Текст книги "Открытый финал не подходит (СИ)"

Автор книги: Анна Неделина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Разумеется, иначе не нашел бы тебя, – подтвердил Ренрих и вдруг добавил со вчерашними интонациями: – И, раз уж я здесь, будь добра…

Я считала, что я была достаточно добра, поэтому нахмурилась. Видно, Ренрих тоже сообразил, что несправедлив, и примолк.

– Ты же автор, – сказал он немного погодя. – Вот и напиши. В чем сложность?

– Да не вовремя ты со своей историей, – протянула я меланхолично. – У меня период острого недостатка вдохновения.

Ренрих уставился на меня, будто подозревал в обмане.

– В смысле?

Тут уже разозлилась я. Вдохнув побольше воздуха, чтобы не вывалить на него сразу какое-нибудь ругательство, я предельно спокойно сообщила:

– Не пишется.

– Вот ведь… действительно, не вовремя, – выдал Ренрих примерно с тем же выражением.

И мы выпили еще чаю.

Ренрих мрачно поинтересовался:

– Ну, и что тебе нужно, чтобы ты, наконец, взялась за работу?

«Да я вообще не собираюсь браться за работу!» – не менее мрачно подумала я, но вслух сообщила:

– Например, дать мне на нее настроиться. А для этого мне нужны тишина и покой.

И я выразительно на него посмотрела.

– А я мешаю, – констатировал Ренрих. – Ну, с этим ничего не поделать. Я не уйду.

– Если ты так боишься филина, я могу с ним поговорить. Я же автор, и это моя реальность, – предложила я. Ренрих вздрогнул.

– Нет! Ведь тогда…

– Он поймет, что ты мне все рассказал? И это будет второе нарушение, – озвучила я выводы из его же собственных слов. Постучал пальцами по столу, глядя в пустую кружку. Отвечать он не собирался. Ну и ладно, ему же хуже: я автор, сейчас как дофантазирую!

– Первое нарушение заключается в том, что ты сам узнал о моем существовании?

Во взгляде Ренриха мелькнуло торжество. Похоже, я не угадала, и этим его порадовала. Во мне всколыхнулась досада. Подумаешь! Мне, может, вообще неинтересно разбираться с его проблемой.

– Ладно, сиди уж, – проворчала я. – Расскажи хоть о себе. Техническое задание огласи, раз уж собираешься нанять меня…

– Техническое задание? – Ренрих на мгновение впал в ступор.

– Ну да, – попыталась я его растормошить. – Чего-то же ты ждешь от этой суперистории с тобой в главной роли. Не стесняйся, заказывай. А там уж посмотрим, как быстро я смогу тебе помочь…

Во взгляде Ренриха мелькнула даже не злость – настоящая ярость. Да он никак решил, что я над ним издеваюсь? Ну, милый, терпи! Я понимаю, что интонации имеют значение. Но, в конце концов, не я это начала…

Ренрих с заметным трудом справился с собой и сделал вид, будто его мои слова нисколечко не тронули.

– Удивляюсь, как ты вообще смогла сотворить хоть один живой мир. Хотя откуда мне знать, может, наш был единственным.

Фи, подленько играем! Это что, попытка задеть в ответ? Уверена, мне удалось сохранить лицо куда лучше. Но приходилось признать: Ренрих все же достиг цели. Мне стало обидно. Подумаешь, нашелся знаток! И ведь я же еще ему помочь пытаюсь. А что в ответ?

– Мне казалось, любой автор умеет слушать и отличается наблюдательностью, – добавил Ренрих. – Я тебе сказал уже, что персонаж не может знать о сюжете. И мои ожидания тут роли не играют. Потому что сюжет должна придумать ты и не из пальца высосать, а с душой это сделать.

– Да нууу? – язвительно протянула я.

– Иначе книга выйдет мертвой, – заявил этит тип, по-прежнему созерцая чашку. Вы слышали, да? После нашего двухдневного (или точнее – двухночного) общения у меня о нем от души только ругательства рождались. А тут – сюжет, понимаете ли!

– И все это – за две недели, – протянула я.

– Ну, напиши не роман. Хотя бы рассказ для начала! – выпалил он.

– Для начала?! – взвилась я.

– Исправь то, что сделала!

– Да с какой стати?! Я вообще до сих пор не понимаю, что тебя не устраивает! Сам сказал: мир теперь от автора не зависит, персонажи в нем самостоятельные. Живи – не хочу!

– Вот я и не хочу!

Мы в очередной раз уставились друг на друга.

– Котлетка, – мстительно добавил он. – Просто пойми, что я отсюда никуда не денусь, пока ты не напишешь этот клятый текст. Давай не будем ссориться, а?

Это он мне предлагает! Нормально!

– Давай. Тогда первое условие: без дурацких прозвищ.

– Эй-эй, какие могут быть между друзьями условия?

– Мы только не ссориться договорились – и уже друзья?!

Я осеклась. Ренрих улыбался, наблюдая за мной. Однако, заметив, что я смотрю прямо на него, сначала напрягся, а потом усмехнулся и пояснил:

– Ты так забавно морщишься, когда возмущена.

Ага, то есть: если кому-то должно быть неловко, пусть это буду я? Я выгнула бровь.

– На кошку похожа, – добавил Ренрих.

– На кошку? – вырвалось у меня.

Мужчина вдруг нахмурился.

– Мы отвлеклись. Получается, у тебя какие-то проблемы с творчеством?

– Неписец, – пояснила я доходчиво. Ренрих поперхнулся чаем, который не вовремя решил поискать на дне кружки. Чуть эту самую кружку себе на нос не надел. Настала моя очередь улыбаться.

– Так что тебе нужно? Заплатить? – уточнил Ренрих. Я покачала головой. Хотя было интересно, какой-такой валютой собирается расплачиваться со мной книжный персонаж в вымышленной реальности.

– Для начала можно хотя бы не мешать мне думать.

– И сколько тебе для этого понадобится времени?

– Откуда мне знать? Ты сказал, тебе нужна настоящая история. Их из пальца не высасывают, чтобы ты знал.

Ренрих скрипнул зубами.

– Напоминаю, что у тебя на все про все – две недели.

– А как же «между друзьями не может быть условий»? – едко уточнила я.

– Да уж, дружбой тут и правда не пахнет, – отозвался Ренрих и снова у него появилось это настораживающее выражение лица.

– К чему вообще такая спешка? – спросила я. – Тебе нужно вернуться в твой мир?

– Благодаря тебе это не совсем мой мир, – сообщил мужчина и патетично добавил: – Он меня отвергает.

– И в чем это проявляется? – спросила я.

Ренрих подозрительно уставился на меня.

– В твоем вопросе слышен скепсис. Думаешь, я тебя обманываю?

– Думаю, ты переоцениваешь степень серьезности своего положения, – медленно проговорила я. Ренрих уставился на меня тяжелым взглядом человека, который усиленно размышляет, стоит ли еще терпеть или уже пора применить какие-то радикальные действия. Пока он не додумался до какой-нибудь гадости, я подняла руки ладонями вверх, показывая, что вовсе не собиралась его задеть. Пояснила:

– Я просто не понимаю. Ты сказал, что мир книги стал самостоятельным. Что-то пошло не так? Рона таки поперли с работы?

– Да что с ним будет? – поморщился Ренрих. – Служит, насколько мне известно.

Рада – это планета, на которой происходили основные события в «Злых небесах». Рон работа в местной полиции, но так уж получилось, что у него были зачатки пси-способностей, телепатии, в общем. Потому поначалу у него была куча проблем. И кстати, лучший друг у него в действующей версии книги был. Дружили они не с детства, а со времени учебы в академии. Никакой не Ренрих. Не удивительно, что книга у меня ассоциировалась с главными героями. Так что я первым делом подумала именно о том, что беда могла приключиться у Рона.

Ренрих недовольно добавил:

– Можно подумать, на нем свет клином сошелся. Он – всего лишь герой одной книги.

– Книг могло быть две.

– Это уже проблемы Рона, а не мои!

– Тогда я не понимаю еще больше, – заметила я. – Судя по всему, ты ценишь самостоятельность. А вот к возможности оказаться персонажем книжного сюжета относишься скептически. Но при этом настаиваешь, чтобы книгу о тебе я все же написала. Так в чем подвох?

Ренрих потер переносицу. Признаваться явно не собирался. Но версию все же выдал:

– Может, я хочу, чтобы ты просто исправила несправедливость?

– А! Так это все же амбиции, – я не поверила до конца, но немного успокоилась. Какое-то нехорошее было предчувствие. Особенно после того, как я увидела Ренриха там, у камина. Ну, может, во сне книжные персонажи все выглядят немного прозрачными? Снижают затраты энергии или еще что…

Бред, конечно. Ладно, копнем с другого бока.

– Ты сказал, мир тебя не принимает… это как-то проявляется?

– Если бы это никак не проявлялось, меня бы здесь не было, – отозвался Ренрих и, поколебавшись, все же начал рассказывать: – Я всегда чувствовал себя не на своем месте. Иногда начинало казаться, будто мир вокруг – плоский. Или черно-белый. В общем, не такой, как всем кажется. Люди меня сторонились. Будто клеймо на мне какое-то. Теперь-то я понимаю, конечно. Отрицательный герой, противник главного… Рон, конечно, пупом мира быть перестал, но флер главного героя еще действует. У парня куча поклонников. Даже если бы Рон ничего не делал, люди просили бы у него автограф.

– Так ведь он, как ни крути, предотвратил межпланетный конфликт, – напомнила я.

– Я и говорю – кругом молодец. Зазнайка он, кстати, жуткий. Но, по крайней мере, в последнее время стал реже вспоминать свои боевые подвиги. А то я их уже наизусть помню. Эх! – внезапно взяв на пару тонов ниже, пробасил Ренрих, явно передразнивая Рона. – Мы бы с тобой весь космос на уши поставили, если бы нас на Раду не сослали… Вот думаю – надо бы биографию его написать, пока никто не сообразил. Перехватят идею и уйдут легкие денежки!

– Вы общаетесь? – спросила я осторожно.

– Почему нет? Ты же меня из книги вычеркнула. Он не помнит, что я его предал, потому что в этом мире ничего такого и не случалось. Честно говоря, я и сам подробностей не знал. Хотя раздражал он меня всегда жутко. Эти еще его галстуки! Бррр!

Я невольно улыбнулась.

– Зачем же ты поддерживал с ним отношения, раз он такой неприятный тип?

– Да потому что других друзей у меня нет. И Рон меня, по крайней мере, не забывает на следующий день.

– В смысле?

Ренрих помолчал, глядя в сторону окна. Мне показалось, он борется с собой.

– В общем, конечно, это произошло не сразу. Меня перевели в планетарную полицию, я какое-то время бесился. Но что бы я ни делал, через пару дней все забывалось. Как будто и не было ничего. Сослуживцы меня сторонились, будто не могли вспомнить, кто я есть. Даже после того, как я устроил драку в столовой. Специально, конечно. И после того, как выкинул ноутбук из окна своего кабинета. Назавтра день начальство еще ходило хмурое, а спустя три дня мне передали новый девайс и гарнитуру. А старые, оказывается, списали. Вышли из строя. Еще бы, с восьмого этажа грохнуться… – Ренрих зло хмыкнул. – Дальше – хуже. Люди стали смотреть на меня, как на пустое место. Не сталкивались, конечно, но словно удивлялись, когда обнаруживали, что я стою прямо перед ними. Потом стали забывать, как меня зовут. В базе мои данные были, но люди… Дико раздражало все это. Были в моем положении и плюсы. Я начал замечать за людьми то, что они старались скрыть. Просто при мне они почему-то не считали нужным соблюдать осторожность. Будто в этом не было необходимости. Ну, ладно, люди. Но технику не обманешь, так мне казалось. Но как-то раз… в общем, я подал жалобу на одного типа из руководства… Не важно. Делу дали ход, его сняли с должности. Меня даже не вызвали свидетельствовать. Оказалось, мой рапорт стал анонимкой. Отследить, откуда она появилась, не вышло. И через некоторое время она попросту пропала среди документов. Даже в базе не нашли. Да никто и не искал, все были уверены, что Кранц… ну, тот тип, сам во всем признался.

Ну да, можно было бы подумать, что дело просто решили прикрыть, пока за одним руководителем не потянулись и другие. Вот о чем я подумала. Ренрих наблюдал за мной. На лице его появилась кривая улыбка.

– С Кранцем я потом общался. Он даже не вспомнил моего имени. Мы пива выпили.

– И ты… не сразу связал это с книгой? – спросила я осторожно. Рассказ Ренриха звучал… бредово. Подозреваю, врачи их фантастической психушки из мира будущего с удовольствием пообщались бы с таким интересным пациентом. Но если допустить, что все происходило так, как рассказывал Ренрих, то… А знаете, мне кажется, некоторые люди так и живут: незаметными, и коллеги по работе забывают временами их имена. Но для Ренриха все стало слишком утрированным. До такой степени, что нельзя было бы списать только на скверных характер и нежелание связываться с подобным типом.

– Разумеется, начал я с посттравматического синдрома и белой горячки, – съязвил Ренрих. – Последней каплей стало то, что меня забыл Рон.

– А он не забывал? – заинтересовалась я. Понятно, почему Ренрих, будучи невысокого мнения о главном герое моей книги, все же водил с ним дружбу. Просто Рон его узнавал.

– Ну, он, по крайней мере, сквозь меня не смотрел при встрече, – пожал плечами Ренрих. – Довольно долго.

– Почему?

– Слушай, ты точно сама книгу написала? Ну, просто с воображением у тебя явный напряг. И причинно-следственные связи ты выстраиваешь фигово!

– И не надейся, другого автора у тебя нет! – обиделась я. – Одно дело свою сюжетную линию продумывать и раскидывать по главам подсказки и зацепки для читателя, совсем другое – самому искать такие подсказки в чужом тексте!

– Ну да, ну да, – протянул Ренрих, и мне стало еще обидней. Ну, тролль же, в чистом виде, а я ему и ответить не могу. Потому что жалко этого паршивца! Отрицательный, чтоб ему икалось, герой, выдержал паузу, наблюдая, как я медленно закипаю, но потом все же смилостивился и объяснил:

– Рон не забывал меня, потому что он – практически единственный персонаж, с которым мы были связаны еще по старой книге. А остальные начали меня забывать после того, как ты завершила книгу. Чем больше креп мир, тем слабее становилась моя в нем позиция.

– Ага, проще пареной репы, – пробормотала я.

– Чего? – озадачился Ренрих и я мстительно не стала вдаваться в подробности. Пусть тоже помучается.

– Слушай, ну… неужели у тебя не было близких людей? Родственников, девушки… не могли же тебя вот совсем все взять и забыть.

– Родственников не осталось, – отрезал Ренрих. – А девушки… были, конечно. Только ни одна надолго не задерживалась. Восемьдесят процентов несовместимости – меньше обычно результат из тест-центра не приходил.

Это в их продвинутом обществе будущего система прогнозирования успешности браков существует. Проводится серия тестов – психологических и медицинских. Определяют все – от наследственных болезней до процентов совпадения жизненных интересов. Такие тесты обязательными не являются, конечно, и результаты их не влекут за собой запрета на брак или чего-то такого. Просто большинство результатам прогнозирования доверяет. И вот чтобы прямо вообще не найти родственную душу…

– А ты… хорошо искал? – не удержалась я.

– С увлечением, – сообщил Ренрих. – Только дело-то не в тестах.

Наверное, во взгляде моем проскользнуло сомнение. Ренрих вдруг насупился и замкнулся, откинувшись на спинку стула.

– А как ты узнал, что твой мир появился из книги? – спросила я.

– Повезло, – уклончиво ответил мужчина. Так, похоже, источники информации под строжайшим секретом. А я-то уже представила себе, как Ренрих – словно монах с гравюры, заглянувший за край земли – высовывается за предел своего фантастического мира и видит там лист с оглавлением книги.

– Поначалу я пытался сам во всем разобраться, – признался Ренрих. – А потом не выдержал и пошел к Рону. Бывает же такое. Привык все дела решать сам, и вот… Пришлось рассказать.

Интересно, зачем? Чтобы уговорить идти ко мне вдвоем?

Признаться, я бы не отказалась взглянуть на главного героя своей книги. И без разницы, что Ренрих о нем отзывается не слишком лестно. Ренрих, если подумать, всем недоволен. Может, это тоже побочный эффект его «несоответствия» реальности? Реальностям…

– И что, – уточнила я, – он тебе поверил?

– А то ты Рона не знаешь! Разумеется, нет. И пока я пытался его убедить, появились наблюдатели.

– А они-то как узнали?

– Ну… мои действия вносили изменения в реальность. Точнее, почти начали вносить. Нарушали укрепление мира, как-то так. А это строго запрещено. Рассказывать о том, что мир родился из книги. И узнавать об этом – тоже преступление.

Вот молодец! Мало того что сам правила нарушил, так еще и Рона втянул.

Наверное, у Ренриха действительно не оставалось другого выхода.

Или ему было наплевать, что станет с его единственным другом. Да уж!

– И какое наказание? – забеспокоилась я. Ренриха-то я вижу, а Рон где? Что эти странные наблюдатели сотворили с моим главным героем?! А я еще хотела филина молочком поить… уж и не знаю, может, пора идти, перья ему выщипывать?

– Ничего такого. Стерли твоему Рону воспоминания о нашем с ним разговоре, – пренебрежительно отмахнулся Ренрих. – Он даже не возражал.

– Почему тогда тебе не стерли?

– А зачем? Я же все равно «неуместный персонаж». Не вписывался в реальность… впаяли предупреждение, – Ренрих поморщился и непроизвольно потер левое плечо. У меня сложилось впечатление, что про «впаяли» он не фигурально выражался. А вдруг он после этой карательной «пайки» такой… полупрозрачный до сих пор?!

– Вот так просто? – дотошно уточнила я.

Ренрих вздохнул: мол, опять отвлекаешься на всякую ерунду.

– У меня был выбор: стирание памяти или депортация. Как видишь, я выбрал второе.

– То есть, тебя депортировали, – проговорила я, – и вернуться обратно в мир книги ты уже не можешь?

– Не беспокойся, в твоем доме я тоже не задержусь дольше, чем нужно. Как только напишешь книгу – сразу уйду! – буркнул Ренрих.

– Куда? – спросила я.

– Не твоя забота. Думаешь, я один такой? Будь авторы повнимательней, наблюдатели не появились бы.

– А откуда они появились?

– Ты что, о них книгу писать собралась?! – внезапно взбеленился мужчина. Видно, вспомнил, что он отрицательный герой.

– Я пока вообще ничего писать не собиралась, – заметила я. Нет, ну, правда, то, что мне его жалко вовсе не дает ему права вести себя по-идиотски.

Ренрих смотрел на меня звериным взглядом. Не поймешь, то ли бросится, то ли уйдет восвояси.

– Не стоило и пытаться, – заключил, наконец, мужчина с презрением в голосе и откинулся на спинку стула. – Терпеть тебя теперь…

– Не терпи, – раздраженно бросила я.

– Ты вообще хоть что-то из сказанного мной услышала? – процедил Ренрих, сжимая кулаки.

– Да поняла я, что у тебя здесь политическое убежище. Хотя не поняла – почему! Но если тебе вдруг в хижине разонравилось – прекрасно, я могу пойти и попросить наблюдателя тебя пропустить. Вали куда хочешь!

Я собиралась добавить, что, раз уж он депортирован, то, наверное, идти-то ему больше и некуда. Но смолчала.

– Ну, иди, – процедил Ренрих. – Не терпится от меня избавится, так давай!

Я фыркнула.

– И ты еще удивляешься, что мне твое общество неприятно? Завалился без приглашения, сразу начал угрожать…

Ренрих шутливо поклонился.

– Приношу госпоже автору извинения за то, что потревожил ее драгоценный покой и спугнул вдохновение… О, точно! Нет ведь никакого вдохновения.

– Вообще-то, я пытаюсь тебе помочь!

– Оно и видно! Ты постоянно отвлекаешься! Только время тянешь! – Ренрих грохнул кулаком по столу. Это было так неожиданно: вот мы беседуем, может, не так уж спокойно и добродушно, но, по крайней мере, довольно мирно, а вот вдруг – Ренрих уже орет. Он сделал движение, будто намеревался вскочить со стула и потянулся ко мне. Я отшатнулась, едва не упав на пол.

На столе перед Ренрихом с хлопком возник дымоватый кот, выгнулся коромыслом и предупреждающе зашипел. Отрицательный герой разом успокоился, даже хмыкнул с напускным добродушием. Но взгляд остался колючим, неприятным.

Я поднялась из-за стола. Хватит с меня этих внезапных приступов и общей непонятности. Ренрих от меня что-то скрывает, а я должна по какой-то причине с ходу ему поверить. А ведь и есть наблюдатель! Так почему бы не поговорить с ним? Филин, конечно, не пытался перейти на человеческий язык, но ведь это, скорее всего, потому что я не должна была бы знать о том, что он – существо крайне разумное и даже наделенное полномочиями…

Я развернулась к Ренриху спиной и пошла к выходу.

– Давай, давай, – бросил мужчина. – Беги, жалуйся!

А вот это было обидно. Ведь именно жаловаться я и не собиралась. Даже не подумала о том, что можно же… ну, не знаю: просто попросить избавить меня от нежелательного гостя. Но Ренрих рассудил иначе. Я даже не обернулась. Пусть ворчит, его дело.

Молча вышла в коридор.

За спиной воцарилась тишина. Какая-то тягучая, неприятная, как ноющая зубная боль.

Я остановилась. Оглянулась.

Ренрих сидел, положив локти на столешницу, уперся лбом в сжатые кулаки. Дымокот, спрыгнув со стола, подозрительно обнюхивал босую ступню отрицательного героя.

Я медленно пошла обратно на кухню, приблизилась к Ренриху. Он поднял голову, посмотрел на меня почти удивленно: мол, не ожидал, что я все еще не бегу к наблюдателю.

– Тебе влетит, если я начну задавать вопросы?

Он ведь упоминал, что рассказывать кому-то о существовании придуманных миров – нарушение. Пусть Ренрих говорил об этом с автором… вдруг это тоже зачтется ему в число просчетов?

И что еще, кроме депортации, наблюдатели могут вменить несознательному персонажу, который продолжает мутить воду? Я повела плечами.

– Какая разница? – напуганным перспективой скорой кары Ренрих не выглядел. Значит, все не так страшно, как мне на мгновение показалось?

Хотя с ним ведь ничего не поймешь!

– Слушай, я совершенно не собиралась с тобой ссориться, – сказала я. Садиться за стол не стала. А ну как у Ренриха новый приступ ярости будет? Спасибо, уже насмотрелась. – И помочь тебе я хочу. Только пока не знаю – как. Потому и задаю вопросы. Настраиваюсь. Если тебе требуется настоящая история, мне просто нужно тебя понять. А раз я не помню, какую историю хотела написать, нужно что-то совершенно новое. Или ты хочешь в фэнтези вернуться?

– Еще не хватало мечом махать и с эльфами драться.

– Зато из тебя мог бы неплохой темный властелин получиться. Нервный немного, но…

На губах Ренриха заиграла улыбка. А ведь мне нравится, когда он улыбается, осознала я внезапно.

Ладно, Ренрих-Шменрих, ты напросился.

Помогу чем смогу.

Только потом не жалуйся.

Я уже хотела высказать ему свои соображения, но тут дымокот протяжно мявкнул, перед глазами у меня поплыло.

И я проснулась.

***

Два дня я ходила, не замечая никого вокруг, сосредоточенная на собственных мыслях. Сюжет часто рождается из мелочей, и я прислушивалась к себе: не появилась ли эта самая мелочь, не пропустила ли я ее.

Представить Ренриха именно персонажем никак не удавалось. Я никогда не писала книги о реальных людях, хотя нередко наделяла персонажей чертами характера знакомых. Удивительно: куда легче было поверить, что Ренрих – обычный человек. Несмотря на обстоятельства нашей встречи и его рассказ о Роне и всем прочем, несмотря на все эти его пафосные фразы и попытки сыпать эпитетами через предложение…

Может быть, явись с ним Рон, действительно было бы проще. Мне кажется, Рона бы я узнала, даже если бы он ничего не объяснял. Просто поняла, что вот он стоит, персонаж моей собственной книги.

С чего же начать… начать с чего? Что там с этим его наблюдателем? Филин, хм… дурь какая-то, и почему я вот так сразу взяла да поверила? Бывают же телефонные мошенники, может, это – мошенник книжный. Хм, приду как-нибудь к избушке, а там уже замки поменяли и вместо дымокота – стигийский пес на цепи. От этих мыслей становилось смешно.

В воскресенье Ваня заявился собственной персоной. Извинился за настойчивость.

– Ну, тебя же они не интересуют, просто не обратила внимание, что убрала, – сказал он мне на очередное заверение, что я не держу в заложниках его злосчастные модели. Пришлось разрешить ему осмотреться. Ваня долго ходил возле открытой кладовки и вздыхал. Наверное, тоже понимал, что тамошний хаос нельзя шевелить, иначе случится непоправимое. Может, надеялся, что коробки начну разбирать я. Я предпочла пойти на кухню и заварить себе черного чая с сушеной мелиссой.

– Чай будешь? – спросила я, когда Ваня признал поражение и смирился с утратой истребителей.

– Ну, давай.

Я налила чаю и ему.

– Поесть у тебя ничего нет?

– Извини.

– Как ты будешь жить-то? – сочувственно протянул бывший.

– Уж как-нибудь, – хмыкнула я. – Кстати, Вань, а вы когда с Валей встречались?

Вообще, я иногда крайне косноязычна. Живая речь – это ведь не книжный текст. Сказал, не подумав, а потом извиняешься. Или уточняешь еще минуты две.

В этот раз я ничего уточнить не успела. Иван брякнул чашку на стол и уставился на меня. Спросил недовольно:

– Что она тебе еще наговорила?

– Да так, – уклончиво ответила я, пытаясь сообразить, что может означать вот это его внезапное раздражение вкупе с легким чувством паники в глазах.

– Твоя сестра, между прочим, сама на меня вешалась, – сообщил Ваня.

– Прямо вешалась? – на удивление безучастно спросила я.

Он долго на меня смотрел. Потом сказал:

– Знаешь, такое безразличие всегда вызывало вопросы. Я чувствовал себя персонажем одной из этих твоих книжек. Захотела – вспомнила, не захотела – валяйся на полке.

Мой взгляд почему-то прикипел к его чашке. В лицо как-то даже не хотелось смотреть. Не шутит же… надо же, глупость какая.

Будто это я сама в книге оказалась. Может, проверить? Ерунда такая получается. Кажется, по драматизму Ваня решил переплюнуть Ренриха.

– Ясно, – ответила я, наконец.

Ваня стушевался и начал суетиться. Вспомнил о каких-то важных делах и сбежал. На столе осталась кружка с чаем, который он не допил. Я задумчиво взялась двумя пальцами за фарфоровую ручку. На боку кружки был нарисован улыбающийся кот, оптимистично обещая: «Жизнь наладится!»

Я пошла к окну и вылила оставшийся чай в горшок с кактусом.

– Будешь Ваней, – сообщила колючему. Кактусово мнение по поводу внезапных жизненных перемен меня не интересовали.

***

В хижине пахло хвоей и свежеприготовленной едой.

Ренрих стоял у плиты. Свитер свой он снял, оставшись в рубашке. Зато повязал фартук. Черно-белый, с широкой оборкой в горошек. На плите стояла чугунная сковорода, на которой жарилась картошка. Возле плиты на столешнице виднелась горка мелко нашинкованного лука и блестящее мытой скорлупой яйцо. Ренрих взял лопатку и помешал содержимое сковороды…

Я остановилась на пороге кухни, прислонившись плечом к косяку, разглядывая творящееся безобразие. А в прошлый раз говорил: твое, не притронусь. Голод, конечно, не тетка. Но фартук – явный перебор.

Ренрих, собрал лук в ладони, высыпал на золотистые кубики картофеля, посолил, поперчил… от души так, половину банки вытряхнул, не меньше. Может, это он покушение готовит? На одного автора, который два дня в хижине не появлялся…

Дымокот приветственно сверкнул глазом с подоконника. Встречать меня он не вышел. Вроде как наблюдал за процессом готовки и не мог оставить пост. Вдруг Ренрих и правда что-нибудь замыслил!

Ренрих разбил яйцо в миску, туда же налил молока.

– Так и будешь у двери топтаться? – спросил он, не оборачиваясь.

– Э… ну, я… – всерьез задумалась я над своими планами. Ренрих, наконец, оглянулся. Взгляд у него был совсем другой. Уверенности, что ли, прибавилось. Хотя филин все так же сидел заснеженным комком на заборе.

– А что, собственно, происходит? – уточнила я, подходя ближе.

– Вилку дай, – вместо ответа подбросил интригу Ренрих. Я достала из выдвижного шкафа вилку, протянула ее мужчине. Он благодарно что-то угукнул в ответ. Потом принялся методично взбивать яйцо с молоком. Еще поперчил, залил картошку. Мой желудок нервно высказался в том смысле, что пахнет-то вкусно, но как этот перец с картошкой переваривать?

– Жарочный шкаф, – сказали мне.

– Чего? – я не сразу поняла, что он имеет ввиду духовку.

– Открывай, – Ренрих подхватил сковороду прихваткой за край.

Я поспешно распахнула духовку и Ренрих отправил туда свою ношу. Удовлетворенно кивнул.

– Как думаешь, сколько времени нужно, чтобы запеклось? – спросил мужчина.

– А ты не знаешь?

– Откуда?!

– Ты так уверенно готовил, что я решила…

– В книге все доступно написано. Только последний этап какой-то размытый. Запеките и все.

– В какой книге?

Ренрих кивнул головой. Я оглянулась и только теперь увидела раскрытую книгу большого формата. Странно, что она раньше не попалась мне на глаза.

– Рецепт номер шестьсот девяносто девять, – подсказал Ренрих. – Картофель, запеченный с яйцом.

Я закрыла книгу, рассматривая светло-зеленую обложку с выгравированной золотистой надписью «Кулинария» в вычурной рамке. Ниже была выдавлена цифра «1960». Да эта книга старше меня!

– Я чай на еловых ветках заварил, – добавил Ренрих, видимо, чтобы окончательно меня добить.

А ведь для выпускника продвинутой технологической эпохи он неплохо справляется с… хм, примитивным существованием. Печку вот освоил, догадался еловые ветки в чай запихать. Картошку запек по рецепту… интересно, он наугад книгу открыл или всю прочел? Для ознакомления, так сказать, с малознакомой областью знания…

– Откуда ветки взял? – деловито спросила я.

Ренрих указал большим пальцем через плечо в сторону окна. Ага, выходил из хижины, значит. Заливал-то, что не может!

– Наблюдатель все еще там, – заметила я.

– А я за ограду не выходил, – пояснил мужчина.

– Понятненько, – протянула я, хотя ничего мне было не понятненько. – Так что это?

– Благодарность, – поразмыслив, решил Ренрих.

– Вот как?

– По крайней мере, предполагалась именно она. Просто… ты права, я вел себя неподобающе.

Настроение было все еще пакостное, хотя постепенно мрак рассеивался. Невозможно злиться, когда так пахнет едой и так тепло… Поэтому первый порыв съязвить быстро угас. Я просто промолчала.

А Ренрих продолжил:

– Я понял, что был неправ. Подумал, что надо хоть как-то отблагодарить. Решил начать с малого… Есть будешь?

– Спрашиваешь!

Между нами не было натянутости. И тишина вовсе не казалась тягостной. Ну, то есть, как тишина? Ренрих уплетал собственноручно приготовленную еду так, что за ушами трещало. Я невольно усмехнулась. А потом спросила:

– Откуда знаешь, как обращаться с плитой?

– Видел как-то похожий агрегат в ретрофильме. Там интерфейс был попродуманней… Наверное, какая-то более поздняя версия.

Интерфейс ему! Ох уж эти жители фантастического будущего!

– То есть, ты решил, что остаешься здесь? – осторожно спросила я.

– Деваться все равно некуда, – заметил он. Вот так, Вика. А тебя просто в известность поставили. Если ты все еще сомневалась.

Я вздохнула. Если Ренрих и намеревался извиниться, то определенно решил ограничиться программой-минимум.

Впрочем, гнать его за порог я не собиралась. И дело не в сытой ленивости. Все же персонаж, какой-никакой. А мы в ответе за тех, кого… хм, придумали. Наверное.

***

Следует признать, Ренрих действительно стал вести себя… разумней. Не торопил, не раздражался. Мы перешли в гостиную и сели у камина.

– У тебя здесь нет никаких средств связи, – заметил Ренрих.

– А зачем тебе? – спросила я. – Хочешь с кем-то связаться?

– Просто удивлен. В наше время люди просто не могут без техники, обеспечивающей нормальный уровень жизни. Особенно женщины. А у тебя тут – дрова, воду нужно со двора таскать, душевой кабинки нет.