей нянечки – Маши. Она только недавно, буквально прямо перед тобой, приехала, чтобы работать со Златой. Никто не видел ее. Наверное, решили, что женский труп – это я, а не она.

– Но как ты спаслась? Как спасла меня? И почему не смогла спасти Злату? Боже мой, я вообще не помню, как закончился вечер, когда я приехал… Мы, кажется, сели ужинать, а потом… потом все как в тумане, и – чернота. Вязнов напал на меня? А ты? Что ты делала в этот момент? – Александр с трудом продирался к реальности через завесу вертевшихся в голове вопросов.

– Ах, дорогой! Я все-все тебе расскажу! Это была самая жуткая ночь в моей жизни! Нам надо уехать, уехать как можно дальше отсюда! Иначе Роман найдет и убьет меня! Я чувствую – если узнает, что я жива, найдет и убьет! – Белла разрыдалась, и Александр почувствовал себя виноватым.

Конечно, несчастная женщина! Сколько ей пришлось пережить, чтобы спастись самой и спасти его! Белла только что потеряла дочь, хоть и приемную… Сахаров уже не сомневался: любимая все ему расскажет, только чуть позже. Сейчас надо как можно скорее прийти в себя.

– Можно мне еще одну кружку кофе? – Александр окликнул официантку и погладил Беллу по голове. – Не плачь, моя хорошая, мы со всем справимся! Сейчас я сяду за руль, а ты поспи на заднем сиденье. Мы с тобой еще все обсудим. Я отвезу тебя к себе домой.

Через полчаса, когда Белла немного успокоилась и заснула, Александр достал из кармана мобильный и одной рукой набрал сыну сообщение: «Боря, у моей женщины серьезные неприятности. Ты мне нужен. Через день буду дома, в Иркутске, приезжай, как сможешь». Именно это сообщение получил Борис, когда любовался на пепелище.

* * *

Съемная однокомнатная квартира Леонида выглядела словно замороженная во времени: советская стенка, советский ковер, советская посуда в кухонном шкафчике, который, кстати, тоже был частью советского комплекта мебели для кухни. Все старое, видавшее виды, с легким душком пыли и плесени. Очевидно, хозяйка квартиры решила не вкладываться в нее, раз уж тут будут жить совершенно незнакомые ей люди. Но Леня не обращал на это внимания. За те деньги, что у него водились, найти что-то поприличнее сложно. А у этой квартиры есть очень важное преимущество – балкон. Даже не балкон – лоджия. Огромная, на всю кухню и комнату. Летом там можно жить. И вид с девятого этажа шестнадцатиэтажного дома в районе с невысокой застройкой очень неплох.

Леня открыл старый замок обшитой рваным дерматином двери, бросил в коридоре спортивную сумку с вещами и, едва разувшись, рухнул на скрипучий диван. Сонечка деликатно присела рядом на самый краешек.

– Принеси пива, Сонь, – буркнул Леня.

– Лень, ну девять утра… Может…

– Я сказал, что хочу пива!

Девушка вздохнула и пошла на кухню. Хлопнула тяжелая дверь холодильника «Бирюса».

– Лень, давай забудем это все как страшный сон, а?

– Что?! Забудем? Да, Сонечка, такого я от тебя не ожидал… Видимо, ты уже кое-что забыла! Неужели можно взять и отвернуться от того, что на наших глазах рождается, может быть, самый кровожадный и циничный маньяк современности? И только благодаря нам он еще не начал свою кровавую жатву!

– Леня…

– Что – Леня? Он же едва не убил проститутку там, в парке! Разве нет? Он и меня бы убил, я уверен!

– Но он…

– Ты защищаешь его? Ты серьезно? Человек на твоих глазах пытался зарезать другую женщину, пусть и падшую, он же на твоих глазах избил твоего мужчину, а ты его защищаешь?

– Я не…

– Не оправдывайся! Ты… Да кто ты вообще! Как ты можешь!

– Леня, но… – Слова застряли у Сонечки в горле, упреки Лени казались ей страшно несправедливыми, ведь она не пыталась никого защищать, просто хотела с холодной головой разобраться в том, что происходит, понять, почему Сахаров озверел и кинулся с ножом на живого человека. Если раньше ему это было не свойственно, значит, что-то его спровоцировало, но что? Прежде всего надо разобраться, так ей казалось. Однако сейчас все здравые мысли исчезли – стресс, усталость после дороги из города Энска обратно в Москву, крики и обвинения любимого человека сделали свое дело. Сонечка в голос разрыдалась.

Но Леня не замечал ее слез. Он распалялся от собственной злобы:

– Кто эти люди в сгоревшем доме за городом? – кричал он, вскочив с дивана. – Борис же как-то связан со всем этим! Может быть даже, он поджег усадьбу! И таки обагрил руки кровью!

– Он же раньше ничего не поджигал…

– Он и проституток раньше по кустам не резал! Заткнись! Я не могу больше слышать, как ты его выгораживаешь! Заткнись! Заткнись! – Леня влепил девушке звонкую пощечину. – И перестань рыдать! – каменным голосом продолжил он. – Принеси еще пива.

Не понимая, что сейчас произошло, словно зомби, Соня послушно вышла из комнаты за второй бутылкой.

Через минуту на полу рядом с диваном противно затрезвонил старый дисковый телефон.

– Это квартирная хозяйка, – сказал Леня спокойно, словно ничего только что не произошло. – Она всегда звонит на домашний. Я не сниму. Денег нет. Все ушло на эту чертову поездку. Но знаешь что… Деньги будут. Я скачал несколько файлов видеодневников той девчонки, Златы, на хард. Посмотрим, что с их помощью мы сможем вытянуть из Сахарова.

– Но мы же не нашли никакой связи с ним…

– Не важно! – Леня открыл ноутбук и вошел в интернет. На экране мелькнул баннер региональных новостей Энска и окрестностей. Он кликнул на него. – Так-так-так… А вот это уже интересно! Тут пишут, что в пожаре сгорела девочка, это Злата, наверное, и хозяйка дома, то есть Белла. А вот про няню ничего не пишут… У нее же не было документов, помнишь?

Соня молчала.

– Нет, дорогая моя! Судя по записям, эта Белла слишком умна, чтобы просто так взять и сгореть в пожаре, который сама устроила.

– Ты до этого говорил, что Борис устроил. – Соня явно запуталась в Лёниных мыслях.

– Дурочка, это я так, для красного словца, про Бориса сказал. Любой дурак, посмотревший дневники, поймет, что поджечь могла только Белла. А тут пишут, что она сгорела, а вину на себя взял Роман. Поехал крышей, видимо, окончательно.

– И что? – Соня ничего не понимала.

– А то, что если она устроила пожар, то, скорее всего, выжила! А за ее труп приняли как раз труп няни – этой Машки. Очень удачно, что Белла никогда не выпускала ее в деревню и на улице запрещала светиться. Да и похожи они были… наверняка неслучайно!

– А при чем тут Борис? – спросила Соня.

– Не знаю… Он у меня пока не вяжется с этой историей, но мы попробуем связать. Надо рискнуть и предложить ему выкупить у нас эти записи, – ответил Леня.

– Шантаж?

– Конечно! Он, родимый! Молодец, начинаешь включать мозги! – Леня ласково приобнял девушку, и Соня робко улыбнулась ему.

– Может, давай узнаем сперва, что их связывает – Беллу, Злату, Романа и Бориса?

– И как ты это узнаешь?

– Я могу съездить к этому Роману, поговорить, – предложила Соня.

– Ты думаешь, тебя пустят к человеку под следствием? И даже если пустят, с чего это он вдруг именно тебе что-то расскажет? Дурочка.

– Я не знаю, Леня. Но мне кажется, мы сделали ошибку, не расспросив ни о чем местных жителей, когда приехали на пепелище. Мы, конечно, были в шоке, но… В общем, надо попробовать. Глупо шантажировать человека, не зная, важна ли для него эта информация. А если ты попросишь у Сахарова деньги за видео и он скажет, что не заплатит? Ведь связь с ним неочевидна, и он наверняка это понимает. За что ему платить?

– Я не попрусь больше в эти ебеня, чтобы кого-то расспрашивать! И денег нет, – ответил Леня.

– Подожди, давай посчитаем все, что осталось.

Минут пятнадцать они перетряхивали вещи и ощупывали карманы. Кое-как насчитали три тысячи рублей с мелочью.

– Вот и отлично! – обрадовалась Соня. – Мне хватит на самый дешевый билет до Энска, оттуда поймаю попутку до Безымянной деревни и обратно.

* * *

Борис мало что помнил из своего детства в Иркутске. Разве что холодный противный ветер с Ангары, серые дома спального района, где они жили, безликую школу, в которой он держался особняком, ни с кем не общаясь.

После смерти матери в нем самом что-то умерло. Его чувства стали блеклыми, словно холодное, затянутое облаками осеннее небо.

С отцом они никогда не были близки и, надо сказать, ни тот ни другой к этому и не стремились. Александр Сахаров тоже долго отходил от смерти жены и в своем горе совсем не замечал сына. Он нанял ему няню, чтобы она следила за мальчиком, заботилась о нем. Сам же время от времени покупал Борису дорогие подарки, как бы напоминая о своем присутствии в его жизни. Но семьей их назвать было сложно: в большой квартире жили няня и мальчик, на кухне они иногда встречали мужчину, который считался здесь главным.

Когда Борису исполнилось шестнадцать, отец предложил ему пойти вместе на охоту. Борис согласился. Возможность легально убить живое существо – это интересно, это будоражило кровь юноше с рыжими волосами.

Стояла золотая осень.

На удивление погода была безветренной, тихой. Добрались до Байкала, взяли там небольшую лодку, через несколько часов ходу по зеркальной спокойной воде пристали к берегу охотхозяйства. В этих краях водились зайцы, лисы, олени, соболи.

Они шли по узкой тропке к домику местного егеря, и Александр рассказывал сыну:

– Южнее можно и на кабана сходить. Но если тебе охота понравится, я лучше потом возьму проводника, и мы с тобой мотанем на север. Там лоси. А в тундре – дикие северные олени. Но главное, сын, там такая красота! А северных оленей ты вблизи видел?

– Нет, – буркнул Борис.

– О, сын! Они, знаешь, не такие, как в мультиках. У оленя рога – вот такие! – Он показал размер руками. – Когда только отрастают, они мягкие, нежные. Потом становятся твердые, но как будто покрыты шерстью, приятные на ощупь. И нос у оленя такой мягкий-мягкий, шерстяной. Набегается – дышит так тяжело, теплым воздухом в ладонь. Олени трусливые. И чуют заранее свою смерть. Якуты, ханты, ненцы знают, как правильно оленя резать. И деликатес у них такой – свежая оленья кровь. Ее пьют теплой, прям из живого оленя, детям малым дают. В такой крови адреналина много, она на вкус то ли сладкая, то ли соленая, но оторваться невозможно…

Сахаров-старший рассказывал, как однажды попал к коренным ненцам на стойбище. Те как раз резали оленя. Это действо и последующее испитие крови всем семейством, включая двухлетнего мальчишку, произвело на Александра такое сильное впечатление, что он рассказывал сыну об увиденном во всех подробностях: как пахла густая горячая кровь животного, как оставляла на желтых узкоглазых лицах черные пятна, как гасла жизнь во взгляде оленя и как загорались глаза людей.

В какой-то момент Борису показалось, что есть между ним и отцом все-таки что-то близкое, что-то родное. Он смотрел на него, слушал этот жутковатый рассказ и думал, как хотел бы оказаться там, в тундре, с этим семейством и с отцом, хотел бы пить горячую пряную жидкость, вытирая рот рукавом шубы…

Но Александр Сахаров под взглядом сына смутился. Решил, что слишком увлекся рассказом и может напугать, оттолкнуть от себя шестнадцатилетнего мальчика. Он заговорил о какой-то ерунде: об экзаменах, о девчонках, стал неуместно вспоминать молодость, как он веселился до знакомства с матерью Бориса.

Больше Борис его не слушал. Когда отец принял его интерес за страх, он понял раз и навсегда – никогда они близкими людьми не будут.

Что ж, пусть так. Разве у всех детей есть духовная близость с родителями?

Летом, едва окончив школу, Борис напросился со знакомыми экстремалами в поход в тундру, вместе с ними после нескольких суток блужданий нашел кочевую семью ненцев и купил у них оленя. А затем сам попробовал то, о чем слышал несколько лет назад от отца.

Старый шаман, живший с этой семьей, смотрел на Бориса не отрывая глаз. Но подойти решил только в самом конце, когда туристы-экстремалы уже прощались и садились на вездеходы.

– Ты совсем еще мальчик, – сказал шаман, глядя Борису прямо в душу, – но видел такое, чего мальчик видеть не должен. В твоих глазах танец смерти. Будь осторожен.

Когда Борис вернулся после той поездки домой, он долго-долго, может быть, день или два, лежал на кровати, глядя в потолок и проигрывая перед внутренним взором сцену смерти северного оленя. Ему не позволили его резать. У кочующих коренных народов много примет и правил – резать должен был один из них. Но Борис положил руки на сильное, теплое тело зверя и руками слушал, как уходит из него жизнь, как бешено стучит, а затем замедляется сердце… И как прекрасен мир вокруг: пустынные бескрайние поля ягеля, купол неба над головой, юрты ненцев, сами ненцы и даже олень – все было приглушенных серых цветов. И живая черная кровь, горячая, пряная, пьянящая, казалось, светилась. И свечение это было самой жизнью.