Текст книги "Черное Сердце (ЛП)"

Автор книги: Анна-Лу Уэзерли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Ее фальшивые рекомендации проверены. Одно из уважаемого агентства по уходу за нянями в Великобритании, одно из Австралии, с почтовым штемпелем и всем прочим. Интернет. Настолько же хорошо, насколько и зло. Маджента пробормотала что-то о проведении проверки CRB для нее, но явно еще не удосужилась это сделать, слишком занятая поиском новой дойной коровы, судя по всему. «Официальных» рекомендаций от «официального» агентства няни и восторженного отчета австралийцев, казалось, было более чем достаточно, по крайней мере, на данный момент. Плюс, к тому времени, когда эта эгоистичная безответственная сука когда-нибудь соберется с силами, работа будет завершена, и она давно уедет.

«Он такой великолепный», – говорит она, – «могу я забрать его?»

«Конечно», – радостно говорит женщина, разглаживая руками свои дорогие брюки. «Рейчел, познакомься с Джорджем, Джордж, познакомься с Рейчел», – Она протягивает ей ребенка, почти выпуская его из рук. Он кажется мягким, прохладным, совершенным в ее объятиях, его ноги дергаются в ответ на прикосновения, нескоординированные, дерганые, как у осьминога. Джордж пахнет так приятно, как свежее, полное надежд утро.

Медвежонок.

«Ах, ты ему нравишься», – говорит женщина, отворачиваясь, вероятно, думая о процедуре ухода за лицом, которую она запишет позже, и уже придираясь к лечению и терапевту, который его проведет. Ничто никогда не будет достаточно хорошим для Мадженты. Маджента. Имя говорит само за себя. Она держит его на руках и непринужденно воркует над ним. Такая красивая, такая беспомощная и надежная, такая настоящая и ранимая. Дети нуждаются. Это все, что они делают. Их нужно кормить, менять подгузники, держать на руках, обнимать, любить. Нужно, нужно, нужно. Но на самом деле они ничем не отличаются от взрослых. Взрослым пришлось усвоить, что стенания, хныканье и плач не принесут вам такого утешения. Сколько бы вы ни плакали, никто не придет. Никто никогда не приходит.

«Джордж послеобеденно спит около трех часов дня, но только час или около того, затем его приходится будить, иначе он не будет спать по ночам… Он не самый лучший спящий, чуткий, как его отец. Она фыркает. «Хотя у него никогда не было проблем с поиском кровати, если ты понимаешь, что я имею в виду».

«Отец Джорджа уехал по делам?»

Маджента приподнимает брови идеальной формы.

«Можно и так сказать», – ухмыляется она, – «он все равно в отъезде», – говорит она, сухо добавляя: «Ему нравится быть чем-то занятым».

Рейчел старается не давить дальше.

«Я предлагаю нам провести пробную неделю, посмотреть, как вы с Джорджем Бондом, понравитесь ли вы друг другу. Я планирую уехать через пару недель, так что, если все пойдет хорошо, я смогу оставить Джорджа в твоих надежных руках.»

Рейчел улыбается. Довольна. Она чувствует, что мистер Маджента бросил свою жену в беде где-то на этом пути, и идея полноценного материнства-одиночки быстро теряет свой глянцевый блеск. У Мадженты, однако, есть деньги; это очевидно по качеству ее домашней обстановки – и по тому факту, что она явно не работает, но все же может позволить себе нанять няню. Корм для Daily Mail. Она рассказывает о часах работы, заработной плате, отгулах, сроках уведомления, режиме сна и питания Джорджа, о том, что он не может жить без своего жирного жирафа, о том, что разобрать коляску Bugaboo непросто, о том, что она будет использовать только органические продукты для его идеальной детской кожи и о том, что она должна в точности следовать рецептам Аннабель Кармель для его пюре. Джордж, очевидно, увлечен телевидением, но она предпочла бы, чтобы он слушал классическую музыку, и вместо этого купила ему немного Моцарта. В четверг она хотела бы, чтобы они посетили местную группу поддержки; это стоит 50 фунтов стерлингов за штуку, но малыши могут сесть в кружок и посмотреть, как бездетная женщина в менопаузе с куклой в носке и тамбурином поет и помогает им учиться с помощью игры. По вторникам утром у него также проходят уроки языка жестов, несмотря на то, что Джордж еще не может говорить. Маджента хочет знать, говорит ли она по-испански или готова быстро выучить, чтобы говорить с Джорджем на другом языке.

Рейчел кивает и говорит ей, что немного знает немецкий, что родители ее отца были из Берлина. Маджента выглядит взволнованной и говорит: «Отлично».

Она задается вопросом, не стоит ли ей убить ее вместо этого? В любом случае, она чувствует, что оказала бы ей услугу.

«Ты не замужем?» Маджента смело спрашивает ее.

«Да», – отвечает Рейчел, – «не смотрела». Это правильный ответ, она знает.

«Нет планов жениться, завести детей, путешествовать?»

«Никаких». Она снова думает о Дэниеле.

Джордж все еще извивается у нее на руках; он прекрасный малыш. Она чувствует его сильную жизненную силу, его пухлое лицо с молочной кожей, наблюдающее за тем, как он напрягает свои силы. Младенцы гораздо крепче, чем кажутся; люди обращаются с ними так, как будто они могут легко сломаться, как фарфоровые куклы. Но она знает другое…

«Он улыбнулся!» Маджента вскакивает: «Боже, он редко улыбается!»

Рейчел воздерживается от едкого замечания типа «ни хрена себе, с такой пиздатой эгоистичной мамашей, как ты» или что-то в этом роде. Она улыбается ему в ответ, затем Мадженте.

«Я думаю, ты ему нравишься».

«Идеально», – говорит она.

Маджента лучезарно улыбается. «Хорошо, Рейчел, когда ты сможешь начать?»

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Я вернулся в участок, и Кен Вудс задерживает меня, чтобы узнать последние новости. Он выглядит задумчивым, когда я сажусь напротив него; это знакомое выражение, но оно все еще выбивает меня из колеи. Я могу сказать, что он испытывает давление сверху. В этой игре это эффект домино: его босс полагается на него в достижении результатов, он полагается на меня, а я полагаюсь на команду. Крестики-нолики.

«У нас в руках серийный убийца, Дэн», – говорит он, как будто я сам еще не вывел для себя этот факт. «Судя по всему, тот же самый МО».… Верралис делает свое дело. Говорит, что мы не можем позволить себе плохую прессу и что он хочет побыстрее покончить с этим». Верралис – босс босса. Главный командир. Человек настолько обязан тяжелой работе других ради поддержания своей хорошей репутации, что забыл, каково это на земле.

«Есть новости о пропавшей Джоан Харпер? Кен перекладывает какие-то бумаги на своем столе и смотрит на меня поверх оправы очков.

«Это Ребекка Харпер, сэр, – поправляю я его, – и пока ее точно не опознали. Охранник, который нашел Карен, предоставил нам записи с камер видеонаблюдения, так что мы проверим их, а затем объявим ее в розыск. Я подозреваю, что она недалеко ушла. Агент по недвижимости говорит, что она сказала ему, что сдавала кое-какие вещи на хранение, пока была в командировке.»

«Хорошо, тогда найди место для содержания под стражей и посмотри, что там выяснится. Черт возьми, если это наша женщина, то она уже могла бы загорать на Коста-дель-Соль.

Я качаю головой». Моя интуиция подсказывает мне, что это не так.

Вудс фыркает. «Не то чтобы я не доверял твоим предчувствиям, Дэн, просто… ну, мы не можем позволить себе не прикрывать свои задницы».

Я чувствую раздражение. Опустошен. Очевидно, что речь идет не о жертвах; речь идет о том, чтобы не выглядеть плохо в прессе; речь идет о том, как нас воспринимают в глазах тех, кто важен, или кто, по мнению Вудса, имеет значение.

Он вздыхает». В любом случае, твоя интуиция…

«Да, сэр. Интуиция подсказывает мне, что она еще не закончила».

«Закончила? Закончила что, убивать людей? Да, что ж, это наша работа – убедиться, что она закончила, что она, черт возьми, действительно закончит».

«Она еще не закончила рассказ».

Вудс смотрит на меня так, словно я только что упала с неба, выражение, которое не должно, но доставляет мне крошечную толику удовольствия.

«Не хочешь уточнить, Райли?»

«Златовласка», – объясняю я. «Златовласка и три медведя: Бакстер был папой-медведем, Карен Уокер была мамой-медведицей, и поэтому».

«Господи Иисусе, Райли. Вудс смотрит на меня с таким серьезным выражением лица, что мне захотелось бы рассмеяться, если бы ситуация не была такой ужасной. Для такого серьезного человека у него довольно комичное лицо, резиновое, как у куклы-вылитая карикатура. Он встает со стула, что свидетельствует о серьезности вопроса. Письменный стол Вудса для него как щит; вдали от него он кажется гораздо менее угрожающим и важным, о чем, я думаю, даже он осознает.

«Пресса придет в неистовство».

Я склоняю голову набок. Без сомнения». Как только будут получены результаты вскрытия и судебно-медицинской экспертизы, я обнародую эту новость для общественности – и фотографию Ребекки, как только мы ее получим. Это в наших интересах. Кто-нибудь будет знать, где она, или видел ее. Кто-нибудь объявится. И если ей нечего скрывать, она заявится сама.»

«Нам нужно действовать быстро, Райли.

«Команда предупредила местные школы и детские сады – это лучшее, что мы можем сделать прямо сейчас».

Вудс потирает лоб». Ты думаешь, она разыгрывает фантазию из детского стишка?

«Технически это сказка, «поправляю я его.

«Детский стишок, сказка, это все тот же чертов Райли», – рявкает он. Хотя это хуже, чем его укус.

«Златовласка и три медведя»… Папа – медведь, мама-медведица и…

«Да… да»… Я знаю, как развивается история, «огрызается он. – Меня беспокоит финал.

«Она убежала в лес, сэр, «говорю я в шутку, «медведи прогнали ее».

Он смотрит на меня с юмором. На самом деле он в порядке. Вудс притворяется, что хочет легкой жизни. Но он выбрал для этого не ту профессию, и он это знает. Он процветает благодаря драме, давлению, без этого он не чувствовал бы себя живым. Он искажает себя. Тем не менее, Вудс чувствует, что он отсидел свой срок на земле – и, честно говоря, так оно и есть, – и теперь он просто хочет провести остаток своей карьеры на высоте, благодаря тяжелой работе других. Он действительно заслужил это право, как, возможно, однажды это сделаю и я. Но как я ни стараюсь, я не могу представить себя персонажем Вудса; членом клуба для мальчиков, которые хлопают друг друга по спине во время партий в гольф, даже если я заслужил нашивки. В этом отношении он – телевизионное клише. И я пообещал себе и Рейч, что никогда не стану одним из них.

«Итак, это все, сэр?» Я стремлюсь продолжить. Предстоит работа.

«Нет, это не так», – отвечает он, но его тон немного мягче, что меня интригует. «Присядь, пожалуйста, Дэн».

Я делаю, как он говорит, чувствуя, что у меня мало выбора.

Вуд глубоко вдыхает. «Поступила жалоба».

Я моргаю, глядя на него». Жалоба?

«Да… о тебе».

«Я?»

«Мне звонил отец Крейга Мазерса. Говорит, что ты домогался его жены».

Я заметно отшатываюсь». Это ложь, сэр. Я… Я и близко не подходил к матери Мазерса.

Он на мгновение замолкает». Я не сказал «мать Мазерса», я сказал «его жена».

Я не понимаю.

«Тебя видели, Дэн, припаркованным возле их адреса. Ради Бога, они записали твой чертов регистрационный номер. Родители Мазерса развелись, пока он был в тюрьме. Он снова женился, и его новая жена увидела, что ты наблюдаешь за домом, пока она гуляла с собакой, и у нее мурашки побежали по коже.»

Я внутренне улыбаюсь. Брак Мазеров распался. Я рад. Я надеюсь, что все это разрушило их жизни, как разрушило мою и, конечно же, Рейчел.

«Я понимаю».

«Почему ты там был, Дэн?»

Он снова встречается со мной взглядом, но молчит. Он использует мой собственный трюк, чтобы заставить меня заговорить.

«Мне нужно закончить, сэр. Мне нужно посмотреть ему в глаза».

Вудс поднимает брови». И ты думаешь, это даст тебе успокоение, не так ли? Тебе было недостаточно судебного разбирательства?

«Я хотел, я хочу быть с вами откровенным, сэр. Мне нужно его увидеть».

Я вижу, как Кен Вудс меняется у меня на глазах, выражение его лица заметно смягчается. «Дэн, ты действительно думаешь, что это хорошая идея? Появиться на пороге Мазерса? Вы знаете, что это может быть расценено как преследование или запугивание.»

«Я не собираюсь беспокоить его, сэр. Я просто хочу поговорить с ним».

– А что, если он этого не сделает? Я имею в виду, захочет поговорить с тобой? Что тогда?

«Я не питаю иллюзий, сэр. Если он не хочет меня видеть, он меня не увидит. С этим я ничего не могу поделать».

Вудс качает головой.

«Я знаю тебя, Дэн Райли, ты не из тех мужчин, которые принимают отказ в качестве ответа, вот почему ты один из лучших чертовых копов, которые у меня есть».

Это самое близкое к комплименту высказывание, которое я когда-либо слышала от Вудса, и оно на мгновение застает меня врасплох.

«Я ценю это, сэр, правда. Но это то, что я должен сделать».

«Дэн», – он снова называет меня по имени, – «это общеизвестно, так же ясно, как счет по кредитной карте, который ежемесячно выставляет моя жена, что ты любил эту девушку и сильно страдал после ее кончины. Люди видят это; они чувствуют это, они чувствуют это, это, это…»

«Это что?» Спрашиваю я. Я думал, что проделал хорошую работу, скрывая свою боль, и чувствую себя немного обескураженным. Люди жалели меня, шептались за моей спиной. «Смотри, это тот, кто потерял свою девушку в аварии на мотоцикле и не может прийти в себя, бедняга»? Я сохранил свой профессионализм; Я остался на работе; Я вернулся к работе всего через три недели после смерти Рейчел, и с тех пор у меня есть результаты. Им, черт возьми, есть на что жаловаться.

«Это нанесено на тебя, как татуировка», – говорит Вудс, несколько выразительно, во всяком случае, для него. «Не проходит и дня, чтобы ты с кем-нибудь о ней не говорил».… сам факт, что тебе удалось добиться тех результатов, которые у тебя есть, сам факт, что ты справился, это единственная причина, по которой я не выписал тебя, потому что какая бы терапия тебе ни назначалась, она не сработала».

Я сижу там, ошеломленный. Я позволяю его словам повиснуть над нами, пытаюсь переварить их. Притворись, что он их не говорит и они не правильные. Прав ли он? Я думаю о своем отце и о том, что он, несомненно, сказал бы. Имеет ли значение, что он сын, нераскаявшийся, помнишь?

«Итак, я получил результаты, и на мою боль можно не обращать внимания, – говорю я, – в качестве справедливого компромисса. Я думаю, если бы у меня не было результатов, то моя боль была бы засчитана за все, и я был бы в отпуске, сэр?»

Вудсу хватает такта поморщиться». Тебе уже следовало бы знать, что не я устанавливаю правила.

– А что, если бы вы это сделали, сэр? Я пытаюсь сдержать насмешку в своем голосе, но безуспешно.

Вудс снова встает. Он обходит стол с моей стороны и кладет на него руки, передо мной. «Тогда я бы сказал, что ты лучший полицейский, который у меня есть, а может, и когда-либо был в моей команде, и что я понимаю твою боль или хочу понять, как свою собственную, потому что, что бы ты ни думал обо мне, Дэниел Райли, я не дурак, и я не дошел до того, что должен, просто играть в гребаный гольф с кучкой старых консервативных, самодовольных ублюдков».

Черт возьми, тогда он сможет добавить умение читать мысли к своему списку навыков.

Сейчас он у меня перед глазами, и я представляю его младшим инспектором, таким же, как я, и каким пугающим, но парадоксально человечным он мог бы показаться на собеседовании. В этот краткий миг я вижу его абсолютный блеск, возможно, впервые.

«Не ходи туда больше, Дэн. Держись подальше. Это ее не вернет».

Я иду говорить.

«Я организую для тебя дополнительную терапию, за счет Метрополитена, конечно, этот парень считается лучшим, он поможет тебе, очевидно, специализируется на горе».

Я прикусываю язык.

«Мы включим вас в программу, как только разберемся с этим делом… но сначала найдите эту Златовласку. У нас на свободе серийный убийца, разыгрывающий какой-то сказочный кошмар, и мы оба знаем, как это плохо сказывается на бизнесе.»

Плохо для бизнеса. Да, и довольно дерьмово для семей тоже.

«Иди позавтракай», – говорит он, уже уткнувшись в свои бумаги, эмоции почти исчезли из его голоса.

«Да, сэр», – отвечаю я, и в моем голосе слышна шутка. «Могу я принести вам немного овсянки?»

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Тело: Карен Уокер. Мы знаем, кто она; мы знаем, кем был убийца. Мы знаем, что ищем Ребекку Харпер, или Данни-Джо, или обоих, если окажется, что они разные люди.»

Команда выглядит уставшей, но в приподнятом настроении, когда они сидят за своими захламленными столами. Это была долгая ночь, но мы приближаемся к цели, мы все это знаем, и это придает работе срочности. Вы буквально можете почувствовать, как от них волнами исходит энергия, как они готовятся к последнему рывку. Я оглядываю комнату ожидания; она полна пластиковых упаковок от готовых блюд и кофейных чашек Costa. Пахнет фастфудом, несвежим потом и твердым трансплантатом.

«Если я прав насчет теории Златовласки, то следующим будет Медвежонок», – спокойно говорю я. Я вижу выражения лиц команды. «Нам нужно действовать быстро. Ребекка Харпер – очень опасная и умная женщина; она хитра, изворотлива и любит менять свою личность. Нам нужно найти ее.»

«Мы опрашиваем всех в здании, работодателей и семью Карен, а бывший муж сейчас внизу, в третьей палате». Делани деловито информирует меня.

«Хорошо, «говорю я, «пошли туда Дэвиса, я».

«Я хочу взять это…» он прерывает меня, быстро добавляя: «Если ты не против, босс?»

Я бросаю взгляд на Дэвис. Она смотрит в какие-то записи, ничего не замечая, или делает вид, что замечает. Я вижу, что здесь происходит. Дилейни чувствует себя обделенной, из-за того, что я оказывал Дэвису предпочтение, а он чувствует себя подорванным и недооцененным. Или, возможно, он беспокоится, что она отнимет часть славы, которой он, кажется, уже наградил себя. Или, возможно, я все неправильно понял. Я слышал смешки о том, что якобы я запал на литтла Дэвиса, что является абсолютной детской бессмыслицей. Она надежный, трудолюбивый и эффективный полицейский, ни больше, ни меньше. Хотя, по общему признанию, я предпочитаю ее компанию компании Делани, она легкая на подъем, к тому же от нее приятнее пахнет. Они бы, конечно, не сказали то же самое, если бы она была мужчиной, и мне немного жаль ее из-за этого. Но я не позволю борьбе за власть, замаскированной под детские слухи, влиять на мои решения или суждения, и Делейни лучше это знать.

«Ты нужна мне на складе, «говорю я Делейни». Я думаю, Дэвису следует поговорить с мужем, учитывая, что он с таким уважением относится к женщинам». Конечно, я говорю это насмешливо. Я не рассчитываю увидеть его реакцию, но могу себе это представить. «Отличная команда, «заканчиваю я. – поговорите со всеми, со столькими людьми, сколько сможете, но нам нужно добраться до Харпер, и как можно быстрее».

«Агенты по недвижимости знали ее как Данни-Джо, – говорит Хардинг, – но не могут пролить свет на ее местонахождение, сказали, что она сказала им, что уезжает по делам на некоторое время и сдает свою квартиру в краткосрочную аренду. Они предоставили нам ее данные, номер телефона, но связь уже отключена.»

Я закатываю глаза. Еще один тупик.

«Мы получили описание ее босса: эффектная блондинка, около 5 футов 5 дюймов, немного за тридцать, хорошо одетая, стройная. Она соответствует всем требованиям. Они согласились встретиться с нами в отеле – они обговорили это с арендатором. Нам нужно осмотреться, обыскать помещение. Криминалисты обнаружили неизвестную ДНК в квартире Карен, и, если нам повезет, мы получим ее из ее квартиры и потенциальное совпадение. Возможно, она даже уже есть в системе».

«Ну тогда, «говорю я, глядя на Хардинга, «что ты здесь делаешь – проверь это!»

Перед отъездом я пользуюсь возможностью позвонить Фионе Ли, но сначала, по наитию, решаю отправить Флоренс текстовое сообщение. Здесь написано всего одно слово: «Прости». Надеюсь, этого достаточно.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Констебль Бернс, женщина средних лет с дружелюбным лицом, которая производит впечатление солидного, трудолюбивого полицейского, рассказывает мне о вызове на дом, который она и констебль Чоудри сделали после того, как Карен подала жалобу. Она точно ссылается на свои записи.

«Карен казалась расстроенной, «рассказывает она мне, «когда мы приехали к ней домой, она казалась нервной, а также немного параноидальной. Она была убеждена, что ее бывший муж отравил ее кошку Эсмеральду, после того как ветеринар заявил, что, вероятно, она проглотила яд и ее нужно усыпить. Нам известен бывший муж Карен, Ричард Маркс. Восхитительный парень, которому, по-видимому, нравилось хорошенько поколачивать ее по не такому уж странному поводу.»

«Да, я так слышал», – решительно отвечаю я.

«Да, Карен выглядела намного старше сорока восьми, «печально говорит Бернс». Вот что с тобой делает жестокое обращение».… Я видел это так много раз».

У меня почти разрывается сердце, когда я слышу о несчастной жизни Карен, обо всех невзгодах, с которыми она столкнулась и за которые так яростно боролась, только для того, чтобы встретить такой мрачный, ужасный конец. Во всем этом нет гребаной справедливости. Гнев приливает, как кровь, к поверхности моей кожи, заставляя ее покалывать.

Констебль Чоудри производит на меня впечатление человека, работающего в тихой воде, поэтому я задаю ему несколько вопросов. Молчаливые типы, по моему опыту, иногда обладают невероятными наблюдательными способностями. В то время как другие заняты вовлечением, их мозг работает на другом уровне, наблюдая и впитывая мелочи жизни вокруг них. Я поворачиваюсь к нему.

«Какое впечатление у вас сложилось о подозреваемом?»

«Она мне не понравилась», – говорит он без показухи. «В ней было что-то неискреннее».

Мне нравится это слово, неискренний.

«Неискренний, насколько?»

Он почти неосознанно пожимает плечами, делая паузу, пока думает. «Она казалась»… она тщательно подбирала слова, по крайней мере, на мой взгляд, вкладывая идеи и размышления в разговор».

«Например, что именно?»

Он снова делает паузу, я вижу, что он пытается объяснить, и я понимаю, я понимаю лучше, чем кто-либо другой. «На самом деле это не то, что она сказала,… даже не то, чего она не сказала… Это просто, я не знаю, интуиция, «объясняет он. «Извините, сэр, – извиняется он, – я понимаю, что это не очень помогает».

Но я улыбаюсь и киваю.

«Она была темно-блондинкой, – говорит Бернс, – стройной, примерно 5 футов 5 дюймов или, может быть, 5 футов 6 дюймов, лет под тридцать – начало тридцати, сказала, что была студенткой…» Она листает свой блокнот, просматривая страницы: «Исполнительское искусство… ULC, что я здесь написала».

Бернс говорит мне, что у блондинки был ключ от квартиры Карен, ей дали его после того, как она заперлась за несколько недель до этого – она казалась заботливой соседкой. Она сказала Бернсу, что они друзья, и объяснила, что иногда заглядывает к нему на чашку чая или бокал вина. Бернс рассказывает о квартире, о том, насколько она была красива и со вкусом обставлена, и о том, как Данни-Джо сказала, что ее отец оставил ее ей по завещанию. Она была разговорчивой и услужливой, выразила сочувствие своей соседке и сказала, что рада наладить с ней отношения.

«Она была очень хорошенькой», – говорит Бернс почти запоздало.

Внезапно меня пробирает озноб. Одно из тех ледяных чисел, которые заставляют вас невольно вздрогнуть, как будто кто-то только что прошел по вашей могиле.