Текст книги "Черное Сердце (ЛП)"

Автор книги: Анна-Лу Уэзерли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Итак, я смотрю на камеру видеонаблюдения, стоя через плечо сержанта Дэвиса. В комнате для проведения расследований преобладает запах тестостерона и перегретого пластика компьютеров с оттенками несвежего кофе и пота. Это уникальный аромат; запах тяжелой работы и преданности делу, не совсем приятный, но я все равно не могу сказать, что он мне не нравится.

Однако, когда я склоняюсь над Дэвис, до меня доносится запах ее духов. Она просматривала записи камер видеонаблюдения из вестибюля отеля в день смерти Бакстера, а также за двадцать четыре часа до и после. Эта девушка работает над ним уже почти три дня. Я хочу и нуждаюсь в таких людях в полиции, на работе, или называйте как хотите, потому что ее упорство окупилось: она кое-что нашла.

«Расскажи мне об этом, Дэвис», – говорю я, хотя мой деловитый тон противоречит выбросу адреналина, который прокладывает себе путь по моим венам, как колючая проволока. Я в этой игре достаточно долго, чтобы знать, как это часто работает; как только вы делаете первый перерыв в деле, начинается все остальное. Это похоже на цепную реакцию, одна зацепка ведет к другой, потом еще к одной, а потом… попался! Но это первый прорыв, который может быть по-настоящему неприятным. И тебе это нужно срочно в отделе по расследованию убийств. Это по-человечески – набирать обороты в начале расследования убийства, и так же по-человечески – постепенно впадать в уныние и уставать, когда тебе не удается передохнуть. Я работал над делами, которые не были раскрыты, хотя, по общему признанию, к счастью, их было всего несколько, и, хотя импульс ослабевает, команда не хочет сдаваться. Сдаваться – худшее чувство в мире. Это провал. Вы не справились со своей работой, вам не удалось поймать плохого парня, но больше всего вы подвели жертву, ее семью и их потребность в справедливости. И я не собираюсь подводить беднягу Найджела Бакстера или Джанет и ее детей, если уж на то пошло. У меня нет привычки терпеть неудачу.

«Ну что, босс», – говорит Дэвис, начиная прокручивать видео, и я уже слышу триумф в ее голосе, который еще больше разгоняет мой адреналин. Мне приходится вцепиться в спинку ее сиденья, мое лицо почти касается ее волос. Пахнет приятно, вроде как травами. «У меня от этого косоглазие после того, как я повторяю это снова и снова… На первый взгляд, я не увидела ничего примечательного, как будто двадцать четыре часа ничего примечательного… «Она откашливается, готовясь, «В тот день в вестибюле было многолюдно… действительно занят… но я никак не мог взять в толк, что…

Она тянет время, и я позволяю ей, потому что она это заслужила. Это справедливо. Отказывать ей в наращивании на данный момент было бы все равно что заниматься сексом без прелюдии, а я не из тех парней с односторонним движением, по крайней мере, я надеюсь, что нет. Рейч никогда не жаловалась, и я уверен, что она бы пожаловалась. Она была не из тех, кто сдерживается.

«Продолжай», – говорю я, нежно уговаривая ее.

«Было так много людей, которые приходили и уходили…» – в ее голосе сквозит усталость. «Но я изучила их всех… каждого человека, который входил в тот вестибюль в тот день и на следующий день… Я знаю, кто входил в это здание и кто вышел… и учитывая график…»

Ее волосы реагируют на помехи от компьютера и дешевого коврового покрытия plod, и они начинают слегка растрепываться мне в лицо. Я хочу смахнуть это, но это кажется слишком личным, поэтому я оставляю это на своем подбородке. Я скучаю по личным отношениям с женщиной… Может быть, я отвечу этой женщине, Флоренс, на SadSingles.com когда вернусь домой и соглашусь выпить кофе. Нечего терять, когда ты уже все потерял.

Я подавляю желание развернуть Дэвис в ее кресле, чтобы она поскорее перешла к делу, но, как я уже сказал, она заслуживает этого момента: она работала ради этого.

«Итак, я думаю, что здесь нет никого примечательного»… сначала, «говорит она, быстро оглядываясь на меня, ее усталые глаза сияют. «Приезжает Бакстер, – продолжает она, – вот он…»

Она проигрывает видео, и я прикован к нему, изображение прожигает мою сетчатку. Я вижу, как его крупная фигура входит в вестибюль, и чувствую острую боль в груди, потому что он выглядит счастливым, знаете, это видно по его походке и поведению, глупый, жирный ублюдок. И этот бедняга, он понятия не имеет, что вот-вот встретит свой конец.

«Итак, «деловито говорит Дэвис, – он проверяет около часа ночи»… все в порядке.

Камера видеонаблюдения запечатлела, как он направляется к лифтам с левой стороны. Затем он исчезает из поля зрения.

«Мы теряем его здесь».

«Хорошо»… «Говорю я, глубоко вздыхая. Я вот-вот сгорю. Дэвис прокручивает пленку вперед.

«А потом это…»

Теперь я подхожу ближе к экрану, почти касаясь его носом, как будто не верю собственным глазам.

«Сейчас 3:36 пополудни, вон та блондинка, видите ее? Она не регистрируется… идет прямо в лифт.… смотрите… ее снова видели на камерах видеонаблюдения, когда она поднималась в номер 106… камера поймала ее, губернатор». Дэвис смотрит мне прямо в глаза, ухмыляясь. Это амброзия, и мы оба это знаем.

«Она стучит в дверь и входит в комнату…»

Мое сердце скачет, как стадо диких лошадей, и я почти уверен, что Дэвис слышит это даже сквозь собственное сердцебиение.

«И нет никаких записей с камер видеонаблюдения, зафиксировавших, как она уходила…?»

«Нет…»

Я взрываюсь. «Трахни меня…» Я клянусь. Я действительно клянусь.

«По крайней мере, я так подумал сначала…» Сейчас она дразнит меня; представление еще не окончено, это еще не все. «Но потом я продолжал прокручивать и перезапускать кассету, потому что понял: то, что вошло, должно выйти».

Логическое мышление. Мне это нравится.

Она переключает камеру вперед, и до меня доносится жужжащий звук аппарата. «Уже почти 4 часа дня… три четверти часа спустя. Смотри…» Она указывает на экран: «… видишь здесь девушку…?»

Я смотрю на изображение: смуглая брюнетка в шапочке-бини, одетая в темные джинсы и бомбер. На ней очки.

«Сообщница?» Я сейчас размышляю, потому что не понимаю, к чему она клонит.

«Босса нет», – говорит Дэвис с уверенностью, которая предполагает, что она уже знает что-то, чего не знаю я. «Это та же девушка. Это блондинка».

Я наклоняюсь, и она останавливает кадр, но я по-прежнему этого не вижу; она совсем не похожа на Блонди, волосы, образ, все по-другому.

«Ты думаешь, это маскировка?»

Дэвис энергично кивает.

«Совершенно верно».

Я чувствую себя немного подавленным, потому что, ну, это скорее предположение, чем факт, и, честно говоря, это даже не очень четкое предположение, если судить по моим глазам.

Дэвис чувствует это и говорит: «Это она, босс, говорю вам. Это блондинка, которая поднялась в номер Бакстера часом ранее… и это она уходит».

Я киваю. Я не хочу дискредитировать то, что она говорит, портить ей настроение, но я не совсем убежден. «Я полагаю, это возможно, «говорю я, «она могла уехать инкогнито».

«Она это сделала», – быстро говорит Дэвис с убежденностью, которой я восхищаюсь, даже если на самом деле не разделяю ее. Возможно, нам придется привлечь к этому делу экспертов; специалистов по распознаванию лиц. И это означает, что будет потрачено больше времени и денег.

– Почему ты уверен, что это та самая женщина? Я что-то упускаю? Я скрываю разочарование в своем голосе, или, по крайней мере, пытаюсь.

Дэвис смотрит на меня торжествующе, заразительно. Я ловлю себя на том, что улыбаюсь ей в ответ. «Да, губернатор, это так».

Я пожимаю плечами и раскрываю ладони.

«Просвети меня».

«Видишь это?» – говорит она, немного накручивая пленку и фиксируя ее прямо перед брюнеткой, когда та выходит из лифта.

«Что видели?»

Она проводит аккуратным коротким ногтем по экрану». Сумочка, «говорит она». Сумка, которую она несет… Она точно такая же, как у блондинки.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Раздается стук в дверь, и Данни-Джо слегка улыбается, обматывая полотенцем свои влажные волосы. Она ожидала этого.

«Иду… «поет она, делая паузу на несколько секунд, прежде чем открыть дверь». Привет, Киззи, я только что умылась– «Она замолкает на полуслове. – Господи, что случилось… ты в порядке?»

Опухшие красные глаза Киззи встречаются с ее собственными. Она слегка поскуливает, издавая первобытное мяуканье, очень похожее на то, что когда-то делала ее мертвая кошка, а ее непослушные рыжие волосы еще более растрепаны, чем обычно. На ней футболка с фотографией Эсмеральды, одна из тех дешевых, отвратительных рекламных работ, которыми занимаются на главной улице.

«Что, черт возьми, случилось?» Данни-Джо с беспокойством провожает свою соседку внутрь. «Ты ужасно выглядишь».

Киззи начинает плакать.

«О Боже, Данни-Джо, это просто ужасно, просто… просто так ужасно». Она безутешна, почти не в состоянии говорить из-за боли.

«Давай я приготовлю тебе чай, – отвечает она, – а потом ты расскажешь мне, что случилось».

Киззи, кажется, немного расслабляется, кивает и громко сморкается в салфетку.

«Я не застала тебя в неподходящий момент, не так ли?» Даже сейчас, в глубине своего отчаяния, Киззи внимательна. «Я думала, ты можешь быть в школе»… «на своих уроках».

«Нет, на этой неделе у меня будет несколько свободных минут», – отвечает Данни-Джо, занимаясь приготовлением чая. «В данный момент мы ставим Шекспира… Укрощение строптивой. Репетиции начнутся только на следующей неделе. Она поражается тому, как легко ложь слетает с ее губ, тому, как она способна придумать ее без особых усилий или раздумий. Ей действительно следовало стать актрисой; она такая искусная лгунья. Может быть, после этого, после того, как она выполнит свою миссию, она найдет этому умению хорошее применение, возможно, пойдет в политику. Она смотрит на Киззи с жалостью, такая сентиментальность по отношению к паршивому старому могги. Ей нужно закалиться. Убийство ее кошки было действительно актом доброты по отношению к ее другу. Урок, который ей нужно было усвоить. Киззи никогда бы не продвинулась далеко в жизни из-за своей убогой сентиментальности и веры в любовь и врожденную доброту. Она готовила себя к падению всю свою несчастную жизнь. Это не так, как это работает.

«Я красила волосы»… У меня позже свидание, «продолжает Данни-Джо, наливая кипяток в заварочный чайник. Чай из чайника был намного вкуснее. Ее отец заставил ее приготовить его таким образом. Он пил только чай, приготовленный таким образом. Однажды она сжульничала и использовала пакетик чая, и он сразу понял, хотя как он это понял, она до сих пор не знает. Он жестоко наказал ее за это, самым худшим способом, который только можно себе представить. У нее все еще были слабые шрамы – они поблекли со временем, но ее невидимые шрамы были такими же свежими, как будто их нанесли вчера.

«Но у тебя волосы красивого цвета», – икает Киззи. Сейчас она сидит в кресле, сгорбившись, ее лицо красное от слез. Бедная мамочка-Медведица, она такая развалина. Этот кот был ребенком, которого у нее никогда не было. А теперь его нет.

«Мне захотелось перемен»… «Медовая карамель», – было написано на коробке, но, по-моему, это скорее грязная блондинка. Грязная блондинка… «она хихикнула, – Хотела бы я! И все же, если этот кавалер такой же наполовину приличный, каким он выглядит…»

– У тебя свидание? Голос Киззи звучит тихо, но из лучших побуждений: «Это здорово. Такая девушка, как ты, не должна быть одна».

Данни-Джо улыбается. Киззи права – она заслуживает хорошего парня. Она проходит в гостиную с чаем на подносе и несколькими яффскими пирожными. «Вот», выпей чаю с печеньем… или это торт? Она качает головой: «Хэштег «Проблемы первого мира», а?» Она снова смеется, думая о том, как сильно ей нравится быть рядом с Киззи. Женщина излучает эмоциональную боль, она исходит от нее звуковыми волнами и питает ее опустошенную душу. Она действительно будет скучать по ней.

«Я просто не могла ничего есть», – голос Киззи хриплый от боли. – «Мне пришлось сказать, что я заболела, я была так расстроена».

Она садится напротив нее, аккуратно разливая чай по кружкам. Чай идеального цвета – не слишком оранжевый, именно такой, как нравился ее отцу.

«Расскажи мне, что случилось, «мягко просит она». Может быть, я смогу помочь?

Киззи встряхивает своими спутанными кудрями. «Никто не может, – говорит она, – ее больше нет».

«Кто… кто ушел?» Данни-Джо наслаждается затянувшимся кульминационным моментом, ждет его.

Голова Киззи падает на колени». Это зло… просто так, так жестоко… Я знаю, что это он… Должно быть, он это сделал – этот злой, порочный человек.»

Она все больше сомневается в том, о чем говорит ее сосед, и легкая дрожь беспокойства поселяется у нее внутри. «Киззи, в твоих словах нет смысла… О чем ты говоришь? Кто ушел? Кто злой?»

«Этот ублюдок, мой бывший муж»… Я имею в виду, я всегда знала, что он был злым, я прожила с ним семнадцать лет. Я знала, на что он был способен, но на это? Он знал, как сильно я любил ее, что она значила для меня. Я знал, что он может быть порочным, но я никогда не обвинял его в убийстве.»

Ее глаза расширяются». Убийца?

«Да, этот больной ублюдок»… Что ж, ему это с рук не сойдет – не в этот раз. Я был в полиции, они знают, что он натворил…» Руки Киззи, сжимающие кружку с чаем, дрожат.

Теперь она становится нетерпеливой с ней и изо всех сил старается не показывать этого. «Позвольте мне прояснить, вы хотите сказать, что ваш бывший муж кого-то убил?»

Киззи медленно кивает.

«Да», – говорит она, ставя чай обратно на поднос, чтобы не расплескать его, – «он убил мою кошку. Этот больной, извращенный ублюдок отравил мою Эсмеральду».

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Дэвис молодец. И я так кайфую, что мне хочется выпить по случаю праздника. Только времени нет, надо ковать железо, пока горячо, пока кровь насыщает кислородом мой мозг и помогает мне сосредоточиться. Блонди, по общему мнению, последняя, кто видел Найджела Бакстера живым. Нам нужно найти ее и поговорить с ней. Я поздравляю Дэвис с хорошо выполненной работой и отправляю ее домой. Она не спорит, и я рад, потому что я не в настроении подлизываться, она заслужила хороший ночной отдых.

Ее сиденье все еще теплое, когда я сажусь на него и запускаю запись с самого начала, медленно наблюдая, как ледяная блондинка проходит через вестибюль отеля. Она выглядит собранной, держащей себя в руках. Она ведет себя легко и целеустремленно, направляясь к лифтам, как будто направляется на деловую встречу. На ней макинтош, аккуратное черное платье длиной чуть выше колена и туфли на высоких шпильках, в руках у нее большая сумка, которая, как сообщил мне Дэвис, известна среди женского братства как «тотализатор». Трудно определить точный цвет, но оно выглядит коричневым. Я увеличиваю изображение. Золотая надпись, напечатанная спереди сумки, что-то говорит: «Кейт что-то».… Кейт Спейд, предположительно, имя дизайнера. Для меня это ничего не значит; я не особо разбираюсь в этих вещах, хотя, возможно, должен быть. Я беру это на заметку. Изображение довольно четкое, высокого качества, чего я и ожидал от такого престижного заведения, как La Reymond. Вы получаете то, за что платите, и поэтому я предполагаю, что этой блондинке где-то около двадцати пяти-тридцати с небольшим; она стройная и выше среднего роста, около 5 футов 5 дюймов. Ее голова наклонена под небольшим углом, что затрудняет съемку в профиль анфас и заставляет меня задуматься, не осознавала ли она в полной мере тот факт, что находится перед камерой.

У сумки или «тоут» есть кисточка на молнии – она выглядит как кожаная, похожая на брелок для ключей, и за ней что-то есть, чего я не могу разобрать. Дэвис назвала их «прелестями для сумок» и сказала, что они модные, что они есть у всех девушек, следящих за модой. Новость для меня. Интересно, знала бы я о сумках-талисманах и их появлении в моде, если бы Рейч все еще была здесь? Вероятно. Но тогда, я думаю, есть гораздо больше того, о чем я бы знала, если бы она была здесь. Во-первых, нравится быть отцом. Нашему ребенку было бы сейчас чуть больше двух лет, если бы она – если бы они – оба были живы. «Ужасные двойки». Я слышу, как родители устало обсуждают это, этап в жизни малыша, когда он только встает на ноги и начинает самоутверждаться, впервые исследуя этот странный, безумный, плохой и замечательный мир и делая свои собственные выводы. Интересно, был бы я отцом сыну или дочери; как бы он или она выглядел? Я представляю звук их писклявых голосков, когда они называют меня «папочкой». Иногда мое воображение разыгрывается так ярко, что я действительно чувствую запах своего будущего ребенка: аромат его мягких, пушистых волос, невинности и безусловной любви на его новой коже. В моем воображении, в моих фантазиях я вижу нашего ребенка, моего и Рейч, неуклюже ковыляющего ко мне, с протянутыми руками, с липкой улыбкой, обнажающей пару крошечных зубов, когда я вхожу в парадную дверь. Иногда это маленькая девочка: на ней темно-синие колготки и милое платьице-сарафанчик, тонкие светлые локоны собраны на затылке. В других случаях я вижу маленького мальчика, одетого в мягкие джинсы и футболку с динозавром, его волосы торчат почти как у могиканина, когда он бросается ко мне, и я подхватываю его крошечное пухлое тельце на руки. Эти воображаемые воспоминания, которых у меня лишили, горько-сладкие, иногда, когда они приходят, я ловлю себя на том, что плачу и улыбаюсь одновременно. Мне нравится думать, что из меня вышел бы отличный отец. Я знаю, Рейчел была бы фантастической мамой. Она была бы строгой, но справедливой, может быть, немного нетрадиционной, но определенно веселой. Люди сказали мне, что у меня будет семья, как будто они могут каким-то образом предсказать мое будущее. Я понимаю, что они говорят из лучших побуждений, но я больше не уверен. То, что ты чего-то хочешь, не означает, что это произойдет автоматически. Джанет Бакстер хочет, чтобы ее муж вернулся домой, где ему самое место, живым и здоровым со своей семьей. А этого не случится. Никогда. Видите ли, я не хочу или не хотел просто иметь семью; Я хотел, чтобы наши семья. Мое и Рейч. Итак, ты видишь мою проблему? Мои мысли снова становятся сентиментальными, и в попытке противостоять им я решаю сделать что-то немного безрассудное: я отправляю ответное сообщение симпатичной девушке на сайте грустных одиночек.

«Кофе – это здорово. Как насчет субботы, в Ислингтон Коста на Хай-стрит, в полдень?»

У меня нет времени на светскую беседу. Я приберегу это для того, когда и если мы встретимся. Счастливица.

Уже поздно, прошло 13.00, и вся команда разошлась. Я хорошо работаю в это утреннее время; мой мозг часто работает острее, когда я устал и один, когда меня не отвлекают внешние факторы, нет белого шума от компьютеров и разговоров, которые мы слушаем вполуха. Я распечатываю снимки с камер видеонаблюдения и прикрепляю их к доске, прежде чем взять латте из торгового автомата – у нас в Отделе по расследованию убийств все по-современному – и, на самом деле, это неплохая маленькая чашечка кофеина, если судить по всему.

Я беру файл на своем столе, содержащий расшифровки с компьютера Бакстера, и перечитываю их. Электронные письма датируются пятью месяцами, плюс-минус, первый контакт произошел с сайта знакомств под названием Sugarpops.com. Я загуглил это. Название отчасти выдает назначение сайта; на самом деле оно говорит само за себя, сайт знакомств для богатых парней постарше, которые в основном ищут немного странного на стороне, чтобы побаловать себя, хотя рекламный ролик компании пытается замаскировать организацию под нечто совершенно иное. В нем утверждается, довольно нелепо, если вы спросите меня, что нет существенной разницы между этими договоренностями и традиционными отношениями, за исключением части «предварительного согласования условий». Я невесело усмехаюсь, потому что, насколько мне известно, традиционные отношения не включают «предварительных условий», не так ли? В нем также утверждается, что согласие с такими условиями устраняет «недопонимание», которое может «иметь неприятные последствия» позже. «Неприятные последствия». Мне это нравится. Что ж, для Найджела Бакстера это определенно обернулось неприятными последствиями. Интересно, упоминал ли бедняга «не быть жестоко убитым», когда соглашался с «условиями авансом»?

Сайт наводнен людьми, которые хотят завязать эти «традиционные» отношения, и, судя по всему, предложение на нем такое же большое, как и спрос. Молодые, красивые женщины с ручками типа «BabyCrumpet» и «RampantRinser»; не совсем тот тип девушек, которых вы приводите домой к своей маме. Также есть критерии, которые просят вас отметить то, что вы ищете; «баловство», подарки / покупки / карманные расходы / путешествия; является ли химия необходимостью (да, серьезно); тип отношений, открытые / эксклюзивные / полуисключительные; продолжительность отношений и условия, с которыми вы хотите согласиться. Романтика, да? Я недоверчиво качаю головой. Это не незаконно, но неприятно. Просто женщины и девушки, охотящиеся за грустными, одинокими, несчастливо состоящими в браке, девиантными, богатыми старыми сосунками, которые, кажется, получают кайф от того, что осыпают их подарками в обмен на сексуальные услуги – иначе известное как проституция, по сути, дымовая завеса для стукачества. На самом деле, я больше уважаю работников борделя. По крайней мере, это прямой обмен мнениями между двумя взрослыми людьми по взаимному согласию. Но на сахарных баночках границы размыты. com; это пахнет отчаянием и самообманом, неадекватными мужчинами, которые полностью осознают, что никогда не взглянули бы на этих девушек без их толстых кошельков, но в то же время это намекает на возможность формирования значимых отношений. Я уже жалею, что отправил это сообщение Флоренс. Возможно, мне следует самому выдвинуть некоторые условия, например, пожалуйста, не умирай у меня на глазах, ладно?

Я просматриваю стенограммы с неприятным привкусом во рту. Я не уверен, из-за кофе это или нет. В чем я уверен, так это в том, что Бакстер, похоже, быстро влюбляется в кого-то, кто называет себя «Златовласка».

«О, папа-медведь, прошлая ночь была такой амааааазывающей! Я обожаю свой браслет, тебе не следовало этого делать».

Я громко смеюсь, потому что совершенно очевидно, что он определенно должен был смеяться, потому что в этом весь смысл, насколько я могу видеть. Переписка по электронной почте между ними короткая и неэротичная, хотя и намекает на имевшие место сексуальные контакты. Похоже, они приберегли грязь для сообщений и личной встречи.

Я прочитал их бесчисленные текстовые сообщения, особенно те, которые представляют очевидный интерес и которые мы почерпнули из телефона Бакстера. Я просматриваю соответствующие записи телефонных разговоров Бакстера и Златовласки, сопоставляя номера; Дэвис уже проделал большую часть работы по этому вопросу, но я люблю быть скрупулезным.

«В то же время, в том же месте, ДБ? Тогда ты можешь отшлепать мою маленькую непослушную задницу, прежде чем жестко трахнешь ее.

Вы поняли картину. Кстати, об этом.… Я просматриваю файл. Интересно, что, учитывая базовый характер «отношений» между Златовлаской и Папой Медведем, он же Найджел Бакстер, нет фотографий Златовласки лично. Бакстер присылает множество своих придатков с вызывающими отвращение подписями вроде «Папа Медведь думал о Златовласке» и «Это все для тебя, Златовласка, приходи и получи твердый член папы Медведя».

Подождите, здесь есть номер, на записях Златовласки, номер, в котором нельзя узнать номер Бакстера. Он спрятан среди них, среди множества: единственное число. Я записываю это на листе бумаги. Как Дэвис пропустил это? Я беру свой телефон и набираю его. Раздается звонок. Черт. Я пробую снова. То же самое. Я рассеянно прикусываю нижнюю губу и начинаю просматривать записи телефонных разговоров Бакстера в попытке увидеть, есть ли это и там. Этого не происходит. Господи, как Дэвис это пропустил? На нее не похоже быть неряшливой. Я чувствую, как разочарование поднимается по моему телу, моя шея краснеет. Это нужно будет проверить в первую очередь. Я швыряю бумаги на стол и думаю о Джанет Бакстер; кроткая Джанет Бакстер средних лет, с ее манерами матроны и внутренней честностью, с ее полным забвением о грязной тайной жизни своего мужа. Я надеюсь, что она никогда не узнает своего мужа таким образом, чтобы сохранить память о нем таким, каким она его знала. Иногда я начинаю понимать, что неведение действительно является блаженством.

Итак, Златовласка была достаточно умна, чтобы не отправлять свои интимные фотографии и никогда не подписываться христианским именем. На присланных ею изображениях в основном товары из ее списка покупок – дорогое нижнее белье и украшения, сумки и духи, фаллоимитаторы и маски для глаз. Этим уже занимается экспертиза, но, подождите… сумки… Я снова беру папку, листаю стопки бумаги, вытаскивая изображения списка покупок Златовласки и счастливых дней! Это здесь. Сумочка. Тот, который Дэвис заснял на камеру видеонаблюдения. Я отложил его в сторону. Скоро мы отследим IP-адрес и имя пользователя телефона. И теперь, когда у нас есть человек, представляющий интерес для CCTV, я начинаю чувствовать себя вполне уверенно. Только я не хочу говорить слишком рано, пересчитайте этих цыплят, пока они не вылупились. Есть что-то в этом деле, что с самого начала вызывало у меня чувство беспокойства, как будто я уже что-то упустил, как будто есть более масштабная картина, но я не могу ее толком разглядеть. Я выбираю самое четкое изображение блондинки из отснятого материала и открываю жалюзи, пока оно загружается для печати. На улице идет дождь, подсвеченные капли танцуют в оранжевом свете уличного фонаря внизу. Я не могу избавиться от чувства меланхолии, которое начинает смягчать грани моей прежней эйфории. В ночь, когда она умерла, шел дождь. Апрельские ливни. Я помню, что большой шерстяной пуховик Боба был мокрым и пах собаками. По правде говоря, я всегда чувствовал меланхолию, наблюдая за дождем, даже когда она была жива.

Я слышу, как принтер выбрасывает бумагу, и хватаю ее.

Златовласка. Я смотрю на ее фотографию. Ее лицо скрыто широкополой шляпой. Видны только губы и подбородок, которые сами по себе, конечно, не распознать. Тот факт, что она не хочет показывать свое лицо, не делает ее виновной в убийстве. Может быть, она сама вышла замуж и пыталась сохранить свою личность в секрете? Я уже слышу защиту. Это беспокоит меня, но не так сильно, как начинают беспокоить мои черные и неприятные мысли – я не могу заставить себя вернуть их обратно. Это моя работа – впускать их. Златовласка – это детская сказка, верно? История о странной маленькой девочке-блондинке, которая без приглашения проникает в дом медведей в лесу и ест их кашу, пока они вышли на прогулку. Может быть, в этом ничего нет, может быть, она просто решила взять себе псевдоним, чтобы скрыть свою личность – и она явно блондинка, так что это имело бы смысл – и, может быть, папа Медведь был милым домашним именем, которое подходило бедному старому Найджелу Бакстеру, и это было просто частью всей этой грязной фантазии. Но что начинает беспокоить мой все более темнеющий разум, так это то, что в истории о Златовласке было три медведя. Медвежонок-папа, медвежонок-мама и медвежонок-малютка. Итак, я спрашиваю себя, и потерпите меня (без каламбура), что, если эта Златовласка воплощает в жизнь какую-то извращенную сказочную фантазию? Она уже разобралась с папой Медведем, и в этом случае следующей будет Мама-Медведица, а после этого…? Ледяная дрожь внезапно пробегает по всему моему позвоночнику.

И тут у меня звонит телефон.