Текст книги "Открытый финал не подходит (СИ)"

Автор книги: Анна Неделина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Баня есть на заднем дворе.

– Это та, у которой дверь почти оторвана? Как я понимаю, ты ею не пользовалась. Подглядывать тут, конечно, некому, но сквозняки…

– Я же сюда не в бане париться прихожу.

– А зачем? – заинтересовался Ренрих.

Я пожала плечами.

– За вдохновением. Когда совсем туго с ним становится.

– Эти унылые стены тебя вдохновляют?

– Что ты понимаешь! Здесь тихо и ничего не отвлекает от работы. Есть все, что мне нужно, чтобы сосредоточиться на книге. А еще – здесь уютно.

– Я думал, женщине одной в лесу должно быть как минимум страшновато.

– Во-первых, я в лес особо и не ходила. А во-вторых – в этом доме много такого, что напоминает мне о маме. Посуда, обои на стенах. Это детали, которые попали в мои книги благодаря маме.

Ренрих не усмехнулся, он скорее был заинтересован и смотрел выжидающе.

– Мама много всего собирала. Эту привычку она переняла от бабушки. У нас хранились самые разные вещи, порой совершенно бесполезные. У нас была даже маленькая коллекция чайных ложечек. И мама знала, в каком году купила каждую из них. Папа ворчал на нее – мол, зачем тебе вся эта ерунда. А мама говорила, что я должна хоть немного представлять, в каких условиях жили ее родители. В детстве я любила рассматривать предметы. Некоторые из них имели свою историю. О том, как попали к маме или бабушке. Или это была какая-то традиция, которая с ними связана. Вот я и придумывала истории для остальных вещей, чтобы им не было обидно. А потом мама отдала все старье, даже коллекцию билетов на автобус, в школьный музей. Я так хорошо их запомнила, что они как-то сами собой начали проникать в мои книги. А оттуда, видимо, в хижину.

Ренрих задумчиво посмотрел на ложечку, которой помешивал мед в чае.

– Выходит, – произнес он, – ты сидишь в этой чаще не потому, что боишься людей?

– С чего ты такое взял?!

– Человек, который вместо того, чтобы жить своей жизнью, придумывает чужие, должен быть… немного ненормален, – выдал отрицательный герой свою точку зрения. Весьма своеобразную, следует заметить. – Воспоминания создают для тебя комфортные условия. И они же вдохновляют.

– Ну… в какой-то мере, – признала я.

– А что за закрытой дверью? – спросил мужчина, указывая пальцем на подпол. Там, на самом деле, был полноценный подвал. Который действительно был заперт.

– Зачем ты туда полез? – поинтересовалась я.

– Душ искал, – признался Ренрих. – И решил, что ничего хорошего там быть не может.

– Конечно, – со всей серьезностью подтвердила я. – Просто я автор – Синяя Борода. А в подвале я запираю персонажей, которые слишком много знают!

Ренрих усмехнулся.

– Вообще-то, ни о чем таком я даже не думал. Врешь ты все! Так что там?

– Мой писательский архив. Рабочие материалы. Ну, знаешь, разные заметки, зарисовки, цитаты, вырезки из статей. Что-то вроде набросков, которые делают художники, чтобы потренироваться. Скетчи.

– Целая комната?

Я кивнула.

– В реальности они, конечно, выглядят несколько иначе. Я просто храню в папке с черновиками дополнительные сведения или сохраняю ссылки на нужные ресурсы. В книгах делаю закладки… В общем, пока работаю над книгой – храню поближе нужную литературу.

– Погоди-погоди, – усомнился Ренрих. – Я так понял, что ты развлекательную литературу пишешь. Романы о том, чего на самом деле не бывает.

– Это же не значит, что я совершенно не готовлюсь! – возмутилась я.

Ренрих подпер щеку кулаком и взглянул на меня с откровенным сомнением. Вроде как вызов бросил.

– Честно сказать, когда я прочел твою книгу о нашем мире, очень удивился, – Ренрих едва заметно поморщился, произнеся это «нашем мире»; видимо, согласие на депортацию далось ему не без труда. – Ты уж извини, но описания у тебя так себе. Особенно те, что не касаются тонкой внутренней организации отважного Рона и красоты тех девиц, которые им восхищаются.

– Эй! – возмутилась я. – Там много деталей! И приключения есть!

– Вот я и говорю: как из такой невнятной книги получился такой упорядоченный мир. Долго же ему пришлось… ладно-ладно, не пыхти, признаю, есть в книге приключения!

Я погрозила ему пальцем.

– Вот то-то же! Разумеется, у меня получается гораздо больше материала, в книгу входит далеко не все. Тут важно, чтобы читателю было интересно!

– Тогда зачем? Ты ведь могла ограничиться…

– Но я должна знать, как функционирует мой мир! Не досконально, конечно.

– Да уж, я понял. В риммейль-двигателях ты совершенно ничего не смыслишь!

– Но ведь работают? – уточнила я, не сомневаясь в ответе.

– Работают-работают!

– А почему мы обсуждаем меня? – спросила я, слегка раздраженная его претензиями. Хотя в глубине души я понимала, что для Ренриха, может, мое существование, также странно, как и для меня – его собственное. Поэтому вопросы сами собой возникают…

– Потому что я не могу рассказывать тебе о себе. Особенно то, чего нет в книге. А в книге обо мне, как ты помнишь, три абзаца. В прологе, разумеется, было больше, но я тебе почти все выложил. Есть опасность, что скажу лишнее. А для меня это… нежелательно. К тому же, история может не получиться. Ты говорила, что у тебя нет вдохновения. Значит, я просто помогу его вернуть.

Действительно, просто. Подумаешь, вдохновение – ерунда полная! У меня аж глаз начал дергаться. Хотя, казалось бы, ну, что такого Ренрих сказал?

– А ты только под вдохновение пишешь? – не замечая моего состояния, поинтересовался этот отр-рицательный герой.

– Почему, не только. Основная часть работы над книгой – это именно работа. Сидишь, переставляешь фразы, следишь, чтобы все детали были на месте. Но для этого нужно хотя бы начать. Тем более что тебе подавай «настоящую историю».

– Ты все-таки иногда слушаешь, – хмыкнул Ренрих и вдруг спросил: – Я тебя так сильно напугал в прошлый раз?

– С чего ты взял? – нет, правда, вот это вопросики! После того, как я его не выгнала и разделила с ним, так сказать, картошку мира.

– Ты какая-то зажатая. Даже когда забываешься, хмуришься. Обычно люди расслабляются. По-другому реагируют. А ты вроде как ждешь подвоха.

– Будто подвоха не может быть, – хмыкнула я.

– Ладно, я заслужил. И все же, у тебя что-то случилось.

Наблюдательный какой! Я едва не ответила как есть: мол, дело вообще не в тебе, а в Ване, о разговоре с которым я никак не могу перестать думать. Он держал меня, будто петля. Кажется, я сама это лишь теперь осознала.

Но вот Ренриху об этом знать незачем! Не собиралась я делиться с ним своими бедами.

– Ммм… отзывы мне плохие написали, вот я и расстроена, – соврала я. Нет, в последнее время действительно прилетело несколько отзывов «не ахти». Но мои книги не могут нравиться всем одинаково, это понятно. А откровенный «троллинг» я привыкла попросту игнорировать.

– Серьезно? – удивился Ренрих.

– А что такого? – пожала я плечами. Его реакция меня снова уязвила. С каких пор мне стала важна его точка зрения? Подумаешь, персонаж! Даже не главный, между прочим! Ох, я была уверена, что с Роном мы бы договорились. А Ренрих… это Ренрих.

– Ты же автор, неужели не привыкла, что люди стремятся задеть того, кто выставляет на показ результаты своего труда?

– Знаешь, не ожидала, что ты сформулируешь вопрос именно так.

– Наслушался от Рона. Ему ведь не только поклонницы достались вместе со славой. Его журналисты донимали… да ты в курсе.

Я в курсе, конечно, сама об этом писала. Теперь перед бедным Роном было неловко. Ну, правда, человек едва не погиб, разрешая назревающий опасный конфликт. И автор после этого подсылает к нему в сад не самых лучших представителей средств массовой информации, которые хотят удостовериться, что Рон – это все еще Рон, а не предатель, который выдал пришельцам государственные секреты. С начальством ему не так сложно было объясниться…

– Как думаешь, он на меня обижен? – вырвалось у меня.

– Кто? – озадаченно поинтересовался Ренрих.

– Рон.

– А он-то тут при чем?!

– Да вот… ему, наверное, не очень по вкусу та жизнь, которая у него теперь. Его ведь понизили, считай – сослали на отдаленную планету. Должность маленькая, последствия травмы еще…

Тут я снова замолчала. Мне почему-то вдруг вспомнилось, как сам Ренрих рассказывал, что его комиссовали после того, как случилась авария, и он пострадал. Эта история… была подозрительно похожа на ту, что произошла с самим Роном. Не могла я допустить такой откровенный ляп. Хотя при чем же тут я, если в книге о ранении Ренриха не было ни слова. Но смутная тревожная мысль на задворках сознания все же мелькнула…

Ренрих смотрел на меня пристально, и взгляд его наливался подозрением, отчего мне стало неуютно. Я отбросила посторонние мысли и внутренне собралась.

– Рон, – протянул отрицательный герой, – вполне доволен той жизнью, которая ему досталась. Ты слушаешь очень избирательно. Разве я не сказал, что он добровольно согласился на стирание памяти после того, как узнал, что был персонажем твоей книги? Он хотел вернуться в свой привычный мир. Если бы его что-то не устраивало, он бы пошел до конца. Как будто ты его не знаешь! Он принципиален до занудства. Тот еще морализатор.

Я невольно улыбнулась: Ренрих очень старательно ворчал на характер Рона.

– Все же ты странная, – признал мужчина. – Вроде говорим на одну тему и вдруг ты как будто выключаешься, нет тебя. А потом оказывается, что ты уже над чем-то другим думаешь. Тяжело, наверное, людям с тобой общаться.

– Какая есть, – пожала я плечами.

– Да уж, вижу. Наверное, это что-то вроде авторского профессионального искажения… Или это ты так изящно ушла от разговора о неприятных отзывах?

– А что там обсуждать?

– Не верю, что они на тебя так уж действуют.

– Конечно, я умею фильтровать информацию. И с самооценкой у меня все нормально, – заявила я. Сестра Валя поспорила бы с этим утверждением, она вечно находит во мне самые неожиданные недостатки. За последние годы такой набор накопился, что из них можно было бы слепить страшного монстра!

– Тогда в чем дело?

– Я ведь живой человек! Иногда могу расслабиться. И вот когда совсем этого не ожидаешь, а тебе прилетает…

– В общем, ты уже была чем-то расстроена, а тут тебя просто добили критикой, – догадался Ренрих. Нет, ну, откуда он на мою голову свалился, такой сообразительный? Ах да, понятно откуда… вплоть до абзаца можно уточнить. Мужчина не унимался: – За дело замечание хоть сделали?

– А не было там замечаний, – выпалила я, не удержавшись. – Большинство, знаешь ли, без комментариев ставят плохие оценки и думай потом, что с книгой не так!

Ренрих внимательно смотрел на меня. Наконец, он проговорил:

– Ты же понимаешь, что некоторым из тех, кто оценивает тебя плохо, вообще не важно, насколько хорош результат твоего труда?

Вот мне интересно, с какой стати сам Ренрих-то о таких вещах задумывался! Может, у него блог в их «космонет-привете»? Это в их мире самая популярная виртуальная соцсеть… Или Ренрих – человек творческий и по вечерам картины пишет? Аж язык зачесался спросить. Отрицательный герой рассмеялся в ответ на мой недоуменный взгляд.

– Не так уж сложно догадаться, о чем ты думаешь! Я просто знаю людей, которые зависят от мнения окружающих. И не все из них умеют защищаться от информационного давления.

– Ладно, – сказала я, хотя интерес никуда не пропал. Но ведь нельзя расспрашивать? Пусть лучше сам рассказывает, как бы между прочим. Тогда можно сделать вид, что обсуждаем-то мы не его, а других людей. И неважно, если кто-то показался похожим на Ренриха…

Тут у меня в голове снова вспыхнула какая-то мысль, но слишком быстро угасла. Потому что Ренрих сказал:

– Я знаю, что тебе нужно сделать.

Вот это уже вообще интересно! Рецепты от отрицательного героя, мамочки! Такое я пропустить не могу. По-моему, у меня даже кончики ушей начали в его сторону загибаться.

– Что? – спросила я.

– Да все просто в общем. Закрой глаза.

Э… нет, так мы не договаривались! Похоже на подвох какой-то. Я сейчас глаза закрою, а он ка-ак… что-нибудь учудит!

– Боишься меня? – насупился Ренрих.

– Опасаюсь, – не стала скрывать я. Но, прислушавшись к себе, удивилась: не так сильно, как следовало. Может быть, все из-за того, что он – мой персонаж? Не могу же я собственного героя бояться. Пусть и антигероя, пусть я его и не помню почти совсем. Кроме тех трех абзацев… Да и потом, раз существует закон о том, что нельзя рассказывать персонажам об авторах, наверняка должно быть и такое правило, по которому персонаж не может причинить вред своему творцу? То, что Ренрих меня напугал – не в счет. Наверное…

В общем, глаза я закрыла. Прошла пара мгновений. Ренрих сказал:

– А теперь представь своего соперника…

– Э…

– Понял-понял, никакие вы не соперники. Ну, этого, который тебе маленький балл поставил.

– Угу, – пробормотала я.

– Представила?

– Нет, конечно. Откуда мне знать, кто там на самом деле…

– Да просто подумай о нем, балда!

– А если это она?

– Тогда думай не о нем, а о ней, – уже с изрядной долей ехидцы инструктировал Ренрих. – Согласен, большая разница!

– Если бы я понимала, для чего это нужно, – проворчала я.

– Сейчас узнаешь, – пообещал Ренрих. – Теперь придумай самую глупую причину, за которую можно раскритиковать твою книгу.

– Вот прямо самую-самую?

– Да! Скажем, у главного героя кудряшки и веснушек нет.

– Нет веснушек – это, знаешь, ли совсем не глупая причина, – протянула я.

– Ну, а вдруг он лысый! Или у него бородавка… А он – главный и должен быть безупречным!

– У Рона есть бородавки? – засомневалась я вдруг.

– Тьфу ты, – ругнулся Ренрих. – Ты вообще о ком-то, кроме него, думать можешь? Он что – твой идеал мужчины?

– Ну, а если да?

Ренрих хмыкнул.

– Сомневаюсь, что тебе нравятся зануды.

– Ты и сам тот еще зануда!

– Так я тебе и не нравлюсь. Давай-ка, с темы не слетай! Придумала причину?

– Да! – гордо сказала я. – В названии тринадцать букв.

– И что? – озадачился мой собеседник.

– Ну, как же – число несчастливое! – заявила я с предельной серьезностью.

– Ужас-то какой, – протянул Ренрих. – Как люди вообще рискуют читать… Ну, вот. А теперь представь, что именно за эти тринадцать букв тебя и раскритиковали.

Я открыла глаза и уставилась на этого… отр-рицательного героя. Не верилось, что он действительно подбил меня на такую дурацкую игру. Захотелось рассмеяться. Ренрих улыбнулся, наблюдая за мной.

– Лучше? – поинтересовался он.

Я кивнула. Еще бы с мыслями о Ване так же просто разобраться. Хотя… можно попробовать.

Ренрих воспринял мое молчание по-своему.

– Что случилось? – уточнил он, выгнув брови.

– Да вот, думаю, что ты сейчас сам на себя не похож… Точнее, на того, кого я встретила в прошлый раз. Как будто…

Я замолчала.

Мне, наконец, стало ясно, что вызывало смутное беспокойство.

Да, я уже поняла, что все эти «котлетки» и «конфетки» вместе с пафосными фразами Ренрих выдавал специально, в надежде, что я его быстрее вспомню как персонажа. Но вот эти вот совпадения: то, что Ренрих служит в полиции, что у него была травма и потому его перевели… нечто, объединяющее его с Роном, но недостаточное, чтобы Ренрих закрепился в мире, который получился из моей книги. Об этом невозможно было не думать. И не строить теории… Вы посмотрите, они ведь и зазнаются оба!

– Ренрих, сколько тебе лет? – спросила я.

– Тридцать два, – спокойно ответил мужчина.

– А день рождения когда?

– Пятнадцатого июня по земному.

Совпадение или нет, но Ренрих и Рон родились в один и тот же день.

– И…

– Я не буду отвечать, – по-прежнему спокойно предупредил Ренрих. – Все это тебе не нужно. Если только ты не придумала сюжет для новой книги.

– Пока я думаю о старой, – сказала я.

– Жаль, – хмыкнул он. – Чур, посуду моешь ты. Я готовил!

– Я тебе помогала! – тут же возмутилась я. Терпеть не могу мыть посуду.

– Хм… ладно, – он собрал грязную посуду и донес ее до старенькой раковины. Сгрузил свою ношу, включил воду и отошел в сторону, сделав приглашающий жест: мол, дальше сама. Помог, ничего не скажешь! Я с тяжким вздохом принялась за работу.

– И что же ты надумала? – спросил Ренрих. Любопытство все же одолело? Я покосилась на него, выдержала паузу, пока домывала чашки.

Потом все же сообщила:

– Видишь ли, ты и Рон очень похожи. Характеры, некоторые детали из жизни… Мне пришло в голову, что ты чувствовал себя несоответствующим миру не только потому, что тебе досталось всего три абзаца, а когда-то был пролог. Видишь ли, судя по всему, Рону досталась часть твоей собственной истории. Может быть, я изначально собиралась вернуть тебе статус положительного героя. У меня такое…

– Хватит! – рявкнул Ренрих. От неожиданности я отшатнулась. Он ухватился за столешницу обеими руками, словно пьяный, который внезапно потерял устойчивость. Уставился на меня злым взглядом.

– Что с тобой? – спросила я. – Ренрих! Так тоже нельзя?

– Не знал, – процедил он сквозь зубы. – Давай… ты будешь держать такие соображения при себе. Хотя, – он уже достаточно взял себя в руки, встал ровно и посмотрел на меня со знакомой усмешкой: – я рад, что в твоей книге мог быть другой герой. Я объективно лучше, чем Рон.

Я фыркнула, скорее от облегчения, чем от возмущения и сообщила:

– С такой любовью к себе героем не стать. Не остается места на то, чтобы любить других людей. А подвиги из ненависти совершаются редко… Но к тебе это не относится.

Ренрих выгнул бровь.

– Мда? И почему же?

– Потому что ты только притворяешься, что любишь себя больше других, – сообщила я.

– Много ты обо мне знаешь!

Если проводить сравнение с Роном… то достаточно много. Но рисковать больше не хотелось, поэтому я предпочла придержать свои соображения, как Ренрих и просил.

– Тебе точно стало лучше?

– Не забивай голову, думай над книгой. Как только я окажусь в сюжете, это перестанет быть важным.

***

Ивану хватило ума не докучать мне больше звонками. Я не поставила его номер в «черный список», посчитав это слишком демонстративным жестом. Хотя искушение было.

В тот вечер устала больше обычного. После работы даже поленилась зайти в магазин за продуктами. Достала из холодильника чудом оказавшийся там йогурт, им и поужинала, сидя перед телевизором. Смотрела новости, но не запомнила ничего, кроме того, что в мире по-прежнему было мрачно. Вот разве что погода обещала порадовать.

Я подумала о том, что настроение настроением, а подарки к Новому году пора бы и купить. И за горошком сходить. Какой же Новый год без горошка?

В хижине я теперь оказывалась каждую ночь. И неизменно встречала Ренриха, занятого каким-нибудь делом. Он словно поставил себе задачу подлатать всю вымышленную реальность: перевесил покосившиеся полки, заменил заедающий замок на подвальной двери. Кормил дымокота. Между ними установилось нечто вроде временного перемирия. Кот в моем присутствии по большей части делал вид, что игнорирует Ренриха. В какой-то момент они оба – и Ренрих, и дымокот – начинали посматривать в сторону окна. Через некоторое время прилетал дятел, ставший общим приятелем. По крайней мере, кивал головой он обоим.

Мне начинало казаться, что в хижине поселились уже два кота.

С Ренрихом мы разговаривали на самые разные темы, обходя стороной схожесть его истории с историей Рона. Я с тревогой приглядывалась к своему отрицательному персонажу, но признаков прежней «прозрачности» больше не замечала.

– Ты плохо выглядишь, – хмуро заметил Ренрих спустя две встречи.

– Вот спасибо! – буркнула я. Видите ли, пришла отдохнуть после тяжелого рабочего дня! Последние дни перед длинными выходными, как и перед отпуском, всегда кажутся самыми невыносимыми, как будто тебя нагружают всем, что только можно придумать. Так сказать, для профилактики, чтобы не расслабилась.

– Ты высыпаешься? – настаивал Ренрих, проявив назойливость. Вот ведь надо же ему было пристать! Не мог, что ли, как обычно, смешную историю какую-нибудь рассказать? Их у Ренриха в запасе было много, и он обладал ценным качеством – умел рассказывать так, чтобы до последнего казалось, будто история самая что ни на есть серьезная. В общем, держал интригу.

– Просто последние дни много работы.

– И ты после этого сразу сюда. Как ты вообще умудряешься писать книги?

– Для меня это вымышленная реальность, – напомнила я. – А хижина – не для работы, на самом деле. Всего лишь, чтобы отдохнуть и сосредоточиться, если в сюжете случился затор.

– Но теперь-то ты приходишь каждую ночь, – заметил он.

– Откуда тебе знать? Разве здесь меняется время суток? – заинтересовалась я. Нет, ну, правда, вдруг это только для меня… Или мир начал жить своей жизнью и скоро мне просто не будет сюда ходу. А вдруг…

Ренрих наблюдал за мной.

– У тебя становится такое лицо, когда ты увлекаешься какой-то мыслью, – сообщил он.

– Какое? – подозрительно спросила я.

Он задумался. Видимо, выражение моего лица было попросту неописуемым, раз он затруднялся с нужным определением.

– Занятное, – разродился он, наконец.

Я прыснула.

– Ну ладно. А то я уже начала опасаться, что оно такое страшное, что ты онемел от ужаса.

Ренрих тоже улыбнулся.

– Здесь всегда ночь, – напомнил он мне. – Но часы бьют в двенадцать, так что я могу уверенно сказать, что между твоими появлениями проходит в среднем от двадцати двух до двадцати четырех часов.

– Часы? – поразилась я. – Думала, они сломаны!

– Нет, идут. Видимо, ты очень хотела от меня избавиться. Вот реальность и начала отсчитывать время.

Прозвучало… неприятно.

– Я вовсе не хочу от тебя избавиться, – тихо произнесла я.

Ренрих усмехнулся.

– Реальность явно с тобой не солидарна. Ладно, не бери в голову.

Но я уже не могла «не брать в голову». Одно дело, когда фантазируешь, и совсем другое – вот он сидит перед тобой, живой человек. Уже не пытается притворяться плоским пафосным героем. Какой есть. Немного угрюмый, не особенно любящий выдавать свои сомнения, с хорошим чувством юмора и изрядной долей самоиронии, которая, наверное, в последнее время спасала его от сумасшествия. Смелый, решительный, предприимчивый: ведь самого автора достал! Считайте, совершил то, что должно быть невозможно. Пожалуй, все эти качества я, не задумываясь, приписала бы главному герою. Положительному, не отрицательному. Ну, разве что умение готовить в качестве обязательного условия положительности прежде мною не рассматривалось. И… куда это тебя, Вика, несет?

Тянуло меня все туда же: сравнивать Ренриха и Рона. Дурацкое, конечно, занятие. И обидное, наверное, поэтому самого Ренриха в результаты своих наблюдений я больше не посвящала. Но мне, как автору, нужна была твердая версия происходящего. Потому что есть ведь персонажи, которых в книге герои вообще издали увидели. И посвящены им не три абзаца, а предложение-другое. Так что же, они все должны исчезнуть после того, как мир «стал самостоятельным»? Странно ведь, учитывая, что в этом мире должно быть чуть побольше обитателей, чем персонажей книги. На миллиарды так побольше…

Ренрих сделал снеговика. Вместо носа воткнул длинную шишку, которую, по его словам, притащил из леса дятел. Видимо, из дружеских побуждений. Снеговик получился мощный, выше меня на целую голову. А ведь на этой голове было еще пластиковое ведро веселенькой зеленой расцветки. Мы рассматривали снеговика, а филин со своего насеста следил за нами, прикрыв один глаз. Вроде как и не особо мы были ему интересны.

– Тебе настолько скучно? – спросила я сочувственно. Бедный Ренрих, может, это и не снеговик вовсе, а снежная баба?

– Ты сама сказала, что в этом месте ничего раньше не менялось, – напомнил мой отрицательный герой. Ну да, говорила. Что прежде мне казалось, будто здесь все идеально. Воплощенный покой и стабильность. А теперь мне вдруг начало казаться, что было бы неплохо сделать хижину повеселей. Праздник приближается, как-никак. Про Новый год Ренриху пришлось рассказывать подробно – у них там, в космофантастике, праздники были совсем другие.

– Глупый вышел подарок, да? – предположил Ренрих, наблюдая за мной.

– Да нет, почему… я просто задумалась, мальчик это или девочка.

– Не буду спрашивать, кого ты больше хочешь, – протянул мужчина, сохраняя тот же серьезный тон. Я покосилась на него. Вот ведь отр-рицательный герой! А знает ли Ренрих, что такое снежки? И развлечение, и наказать можно заодно. Хотя он же наверняка меткий, кто еще кого накажет. Нет уж, снежки и бои подушками отметаем.

– С подарками у меня всегда беда, – поделился между тем Ренрих. Видимо, счел, что у меня не осталось слов в поддержку неожиданного нововведения.

– Такой печальный опыт? – поинтересовалась я.

Ренрих тяжело вздохнул.

– Моей самой большой неудачей было подарить девушке котенка.

– Она не любила кошек?

– Нет, почему, была очень рада. Но кошка оказалась с вредным характером и не признавала лоток. Лина назвала ее Звездочкой, но потом переименовала в Мисс Мимо. И ведь прижилось имечко.

Я не удержалась от смеха. Ренрих скорбно развел руками: мол, ну, вот видишь, хотел как лучше, а получилось-то…

Дымокот притащил откуда-то мишуру невероятной длины. Не помню, чтобы в хижине были елочные украшения. Внезапное участие зверя в облагораживании территории проигнорировать было нельзя. Мишуру я приспособила снеговику вместо шарфа. Еще и бант фантазийный завязала. Получилось нечто пышное. Ренрих изучил получившееся художество, склонив голову набок.

– Теперь я понимаю, откуда в Родерии такая мода, – хмыкнул он.

Я аж подпрыгнул.

– Ты знаешь о Родерии?

Так я назвала страну в одной из своих книг. Которая не имела ничего общего со «Злым небом». Была это легкая и местами пародийная сказка про ведьмочек. Так вот, Родерия была городом, в котором жила главная героиня. А моду там задавали феечки из Гильдии Лучших Модисток…

Но Ренриху-то откуда знать? Он либо читал книгу, как умудрился прочесть «Злое небо», либо…

– Ты там был! – почти обвинила я. Только что пальцем в Ренриха не ткнула.

Ренрих поморщился с досады и покосился на оживившегося филина. Тот хищно приоткрыл второй глаз, но тут же его прикрыл.

Я потащила Ренриха в дом. Нет уж, нет уж, такое я пропустить не могла, просто обязана была расспросить. Тем более что Родерия к Ренриху же отношения не имеет!

– Как ты там оказался? – спросила я. На самом деле, на ответ не особенно надеялась: вполне допускала, что Ренрих сошлется на очередной странный закон, который запрещает ему говорить лишнее. Но мужчина лишь снова поморщился.

– Да спрашивай, теперь без разницы. Я был во многих твоих книгах, – он внезапно неприятно усмехнулся. – В том числе и в тех, которые не стали настоящими мирами.

– Это какие? – насторожилась я.

– Это недописанные! – отрезал мужчина.

Ага… то-то меня мучил вопрос, как Ренрих мог узнать о прологе предыдущего варианта книги, если сам он находился в мире «Злого неба».

– Ты был в том мире, где… ну… – я замялась.

– Был, – не стал отпираться этот самый скрытный в мире персонаж. – Меня там даже узнали. Те, кто остались. По правде сказать, там вообще мало что действует. Но о себе я кое-что узнал. Как, по-твоему, еще я мог тебя найти?

– Не представляю. Ты говорил, что обитатели мира не могут знать об авторе…

– А там и не знают. Я просто искал перемычки между мирами. А ближе всего, понятно, те миры, которые написаны одним автором.

– Ясно, – протянула я, хотя, если честно, особенно мне ничего ясно не было. – Что хоть за перемычки?

– Тонкие слои. Говоря простым языком, – тут в его голосе проскользнули язвительные нотки, – это там, где ты решила упростить себе задачу и слямзила какой-то событийный поворот или, скажем, местность из другой своей книжки.

– Вот оно что… и ничего я не лямзю… лямжу… тьфу ты! В общем, случается иногда у авторов, что они делают похожие описания. Детали какие-нибудь знакомые добавляют. Между прочим, иногда – специально!

– Случается, что персонажа из книги в книгу перекидывают, – закивал Ренрих. – Вот в таких случаях и появляются перемычки.

– Выходит, ты мог путешествовать только между теми мирами, которые получились из моих книг?

– Бывают и случайные соприкосновения. Когда идеи у разных авторов сильно совпадают. Или когда используют одних и тех же персонажей… фольклорных, например. Ну, или попросту списывают.

Я невольно покраснела под его взглядом.

– Эй, я ничего ни у кого не списываю! Даже стараюсь не читать книги, похожие по жанру на ту книгу, которую пишу. Чтобы невольно не перенять что-нибудь.

– Вот оно что, – повторил он мои же слова с таким хитрым видом, будто эти пояснения сами по себе уличали меня в том, что я «не чиста на руку». Вот ведь!..

– И как там, в Родерии? – спросила я.

– Феерично, – хмыкнул Ренрих. – Я бы там жить не смог.

– Почему же? Прекрасно вписался бы в качестве какого-нибудь некроманта или охотника!

– Даже не думай! – кажется, его, наконец, проняло. Я хитро усмехнулась.

– Посмотрим-посмотрим. Ничего не обещаю, история ведь должна быть настоящей. А разве настоящая история учитывает пожелания героев?

Ренрих явно собирался сказать что-то резкое, но почему-то не сказал. Шагнул ко мне, заглядывая в глаза так жадно, будто я ему пообещала невероятное.

– Ты серьезно? – спросил он тихо.

Я почему-то решила, что тоже стоит перейти на шепот. Вдруг филин подслушивает. Вот прямо сейчас сидит перед самой входной дверью, прислонившись к замочной скважине.

– Что? – также тихо спросила я.

– Про историю. Ты пишешь? – и столько бешеной, с трудом скрываемой надежды было в его вопросе, что я невольно поежилась. Ренрих вел себя так, будто от этой злосчастной истории зависела его жизнь.

Наверное, в какой-то мере это действительно было так. Не вечно же ему куковать в этом лесу. С котом, филином и дятлом. Ну и со мной, появляющейся и исчезающей. Наверное, для него я сама была как сказочный персонаж какой-нибудь.

– Я ничего не обещаю, – повторила я.

– И не надо, – кивнул Ренрих. – Спасибо.

***

Я действительно начала писать историю, которую пыталась связать с Ренрихом. Но все было «не то», события развивались «не так». Ренрих, зараза такая, никак не желал умещаться в рамки нового мира. Быть может, все дело было в том, что я помнила об уже совершенных ошибках. И о том, что Ренриху дважды пришлось покинуть те миры, в которых он должен был бы жить и вообще не знать о существовании автора.

Зато полным-полно появилось новых идей, которые ну никак нельзя было связать с упрямым отрицательным героем, который сидел в хижине, ожидая, когда же его, наконец, пошлют… за приключениями, да.

Я, разумеется, подумала о том, что, может быть, где-то есть автор, который пишет обо мне, и как я мучаюсь, пытаясь помочь Ренриху. Эта мысль казалась поначалу смешной, потом как-то не очень. В конце концов, я пришла к выводу, что идея уже не оригинальная, так что, если какой-то автор имеется – остается ему только посочувствовать. Интрига непонятная, действие развивается путано, реальности – воображаемая и виртуальная – как-то уж очень плохо сочетаются, будто два разных произведения… В общем, да ну, на фиг! Не отвлекаемся, занимаемся серьезными вещами. Человека спасаем, вот.